Взаимодействие парадигматики и синтагматики в русском языке (на примере свойств и функций несклонямых имён)

Анализ несклоняемых имён существительных на основе формально-типологического и функционально-семантического описания грамматического потенциала русского языка. Аграмматичные формы - стилистический ресурс в структурно-семантической организации текста.

Рубрика Иностранные языки и языкознание
Вид автореферат
Язык русский
Дата добавления 01.05.2018
Размер файла 139,3 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Предикатные деклинационные имена обладают имплицитной предикативностью и функциональной мобильностью в роли прилагательных (имена качества - хаки, беж, профундо, сопрано) и наречий (имена темпоральные и локальные - постфактум, тет-а-тет, инкогнито, подшофе): Пройдёмте к нам, - сказал старичок, робко оглядываясь, - только тет-а-тет, строго между нами (И. Грекова, «На испытаниях»); Как-то раз подшофе, он, посадив в автомобиль жену и малолетнего сынишку, понёсся по шоссе (Д. Донцова, «Доллары царя Гороха»).

Детерминантные деклинационные имена, обозначающие место, время и количество (дежавю, па-де-де, па-де-труа), соотносимые с обстоятельством, малопродуктивны: Про дежавю она не хотела рассказывать… («Космополитен». 2006. № 2); Па маэстро завораживают публику… («Космополитен». 2006. № 2).

Малочисленные событийные деклинационные имена, отличающиеся особой коммуникативной специализацией, называют ситуацию в целом по двум областям. Ср.: 1) события сферы природы, физического и биологического мира (цунами, торнадо, паппатачи) включаются в номинативные предложения: В Японии цунами. В тропиках паппатачи. В Америке торнадо; 2) события социальной сферы (рандеву, биеннале, каре (воен.), банко, табу, плей-офф, алиби) отражают существование человека в обществе: …идя на рандеву с властью, он надевал чистую рубаху… (В. Астафьев, «Затеси»); Во-первых, железнодорожники довольно легко… обозначили для себя планку в плей-офф… («Известия». 03.06.2002); …В то же время плей-офф весьма непредсказуемая штука… («Вечерняя Москва». 28.03.07), Высокочастотность плей-офф в сводках олимпиады в Ванкувере (февраль 2010 г.) отразилась на общем неутешительном результате нашей команды (РТ, «Вести», 25.04.2010). Деклинационные метаимена не выявлены, так как им не свойственна широкая семантическая интерпретация и минимальная степень коммуникативной самостоятельности.

В третьем разделе «Типы номинации и номинативные функции деклинационных имён» рассматриваются ономасиологические типы в рамках функциональной номинации. Коммуникативная жизнеспособность деклинационных имён не может рассматриваться обособленно от функциональной номинации, объединяющей ономасиологические и семасиологические свойства знака, в рамках которой деклинационные имена представляют следующую картину: несклоняемые гипонимы (атташе - лицо, ателье - объект, танго - танец, торнадо - ветер и др.); несклоняемые «прагматонимы» («Ауди» - автомобильная марка, «Кензо» - парфюмерная марка, «Даниссимо» - продуктовая марка и др.); несклоняемые омонимы (инкогнито, соло и т.д.); несклоняемые омонимы-колоронимы (беж, хаки, маренго и др.); несклоняемые гибриды (видео, радио - аффиксоид, существительное, прилагательное); несклоняемые топонимы (Пушкино, Марфино) и антропонимы (Гюго, Дюма, Шевченко и др.), несклоняемые аббревиатуры (ТСЖ, ОБСЕ).

Гиперо-гипонимическая систематизация, основанная на взаимодействии макрокомпонента значения отдельно выделенного понятия со словами-«наполнителями», позволила нам образовать идеографическое поле деклинационных существительных. Принцип гендерной систематизации был выбран нами на основе узнаваемости многих неизменяемых наименований в функции «прагматонимов» (известных словесных товарных знаков), которые отражают женское и мужское миропонимание, пронизывая основные сферы жизни; он дополнил традиционную родовую классификацию деклинационных существительных.

Деклинационные гипонимы распределены по тематическим группам, которые включают в себя разнообразные номинации предметов, явлений, этнонимов, зоонимов, отличаясь количеством единиц и закрытостью/открытостью групп для пополнения новыми единицами. Идеографическое упорядочивание деклинационных слов ориентировано на классификацию, представленную в «Русском семантическом словаре» Н.Ю. Шведовой (1998). Выделенные нами семантические темы «наполнены» соответствующими деклинационными словами из реестра, выбранного по специальным словарям (СНС, 1994 и СНИСРЯ, 1997), и сгруппированы в идеографическом поле по 18 темам, которые имеют заданный смысловой спектр согласно потребностям обозначения.

В ядерную зону поля включены открытые тематические группы, способные пополняться новыми деклинационными единицами, с высокой степенью их продуктивности в обозначении: вещей и явлений (бра, трюмо, амплуа, гало и др.); лиц (атташе, гуру и др.); продуктов питания и напитков (рагу, пепси и др.); предметов одежды и аксессуаров (пяккои, кимоно, декольте и др.); музыкально-зрелищных обозначений (сопрано, па, шоу и др.); животных и птиц (кенгуру, колибри и др.). В заядерную (околоядерную) зону включены тематические группы, способные пополняться новыми номинациями не так активно, как группы ядерной зоны: названия тканей и материалов (букле, радаме и др.); народностей и языков (банту, балунда и др.); растений (алое, манго и др.); архитектурных стилей (барокко, рококо и др.); бухгалтерских и платёжных средств (инкассо, авизо и др.); видов борьбы (карате, ушу и др.) и печатных изданий («Фигаро» и др.). Периферийная зона состоит из тематических групп, которые почти или совсем не способны пополняться новыми номинациями: обозначения единиц измерения (адли, ако и др.); букв (буки, веди и др.); ветров (сирокко, памперо и др.); стихов (рубаи, баяти и др.).

Функция прагматонимов заложена в системе языковых символов, «иероглифичность» которых составляет основную ядерную зону номинативной рекламы. Узнаваемые деклинационные наименования «Капучино», «Рафаэло», «Рено», «Ауди» находятся между естественными именами и условными символами: названия марок автомобилей « БМВ», «Рено», наименования продуктов «Шоколетта», «Даниссимо» и парфюмерно-косметических средств «Дали», «Кензо», «Люмене» являются типичными наименованиями, отражающими женское и мужское мировосприятие, которые максимально близки к именам собственным и по выделительной функции, и по «пустоте» значения.

Узнаваемые наименования предметов, предназначенные для женщин и мужчин в продуктовой и парфюмерно-промышленной сферах («Гляссе», «Нескафе», «Каркаде», «Нури», «Шардане», «Совиньон», «Рафаэло», «Криспелло», «Комильфо», «Даниссимо» и др.; «Кензо», «Шанель», «Адидас», «Найк» и др.), совпадают за исключением наименований тех средств личной гигиены и предметов туалета, которые свойственны только женщинам: «Натурелла», «Натали», «Филодоро», «Омса», «Сиси», «Гарнье», «Лонда» и др.

Сфера мужских пристрастий, расширенная в ХХ веке автомобильным бизнесом, включает в себя наименования автомобильных марок и различных сопутствующих атрибутов (масло «Хадо», «Ликвимолли»). Из 270 наименований современных марок автомобилей и компаний-производителей неизменяемых наименований больше: не изменяются наименования не только с финальным гласным (35 марок - 40,6 %): Audi («Ауди»), Bentley («Бентли»), Chery («Чери»), Suzuki («Сузуки»), Renault («Рено»), но и с финальным согласным (14 марок - 16,2 %): Great Wall («Грейт Вол»), Proton («Протон»). Наименования двадцати двух автомобильных марок (25,5 %), оканчивающиеся на согласный: Opel («Опель»), Nissan («Ниссан»), Volkswagen («Фольксваген») и финальный гласный (3 марки - 3,4 %): Toyota («Тойота»), Mazda («Мазда»), Honda («Хонда»), изменяются, а наименования двенадцати других марок (13,9 %) обозначены неизменяемыми аббревиатурами: BMW («БМВ»), KIA («КИА»).

Номинативная функция деклинационных имён расширяется по закону асимметрии языкового знака в рамках омонимии. Грамматические омонимы: киви1 - «нелетающая птица» (м.р. и ж.р., одуш.) / киви2 - «тропический плод» (ср.р., неод.) / киви3 - «прозвище новозеландца» (м.р. и ж.р., одуш.) и лексические омонимы: дефиле1 - (спец.) «ущелье» / дефиле2 - «показ, демонстрация чего-либо» не могут быть вне функциональной омонимии, которая является следствием функционирования языка в речи: Актриса пела необычное (что?) соло - существительное соло в функции дополнения / Все пели хором - она пела (как?) соло - наречие в функции обстоятельства образа действия.

Грамматическая омонимия деклинационных единиц устраняется контекстуально. На примере слова инкогнито (ит. incоgnitо - неизвестно) видно, как восстанавливаются дифференциальные признаки той или иной части речи в определённой синтаксической функции: 1) инкогнито пребывать в городе / Скромно, инкогнито, сел на извозчика / [Он] инкогнито поехал на место своей новой жизни (наречие - обстоятельство) (А. Аверченко, «Автобиография»); 2) право вкладчиков на инкогнито (на что? сущ., ср.р., абстр.). этот инкогнито посещал каждый день рестораны (кто? сущ., м.р., конкр.) / инкогнито была молодой красавицей (кто? сущ., ж.р., конкр.) (имя существительное - подлежащее, дополнение); 3) событие определили как дело-инкогнито (какое?) / Я - красавец. Быть может, неизвестный собачий принц-инкогнито, - размышлял пес (постпозитивное имя существительное - приложение) (М. Булгаков, «Собачье сердце»).

Полисемантичные деклинационные имена выступают в роли функциональных омонимов: ср.: инкогнито, обладая значением предметности, соотносится с рядом цветообозначений, обладающих признаковостью предмета (хаки, бордо, беж, маренго, индиго и др.). Полисемантичность хаки подтверждается в лексикографических источниках: 1) хаки (тюрк.) - «углубления на глинистых грунтах, заполняющиеся талыми и ливневыми водами в пустынях Средней Азии и Казахстана» и 2) хаки (от хинди khaki - цвет грязи, земли) - «коричнево-зелёный цвет, а также ткань такого цвета, которая употребляется для шитья армейского обмундирования», - устраняется контекстуально в разных типах согласования.

Смысловое согласование регулирует вариант рода существительного хаки в функции подлежащего словом-определителем и глаголом-сказуемым: Хаки стал модным (м.р.) в 20 в. и Теперь хаки (ткань) использовалась (ж.р.) не только в Индии… При условно-грамматическом согласовании существительное хаки не вступает в атрибутивные отношения, и значение рода определяется условно, по контексту: 1) цвет: Энди Уорхолл любит шокировать великосветскую публику, появляясь в хаки на званых приёмах; 2) ткань: Появляется хаки, которая обладает двумя уникальными свойствами; или 3) модная тенденция: В 1849 году первые 900 солдат были переодеты в хаки. Ассоциативно-грамматическое согласование в общем смысле предложения способствует визуализации объектов, имеющих отношение к хаки: 1) цветообозначение - Хаки стал цветом мундиров (имя существительное хаки - подлежащее); 2) форма одежды - Костюм цвета (какого?) хаки - примета времени (постпозитивное имя прилагательное хаки - определение); 3) свойство ткани - Военные сняли (что?) хаки (имя существительное хаки - дополнение).

Пересемантизация немногочисленных заимствованных цветообозначений широко обсуждалась во второй половине прошлого века (ср.: А.И. Молотков, В.Н. Немченко и А.А. Колесников, М.В. Панов) относительно того, к какой части речи они относятся. На примере функционирования полисемантичных омонимов-колоронимов беж (3 значения), бордо (6 значений), маренго (12 значений) видно, как в процессе коммуникации синкретичные деклинационные цветообозначения расширяют диапазон своих функций в общей динамике «нефлективной морфологии», выполняя функцию либо объекта, либо его признака.

Несклоняемые топонимы на -ево, -ино, -ово (Абрамцево, Переделкино, Медведково), укрепляющие позиции деклинации со второй половины XX века, в начале ХХI века не утратили пестроты и разнобоя в употреблении: в селе Марфино/е, в реке Прут/е, у деревни Наливайко/и, в городе Харабали/ях и др. Устойчивая неизменяемость топонимов, употреблённых в качестве приложения в постпозиции, наблюдается во мн.ч.: в городе Великие Луки (но в Великих Луках), в городе Васюки, Мытищи (но в Мытищах, Васюках); в приложениях-топонимах на -о, -е: в посёлке Болшево (но в Болшеве), в деревне Болдино (но в Болдине) и др.; в составных названиях: в городе Минеральные Воды; в тождественных наименованиях: в городе Пушкин, Киров /Пушкино, Кирово и др., а также при соответствии топонима имени собственному: на станции Ерофеич, в городе Гагарин и др.

Все типы несклоняемых антропонимов (на гласный -а, -о, -и, -е и на согласные) представлены в романе И. Ефимова «Неверная. Её дневник и письма». Они рассматриваются нами не только как иноязычные номинативные единицы с собственным значением, но и как культурно маркированные имена, вошедшие в мировую историю: Гёте, Дюма, Золя, Маккиавели, Моруа, Натали, Ницше, Отелло, Руссо, Яго и мн. др.

В четвёртом разделе «Лексикографическая репрезентация несклоняемых полисемантов» номинативные функции деклинационных слов описываются нами по специализации обозначения реалий, расширению значений, географии заимствования и словообразовательным возможностям.

Неравноценное представление заимствованных деклинационных существительных отражено в словарях различного типа (Ср.: МАС, 1981-1984 гг.; ЧСРЯ, 1977 г.; ГСРЯ, 1987 г.; СИС, 1997 г. и БСИС, 2003 г.), наиболее полная репрезентация отражена в специальных словарях (ср.: Н.П. Колесников, СНС, 1994 г. и Л.А. Брусенская, СНИСРЯ, 1997 г.). Их частотность в СМИ и востребованность в речи носителей влияет на существенное обновление лексикографических данных в начале ХХI века, хотя исторически расширение значения деклинационных слов часто происходит непосредственно в речи носителей русского языка. Устойчивая несклоняемость деклинационных заимствований, зависящая от особенностей гласных, которые не благозвучны в употреблении и не соотносимы с русской флексией: ударная -е (кафе, резюме, декольте, саше и др.), -и у имён существительных, означающих единичные и несчитаемые понятия (алиби, регби, рефери и др.); -уа (буржуа, амплуа), -ио (радио, портфолио, трио и др.), -у, -ю (интервью, меню, ушу и др.), подвержена расшатыванию некоторыми лексемами на ударные -а, -я (бра/брой, ниндзя/ниндзей), на -и в значении множественности (такси - на таксях; жалюзи - на жалюзях; бигуди - на бигудях).

Переход из одного языка в другой нередко сопровождается семантическими преобразованиями деклинационных заимствований: ср.: биде от фр. bider - бежать рысью; досье от лат. dorsum - спина, поверхность; клише - от нем. klitsch - комочек, клейкая вязкая масса; колье - от фр. сollier - ошейник, хомут, от лат. collare - шейный платок, цепь на шею; конфетти - от cоnfettаrе - варить без сахара, мешать, из лат. conficere - изготовлять, вырабатывать; крупье - от фр. сrupier - второй игрок, от crupe - тот, кто сидит на лошади; лобби - от англ. lobby - вестибюль, фойе, буквально «кулуары»; фиаско - из итал. fiasco от far fiasco, где fiasco - бутылка, которая в средневековой Италии вешалась на шею провалившемуся певцу или актёру в знак позора (СИС, 1997).

Лидирующими из двадцати девяти языков-доноров с разной типологической структурой являются французский, итальянский, английский, латинский, испанский, японский языки, оставляя на втором месте по донорской значимости - тюркские языки, грузинский, китайский и немецкий языки (НСИС, 2005). Однако процесс вхождения деклинационных заимствований в русский язык, упрощённый до фонетической и грамматической ассимиляции на рубеже ХХ-ХХI вв., осложняет определение источника заимствования. Правильная этимологизация слов представляет большую сложность из-за лексикографического отставания: внешнесистемный признак (отнесённость реалии, обозначенной словом, к чужому быту, культуре) уже не является признаком экзотичности к моменту кодификации, так как сама реалия уже не является экзотической: чапи, даниссимо, доменсито, мужужи, гран-при, плей-офф и др.

Факты народно-разговорной разновидности языка зафиксированы в просторечных вариантах использования деклинационных заимствований, например: «Тушканчик в бигудях» (Д. Донцова). Грамматическое преобразование неодушевлённого существительного бигуди (pluralia tantum) в одушевлённое «девочки» (Что нам, бигудям? вьёмся да вьёмся…) и название музыкальной группы «Бигуди», состоящей из девушек («Новый альбом “БИГУДЕЙ” выйдет в апрельскую капель» (название статьи); «Таких “Бигудей” вы точно не ждали! ...калининградские “Бигуди” выпустили в свет …») стимулирует семантическое расширение, как в случаях: бэби - зайчик, лапа; какао - кокаин, кокс; кенгуру - куртка с большим карманом впереди; пианино - пешеходный переход «зебра»: На пианино пошли, вон свисток стоит.

Реальность находит отражение в неизменяемых формах: готовченко (пьяный); дэпэ (дополнительная порция); кора-мора/карамора (расправа); миссаго (послание); писец (конец); лаве (деньги); чмо (ничтожество), которые квалифицируются как востребованные в «Словаре современного русского города» (2003).

Продуктивный способ семантического преобразования деклинационных единиц заложен в гибридности таких элементов, как аудио, видео, радио, фото, экстра (41 единица). Гибридные слова синтезируют дифференциальные признаки разных частей речи. Модели с неизменяемой частью аудио, видео, радио, фото, экстра, которые в препозиции в качестве греко-латинских основ, соединяясь с другими словами, создают сложные слова аудиокассета, видеоклип, радиоэфир, подвергаясь субстантивации, приобрели номинативное значение с совмещёнными признаками имени существительного и имени прилагательного. Элементы авто-, вибро-, видео-, гидро-, гомо-, графа-, макро-, мега-, метро-, микро-, моно-, радио- употребляются в качестве препозитивных блоков (аналитических определителей) или постпозитивных блоков в интернациональных сложных терминах: love видео, love радио, порновидео и т.д.

Этимологически мотивированные переходы из одной части речи (видео от лат. глагола videc - «смотрю, вижу») в другую (прилагательное и существительное в языке-реципиенте) не всегда учитываются в лексикографической практике и репрезентируются по-разному. Например, если в «Толковом словаре русского языка» под редакцией С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой видео определяется только как первая часть сложных слов со значением: 1) относящийся к электрическим сигналам, вызывающим изображения (видеосигналы): видеозапись, видеотелефон; 2) относящийся к видеозаписи: видеоплёнка, видеофильм (2001), то в «Толковом словаре русского языка конца ХХ в.» под редакцией Г.Н. Скляревской (2000) зафиксировано 64 слова, структурированных из видео, с пометой, что видео№… - аффиксоид, видеоІ… - компонент словосочетания, аналитическое прилагательное, компонент «мнимого» сложного слова, и видеоі - субстантив.

Гиперсемы (видео-, аудио-, радио- и др.) коррелируют с лексико-семантическими наполнителями в тематических блоках со значением лицо/нелицо (видеолюбитель, радиолюбитель, видеоман, аудиоман // видеодомофон, видеотелефон, аудиокассета, аудиоаппарат, радиоволны и др.). Выступая в роли аффиксоидов, они не утрачивают свойство «гибридности» знаменательных частей речи, ср.: связь по радио, смотреть видео, слушать аудио. Полифункциональные единицы такого рода в современном русском языке востребованы в качестве гибридных слов и семантически дифференцированы как словообразовательные элементы и как знаменательные единицы с закреплёнными синтаксическими функциями (подлежащего: видео закончилось; дополнения: слушаю радио; определения: аудиострасти), являясь источником обогащения семантико-грамматических ресурсов языка и речи.

Жизнеспособность деклинационных слов в процессе номинации активизируется и дезактивизируется под воздействием экстралингвистических факторов: деривационная активность слова кино сменилась активностью слова видео, послужившего основой 64 новых наименований (ТСРЯ, 2000, с. 135-142). Включаясь в словообразовательные процессы, они не выходят за рамки шестиступенчатой иерархии: на первом месте - суффиксация (дербист, манговый, шоссейный, пальтишко, лотошник); на втором - сложение (радиостанция, видеошоу, авторалли, камер-фрау); на третьем - постфиксальный способ (радировать-ся, интервьюировать-ся, инкассировать-ся); на четвёртом - суффиксально-сложный (кофеварка, кофемолка, мюслидробилка); на пятом - суффиксально-префиксальный (по-марийски, по-мансийски, спикировать, дегуммировать); на шестом - префиксальный (суперкарго, дизажио, аудиоприёмник). В соответствии с деривационной активностью словообразовательные цепочки деклинационных слов распределились по шести уровням: 1) слова, имеющие свыше 23 дериватов (фото, кино); 2) слова, имеющие от 23 до 20 дериватов (буржуа, гумми); 3) слова с количеством производных от 14 до 10 (такси, пальто); 4) слова, имеющие от 9 до 6 производных (лобби, кафе); 5) слова с количеством дериватов от 5 до 3 (купе, соло); 6) слова с наименьшей деривационной продуктивностью - от 2 до 1 (табло, кураре и др.). Описание деривационных свойств деклинационных имён выводит их за рамки несклоняемости, которую они утрачивают, приобретая словообразовательную парадигму. Однако комплексный анализ будет неполным, если оставить без внимания деривационные потенции деклинационных имён.

Особое место в словообразовательной иерархии занимают несклоняемые аббревиатуры, которые на рубеже веков отражают социально-политическую сферу: ЕС (Европейское содружество), ОБСЕ (Организация по безопасности и содружеству в Европе), ПАСЕ (Парламентская ассамблея совета Европы), ГУП (Главное управление при Президенте РФ), ВПК (Военно-промышленный комплекс), ФАС (Федеральная антимонопольная служба) и социально-бытовую сферу. Например, некоторые аббревиатуры (РНВ, СТС, ТНТ) фиксируют преобразования в области телевидения, а некоторые - отражают дестабилизационные процессы в обществе: активизация ВИЧ (вируса иммунодефицита человека). Аббревиатуры МРОТ (минимальный размер оплаты труда), СКВ (свободно конвертируемая валюта), ГЖС (государственные жилищные сертификаты), ТСЖ (товарищество собственников жилья) не находятся за пределами естественного речевого обихода, несмотря на то, что наблюдается явное преимущество изменяемых форм (на согласный) по отношению к неизменяемым (на гласный) (10:1) (См.: Баранова, САИПЯ, 2009).

В результате анализа нам удалось установить, что формально узнаваемые деклинационные имена, обладая системными свойствами русского имени, укрепляют позиции «нефлективной» морфологии в русском языке благодаря своей функциональной мобильности.

3. Выразительные ресурсы склоняемости неизменяемых имён в языке и речи

Деклинационные имена описываются как стилистический потенциал. В первом разделе «”Отрицательный” языковой материал в борьбе нормы и узуса» ненормативность несклоняемых имён на фоне «сквозного действия» рассматривается неразрывно от жизни, от условий существования языка, потому что «народ говорит так, как живёт»: …само день рождения (15 апреля) она отметит в Лужниках… («Вечерняя Москва». 01.09.08); …откройте сайт Центральной избирательной комиссии (ЦИКи); ЦИКа стала наглым силовым департаментом…, ЦИКе позволено издавать антиконституционные акты; ЦИКа честно обслуживает власть… («Московский комсомолец». 03.03.09); Какое цеце вас укусило? («Glamour». 01.06.07); биеннале не было; Мартын уехал, а биеннале осталась; Московское биеннале; нынешней биеннале (канал «Культура», «Новости», 30.10.2009).

Узуальный перевес имел место при узаконивании среднего рода кофе, хотя родовая вариативность признавалась и не вызывала общественного резонанса до лета-осени 2009 года. Закономерный процесс перераспределения естественных предпочтений нелингвисты, в отличие от лингвистов, воспринимают гораздо болезненнее. Это отразилось в развёрнутых дискуссиях СМИ (в частности, 5 октября 2009 года на телеканале «Культура» участники спора В. Новиков, А. Дмитриев, Ж. Вика, В. Живов пришли к выводу, что «выносителями» нормы сегодня являются чиновники), а также в интернет-дискуссиях, отличающихся «народной» категоричностью рядовых носителей языка: Ваше кофе так нас достало, а наш кофе так и остался; Кофе может быть горячий. / Вкусный, терпкий, настоящий. / Кофе будет бочковое, Если подмешать помои. / Род здесь вовсе не при чём, / Что нальют нам, то и пьём (www.stihi.ru. 31.08.2009).

Вариативность формы (в «Сисях» не ходим, всё больше в «Филодорах»… - о колготках) возможна благодаря грамматической деклинационности в её первоначальном терминологическом толковании: утрата словоизменения (кодифицированность) деклинационных слов в «статичной морфологии» восстанавливается в «динамичной морфологии» через обретение словоизменения (некодифицированность) при переходе из конгруэнтной (органической, правильной) функции в функцию инконгруэнтную (с нарушением). Бессознательная (рефлекторная) изменяемость деклинационных имён, их грамматическое варьирование популяризируются современными СМИ: Какое из последних событий во внутренней политике является наиболее важным? - Конечно, события в Пикалёве… Правда, сразу возникли вопросы, на сколько таких Пикалёво хватит Путина… Вспомним, сколько длился конфликт в Пикалёве («Новая газета». 22.06.09), а просторечные формы активизируются в спонтанной коммуникации: кофеями балуетесь*; всю неделю одни биенналии*. Часто эти формы используются сознательно, и в этих случаях прагматически мотивированное словоизменение деклинационных слов приравнивается к грамматическим «смещениям» (Л.И. Скворцов), «неправильностям» (И.А. Ионова), «варьированию» (Е.Н. Ремчукова), «аграмматизму» (И.В. Приорова) и расширяет инициативную среду носителя не только в творческом процессе, но и в разных сферах коммуникации: Это не резюме, а какое-то резюмя, т.е. недорезюмя*; …и без его манта-а обойдусь…*.

Во втором разделе «Региональная составляющая в общей тенденции несклоняемости в русском языке» представлены результаты опроса (привлекалось 730 респондентов с разным возрастным, образовательным и социальным статусом), проведённого в астраханском регионе в первом десятилетии ХХI века. Они отражают современную тенденцию варьирования грамматической нормы деклинационных имён: топонимическая региональная картина включает в себя несклоняемые топонимы на -ово (Тишково, Одинцово, Козлово, Мултаново, Самойлово, Маково), -ево (Грушево), -ино (Марфино, Травино, Тюрино, Гандурино,Евпраксино), -и (Харабали, Килинчи, Карагали, Кири-Кили, Тинаки и др.). Подверженные изменению в устной форме: Раньше в наших Харабалях студенты с удовольствием работали летом на консервном заводе… («Астраханские телевести», АСТ, 18.01.2008), наряду с другими деклинационными словами (фейхоа, бигуди, жалюзи, фламинго, виски, домино, метро, кофе), в письменном варианте, как правило, они используются согласно нормативным предписаниям: Городишко Харабали маленький - всё на виду… полночи я рассказывала ей про свою жизнь в Харабали (П. Алешковский, «Рыба»).

Представления о том, что изменения в грамматике происходят всегда очень медленно, подтверждаются нашими многолетними наблюдениями за звеном деклинационных имён, ср.: из 730 письменно опрошенных 466 респондентов владеют нормой независимо от национальной принадлежности, образовательного, социального и возрастного статуса. Значит, и через 50 лет после исследования, проведённого в 60-е г. ХХ в., в отдельно взятом регионе русскоговорящий носитель старше 25 лет любой степени образованности, с хорошим языковым чутьём, грамотно владеет нормой в узнаваемой лексико-грамматической группе.

Конкуренция непотенциальных и потенциальных (Г.О. Винокур, А.И. Смирницкий, Э. Ханпира, А.Г. Лыков) форм деклинационных имён проявляется в системе языка диахронически (каре/карея, канапе/канапея). Рефлекторная деклинационная устойчивость (неизменяемость) - рагу, пенальти, пенсне, боа и др. и деклинационная неустойчивость (изменяемость) - метро, пальто, жалюзи, бигуди, фортепьяно и др. определяется как внутрисистемными языковыми факторами (фонетическими и синтаксическими), так и внесистемными (стилистическими и прагматическими) факторами: На бигудях, что ли, спала? Просто мне хочется сказать несколько слов в защиту бигудей («Cosmopolitan-Россия». 4.08.08); Страна чудес: Пальта не надо («Ведомости». 29.05.2007); Да, ну, тогда я тоже в кимане приду… (Е. Фокина, «Ахметовы»); … я схожу за ситром себе и могу ей купить (опрос «Комсомольской Правды», 4. 09. 2008); Так как же быть рядовому носителю речи с этим (или с этой) «джакузи» (или «джакузей»), - в общем, со всеми этими «джакузями»?» (Телерадиокомпания «Владимир», радиопередача «Лексикон», 17.05. 2007).

В третьем разделе «Прагматическая функция деклинационных заимствований в языке и речи» рассматривается корреляция форм группы деклинационных слов, которая отражает «закон природы», заложенный в переключении бессознательного в сознательное, без «академических наставлений» (К. Фосслер, 1910). Речевой автоматизм регулирует формальную вариативность деклинационного слова при переходе из языка в речь, оказывая влияние на перераспределение ролей между «модой» и нормой: «Русский человек, не знающий этой моды… говорит без пальта, под пальтом, а мода над ним смеётся. Что эта мода - законодательное собрание по части языка что ли?...».

Отступления от грамматических правил заложены в механизме функционирования языковой системы и проявляются в колебаниях от недопустимого (дайте пальту) до уместного нарушения нормы: …ты так хотел меня в пальте, / пусть стиль не тот, / но чувства - те… (Т. Глазкова, «Про любовь и пальты»). В операциональном лингвистическом механизме конкуренция «статичной» морфологии с «динамичной» проявляется в форме просторечного (в минях бегают*; авокады да манги едят*) и творческого аграмматизма деклинационных слов: Не будьте феминистками, мадамы! В морщинках злых не прячьте красоту… (Н. Ростова, «Не будьте…»). Любое сотворчество предполагает перенесение механизмов речевой коммуникации в плоскость творческого взаимодействия: прагматическая и семантическая информация добывается получателем через декодирование тех ключевых знаков, которые являются проводниками авторского замысла.

В примерах с просторечными формами (бигудя, на таксях): Сижу у подъезда на лавочке / Пичужки на ветке галдят / Сейчас бы пристроиться к самочке, / Срывая с неё бигудя (Абдулвали-Бобо , «Сижу…»); Девочки шестнадцати годов / В очереди бурно: «Ах, ах, ах!» / Но из гегемоновских рядов / Осадили: «Ездий на таксях!» (www.stihi.ru) - к лексикализованной оценке (самочка, сорвать, гегемоновские ряды, осадили) добавляется «примитивный» приём расширения парадигмы неизменяемого слова (полиптотон), что делает их эмоциогенными в «индивидуальном лексиконе» при соответствующих обстоятельствах.

Многоуровневость эмотивного потенциала (В.И. Шаховский; И.В. Арнольд) проявляется, если иероглифичные деклинационные слова используются: 1) в функции товарного знака (колготки «Сиси»; печенье «Тет-а-тет», «Дежавю»; конфеты «Му-Му», «Мулен Руж»; напиток «Буратино») и в наименованиях магазинов («Садко», «Домино»); кафе («Монтекристо», «Мачо», «Бистро»); кинотеатров («Фламинго», «Мимино»); клубов («Маэстро», «Денди», «Шапито», «Казино», «Андриано Челентано»); 2) в десемантизированных словах типа мачо, инкогнито, буржуа, иван-да-марья; 3) в именах собственных (Ромео, Яго, Калиостро, Пинокио и др.); 4) в случаях, когда эмотивность «наводится» на семантику нейтрального слова эмоциональной ситуацией: Для Японии не доступна только одна суши (о суше Курильских островов, Канал № 5. 7.11.2010); Концерт звёзд - большое караоке, которое никак не оправдало надежды публики (Муз ТВ, о гала-концерте в Воронеже, 22.08.2008); Настоящее шоу устроили студенты на экзамене… кто-то даже был шоу-мен, кто-то шоу-human, что не повлияло на объективность: вся группа получила неудовлетворительные оценки (докладная, 2006, из картотеки автора); Портфолио заголосило: «Я - самая красивая. Я - самая стройная. Я - самая крутая, я самая - сама!!!» (МузТВ, «Твоя перспектива», 3.10.2009).

Деклинационные слова ранее не рассматривались через эмоционально-чувственное наполнение, так как вне контекста они эмоционально нейтральны, как и большинство слов с предметным значением. Однако в ряде случаев они приравниваются к тем лексическим единицам, которые не могут выражать эмоции в отрыве от контекстуальных средств (в отличие от деклинационных глаголов бряц, скок, шлёп), но могут вызывать их (ср.: Ты, Буратино, приумерь-ка свою любознательность*, Любите авокады, любите и бананы, любите манги с кивями, чтоб вес не набирать (реклама на рынке, Кисловодск, 2006).

В контексте деклинационное слово с предметным значением может стать коннотативно маркированным: …И если совсем уже доводить ситуацию до абсурда, представим рекламный плакат в магазине «Сжигаем калории кольраби!» Звучит пусть и сумасбродно, и вряд ли кто-то о кольраби слоганы писать будет, но мы с вами понимаем, что не в кольраби дело, а в том, что, приходя в русский язык, ни киви, ни кольраби, ни бри склоняться не будут..., хотя и не пытаются выделяться из общей массы полезности своей вкусовой особенностью, но выделяются формальной (О. Иванова, «О пользе кольраби»). Представленный перечень растительных продуктов лишён экзотичности, но в данном тексте наименования фруктов и капусты определённого сорта создают фоновую коннотацию «полезности» для питания, влияя на предпочтения в выборе.

Денотативное преобразование слова через грамматическую форму, вписанную в содержание текста так, что отражается субъективное восприятие действительности по гендерному принципу, отражается в следующем примере: «…орфографический словарь Лопатина так и говорит нам: биеннале, бьеннале - мужского или женского рода. В Словаре иностранных слов …биеннале - среднего рода… Путаница, в общем. Согласитесь, в такой ситуации надо на что-то решаться. И я, например, свой выбор сделала: я выбираю средний род. К тому же и по форме слово биеннале напоминает существительные, которые относятся к этому роду: поэтическое биеннале звучит вполне органично. Впрочем, если речь о выставке, то московская биеннале тоже звучит неплохо. А вот московский биеннале мне совсем не нравится. В общем, род всё-таки средний. Средний и… иногда женский» (М. Королёва, «Говорим по-русски», «Российская газета». 19.03.09).

Деклинационная единица, переходящая из разряда просторечия в разряд грамматических окказионализмов, приобретает дополнительный набор сем и стилистически маркируется. Например, сема подражания, копирования, соотносимая с обезьянничаньем, выражается аграмматичной формой деклинационного зоонима шимпанзе: Я знаю, как завязывать с сигаретами быстро и безболезненно. Не сработает только на шимпанзе. / А вот скажи мне, если мне не поможет, меня можно будет считать шимпанзой??? (Т.п., ед.ч.) / Тебя и так можно считать шимпанзой. Правда, одной из самых очаровательных шимпанз (Р.п., мн.ч.) в мире («Я знаю, как завязать с сигаретами…», форум знакомств).

Благодаря выделяемости деклинационной единицы из ряда других (нейтральных) единиц коннотативное значение, являющееся необходимым условием возникновения функциональной экспрессивности, соответствует «эффекту обманутого ожидания» (Р.О. Якобсон), как в «Балладе о сером пальто» А. Бабия. Формальное искажение порождает экспрессию, деформируя идеи (Ш. Балли): авторский поиск выразительных средств минимизируется до аграмматизма деклинационного пальто, то есть ограничивается нанизыванием падежных окончаний в изменённой форме: готов - пальтов; не та - пальта; о том - пальтом; ту - пальту; авто - пальто и образованием семантически спаянной синтагмы (сереньких пальтов, серую пальту).

Стилистически нейтральное пальто включается в грамматические рифмы с помощью полиптотона. Наложение коннотативного значения на денотативное обеспечивает целостность сюжетной линии: поиск единственной в сером пальто символизирует поиск необычного в серой однообразной массе. Слово пальто с предметным значением дешифруется благодаря рефлексии аграмматичной формы (интеллектуальный поиск формирует эмоциональный фон): «Баллада…» предполагает лиро-эпическое стихотворение особой формы на историческую, обычно легендарную тему. Переосмысление стереотипного представления о денотате происходит благодаря концентрации эмотивного содержания в форме одного слова семантически спаянной синтагмы: На трамвае ли качу, / Еду ли в авто, / Всё глазами я ищу / Серое пальто. / Раз уж к слову мне пришлось, / Высказать готов: / Сколько всё же развелось / Сереньких пальтов! / Телеграмму я отбил / Прямо в Минлегпром: / Много раз обманут был / Серым я пятном. / От природы близорук, / Вздрогну - нет, не та! / А как еду, все вокруг Серые пальта! / Оттого и грустно мне: / Я ж мечтал о том, / Чтоб побыть наедине / С серым тем пальтом! / Я ж с утра и дотемна / Вспоминаю ту, / Что была облачена / В серую пальту! Но, в трамвае ли качу, / Еду ли в авто, / Безуспешно я ищу / Серое пальто...

Речевой характер эмотивной функции совмещает лексические и нелексические способы языкового выражения эмоций, заложенные в грамматической и интонационной вербализации чувств: Выключите динамо, - заорал он, что было сил, - выключите динамо! Динамо! Ди-на-мо! Ди-на-мо...; - Динама! Динама! Куда пошла, твою мать! …Какой-то малый в рваном фраке… бегал по двору за лошадью и орал: - Динама! Стой. Дура! Куда пошла! (В. Пелевин, «Чапаев и пустота»). Лексическая манифестация эмоций (заорал, что было сил, твою мать, дура и др.) дополняется формальной «Динама» или акцентологической «Ди-на-мо!» манифестацией.

Инвариантность эмотивной функции объединяет лексические и грамматико-интонационные сигнализаторы эмоций, нейтрализуя различия между фонетическими, лексико-фразеологическими и синтаксическими средствами, поэтому, по нашим наблюдениям, деклинационные слова могут выступать в качестве полноценных средств выражения эмоций по следующим дифференцирующим признакам: 1) по эмоциональному ударению совместно с порядком слов: Это табу!!! Понимаешь, навсегда табу для всех! (О. Бузик, «Белая копоть»); 2) по употреблению одних грамматических форм вместо других: Россия предстаёт в этом «кине» чёрной беспросветной ямой (А. Никонов, «Где вы взяли такую Россию»); 3) по появлению синтаксических обрывов, ведущих к нарушению правильности и связности речи: Ну, уж! Разбежались! Коллег не выдаём. Это табу!*; 4) по возникновению особых типов синтаксической связи в структуре предложения с изменённой грамматической формой: Ест, прожорливый, не бананы, не мясо… Лакомится, коварный, кофеем натуральным, И Вы попробуйте… (Д. Осетров).

В разделе четвёртом «Деклинационные имёна в речетворчестве» индивидуально-авторская актуализация аграмматичных форм деклинационных слов рассматривается нами в аспекте прагматики и в аспекте локальной системной «провокации». Проблема аграмматизма касается инноваций, которые широко распространены в речетворчестве. «Включение» или «невключение» деклинационных слов в словообразовательные или словоизменительные парадигмы соответствует бинарности грамматической окказиональности, то есть противопоставлению системных окказионализмов несистемным, и отражает языковую компетенцию индивида.

Сознательное формоизменение деклинационных слов, расширяющее интерпретацию смысла благодаря грамматической составляющей, потенциально заложено в языковой системе, но не реализуется, как правило, без мотивации: Я этих мач и жигл за версту вижу, они каждый год здесь пасутся*. В случае: Да она всю жизнь инкогнитой была, никогда ни с кем, ни о чём… сама себе на уме… прямо мадама…* - аграмматичные формы инкогнитой и мадама мало информативны вне контекста. И в том, и в другом случае компенсированная «языковая нужда» в конкретной речевой ситуации означает исчезновение факультативного смысла из дискурсивного пространства ввиду его нефиксированности и непостоянства по завершении коммуникативного акта конкретного говорящего, как и в других примерах: Хоть сопраной пой, хоть контральтом, а без денег Басковым не станешь…*

Аграмматизм деклинационных слов может выступать как стилистический приём в текстах с сознательными нарушениями. Мотивированное нарушение - показатель языковой компетентности. Наиболее частым является сознательный перевод диктальных значений падежей в разряд модальных (…был в своём пальто - ушёл в своём пальте, бежала за пальтом, но ты уже нигде) с помощью нанизывания эксплицитной падежной парадигмы (полиптотона), что условно можно соотнести с морфологической агглютинацией: Они аристократы… фейхоами, кивями, бананами, мангами питаются…* В бытовом общении выделение эмоционально-образной аграмматичной формы из контекста (Я к тебе чай пить не приду: у тебя муж дома…, а я в бигудях*; Как в таких минях их в университет пускают, да ещё в педагогический*) предопределено «всеобщей поэтичностью языка». Когда «крошечная словесная капля какого-нибудь болтуна… проистекает из того же источника, как бесконечный океан какого-нибудь Гёте или Шекспира», она стоит в одном ряду с «морфологическими инновациями», которые укрупняют стилеобразующие нарушения в словотворчестве.

Значения диктального типа (пальто висит, ходит без пальто, купил пальто, пришил к пальто, согрелся пальто, ушёл в пальто) переходят в разряд модальных благодаря своеобразному «ореолу» коннотативных значений в соответствии со стилистической мотивацией и прагматической установкой автора: Пусть стиль не тот, но чувства - те! Ты приказал: «Цвети!» - Цвету! Ах, приколи меня к пальту!!! (Т. Глазкова, «Про любовь и пальты»). Падежная форма деклинационного пальто эмотивна, она является ключевым знаком, который на фоне разноуровневых единиц (риторических восклицаний, междометия ах, императива цвети, приколи) максимально лексикализуется в названии «Про любовь и пальты» в грамматической оппозиции обывательского (пальты во мн.ч.) и возвышенного (любовь в ед.ч.).

В авторском аграмматизме проявляются языковые потенции через индивидуальную творческую потенцию художника. Так, грамматические аномалии деклинационных имён в творчестве В. Маяковского признавались им самим: «…И ищешь мелочишку суффиксов и флексий в пустующей кассе склонений и спряжений…» («Разговор с фининспектором о поэзии»). Субъективность автора более широкая, чем просто модальность, базируется вокруг авторского «я», в пространстве которого полноценно используются просторечно-диалектные формы для выражения оценочности: Что за «фиаска» за такая? / Из-за этой «фиаски» / Грамотей Ванюха / Чуть не разодрался… («О “фиасках”…»); …на руках / и ногах / тыщи / кустов шерстищи; руки / до пяток, / метут низы. / В общем, / У Муссолини / вид шимпанзы («Муссолини»).

Основной причиной изменения формы слова сам В. Маяковский считал соблюдение рифмы: «…без рифмы стих рассыпается. Рифма… заставляет все строки, оформляющие одну мысль, держаться вместе» («Как делать стихи»). «Вместедержание» мысли В. Маяковского пронизывает не только структуру его узнаваемого стиха, но и расширяет «грамматический размах» формы имени собственного. Ср.: Это вам - / упитанные баритоны - / от Адама до наших лет, / потрясающие театрами именуемые притоны / ариями Ромеов и Джульетт («Приказ № 2 Армии искусств»); «Париж получает свою порцию салатов и моркови для восстановления сил трудящихся Пуанкарей и консьержек («Париж»); Бельведонский: Вы, разумеется, знаете и видите, как сказал знаменитый историк, что стили бывают разных Луев. Вот это Луи Каторз Четырнадцатый… Все три Луя приблизительно в одну цену, Победоносиков: Тогда, я думаю, мы остановимся на Луе Четырнадцатом («Баня»).

Замена единственного числа множественным в узнаваемых антропонимах (разных Луев, трудящихся Пуанкарей, ариями Ромеов и Джульетт) раскрывает ассоциативный потенциал имени собственного, лишая индивидуальности известных персонажей в ономастической игре, а очевидные грамматические нарушения используются В. Маяковским для достижения ряда стилистических задач: 1) для портретной характеристики: И вечером / Та или иная мразь / На жену / За пианином обучающуюся, глядя, / Говорит, / От самовара разморясь: / «Товарищ Надя!...» («О дряни»); Нет дураков, / ждя, / что выйдет из уст его, / стоять перед «маэстрами» толпой разинь («Приказ № 2 Армии искусств»); На месте ваших / вчерашних чаяний / В кафах, / Нажравшись пироженью рвотной, / Коммуну славя, расселись мещане («IV Интернационал»); А если вы / Любите / Кофий с сахаром, / То сахар извольте делать сами («Блэк энд Уайт»); Я, / товарищи, - / из военной бюры («Хорошо!»); 2) для «рифмодержания»: Поевши, душу веселя, / они одной ногой / разделывали вензеля, / увлечены тангой («Две культуры») и 3) для языковой игры: Где живет Нита Жо / Нита ниже этажом. («Как делать стихи»); Я и начал! С настойчивостью Леонардо да Винчевою, закручу, раскручу и опять довинчиваю («V Интернационал»).

В. Маяковский использует аграмматичные формы (ср.: перевод Леонардо да Винчи в притяжательное имя прилагательное Леонардо да Винчевою и в глагол довинчиваю, единственное число Ромео во множественное (Ромеов), средний род фиаско в женский род (фиаска) и т.д.) всегда семантически оправданно как выразительные средства, несущие эстетическую функцию языкового знака, который реализует свою сигнификативную способность и подчиняется смыслу, усиливая авторскую субъективность, оценочность и экспрессивность. Очевидно, что настоящий поэт никогда не изменяет форму слова только для создания рифмы, поэтому в произведениях В.В. Маяковского окказиональная склоняемость, естественно вплетаясь в художественную канву произведения, наряду с разнообразными тропами и фигурами, является полноценной составляющей субъективного авторского представления реальности.

В пятом разделе «Прагматическое декодирование формы “несклоняемых” имён в художественных текстах» рассматриваются прагматические функции деклинационных имён, которые реализуются в условиях декодирования информации формы, несущей в себе смысловые значения ключевого знака. Прагматическое декодирование языковых единиц (Дж. Остин) касается феномена эмотивного потенциала формы языковых единиц, который всегда предполагает процесс творческого взаимодействия автора и читателя. Прагматическая установка автора может не совпадать с установкой получателя по несовпадению языковой компетентности. Однако эстетическая функция аграмматичной формы хорошо просматривается в определённых иллокутивных целях: 1) для достоверности речевого портрета, индивидуализации персонажа и реального отражения исторической эпохи; 2) в «языковой игре» для усиления экспрессии; 3) для дезактивизации кодифицированной единицы.


Подобные документы

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.