Олигархия как политическая проблема российского посткоммунистического общества

21

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ РФ ПО РЫБОЛОВСТВУ

МУРМАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра истории и социологии

Реферат по дисциплине:

«Социология»

по теме:

«Олигархия как политическая проблема российского посткоммунистического общества»

Мурманск 2007

Введение

Социально-политическая и экономическая трансформация любого общества в значительной, если даже не в решающей мере зависит от состояния и поведения его политической элиты, а также часто обусловлена сменой правящих элит. В свою очередь, изменения в политической системе общества ведут к переменам в составе и тенденциях развития политической элиты. Поэтому при изучении обществ, находящихся в процессе трансформации, столь важным является анализ состояния их политических элит. Сказанное в полной мере относится к посткоммунистической России. Более того, значение данного фактора для России особенно велико, поскольку, российское общество весьма разнородно в культурном, религиозном и экономическом отношениях.

1. Элитная трансформация

Элитная трансформация в процессе политического изменения выступает в двух формах. Первая -- циркуляция индивидов -- членов элиты на руководящих постах в тех политических институтах и частных организациях, которые сохранили свою силу и базисную организационную структуру в ходе изменения режима. Правительства, парламенты, юридические органы, вооруженные силы, политические партии, крупные общественные и частные предприятия, газеты, радиовещательные программы, деловые круги испытывают довольно часто лишь небольшую реорганизацию, но стремятся приспособиться к режимному изменению посредством смены верхушки своего руководства. В этом случае исследованию подлежат элитная циркуляция в данных институтах и организациях, а также степень изменения социальных оснований и отношений их руководства. Вторая форма элитной трансформации образована подвижками в балансе сил между институтами и организациями и (или) благодаря формированию новых организаций. Парламенты, которые прежде только утверждали решения, принимаемые правительством, могут приобрести принципиальное значение. Правящие партии могут прекратить свое существование или превратиться в группы-осколки, в то время как новые партии приобретают массовую поддержку.

Изучение элитной трансформации в результате изменения режима предполагает выделение обоих аспектов. Поскольку возможно, что старые организации пополняются новыми элитами, а новые организации -- старыми элитами, следует анализировать и старые, и новые институциональные структуры, а также циркуляцию элит и их социальные и установочные характеристики. Социокультурная неоднородность и очевидная политическая регионализация российского общества превращают его политическую элиту (имеются в виду степень ее единства или разобщенности, особенности формирования и поведения, тенденции развития) в едва ли не решающий фактор, определяющий стабильность (или нестабильность) политической системы и общества в целом. В тоже время, как показывает опыт целого ряда стран Восточной и Средней Европы, эффективность посткоммунистической реформации прямо зависит от обновления политической элиты. Изначальная противоречивость условий формирования и развития политической элиты породила не менее противоречивые оценки ее характера и возможностей. Так, среди интеллектуальной верхушки общества широкое распространение подучила точка зрения, согласно которой Россия вообще не имеет пока реальной политической элиты. Еще большей популярностью пользуется мнение о том, что в качестве правящей элиты стране досталась прежняя коммунистическо-тоталитарная номенклатура, которая благодаря своевременной смене лозунгов и рекрутированию в свои ряды конформистски настроенных лидеров бывшей контрэлиты сумела сохранить свою власть и собственность. Что же кроется за подобными высказываниями -- обида политически невостребованных интеллектуалов или объективная оценка политической верхушки современного российского общества? Что в действительности происходило и происходит в среде политической элиты ? При обсуждении политической ситуации в России конца 90-х годов вошел в обиход термин "олигархия". Олигархия упоминается как обязательный участник практически всех значимых политических событий, будь то отставка Черномырдина, деятельность правительства Кириенко, шахтерские забастовки или перспективы участия Б. Ельцина в президентских выборах 2000 года. Слово "олигархия" стало вытеснять своего предшественника, "номенклатуру", которое первое время по привычке использовалось для обозначения нового правящего слоя. Если в первые годы реформ говорили о "новой" или "демократической" номенклатуре и "номенклатурном капитализме", то теперь все чаще упоминаются "олигархия" и "олигархический капитализм". Тем не менее, многое продолжает оставаться неясным и прежде всего - что такое "олигархия". Как правило, так обозначается узкая группа руководителей наиболее крупных финансовых и производственных структур, располагающих тесными связями с властью. Иногда она изображается как "новый хозяин" российского государства. Другими это мнение оспаривается, хотя и признается высокий (а в последнее время исключительно высокий) уровень политической активности российской бизнес-элиты.

Применим ли термин "олигархия" к российской бизнес-элите или к правящему слою в целом и в каких отношениях с существующим политическим режимом находится элита бизнеса? Действительно ли мы стоим перед дилеммой "демократия или олигархия", где последняя понимается как контроль бизнес-элиты над государством?

2. Платон об обществе и государстве

Платон (428/427-348/347 гг. до н.э.) знаменит и как ученик Сократа, донесший до нас содержание высказываний учителя, и как первый греческий мыслитель, основавший собственную философскую школу - знаменитую Академию (она просуществовала более 900 лет), и как крупнейшая фигура в истории европейской философской мысли. Согласно такому известнейшему труду Платона как «Государство», видам извращенного государственного устройства относятся такие режимы, как

- критско-лакедемонское устройство (тимократия);

- олигархия;

- демократия;

- тирания;

При этом, как писал Платон, «государственный строй при олигархии основывается на имущественном цензе, у власти стоят богатые, а бедняки не участвуют в правлении. Скопление золота в кладовых и у частных лиц губит тимократию, они выискивают, на что его употребить, для чего перетолковывают законы, мало с ними считаясь, так поступают и сами богачи и их жены. Затем они уподобляют себе и все население. Почитают богатство, значит меньше ценится добродетель. Вместо стремления выдвигаться и удостаиваться почестей, развивается наклонность к наживе и стяжательству, получают одобрение богачи, их назначают на государственные должности. Бедняк не в почете. Установление имущим ценза становится законом и нормой строя, к власти не допускают, у кого нет установленного имущественного ценза. Строй держится применением вооруженной силы или запугивания. Такого рода государства разделяются на 2 группы: первая - бедняки, вторая - богачи. Главный порок - норма, на которой он основан, станут злоумышлять друг против друга. Но не смогут вести войну (из-за денег). Когда богатый человек расходует свои средства, то это не приносит пользы государству. Здесь чуть ли не все бедны, кроме правителей.» Также Платон описал тип такого "олигархического" человека. «Родившись, такой человек сперва старается подражать отцу, а потом видит, что отец терпит крушение. Увидев это, он в глубине души свергает с престола честолюбие и яростный дух. Присмирев из-за бедности, он ударяется в стяжательство, в крайнюю бережливость и копит деньги своим трудом. У этого человека ничего потом не будет вызывать восторга, кроме богатства и почестей. Честолюбие будет направлено на стяжательство. Продукт превращения любви к почестям в любовь к деньгам. Человек бережлив, деятелен, удовлетворяет свои лишь насущные желания, не допуская других трат. Ходит замухрышкой, из всего извлекая прибыль и делая накопление. Из-за недостатка воспитания у него появляются наклонности трутня, отчасти нищенские, отчасти преступные. Не желает тратить деньги ради победы и удовлетворения благородного честолюбия. Причина: в ненасытной погоне за предполагаемым благом, состоящим якобы в том, что надо быть как можно богаче. При олигархии правители не захотят ограничивать законом распущенность молодых людей и запрещать им расточать и губить свое состояние, напротив, будут скупать их имущество.

Гражданам такого государства невозможно почитать богатство и вместе с тем обладать рассудительностью. В олигархических государствах не обращают внимание на распущенность. Люди сидят без дела и те, кто владеет имуществом, замышляют переворот. Дельцы между тем, поглощены своими делами, не замечают таких людей, они приглядываются к остальным, и своими денежными ссудами наносят раны тем, кто податлив, взимая проценты, превышая первоначальный долг, разводят в государстве трутней и нищих, молодежь ленива и бездеятельна. Так, и государство заболевает и воюет само с собой по малейшему поводу, причем некоторые его граждане опираются на помощь стороны какого-либо олигархического государства, а другой - на помощь демократического.»

Но это было написано очень давно. Я думаю, что если начать пытаться анализировать проблему олигархии изнутри, то первое, с чего стоит начать - это с попытки определить состав олигархической элиты, её критерии, а также выяснить происхождение людей, относящихся к данной группе. Имеется несколько подходов определения подобной элиты. Один из них (В.Ф. Анурин, 1996) исходит из самоидентификации, т.е. кто сам себя относит к этой социальной группе, причисляет к высшему слою общества. Другой подход (Е.В. Охотский, 1997) строится на подсчете, сколько и каких чиновников на федеральном или региональном уровне следует отнести к элите, какое количество работающих в министерствах и ведомствах можно считать элитой. Третий подход (Л.В. Бабаева, 1995, 1997) опирается на рыхлый, но вполне определенный показатель - если ты богатый человек, бизнесмен, банкир, предприниматель, то значит - ты представитель элиты. Тот же "критерий" применяется и по отношению к политическим деятелям - если ты один из руководителей партии, движения, депутат или крупный чиновник - значит, входишь в элиту. Все эти подходы очень уязвимы с точки зрения качественной определенности, с позиций научности, так как ни один из них не дает ответа на вопрос - обладают ли те, кого относят к элите, такими сущностными характеристиками, которые реально возвышают их не по показателю толщины кошелька или политической должности, а по тому, что олицетворяет ценностные и интеллектуальные преимущества одного представителя российского общества перед другим. Что касается реальности российской элиты, то обычно в прессе и научной литературе речь идет о нескольких группах, которые олицетворяют сильных мира сего. Во-первых, это часть бывших партийных, советских, комсомольских и хозяйственных работников, которые приобрели в рыночных условиях "новое дыхание". Во-вторых, это бывшие теневики, имевшие опыт подпольной, полузаконной предпринимательской деятельности и чьи возможности до рыночной экономики были весьма ограничены. И наконец, весьма пестрая группа людей, состоящая из искателей богатства, славы и известности - от предприимчивых, рисковых деятелей до авантюристов, хищников, всякого сорта грабителей и демагогов (последние больше заявили о себе в сфере политики). Можно ли их называть элитой? Что касается первой группы, бесспорно, что часть представителей из бывшей номенклатуры еще в годы перестройки стали отходить от ортодоксальных позиций и готовить базу для будущей предпринимательской или политической деятельности. Что касается экономической стороны, то залогом их "успехов" стали причастность к разделу государственной собственности и умение урвать от этого пирога кусок пожирнее, не взирая ни на какие правила игры. И чем нахальнее был в этом стремлении тот или иной деятель, тем больше "благ" он смог "ухватить" для себя. К тому же эта группа (по крайней мере значительная ее часть) не была отягощена нравственными критериями для оценки своего поведения и более того умело камуфлировала личные и групповые интересы. У них не было стремления служить обществу, хотя оно весьма успешно имитировалось и демонстрировалось только на официальных мероприятиях - ведь от этого зависела карьера. Их интеллектуальный потенциал (знания, профессиональная подготовка, организаторские способности) нередко проявлялся весьма своеобразно, подчиняясь законам двойной и тройной бухгалтерии. Аналогичный процесс происходил и в политике - чем больше человек "расплевывался" с "социалистическим наследием", тем больше он имел возможностей продвинуться или пододвинуться к господствующей верхушке. Для принадлежавших к правящей номенклатуре были характерны мимикрия, хамелеонство. Их главная установка - при любом раскладе иметь власть - безразлично, какая она будет по цвету: белая, красная или полосатая. Самым важным было одно - овладеть властью или быть при ней с правом обладать возможностями для приобщения к возможно большему количеству благ и привилегий.

Что касается традиций, которые предполагают отбор лучших, то они не могли сложиться в этой группе, ибо она комплектовалась из всех слоев общества и прежде всего по политическим критериям, которые по своей исходной сути не могли (и не могут быть) истинными показателями интеллектуального развития. Так разве можно к этой группе применить слова - "порядочность", "честь", "доблесть", "искусство управлять обществом"? Тем более - употребить слово "элита"? Вторая группа -- представители теневой экономики, имевшие в советское время опыт скрытой и закамуфлированной предпринимательской деятельности. Обладая ограниченными возможностями в рамках советской экономики, но приобретя колоссальный опыт обмана, мимикрии, хамелеонства, они в полной мере перенесли этот багаж и в рыночную экономику. Более того, многие из входящих в эту группу убедились на своей шкуре, что без совершенствования подобных методов и приемов не выжить, не удержаться на плаву. Как бывшие «теневики», так и многие бывшие политические "подпольщики" тоже не могли и не могут быть элитой, ибо долгие годы комбинирования желаемого и должного, личного и официального, приспособленчества и лавирования породили такой тип сознания и поведения, который сам по своей исходной логике не мог сформировать в этих людях ни "лучшего", ни "отборного". О какой элите в данном случае может идти речь, когда весь стиль мышления и деятельности этих людей направлен на то, чтобы словчить, обмануть, держать фигу в кармане, ввести в заблуждения всех и вся о своих истинных намерениях и целях? Это стало их второй натурой, от которой они не могли отказаться, даже тогда, когда был провозглашен переход к рыночной экономике, и не стало никаких препятствий для проявления собственного "Я". Весьма характерно в этом плане признание бывшего руководителя Госналогслужбы Г.В. Бооса, что он тоже обманывал налоговые органы (государство), когда сам был предпринимателем. Что касается третьей группы, то при всей своей разношерстности ее представители одержимы одним - как ухватить "кусок" побольше и пожирнее, как завоевать место под рыночным солнцем, обмануть ближнего (и дальнего тоже). О каких нравственных качествах, этике, порядочности может идти речь? Идет жестокая и беспринципная борьба за собственность и ее передел. И выживают среди них самые наглые, самые беспардонные, самые отчаянные и рисковые, готовые никого не щадить на пути к достижению своей цели. Да, они проявляли и проявляют чудеса изворотливости, работоспособности, умения комбинировать и вычислять. Но причем тут элита? Разве не разрывом между должным и сущим, между реальностью и претензиями продиктовано появление анекдотов о "новых русских", интеллектуальное богатство коих связано с рождением такого жаргона, который роднит их скорее с воровским, чем обыденным проявлением потребностей человека. И не они ли породили такой феномен, когда в попытке хотя бы частично обелить их стало употребляться такое понятие, как "криминальная (??!) элита"? Да ради того, чтобы так тебя называли, можно не только соглашаться, но и поддерживать тех, кто вводит в журналистику и науку такие слова. Согласитесь, это лучше, чем именоваться бандитом, грабителем, мафиози. Аналогичный процесс происходит с такими людьми и на политическом поприще. Но с одним весьма существенным отличием. Если экономические деятели в той или иной мере доказали свою вплетенность в рыночные реалии, то их политические собратья в своем большинстве продемонстрировали лишь умение болтать и полную неспособность сделать что-либо конкретное, умение организовать какое-нибудь дело. Мало кто из них оказался способным хотя бы что-то воплотить в жизнь. Да и можно ли назвать элитой людей, которые вчера не имели ничего (был гол как сокол), но за год (а то и меньше) пребывания у власти, скажем, министром, заместителем министра или просто высокопоставленным чиновником получили в свое распоряжение банк, фонд, кампанию с заоблачными доходами. И это вы прикажете считать лучшей частью общества? Таким образом, реальность российской элиты не соответствует действительному ее содержанию. Главная цель, преследуемая теми, кто имеет власть и капитал, - удержать их при всех обстоятельствах (а при возможности и приумножить), обезопасить себя от общества, сделать все, чтобы население молчало, терпело, не противилось манипулированию собой, в том числе и на выборах. Им не обязательно добиваться поддержки значительного большинства, что необходимо для достижения консенсуса в традиционном понимании, а достаточно просто мало-мальски позитивного отношения к своим претензиям и требованиям. И конечно, в любом случае, при любых обстоятельствах - удержать власть, сохранить и увеличить свое богатство, чего бы это ни стоило.

3. Бизнес-элита и "олигархическая координация"

Неравномерность институциональных преобразований в российской экономике быстро привела к выделению в новых и старых секторах элитных групп, которые затем начали сближаться между собой. Наиболее значимая часть взаимоотношений бизнеса с государством переместилась в узкое социальное пространство, свободное от институциональных ограничений. Главными субъектами взаимодействия стали элиты, а центральное место в нем заняли неформальные связи на высшем уровне. Возникла бизнес-элита, опередившая остальную часть предпринимательского сообщества в установлении связей с государством. Последние стали ее важнейшим конституирующим элементом, таким же важным, как объем контролируемого капитала. В новом, посткоммунистическом истеблишменте утвердился "олигархический" тип согласования интересов. Отдельные сегменты власти и связанные с ними бюрократические и политические элиты начали сближаться с элитами бизнеса. Небольшая группа директоров и бизнесменов стала составной частью нового правящего слоя, получив прямые выходы в сердцевину политической системы. Эта верхушка консолидированной экономической элиты ориентирована на политические стратегии индивидуалистического типа. Фактически она не нуждается ни в корпоративных формах самоорганизации, ни в создании каких-то специальных "партий интересов". Власть, к которой она получила постоянный доступ, становится для нее и "партией", и "корпорацией".

Вместе с тем нынешняя бизнес-элита отличается рядом особенностей, с учетом которых называть ее "олигархией" можно лишь с большой долей условности. Элита российского бизнеса - это, прежде всего неформальное и горизонтальное образование, у которого отсутствует не только формальная организация, но и неофициальная иерархия.

Для него характерен низкий уровень внутренней консолидации: его члены не только сотрудничают, но и соперничают друг с другом. Члены этого образования строят свои взаимоотношения с государством на индивидуальной основе и тщательно защищают свою автономию во взаимоотношениях с властью. В частности, они противодействуют присвоению полномочий кем-либо из членов своего сообщества говорить от имени всех остальных. Это образование с открытыми внешними и внутренними границами: возможно как "выпадение" из системы "олигархической координации" (О. Бойко, А. Ефанов), так и перемещение из экономической элиты во властную элиту. Оно состоит не из самодостаточных одиночек, лично контролирующих свои финансовые и промышленные "империи", а из лидеров бизнес-структур с коллективным руководством, способным сместить своего лидера. Это важное обстоятельство служит своего рода гарантией от авантюризма, от чрезмерного увлечения рискованными проектами и втягивания в политические игры. По линии взаимоотношений с государством бизнес-элита отличается неоднородностью. Изнутри она распадается на две части: "политических капиталистов" (В. Потанин, Б. Березовский, В. Гусинский, ранее О. Бойко) и бизнесменов, сторонящихся политики (А. Смоленский, М. Ходорковский и др.). Небольшая группа "политических капиталистов" принципиально неустойчива. Она занимает пограничное положение между верхушками двух элит. Это резко повышает вероятность перехода в состав политической элиты и сопровождается ослаблением прямых связей с исходной бизнес-структурой. Примером последнего служит Гусинский, ушедший из руководства группы "Мост" и сосредоточившийся на работе со СМИ. Главная социальная особенность бизнес-элиты лучше всего описывается формулой "слабая организация - высокая эффективность". Наиболее сильное влияние на властные структуры оказывается не через официальную систему представительства, а по неформальным каналам. Интересам, включенным в неформальную систему связей с госструктурами, нет нужды создавать союзы и ассоциации. В отличие от остальных "групп давления", воздействующих на механизмы принятия решений извне, это -"внутреннее лобби", являющееся составной частью управленческих структур или интегрировавшееся с ними. Потребность в формальной самоорганизации и создании представительства возникает у таких интересов только тогда, когда происходит отключение от системы неформальных взаимоотношений или возникает реальная опасность такого развития событий. Другими словами, интерес к публичной политике появляется вместе с необходимостью оспорить или "переиграть" то, что уже произошло в сфере бюрократической политики, а возможности неформальных согласовании исчерпали себя. Для интересов, ставших частью олигархической системы координации, превращение в официальную лоббистскую группу служит показателем не силы, а слабости. Положительная сторона: связей олигархического типа определяется их способностью обеспечивать определенный минимум необходимой координации и стабильности. Ограниченность круга участников и неформальный характер взаимоотношений придает этим связям гибкость и оперативность, позволяет легче договариваться, быстрее принимать решения. К числу достоинств олигархических форм относится и тот факт, что они покончили с политической изоляцией экономической элиты, существовавшей в первый период президентства Б. Ельцина, и преобладанием представителей "директорского корпуса" в системе власти. Подключение элиты бизнеса к механизмам принятия решений на высшем уровне создало у нее прямую заинтересованность в поддержании политической стабильности. Олигархическая координация представляет собой шаг вперед и по сравнению с системой "бюрократических согласовании" советского типа, поскольку плюрализм олигархических форм укоренен в экономике, а не в системе административного управления. Подтверждением служат экономические неудачи "Олби" и "Микродина", лидеры которых первоначально непосредственно входили в "высшую лигу". Это обстоятельство делает партнеров власти более независимыми, их состав - подвижным, а саму власть наделяет реальной, хоть и несовершенной системой обратных связей с движением финансовых и товарных потоков на важных участках формирующегося рынка. Уязвимость олигархической координации связана, прежде всего, с ее неустойчивостью -- она осуществляется на узком социальном пространстве и при отсутствии формальных процедур. Неформальный характер договоренностей и соглашений делает их непрочными и ставит в прямую зависимость от соотношения сил внутри олигархии. Ограниченность неформальной координации с властью верхушкой экономической элиты порождает среди основной части российского бизнеса политическое отчуждение от власти. Раздробленность, взаимное недоверие и политическая зависимость от власти усугубляются низкой легитимностью бизнес-элиты. Исследования показывают, что в массовом сознании крупный бизнес - объект концентрации отрицательных значений и оценок. Особенно характерна враждебность к крупным банкам и финансовым структурам. Само накопление денег в нынешних условиях признается делом несправедливым, а концентрация "неправедных" денег - тем более. Невысокая общественная репутация новых коммерческих банков оказалась подорванной в результате многочисленных и громких скандалов, связанных с финансовыми махинациями и аферами. В массовом сознании крупные финансовые структуры ассоциировались, прежде всего, с пирамидами. Крупные промышленные структуры также не обладают иммунитетом в общественном мнении. От негативной оценки их не спасает даже "правильный" с точки зрения постсоветской культуры производственный статус. Достаточно показательным в этой связи представляется пример самой известной и успешной производственной структуры, общественный имидж которой страдает существенными изъянами - Газпрома. Не удивительно, что политическая роль большого бизнеса воспринимается также с недоверием и враждебностью. По данным Фонда "Общественное мнение", в 1998 году позитивный вклад "крупных предпринимателей, большого бизнеса" в достижение "примирения и согласия в российском обществе" отметило только 2% опрошенных, отрицательный - 12%. Для сравнения: положительный вклад "оппозиционных политических партий и движений" в достижение "примирения и согласия" отметило 3% опрошенных, отрицательный -- 13%. Другими словами, как источник политической нестабильности крупные предприниматели оценивались практически на одном уровне с политической оппозицией. По данным Российского независимого института социальных и национальных проблем (РНИСиНП), в настоящее время 58% опрошенных выступает за ограничение вмешательства крупного бизнеса в политическую жизнь страны.

Глубинной причиной негативного отношения к проникновению предпринимателей во власть является перспектива возникновения "частной власти", которая однозначно квалифицируется как нелегитимная, разрушающая зафиксированную в культуре границу между частным и публичным.

Власть и политика как ее новая "демократическая эманация" располагаются полностью внутри публичной сферы и образуют ее ядро. Размещение власти (а затем и политики) в границах публичной сферы -- одна из самых устойчивых черт европейской культуры, лишающей частную власть над людьми, как и использование власти в частных интересах, культурной санкции и легитимности. Эта культура в целом характерна и для России. Разрушение границы, отделяющей "ядро" публичной сферы (власть) от частной, посягает на одну из базовых характеристик культуры. Перспектива появления в публичном поле социальных фигур, символизирующих "частные интересы", при том, что процесс их легитимизации в культуре еще не завершился, вызывает в обществе отторжение. Сами предприниматели вполне отдают себе отчет в том, что их политические притязания не имеют общественной поддержки.

Это позволяет сделать вывод: как особое политическое образование внутри сообщества бизнеса "олигархия" не существует. Бизнес-элита - лишь составная часть нового истеблишмента. Самостоятельно она не способна претендовать на власть в стране. Но если в составе предпринимательского сообщества "олигархии" нет, то почему о ней так много говорят в связи с политической активностью бизнес-элиты?

Правда, в последнее время предпочитают вести разговор не об "олигархии" как таковой, а об отдельных "олигархах" большого российского бизнеса. Это слово явно оказалось востребованным, но само по себе взаимосвязей в новом истеблишменте не проясняет. Для ответа на этот вопрос необходимо проанализировать генезис взаимоотношений посткоммунистического режима с новыми и старыми элитами. Начнем с эволюции взаимоотношений бизнес-элиты с российским государством.

4. От иерархии -- к десубординации

Начавшее формироваться в недрах союзных структур слабое российское государство остро нуждалось в расширении политической базы в обществе, включая поддержку со стороны нарождающегося российского предпринимательства. (Руководители ряда союзов и ассоциаций были включены в состав Координационно-консультативного совета при Президенте Ельцине - предшественника нынешнего Президентского Совета. В качестве противовеса Совету по предпринимательству при Президенте СССР была создана аналогичная структура при Президенте России и т.д.) Распад прежнего общественного порядка и образование институционально-правового вакуума стимулировали бурное развитие примитивных форм и типов отношений, свойственных скорее традиционному, чем современному обществу. Центральное место среди них заняли патронаж и клиентела - разновидность иерархических отношений, предполагающих обмен покровительства "патрона" на лояльность "клиентов". Сближение государства и капитала проходило по линии установления привилегированных связей с наиболее крупными финансовыми структурами, способными взять на себя функцию агентов государства или высшего политического руководства. Основными вехами этого процесса стали учреждение института уполномоченных банков (для измерения этого процесса О. Крыштановской был предложен специальный показатель - "индекс уполномоченности"), акционирование ОРТ в 1994 году (тогда пресса впервые заговорила о "большой восьмерке" - по числу акционеров) и залоговые аукционы 1995 года. Обычно такого рода связи принимали форму патронажа со стороны конкретных государственных чиновников достаточно высокого ранга. Бизнес-структуры, ставшие объектами бюрократического патронажа, часто занимали устойчивые рейтинговые позиции или переживали периоды бурного роста (подобные периоды имелись, например, в истории банка МЕНАТЕП, ОНЭКСИМбанка, Альфа-банка, Национального резервного банка, Уникомбанка). В качестве могущественных "бюрократических патронов" в прессе чаще других упоминались фигуры начальника Службы безопасности Президента А. Коржакова, управляющего делами Президента П. Бородина, первого вице-премьера правительства О. Сосковца, заместителя министра финансов А. Вавилова. Первое время "политические патроны" прочно удерживали свои позиции, а сами отношения сохраняли иерархический характер. Между политической и экономической элитами оставалось и определенное социальное отчуждение. Поначалу попытка отдельных представителей российского большого бизнеса выйти за рамки патронажа и перейти к более равноправным отношениям к успеху не приводили. Стремление главы группы МЕНАТЕП М. Ходорковского и руководителя "Интерпрома" М. Юрьева" в начале 90-х годов занять министерские посты не увенчались успехом, и попытки председателя совета Мост-банка Б. Хаита войти в состав президентских структур в 1994 году также закончилась неудачей (назначению помешала служба Коржакова). Ситуация стала постепенно меняться с появлением в составе правительства руководителей образованных в ходе экономической реформы акционерных обществ (президента АО "АвтоВАЗ" В. Каданникова, президента РАО "Высокоскоростные магистрали" А. Большакова). Однако окончательный перелом произошел позже, на президентских выборах 1996 года. Активная поддержка представителями новой экономической элиты кандидатуры действующего Президента Б. Ельцина на раннем этапе избирательной кампании способствовала преодолению прежнего политического недоверия. В ходе избирательной кампании новая экономическая элита установила прямые связи с высшим политическим руководством страны, а после выборов ее представители были включены в высшие этажи исполнительной власти. Банкир Потанин стал одним из первых вице-премьеров правительства, финансист Березовский - заместителем секретаря- Совета безопасности, руководитель крупного рекламного агентства "Видео интернэшнл" В. Лесин - главой нового управления Администрации Президента. Первый "призыв" представителей большого бизнеса во власть продолжался недолго, но ситуация кардинально изменилась. Во взаимоотношениях государства с бизнесом наступил новый этап. Патронаж уступил место "симбиотическим" отношениям ("сращивание", личная уния). В СМИ заговорили о "семерке" (или "семибанкирщине") - группе наиболее приближенных к власти крупных финансовых структур. Как правило, в этой связи упоминались имена Б. Березовского (ЛогоВАЗ, Объединенный банк, Сибнефть), В. Гусинского (Мост), В. Потанина (ОНЭКСИМ- банк), М. Ходорковского (МЕНАТЕП), А. Смоленского (СБС-АГРО), М. Фридмана и П. Авена (Альфа-групп). Ее все чаще стали отождествлять с "олигархией".

Но переход к установлению "симбиотических" отношений с властью подорвал иерархию, на которой прежде базировались взаимоотношения политической и экономической элиты. Достигнув своего пика в "сращивании", внеинституциональные формы взаимоотношения начинают исчерпывать свои возможности. Это было вызвано двумя основными причинами. Во-первых, патронаж и "сращивание" противоречат новым образцам (правовым, демократическим, рыночным), которые были признаны в качестве нормативных, но пока не способны стать основой нового общественного порядка. Статус клиентелы воспринимается многими как вынужденный, что делает его не вполне легитимным. Со своей стороны "личная уния" предполагает разную степень "близости" с властью и различные возможности. "Неравенство в симбиозе" также порождает противоречия и конфликты. При возникновении благоприятных условий участники стремятся к преодолению патронажа или разрушению "симбиотических" взаимоотношений с властью своих более удачливых соперников.

Во-вторых, активную роль в разложении и патронажа, и личной унии играет демократическая политическая среда. Она стимулирует противоречия между участниками этих отношений и освобождает заложенный в них конфликтный потенциал. Демократическая политическая среда предоставляет "клиенту" власти легальную возможность для увеличения своего политического веса и легитимизирует возможный конфликт с "патроном". Сохраняя свою организацию и политические ресурсы, предпринимательская группировка в принципе в любое время может пойти на конфликт с властью. Эти условия сохраняются и после преобразования отношений в личную унию.

Можно выделить три основных направления трансформации внеинституциональных взаимоотношений. В первом случае клиентела власти превращается в группу давления. Исходная патронажная форма взаимоотношений преобразуется в конфликтную - участники автономны, оказывают друг на друга взаимное давление, ведут торг, заключают соглашения по конкретным вопросам. Но иерархия во взаимоотношениях сохраняется. Во втором случае бывшая клиентела становится частью системы власти. Патронаж уступает место симбиотическим отношениям. Происходит сращивание государства с бизнесом, точнее - высшей бюрократии с экономической элитой, поскольку круг участников привилегированных отношений по определению ограничен. Иерархия практически исчезает, фигуры патрона и клиента теряют свою определенность. "Ведущий" и "ведомый" постоянно меняются местами, и зачастую трудно определить, кто от кого зависит. Примером трансформации такого типа может служить "семерка" ведущих финансовых структур, каждый из членов которой в ходе своего развития в той или иной степени был объектом патронажа. Однако затем они резко сократили дистанцию, отделяющую их от власти, и оказались практически на одном уровне со своими патронами и равновеликими им фигурами. Они переросли патронаж, а их отношения с бывшими патронами приблизились к горизонтальным. Теперь члены "семерки" могут обмениваться с представителями бюрократической и политической элиты равноценными услугами. Наконец, в третьем случае " симбиоз" превращается в конфликт, а участники "олигархической координации" со стороны большого бизнеса - в группы давления. Это становится возможным благодаря демократической политической среде, которая предоставляет проигравшей стороне легальные возможности добиться изменения положения в свою пользу. Система "олигархической координации" помогала сохранять равновесие в новом истеблишменте до тех пор, пока во взаимоотношениях между элитами сохранялись неравенство и субординация. Исчезновение или ослабление иерархии при отсутствии новых форм взаимоотношений привели к конфликтам. Сокращение дистанции, отделявшей ранее от политической элиты, становится дополнительным фактором, побуждающим членов экономической элиты при необходимости идти на конфликт. По мере эволюции взаимоотношений от патронажа к "симбиозу" сближение власти большого бизнеса становится более тесным. Но и конфликт между ними приобретает злее острый характер. Повысилась эффективность политических ресурсов большого бизнеса. Об этом свидетельствует сравнительный анализ двух конфликтных фаз - 1992-1994 года и 1997 года. В обоих случаях конфликт сопровождался политизацией групп давления. В первый период это приняло форму создания "партий интересов". Однако потерпев крах на парламентских выборах 1993-го и 1995 годов "партии интересов" маргинализировались и были вытеснены на политическую периферию. В 1997 году в качестве главного политического ресурса использовались "информационные империи", созданные за время, предшествовавшее конфликту. Они оказались гораздо более эффективным политическим инструментом, чем "партии интересов". Этот политический ресурс постоянно сохраняется в распоряжении наиболее крупных групп давления бизнеса (ведущих финансовых структур). Наконец, изменилось позиционирование конфликта в политическом пространстве. Ранее столкновения государства с группами давления бизнеса в значительной мере приобретали форму конфликта между высшим политическим руководством (или сверхэлитой) и старыми и новыми элитами, боровшимися за доступ к новой власти. После 1996 года конфликт означал перенесение борьбы внутрь нового правящего поля.

5) Конфликт в новом истеблишменте Кризис "сращивания"

Исчезновение иерархии из взаимоотношений политической и экономической элит привело к тому, что представители последней начали вступать в альянсы в новом истеблишменте в качестве полноправных участников. Начался взаимный перенос противоречий: из бизнес-элиты - в политическую элиту, из политической элиты - в бизнес-элиту. Уже в конце 1996-го -- начале 1997 года заговорили о появлении двух группировок - "старого" и "нового" капитала, ориентированных соответственно на премьера В. Черномырдина и (тогда еще) главу Администрации Президента Чубайса. Первая группировка включала Газпром, Национальный резервный банк, Банк Империал, ЛУКойл, вторая - ОНЭКСИМбанк, МЕНАТЕП, СБС, Альфа-банк, Уникомбанк, Московский национальный банк, а также Мост-банк и ЛогоВАЗ. Главной причиной дифференциации стала разница "происхождения" и политического патронажа "старый" капитал - Черномырдин, "новый" капитал - Чубайс. Реорганизация правительства весной 1997 года и последующее появление в его составе трех автономных политических фигур (Черномырдин, Чубайс, Немцов) осложнили конфигурацию политических ориентации в верхушке экономической элиты, вокруг каждого из них в руководстве правительством стала складываться система союзов. Однако возникшая после реформы правительства система коалиций ведущих политиков и финансовых групп не оказалась устойчивой, а ее перестройка - законной. Неустойчивое равновесие было разрушено в результате активизации альянса ОНЭКСИМбанка с "молодыми реформаторами" в правительстве. Последние провозгласили ориентацию на новые, универсальные правила при проведении приватизационных аукционов. Было заявлено о "разрыве связей с крупным капиталом". ОНЭКСИМ публично поддержал ориентацию власти на "универсальные" правила. Расчет был сделан на то, что он сможет больше других от этого выиграть - за счет более прочных связей с западным капиталом и привилегированных отношений с организаторами аукционов. Курс власти на "разрыв с крупным капиталом" обернулся содействием экспансии наиболее мощной финансовой группы. Проведение летом 1997 года конкурса по Связьинвесту привело к столкновению ОНЭКСИМбанка с финансовыми группами Березовского и Гусинского. "Банковская война" началась против Потанина, но очень быстро мишенью для ударов становится сначала руководство Госкомимущества в лице А. Коха, а потом предполагаемые политические патроны Потанина по конкурсу Связьинвеста - Чубайс и Немцов. Политическая база первых вице-премьеров в бизнес-элите оказалась разрушенной. Им удалось в разной степени сохранить поддержку лишь двух финансовых групп -ОНЭКСИМбанка и Альфа-групп. Политический эффект "банковской войны" в СМИ был двояким. Прежде всего, произошло окончательное разрушение устойчивых связей в элите бизнеса. После всего происшедшего говорить об "олигархии" стало весьма затруднительно. Настало время подвижных коалиций, определяемых интересами участников приватизационного процесса каждый раз заново перед новой крупной сделкой. Было убедительно продемонстрировано, что государство остается ведущей стороной во взаимоотношениях с бизнесом. Различные группировки экономической элиты в состоянии бороться лишь за влияние на государство. Тем не менее исполнительной власти был нанесен серьезный политический ущерб. Было совершенно очевидно, что конфликт стал оборотной стороной симбиотических отношений между властью и элитой бизнеса. Изнанкой "сращивания" стал перенос конфликтов из бизнеса в верхние эшелоны политической власти. Последняя оказалась одной из главных жертв столкновения между враждующими финансово-политическими группировками. В то же время стало ясно, что курс на "разрыв связей" государства с крупным капиталом чреват дальнейшей эскалацией конфликта в новом истеблишменте и не способен упорядочить разладившиеся взаимоотношения между политической и экономической элитами.

6) Идеологическое размежевание

"Развод" между "молодыми реформаторами" и большей частью бизнес-элиты получил идеологическое оформление. Главным предметом размежевания в новом истеблишменте становятся взаимоотношения государства и бизнеса. Первое время "идеологический проект" нового российского государства, инициировавшего рыночные реформы, и российского бизнеса, формировавшегося в ходе этих реформ, был общим. Новое, российское государство провозгласило идеологическую приверженность развитию частного предпринимательства и пошло по пути демократических и рыночных реформ. Конфликт в новом истеблишменте показал, что этот период заканчивается. Столкновение с бизнес-элитой стимулировало кристаллизацию собственной идейной программы новой политической элиты в отношении места и роли частного предпринимательства в обществе. Ориентация высшей федеральной бюрократии на идеологию "государственного капитализма" стала более очевидной и откровенной. Предпринимаются попытки сформулировать "государственно-центристскую" общенациональную идеологию, принципиально закрепляющую подчиненное положение частного предпринимательства во взаимоотношениях с властью. В настоящее время можно выделить две разновидности этой "государственно-центристской " идеологии. Одна, получившая название либерального государственничества, ассоциировалась с идеологической риторикой и политическим стилем Чубайса. Она успела лишь обозначиться в публичном пространстве и пока остается хорее на уровне идеологической интенции. Вторая версия "государственно-центристской" идеологии также детально не разработана, но поднялась, по крайней мере, до уровня "манифеста". Речь идет о народном капитализме Немцова. (Помимо самого вице-премьера, носителем этой новой идеологии выступает его помощник В. Аксючиц, руководитель умеренно консервативного православного Российского христианского демократического движения; в бытность свою народным депутатом РСФСР Немцов был членом этого движения.) Политическое содержание "народного капитализма" во многом определяется нетерпимостью федеральной политической элиты к недавно обретенной политической автономии крупного частного капитала. Формально за ним сохраняется "право голоса", но фактически он лишается реальных возможностей добиваться своих интересов во взаимоотношениях с федеральной властью. Провозглашая борьбу с олигархией, Немцов стремится к тому, чтобы взаимоотношения с частным предпринимательством выходили и не имели возможности выйти из жестких рамок "политического патронажа". По существу предпринимается попытка вернуть взаимоотношения между мастью и большим бизнесом на федеральном уровне к состоянию, в котором они уже давно находятся на региональном уровне, где местный бизнес - "под губернатором". "Народный капитализм" подается как замена дискредитировавшейся идеологии либерализма, которая отождествляется со слабым государством и всевластием олигархии. В ставшей достоянием гласности аналитической разработке "Об информационно-идеологической войне", изготовленной (как утверждают) в период борьбы "молодых реформаторов" с "семибанкирщиной" летом--осенью 1997 года, идеология "народного капитализма" квалифицируется как "новые, честные правила игры для всех", "сильное государство и президентская власть", "патриотизм" и противопоставляется "традиционным либеральным ценностям", "демократии", "свободе слова". Иногда "народный капитализм" приравнивается к новой "идеологически правильной" версии либерализма - "либеральному государственничеству". Обе версии "государствоцентричной" идеологии отводят частному предпринимательству подчиненное место. Он признается не партнёром, а клиентом государства. Правда, помимо сходства, между "либеральным государственничеством" Чубайса и "народным капитализмом" Немцова есть и различия. Последний включает важный компонент, который полностью отсутствует у первого, - публичную защиту "отечественных товаропроизводителей" (кампания по пересаживанию федеральных чиновников на "Волги", издаваемая под патронажем Немцова ассоциация "Покупайте российские товары").

В публичном пространстве "либеральному государственничеству" Чубайса и "народному капитализму" Немцова формально противостоит также малоразвернутая идеология национального капитализма Березовского. (Она пунктирно намечена в многочисленных интервью Березовского и детализируется в ходе продолжающейся "информационной войны" контролируемыми им СМИ, в особенности "Независимой газетой".) Можно указать на несколько различий между этими противостоящими в публичном пространстве "прикладными" идеологиями. "Схемы" Чубайса и Немцова основным партнером государства в реформируемой экономике выбирают иностранный капитал (хотя и не говорят об этом прямо), "схема" Березовского - национальный капитал. "Либеральное государственничество" и "народный капитализм" отводят крупному национальному капиталу вспомогательную роль во взаимоотношениях с государством, "национальный капитализм" провозглашается его равным партнером. (Первоначально Березовский неосторожно говорил о необходимости "подчинения государства крупному капиталу", а в интервью "Financial Times" вскоре после президентских выборов утверждал, что Россией правят семь банкиров.) "Схемы" Чубайса и Немцова предполагают, что государство принадлежит чиновникам, "схема" Березовского -- что государство выступает совместной собственностью чиновников и крупного капитала (это порождает обоснованные подозрения чиновников, что на самом деле крупный капитал претендует на центральную роль, а им отводится лишь "служебная"). В этом смысле. По крайней мере в своей первоначальной версии, "национальный капитализм" действительно может быть назван "идеологией олигархии". Однако за политическим противостоянием скрывается близкое идеологическое родство всех трех "схем". "Национальный капитализм" оказывается лишь разновидностью "государственно-центристской" идеологии, поскольку претензия крупного капитала на партнерство (или все-таки руководство?) обосновывается за счет приписывания ему квазигосударственного статуса. Ценности свободного предпринимательства отсутствуют во всех трех идеологических "схемах", хотя "либеральное государственничество" и "народный капитализм" продолжают активно пользоваться либеральной риторикой. Собственно говоря, эти версии "государственно-центристской" идеологии лишь "поднимают" до уровня принципов положение, которое адекватно описывается "традиционной" моделью общественной легитимации частного предпринимательства, закрепляющей его зависимый статус. Как видим, политическая элита обгоняет большой бизнес в идеологическом обосновании собственных интересов. Политически автономизировавшаяся от власти, бизнес-элита остается ассимилированной государством идеологически. Государство задает образцы и эталоны идентичности, на которые ориентируется частное предпринимательство даже тогда, когда пытается выступать с собственными идеологическими инициативами. Показательно, что в поле притяжения "государственно-Центристской" идеологии оказались почти все участники банковской ("информационной") войны 1997-1998-х годов. Своеобразной "визитной карточкой" еще одного участника банковской войны, Потанина, в момент его вхождения в публичное пространство стали громкие слова о банке с "государственным менталитетом".

7) Ликвидация политической автономии правительства

По официальной версии отставка правительства Черномырдина в марте 1998 года была призвана создать благоприятные политические условия для проведения нового экономического курса (одна из декларированных причин отставки, озвученная Немцовым, - стремление освободить правительство от обязательств перед бизнес-элитой). Однако главной причиной стало стремление Ельцина разрушить новый центр влияния, который возник в результате постепенной концентрации вокруг Черномырдина значительной части региональных лидеров и бизнес-элиты.

Смена правительства привела к серьезным политическим последствиям. Во-первых, произошло перераспределение политического влияния в элите бизнеса. В числе "проигравших" оказалось большинство групп большого бизнеса, близких к предыдущему правительству. Прежде всего ослабли политические позиции Газпрома. Его шаги в этот период говорят о подготовке к существованию в жесткой, агрессивной среде. Об этом свидетельствовали новые финансовые альянсы (в том числе с Инкомбанком, находящимся на периферии бизнес-элиты), институционализация взаимодействия с коммерческими банками (создание для этих целей специального совета), попытка "накачать" публичный ресурс (переход главного политического менеджера группы Мост С. Зверева на руководство системой "PR" Газпрома). Первоначально была подорвана и система политических связей Березовского, который с самого начала стал в оппозицию к новому правительству (считается, что он имел своего кандидата на пост премьера - И. Рыбкина). Оказались ослаблены и его позиции в бизнес-элите: произошел распад ЮКСИ, который был формой альянса контролируемой Березовским Сибнефти и компании ЮКОС из группы МЕНАТЕП Ходорковского. Правда, Березовский достаточно быстро восстановил свои политические связи - уже в апреле ему удалось вернуться на государственную службу в качестве исполнительного секретаря СНГ. Кроме того, поддержав А. Лебедя на губернаторских выборах в Красноярском крае, он приобрел важный политический ресурс. В числе "выигравших" оказался прежде всего недавний политический аутсайдер -Потанин. Ему удалось сохранить союз с Чубайсом и "Альфа-группой" (об этом Потанин сообщил в интервью газете "Стампа"). С появлением нового правительства каждый из членов этого альянса сумел увеличить свой индивидуальный политический вес. Чубайс становится главой РАО ЕЭС, превращаясь в одного из крупнейших представителей бизнес-элиты. Потанин восстанавливает тесные связи с правительством, утраченные после его отставки с поста вице-премьера и последовавших за этим событий (банковская война и разгром команды Чубайса в правительстве). "Альфа" сделала шаги к превращению в "медиа-магната". Из финансовых групп, близких к правительству Черномырдина, только Ходорковскому удалось сохранить и даже укрепить связи с новым правительством. Его "топ-менеджеры" и близкие им люди вошли в состав нового правительства: глава партнерской страховой компании М. Зурабов (брат А. Зурабова, президента МЕНАТЕПа) - в качестве первого заместителя министра здравоохранения, вице-президент ЮКОСа С. Генералов -- министром топлива и энергетики. Кроме того, первый "посланец" МЕНАТЕПа в правительстве С. Новиков (в прошлом - начальник финансового управления ЮКОСа) переместился с поста замминистра топлива и энергетики на новую должность -- председателя Госкомрезерва. Кроме того, произошло усиление "московской группировки" Ю. Лужкова, финансовой опорой которой служат АФК "Система" и Банк Москвы. Этот политико-предпринимательский альянс отличается более высокой внутренней сплоченностью в немалой степени из-за того, что в отличие от федеральных московские власти удерживают взаимоотношения с крупным капиталом в рамках жесткого патронажа. "Московская группировка" оказалась в одном ряду с ведущими группировками большого бизнеса и продолжала наращивать финансовые и кадровые ресурсы. Последние уже традиционно пополняются выходцами из федеральных структур (к А. Бочину и Ш. Тарпищеву прибавились недавние отставники Е. Басин, бывший министр строительства, В. Лазуткин, бывший руководитель Федеральной службы по телевидению и радиовещанию и А. Котелкин, бывший глава госкомпании Росвооружение). Соотношение сил между центральной властью и элитами (включая большой бизнес) существенно изменилось. Правительство С. Кириенко, подчеркнуто аполитичное и технократическое, провозгласило принцип "равноудаленности" от группировок во взаимоотношениях с бизнес-элитой. Однако на деле оно просто утратило способность быть посредником и координатором. Ликвидация политической автономии резко ослабила способность правительства выстраивать отношения с лидерами большого бизнеса. Как показали последующие события, смена кабинета политически ослабила не только правительство, но и Президента. В полной мере это проявилось после провала "перемирия" между правительством и руководителями большого бизнеса.