Олигархия как политическая проблема российского посткоммунистического общества

8) Попытка институционализации взаимоотношении

Финансовый кризис на время подтолкнул руководство исполнительной власти и бизнес-элиту навстречу друг другу. В начале июня 1998 года состоялась встреча Ельцина и Кириенко с "десяткой" ведущих российских бизнесменов. Следом появилось "Обращение", подписанное предпринимателями - участниками встречи, в котором выражалась поддержка "всех разумных шагов" руководства страны по преодолению последствий финансового кризиса. Большой бизнес и власть заключили "перемирие". Прошла серия неформальных консультаций правительства с представителями бизнес-элиты по выходу из финансового кризиса. По предложению последних Чубайс был возвращен в структуру исполнительной власти в качестве специального представителя Президента по переговорам с международными финансовыми организациями. Наконец, была предпринята попытка институционализации взаимоотношений правительства с российским большим бизнесом. Появилась идея образования "Совета экономического взаимодействия" - СЭВ. Схема организации СЭВ предусматривала наиболее тесное сближение участников из всех ранее имевших место. Однако сотрудничество правительства и большого бизнеса продолжалось недолго. СЭВ поддержали группировки Потанина и Фридмана, с самого начала близкие к правительству Кириенко. Для них, похоже, это давало возможность институционально закрепить свое влияние на правительство. Его оппонентами выступили Березовский, Гусинский, и, в косвенной форме, Смоленский. Новый консультативный орган практически сразу же получил ярлык "параллельного правительства". (Тезис о "параллельном правительстве" одним из первых выдвинул Е. Киселев на НТВ.) Политически слабое правительство было напугано перспективой дальнейшего уменьшения собственной самостоятельности. Против институционализации консультаций с большим бизнесом активно выступил Немцов, опасаясь своей отставки, которой требовала часть крупных предпринимателей. В результате идея СЭВа умерла еще на стадии проекта.

9) Эскалация конфликта

После отказа от идеи СЭВа правительство переориентировалось на получение займа от международных финансовых организаций и ужесточение сбора налогов как главные средства выхода из финансового кризиса и ослабления кризиса социального. В отношении крупного капитала правительство перешло к "жесткому" курсу. "Знаковым" событием стала демонстративная атака на Газпром. Помимо решения чисто фискальных задач в действиях правительства просматривалось стремление "построить" ведущего естественного монополиста и на этом примере показать бизнес-элите, "кто в доме хозяин". Ответом стало возобновление "предпринимательской фронды", начавшейся в апреле 1998 года и прекратившейся на время недолгого "единения с правительством". От правительства Кириенко открыто дистанцировался Гусинский. Он предал гласности свое несогласие с идеей СЭВа на встрече "десятки" с Ельциным. Контролируемые им СМИ повели активную критику правительственной политики. Березовский возобновил "контригру" против Чубайса, целью которой стало обесценение политических дивидендов, полученных последним в результате успешных переговоров с МВФ о предоставлении стабилизационного займа. К возобновленной "предпринимательской фронде" присоединились и ведущие нефтяные компании. Было обнародовано резкое по тону и ориентированное на поддержку политической оппозиции "Обращение руководителей нефтяных и газовых компаний к Президенту и Правительству России", подписанное ЮКОСом, Сибнефтью, СИДАНКО, Сургутнеф-тегазом, ЛУКойлом, ТНК, Газпромом, ВНК. Семью из восьми подписавших "нефтяное обращение" компаний управляют люди, которые участвовали в написании первого воззвания ("мирного") - М. Ходорковский, В. Алекперов, В. Потанин, В. Богданов, М. Фридман, Р. Вяхирев. Но их выступление оказалось плохо организованным и своих целей не достигло. После обнародования "Обращения к Президенту и Правительству" от него в разной форме дистанцировались большинство подписавших его компаний: отмежевались Газпром, СИДАНКО и ТНК. ЮКОС и Сибнефть заняли неопределенную позицию - они заявили, что не могут сказать, поддерживают они "нефтяное обращение" или нет. Выступить единым фронтом ведущим нефтяным компаниям не удалось. В стороне от "предпринимательской фронды" остались лишь изначально поддерживавшие правительство Кириенко Потанин и Фридман. Активной оппозиции правительству сторонится и Ходорковский. Но главным результатом нового обострения противоречий между политической и экономической элитами стала эскалация конфликта: спустя год после борьбы с "молодыми реформаторами" бизнес-элита перешла к политическому давлению на Президента. В полной мере сказались долгосрочные политические последствия отставки правительства Черномырдина. Операция, задуманная для перераспределения политического веса внутри исполнительной власти в пользу президентских структур, привела к противоположному результату. Еще при правительстве Черномырдина Ельцин, пытаясь уравновесить премьера, вышел из положения арбитра и оказался прямым участником взаимоотношений с Государственной Думой, Советом Федерации и политическими элитами. Такое положение диктовалось архитектурой согласительных процедур ("круглый стол" и "четверка" с его прямым участием). Лишенное политической опоры правительство "технократа" Кириенко потребовало от Президента еще большего прямого участия в политической борьбе. Президент оказался на "линии огня", а значит, в роли ответственного и объекта претензий. Разрушение созданной прежним премьером неформальной системы взаимоотношений, которая наделяла центральную власть функциями арбитра и координатора, сломало равновесие во взаимоотношениях с бизнес-элитой. Из аморфного и неорганизованного конгломерата противоречивых интересов руководители большого бизнеса превратились в плохо управляемого партнера центральной власти со своими "видами" на ее реорганизацию. Претензии в отношении Президента накапливались в бизнес-элите уже давно. Болезнь Ельцина (с конца 1996 года, спустя лишь несколько месяцев после прошедших президентских выборов) фактически возобновила антипрезидентскую кампанию, которая с тех пор не прекращалась. За это время Президент по крайней мере уже дважды выбывал из активной политической жизни. Это порождало сомнения относительно целесообразности выдвижения Ельцина на третий срок. Первым подобные сомнения публично "озвучил" Березовский непосредственно перед отставкой Черномырдина в конце марта. К середине лета 1998 стало появляться все больше сообщений и прямых свидетельств того, что бизнес-элита начала оказывать давление на Президента и его непосредственное окружение. Цель - побудить Ельцина отказаться от выдвижения своей кандидатуры на третий срок. По некоторым сведениям, существует как минимум три плана, предусматривающих досрочное сложение Президентом Ельциным своих полномочий. В двух предусматривается отказ Ельцина от выдвижения в 2000 году, за которым должны последовать сложение им своих полномочий и досрочные президентские выборы. Один предполагает ключевую роль сформированного на основе корпоративного представительства "Временного государственного совета" в подготовке досрочных выборов - не только президентских, но и парламентских, другой - сначала смену премьер-министра и уже затем - отставку Ельцина. Третий во главу угла ставит конституционную реформу, направленную на перераспределение президентских полномочий в пользу правительства и Государственной Думы, а также резкое ограничение либо полную отмену системы местного самоуправления. Автором первого плана считают Березовского (впрочем, расценивая план лишь как тактический маневр, призванный облегчить прохождение второго плана). Поддержка второго плана приписывается также Березовскому, "находящемуся на острие атаки", и, кроме того, "сблизившимся с ним по различным причинам" Смоленскому, Вяхиреву и Алекперову, третьего -- Гусинскому и Ходорковскому. Налицо резкое обострение взаимоотношений бизнес-элиты с высшим политическим руководством страны. (Новое сближение правительства и деловой элиты, последовавшее вслед за "падением рубля" в середине августа и выразившееся, в частности, в создании "платежного пула" 12 ведущих банков, пользующегося поддержкой Центрального банка, носит чрезвычайный характер и потому вряд ли может считаться устойчивым.) В то же время было бы неверно считать его причиной активность "вышедших из повиновения олигархов" или проблему "неизбираемости" Ельцина. Эти проблемы - скорее симптом гораздо более обширного по своим масштабам неблагополучия во взаимоотношениях политического режима с элитами и обществом. По существу можно говорить о кризисе российского посткоммунизма.

10) "Кто правит?" Элиты и общество в политической базе режима

С самого начала опора посткоммунистического режима в элитных группах отличалась принципиальной неоднородностью. В момент становления политический режим опирался на коалицию восходящих групп, располагавшихся на периферии элиты прежнего, коммунистического режима, -- демократической интеллигенции и низших звеньев номенклатуры (преимущественно советской и хозяйственной). Они стали основой новых "режимных" элит, генетически связанных с новым политическим режимом. Тем не менее, политическая база режима в элитных группах оставалась узкой и уязвимой. Основная часть элитных групп - военная, часть административной, часть хозяйственной, культурная, научная - были унаследованы от прежнего политического режима. В перспективе подобная ситуация грозила новому политическому режиму изоляцией и неустойчивостью. Новый политический режим остро нуждался в укреплении связей с элитами по многим причинам. К этому побуждали исходная неукорененность в элитах, "естественная монополия" старых элит на политическое управление, отсутствие социального "противовеса" элитным группам в виде сильных "прорежимных" партий и структур гражданского общества, а также институциональная слабость новой государственной машины". Выстраивая политическую базу в элитных группах, режим решал двуединую задачу: он стремился приобрести поддержку элит, не превратившись при этом в их "заложника". В значительной мере это удалось. Политическая база режима в элитах заметно расширилась за счет подключения к ней групп, интегрированных позднее, на особых условиях либо частично. Это - элита армии и спецслужб, директорский корпус, аграрии, традиционная элита науки и культуры. Лояльность старых элит преимущественно "покупалась" - повышением статуса, расширением спектра льгот и привилегий, в частности предоставлением возможности участвовать в предпринимательской деятельности. Иногда "покупка лояльности" принимала форму отказа от модернизации и прямого субсидирования отсталых структур, институтов и секторов, служащих местом базирования старых элит. Как правило, это сопровождалось попустительством в отношении противозаконных действий и коррупции элитных групп этих секторов (государственная бюрократия, армия, директорский корпус, аграрии). По сравнению с "режимными элитами" цена поддержки старых элит оказалась намного выше, а прочность интеграции -- намного ниже. Стратегия власти по расширению своей политической базы была не единственным фактором, изменившим конфигурацию элитного пространства. Другим фактором стали промежуточные итоги экономических и политических преобразований последних лет. За это время возникли новые элиты, генетически связанные с политическим режимом. Это новая экономическая элита и новая региональная элита, утвердившаяся у власти после губернаторских выборов 1996-1997-го годов. Режим постарался установить нормальные взаимоотношения также и с периферийными элитами (губернаторы, связанные с оппозиционными силами, часть руководства ЛДПР, группы, тяготеющие к Лебедю), включая "контрэлиту" (умеренная часть фракции КПРФ в Государственной Думе). Последняя, несмотря на идеологическую враждебность режиму, свои позиции занимает благодаря институтам, являющимся составной частью режима - легальной политической партии, выборам, партийной фракции в Государственной Думе, руководству законодательной и исполнительной властью в регионах. Посткоммунистическому режиму удалось решить задачу укоренения в элитах. Преемственность во всех элитных группах оказалась исключительно высока, хотя ее уровень колебался. Однако оборотной стороной расширения политической базы в элитах стал кризис, связанный с растущей неспособностью режима "переваривать" разнородные группы, оказавшиеся в поле его политического притяжения. Во-первых, социальная цена интеграции старых элит стала чрезмерной. Структуры, институты и сектора, которые служат местом их базирования, отличаются низкой продуктивностью, снижают общую эффективность государственной власти и генетически плохо совместимы с политическим режимом. Результатом их деятельности становится растущее напряжение во взаимоотношениях власти и общества. Наглядным подтверждением этого служат финансовое бремя, возлагаемое на бюджет нереформированными секторами экономики, неплатежи, социальные проблемы армии, коррупция и преступность. Проблемы, порожденные беспомощностью и безответственностью старых элит, уже привели к отчуждению от власти значительной части социальной базы режима за время, прошедшее после президентских выборов 1996 года. Во-вторых, в самостоятельную проблему превратилась "невыстроенность" отношений с бизнес-элитой и новыми региональными лидерами. В последнем случае проблему создало разрушение "вертикали исполнительной власти" в результате тура губернаторских выборов 1996-1997 годов. Здесь, как и во взаимоотношениях с бизнес-элитой, иерархия сменяется десубординацией (хотя и в более ограниченных масштабах). Все вместе взятое это породило двойной кризис - политической базы режима в элитах и во взаимоотношениях режима с обществом. Коалиция элит, на которую опирался режим, практически распалась. Оказалось ослабленным ядро политической базы центральной власти. В свою очередь, взаимоотношения с обществом стали жертвой курса на максимальное расширение политической базы режима в элитах. Существующий политический режим приобрел явные "олигархические" черты. Его отличает повышенная "открытость" по отношению к новым и старым элитным группам и "закрытость" от общества, концентрация в узком правящем слое ключевых политических ресурсов (власти, собственности, влияния на общественное мнение), раздробленность, снижение дееспособности центральной власти. Среди руководящих групп посткоммунистического режима с самого начала наблюдалось тяготение к "закрытое™", проявлявшееся в различных формах (сначала - идея люстрации, затем - идея отказа от выборов, стремление поставить под административный контроль частное предпринимательство, усиление различных форм давления на свободу печати). В сознании элитных групп преобладают антидемократические установки и "социал-дарвинистские" настроения. "Наиболее влиятельная в обществе группа - руководители, - свидетельствует российский социолог, - может быть отмечена следующими признаками: положительным отношением к режиму личной власти, к снижению социальных гарантий для простых людей, к поддержке элиты - в комплексе означающими социальный эгоизм, антинародность (вспомним задержки зарплаты, завышенные оклады, патологическую тягу к роскоши, коттеджам, иномаркам). Каждый руководитель в отдельности может быть демократом, гуманистом, заботливым руководителем и избранным народом депутатом, но все вместе они образуют социальную силу, разрушающую едва созданное некое подобие демократии в стране". "Социальная замкнутость" новых элит свидетельствует о том, "что у них стремление к групповому самоутверждению продолжает преобладать над способностью к политическому руководству обществом (гегемония). Повышенная "открытость" элитным группам одновременно создает опасность "заражения" посткоммунистического режима идеями и настроениями, во многом враждебными его исходной демократической идентичности. Эта исходная идентичность помогала преодолевать тенденцию к "закрытости", навязываемую политическому режиму новыми элитами. Частное предпринимательство и демократические процедуры создают определенные каналы для интеграции массовых групп населения в политическую базу режима. Однако интеграционный потенциал этих каналов блокируется слабостью социальных ресурсов массовых групп. Частное предпринимательство в своем нынешнем виде оказалось уделом меньшинства, занимающим в обществе достаточно изолированное положение. Оно не стало массовым социальным идеалом. Не наблюдается притока в частное предпринимательство новых, свежих сил. На массовом уровне преобладают "тупиковые" формы адаптации к новой экономической реальности, созданной экономической трансформацией и ослаблением государства ("подсобные хозяйства"). Стабилизирующее влияние демократических процедур также ограничено. Оно распространяется на небольшой период времени и после выборов начинает быстро слабеть. Отсутствие среднего класса приводит к тому, что публичная политика в межвыборный период сужается до элитных групп. В результате в настоящее время частное предпринимательство и демократические выборы не позволяют преодолеть политическую дистанцию между режимом и обществом. Этими каналами оказывались в состоянии воспользоваться в первую очередь субэлитные группы и периферийные элиты. Другим важным последствием неравной "открытости" режима элитам и обществу стало двойное расслоение политической системы по "вертикали". На федеральном уровне она сохраняет соответствие исходным демократическим образцам, но на ее "нижних этажах" (региональном и городском) происходит дрейф в противоположную сторону: свобода печати редуцируется до "связей с общественностью", а выборы - до плебисцитарности (об этом свидетельствуют данные о голосовании на некоторых местных выборах, где уровень поддержки региональных руководителей приближался к "советской отметке", например, в Москве за Ю. Лужкова, а в Кемеровской области -за А. Тулеева). В тоже время наиболее близкий демократическим образцам федеральный уровень политической системы оказывается наиболее отчужденным от общества. Интеграционную тенденцию в политической системе представляют региональные и муниципальные звенья. Оли удерживают политическую систему от окончательной социальной поляризации. Там новый общественный порядок и воплощающий его политический режим обладают более высоким уровнем социальной интеграции. В то же время это достигается в значительной степени благодаря использованию недемократических и нерыночных механизмов. Наиболее яркий пример и символ такого рода - политический режим Лужкова в Москве. "Закрытость" режима от общества в полной мере фиксируется общественным мнением. Общество не ощущает разумного, осмысленного присутствия власти. Политическая ситуация в стране воспринимается многими как беспорядок и безвластие (который часто обозначают уголовным термином "беспредел"). Существующей власти отказывают в полноценном статусе (несмотря на то, что для ее легитимации используется один из наиболее сильных и адекватных механизмов - демократические выборы). Это наносит прямой политический ущерб режиму, который в межвыборный период вступил в стадию постоянно убывающей легитимности. Ресурс новой легитимности, приобретенный на президентских выборах 1996 года, в межвыборный период изнашивается достаточно быстро - гораздо быстрее, чем это предусмотрено Конституцией. "Социальная закрытость" режима порождает в обществе впечатление, что центральная власть находится "в плену" у элит и ориентируется исключительно на их запросы. В большинстве случаев на классический вопрос политической науки "Кто правит?" невозможно ответить четко и определенно. В устойчивых демократических системах это сопряжено с цивилизованной рассредоточенностью власти - "разделение властей" дополняется автономией общества от государства, плюрализмом мнений и организованных интересов в обществе. У нас есть другие причины, затрудняющие ответ на этот вопрос. Субъект власти, во-первых, не рассредоточен, а раздроблен, что сопряжено с утратой дееспособности власти, и, во-вторых, еще и размыт и непрозрачен для граждан. Ситуацию усугубляет преобладание внеинституциональных форм во взаимоотношениях власти и элит. Это обстоятельство делает государственные структуры непрозрачными для граждан и порождает сомнения в их легитимности. Показательно и другое: попытки разделить новый истеблишмент на "чистых", (политическую элиту) и "нечистых" (руководителей большого бизнеса), объявив последних "олигархией", к успеху не привели. Общественное мнение не отделяет бизнес-элиту от остальной части правящего слоя (прежде всего от федеральных чиновников). С точки зрения большинства, финансисты и чиновники - составная часть нового правящего слоя, негативную окраску которому придает тесное соседство с криминальными структурами. Недавно Фонд "Общественное мнение" провел опрос на тему "Кто такие олигархи?". 64% опрошенных затруднились сформулировать свое мнение. 25% опрошенных назвали 51 фамилию тех, кто, по их мнению, является "олигархом", но разошлись во мнениях относительно критериев.

Среди "информационной" части опрошенных 37% связывают "олигархию" с "деньгами", 18% - с соединением капитала и власти. В то же время многие из информированных респондентов отождествляют слово "олигархия" не с деньгами, а с самой властью. ("Олигарх - это тот, кто как хочет, так и правит", "небольшая группа очень умных людей, у них сосредоточены все виды власти", "вся власть начиная с Ельцина и дальше вниз до районов", "это пирамида, на вершине которой кто-то - Сталин, Тамерлан".)

В результате к "олигархам" причисляют не только банкиров и промышленников, но и политических деятелей. На первом месте по частоте упоминаний стоит Березовский (23%), за которым с небольшим отрывом следуют Чубайс (18%) и Черномырдин (17%). В олигархи "записали" и Ельцина (8%). Инициатор "антиолигархического похода" Немцов в общественном мнении ничем не отличается от известных представителей бизнес-элиты. В качестве "олигарха" Немцов упоминался так же часто, как Вяхирев, Брынцалов, Гусинский и Потанин (по 4% каждый).

Тема "олигархии", неосторожно поднятая в результате конфликта в новом истеблишменте до уровня политической проблемы, способна сыграть злую шутку в судьбе политического режима. Образ "олигархии" концентрирует в себе все отрицательные стороны существующего режима - тесную связь власти и "больших денег", групповой эгоизм правящего слоя и его "закрытость", аморфность, недееспособность и безволие власти. Тема "олигархии" приобретает широкое общественное звучание, но результаты, похоже, совсем не те, на которые рассчитывали инициаторы "антиолигархической кампании". К "молодым реформаторам" и другим представителям политической элиты ярлык "олигархии" прилип в такой же степени, как и к представителям бизнес-элиты, орудием против которых он был призван служить. Если этот образ превратится в общественном сознании в синоним всего правящего слоя, окончательно вытеснив демократические компоненты его идентичности, это может стать предвестником близкой политической смерти российского посткоммунизма. Выборам 2000 года останется лишь констатировать это.

Заключение

Мне хочется отметить, что 20-й век стал для России веком испытаний, а также различных экспериментов. Режимы сколько раз у нас менялись. Но интересно другое. Подобные эксперименты проводились по такой модели, что Россия должна была что-либо пройти, будь то что-то ни на ком не испытанное, как попытка построить коммунизм, или наоборот, нечто классическое - т.е. попытка построить капитализм. Но вместо плавного перехода от социализма к капитализму путем постепенной эволюции системы и её согласованного реформирования, мы спять оказались в поле деятельности «экспериментаторов», решивших построить капитализм разрушением всех достижений социализма и, минуя несколько стадий, сразу придти к «светлому будущему». Хотели как лучше, а получилось как всегда. Незнание дела привело лишь к намного более худшим результатам, т.е. лишь немногие что-то приобрели, а большинство потеряло всё, что у них было.

Изначальная противоречивость условий формирования и развития политической элиты породила не менее противоречивые оценки ее характера и возможностей. Так, среди интеллектуальной верхушки общества широкое распространение подучила точка зрения, согласно которой Россия вообще не имеет пока реальной политической элиты. Еще большей популярностью пользуется мнение о том, что в качестве правящей элиты стране досталась прежняя коммунистическо-тоталитарная номенклатура, которая благодаря своевременной смене лозунгов и рекрутированию в свои ряды конформистски настроенных лидеров бывшей контрэлиты сумела сохранить свою власть и собственность. Что же кроется за подобными высказываниями -- обида политически невостребованных интеллектуалов или объективная оценка политической верхушки современного российского общества? Что в действительности происходило и происходит в среде политической элиты ? При обсуждении политической ситуации в России конца 90-х годов вошел в обиход термин "олигархия". Олигархия упоминается как обязательный участник практически всех значимых политических событий, будь то отставка Черномырдина, деятельность правительства Кириенко, шахтерские забастовки или перспективы участия Б. Ельцина в президентских выборах 2000 года. Слово "олигархия" стало вытеснять своего предшественника, "номенклатуру", которое первое время по привычке использовалось для обозначения нового правящего слоя.

Если в первые годы реформ говорили о "новой" или "демократической" номенклатуре и "номенклатурном капитализме", то теперь все чаще упоминаются "олигархия" и "олигархический капитализм". Тем не менее многое продолжает оставаться неясным и прежде всего - что такое "олигархия". Как правило, так обозначается узкая группа руководителей наиболее крупных финансовых и производственных структур, располагающих тесными связями с властью. Иногда она изображается как "новый хозяин" российского государства. Другими это мнение оспаривается, хотя и признается высокий (а в последнее время исключительно высокий) уровень политической активности российской бизнес-элиты.

В новом, посткоммунистическом истеблишменте утвердился "олигархический" тип согласования интересов. Отдельные сегменты власти и связанные с ними бюрократические и политические элиты начали сближаться с элитами бизнеса. Небольшая группа директоров и бизнесменов стала составной частью нового правящего слоя, получив прямые выходы в сердцевину политической системы. Эта верхушка консолидированной экономической элиты ориентирована на политические стратегии индивидуалистического типа. Фактически она не нуждается ни в корпоративных формах самоорганизации, ни в создании каких-то специальных "партий интересов". Власть, к которой она получила постоянный доступ, становится для нее и "партией", и "корпорацией".

Главная социальная особенность бизнес-элиты лучше всего описывается формулой "слабая организация - высокая эффективность". Наиболее сильное влияние на властные структуры оказывается не через официальную систему представительства, а по неформальным каналам. Интересам, включенным в неформальную систему связей с госструктурами, дет нужды создавать союзы и ассоциации. В отличие от остальных "групп давления", воздействующих на механизмы принятия решений извне, это -"внутреннее лобби", являющееся составной частью управленческих структур или интегрировавшееся с ними. Потребность в формальной самоорганизации и создании представительства возникает у таких интересов только тогда, когда происходит отключение от системы неформальных взаимоотношений или возникает реальная опасность такого развития событий. Другими словами, интерес к публичной политике появляется вместе с необходимостью оспорить или "переиграть" то, что уже произошло в сфере бюрократической политики, а возможности неформальных согласовании исчерпали себя. Для интересов, ставших частью олигархической системы координации, превращение в официальную лоббистскую группу служит показателем не силы, а слабости. Тема "олигархии", неосторожно поднятая в результате конфликта в новом истеблишменте до уровня политической проблемы, способна сыграть злую шутку в судьбе политического режима. Образ "олигархии" концентрирует в себе все отрицательные стороны существующего режима - тесную связь власти и "больших денег", групповой эгоизм правящего слоя и его "закрытость", аморфность, недееспособность и безволие власти. Тема "олигархии" приобретает широкое общественное звучание, но результаты, похоже, совсем не те, на которые рассчитывали инициаторы "антиолигархической кампании".

Список литературы

1. Финансово-промышленные группы и конгломераты в экономике и политике современной России. Москва: ЦПТ, 1997.

2. Зудин А. Россия: бизнес и политика. Стратегия власти в отношениях с группами давления бизнеса // МЭиМО. 1996. № 5. С. 17-25.

3. Зудин А. Капитализм для избранных // Новое время. 1997. № 5. 9.02. С. 13, 14.

4. Зудин А. Политический капитализм: за и против // Россия. 1997. № 6. С. 10-13.

5. Зудин А. Социальная организация российского бизнеса: от сегментации к дуализму // Куда идет Россия? Т. IV. М., 1997. С. 208-213.

6. Афанасьев М.Н. Клиентелизм и российская государственность. М., 1997.

7. Зудин А. Бизнес и политика в президентской кампании 1996 г. // Pro et Contra. T. 1. 1996. № 1. Осень.

8. Афанасьев М.Н. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России. Воронеж, 1996.

9. Гаман-Голутвина О.В. Политические элиты России. М., 1998. С. 5.

10.Tитов В.И. Политическая элита и проблемы политики. // Социологические исследования. 1998. № 7.

11.Ершова Н.С. Трансформация правящей элиты России в условиях социального перелома // Куда идет Россия ? Альтернативы общественного развития, Вып. 1. М., 1994. С. 155.

12. Lane D., Ross C. The Changing Composition and Structure of the Political Elites // David Lane (ed.). Russia in Transition. London: Longman, 1995. P. 52-54.