Социологическое исследование административных барьеров между чиновниками и предпринимателями в Волгограде

Размещено на http://www.allbest.ru

Содержание

Введение

• 1. Теоретические основы изучения социального взаимодействия
• 1.1 Социальное взаимодействие в современном обществе
• 1.2 Понятие и черты эффективного социального взаимодействия
• 2. Чиновники и предприниматели как участники социального взаимодействия
• 2.1 Специфика социального взаимодействия между административными и предпринимательскими структурами
• 2.2 Административные барьеры как основные поводы взаимодействия чиновников и предпринимателей
• 2.3 Поддержка частного мнения и проблема возникновения «институционального» предпринимателя
• 3. Социологическое исследование административных барьеров между чиновниками и предпринимателями в Волгограде
• 3.1 Организация исследования
• 3.2 Результаты социологического исследования
• Заключение
• Список использованной литературы
• Приложение

исследование административный барьер чиновник предприниматель

Введение

Социальное взаимодействие - это система взаимообусловленных социальных действий, при которой действия одного субъекта одновременно являются причиной и следствием ответных действий других. Оно имеет место тогда, когда люди взаимно, сравнительно глубоко, устойчиво и регулярно влияют на поведение друг друга, в результате чего происходит не только возобновление, но обычно и изменение социальных отношений. Социальные отношения - это одна из форм проявления социальных взаимодействий, которая отличается длительностью, устойчивостью и системностью социальных взаимодействий, их самовозобновляемостью, широтой содержания социальных связей. Социальная связь - первое и самое главное условие существования общественной жизни. Под термином «социальная связь» обозначается вся совокупность факторов, обуславливающих совместную деятельность людей в конкретных условиях места, времени во имя достижения конкретных целей.

Социальные связи - это связи индивидов друг с другом, а также их связи с явлениями процессами окружающего мира. Исходным моментом для возникновения социальной связи является взаимодействие индивидов или групп индивидов для удовлетворения тех или иных потребностей.

Социальное взаимодействие - это любое поведение индивида или группы индивидов, имеющих значение для других индивидов и групп индивидов или общества в целом. Категория «взаимодействие» выражает характер и содержание отношений между людьми и социальными группами как постоянными носителями качественно различных видов деятельности и различающихся по социальным позициям (статусам) и ролям (функциям).

Независимо от того, в какой сфере жизнедеятельности общества (экологической, экономической, духовной, политической и т. д.) взаимодействие имеет место, оно всегда носит социальный характер, так как выражает связи между индивидами и группами индивидов.

Социальное взаимодействие имеет объективную и субъективную стороны. Объективная сторона взаимодействия - это связи, независимые от отдельных личностей, но опосредующие и контролирующие содержание и характер их взаимодействия. Субъективная сторона взаимодействия - это сознательное отношение индивидов друг к другу, основанное на взаимных ожиданиях соответствующего поведения. Это межличностные (или шире, социально - психологические) отношения, которые представляют собой непосредственные связи и отношения между индивидами, складывающиеся в конкретных условиях места и времени.

Механизм социального взаимодействия», включает: индивидов, совершающих те или иные действия; изменения во внешнем мире, вызванные этими действиями; влияние этих изменений на других индивидов и, наконец, обратную реакцию индивидов, на которых было оказано воздействие. Самое главное в социальном взаимодействии - это содержательная сторона, раскрывающаяся через характер и способ социального взаимодействия. Они же обуславливаются индивидуальными свойствами и качествами взаимодействующих сторон. В основном они зависят от ценностных ориентации людей, существующих социальных норм и обыденного опыта.

Социальное взаимодействие приводит к установлению социальных отношений. Социальные отношения - это относительно устойчивые связи между индивидами (вследствие чего они институционализируются в социальные группы) и социальными группами как постоянными носителями качественно различных видов деятельности, различающимися по социальным статусам и ролям в общественных структурах.

Социальные отношения - это относительно самостоятельный, специфический вид общественных отношений, выражающий деятельность социальных субъектов по поводу их неодинакового положения в обществе и роли в общественной жизни.

Социальные отношения всегда выражают положение людей и их общностей в обществе, потому что это всегда отношения равенства - неравенства, справедливости- несправедливости, господства - подчинения.

- социальные группы: принадлежность к исторически сложившимся территориальным объединениям (город, деревня- поселок);

- степень ограничения функционирования социальных групп строго определенной системой социальных норм и ценностей, принадлежность изучаемой группы взаимодействующих индивидов к тем или иным социальным институтам (семья, образование, наука и т. д.).

Предтечами структурализма в социологии можно назвать работы Т. Парсонса, однако в них внимание много более сконцентрировано на объективных социальных структурах, существование которых детерминирует действие отдельных представителей общества.

Подобным образом и в структурализме роль личности сводится к реализации своей социальной позиции, обусловленной нахождением в той или иной социальной структуре. Под структурой в широком смысле подразумевается «скрытая сеть устойчивых и регулярных связей между элементами в какой-либо области реальности, существенным образом влияющая на развитие явлений, наблюдаемых в этой области».

Автор этого определения Петр Штомпка предлагает конкретизировать его в рамках социологии посредством применения четырех измерений, на которых останавливались основные социологические школы: нормативного (Э. Дюркгейм, функционализм), идеального (М. Шелер, А. Шюц), интерракционного (Г. Зиммель и социальный бихевиоризм) и измерении реализации типичных интересов (К. Маркс, М. Вебер).

К умеренным структуралистским работам можно отнести и «драматургическую социологию» И. Гофмана, в которой индивиды исполняют социальные роли. Конечно, к недостаткам структуралистских исследований можно отнести их исключительную феноменологичность и, как следствие, низкую возможность объяснить генетику самих структур и даже предустановленных ими ролей и диспозиций. Если классическая социология позитивизма предполагала возможность корректировки социальных процессов (от идей О. Конта о «позитивной философии» до Э. Дюркгейма с его идеей «единой религии» и охватывающей все социологии), то неизвестность в отношении появления объективных социальных структур не дает такой возможности.

Структуры взаимодействуют со структурами, но что собой представляет это взаимодействие - неизвестно. Наследующий этой традиции и лишь на первый взгляд ей противоречащий, постструктурализм (Н. Луман, Ж. Бодрийяр, Ж. Делез) объектом собственного исследования выбирает само по себе взаимодействие.

Для постструктуралистов «медиа» - посредник во взаимодействии решающим образом определяет его течение. В концепции Н. Лумана выбор (селекция) того или иного способа действия, реагирования и более - выбор самого медиа как сферы действия и взаимодействия, является несущественным, вне зависимости осуществляется оно атомарной личностью или тем, что именуется социальным институтом. «Селекция медиумами» - вероятно, самое существенное положение незаконченного труда «Общество обществ»; ясно дает понять, что актором не является ни одна из сторон коммуникации и, тем более, интеракции.

Всякое действие объективно предопределено медиа и его развитием. Только изменение в самой системе власти, экономики, науки (истины), искусства как медиа является единственно объективным, то есть актором является само медиа. Луман предполагает, что некоторые локальные интеракции могут быть отобраны медиа в качестве одобряемых и внедрены в качестве потенциальных в смысле их реализации в рамках определяемым медиа процессом коммуникации. Ж. Делез и Ж. Бодрийяр доводят идею о господстве медиа до логического завершения. Согласно Делезу современным обществам и их основной детерминанте - капиталистической экономике - невыгодны социальные роли и устойчивые структуры.

Основной ценностью по аналогии с финансовым капиталом является мобильность, следовательно, если структуры, выстраивая иерархию диспозиций, определяющих действие отдельных элементов общества не существенны или вредны, то в современном положении вещей заметно не только установление гегемонии коммуникации как формы обмена, но и единственно возможное и приемлемое действие - эффективное. Эффективность же определяется обменом. Все меняется на все по причине «тотальной взаимоподстановочности» элементов в рамках функционального целого», - утверждает Ж. Бодрийяр, при этом все лишается ценности и нуждается в переоценке, оставляя единственным критерием лишь эффективность, которая не может принадлежать ни вещи, ни какому-либо институту или человеку, но лишь процессу обмена. Социальная метафизика это уже не структуры, а сам обмен. Несмотря на весь внешний антагонизм структуралистским концепциям, никто из постструктуралистов не может быть отнесен к индивидуалистическим мыслителям (М., Вебер, Ф. Теннис), потому как предполагают единый социальный фундамент.

Определенное примирение изложенных концепций предлагает конструктивизм П. Бурдье. Он не отрицает объективно существующих социальных структур, но в то же время придает им новое измерение.

Главной особенностью являются не только распределяемые ими диспозиции, но то, что в силу схожести условий существования и опыта (габитуса) индивидов и коллективов их занимающих, они создают «гипотетические классы», являющиеся одновременно и акторами и когнитивными структурами. «Социальные агенты конструируют социальный мир посредством когнитивных структур («символических форм» по Кассиреру или форм классификации по Дюркгейму, т. е. принципов видения и деления, систем классификаций - существует много способов сказать одно и то же в разных теоретических традициях), которые они могут применить ко всем вещам в мире и, в особенности, к социальным структурам».

Учитывая специфическую терминологию свойственную П. Бурдье, можно сказать, что основными акторами социального взаимодействия являются социальные структуры, которые имеют несколько измерений. Во-первых, в качестве «классов», то есть в форме системы диспозиций социальных ролей. Во-вторых, как «как субъективную - но не индивидуальную - систему интериоризованных структур, общих схем восприятия, представления и действия, которые составляют условие всякой объективации и всякой апперцепции, и создать объективную регуляцию практик и целостность мировоззрения на основе известной обезличенности и заменяемости единичных практик и воззрений». Причем габитус как «структурирующая структура» гипотетического класса и индивида совпадают. Для этого теоретика характерно то, что он не только признает способность к социальному действию со стороны отдельной личности (утилитаризм), а также «гипотетического класса» (марксизм, структурный функционализм, структурализм), но и то, что генезис социальных полей, в которых происходит это взаимодействие, сознается ими в качестве памяти или «биографической иллюзии», формируя когнитивные структуры, которые в свою очередь вновь воспроизводят социальные диспозиции (то есть объективные социальные структуры).

В дальнейшем исследовании категория субъекты (акторы) социального взаимодействия будет употребляться именно в этом понимании, сознавая, что классическое деление при рассмотрении взаимодействия столь разных акторов невозможно реализовать. Вместе с тем, современность или состояние постсовременности заставляет поставить вопрос о социальных акторах еще более сложным образом. Появление теории социальных сетей в качестве дальнейшего развития социологического постструктурализма, фиксирует проблему взаимодействия социальных структур и нового образования - социальных сетей. В отличие от социальных структур, которые предполагают наличие системы диспозиций, правил, норм, социальные сети базируются на свободном обмене капиталом (в любой его форме, в том числе и информационной) и отсутствии иерархии. Сложность, возникающая благодаря признанию социальный сетей акторами, состоит в самой возможности их взаимодействия, так как одним из непременных условий существования социального поля является наличие схожих механизмов функционирования и правил процесса взаимодействия, с которыми согласны вовлеченные в него стороны. Системы в качестве фундамента своего существования предполагают наличие иерархии элементов, некоего ядра и системного кода (границ), который позволяет отличить систему от других систем и от окружающей среды в целом, то есть их можно определить в качестве аутопоэтического организма. Сети же, напротив, отрицают границы и иерархию, возможное существование которых имеет временный и ситуативный характер и чаще всего связывается исследователями с наличием некоторого общего «социального капитала» или «социального доверия».

Следствием подобной ситуации является то, что элементы сетей могут взаимодействовать беспрепятственно не столько функционально и по линии «власть - подчинение», но горизонтально, одновременно взаимодействие с окружающей средой протекает по существу не «от лица» всей сети, а от отдельных ее элементов и групп элементов (сети лишены специфической функции общения с внешней средой, присущей лишь особым ее элементам).

Несмотря на то, что взаимодействие сетей и систем (структур) мало изучено, примеры его исследования можно встретить в различных областях знания. Во-первых, в политологии (самый яркий и давно обсуждаемый случай такого взаимодействия - взаимодействие террористических сетей со структурами государства), во-вторых, в экономике и юриспруденции, в которых обсуждается рейдерская деятельность. Как террористы, так и рейдеры показывают, что иерархизованные структуры не способны эффективно противостоять, в терминологии М. Крозье, «адхократии» сетей.

Множество локальных по своему очагу и разрозненных действий оказываются много более эффективными, чем спланированная кампания. При этом действие сети носят всегда тактический характер, что позволяет утверждать, что они сами по себе являются не стабильным образованием, а скорее «сильной тактикой слабых» и их нельзя назвать социальными акторами в полном смысле слова. Несколько забегая вперед, стоит сказать, что хотя совокупность связей внутри предпринимательского сообщества имеют некоторые черты сети, но все же само сообщество более похоже на структуры в представлении П. Бурдье, потому как оно обладает внутренней иерархией (транснациональные компании (ТЕК), крупный, средний и малый бизнес), относительно четкими границами, относительно устойчивыми законами взаимодействия элементов. Нельзя сказать, что перечисленные черты также стабильны как в административных структурах, но их присутствие очевидно. Лишь организации предпринимателей можно весьма условно назвать сетевыми, (по системе специфического использование брэндов), но если сети возникают преимущественно там, где невозможно сформировать способную бороться за контроль над полем взаимодействия структуру, то отсутствие видимой политической артикуляции со стороны союзов предпринимателей своих властных интересов не позволяют утверждать, что они являются сетью в указанном смысле. Наиболее же существенной проблемой в использовании категории сети является относительно слабая проработка самой теории, а также то, что взаимодействие сетей и систем изучено лишь в отдельных сферах: По этой причине широкое применение в исследовании сетевой концепции акторов, неосуществимо; потому в дальнейшем будет использоваться концепция социальных структур П. Бурдье. Итак, под акторами социального взаимодействия понимаются социальные структуры, представленные и ретранслируемые в виде иерархии диспозиций; а также когнитивных структур, взаимно определяющих друг друга. В дальнейшем требуется установить систему оптимального (эффективного) взаимодействия, исходя из которой будет оцениваться социальное взаимодействие исследуемых акторов. Для удобства различения классического понимания социального от используемого в данной работе, в следующем параграфе применяемая в работе дефиниция будет именоваться «эффективным социальным взаимодействием».

Таким образом, социальное взаимодействие - это способ осуществления социальных связей и отношений в системе, предполагающей наличие не менее двух субъектов, самого процесса взаимодействия, а также условия и факторы его реализации.

• 1.2 Понятие и черты эффективного социального взаимодействия

Категория конвенционального (эффективного) взаимодействия исходит из следующих оснований.

Во-первых, это взаимная направленность индивидуальных действий акторов. Этот критерий, однако, хотя и является непременным условием социального взаимодействия, но не единственным, в силу того, что и преконвенциональные типы взаимодействия (такие как вражда, соперничество, отношения господства и подчинения, то есть то, что Гоббс назвал «войной всех против всех») также имеют в своей основе взаимную направленность сторон.

Во-вторых, наличие единой нормативной базы производимого взаимодействия или же достижение нормативного консенсуса как цель взаимодействия. Хотя регулирование современного секулярного общества осуществляется преимущественно в поле правового регулирования, но в постсовременном или глобализующемся обществе акторы не равны в применении своих «законных» прав. 3. Бауман, описывая современное общество, вслед за М. Крозье утверждает, «что господство достигается устранением правил, ограничивающих собственную свободу выбора, и установлением максимально возможного количества правил, предписывающих нормы поведения всем другим. Такая ситуация отмечается указанными исследователями во взаимодействии работодателей и работников, транснационального капитала и государств и, что наиболее значимо для исследования, между государственными структурами и всем остальным обществом (в частности предпринимателями). В своем анализе коммуникаций в локальных сообществах И. Гофман отмечал поразительно похожую ситуацию, которая характеризуется тем, что одна из сторон (индивид или группа), контролирует поле, в котором происходит взаимодействие сторон. В таком случае коммуникация превращается в манипулирование, которое ни в коем случае не предполагает ни достижение обоюдно значимого результата ни построение единой нормативной базы (необходимости в этом просто нет, в силу того, что нормы и правила установлены одной из сторон для другой), но состоит в достижении целей одной из сторон. В данной ситуации предлагается следующее условие.

В-третьих, равные условия: участия сторон в коммуникации. Это предполагает что:

1) стороны в равной степени (в условиях социального взаимодействия) обладают информацией о реальных условиях протекания коммуникации, ни одна из сторон не обладает ей в большей степени и не может на этом основании манипулировать ситуацией;

2) каждой из сторон известны мотивы и цели другой;

3) взаимодействие не предполагает «теневых сторон», то есть все коммуникационное взаимодействие протекает в гласном поле дискурса;

4) равная ответственность и права: сторон в коммуникации. Эти условия, установлены Ю. Хабермасом в «Теории коммуникативного действия» для протекания коммуникации в дискурсе.

Соблюдение этого условия позволит минимизировать «власть лжи», т.е. контроль одного актора над семантикой (системной памятью) другого.

Однако здесь необходимо сделать существенное замечание. Дело в том, что современное постклассовое общество предполагает, что социальные акторы находятся априори в неравных условиях (в противоположность классовому, в котором, несмотря на различия в контроле над капиталом, классы представляли собой примерно равных оппонентов и могли строить свои взаимоотношения в политической сфере и решать конфликты политическими способами). Потому необходимо добавить еще одно условие эффективной социальной коммуникации, входящее в указанное разграничение является то, что «... оба партнера видят альтернативы, реализации которых они хотели бы избежать».

В-четвертых, равная степень институционализации акторов, а значит, их равная способность артикулировать и отстаивать собственные социально значимые интересы. В данном пункте процесс исследования сталкивается с наиболее сложной проблемой в современном социальном взаимодействии.

Институционализированные исторически стороны и продолжающие таковыми оставаться (к примеру, институты государства, церкви, права) стремятся, во что бы то ни стало, воспрепятствовать становлению новых социальных и политических институтов (то, что в современной России именуется институтами гражданского общества), предпочитая вести «диалог» с отдельными представителями того или иного социального страта.

Наиболее яркий пример создание проектов так называемого «электронного правительства» и прямых обращений граждан в высшие политические и административные институты. Отдельные граждане, представители социально-необеспеченных слоев, предпринимательства не могут артикулировать свои интересы в качестве политических, что в условиях демократического режима говорит о том, что для участия в процессе принятия общественно значимых решений у них нет никаких возможностей. Единственно возможным случаем, когда доведенная в частном порядке индивидуальная проблема примет политический (обязательный если не для выполнения, то для рассмотрения) оттенок, это свободная воля институционализированной стороны, прежде всего административной. Только решение Президента отреагировать на тот или иной заранее отобранный вопрос или решение модератора сайта государственного или муниципального ведомства пропустить, а руководителя данного органа управления начать рассмотрение вопроса способны придать проблеме статус «обязательной к рассмотрению».

Ситуацию, в которой одна сторона обладает артикулированными целями и интересами посредством их институциализации, а другая представляет собой дисперсную массу индивидуальных (частных) интересов, что позволяет первой с легкостью манипулировать не только ходом, но и результатами социального взаимодействия (3. Бауман, М. Фуко), можно охарактеризовать как властное взаимодействие. По этой причине в данном исследовании рассматривается взаимодействие прообразов социально-политических (гражданских) объединений и структур государственной и муниципальной власти, современное его состояние и возможности для увеличения эффективности. Несколько забегая вперед, к указанному выше следует добавить и то, что именно наличие «коллективного предпринимателя», то есть предпринимателя оформленного в качестве институции гражданского общества является одним из наиболее существенных факторов устранения административных барьеров.

Итак, суммируя вышесказанное, условиями эффективного социального взаимодействия являются:

1) взаимная направленность социальных действий акторов; наличие единой нормативной базы или достижение нормативного консенсуса как цель;

2) равные условия участия сторон в коммуникации (прежде всего, равный доступ к информации);

3) равная степень институционализации сторон.

В своей сущности, указанные условия состоят в том; что действительно эффективное (в плане достижения оптимального баланса социальных издержек и выгод) социальное взаимодействие - взаимодействие равных в поле диалога сторон, результатом которого должен стать общественный нормативный консенсус и общезначимые для сторон результаты.

Обобщая можно сказать, что эффективным является; взаимодействие, в котором процесс его протекания не ограничен волей того или иного актора, но только внутренними правилами, присущими полю самого взаимодействия; разделяемыми обеими сторонами. Указанная характеристика способна отражать принцип эффективности экономического обмена, ставший в современной нам ситуации общераспространенным.

Следует подчеркнуть особо, что в данном исследовании управленческое действие понимается как взаимодействие, но не как воздействие, потому как в таком случае пришлось бы утверждать, что институты и сообщества представляющие власть исключены из системы общества. Следует отметить также то, что данная категория никоим образом не строится на «лишении» политической подсистемы (в части социальных институтов) ее специфической роли в обществе - равенство необходимо, прежде всего, в сфере дискурсивной практики.

Существенным вопросом остается наличие стремления властной подсистемы к стабильности социальной системы как целого и способна ли она пойти на равный диалог для достижения целей выживания этой системы.

Если властная коммуникация во взаимоотношениях предпринимательского и административного сообщества не подлежит сомнению, то существенное значение имеет вопрос, а возможно ли ответное действие со стороны предпринимательского сообщества, которое не состояло бы исключительно в противодействии или принятии решений, то есть не принадлежало бы только этому дискурсу, но рассматривалось в качестве действия равного, субъекта коммуникации.

Для дальнейшего рассмотрения необходимо исследовать основные черты присущие на данный момент взаимодействию чиновничества и предпринимательского сообщества.

• 2. Чиновники и предприниматели как участники социального взаимодействия
• 2.1 Специфика социального взаимодействия между административными и предпринимательскими структурами

Прежде чем приступить к описанию социального взаимодействия между административными и предпринимательскими структурами необходимо дифференцировать субъектную сторону данного явления. Базовой дефиницией полагается разделение социальной власти в обществе по критерию источника власти на три типа: политическую, экономическую и нормативную. Причем интересны именно два первые типа, которые институциализированны (по крайней мере, в обществах модерна и постмодерна) соответственно в государстве и рынке. Несмотря на классические исследования Т. Парсонса, которые указывают на отношения между, указанными институциями в форме власть-подчинение, все же можно утверждать, что между ними, в силу примерно сопоставимых ресурсов, возможны отношения конкуренции и соперничества (что заметно в истории развития современных капиталистических обществ, а также в новейшей российской истории).

Нельзя не отметить также и то, что в данной работе исследуется не функциональные отношения между указанными институтами (как это следовало бы сделать, находясь в парадигме структурного функционализма), но взаимодействие между коллективным администратором и коллективным предпринимателем в качестве субстанционального наполнения и элементной базы институтов. Если сообщество предпринимателей можно определить как группу, социальное действие которой осуществляется преимущественно в рыночной среде (в сфере производства и сбыта товаров или услуг) и направлено на извлечение прибыли, то административное сообщество вполне можно определить как - «сообщество, социальное действие которого направлено на подчинение упорядоченному господству «территории» и ее обитателей».

Под территорией понимается не столько географический ареал (ведь с появлением европейских национальных государств он четко определен национальной границей, а федеративных - границей региона, если речь идет о сообществах субъектов федерации), но та или иная совокупность социальных отношений (к примеру, экономических).

Стоит указать и на то, что исследуемые группы находились в состоянии противостояния и борьбы за лидерство именно в форме передела границ - за ограничение полномочий оппонента и расширение своих. «Эпохи господства одной из групп сменялись равновесием или победой другой группы, которая затем устанавливала длительное господство».

В данном исследовании особый интерес (и, вместе с тем, сложность) представляет то, что в отличие от «старых» рыночных обществ, в России эти границы все еще не определены, то есть постоянных рамок, которые бы ограничивали полномочия административного сообщества в регулировании экономических отношений и тех, что очерчивают пределы вмешательства предпринимателей в административные отношения - не существует.

В современной (точнее, постсовременной) ситуации взаимодействие между административным сообществом в качестве носителя государственных интересов и полномочий и остальными подсистемами общества носит как традиционные, появившиеся с европейскими национальными государствами, так и новые черты.

Основной спецификой, что было отмечено в социальной мысли Нового Времени (Т. Гоббс, Дж. Локк), служит признание государственной власти единственно легитимным источником господства в силу того, что только она обладает правом осуществлять насилие над собственными гражданами и подсистемами общества (политической, экономической, культурной и социализирующей подсистемами, на которые указывал Т. Парсонс).

То есть, в современном обществе, именно политическая (или, в более узком смысле, административная) система обладает монопольным правом устанавливать нормы и правила для всех сфер жизнедеятельности общества.

Это происходит в силу того, что часть свобод отчуждается обществом в пользу государства для прекращения «войны всех против всех», то есть для того, чтобы прекратить волну всеобъемлющего насилия.

В связи с этим основной целью всякой государственной власти служит предотвращение и прекращение всякого рода нелегитимного насилия, насилия совершаемого не государством. Однако модернистские демократические режимы строятся (или строились, если считать переход к постиндустриальному обществу завершенным) на идее, социального государства, а значит, предполагают существенно большую степень вмешательства государственного управленческого воздействия в широкий спектр сфер общества (от контроля за конкуренцией в экономической подсистеме, до организации политики социальной защиты граждан).

Предполагается, что, кроме ограничения нелегитимного насилия, государство должно брать на себя функции социального и экономического обеспечения гарантий собственным гражданам. Вместе с тем переход к новой экономической формации (глобальной информационной экономике) ставит перед государством вопрос о необходимости такого вмешательства.

О крахе идеи социального государства говорит 3. Бауман. Современной транснациональной системе движения капитала невыгодно размещать собственные активы в зонах повышенной социальной ответственности бизнеса, то есть в тех государствах, которые максимально защищают интересы работников перед работодателями и имеют высокое социальное налогообложение для создания дополнительных гарантий населению.

Крупнейшие компании хотят стряхнуть с себя бремя социальной ответственности, налагаемое государством. Они уходят от налогов, мигрируя по всему миру. Тем самым подрывается финансовая основа той социальной инфраструктуры, которая отличает так называемые цивилизованные страны от не совсем цивилизованных или совсем не цивилизованных государств».

Государства и правительства не заинтересованы в том, чтобы вводить социально важные налоги (или повышать уровень жизни населения), дабы не препятствовать размещению транснационального капитала на своей территории, так как это привело бы к замедлению показателей экономического роста.

Ф. Фукуяма, как один из идеологов неолиберализма (хотя и идеологов критично к нему настроенных) и глобализма в своей работе «Сильное государство» утверждает, что государство должно обеспечивать военно-политическую стабильность на собственной территории, не вторгаясь в пределы экономических свобод транснациональных и национальных акторов экономики, то есть обеспечивать отсутствие на своей территории сепаратизма и терроризма. По указанным причинам социальные функции государства становятся в ситуации глобализации не только лишними, но и попросту вредными. С другой стороны только институты государственного (включая сюда и регионального) управления способны создавать, обеспечивать и поддерживать социальную инфраструктуру общества (здравоохранение, образование, сети транспортной, энергетической коммуникации и так далее).

Следующей особенностью управленческого взаимодействия между обществом и государственной подсистемой является «контроль над полем» (используя терминологию И. Гоффмана), то есть способность контролировать среду, в которой протекает это социальное взаимодействие. Следуя логике П. Бурдье, сама сфера социального взаимодействия уже представляет собой поле борьбы, в силу того, что ресурсы, которыми располагают агенты, распределены неравномерно. Рассматривая некоторые общие свойства социальных полей, Бурдье отмечает, что «в любом поле мы обнаружим борьбу, для которой каждый раз необходимо понять ее специфические формы: между новичками, пытающимся разрушить препятствия, предполагаемые правом входа, и доминирующими, пытающимися защитить монополию и исключить конкуренцию».

В ситуации взаимодействия административных и предпринимательских структур можно говорить о неравном распределении административного капитала. В России наиболее подробно изучением этой проблемы занимается В. Волков («Силовое предпринимательство: экономико-социологический анализ»), Волков предлагает ввести в категориальный ряд «экономической социологии» термин «силовое предпринимательство». Силовое предпринимательство понимается как действие, направленное на извлечение прибыли посредством использования административной ренты, специфической и монопольной способности, в первую очередь, бюрократии устанавливать и поддерживать административные барьеры.

Административные барьеры и деятельность по их преодолению являются основными коммуникационными поводами между двумя сообществами.

Ресурсное доминирование делает управление тотализирующим фактором, а значит всякая коммуникация с властным сообществом (или подсистемой социального управления социальной системы) проходит при условиях заранее заданных одной из сторон (субъектом управления). Следующим важнейшим положением в характеристике управленческого воздействия власти на общество служит влияние на фундаментальные предпосылки развития общественных систем. Ключевым моментом стабилизации системы общества служит «память систем» или, в терминологии Н. Лумана, «семантика коммуникаций».

Семантика коммуникаций, согласно системной теории является не только элементом стабилизации системы, в которой отражается вся предыдущая эволюция системы и селекция эффективной коммуникации, но и тем механизмом, который отвечает за выбор новых элементов в качестве приемлемых для крупномасштабного внедрения в систему коммуникации в целом.

Современные средства медиа позволяют контролировать не только потоки смыслов, которые пронизывают общество в данный момент, но и то, как воспринимается память системы. Это позволяет внедрять управленческие решения практически не испытывая сопротивления со стороны остальных социальных подсистем и общества как целого. Такую ситуацию можно трактовать вполне как «власть лжи», то есть как господство посредством манипулирования ожиданиями (основанными, в первую голову, на семантике) системы. В некотором духе, самое неадекватное и необоснованное нововведение власть имеет возможность (и, причем обоснованную) трактовать как нормальное следствие процессов развития (хотя этому может и не быть никаких реальных предпосылок).

Способность дестабилизировать системы для наиболее простого и быстрого воздействия - еще одна черта управленческого воздействия властной подсистемы на социум. Предпосылки и условия самих решений администраторов должны быть максимально неопределенны, фактически не ограничены никакими предписаниями, нормами и кодексами. Указанное соображение не является диагностикой кризисного явления, но, скорее, констатацией одного из принципов взаимодействия административных структур. Точно оценивает эту ситуацию Н. Луман «…на процессуальном уровне фактических властных отношений жесткие установления, регулирующие применение власти ослабляют ее позиции, а именно приводят к отказу от неопределенности, открытости, ликвидности возможного».

Благодаря специфике взаимодействия административных и предпринимательских структур, чиновничество как коллективный агент, вполне способно определять габитус (говоря в терминологии Ц. Бурдье) предпринимателя, в силу того, что правила игры (социального взаимодействия) на рынке устанавливаются именно администраторами. Это происходит в силу того, что цеховое или внутриинституциональное регулирование множества социальных сфер перестало носить легитимный характер. Несмотря на все призывы вернуть предпринимательским структурам возможность к саморегуляции, единственной легитимной возможностью устанавливать нормы обладает на данный момент лишь политическая (а в более узком смысле, административная) подсистема общества.

Невозможно утверждать, что в предпринимательском сообществе отсутствует семантика, полученная в ходе взаимодействия предпринимателей «лицом-к-лицу», однако, сфера ее действия это также лишь ограниченный круг взаимодействий внутри предпринимательской среды.

К примеру, существенной помехой взаимодействия среднего и крупного бизнеса с малым в России является система налогообложения, так как по упрощенной системе налогообложения НДС с малого бизнеса не взимается, а значит, этот налог должен платить крупный (средний бизнес), что не в его интересах, потому чаще всего крупный (средний) бизнес отказывается работать с малыми предприятиями.

Резюмируя сказанное, необходимо сказать, что ситуация в современном обществе наделяет административные структуры следующими специфическими возможностями:

1) монопольное право на легитимное насилие;

2) преимущественное право в контроле над социальным полем коммуникации;

3) право на «ложь» (изменять семантику системы, дестабилизируя ее).

Однако пренебрежение равноправием сторон может обернуться весьма трагично не только для системы общества, но и для подсистемы институтов социального управления (политических и административных институтов). Можно ли утверждать, что разрушение семантики системы никоим образом не отразится на ее способности к стабилизации? Или, что контроль над социальным полем коммуникации не побудит организовывать неподконтрольные законодательному регулированию территории подобные коррупции, преступности, теневой экономике? Вероятно нельзя, потому выше была предложена концепция эффективной коммуникации и критерии таковой, опирающаяся в основном на концепцию Ю. Хабермаса (с определенными уточнениями со стороны теории социальных систем и французского социологического структурализма). Сообщество администраторов очерчивает границы сферы выбора действий групп, которые не обладают ресурсом власти («административным ресурсом»). Им задаются границы желательных и нежелательных действий, опирающихся на упомянутое выше право легитимно осуществлять негативные санкции.

Условия коммуникации, задаваемые таким коммуникационным средством как власть, не позволяют объекту воздействия оставаться неизменным. Даже избегание участия в самой ситуации выбора из круга альтернатив, указанных администраторами «властвуемым», является ничем иным как реакцией на управленческое воздействие. Власть всегда предполагает ответные селекции из ограниченного круга вариантов и всегда их получает, потому как «функция генерализации такого коммуникативного средства, как власть, заключаются именно в том, чтобы делать возможными эти обходные пути, не уничтожая при этом возможности идентификации кода власти и коммуникационных тем».

При этом, мотивы власти, согласно Луману, представляются не источником воздействия, не причиной выбора (селекции) того или иного решения и тем более не источником власти, но способом легитимации собственных селекций в глазах тех, кто им будет следовать.

Мотивы власти генерируются ретроспективно. Административному сообществу не важно, совпадают ли позитивные ожидания от реализации его решения с ожиданиями тех, кто будет выбирать в заданных ими условиях - главное, неким образом эти условия оправдать. В реализации властного решения важным является не мотив подчиненного, но его дальнейший выбор, хотя, безусловно, не следует отрицать того, что для «властвуемого» это существенный фактор.

Использование санкций и насилия в реализации власти администраторов над другими сообществами является, и это важно, исключительно редким случаем, потому как иначе сами власть имущие оказываются в рамках ими же принятых решений - в двусмысленной и крайне невыгодной ситуации (ниже будут приведены примеры подобных ситуаций, возникавших в ходе реализации политики борьбы с неплательщиками налогов и теневой экономикой в России). Реализация «негативных» вариантов не выгодна ни одной из сторон, потому в исполнении полномочий, накладываемых властью, обладающий ею не стремится реализовать ее, но дает возможность увидеть подобный вариант событий. По этой же причине власть имущий пытается скорее не реализовывать предписанное наказание, но перевести взаимодействие в более мягкую, «неформальную» среду, в которых, как и прежде, он являлся бы монопольным владельцем административного (властного) ресурса.

Власть, по указанным соображениям, опирается в современных сложных обществах не на реализованное насилие, а на принуждение. Если «насилие - это применение силы, несущее явный и непосредственный ущерб имуществу, здоровью или жизни», то «принуждение, наоборот, предполагает использование силы без ее непосредственного применения».

Хотя указанную выше специфику взаимодействия административных (и политических) социальных структур можно отнести практически ко всему спектру социальных взаимодействий в современном обществе, но существуют некоторые особенности, присущие исключительно взаимодействию административных и предпринимательских структур. Главной особенностью, во многом определяющую наличную ситуацию, исследуемого взаимодействия является непропорциональная степень институциализации сторон. Административные структуры не только существуют юридически и являются субъектами права (к примеру, на основании положений о тех или иных структурных подразделениях), но также связаны более или менее едиными нормами и правилами, как внутрикорпоративного поведения, так и взаимодействия с внешней социальной средой. Предпринимательское, сообщество напротив весьма дискретно, разделено на ряд уровней, имеющих собственный; отличный от остальных ресурсный потенциал и сферу интересов.

Самая распространенная классификация это деление; предпринимателей на представителей крупного (около 5% от всей массы предпринимателей) среднего (10-15%) и мелкого бизнеса (около 80%).

Под представителями крупного бизнеса в современной ситуации мы предполагаем понимать транснациональные компании (ТНК), а под средним и мелким бизнесом - национальные, региональные и местные компании. В силу своего экономического, информационного ресурса и потенциала мобильности взаимодействие между ТНК и властным сообществом не представляет проблему для предпринимательского сообщества данного уровня.

Оно осуществляется посредством активного участия как в сферах публичной политики (участие представителей ТНК в выборах глав администраций регионов, крупных городов и т.д.), так и в теневых ее проявлениях (лоббирование интересов ТНК в институтах представительной и исполнительной власти). Следовательно, и конфликты между властным сообществом и ТНК разрешаются индивидуально и, преимущественно политическими средствами. В силу этого институциализация указанного взаимодействия просто не имеет необходимости. О чем свидетельствует и влияние, которое оказывает высшая исполнительная власть на выборы президента Российского союза промышленников и предпринимателей (который российская пресса окрестила «профсоюзом олигархов»), и провал всех законопроектов о лоббировании (аналогичные законопроекты долгое время существуют в США) в Федеральном Собрании РФ. Можно сказать, что внеинституциональность взаимодействия эффективна, как для представителей властного сообщества, так и для крупных предпринимателей и более - институциализация может повлечь за собой ненужный ни одной из сторон общественный контроль, который весьма затруднит данный процесс.

В связи с этим особенно остро стоит вопрос о способности административных структур обеспечивать социальную стабильность в обществе, то есть обеспечивать роль гаранта построения и поддержания на своей территории «социального государства». Отсутствие необходимости в институциализации форм взаимодействия ТНК и властного сообщества не позволяет, в сущности, использовать ресурсы ТНК для поддержания социальной инфраструктуры общества. Напротив дело обстоит с локальным, то есть привязанным к территории государства, региона и местности предпринимательским сообществом. Не обладая информационным, экономическим и политическим паритетом с административным сообществом отдельные предприниматели не могут эффективно решать политически задачи связанных с функционированием собственного бизнеса (это касается, прежде всего, влияния на законодательный процесс федерального и регионального масштабов). С другой стороны, именно такая ситуация позволяет администраторам всех уровней (и преимущественно высшего) перекладывать бремя социальной ответственности на представителей малого и среднего бизнеса. Ограниченные ресурсы и особенно жесткая конкуренция малого и среднего бизнеса с крупным национальным и транснациональным бизнесом в ситуации глобализующейся экономики в совокупности с бременем социальной ответственности означают для предпринимательского сообщества этого уровня только одно - экономическое фиаско.