Феномен олимпизма и его влияние на социодинамику российского общества

Содержание

Введение

1. Олимпизм как метафизика спорта

2. Социокультурные процессы в современной России

3. Социокультурное значение олимпизма в контексте проблемы "двух культур"

4. Проблемы и пути их решения

Заключение

Список литературы

Введение

Данная курсовая работа представляет собой исследование феномена олимпизма и его влияния на социодинамику российского общества.

Степень разработанности этого вопроса является невысокой. Анализом влияния спортивных явления на общественную жизнь занимались такие ученые как, В.М. Выдрин, Г.С. Деметр, Н.И. Пономарев, Ф.И. Самоуков, Ю.П. Симаков, В.В. Столбов, И.Г. Чудинов.

Актуальность работы определяется возрастающим интересом российского населения к спорту, а также необходимость увеличения позитивной социокультурной динамики в нашем государстве. Деятельность системы физической культуры воплощается в физическую культуру личности, являющуюся социально детерминированной областью об- щей культуры человека. Эта культурная сфера представляет собой качественное, системное, динамичное состояние человека, характеризующееся определенным уровнем его специальной образованности, физического совершенства, мотивационной ориентации и социально-духовных ценностей, приобретенных в результате воспитания и интегрированных в физкультурно-спортивной деятельности, культуре образа жизни, духовности и психофизическом здоровье. Важным аспектом развития общей культуры, таким образом, являются знания о развитии физической культуры и спорта.

В процессе работы используются материалы из отечественных библиографических источников. С ними можно ознакомиться в списке источников литературы.

Объектом исследования является феномен олимпизма, история олимпийского движения.

Предмет исследования - соотношение российской социодинамики культуры с феноменом олимпизма.

Цель данной работы - предложить пути решения социокультурных проблем в российском обществе путем применения спортивных состязательных игр.

Передо мной, как автором работы стоят следующие задачи:

1. Охарактеризовать явление олимпизма;

2. Описать социокультурные проблемы России;

3. Перечислить социокультурные возможности олимпизма;

4. Сформулировать главные социокультурные проблемы российского общества и возможные пути их решения ;

5. Оформить работу согласно стандартам.

Методология исследования включает в себя метод сопоставительного анализа, синтеза, индукции и аналогии.

Сопоставительный анализ дает возможность расчленить произведение на отдельные элементы с рассмотрением каждого из них в отдельности. Затем синтез объединяет все данные, полученные в результате анализа.

1. Олимпизм как метафизика спорта

Есть достаточные предпосылки для того, чтобы оценить возникновение в конце XIX века олимпийского движения как процесса, органично вписывающегося в русло общецивилизационного либерального направления. Идеалы либерализма, сформулированные европейским Просвещением (Локк, Монтескье, Вольтер и др.), такие как правовое государство, терпимость, индивидуальные свободы совести, слова и собраний, частная собственность, равенство перед законом в этот период начали перемещаться из области доктринальной в плоскость социально-экономической практики хозяйствования и управления. Именно в этот период интенсивно проводятся торговые и промышленные выставки, ярмарки, международные культурные конгрессы, возникают международные организации Красного креста, Межпарламентского союза, пацифистские объединения, I и II Интернационалы. В это время (1880 г.) группа либералов-республиканцев во главе с Пьером де Кубертеном начинает поиск духовных оснований будущего олимпийского движения, в котором "принцип индивидуальной свободы" - системообразующая ценность либерализма - воплощается в форме идеи о периодически повторяющихся международных встречах, организуемых по образу Олимпийских игр1. Трансляция идеологии либерализма в сферу спорта - главный интеллектуальный источник олимпизма. В основных принципах и идеалах олимпизма (взаимопонима-ние и дружба, добрая воля и мир, недопущение дискриминации по расовым, религиозным и политическим мотивам, соревновательность между отдельными лицами и командами, а не между странами, соблюдение правил игры, авторитет арбитра) легко угадываются соответствующие фундаментальные ценности либерального мировоззрения.

Вероятно не требует развернутой аргументации соображение о том, что сама по себе декларация либеральных идей в спорте не означала автоматического их принятия международным спортивным сообществом. Более того, история олимпийского движения есть по существу процесс утверждения основных ценностей либерализма в спорте. В этом смысле история олимпийского движения может быть идентифицирована с историей гражданского общества, как последовательной его либерализацией. Такой подход позволяет проанализировать и оценить влияние двух чрезвычайно значимых социальных феноменов на олимпийский спорт - феномена глобальной либерализации и феномена реформации соцстран. Возможные общесоциальные последствия влияния указанных феноменов на мировую историю исследованы Ф. Фукуямой (США), работа которого "Конец истории?"2, вызвала столь повышенный общественный интерес к этой проблеме социальной философии. Согласно Ф. Фукуяме, опирающемуся на идеи Гегеля и его позднего интерпретатора А. Кожева, в настоящее время ни в интеллектуальном, ни в реально-практическом плане в современном мире "у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив", поэтому для многих стран мира история как утверждение либеральной идеи уже завершилась, а для других государств вектор движения уже задан из истории в постисторию.

Что означает конец истории для олимпийского движения? Напрашивается совершенно банальный ответ по аналогии. После утверждения либерализма и завершения идеологической эволюции человечества исчезает идеологическая борьба в олимпийском движении за абстрактные идеалы и цели олимпизма между представителями противоположных социально-политических доктрин (в первую очередь, между коммунистической и либеральной идеологиями), а интеллектуальная проблематика, теряя былую напряженность, сводится преимущественно к техническим проблемам права, финансирования, организации и истории спорта. "В постисторический период, - резюмирует Ф. Фукуяма, - нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории". Однако нынешняя ситуация требует не столько описания ожидаемой картины финала идеологической эволюции, сколько описания ее возможных механизмов.

Скорее всего, ожидаемого постепенного замещения тоталитарной идеологии идеологией либерализма не произойдет. В распадающемся Советском Союзе восстановление "авторитета власти после разрушительной работы Горбачева, - считает Ф. Фукуяма, - возможно лишь на основе новой и сильной идеологии, которой, впрочем, пока не видно на горизонте". Судя по всему, в СССР существовало два значительных препятствия для торжества либеральных принципов. Первое: религия и национализм. Именно они, а не либеральная идея оказываются сейчас первопреемниками тоталитарного мировоззрения. Отсюда - вероятность возникновения на территории бывшей страны сверхдержавы государств теократического (например, исламского) и националистического толка. Поэтому только после их конструирования может оформиться движение к либеральным режимам власти. В смысле реализации идеалов олимпизма, такой ход событий представляется как безусловное движение вспять, ибо теократия и национализм связаны с милитаризацией и изоляцией в общественной жизни. Напомним в этой связи, что тотальная милитаризация физического воспитания в античной Спарте привела к утрате спортивного значения этого государства. Если в течение VII в. до н.э. победителями Олимпийских игр постоянно были спартиаты, то с начала VI в. до н.э. - "с момента окончательного утверждения милитаристского режима в Спарте имена спартанских олимпиоников исчезают из списка победителей"3

Второе - массовые движения. Наступившее время - эра действий толпы, масс, время охлократии. Неразвитость политических партий и стабильных институтов власти, отсутствие на индивидуальном уровне норм гражданского общества компенсируется действиями недовольных, а часто и озлобленных масс. Исторический опыт и его социально-философские обобщения, выполненные Г. Тардом, Г. Лебоном, Х. Ортегой-и-Гассетом, Ф. Хайеком, Э. Канетти свидетельствуют о том, что доминирование субкультуры толпы в культуре общества в той или иной степени реанимирует известные черты тоталитаризма (попрание прав меньшинства, свобод и прав личности): именно поэтому революционные процессы, как правило, сопровождаются (хотя и временным) откатом назад, характеризующимся возрастанием уровня террора и насилия. Безусловно, и этот, видимо, неизбежный фактор задает для олимпийского движения далеко не лучший социальный контекст.

Поэтому несколько парадоксальным, быть может, оказывается вывод о возрастающей в такой ситуации значимости и социальной необходимости олимпийского движения, его институтов и идеологии. Что бы ни происходило, интеллектуальный смысл и духовное содержание олимпизма сохраняет свою либеральную ориентацию, а в условиях становления (и даже зарождения) либерализма наличие в океане социальной стихии спасительных островов либерального умонастроения просто сверхценно. Конечно, наивно думать, что либеральная идея через олимпийское движение приведет к либерализации всего социального устройства - во всемирной истории было наоборот. Но историческое время неоднородно (даже на территории экс-СССР), идеи олимпизма существуют теперь в истории и постистории, следовательно, для исторических государств олимпизм наполнен и надспортивным смыслом. Олимпизм оказывается одним из носителей либерализма, когда его ценности проходят тяжелейшее испытание временем.

Таким образом, олимпизм есть результат трансляции идеалов либерализма в сферу спорта. Поэтому в рамках олимпийского движения Олимпизм определяется Олимпийской хартией (1991 г.) как "... жизненная философия, возвышающая и объединяющая в сбалансированное целое достоинства тела, воли и разума; цель этой философии -... повсеместное становление спорта на службу гармонического развития человека с тем, чтобы способствовать созданию мирного общества, заботящегося о сохранении человеческого достоинства".

Приведенная характеристика олимпизма настолько оперирует основными экзистенциями человека, что, по меткому и ироничному замечанию Роберта Пэддика, "... те, кто проявляет к Олимпийским играм научный интерес, почти единодушно сходятся во мнении, что, несмотря на все великолепие и символику, олимпизм фактически лишен внутренней сущности". Президент МОА Ниссиотис также отмечал, что духовная культура олимпизма является гораздо более отсталой и неразвитой по сравнению с бурным развитием Игр.

Смысловая неопределенность олимпийской философии (олимпизм без границ) ставит проблему экспликации понятия "олимпизм". Имеется как минимум два плана, два контекста этого понятия. Первый - внутриспортивный контекст, когда его уточнение производится в рамках спортивных понятий: любительский спорт, профессиональный спорт, спортивное соревнование, чемпионат и т.п. Второй - надспортивный, социокультурный контекст - следствие анализа его содержания в связи с категориями культуры (агонистика, игра, диалог и т.п.). Принимая известную условность приведенного разграничения, а также ценность общеспортивного контекста, целесообразно все-таки проблему экспликации перенести в социокультурную плоскость, поскольку олимпизм связывает спорт с общекультурным процессом. Дело в том, что доминирование профессиональных и групповых норм в спортивной среде над общекультурными оформилось к настоящему времени в особую спортивную субкультуру с собственной идеологией, системой норм и ценностей. "В нынешней общественной жизни, - констатировал в свое время Хейзинга, - спорт занимает место в стороне от собственно культурного процесса, который разворачивается вне его пределов"5.

Поэтому необходимо уточнить, к каким социокультурным феноменам относится олимпизм. При этом следует различать социокультурные смыслы: имеющие вневременное значение от античности до современности; ослабленные или даже утерянные в современном олимпизме; приобретенные или приобретаемые современным олимпийским движением. В олимпизме мы имеем дело прежде всего с четырьмя смыслами-инвариантами: агонистика, игра, диалог и пацифизм.

Агонистика (от греч. "агон" - конкурс) - обязательный элемент культовых обрядов и ритуальных церемоний античности (а шире - вообще античной культуры), безусловно, составляет основу всего олимпизма. Дух агональности породил не только олимпизм, но и спорт в целом. Через спорт агональность обрела универсальный социальный статус. Спорт, и главным образом олимпизм, удовлетворявший и удовлетворяющий агональную потребность общества, выступает и как ее культурный источник.

Олимпизм возник и существует как игра. Целый блок проблем олимпийского движения (соотношение любительства и профессионализма в олимпийском спорте, честная игра) обусловлен необходимостью сохранения игры как атрибута олимпизма. Если олимпизм - эталон спортивной игры, то только чистой игры. Как считает Йохан Хейзинга, fair play есть не что иное, как выраженный в терминах игры эквивалент порядочности.

Агональное и игровое содержание соединены в олимпизме в феномене диалога. Дело в том, что современное олимпийское движение в свои социокультурные основания включает идею диалога как нормы отношений между людьми. Именно в античной Греции - матери олимпизма - происходит становление парадигмы диалога, и в культуре того периода утверждается мысль о том, что диалог является атрибутом бытия свободной личности. Поэтому спорт обоснованно может быть квалифицирован как особый тип агонистических диалогических отношений6. В то же время от диалогических оснований спорта и, если угодно, до конкретной данности спортивного диалога дистанция велика, а в отдельных вариантах так же огромна, как между любовью и проституцией, ибо спортивный диалог, как правило, не воплощается в "чистом" виде, а дан в контексте всего диалогизма социума (экономических, социально-политических, межгосударственных, межнациональных и других диалогических отношениях)7. Более того, спортивный диалог очень часто выступает как репрезентант других форм диалога (широко известный пример - "пинг-понговая" дипломатия КНР). Поэтому спортивное соревнование - это поле реализации едва ли не всего спектра социальных отношений, носителями которых выступают борющиеся стороны, а спортивный статус есть, в силу этого, и статус страны, нации, социальной системы, идеологии. Если на Олимпиадах античности побеждала не личность, а персонифицированная воля богов, то разве в XX столетии на Олимпийских играх победа интерпретируется как победа исключительно личности, а не триумф политической системы, нации, идеологии? Приняв в спортивном состязании надличностный статус, спортсмен тем самым деперсонифицируется, обезличивается изначально. Это общая для всех этапов цивилизации деформация спортивного диалога, и проблема ее преодоления обречена, вероятно, на вечную актуальность.

Вот здесь и скрывается одна из основных проблем гуманизации спортивного диалога. Диалог - это коммуникация равных. Но по существу ситуация в современном спорте такова, что для него свойственна интенция на непременное разрушение равенства. Показательна ситуация с применением допингов. Принимая допинг, я искусственно ставлю себя в неравное (более выгодное) положение по отношению к партнеру. Чтобы обеспечить равенство, принять допинг должен и он (поэтому допинг - это не столько индивидуальная или национальная, сколько системная проблема спорта). Однако стимулирующие средства весьма опасны для здоровья и по своей сути противоположны идеалам спорта, предполагающим здоровую, гармонично развитую телесность и духовность. Что заставляет идти на риск? Многие причины. Но главная - возможность компенсации (материальной, социально-престижной, идеологической) за ущерб, нанесенной здоровью и психике.

Особенно это актуально в тех случаях, когда в какой-либо из сфер социальной коммуникации реальный диалог отсутствует вследствие неравенства партнеров или их открытого силового противоборства, сопровождающегося насилием. Тогда спортивный диалог используется как средство компенсации нереализовавшихся надежд одной из конфликтующих сторон. Характерно, что применение спорта как средства обосновывается, как правило, чаяниями масс, всеобщей надеждой на успех, ожиданием победы. Поэтому логика компенсации ориентирована, в первую очередь, на стабилизацию государством массового сознания по своеобразному принципу "зато": проигрываем в экономике, зато выигрываем в хоккее и т.п. В конце логика оборачивается: если мы выигрываем в хоккее, то не столь важно, что проигрываем в экономике.

Таким образом, спортивный диалог как цель состязания становится средством компенсации отсутствующего престижа или статуса в областях за пределами спорта. При этом очевидны не только определенные издержки, но и дегуманизация спорта вообще. Главным становится не диалогизм как таковой, а технология достижения результата. Вместо диалогического, гуманистического мышления в спорте (особенно в спорте высших достижений) утверждается технократический стиль мышления.

Подобная чрезмерная социально-политическая компенсаторная нагруженность спорта, когда отсутствие государственного престижа или наличие ущемленности национальных интересов в сфере политики, экономики, техники, образования восполняется за счет спортивных успехов. крайне отрицательно влияет на спортивный диалог. Это девальвирует гуманистические идеалы и ценности спорта, разрушает этику (победа любой ценой), заменяет диалог несовместимыми монологами сторон. В качестве примера можно указать на известную ситуацию, возникшую в хоккейных соревнованиях после вторжения войск СССР в Чехословакию в 1968 г., или на неучастие СССР в Лос-Анжелесской Олимпиаде, обусловленное вводом советских войск в Афганистане.

Здесь мы сталкиваемся с зависимостью спортивного диалога от возможностей диалогического взаимодействия в других областях. Если диалога нет в политике, то и спортивный диалог оказывается неустойчивым - он в любую минуту может быть разрушен компенсаторными задачами. Конечно, идеальный вариант абсолютной суверенности спортивного диалога утопичен. Однако перспектива дегуманизации спорта должна все время ставить перед обществом вопрос о допустимой мере компенсаторности в спорте, ибо в противном случае, переступив черту, мы вынуждены будем зафиксировать разрушение гуманистических оснований спортивного движения, его гуманистической идеологии, центральный пункт которой - диалогизм.

Если обратиться к международному спорту, то там преодоление компенсаторных деформаций возможно, на наш взгляд, в рамках начинающейся глобальной диалогизации мировых социальных отношений, через утверждение императива диалога в ненасильственном мире равных партнеров. Отсюда важность реализации глубинных идей олимпизма: через спорт к миру без насилия. Следовательно, спортивный диалог, освобожденный от пресса разного рода компенсаций, должен стать своеобразным эталоном, ориентиром или даже международной этической нормой (от спорта без насилия - к миру без насилия) для становящегося диалога в других сферах (политика, экономика, право, печать), ибо самый простой (и опасный) путь дегуманизации и десуверинизации спорта - превращение его в подчиненную часть (средство) политики, идеологии, бизнеса, милитаризма, государства и т.п. Именно на этом пути нормальный язык спортивного диалога очень часто соединяется с грамматикой насилия, парадигмами идеологии, повелительным наклонением неутоленных политических амбиций.

Таким образом, диалог как гуманистическая ценность спорта есть вместе с тем и вечная его проблема. Сохранить диалог в спорте - задача гуманистического движения: спорт для человека, а не человек для спорта. Диалог является также критерием гуманности спорта: спорт гуманен настолько, насколько он диалогичен. Сейчас, когда диалог провозглашен атрибутом нового мышления, есть реальные возможности возрождения и развития диалогической природы спорта на путях освобождения его от функции компенсатора социально-экономичес-кого, политического и идеологического престижа. Практически это может быть осуществлено, но не столько через спорт высших достижений, сколько через неограниченное развитие прямых спортивных связей между городами различных стран (особенно городами-побратимами), спортивного сотрудничества учебных заведений, школ и предприятий разных государств, международного спортивного туризма.

Кроме объективного (социального) контекста проблемы утверждения диалога как ценности и нормы спорта существует, разумеется, и субъективный (индивидуальный) вариант проблемы. Ведь нет разумных оснований предполагать, что появление общесоциальных условий или предпосылок диалога будет означать безусловную гуманизацию и диалогизацию спорта. Может статься как раз наоборот - спорт окажется той "отдушиной", где будет выплескиваться все социально запретное, антигуманное. Внешний социальный контекст необходим, но не достаточен. Диалогизм должен быть не только вне меня, но и во мне, как имманентная черта личности. Диалогизм оснований олимпизма задан, как в культуре, через принципиальную незавершенность диалога, а также в этических нормах равенства партнеров. Нарушение нормы равенства разрушает диалог и поэтому запрещено в олимпизме. Диалогизм, основанный на равенстве сторон, практически невозможен и нереализуем в отношении "друг - враг". Отсюда экехейрия - священное перемирие античных Олимпийских игр. Пацифистский компонент сохранился и в современном олимпизме, хотя социальная значимость олимпийского пацифизма в настоящее время не имеет силы античной надгосударственной нормы.

Уникальное соединение в социокультурном контексте олимпизма агональности, игры, диалога и пацифизма позволяет, во-первых, объединить античность и современность в общем представлении об Олимпийских играх, сохраняя и обеспечивая тем самым преемственность и утверждение культурной традиции, и, во-вторых, оценить то, что отличает Олимпийские игры от различного рода других международных спортивных состязаний.

Отмеченные четыре элемента культуры, трансформированные в теле олимпийского движения, не исчерпывают социокультурного феномена олимпизма (он, как и культура, бесконечен, неисчерпаем), а всего лишь определяют его временную инвариантность. В современной олимпийской философии многие культурные особенности античного олимпизма либо ослаблены, либо вообще отсутствуют. Так, античные Олимпийские игры немыслимы вне магического ритуала, они - часть ритуальных церемоний. Религиозной основы ритуала у современных Олимпийских игр нет. Хотя строгое соответствие ему предписано хартией, однако церемонии доставки и зажжения олимпийского огня, открытия, награждения и закрытия игр носят исключительно светский характер. Ритуальная оболочка игр, безусловно, принадлежит социокультурному контексту олимпизма, но функция ее уже не столь значительна.

В качестве примера исчезнувших социокультурных смыслов олимпизма можно указать на мифологизм античного олимпизма. Миф утратил во многом свою онтологическую и генетическую функции в современной культуре. Если само объяснение начала Олимпийских игр имело в древности естественный вид мифологемы (подвиги Геракла и т.п. ), то в индустриальной Европе такое уже было просто невозможно, несмотря на легендарность личности основателя современного олимпизма.

В этой связи возникает правомерный вопрос. Является ли социально-философская концепция олимпизма хотя бы в своих предпосылках или некоторых отдельных признаках метафизическим знанием о предельных основаниях спорта, может ли она, эволюционируя, стать метафизикой спорта8 - такова обсуждаемая проблема?

В 1993 г. в докладе на сессии МОА французского исследователя И. Булоня "Поликультурный олимпизм Кубертена" рассуждения о том, что олимпизм 2000 года должен выработать свою собственную философскую концепцию, должен помогать человеку самому задаваться вопросами и ставить вопросы природе и обществу, приобщающие человека к высшей жизни духа, но являющиеся плодом только самого олимпизма, завершаются сомнением - не утопия ли? Проанализируем на предмет метафизичности концептуальный базис современного олимпизма, его прогностические перспективы в этом ракурсе.

Общепринятый статус олимпизма зафиксирован в известном представлении о нем как специфической философии жизни. Эта философия должна возвышать и соединять в сбалансированное целое достоинства тела, воли и разума. Столь широкий интеллектуальный контекст олимпизма свидетельствует, на наш взгляд, о глубинных социокультурных смыслах олимпийской философии. Между тем, всякая развитая социокультурная система - это система с рефлексией, система с самосознанием. Самосознание спорта, содержательно выраженное в дисциплинах теории физической культуры, социологии спорта, спортивной этики, эстетики и философии, должно завершаться в своеобразной метафизике спорта, выходящей за сущее спорта, вопрошающей поверх этого сущего, определяющей абсолютные предпосылки спорта и транслирующей ценности культуры и мировоззрение эпохи в сферу спорта.

Олимпизм (имеется в виду неолимпизм) изначально рефлексивен, обращен по ту сторону данности ("физики") спорта. Постоянный выход за пределы сферы спортивного, ориентация на культурное пространство в целом указывает на определенные признаки олимпизма как системы метафизики спорта, в противоположность различным версиям об исключительно служебной роли олимпийской философии в структуре олимпийского движения.

Рефлексивное поле олимпийского сознания значительно, его содержание включает в себя различные типы и варианты рефлексивных структур. В олимпизме можно выделить следующие типы рефлексии.

1. Историческая - рефлексия, предполагающая анализ истоков современного спорта и генезис неолимпизма, поиск своих предшественников, создание истории становления концепций спортивного знания, установление приоритетов, эволюции ценностей, норм, смыслов9.

2. Мировоззренческая рефлексия как философское осмысление оснований спортивной деятельности. В данном случае мировоззренческая рефлексия достаточно широка и включает в себя четыре варианта рефлексирования:

а) онтологическую рефлексию - поиск онтологических оснований современного спорта и его места в культуре: это прежде всего аспекты телесного и духовного (В.И. Столяров, И.М. Быховская), субкультурного и общекультурного (В.А. Пономарчук);

б) эпистемологическую рефлексию как анализ места спорта в современной системе знания о человеке и обществе, вписывание полученных результатов в общую картину познание, рассмотрение спорта как отражение реальности, ее знаковой модели (В.С. Родиченко);

в) этическую, занимающую особое место в системе мировоззрения и содержащую два плана, два контекста. Надспортивный план обусловлен задачей постоянного оправдания спорта в глазах общества, именно в этом смысле олимпизм есть оправдание спорта, его вечный метафизический адвокат, необходимый в условиях коммерциализации, использования допинга, профессионализации, прагматизации, дегуманизации и криминализации спорта. Внутриспортивный план этической рефлексии ориентирован на нравственные основания самого спорта и представлен духовными основаниями различных спортивно-гуманистических движений, движения "Фэйр Плэй";

г) эстетическую рефлексию как анализ взаимодействия спорта и искусства, художественной самоценности спорта (работы М.Я. Сарафа, олимпийский проект "СпАрт" В.И. Столярова) ибо, по меткому замечанию И. Булоня, вопрос не может быть решен в виде простого уравнения Олимпизм = спорт + искусство, тогда было бы достаточно "приклеить" какую-нибудь выставку произведений искусства к какому-нибудь чемпионату мира;

д) аксиологическую рефлексию, ориентированную на исследование ценностного пространства спорта, ценностей спорта в системе ценностей общекультурных (Л.И. Лубышева).

3. Парадигмальная рефлексия - осознание образцов и нормативов собственной деятельности, соответствие их Олимпийской хартии. Например, пересмотр положений Хартии в связи с размытостью и неопределенностью процедуры выбора города для проведения Олимпийских игр10.

4. Деятельностно-организационная рефлексия - осмысление форм организации современного спорта, структуры управления и образования, выработка принципов и поиск оптимальных механизмов управления. Пример - рефлексивный анализ взаимодействия трех компонентов современного олимпийского движения МОК, МСФ, НОКов (В.С. Родиченко).

5. Идеологическая - осмысление идеологических оснований и приоритетов. Примеры: широко обсуждается проблема, поставленная в свое время Г. Люшеном, - не является ли спорт подсистемой протестантской культуры11, или гипотеза, отстаиваемая В.С. Родиченко и В.И. Столяровым12, о способности олимпизма в определенной степени заполнить тот идеологический вакуум в умах российской молодежи, который возник вследствие кардинальных изменений последних лет.

6. Политическая - анализ спорта в системе политических ориентаций и межгосударственных отношений (Ю.А. Фомин).

Выделенные шесть типов рефлексирования. которое разумеется, не исчерпывается предложенной типологией, позволяют сделать некоторые предварительные выводы и осторожные прогнозы.

Во-первых, олимпизм как самопознание спорта завершает определенный цикл социокультурной эволюции спорта, становящегося самоосознающим себя и в этом смысле бытием для себя. Во-вторых, прогностическое значение метафизической природы олимпизма заключается также в его методологической, философское и культурологической экспансии - доктринальная эволюция в конце концов способна привести к такому положению вещей, что именно в олимпизме будет преодолена ключевая оппозиция культуры: духовная культура - физкультура, а опасность спортизации культуры13, как некоего ее спортивного взрыва (наряду с порнографическим и техницистским) не окажется столь серьезной после своевременной прививки олимпийских духовных оснований спортивному сообществу. Уже сейчас контент-анализ массовых спортивных изданий (В.С. Родиченко, 1966) обнаруживает устойчивую тенденцию "олимпизации" спортивного языка. В третьих, метафизичность олимпизма детерминирует его духовную самодостаточность, превращая неолимпизм в особое состояние духа, открытое, по мысли Кубертена, многокультурности мира. Духовное поле олимпизма содержит в себе, таким образом, знания, трансформированные из многих областей культуры и переработанные в нем в процессе становления новой метафизики спорта.

2. Социокультурные процессы в современной России

Вектор социально-экономических и политических преобразований, происходящих в России со второй половины 80-х гг., судя по декларациям лидеров страны, направлен на возвращение ее в лоно цивилизации. Предполагается, что естественное цивилизационное развитие государства было насильственно прервано революциями 1917 г. Вместе с тем идея о цивилизованной России является именно тем началом, которое, несмотря на столь значительные идеологические различия, объединяет в одно духовное движение едва ли не всех исторических российских новаторов-прогрессистов.

Известно также, что идеи, пересаживаемые на культурную почву России, дают весьма неожиданные результаты, ибо духовным основанием переносимого становится иная ментальность, часто прямо противоположная европейской. "Что немцу смерть, то русскому на пользу", - имеет и другую версию: то, что полезно на Западе, - у нас оказывается бесполезным, а то и вредным. Наиболее фундаментальной основой реформации является идея прогресса, противопоставляемая застойному состоянию общества.

Поэтому представляется возможным и необходимым соотнести социокультурные и ментальные основания прогрессистской установки, традиционно реализуемой в России, с ее социальными последствиями, значимыми для олимпийского движения. Подвергнуть, в частности, проблему скептическому анализу - насколько плодотворен и конструктивен прогрессизм для отечественного олимпийского спорта?

Провинциальное мировосприятие многослойно, ступенчато и определяется тремя пластами: 1. Россия - провинция цивилизации; 2. Россия - провинция Европы; 3. Россия - провинция Москвы. Независимо от партийной принадлежности и идеологических симпатий такого рода метафизический провинциализм свойственен буквально всем отечественным прогрессистам.

Общим местом для современного постперестроечного прогрессизма стал тезис (крайне слабо, кстати обосновываемый) о 70-летнем движении в "никуда", о разрыве с ходом всемирной истории и т.п. Но вот что говорил И.В. Сталин еще в 1931 г.: "Мы отстали от передовых стран на 5--100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет"14. Нынешняя цифра, как видим, вовсе не оригинальна и представляет собой среднее арифметическое сталинских оценок отставания.

В данном случае неважно, имеем ли мы дело с большевистским пониманием прогресса в сталинской версии - важна общая ментальная установка: радикально преодолеть провинциальное положение государства. Подобное мироотношение отнюдь не ново - в 1839 г. маркиз де Кюстин зафиксировал необычную для европейца черту российского характера, проявляющуюся в повсеместных странных расспросах: " предпочитаете ли вы Россию другим странам, находите ли вы Москву более красивою чем Париж, петербургский Зимний дворец более великолепным, чем Тюрильский замок, Красное Село более обширным, чем Версаль"15.

Конечно, реальные основания для провинциальной ментальности, для необходимости прогрессивных преобразований всегда были и есть. Речь о другом: провинциальная ментальность органически соединяется с импортной западной идеей прогресса. "Но усвоение западных идей и учений русской интеллигенцией было в большинстве случаев догматическим. То, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, гипотезой или во всяком случае истиной относительной, частичной, не претендующей на всеобщность, у русских интеллигентов превращалось в догматику, во что-то вроде религиозного откровения. Русские все склонны воспринимать тоталитарно, им чужд скептический критицизм заданных людей... У русской радикальной интеллигенции выработалось идолопоклонническое отношение к самой науке", - констатировал Н.А. Бердяев16. Аналогичные констатации можно встретить у П.Я. Чаадаева: "Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче солнца - это солнце запада"17. Не сами по себе идеи Руссо, Гегеля или Маркса сыграли роковую роль в истории России, "ибо, - по меткому замечанию Р. Пайпса, - хотя идеи, безусловно, могут породить новые идеи, они приводят к организационным переменам лишь если падут на почву, готовую их принять"18. Неявно принимаемый радикальными прогрессистами постулат гласит: чтобы сильнее стимулировать общенациональное стремление к прогрессу - необходимо убедить народ в неимоверной отсталости (провинциальности) России.

Всякая радикальная реформация или революция осуществляют каждый раз ревизию причин провинциальной отсталости. То это буржуазно-помещичий режим, отсюда требование его низложения как механизма торможения, то это крестьянство с вытекающей отсюда программой насильственной коллективизации и урбанизации. Теперь объявленный источник провинциализма - государство (в самых различных, разумеется, терминологических вариациях: административно-командная система, приказной режим, бюрократический аппарат, номенклатура и т.п. ).

У нас поэтому не могло не быть всеобщего кризиса государственности, ибо она оказалась источником всеобщих бед. Наиболее радикальные преобразования, следовательно, - в сфере разгосударствления всего и вся.

Отсюда социальное акцентирование альтернативных форм: государственное образование - негосударственное (частное) образование, государственная экономика - негосударственный частный сектор, государственный спорт - негосударственные альтернативы. Все это, естественно, правомерно. Но кто и когда успел определить меру (пропорции) альтернативности?

Применительно к олимпийскому движению России проблема может оказаться следующей: является (и не окажется ли?) Россия олимпийской провинцией? Всеобщее провинциализирование пока едва касается национального олимпизма, но процесс, как говорят, может пойти.

Относительно отношения олимпийского движения к социокультурной провинциализации можно сформулировать следующие тезисы.

1. К прогрессистской аксиоме о провициально-отсталом положении дел в Государстве российском необходимо относиться со значительной долей скептического критицизма, ибо, несмотря на заметное сокращение спортивно-тренировочной базы в зимних видах спорта, ограничение возможностей персонального формирования олимпийской сборной, материально-финансовые проблемы, Олимпийский комитет России направил в Лиллехаммер достойную национальную команду.

2. Провинциализация массового сознания приводит к формированию устойчивого чувства безысходности, невозможности увидеть условия для самореализации личности, что воплощается в непрерывной миграции активной части населения из провинции. Для олимпийского спорта это представляет реальную опасность - тенденция отъезда за кордон налицо.

3. Снижение государственной поддержки олимпийского спорта вследствие разгосударствления сферы физической культуры чревато потерей ценности государственного суверенитета. Участие в Олимпийских играх - сертификат на принадлежность к мировой цивилизации, одна из форм национально-государственной самоидентификации. Ритуал открытия Игр и есть подлинный парад суверенитетов.

4. Олимпизм в настоящее время противостоит провинциализму, ибо олимпийская данность российского спорта отнюдь не провинциальна, поэтому утверждение провинциализма как господствующей идеологемы, его верховенство в ментальных структурах массового сознания будут значительно ослаблять и даже подрывать духовные основания олимпийского движения в России.

5. Провинциализм порождает тотальный нигилизм, абсолютную дискредитацию прошлого и настоящего, перенося позитивные смыслы в иные пространства и далекие времена, он лишает надежды на целостную жизнь "сейчас". дезинтегрирует духовные основы общества. Олимпизм, напротив, есть синтезирующий и объединяющий идеал: не инерция прошлых успехов обеспечивает олимпийский статус России, но имманентная преемственность с прошлым отечественного олимпизма, не "там" и "тогда", а "здесь" и "теперь" утверждается олимпийское состояние нации.

6. Олимпизм в противоположность провинциализму, продуцирует оптимистическое мироощущение, далекое от чувства заброшенности и покинутости, от чувства безысходности, национальной неполноценности и нецивилизованности, что сейчас принципиально важно для формирования общегосударственной молодежной политики: в этом противостоянии зафиксирован социально значимый духовный ингредиент олимпийского физического воспитания молодежи.

Россия сегодня не олимпийская провинция, но она может ею стать. Российский прогрессизм, замешанный на провинциализме, требует его преодоления. Даже там, где его нет. Пока нет, ибо затем он непременно будет как предмет борьбы и преодоления. Здравый скептицизм и осторожное отношение к самым авангардным идеям социального переустройства - необходимое дополнение к концепции современного отечественного олимпизма. При этом важен общекультурный контекст, для которого характерна динамика взаимодействия "двух культур" - гуманистической и технократической.

3. Социокультурное значение олимпизма в контексте проблемы "двух культур"

Если рассматривать культуру как систему надбиологических программ человеческой деятельности, то указание на проблему "двух культур" означает наличие в таких программах полярно противоположных ценностей и норм (насилие - ненасилие, духовное - телесное, научное - ненаучное, новация - традиция и т.п.). Такие культурные оппозиции часто именуют "двумя культурами" (вероятно, эта терминология стала популярной благодаря знаменитым лекциям и статьям Ч.П. Сноу19.

Динамика цивилизационного и культурного процесса такова, что оппозиция норм и ценностей является своеобразным историческим инвариантом. Если в культуре доминирует определенная ценность, то ее антагонист не исчезает, а, перемещаясь на периферию, сохраняется. Так, в аграрном обществе, где господствовала традиция, производство нового никогда не прекращалось, несмотря на абсолютное временное преобладание насилия в истории, ценности и нормы ненасильственного поведения существовали всегда. Поэтому целесообразно проследить влияние полярных культурных ценностей на судьбу олимпизма.

Указанные культурные оппозиции оказывали и оказывают это влияние двояко: извне и изнутри.

Надспортивное влияние культурных полярностей весьма значительно. Так, общекультурная оппозиция "духовное - телесное" приняла в первом тысячелетии нашей эры форму конфликта между язычеством и христианством. Результат - запрет в 394 г. императором Феодосием I Олимпийских игр как языческого обряда. И хотя, строго говоря, в новозаветных текстах тело интерпретируется как храм души, запрет на Игры просуществовал весьма долго.

Переход от антично-средневековой космогенной цивилизации, высшим принципом которой была верность сакрализованной традиции (а в ее контексте только и мог осуществляться ритуал античных Олимпийских игр) к индустриальной техногенной цивилизации, к ценностям обновления, роста и прогресса вызвал изменение ценностных ориентаций в спорте в целом и олимпизме. Новация конституировалась в качестве центральной ценности, а традиция отошла на периферию. Производство нового спортивного результата стало таким же естественным, как и производство новых товаров, новых знаний, новой техники, новых удовольствий и т.д. Спорт оказался лишенным абсолютных ценностей, произошла его десакрализация, а вместе с ней и дегуманизация; в нем утвердился технократический стиль мышления20 со всем вытекающим из него комплексом проблем (коммерциализация, насилие, допинг и т.д.).

Однако ситуация в спорте неоднородна. Олимпизм, как это ни парадоксально, сохранил в той или иной мере ценностное значение традиции. Достаточно указать здесь на строгое следование ритуалу, на усилия по утверждению принципов олимпизма как вневременных абсолютных ценностей, сакрализация которых утверждается в знаменитой Оде П. Кубертена. Симптоматично, что происходящая в олимпийском движении ориентация на традицию совпадает с вектором общего социокультурного цивилизационного процесса: от индустриального общества с его все более проявляющимися пределами роста к антропогенной цивилизации синтетического типа, основанной на гармонии полярных ценностей традиционного и индустриального социумов.

С другой стороны, доминирование профессиональных и групповых норм в спортивной среде над общекультурными в конце концов оформляется в особую спортивную субкультуру, характеризующуюся, как отмечалось выше, собственной системой норм и ценностей, идеологией. Опыт создания обобщенного социального портрета персонажей этой субкультуры требует обязательной коррекции содержания и форм олимпийского образования с особенностями бытийных оснований спортивной молодежи. Если брать во внимание прежде всего гуманистический аспект олимпизма, то надо отдавать себе отчет в том, что современная спортивная субкультура негуманна - ранняя спортивная специализация и профессионализация ограничивают возможности личностной общекультурной эволюции.

Этическая реальность современного спорта - групповая и корпоративная мораль; социокультурная - преобладание технократического стиля мышления над гуманистическим. В этом смысле спортивная субкультура близка к феномену контркультуры и в нормативно-ценностной плоскости оказывается во многих своих проявлениях за границами ключевых норм и ценностей самого спорта, особенно олимпизма. По данным В.А. Пономарчука и В.А. Винник21, в среде опрошенной ими спортивной молодежи, например, каждый пятый (20, 3%) считает, что в спорте цель оправдывает средства; 29,7% спортсменов готовы ради достижения победы нарушить правила честной игры. Социологи фиксируют, что мораль студентов физкультурных вузов ниже, чем у студентов вузов иных профилей, и наиболее близка к моральным установкам учащихся ПТУ и рабочей молодежью То же самое относится и к интересам.

Если перенести анализ проблемы двух культур из плоскости надспортивной в спортивную, то и там обнаруживается динамика полярных ценностей. Укажем в этой связи на два аспекта.

Первое. Известная гипотеза В.А. Лефевра22 о наличии в любой культуре двух этических систем может быть инструментом интерпретации негативных социальных смыслов спортивной субкультуры. Согласно Лефевру, полярные этические системы характеризуются следующим. Первая система: на личностном уровне добро и зло разъединяются, а на межличностном соединяются (компромиссный, диалогический тип личности: с грехом борись, с грешником мирись). Вторая этическая система: на личностном уровне добро и зло соединяются, а на межличностном разъединяются (конфронтационный, монологический тип личности: с грехом мирись, с грешником борись).

Судя по всему, спортивная субкультура продуцирует конфронтационный тип личности, в то время как идеалы, ценности и нормы олимпизма находятся в области диалога. Лефевр показывает. что как только в обществе носители второй этической системы начинают преобладать, возникает социальная катастрофа массового самоуничтожения людей. Поэтому так необходима трансляция норм и ценностей олимпизма в социокультурные основания спорта, ибо функция спорта как резервуара, из которого неограниченно черпается насилие, должна быть безусловно преодолена. В качестве практической меры в данном направлении можно предложить использование для олимпийского образования, не востребованного пока в этом отношении, комплекса социально-гуманитарных дисциплин, имеющего солидный культурологический блок.

Второе. Проблема соотношения гуманизма и технократизма в спорте разрешается пока таким образом, что технократизм, где самоценностью является спортивный результат, безусловно преобладает. Более того, спортивная суверинизация бывших республик Союза уже сейчас демонстрирует тенденции на усиление технократических подходов для достижения спортивно-государственного самоопределения. В этих условиях абсолютные ценности олимпизма - не только декларируемые, но и утверждаемые, имеют очень конкретную и точную направленность - на сохранение идеалов гуманизма в спорте и за его пределами в атмосфере всеобщей дегуманизации и перманентной этнополитической и социальной конфликтности.

Резюмируя обсуждение настоящей темы, необходимо отметить, что социокультурное значение олимпизма в контексте проблемы двух культур определяется: 1) в сфере надспортивного: интенцией идеологии олимпизма на движение к гармонии телесного и духовного, на эволюцию норм и ценностей спортивной субкультуры к гуманистическим; 2) в сфере внутриспортивной: интенцией идеологии олимпизма на предпочтение толерантной, диалогической личности.

4. Проблемы и пути их решения

Трансформация Олимпийского комитета России из во многом формальной и огосударствленной структуры в независимую и самостоятельную общественную спортивную организацию поставило перед олимпийским движением целую серию принципиальных проблем. Одна из них - олимпийское образование.

Развитие олимпийского движения в России, реорганизация НОК и спортивных федераций отчетливо выявили недостаточность российского олимпийского образования. Проблема осложняется также как довольно сложной ситуацией в сфере образования вообще, так и конкретным ситуативным социальным контекстом общенационального кризиса. И все же, несмотря на многие трудности, олимпийское образование получает известное распространение. Более того, становление олимпийского образования в России происходит в новых формах, дополнительных к традиционным видам, как специального физкультурного образования всех уровней, так и общего в других учебных заведениях.

В соответствии с рекомендациями Заключительного документа XII Олимпийского конгресса (август 1994 г.) наряду с достаточно традиционными и обязательными разделами олимпийского образования (история и философия олимпизма, идеалы и ценности олимпийского движения, принципы Олимпийской хартии, культурное содержание олимпизма), в настоящее время обозначились новые области: спорт и окружающая среда (охрана окружающей среды как сфера олимпийского движения, сотрудничество с экологическими организациями), спорт в социокультурном контексте (спорт и политика, спорт и экономика).

Это задает чрезвычайно широкий контекст олимпийского образования. В частности, соответствующие учебные курсы могут быть органично дополнены сведениями по олимпизму. Наиболее естественны такие дополнения в спортивных учебных заведениях. Если же говорить об общеобразовательной школе, то там, как свидетельствует опыт некоторых смоленских школ, эффективно сочетание двух направлений олимпийского образования - контекстного и непосредственного. Контекстное направление реализуется в процессе преподавания на основе междисциплинарных связей большой группы школьных предметов: античный олимпизм (предметы, история, мировая художественная культура, история религии, математика, география, литература и др.), современное олимпийское движение (предметы: человек и мир, новейшая история, этика, эстетика и др.). Появление регионального компонента в программе школы позволяет использовать в школьной практике краеведческий массив материалов о местном олимпийском движении. Непосредственное олимпийское образование связано с системой уроков олимпийских знаний. Сейчас условия внеклассной олимпийской работы таковы, что резонно выйти за пределы нескольких часов и оформить необходимые блоки по истории, этике, эстетике олимпизма и т.д. Так, в школе № 39 г. Смоленска комплекс включает 27 уроков олимпийских знаний, проводимых классными руководителями.

В 1990 г. разработан олимпийский проект (автор В.И. Столяров) под названием "СпАрт" (этимологически этот термин производен от соответствующих английских слов "спорт", "духовность", "искусство"). Проект предусматривает проведение широкого круга акций и мероприятий, объединенных идеей синтеза спорта и искусства на основе принципов гуманизма, духовности, нравственности и предназначенных для людей разного возраста, пола, уровня духовного и физического развития, разных профессий и т.д. Основные элементы проекта: Спартианские игры, спартианское образование, Спартианские клубы, Спартианский кодекс, индивидуальные программы самосовершенствования, спартианские награды. Проект предусматривает активизацию и повышение эффективности олимпийского образования на основе использования Спартианских игр и клубов. Спартианские игры в отличие от обычных спортивных состязаний являются комплексными. Наряду со спортивной частью они содержат художественные (творческие) конкурсы, конкурсы знатоков искусства, спорта и олимпизма и т.д.