Предмет и направления экономической социологии

Предмет экономической социологии, хозяйственная мотивация и типы рациональности, проблемы социального расслоения. Человек в культурных и властных отношениях, контроль трудового процесса и действий исполнителей. Трансформация хозяйственных идеологий.

Рубрика Социология и обществознание
Вид курс лекций
Язык русский
Дата добавления 02.03.2012
Размер файла 421,1 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Теории модернизации. Еще одним примером универсально-линейного видения истории служат теории модернизации, обретшие немалую популярность в 50--60-х годах. Сегодня они продолжают воспроизводиться, в том числе и у нас, в виде концепций “запоздалой” или “догоняющей” модернизации. В соответствии с их логикой существует наиболее продвинутая западная индустриальная (а ныне постиндустриальная) цивилизация, ее достижения распространяются на менее развитые народы, которые постепенно приобщаются к ее более высоким образцам. Достигается это в результате силового давления и экспансии, а также путем массового экспорта торговых, политических, культурных форм, или естественно и добровольно, когда менее развитые народы сами легко поддаются такому влиянию просто в силу привлекательности “плодов” зрелых цивилизаций. Последнему способствует всеобщая глобализация связей, достигнутая с помощью средств массовой коммуникации. Телевидение, радио и газеты, проникнув в самые отдаленные “медвежьи углы”, позволяют, не выходя из дома, узнавать то, что происходит во всех частях света. В результате наблюдается процесс всеобщей эволюции в лоно мировой западной цивилизации.

В числе модернизационных идеалов Г. Мюрдаль выделяет следующие:

развитие рационалистической науки и планирования, рост образования;

быстрое экономическое развитие и рост производительности;

национальная консолидация и отстаивание национальной независимости;

развитие политической демократии (всеобщие избирательные права, местное самоуправление);

индивидуализация и рационализация поведения с соответствующими сдвигами в национальной культуре.

Подчеркивая “европоцентричность” указанных идеалов, Г. Мюрдаль указывает на то, что зачастую они оформляются в рамках идеологии довольно узкой интеллектуальной и политической элиты, становящейся проводником новообразований. Большая же часть населения в странах Третьего мира так и остается не затронутой духом модернизации.

Теории модернизации подвергались основательной критике, в том числе за игнорирование специфики “развивающихся” стран (уже в самом термине “развивающиеся” заложен специфический смысл: они находятся ниже на шкале развития, но стремятся подняться вверх). Обнаружено немало примеров того, как плоды цивилизации осваивались без коренного изменения внутренних структур общества и развития не по западному пути (к хрестоматийному примеру Японии сегодня добавилось множество других). Обращалось внимание на весьма поверхностное усвоение хозяйственных и культурных образцов, на так называемую модернизацию без развития. По сути теории модернизации рисуют глобальный поток, в который затягивается все окружающее, и это поглощение -- вопрос лишь времени и сравнительных потерь.

Теории конвергенции. Любые модели однолинейного развития скрыто или явно несут в себе идеи конвергенции, не важно коммунистического или либерального толка, предрекают они унификацию материальных условий существования или воплощение абсолютной идеи. Пример конвергенции первого рода представлен в концепции техноструктуры Дж. Гэлбрейта, предсказывающей наступление господства корпоративного планирования во всех хозяйственных системах. Примером второго рода может служить позиция Ф. Фукуямы, объявившего ни больше, ни меньше как “конец истории”. Ее также можно считать радикальным выражением однолинейного эволюционизма, в какой-то мере даже его кульминационным пунктом.

Ф. Фукуяма понимает историю прежде всего как смену разных идеологий, пронизывающих поры общественной жизни. Вершиной же творения он провозглашает либеральную идеологию, появление которой, по его мнению, и становится концом истории, ибо ничего более совершенного создать уже невозможно. Дело облегчается крахом единственного сильного противника либерализма -- коммунистической идеологии, провалившейся, как утверждает Ф. Фукуяма, полностью и окончательно на всех фронтах. Грядут, таким образом, тотальная идеологическая конвергенция и всеобщее торжество Либерализма на Земном шаре.

Это стремление к универсальному состоянию роднит либералов и социалистов. Под воздействием критики теории неомодернизации и неоконвергенции разных общественно-экономических укладов в наше время вплотную подходят к отрицанию своих исходных постулатов.

Заключение. Что объединяет, на наш взгляд, все изложенные картины? Во-первых, перед нами выраженная стадиальность развития хозяйства и общества, идет ли речь о десяти эпохах Ж. Кондорсе или пяти формациях К. Маркса, трех стадиях У. Ростоу или трех обществах Д. Белла. Во-вторых, за стадиальной эволюцией, зримо или незримо, стоит идея общего прогресса (даже конец прогресса в случае с постмодернизмом тоже выступает как своего рода прогресс, “сверхмодернизация современности”). В-третьих, более явно, будь то марксизм, пост-марксизм или анти-марксизм, эволюционному процессу придаются черты универсальности. В следующей же лекции мы обратимся к моделям параллельного и циклического развития

Лекция 18. МИР ХОЗЯЙСТВА: МОДЕЛИ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО И ЦИКЛИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

В предыдущей лекции мы рассмотрели концепции, отражающие различные варианты линейной эволюции хозяйства и общества. Однако они не исчерпывают всех подходов к нашей проблеме. Реакцией на эти концепции стали модели, противостоящие прогрессистскому эволюционизму. Им и посвящена данная лекция.

Внесистемные формы хозяйства. Множество явлений в принципе не укладывается в схемы однолинейного развития. Мощный критический аргумент выдвигают хозяйственные уклады, которые, “законсервировавшись”, существуют столетиями, а иногда и тысячелетиями, переживая все экономические стадии и политические режимы, подвергаясь довольно поверхностным изменениям. Эти уклады не назовешь ни “капиталистическими”, ни “социалистическими”. Чаще их относят к числу “патриархальных”, “архаичных”.

О существовании множества таких “внесистемных” форм хозяйства писал еще в начале века А.В. Чаянов, призывавший для каждого уклада создавать свою “частную политическую экономию”. Ярким примером в данном отношении служат крестьянские хозяйства, вообще семейное и домашнее производство. Большинство исследователей и политиков сплошь и рядом игнорируют проблемы подобных хозяйственных форм. Все, как правило, поглощены перспективами глобального развития, борьбой крупных, лидирующих хозяйственных укладов. Эти же формы “эксполярны”, они находятся вне основных полюсов (социализм-капитализм, план-рынок), где-то сбоку от основной оси, как бы на “обочине прогресса”. Принято считать, например, что традиционное крестьянское хозяйство обречено на постепенное отмирание. Однако время идет, но оно все никак не отмирает, а в ряде отношений даже оказывается по-своему эффективным.

Итак, прогресс хозяйства уже не связывается однозначно с его растущим обобществлением. Напротив, в наше время даже совершаются попытки “выворачивания” подобного прогресса: наилучшими во всех отношениях объявляются вовсе не крупные, а малые формы хозяйственной организации (заметим, А.В. Чаянову подобные взгляды не были присущи). Очарованность малыми хозяйственными формами воплотилась в знаменитом лозунге Э. Шумахера: “Малое -- прекрасно”.

Двухлинейное развитие. Анализ “эксполярных” форм наталкивает нас на более важный и более общий вопрос: возможно, однолинейные модели общественно-экономического развития слишком упрощают дело? Логическим шагом к их пересмотру становится фиксирование параллелей в этом развитии, которое начинается с выделения двух цивилизационных ветвей -- Западной и Восточной. Действительно, на древнем Востоке обнаружена масса явлений, не укладывающихся, скажем, в марксистскую “пятичленку”. Не было там ни рабовладения как господствующего уклада, ни феодализма в западном понимании, а вместо это наблюдались какие-то особые гибридные формы, что позволило говорить о существовании иного строя -- так называемого азиатского способа производства, или азиатского деспотизма. В чем же заключались его принципиальные черты?

1. Частная собственность на землю и прочие средства производства остается в неразвитом состоянии, господствует коллективная собственность в двух формах: собственность государства (господствующая форма) и собственность общин.

2. Распоряжение собственностью узурпировано властью и является функцией государственных чиновников. Соответственно, правовые и политические установления стоят выше всех экономических законов, а положение человека в бюрократической иерархии оказывается важнее его личного богатства. Именно его положение в иерархии открывает основный путь к личному богатству, обратное происходит намного реже. Мы не находим здесь характерных для Запада явно выраженных экономических классов. Социальной структуре более присущи черты сословного и кастового характера.

3. Главным экономическим субъектом выступает государство, постоянно играющее активную роль в регулировании всех базовых условий хозяйственной жизни. Оно же является основным субъектом присвоения прибавочного продукта в форме “ренты-налога”. Посредством чиновничьего аппарата государство осуществляет постоянный контроль за степенью имущественной дифференциации в обществе, “подправляя” положение через систему пожалований и конфискаций.

Классическим трудом в рамках данного направления считается книга “Восточный деспотизм” К. Витфогеля, посвященная, по его терминологии, “гидравлическим обществам”. Кстати, он проводил параллели и с историей Советского Союза: не считая советский режим прямым восстановлением азиатского деспотизма, он рассматривал его как новую индустриальную версию указанного строя.

Модель матричного развития. Двухлинейное видение общественно-экономического развития можно считать серьезным шагом в сторону от традиционных эволюционных схем. Но оно тоже не лишено схематизма, ибо термином “восточная цивилизация” объединяется множество общественных систем с весьма различным хозяйственным, политическим, религиозным строем. Это буддистская Индия и конфуцианский Китай, синтоистская Япония и языческое Перу. Да и “западная цивилизация” весьма неоднородна, имеет подвижные границы.

В процессе исследования этих границ возникла модель матричного развития хозяйства и общества, развиваемая экономическим историком Ф.Броделем и социологом истории И. Уоллерстайном. Они взяли в качестве исходного объекта анализа не отдельные экономические и социальные структуры, а целостные социальные системы -- так называемые мир-экономики, представляющие собой экономически интегрированные и относительно самодостаточные хозяйственные территории.

Современная мир-экономика, по И. Уоллерстайну, начала формироваться в Европе в XVI в. В отличие от древних мир-экономик, подвергавшихся дезинтеграции или вырождавшихся при имперском устройстве (Персия, Китай, Рим), европейская (или западная) мир-экономика -- это экономическая общность, складывающаяся поверх границ политических империй и национальных государств. Ее базой является капиталистический способ производства, а границы определены структурой торговых связей (в первую очередь, торговлей товарами повседневного спроса), позволяющей говорить об известной экономической самодостаточности по отношению к смежным территориям и прочим мир-экономикам.

Главным фактором образования и громадного скачка, совершенного западной мир-экономикой, по мнению И. Уоллерстайна, послужили не технические изобретения и организационные новации, а территориальное размещение производительных сил. Он делит мир-экономику на три основные зоны: ядро (или центр), полупериферию и периферию, которые расчленяются по таким экономическим критериям, как сложность хозяйственных институтов, прибыльность производимых продуктов и, главное, способы контроля над трудом. Интеграция мир-экономики происходит, таким образом, на базе не функционального, а территориального разделения труда. В каждой зоне закрепляются свои способы эксплуатации труда: на периферии в большей степени используется принудительный, в том числе рабский, труд; в ядре в возрастающей мере -- свободный наемный труд; а в полупериферийных зонах распространены переходные формы.

Ядро мир-экономики цементируется несколькими крепкими государствами и господствует над полупериферией и периферией. К ядру во второй половине шестнадцатого века относятся Англия, Нидерланды и северная Франция, в полупериферийные зоны входят, среди прочих, Испания, северная Италия и южная Франция, а на периферии оказываются, например, зоны Восточной Европы и Латинской Америки. Неравномерность их развития создает движущую разность потенциалов. При этом основополагающее для марксистов противостояние буржуазии и пролетариата трансформируется здесь в противостояние богатых и бедных территорий. По-иному начинает выглядеть и проблема эксплуатации.

Ф. Бродель солидарен со многими тезисами И. Уоллерстайна. Он рассматривает мир-экономику как самовоспроизводящуюся структуру, ограниченную по территории, имеющую свой центр и иерархическое строение. По сравнению с экономиками, относимыми к азиатскому способу производства и развивающимися в пределах имперских устроений, западная мир-экономика -- принципиально надимперское образование.

Каждая мир-экономика, по Ф. Броделю, имеет только один центр, сердцевину которого образует какой-то мировой город, господствующий в хозяйственном отношении над всей ее территорией, хотя на протяжении развития мир-экономики этот центр может многократно перемещаться. Соответственно, каждый раз мир-экономика меняет форму, пересматривает свои периферийные области.

Расхождение позиций с И. Уоллерстайном заключается даже не в том, что Ф. Бродель связывает рождение западной мир-экономики с Италией XIII в. и более гибко подходит к определению ее географических границ. Если И. Уоллерстайн рассматривает преимущественно экономические и отчасти политические реальности, то подход Ф. Броделя более культурологичен. Он пытается связать экономику, политику, культуру и социальную структуру. Причем не только экономика, но и каждая из сфер может быть представлена в виде расходящихся концентрических кругов: скажем, мир-экономика и мир-культура вовсе не обязательно совпадают в пространстве.

Ф. Бродель выступает за совмещение событийного подхода с анализом долговременной перспективы, связанной в первую очередь со сферой культуры, обладающей относительной устойчивостью по сравнению с более подвижными сферами экономики и политики. Но и сами хозяйственные явления также целесообразно рассматривать как плод кумулятивных исторических изменений. Ф. Бродель выделяет так называемые вековые тенденции в развитии мир-экономики как фазу максимальных циклов, которые, вместе с кондратьевскими циклами, рождают, по его выражению, двухголосную “музыку долгосрочной конъюнктуры”.

Но главное состоит в том, что, представленная матричная модель ставит на место линейной последовательности одновременность, синхронность развития исторических хозяйственных форм. И даже наиболее передовые экономики оказываются неоднородными, содержат, говоря, словами Ф. Броделя, своего рода “ямы” - слаборазвитые анклавы.

Цивилизациоиные подходы. Смещение акцента на культурологическую составляющую приводит нас к более раннему цивилиза-ционному подходу. Наибольшее внимание среди социоисторических трудов здесь привлекают “Закат Европы” О. Шпенглера и “Постижение истории” А. Тойнби.

О. Шпенглер объявил исторические схемы типа “Древний мир -- Средние века -- Новое время” лишенными всякого смысла. С его точки зрения существует ряд цивилизаций, каждая из которых есть естественное и неизбежное завершение особой культуры. В этом важном разделении культуры и цивилизации первая представляет нечто живое, своего рода “душу”; а вторая возникает как овеществление, крайнее состояние культуры, постепенная разработка отмерших культурных форм. Культура отличается от цивилизации как живое видение творца отличается от своего воплощения в величественном монументе, как хрупкий развивающийся живой организм отличается от мощной экспансивной машины.

Используя метод сравнительной морфологии, на основе социокультурных аналогий О. Шпенглер выделяет и сравнивает восемь культур. Все они в разные времена проходили одни и те же стадии -- ранней, поздней культуры, затем вступали в стадию цивилизации. Развитие принимает, таким образом, форму цикла, а не линейного прогресса: каждая возникшая культура проходит положенные стадии, затем вырождается в цивилизацию, стремится к упадку и умирает. Если древнегреческая культура в IV столетии угасла в римской цивилизации, в свою очередь распавшейся под действием внутренних причин и под ударами германских варваров, то и западная культура, вступившая в свой цивилизационный этап в XIX веке, в конечном счете, ничуть не застрахована от схожей судьбы. “Закат Европы” фиксирует упадок западной цивилизации, оказывающейся не более чем еще одним фрагментом истории.

Что касается экономических отношений, то нельзя сказать, что Шпенглер их совершенно игнорирует. Однако, им отводится довольно скромное место. Сама по себе экономика, по Шпенглеру, не образует системы; она только лик, выражающий определенную сторону духовной жизни. Благодаря этому, экономическая история каждой великой Культуры имеет свой особый “стиль”.

Теперь несколько слов о взглядах другого философа истории -- А. Тойнби. Он утверждает, что единая человеческая цивилизация -- это продукт западнических выдумок, и начинает с выделения в истории двадцати одной цивилизации (семь из них -- “живые”, четырнадцать -- “мертвые”). Тойнби отвергает идею цивилизационного членения по географическим или расовым признакам, и в качестве предваряющего классифицирующего признака выбирает наличие особой Церкви. Генезис любой цивилизации происходит в результате совокупности факторов, которые он называет “вызовом”, проистекающим из внешнего окружения -- как из природной, так и из человеческой среды. Общественное и экономическое развитие выступает своеобразным “ответом” на этот “вызов” и воплощается в подъеме цивилизации, за которым следует ее упадок, а зачастую наступает смерть. Движение в целом принимает циклический характер. Интересно, что “вызов”, по мнению А. Тойнби, не сразу порождает адекватный “ответ”. Сначала происходит своего рода “уход-в-себя”, наблюдается период видимого или кажущегося бездействия, и лишь затем возникает ответная, нередко взрывная по своему характеру, реакция “возврата”.

Расцвет той или иной цивилизации не связан, по воззрениям А. Тойнби, с территориальным расширением. Более того, империалистическая экспансия и вообще развитие милитаризма, как правило, свидетельствуют о надломе и упадке цивилизации. То же зачастую можно сказать и об экономической экспансии. Расцвет цивилизации определяется, в первую очередь, развитием внутренних сил личности, процессом самоопределения индивида. Именно социокультурное самоопределение личности, идущей по своему специфическому пути, а не технический и хозяйственный прогресс как таковые, А. Тойнби считает основным свидетельством роста данной цивилизации.

У сторонников цивилизационного подхода были оригинальные предшественники, среди которых нельзя обойти вниманием русского философа и историка Н.Я. Данилевского. В книге “Россия и Европа” -- ярком манифесте славянофильства второй половины XIX столетия -- он выделил ряд культурно-исторических типов, в основу которых, помимо исходного единства языка, заложил следующие факторы:

этнографические признаки;

нравственные силы, господствующие в данном народе;

специфику исторического воспитания народа.

Каждый культурно-исторический тип становится основой цивилизации, продолжительность жизни которой, по мнению Н.Я. Данилевского, составляет пять-шесть столетий. Причем, начала цивилизации одного типа не передаются другим народам, и периодизация степеней развития у каждой цивилизации своя.

Н.Я. Данилевский проводит жесткую границу между Западом и Россией. Во-первых, он считает Европу культурной целостностью, покрытой во многом наносными образованьями -- национальными государствами. Во-вторых, Данилевский резко противопоставляет европейский и российский культурно-исторические типы. Он пытается также исторически обосновать противоположность интересов России и Европы, более того, доказать, что Запад постоянно пытался и пытается ущемить Россию. В итоге Данилевский призывает к созданию Всеславянского Союза, во главе которого должна встать Россия как новый центр в борьбе с объединенной Европой.

Среди последователей цивилизационных построений следует назвать другого нашего соотечественника -- Л.Н. Гумилева, которого можно поставить в один ряд с классиками данного подхода. Для Л.Н. Гумилева специфической формой существования человеческих особей становится этнос. Этнос -- это общность, не сводимая только к экономической или биологической основе. В ней сочетаются исторические и природно-географические, ландшафтные факторы. Под этносом понимается также некая неповторимая структура, стереотип поведения и одновременно субъективная приверженность определенной группы людей некоему сообществу. Иными словами, этнос формируется людьми, которые субъективно причисляют себя к данному этносу в процессе личного самоопределения.

Этногенез -- образование этноса -- является естественным процессом и проходит фазы подъема, акматическую, надлома, инерционного развития и, наконец, впадает в гомеостаз или просто исчезает. Могущественные этносы могут стоять во главе мира, а через какое-то время сходить на нет, оставаясь на обочине истории. Для ответа на вопрос, откуда возникает это движение, вводится понятие “пассионарность”. По мнению Л.Н. Гумилева, в каждом этносе существует небольшое количество людей, обладающих внутренним, необоримым стремлением к изменениям, к свершениям, к Великому. Эти люди порождают первоначальные толчки, создавая в обществе пассионарное напряжение, заряжая энергией нормальных, “гармоничных” людей. Расцвет этноса, таким образом, предстает как затрата пассионарной энергии, процесс самопожертвования героев. Когда же происходит неизбежный надлом, остатки неизрасходованной пассионарной энергии уничтожаются вместе с уцелевшими носителями. Общество вступает в период успокоения и самодовольства, а вскоре этнос умирает или перерождается. Таким образом, перед нами еще один вариант концептуализации циклического развития, где вся история разворачивается как процесс непрерывного этногенеза.

Заключение. Многие профессиональные историки готовы оспаривать фактологическую обоснованность представленных выше мировоззренческих картин, каждая из которых претендует на свое систематическое отображение всемирно-исторического процесса, что, однако, не устраняет их творческого влияния на умы. Что объединяет эти картины? Они рисуют схемы параллельного развития специфических хозяйственных и социально-политических систем. Повторяемость и сопоставимость стадий их развития придает историческому движению кругообразный характер.

Мы оказываемся перед лицом более сложного понимания прогресса -- этой восходящей к Ж. Кондорсе великой идеи Нового времени. Прогресс перестает восприниматься как следствие поступательного экономического развития, его неизбежность отрицается все чаще и чаще. На долю линейного прогресса оставляются зоны технических усовершенствований, роль которых, к тому же, считается производной. Вместо последовательного совершенствования хозяйственных форм, каждая из которых фактически отрицает предыдущие, “прогресс” видится в достижении многообразия проявлений хозяйственного духа.

Раскрывая механизм этого теоретического движения, мы наблюдаем вариации разнообразных социокультурных подходов с привлечением биологических или географических элементов. В наблюдаемом противостоянии западоцентризму происходит заметное принижение роли экономических факторов. Фиксируется принципиальное понимание того, что мир хозяйства не ограничен пределами одной только экономики. Впрочем, не менее важно при анализе хозяйственных явлений избежать и сползания в культурный детерминизм.

Вряд ли нужно кого-либо убеждать в том, что решение поставленных вопросов принципиально важно и для оценки перспектив современной России. Причем, в прогнозировании социальной динамики общие социофилософские вопросы неожиданно оказываются значимыми для решения конкретных, чуть ли не повседневных, проблем. От видения перспективы зависит наша жизненная и профессиональная ориентация, зависит то, какие линии поведения мы выстраиваем: где лучше работать, во что вкладывать деньги, куда посылать учиться своих детей. Ни одна из имеющихся схем не даст нам исчерпывающего ответа, но знание подходов позволяет по крайней мере задаваться важными вопросами и рассматривать проблему под множеством углов зрения.

Итак, мы представили свод понятийных схем, связанных с различным пониманием исторического процесса. Далее речь пойдет о различии понятийных схем с точки зрения их ценностных представлений.

Раздел10. ЧЕЛОВЕК В МИРЕ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ИДЕОЛОГИЙ

“Экономическая наука должна осознать себя самое не только как аналитическую дисциплину, но и как идеологию”.

Роберт Хайлбронер, “Экономика как универсальная наука”

Лекция 19. СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ИДЕОЛОГИЙ

В наше время находится немало людей, претендующих на безусловное объяснение происходящих процессов и так называемую деидеологизированность суждений. В этом есть, как минимум, элемент изрядного самообольщения. Можно говорить об истинности (неистинности) отдельных экономических фактов или статистических трендов. Но как только речь заходит о сколько-нибудь законченном видении хозяйственной системы и ее перспектив, так любое объяснение, сознательно или неосознанно, базируется на той или иной идеологии. Оставаться вне влияния конкретных политических партий и их экономических программ вполне возможно, но нейтральность ко всякой идеологии -- не более чем идеологический миф.

Понятие идеологии. Под идеологией мы понимаем не партийную доктрину, не набор политических инструментов по обработке сознания непросвещенных масс и не “ложное сознание” в марксистском смысле, а то, что К. Манхейм называл “рационально обоснованной системой идей”, Таким образом, мы не вкладываем в данное понятие уничижительного смысла, который придается ему еще с наполеоновской эпохи.

Соответственно хозяйственная идеология рассматривается нами как более или менее упорядоченный взгляд на экономику, системное мировоззрение, в котором сплетаются познавательные, нормативные и символические элементы. Подобное мировоззрение отличают следующие черты:

более или менее целостное (завершенное) описание хозяйственной системы;

внутренняя непротиворечивость предлагаемых схем;

внесение в экономические рассуждения особых представлений о ценностях, об общественно-экономическом идеале;

указание на способы преобразования существующего экономического строя.

Общественно-экономический идеал представляет собой, на наш взгляд, единство идеалов-целей и идеалов-средств. К первым относятся такие конечные ценности (ultimate values), как Экономическая Свобода, Материальное Равенство, Трудовая Солидарность (Кооперация, Коллективизм). Идеалы-средства -- это способы их достижения, в числе которых мы обнаруживаем: формы собственности и формы организации хозяйства, характер и степень государственного вмешательства в экономику, способы распределения благ и утверждения трудового порядка.

Идеологии существуют как бы в “растворенном” состоянии, образуя сферу “коллективного знания”, и зачастую трудно или просто невозможно найти их конкретного “автора” или четко отделить носителей. Тем не менее социология не может не ставить вопроса о субъекте идеологического действия. При этом не имеется в виду одно лишь формальное соответствие идеологии интересам каких-то социальных групп, не догадывающихся о ее существовании и претендующих в лучшем случае на роль “потенциального субъекта”. Речь идет об активном производстве и воспроизводстве идеологических схем. Подобных субъектов следует искать на трех уровнях воспроизводства хозяйственной идеологии:

на уровне идеологических систем;

на уровне экономических программ;

на уровне массового сознания.

Идеологическая система представляет собой теоретически оформленную “чистую” модель хозяйственных процессов. Она обладает относительной целостностью и внутренней логической непротиворечивостью, но в силу этого неизбежно страдает неполнотой. Рационализация и структурирование идеологического пространства в системе понятий, доведенные до построения “чистых” идеологических схем -- удел исследователя-теоретика. Только такие схемы полностью соответствуют канонам идеологии как подлинно системного мировоззрения.

Экономическая программа воплощает иной тип более прикладных моделей, для которых характерны, с одной стороны, полнота охвата, а, с другой -- принципиальная эклектичность. Они комбинируются, складываются из элементов разных идеологических систем. И носители здесь иные -- эксперты и консультанты в области экономической политики, а также сами политики.

Наконец, идеологические воззрения воспроизводятся в массовом сознании в виде дихотомических клише и единичных суждений, опирающихся на прочные земные основания здравого смысла. Идеологические системы и программы переводятся средствами массовой информации на язык популярных лозунгов и простых решений-“одноходовок”. В таком виде они и осваиваются носителями массового сознания.

На каждом из трех уровней строятся свои описательные и нормативные схемы, раскрывающие характер сущего или должного порядка. “Разведение” этих уровней, содержательный анализ идеологических систем, прослеживание их связей с программами и установками массового сознания, описание сложного процесса идеологических трансформаций -- все это очерчивает исследовательское поле дисциплины, которую можно назвать социологией экономического знания.

Люди, независимо от того, являются они экспертами или нет, объясняют одни и те же процессы с разных ценностных позиций. В результате их взгляды расходятся, порой до полной противоположности. Но ни одна из таких позиций в своем упорядоченном виде не может признаваться заведомо истинной, а равно не может быть фальсифицирована как целое. Продвигаться в понимании целого можно и должно только через сопоставление разных мировоззрений. К сожалению, подобной рефлексивной работой мало кто озабочен всерьез, все предпочитают заниматься непосредственным изучением экономических процессов, игнорируя различия стилей мышления об этих процессах и забывая, что короткие пути к истине бывают, как правило, не самыми верными. В результате социология экономического знания остается малоизведанной периферийной областью.

Наша задача --показать не только то, что мы движемся в плотном потоке символических значений и текстов, но и то, что этот дискурсивный поток, выглядящий внешне как беспорядочная мешанина, подвержен структурированию. В данной лекции мы остановимся в основном на исходном уровне идеологических систем, а в следующей рассмотрим процесс идеологических трансформаций.

Одни привыкли отмахиваться от данной проблемы, повторяя: “Сколько людей, столько и мнений”. Однако число мировоззренческих систем не только конечно, но в принципе не может быть очень велико. Другие признают проблему, но склонны во всем видеть борьбу двух непримиримых полюсов (социализма и капитализма, плана и рынка, авторитаризма и демократии). Кроме того, одна из альтернатив непременно увязывается с позитивными переменами и желательным порядком вещей, другая же -- исключительно с отрицательными. Иными словами, выход оказывается только один. Такое видение в конечном счете -- не более чем частный результат прогрессистских иллюзий, будто есть только “хорошее” и “дурное”, а история это борьба “прогресса” и “регресса”. Попробуем представить более сложную типологию из четырех идеологических систем, изначально равноправных с точки зрения описательных и нормативных возможностей. Для их обозначения воспользуемся привычными терминами “демократизм”, “консерватизм”, “либерализм” и “социализм”. Но не потому, что, мол, пока не выработано лучших терминов, а потому, что за каждым из упомянутых “измов” кроется особая сложная традиция, и все они продолжают работать, играть свои роли на идеологической сцене.

Нетрудно заметить, что все термины -- западного происхождения, и это не случайно. Современные идеологии -- продукт западного рационализма и секуляризованного мышления, новый способ “околдовывания” мира. Все они -- “дети Просвещения”, “разбежавшиеся” с наступлением Нового времени в разные стороны. В реальной жизни разные идеологии относительно свободно перетекают друг в друга, активно заимствуют “чужие” элементы. Мы же представим их в виде “чистых”, идеальных типов, каждый из которых конструируется при помощи стандартного набора критериев, включающего:

отнесение к перечисленным выше идеалам-целям и идеалам-средствам с акцентом на их экономических составляющих;

характеристику хозяйствующего субъекта (степень индивидуализма, утилитаризма, рациональности в его поведении).

Предупредим заранее, что в нашем описании “очищенный” облик основных идеологий в целом ряде случаев разойдется с их нынешним привычным восприятием.

Консерватизм. То, что консерватизм нацелен на удержание и воспроизведение традиции, а не на коренную ломку существующих отношений, известно всем. Но торопиться отождествлять его с традиционализмом не следует. “Естественный традиционализм” есть начальная форма консервативного мировоззрения, господствовавшая в средневековом аристократическом обществе, однако воспроизводящаяся и поныне в виде простейших охранительных реакций. Консерватизм эпохи современности как более или менее выдержанная идеологическая система выступил как ответ на разрушительные силы Великой Французской революции на рубеже XVIII и XIX столетий. Посмотрим, из чего исходит консервативная позиция.

В области идеалов-целей консерватор стремится не к индивидуальной свободе и не к материальному равенству, а скорее к хозяйственному единству, в котором каждый отдельный субъект оказывается сопричастным некоему органическому целому. Консерватизм, таким образом, проповедует надиндивидуализм. Хозяйствующий субъект здесь не автономен и в определенном социальном смысле “не свободен”, ибо его свобода сопряжена с осознанием ответственности, налагаемой на него высшим хозяйственно-политическим порядком.

Консерватизм не предусматривает равноправия. Более того, он утверждает принцип строгой иерархии, отчетливо прокламируя фактическое экономическое неравенство. Последнее с консервативной точки зрения освящено правом и традицией, непременно проникнуто неким моральным Духом, “чувством служения”. Это единственная открыто антиэгалитарная идеология, предлагающая, словами И.А. Ильина, “живое созерцательное приспособление к человеческому неравенству”.

В области хозяйственной мотивации консерватор ориентируется скорее не на материальные стимулы, а на выработанную привычку исполнения долга, на воспитание трудовой и деловой этики, лояльности руководству, преданности фирме.

В сфере хозяйственной организации идеал консерватизма -- корпоративное устройство. Место индивида или группы здесь определено их принадлежностью к относительно замкнутым организациям иерархического типа, будь то средневековый ремесленный цех или современная фирма. А наивысшей, в каком-то смысле “священной”, силой, объединяющей все прочие корпорации, является Государство.

Консерватор ратует за сильную государственность. Он предполагает активное вмешательство государственных органов в экономику во имя так называемых национальных интересов. Вмешательство осуществляется в форме постоянного, но в тоже время умеренного реформизма, исходящего более из наличных хозяйственно-политических сил, нежели из желательного порядка вещей (с неизбежными плюсами и минусами такого выбора), при осторожном отношении ко всяким радикальным и скорым нововведениям.

Государственно-корпоративный каркас, в свою очередь, опирается на фундамент таких “традиционных” форм организации хозяйства и общества, как семья. И все вместе цементируется отношениями патернализма, сочетающими строгую субординацию с отеческой заботой о нижестоящих: слабые должны подчиняться сильным, а сильные заботиться о слабых.

Консерватизм не отвергает прав индивида как частного собственника, а проводит принцип единонаследия (майората) как способ воспроизводства этой собственности, поддерживает наследственные привилегии и принцип назначаемой сверху опеки со стороны собственника или сообщества (государства). Ему соответствует политика концентрации частной собственности в целях более эффективного контроля. Последний же необходим для того, чтобы частная собственность работала на общественное благо. Консерватизму в принципе не чужды трудовое и экономическое принуждение и соответствующие ограничения свободы, обеспечиваемые силами семейно-корпоративного устройства.

Консерватор исходит из признания национального характера экономики, глубокой специфики национальных условий, сложившихся в данном государстве нравов и обычаев, правовых, политических и религиозных устоев. Консерватор выдвигает приоритет особых национальных интересов (вместо заботы об интересах “мирового сообщества” или “мирового пролетариата”). При этом его национализм выполняет скорее не наступательные, а защитные функции, пытаясь замкнуть на себя свою внутреннюю экономическую традицию и культуру. Консерватор подчеркивает сквозную историческую преемственность в социально-экономическом развитии и не членит историю на периоды “золотого века” и “темного царства”. Например, применительно к развитию России он не лишит досоветский или советский периоды их важной конституирующей роли.

Консерваторы не склонны к экономическому детерминизму, они рассматривают экономику как часть целостного общественного организма. Наконец, они не злоупотребляют рационалистическими построениями. Нерациональные основания занимают у них важное место как в описании мотивов хозяйствующих субъектов, так и в изображении всего народнохозяйственного устройства. Это единственная из приводимых нами идеологий, отказывающаяся от проектов рациональной организации общества и содержащая заметный антисциентистский заряд.

Либерализм. Суть либеральных идеалов заключена в утверждении свободы хозяйствующего субъекта. Максимальное использование стихийных общественных сил и минимальное принуждение -- таков основополагающий принцип “чистого” либерализма. Причем свобода получает здесь свое крайнее выражение как индивидуальная независимость, ограниченная лишь свободой точно таких же автономных индивидов, рационально следующих своим эгоистическим интересам. Связь хозяйствующего субъекта с обществом и другими субъектами имеет в либерализме скорее негативный (вынужденный) характер (скажем, нужно развивать кооперацию с партнерами ради того, чтобы достичь желанной эффективности).

В сфере хозяйственной мотивации либерализм опирается в первую очередь на привлекательность материальных стимулов. Он предлагает, таким образом, идеологию утилитаризма и рационализма, наиболее близкую ортодоксальному экономисту. И не случайно наиболее яркие либералы вышли и выходят из рядов экономистов: от классика А. Смита до современных лидеров монетаристского (М. Фридмен) и институционального толка (Ф. Хайек, Дж. Бьюкенен).

Либерализм проповедует экономическое равенство, но в то же время эгалитаристские элементы имеют здесь формально-декларативный характер. Речь идет о весьма условном равенстве исходных позиций -- подобно равенству бойцов на ринге. Индивиды как собственники и граждане наделяются равными формальными правами в политико-правовой области. При этом достаточно отчетливо прокламируется фактическое экономическое неравенство. Либерализм выступает, таким образом, за “равенство возможностей” против “равенства результатов”.

Свобода “экономического человека” утверждается как результат принадлежащих ему прав собственности, которые рассматриваются как “естественные” права. Развитие и рациональная спецификация прав частной собственности является гарантией не только экономического благополучия, но и социальной независимости человека. Приоритет экономических прав собственника, измеряемых его долей в собственности организации, отстаивается и в хозяйственном управлении: владение определяет способы управления. В качестве идеала хозяйственной организации предлагаются саморегулирующийся рынок и механизм свободной конкуренции. Государству либерал отводит довольно скромные роли -- “ночного сторожа”, охраняющего права соревнующихся индивидов и отпугивающего желающих нарушить условия свободной конкуренции, а также роль “врача”, смягчающего ее побочные эффекты и оказывающего “первую помощь” пострадавшим. Но в принципе, вступая в конкурентную борьбу, индивид берет на себя ответственность за ее последствия и вправе рассчитывать только на свои силы. “Пусть проигравший плачет”!

Либерал исходит из существования одной модели “нормальной экономики” и видит различия национальных экономик лишь в степени их относительной отсталости или приближенности к общему идеалу. Украина или Казахстан, объединенная Германия или необъединенная Корея -- принципы желаемого развития едины для всех. Национальная же специфика признается скорее как досадное ограничение. Либерализм, таким образом, доводит свой универсализм до идеала “открытого общества” как венца истории. Провозглашаемые им права объявляются естественными правами, каковые желательно освободить от всяких социальных наслоений и деформирующих вмешательств.

Демократизм. “Несущая” идея демократизма выражена в принципе народного суверенитета, протягивающего нить от “общественного договора” Ж.-Ж. Руссо к теориям современной социал-демократии. Демократизм оформился практически параллельно с либерализмом в борьбе с привилегиями аристократического общества. Одновременно он выступил и как реакция на сам либерализм, который, устанавливая формальное равенство в пользу сильных, оставлял большинство населения без фактической защиты.

Демократизм является эгалитаристской идеологией, но старается ограничивать эгалитарные установки сферой политики и права. В сфере же экономики он пытается смягчить фактическое неравенство и так распределить экономические ресурсы, чтобы сблизить полюса, минимизировать число как бедных, так и богатых групп, не посягая, однако, на основы самого неравенства.

Демократ провозглашает свободу индивида как члена определенного сообщества. Выход из сообщества возможен, но означает потерю соответствующих прав (в этом содержится элемент принуждения). Демократизм противопоставляет отдельному индивиду отношения кооперации и сотрудничества, оставляя ему, тем не менее, поле для автономии и позволяя реализовать ее, примыкая к разного рода коллективам и организациям. Эти организации имеют характер ассоциаций и стоят между индивидом и государством; их задача -- защита интересов индивида от посягательств других индивидов и государства.

Государство в демократической схеме выступает в первую очередь как инструмент обеспечения гражданских прав, или как государство благосостояния. Его основная задача -- защитить слабых, предоставив всем гарантированное обеспечение минимально необходимых условий для жизнедеятельности: право на жизнь, на труд и отдых, на минимум средств существования и элементарную информированность о происходящем.

Суть демократизма выражается словами “полноправное членство”. Это предполагает и право индивида на владение и хозяйственное управление, а также на объединение с другими субъектами согласно своим собственным интересам, и право на равных с другими членами группы или сообщества участвовать в процессе принятия хозяйственных решений -- непосредственно или через выборных представителей. В демократической системе все конфликтные вопросы становятся предметом публичного обсуждения и, главное, обеспечивается равенство участников при голосовании. Иными словами, определяющее значение имеет не размер находящейся во владении собственности, а сам факт владения. Демократизм, таким образом, не нарушает право частной собственности, но ограничивает его в пользу элементов самоуправления.

Демократ выступает за дисперсию экономической власти, дробление (диффузию) собственности в противоположность “аристократическому” единонаследию и установление относительно прогрессивных шкал налогообложения доходов.

Индивид, наделенный совокупностью гражданских и хозяйственных прав, таким образом, есть исходный, но не конечный пункт демократического устройства. Демократизм -- это реализация индивидуализма посредством коллективной организации. Демократы выступают за “трудовое и гражданское право”, выборность управляющих и контроль за их деятельностью со стороны собственников как капитала, так и рабочей силы. Стержневую роль здесь играет институт самоуправления, базирующийся на коллективной (объединенной долевой) частной собственности.

Демократ, как правило, ратует за плюрализм форм собственности и хозяйственной организации, за разного рода “смешанную экономику”. Но есть у него и особые предпочтения. Первым приближением к демократическому идеалу, взятым из современной экономической жизни, можно считать акционерное общество открытого типа, в котором важнейшие решения принимаются собранием акционеров, осуществляющим эффективный контроль над менеджментом, и ни один из акционеров не имеет существенного перевеса в доле собственности. Впрочем, такая организация не реализует полностью демократические принципы, да и встречается не столь часто.

Настоящими же идеалами-средствами демократизма в области хозяйственной организации являются кооператив (паевое товарищество) и так называемые народные предприятия, где всё работники обладают равными правами собственности и равным правом голоса.

Провозглашение эффективности демократических решений в экономике исходит из предположения, что индивиды не только рационально преследуют свои интересы, но и достаточно компетентны, т.е. не нуждаются в бюрократической или патерналистской опеке.

Социализм. Взлет популярности социализма оказался дальнейшей реакцией идеологии большинства на консервативные и либеральные установки. Это была такая радикализация демократизма, в которой произошло размывание чуть ли не всех его основ. Социализм породил множество своих разновидностей. Но сегодня его классической версией мы вправе считать ортодоксальный марксизм.

Социализм является радикальной эгалитаристской идеологией. Он стремится к максимально возможному социально-экономическому равенству во владении ресурсами, в трудовой деятельности и распределении благ, допуская лишь те формы неравенства, которые проистекают из технологического уровня разных производств или из природных способностей работников.

Социализм являет собой яркий пример отрицания индивидуализма (все попытки внести сюда индивидуалистическое начало оборачивались в итоге беспомощной эклектикой). Он провозглашает единство в форме товарищества или братства, в котором происходит целенаправленное расширение сферы публичной жизни, и частные права субъекта на автономию не предоставляются никому.

Решающим средством уничтожения всяких экономических классов и достижения социальной однородности для социалиста выступает обобществление материальных факторов производства. Социализм в своем чистом виде отрицает частную собственность. Всеобщее обладание не принадлежащими никому средствами производства становится естественной базой для утверждения всеобщности труда и относительно уравнительного распределения вознаграждений.

Общественная собственность становится базой для утверждения всеобщей планомерной организации хозяйственной жизни. При этом народное хозяйство рассматривается не как органическая целостность, а скорее как оперативный плацдарм, объект регулирующего воздействия из единого центра. Важнейшим инструментом этого регулирования становится государство, которое выступает в первую очередь машиной внеэкономического принуждения и перераспределения огромной массы хозяйственных ресурсов.

Правда, своей конечной целью социалист считает преодоление государственности и утверждение непосредственного самоуправления трудящихся. Но в отличие от демократического самоуправления, здесь не предполагается свободного самоопределения человека как индивида. Социализм предполагает насильственное включение всех индивидов в деятельность “единой народнохозяйственной фабрики”, а принуждение в качестве одного из базовых принципов обеспечения всеобщей общественной связи. Хозяйствующему индивиду здесь просто не отводится места. Свобода оказывается не более чем “осознанной необходимостью” подчинения установленному порядку.

Социалист признает значимость материального вознаграждения как одного из “родимых пятен старого общества”, но надеется на то, что в будущем моральные стимулы (труд на общественное благо) одержат верх над материальными стимулами. При этом сам социализм по существу служит проявлением достаточно грубого материализма, поскольку исходит из примата материальных нужд. Одновременно социалистическая идеология пронизана верой в рациональное научное построение справедливого общества, которое успешно справится с этими материальными нуждами. Причем речь идет об экономической рациональности не отдельного человека, а некоего коллективного субъекта (“трудящихся” и выступающих от их имени вождей). Социализм -- это коллективный утилитаризм.

Подобно либерализму, социалистическая идеология предлагает свою универсальную схему хозяйственной организации. Именно в силу этого внутреннего родства и сходства притязаний они становятся основными экономико-идеологическими противниками.

Сравнительная характеристика идеологических систем. Различие четырех вышеуказанных систем состоит в точках опоры и избираемых ориентирах. Либерализм делает акцент на праве частной собственности, социализм -- на равенстве в распределении условий и результатов производства, демократизм -- на самоуправлении и всеобщих социально-экономических гарантиях, консерватизм -- на нормативном регулировании хозяйственных действий.

В целом либерализм и демократизм стали прямым развитием интеллектуализма и рационалистических постулатов западноевропейского Просвещения. Консерватизм консолидировался как реакция восстановления вытесняемых волевых, интуитивных и моральных начал -- иррациональных сил самостийно растущего организма. Сложнее всего дело обстоит с социализмом, который явил собой причудливое сочетание рационалистических проектов и иррационального духа, или, точнее, “рациональное мышление иррационального действия”.

В каких образах предстает фигура хозяйствующего субъекта в рамках четырех идеологических систем? У либералов он напоминает свободного фермера, у демократов -- акционера или пайщика кооператива, у социалистов -- члена принудительного профсоюза, у консерваторов -- младшего члена семьи на фамильном предприятии. В пределах либеральной парадигмы человек в максимальной степени походит на homo economicus, обладая всеми его важнейшими чертами: рациональностью, эгоистичностью и независимостью (ему не важно, как поступают другие субъекты; если соседи-фермеры плохо ведут хозяйство, он от этого только выиграет). Человек в демократической парадигме рационален и эгоистичен, но расстается с частью своей независимости: он должен быть уверен, что его “соседи” также ведут себя рационально (если другие акционеры в панике начнут сбрасывать свои пакеты акций, наш акционер может потерять все). Человек в социалистической парадигме эгоистичен, но полностью утрачивает независимость и отказывается от индивидуальной рациональности, полагаясь на рациональность коллективного субъекта. В консервативной же парадигме субъект максимально отдаляется от образа “экономического человека”, ибо на второй план отходят и его рациональность, и эгоизм, и независимость.


Подобные документы

  • Предмет, объект, функции и методы социологии, виды и структура социологического знания. Объекты и сущность предмета экономической социологии. Социологическое понимание экономической сферы социальной жизни. Уровни и роль развития экономической социологии.

    реферат [23,3 K], добавлен 14.11.2010

  • Социология как наука о законах становления, функционирования, развития общества, ее объекты и сущность предмета экономической социологии. Социологическое понимание экономической сферы социальной жизни. Уровни и роль развития экономической социологии.

    реферат [26,3 K], добавлен 18.11.2009

  • Развитие социологии как науки, ее объект и предмет. Структура социологического знания. Методы социологии: биографический, аксиоматический, метод идеальных типов и обобщения характеристик. Место социологии в системе гуманитарных наук и ее специфика.

    контрольная работа [63,8 K], добавлен 03.04.2012

  • Предмет экономической социологии в контексте мировой современной науки, проблемы и перспективы развития в России. Новые течения: социология рационального выбора, сетевой подход, новый институционализм, культурно-исторический и этнографический подходы.

    реферат [33,6 K], добавлен 04.04.2011

  • Три главных структурных элемента социологии. Интересы и потребности как структурные компоненты экономической социологии. Экономическое поведение, деятельность. Сущность и роль социальных отношений как структурного элемента экономической социологии.

    реферат [20,4 K], добавлен 14.11.2010

  • Понятие социологии как прикладной науки, основные проблемы современной социологии, анализ предмета. Характеристика основных задач социологии, рассмотрение методов объяснения социальной действительности. Функции и роль социологии в преобразовании общества.

    контрольная работа [137,6 K], добавлен 27.05.2012

  • Объект и предмет политической социологии. Многосторонний анализ властных отношений в отечественной социологии. Роль и место человека в решении злободневных проблем войны и мира, сосуществование борьбы с терроризмом, специфика современного этапа развития.

    контрольная работа [29,0 K], добавлен 02.01.2010

  • Объект, предмет, функции и методы социологии, виды и структура социологического знания. История становления и развития социологии: становление социологических идей, классическая и марксистская социология. Школы и направления современной социологии.

    курс лекций [112,4 K], добавлен 02.06.2009

  • Понятие, объект, предмет социологии. Развитие социологии в России. Программа и этапы социологического исследования. Понятие и виды социальных институтов. Социальная стратификация и ее типы. Глобальные проблемы современности. Социальные общности и группы.

    шпаргалка [54,8 K], добавлен 23.09.2010

  • Исследование основных взглядов на предмет социологии. Анализ закономерностей функционирования развития общества и взаимодействия общностей разного типа. Изучение социальных систем, элементов и условий их существования. Структура и функции социологии.

    презентация [83,3 K], добавлен 20.12.2012

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.