Георелигия черноморско-каспийского региона

В начале XXI в. особое значение в рамках евразийских исследований приобрел их георелигиозный ракурс. Возникновение георелигии как научной отрасли знания было обусловлено «великим возвращением» религии в мировую политику в условиях глокализации. Эпоха модерна прошла под знаком геополитической экспансии Запада, отделения религии от международной политики и борьбы различных политических идеологий. У великих политических идеологий современности есть одно общее - все они являются продуктами Запада. В то же время он не породил ни одной мировой религии - все они плоды незападных цивилизаций.

Распад СССР и мировой социалистической системы в начале 90-х гг. XX в. означал окончание не только «холодной войны», но и идеологического противостояния коммунизма с либерализмом. Это привело, как показалось некоторым западным ученым, к «концу истории», т.е. окончательному торжеству либеральных ценностей как основы идентификации в эпоху глобализации. Однако этот диагноз, поставленный человечеству, оказался неверным: глобализация сменилась гло- кализацией, в условиях которой реализация либеральных модернизаци- онных проектов столкнулась с усилением процессов индигенизации, связанных с наведением границ между различными локальными сообществами.

Границы были разными - этническими, культурными, но особенно непроницаемыми оказались религиозные рубежи. Это обусловлено тем, что религия более «резче» разделяет людей, чем этническая или национальная принадлежность. Как отмечают ученые, человек по своей этнической и национальной принадлежности может быть по- луфранцузом-полуарабом. Однако намного труднее представить, что человек может быть полукатоликом-полумусульманином (С. Хантингтон). В результате в условиях локализации религиозные ценности становятся наиболее устойчивой основой самоидентификации людей. Этим объясняется тот религиозный ренессанс, который охватил различные страны в эпоху глокализации не только на традиционно религиозном Востоке, но и на политически светском Западе и в России, пережившей советскую эпоху религиозного безвременья.

Таким образом, окончание противостояния двух мировых систем привело не к торжеству либеральной идеологии, а к идейному вакууму, который стал заполняться религией. С завершением «холодной войны» начался отсчет эпохи противостояния на мировой арене крупных религиозных систем, в начале XXI в. все более осязаемо заменяющего идеологическое противоборство прошлого века.

В результате, как отмечали западные ученые еще в конце XX в., «аллергическое детище западной цивилизации - происшедшее после Вестфальского мира отделение религии от международной политики - доживает свои дни», и религия, похоже, во все большей степени станет вмешиваться в международные отношения. Межцивилизационное столкновение культур и религий вытесняет рожденное Западом внутрицивилизационное столкновение политических идей (Эд. Мортимер, В.С. Поляк).

Каковы причины «великого возвращения» религии в политику? Некоторые ученые эти причины видят, во-первых, в десакрализации политических идеологий. В результате религия возвращается на то место, с которого ее, было, вытеснили «великие идеологии» XX в., которые или стремились вообще ее заменить, или сами претендовали на роль политической религии, или хотели заставить традиционные религии освящать себя.

Во-вторых, причины возвращения религии в политику усматриваются в демографических процессах, благодаря которым «глобальный центр тяжести» постепенно смещается с богатого Севера, со сдержанным отношением к религии, на бедный Юг, где религии не только играют огромную роль в жизни общества, но и носят зачастую «воинствующий» характер. В-третьих, эти причины связывают с провалом глобализационного проекта по созданию общей для всего человечества культуры как своего рода «глобальной религии» (В.Е. Еленский). Вместо возникновения в единой религии глобализирующийся мир становится свидетелем почти повсеместного «восстания» религий, проявляющих большую или меньшую нетерпимость друг к другу.

Поэтому даже сторонники «теории секуляризации», как одного из главных объяснительных конструктов XX в., были вынуждены признать, что современный мир, за несколькими исключениями является таким же неистово религиозным, каким он и был всегда (P.L. Berger).

На рубеже XX-XXI вв. религия, как подчеркивают исследователи, покидает «гетто приватизации», а глобализация придает ей новый импульс и усиливает ее влияние в публичном дискурсе стран Запада и Востока, Севера и Юга (P. Beyer). Религиозные центры формулируют собственные геополитические доктрины; религия становится языком подтверждения идентичностей, источником глобальных возмущений. Происходит политизация мировых религий и религизация мировой политики. В связи с этим стало ясно, что ни геополитика, ни геоэкономика сами по себе не способны сделать удовлетворительный анализ и прогноз современных тенденций мирового развития.

В результате появляется георелигия как особая отрасль научного знания, представители которой полагают, что геополитический и гео- экономический подходы, отдающие приоритет в мировой политике факторам военной и экономической силы, уже недостаточны для понимания тенденций развития в условиях глокализации, поскольку движущей силой этого развития сегодня становятся факторы духовного, нематериального порядка, среди которых религиозный является главным.

Большое влияние на становление георелигии как научной дисциплины оказали идеи С. Хантингтона, который отмечал, что важнейшей детерминантой мировой политики после «холодной войны» становится принадлежность наций не к одной из мировых систем, а к той или иной цивилизации, основой каждой из которых выступает религия. Во второй половине XX в. сверхдержавы (США и СССР), объявив весь мир зоной своего идеологического влияния, были способны подавлять конфликтогенный потенциал различных религий. Поэтому в глобальном противостоянии между Западом и Востоком особую роль играли военная мощь и идеология, влияние же религиозных факторов на мировую политику было незначительным.

Ситуация коренным образом изменилась в конце XX в. Экономическая модернизация и социальные изменения в условиях глобализации размыли традиционную идентификацию людей на основе «почвы и крови» и одновременно ослабили роль нации-государства как источника этой идентификации. Образовавшиеся в результате этого идентификационные лакуны были заполнены по большей части религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в христианстве, буддизме, а также индуизме, иудаизме и других национальных религиях.

Это дало основание С. Хантингтону утверждать, что в настоящее время «религия является центральной, возможно самой центральной силой, мотивирующей и мобилизующей людей». Наивно полагать, писал ученый, что в связи с поражением советского коммунизма и победой Запада мусульмане, китайцы, индусы и другие собираются воспринять западный либерализм как единственную альтернативу. Разделение человечества, вызванное «холодной войной», позади. Однако более фундаментальные разделения человечества по этническому, религиозному, цивилизационному признакам остаются и порождают новые конфликты. Отсюда Хантингтон сделал вывод о том, что в XXI в. движущей силой мировой политики станут конфликты между локальными цивилизациями как религиозными топосами на геополитической карте мира.

В связи с формированием георелигии как научной дисциплины особое значение в рамках зарубежного регионоведения стали приобретать научные исследования, посвященные современной георелигиозной проблематике. Эта проблематика и, соответственно, георелигиозный ракурс евразийских исследований обусловлены прежде всего представлениями о том, что такое георелигия. В настоящее время одни ученые рассматривают георелигию как форму геокультуры, другие - как форму геополитики.

Георелигия как форма геокультуры рассматривается преимущественно в отечественной географии, в которой религиозная сфера представлена в качестве подсистемы культурного ландшафта или геокуль- турного пространства. Это пространство является интегральной природно-социальной геосистемой, где взаимодействуют природные и культурные геосистемы, в число которых входит и религиозная сфера как неотъемлемая часть развитых культурных ландшафтов. При этом в религиозной сфере выделяются традиционные и инновационные, материальные и духовные сегменты, вертикальные и горизонтальные связи между ними. Вертикальные связи обусловливают иерархическую со- подчиненность в рамках религиозных конфессий, а горизонтальные связи - их территориальную организацию, которая обычно коррелируется с сеткой государственного административно-территориального деления.

В структуре религиозной подсистемы культурного ландшафта обычно выделяют: буддизм индуизм ислам христианство евразийский

1) религиозное наследие - заложенная в этнической, социальной и территориальной самоидентификации людей историческая религиозная память, благодаря которой религии возрождаются после длительного забвения, и которая готова проявиться в любой момент, особенно в сложных и конфликтных ситуациях жизни общества и отдельного человека;

2) религиозный «базис» - активная часть верующих и различные формы их объединений;

3) религиозную «надстройку» - включает органы управления религиозным объединением и направлена на сохранение основ вероисповедания, воспроизводство иерархической и кадровой вертикали, обеспечение церковного суда (С.Г. Сафронов).

В рамках георелигии как формы геокультуры различаются мировые и национальные религии, а также выделяются ареалы их геопро- странственного доминирования. К мировым религиям относятся христианство, ислам и буддизм, которые охватывают подавляющую часть территории мира.

Самая распространенная религия - это христианство (около 1,9 млрд человек). Крупнейшая ее ветвь - римско-католическая - объединяет народы Италии, Франции, Испании, Португалии, Ирландии,

Австрии, южных районов Германии, Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Литвы, а также большинство стран Латинской Америки. Другая ветвь - протестантская (или лютеранская), не признающая власти Папы Римского, распространена на севере Германии, а также в странах Северной Европы, США, Канаде и Южной Африке. В протестантизме (более 400 млн человек) выделяются два основных направления: либеральное (лютеранство), признающее критику Библии, и консервативное (кальвинизм), настаивающее на буквальном понимании библейских текстов. В Великобритании английские религиозные общины в своих обрядах сохраняют ряд черт католицизма, но примыкают к протестантской ветви.

Восточная ветвь христианства - православие, получившее распространение в России, Болгарии, Греции, Румынии, Грузии, Армении, Сербии и Черногории, на большей части Украины, в Белоруссии и Молдавии. Очагом христианства в Африке является Эфиопия, жители которой по церковной обрядности ближе всего к православию.

Второй по численности верующих мировой религией является ислам (более 1,1 млрд человек). Она охватывает многочисленные народы в Африке, на Аравийском полуострове, Ближнем Востоке, в Центральной Азии, на Северном Кавказе, в восточной части Закавказья и в Поволжье. Ислам преобладает также в Индонезии, на юге Филиппин, в отдельных районах Индии. Эта религия присутствует и на юге Европы - в Албании, Боснии и Герцеговине. Наиболее крупные течения в исламе представлены суннитами и шиитами. Сунниты (около 85 % мусульман) являются большинством в странах Ближнего Востока, Северной Африки, Центральной и Южной Азии. К суннитам относят также салафитов (Саудовская Аравия, Катар, Кувейт, ОАЭ). Шииты (около 15 % мусульман) традиционно делятся на умеренных (Иран, Азербайджан, Бахрейн, Ирак, Ливан) и крайних (Сирия, Турция, Ливан).

Третьей по числу верующих мировой религией является буддизм (более 325 млн человек). Эту веру исповедуют бирманцы, непальцы, часть жителей Индокитая, сравнительно небольшая часть населения Индии. Тибето-монгольская форма (ламаизм) - ветвь буддизма, распространена в западных провинциях Китая и Монголии, в некоторых республиках России. Традиционно буддизм представлен многочисленными школами.

Общее количество национальных религий назвать затруднительно, поскольку оно постоянно меняется: одни религии прекращают существование, другие, наоборот, появляются. Религией, признающей не единого, а множество богов, является индуизм (более 793 млн человек), утвердившийся на значительной части Индии.

Другой национальной религией считается иудаизм (примерно 14 млн чел.), эту веру исповедуют только евреи, проживающие на всех континентах. В Китае и некоторых соседних с ним странах часть населения исповедует конфуцианство (около 5 млн человек). В Японии часть населения исповедует синтоизм (3 млн человек). Фактически на каждом континенте есть различные языческие религии. Например, в западных районах Китая их исповедуют около 220 млн человек. Во многих странах национальные религии вытесняются новыми религиями, общая численность исповедующих их в настоящее время превышает 100 млн чел.

Специалисты, отмечая, что распространение религий не имеет четкой географической обусловленности, выделяют следующие факторы формирования религиозного геопространства: 1) этническая миграция; 2) новообращение, т.е. принятие нового вероисповедания частью коренного населения страны; 3) религиозная экспансия.

Распространение основных георелигиозных традиций в пределах евразийского пространства в целом коррелируется с этническим составом населения. Там, где этносы имеют широкие ареалы расселения, значительную численность, религиозные структуры наиболее устойчивы. Это относится к преобладающим здесь мировым религиям - христианству (особенно к православию), исламу и буддизму. Малочисленные этносы представляют собой подвижные и изменчивые структуры, они испытывают влияние нескольких мировых религий, вследствие чего могут возникать межконфессиональные противоречия, перетекания верующих из одной религии в другую.

В XX в. на евразийском пространстве стали распространяються такие религиозные течения, связанные с протестантизмом, как: евангельские христиане, баптисты, адвентисты и пятидесятники. Основные причины усиления их влияния на этом пространстве связаны с размещением этнических групп, склонных в силу своей историко-культурной специфики к принятию этих вероисповеданий, с близостью к очагу, откуда вероисповедание начало распространяться, а также с деятельностью миссионеров. В конце XX - начале XXI в. также стали распространяться альтернативные религиозные движения.

Ученые, рассматривающие георелигию как форму геополитики, отмечают, что до последнего времени геополитические концепции практически не принимали в расчет массовое религиозное сознание людей, состояние духовной среды, в которой формируется определенное религиозное мировоззрение, доминирование конфессий и религиозных традиций в конкретном регионе и пограничных странах.

Однако в настоящее время в различных странах мира усиливается религиозность населения, наблюдается рост религиозных партий и движений, все больше становится религиозных организаций и фондов, деятельность которых носит международный характер, межнациональные и межгосударственные конфликты все чаще приобретают религиозную окраску.

Религиозный фактор становится важной составляющей как внутренней, так и мировой политики, потому что общество, которое находит смысл в религии, пытается придать этот смысл, в том числе, и деятельности государства как внутри страны, так и на международной арене, или противопоставить этот смысл государству (государствам) во имя высших священных принципов. Причем эти высшие принципы могут стать существенным фактором в возникновении геополитических конфликтов даже в том случае, если религиозные группы разделены государственными границами или находятся на другом конце земного шара.

Ученые также подчеркивают, что в условиях глокализации все большую роль, помимо военной силы и экономической мощи государства, играет культурно-религиозная экспансия, благоприятствующая в том числе и политическому, и экономическому проникновению. Поэтому геопространство государства сегодня увеличивается не только в результате геополитической или геоэкономической экспансии, но и гео- культурно-религиозной, в том числе и миссионерской деятельности, а также использования религии как символического капитала власти для культурной мобилизации людей, проживающих на территории других государств. В связи с этим некоторые исследователи для определения специфики предмета георелигии как формы геополитики предлагают использовать метафору «прозрачных пластиковых схем», которые накладываются на традиционную политическую карту мира, не отменяя суверенных государств, а сосуществуя с ними (S.H. Rudolph). Такие «схемы» должны отражать не просто религиозное геопространство, но и его динамику, связанную с процессами политизации религии в различных странах или цивилизационных ареалах.

В георелигии как форме геополитики базовым является понятие политической религии. Впервые это понятие было использовано в конце 30-х гг. в книге немецкого ученого Э. Фегелина «Политические религии», в которой политическими религиями он называет тотальные идеологии, подобные коммунизму, фашизму и национал-социализму. Эти идеологии, служащие обоснованием национального единства, придают политическому порядку квазирелигиозное измерение, хотя и в превращенной форме (E. Voegelin). Поэтому «политическая религия» для Э. Фегелина и его последователей не является религией в собственном смысле слова: это - идеология, обладающая всеми признаками религии, но не предполагающая веры в Бога. В связи с этим французский социолог Р. Арон предложил заменить понятие «политическая религия» понятием «светская религия». Естественно, что европейцы - христиане могли называть «религией» идеологию, не включающую веру в Бога, только в метафорическом смысле. Однако сейчас, когда в поле зрения ученых попадают религии, изначально не предполагающие такой веры, соотношение между «религиями» и «идеологиями» становится еще более запутанным, чем во времена Э. Фегелина (А.В. Митрофанова).

В настоящее время политическую религию одни исследователи также рассматривают как особую форму идеологии, которая обосновывает политическое действие через апелляцию к потусторонним силам. Другие определяют политическую религию как особую форму религии, которая обосновывает политические действия. Третьи полагают, что политическая религия представляет собой соединение религии и идеологии, посредническую форму, позволяющую связать религию с политическим действием.

Политические религии, как правило, имеют особые названия, указывающие как на связь с изначальной религией, так и на расхождения с ней. В связи с этим исследователи предлагают в названиях политических религий использовать, с одной стороны, название соответствующей религии, а с другой - суффикс «изм» для обозначения связи с идеологией как «учением». Так, большинство исследователей политического ислама настаивают на использовании понятия «исламизм», чтобы показать, что это политико-религиозное течение является «измом», сравнимое с другими идеологиями XX в (Д. Пайпс). В современной отечественной литературе используется понятие «православизм», обозначающее религиозную идеологию, которая не требует от своих адептов религиозной веры, но зато предполагает определенную направленность политических ценностей и действий (Ю.П. Зуев).

Некоторые ученые, понимающие религию исключительно как «путь личного спасения», рассматривают политическую религию как превращенную ее форму, ущербную по отношению к настоящей религии. Однако другие исследователи отмечают, что понимание религии как частного дела каждого человека даже на Западе появилось совсем недавно. Для большинства населения мира религия как путь личного спасения пока неотделима от религии как образа жизни и основы социально-политического устройства.

В рамках политической религии события нашего мира рассматриваются как часть (или отражение) событий религиозного, сакрального, вселенского характера. Поэтому политическая религия - это и особое мировоззрение, и особая программа политического действия, осуществление которой санкционировано Богом или потусторонними силами. Поэтому в политической религии, как отмечают исследователи, нет ничего ущербного или неправильного. Опасность политических религий не в том, что они искажают «правильную» догматику, а в том, что они переводят религиозные отношения в плоскость «друзья - враги», открывая тем самым путь для ксенофобии и религиозно мотивированным политическим конфликтам. При этом сакрализация политических конфликтов ведет к сакральному восприятию «врага». Враг, которому противостоят сторонники политических религий, - не личный враг и даже не политический. Это - воплощение вселенского зла, поэтому какие-либо сделки с врагом становятся совершенно невозможными и никакие жертвы во имя его уничтожения не кажутся слишком большими (А.В. Митрофанова).

Политизация и идеологизация религии тесно связаны с таким явлением, как религиозный фундаментализм, выступающий в эпоху гло- кализации одной из форм противопоставления религиозных традиций ценностям глобализации, представлений об идеальных моделях прошлого современным социальным реалиям, пораженным «вирусом» модернизации и секуляризации (З.И. Левин). Понятие «фундаментализм» появилось в первой четверти XX в. Первоначально его использовали для характеристики ортодоксальных христианских группировок, образованных представителями евангелической церкви в США. Сегодня это понятие активно применяется в широком смысле слова как учеными, так и религиозными деятелями на Западе и Востоке. В качестве одной из основных своих задач представители религиозного фундаментализма рассматривают возвращение религиозным структурам господствующих позиций в обществе и государстве. Основными его идеологическими положениями являются, во-первых, недопустимость критики либо либерального толкования священных текстов, во-вторых, необходимость строгого следования предписаниям, установленным в религиозных книгах.

Характерной чертой современного религиозного фундаментализма является синтез религиозного и политического: утверждая приоритет религиозных, метафизических ценностей, фундаментализм придает религиозному импульсу форму теории политического действия. Наибольшего развития, как отмечают исследователи, фундаментализм достигает там, где сохраняется вера в возможность реализации божественного в земном, высока относительная значимость религиозной доктрины и ни организация или группа не имеет монополии на доступ к сакральному знанию. В религиях, где основополагающий канонический текст отсутствует, например, в буддизме и индуизме, возможность проявления фундаментализма изначально выглядит слабее и чаще всего за этим термином скрывается культурная исключительность и национализм.

Другой чертой религиозного фундаментализма является револю- ционаризм, связанный с идеей реализации божественного в земном и направленный на радикальное изменение основополагающих устоев человеческого бытия в современном мире. Реальным воплощением такого рода радикальных изменений стала исламская революция в Иране, где с приходом к власти фундаменталистов был утвержден соответствующий политический режим и осуществлена масштабная программа социальных и духовных преобразований.

Сегодня важной чертой религиозного фундаментализма можно назвать его гибкость, способность адаптироваться к особенностям эпохи глобализации, давая собственный ответ на ее вызовы. Это находит выражение в нацеленности религиозного фундаментализма на актуальную политику, разработке программ преобразования основных сфер жизни общества, основанных на синтезе религиозных и светских идеологических аспектов. Все это позволяет, как отмечают исследователи, рассматривать религиозный фундаментализм не просто как некий анахронизм, пережиток Средневековья и традиционалистскую альтернативу обществу эпохи постмодерна, а как альтернативный постмодерн, учитывающий ценности традиционализма (С.М. Павловнин).

Георелигия в качестве фактора мировой политики выступает, с одной стороны, как взаимодействие конфессиональных институтов, с другой - как конфигурация политических религий. В связи с этим в мировой политике различают конфессиональных акторов и религиозных акторов. Актор - это активный участник, обладающий возможностью, благодаря имеющимся в его распоряжении актуальным и потенциальным ресурсам и способности их эффективно использовать, самостоятельно принимать решения в соответствии с собственным пониманием своих интересов и ценностей и реализовывать стратегию, оказывающую существенное влияние на политические процессы в мире, а также признаваемый в качестве такового другими участниками этих процессов и учитываемый ими при принятии собственных решений (П.А. Цыганков).

Под термином «конфессия», как отмечают специалисты, подразумевается «организованная религия», воплощенная в каких-либо социальных институтах (например, церковь у христиан; совет улемов (знатоков Корана), умма (община) у мусульман; сангха (монашеская общи-на) у буддистов). Практика показывает, что любая религия, даже не предполагающая строгой иерархической организации (подобной организации католической и православной церквей), тем не менее, всегда имеет определенную институциональную структуру. В этом плане «организованные религии» выступают в качестве конфессиональных акторов политических процессов в мире. К ним можно отнести, например, такие всемирные и региональные конфессиональные организации, как «Всемирный совет церквей», «Конференция европейских церквей»; «Римско-Католическая церковь», «Константинопольский патриархат», «Московский патриархат», «Организация исламская конференция»; «Всемирное Братство буддистов», «Азиатская буддистская конференция за мир», «Всемирный совет буддистской сангхи». К конфессиональным акторам мировой политики можно отнести также различные международные и региональные объединения политических партий религиозной ориентации, позволяющие вырабатывать общую для этих партий позицию по актуальным вопросам международного развития. Такими объединениями являются, например, «Всемирный союз христианских демократов», «Христианско-демократическая организация Америки», «Братья-мусульмане».

К основным направлениям деятельности конфессиональных акторов в мировой политике можно отнести: 1) непосредственное участие религиозных организаций, в том числе политических религиозных партий, в мировых политических процессах; 2) опосредованное влияние на социальные установки, под воздействием которых формируется внешняя политика государств (Н.А. Ковальский).

В качестве религиозных акторов мировой политики выступают политические религии, оказывающие непосредственное воздействие на людей, приверженцев конкретной религии, которые участвуют в мировых политических процессах и вынуждают руководителей государств считаться с их политико-религиозными взглядами и действиями.

Религиозные акторы, действующие на уровне транснациональных связей между религиозными общностями, с одной стороны, ставят своей целью распространение вероучения, с другой - стремятся привлечь внимание общества к нравственной оценке происходящих в мире политических процессов. В этом плане религиозные акторы являются той силой, которая способна оказывать существенное влияние на ценностные ориентации и политическое поведение людей и тем самым оказывать опосредованное влияние на принятие политических решений на государственном или межгосударственном уровне (А.Н. Михеев).

К основным направлениям деятельности религиозных акторов в мировой политике обычно относят:

1) информационную политику - способность оперативно доставлять политически важную информацию в «нужное время и нужное место», т.е. туда, где ее влияние будет наибольшим;

2) символическую политику - способность формировать в массовом сознании представления и образы в качестве желательных фреймов интерпретации актуальных политических событий, а также ценностные структуры, легимизирующие установки политикорелигиозного действия;

3) политику «рычагов» - способность подключать к политико-религиозной деятельности более сильных политических акторов, когда собственных сил недостаточно для изменения сложившейся ситуации.

Создатель геополитической теории «большого пространства» К. Шмитт, рассматривая процесс развития государства с позиций своей теории, отмечал, что становление этого пространства не обязательно связано с колонизацией, аннексией или военным вторжением. Это может происходить и путем принятия несколькими государствами или народами единой религиозной или культурной формы. Поэтому в георелигии как форме геополитики особое место отводится религиозной экспансии. Одной из форм этой экспансии выступает миссионерская деятельность, которая широко используется государствами путем опосредованного влияния на программы, осуществляемые религиозными организациями за рубежом, для решения мирными средствами собственных геополитических задач.

Религиозная экспансия в мире политики, обусловленная географическими факторами, придает политическим процессам в разных странах не только религиозное измерение, но и порождает такие деструктивные явления, как политико-религиозные войны, политико-религиозные конфликты и политико-религиозный терроризм. Характеризуя политикорелигиозные войны, некоторые зарубежные исследователи отмечают, что они являются не просто политическими явлениями, которые оправдывают с помощью религии.

Истинно верующие воспринимают их как земное отражение столкновений между добром и злом в потустороннем мире. Поэтому войны реального мира связываются с невидимой духовной битвой между светом и тьмой, порядком и хаосом, верой и сомнением (M. Juergensmeyer). Так, например, Усама Бен Ладен, бывший лидер радикальной исламской группы «Аль-Каида», видел мир поделенным на два лагеря: один лагерь веры, где нет лицемерия, и который составляют мусульмане, другой - неверия, который возглавляют США, и принадлежит он христианству.

В последнее время зарубежные исследователи говорят даже о начале четвертой мировой войны (под третьей мировой они подразумевают «холодную войну») - между христианским и исламским мирами (П. Бьюкенен).

Политико-религиозный конфликт как форма религиозной деструкции характеризуется следующими признаками:

1) наличие исторических корней конфликта, уходящих вглубь веков, в силу чего конфликт носит длительный характер;

2) присутствие в массовом сознании религиозных пан-идей, выступающих установкой к политическому действию;

3) всплеск националистических идей, усиливающих религиозную составляющую конфликта;

4) активная деятельность политических религиозных движений фундаменталистского толка по реализации своих целей в процессе конфликта.

Специфика политико-религиозного конфликта проявляется в том, что его участники стремятся не к компромиссу, а к эскалации конфликта, что придает ему затяжной характер. Способность политической религии инициировать массовую политическую активность выступает одним из факторов конфликта, а придание этой активности сакрального характера может служить оправданием для любых, в том числе и антигуманных, действий.

Политико-религиозный терроризм является ультрарадикальной формой религиозных деструкций, приобретшей в конце ХХ - начале ХХ! в. перманентный характер в мировом политическом процессе. Исследователи, изучающие терроризм в современном мире, говорят о четырех его волнах. Первой волной был анархистский терроризм 80-х гг. XIX столетия, на смену которому пришла антиколониальная волна 20-х гг. XX в., длившаяся около 40 лет; третья волна - «левацкая» - началась в 1960-е гг. и сошла на нет к концу прошлого века. Наконец, в 1979 г. началась волна религиозного террора и, как полагают ученые, она продлится примерно до середины 2020-х гг.

Следует отметить, что политико-религиозный терроризм существенно отличается от «секулярного». «Секуляристы» предпочитают убивать чиновников, религиозные - просто стремятся уничтожить как можно больше людей; «секуляристы» в целях самосохранения склонны сводить число жертв среди мирного населения к минимуму, религиозные - стремятся к максимальному количеству жертв; человеческая жизнь для них, включая жизнь соратников, - ничто (D.C. Rapoport). Поэтому четвертая волна сопровождается постоянным ростом суицидальных террористических актов.

Причем эти акты не являются спонтанными - они всесторонне готовятся, решения о подготовке террористов-смертников принимаются руководством террористических сетей.

Экзистенциональным основанием терроризма выступают деструктивные паттерны политико-религиозной доминанты, внедренные посредством идеологического и психологического воздействия в сознание террориста.

Рационально-ценностным основанием политико-религиозной доминанты выступает образ непримиримого врага, которого надо уничтожить. Иррациональным основанием политико-религиозной доминанты выступает самопожертвование террориста, придающее террористическому акту сакральный характер в силу того, что его «бытие-к-смерти» есть для него «бытие-к-вечной жизни».

В связи с тем, что большинство террористических актов совершают группы, действующие от имени ислама, возник вопрос связано ли это со спецификой ислама как религией или это обусловлено другими обстоятельствами? С. Хантингтон и его последователи отвечают на этот вопрос утвердительно и подчеркивают, что ислам всегда был «религией меча», он прославляет военную доблесть, чего нет в других мировых религиях. Мухаммада помнят как закаленного воина; этого нельзя сказать о Христе или Будде. Коран содержит отдельные запреты насилия, но целостная концепция отказа от насилия в исламе отсутствует.

Другие исследователи, отмечая неполиткорректность постановки такого вопроса, считают, что международный терроризм связан с борьбой не религий, а идеологий, в которой одна из сторон просто использует религиозную риторику, имеющую самое отдаленное отношение собственно к исламу. В подтверждении своей позиции эти исследователи ссылаются на имеющуюся в западных спецслужбах версию о том, что никакой «Аль-Каиды» как религиозной организации не существует. Это - идеология, вдохновляющая других на осуществление террористических актов. Кроме того, исследователи отмечают, что многие исламские фундаменталисты позиционируют себя в качестве революционных лидеров, послания которых в содержательной части носят не столько

религиозный, сколько идеологический характер. В связи с этим они рассматривают ислам как революционную идеологию, способную изменить современное общество и культуру подобно тому, как он изменил общество в VII в. (D. Zeidan).

Ответ на вопрос о том, почему международный терроризм в общественном сознании ассоциируется с исламом, некоторые исследователи видят в следующем. В последней четверти XX в., отмечают они, стало очевидно, что внутри ислама как системы религиозных представлений, отношений и институтов происходят некие существенные изменения. Эти изменения проявляются прежде всего в том, что в массовом порядке и практически во всех зонах распространения ислама стали возникать (этот процесс бурно продолжается и сегодня) исламские религиозно- политические организации и группировки, т.е. такие группировки, которые заявляли себя религиозными - исламскими и действовали в сфере политики.

Новизна этого процесса заключается в многочисленности возникавших группировок, активность которых чаще всего носит насильственный характер. Поскольку эти группировки сами позиционируют себя в качестве исламских, что видно хотя бы из принимаемых ими названий-маркеров, постольку в широком общественном обиходе (в первую очередь в СМИ) эту активность, как подчеркивают исследователи, стали ассоциировать с исламом (А.А. Игнатенко). То, что крупнейшие религиозные деструкции конца XX - начала XXI в. тесно связаны именно с исламом, не случайно.

Исламский мир больше других пострадал от последствий глобализации, здесь произошло меньше всего позитивных изменений. Именно мусульманские страны впервые дали сигнал человечеству о несостоятельности универсалистских проектов по одному (западному) образцу.

В связи с особой ролью георелигиозных факторов, которую они играют в мировой политике, американскими экспертами Национального разведывательного совета при ЦРУ был подготовлен «Проект-2020», в котором представлены четыре сценария глобального развития, имеющие особое значение и для понимания процессов, разворачивающихся в Евразии: 1) «Давосский мир», 2) «Pax Americana», 3) «Новый халифат», 4) «Контур страха». При этом первые два сценария носят геоэкономиче- ский, а другие два - георелигиозный характер.

Первый сценарий - «Давосский мир», или «глобализацию не остановишь», предполагает, что в процесс глобализации активно включаются такие новые игроки, как Индия и Китай. Они являются самыми населенными странами Земли, их обширные внутренние рынки привлекают бизнесменов со всего мира, они больше не экспортируют рабочую силу, предпочитая направлять ресурсы на развитие собственных мощностей. Эти страны также преуспели в освоении наукоемких технологий, темпы их экономического роста превысили европейские показатели и стремительно приближаются к американским, быстро растет их политическое влияние как в регионе, так и во всем мире. Их военная мощь вызывает беспокойство соседей (в особенности Японии), и даже США начинают потихоньку тревожиться. Финансовый центр мира смещается из Европы в Азию. Россия по-прежнему является одним из крупнейших поставщиков нефти и газа (и имеет на этом поле стратегический альянс с Китаем), однако и ее, и другие страны с сырьевой экономикой (Венесуэла, Арабские Эмираты, Саудовская Аравия) подстерегает опасность глубокого кризиса. Чтобы избежать его, нужно переориентировать экономику на высокие технологии, уже победившие в развитых государствах. Зона нестабильности в бедных мусульманских странах по-прежнему беспокоит основных участников глобализации, однако общее повышение уровня жизни дает надежду, что проблему исламского терроризма со временем можно будет снять.

По второму сценарию - «Pax Americana» («правь, Америка, мирами»), - США остаются «ядром» научно-технической революции и повсеместного внедрения высоких технологий и центром мировой политики, пытающимся провести в жизнь принцип «золотого миллиарда», при котором пять шестых населения планеты трудятся на благо оставшейся части. В качестве платы за это США обеспечивают глобальную безопасность, включая военное присутствие в «горячих точках» земного шара. При этом у США наблюдаются определенные политические расхождения с Европой и почти открытое экономическое противостояние с Китаем (хотя, с точки зрения международной политики, Китай вполне доволен сдерживающей ролью, которую США играют на Тихом океане). Однако гегемония США в мире будет сопровождаться, с одной стороны, ростом обязательств, которые им придется выполнять в международной сфере, а с другой - усиливающимся недовольством со стороны бедных и развивающихся стран, считающих себя обделенными американским вниманием. Кроме того, США вряд ли удастся решить проблему исламского радикализма в целом и на Ближнем Востоке - в частности. Россия по этому сценарию будет балансировать между Европой, заинтересованной в газе, и Китаем, для которого Россия представляет также интерес своими природными ресурсами и незаселенными пространствами Сибири и Дальнего Востока.

Третий сценарий - «Новый халифат», или «грядет новый халифат», предполагает, что мусульмане всего мира, в особенности Ближнего Востока, Северной Африки, Средней и Юго-Восточной Азии, будут активно стремиться к созданию транснационального теократического сообщества, основанного на вновь обретенном религиозном самосознании, во многом противоречащем традиционным западным ценностям. Это серьезно замедлит глобализацию, а с нею - и продвижение к новому информационному сообществу. Вместе с тем странам, решившим поддержать «Новый халифат», не совместимый с новейшими экономическими моделями, грозят экономический спад, социальные потрясения и обострение религиозной вражды внутри самого исламского мира, которая уже сейчас не дает объединиться ради общих целей суннитам и шиитам. Россию, выступающую в рамках этого сценария в качестве буферной зоны между исламским миром и западной цивилизацией, ожидает борьба с религиозным экстремизмом на южных границах, а также масса внутренних проблем, связанных с тем, что к 2020 г. мусульмане составят едва ли не половину населения страны.

Четвертый сценарий - «Контур страха», или «испуганная география», представляется самым неблагоприятным. По этому сценарию очаги нестабильности и насилия, протянувшиеся от Ближнего Востока до Юго-Восточной Азии, слились в один гигантский полумесяц («контур страха»). Страны этого «контура», экономика которых находится вне глобального развития, страдают от тоталитарных теократических режимов, являющихся главными источниками международного терроризма. Развитие высоких технологий позволяет террористам пользоваться новыми видами оружия массового поражения - от «чемоданных» ядерных бомб до изощренного биологического оружия, последствия применения которого становятся очевидны лишь через длительное время. Чтобы оградить себя от террористических атак, ведущие страны в борьбе с террористами, использующими новые виды оружия массового поражения, закрывают свои границы для свободной торговли и путешествий, организуют ряд «превентивных» интервенций, которые, однако, не уменьшают напряженности. Глобализация практически останавливается; мировая экономика испытывает застой; во всех странах наблюдается всплеск организованной преступности мира. В то же время никакие военные и экономические усилия не могут преодолеть чувство всеобъемлющей ненадежности, которое становится определяющим фактором в международных отношениях.

Политизация религии и связанные с ней деструкции в мировой политике касаются, вопреки распространенным представлениям, не только ислама, для которого неотделимость от политики традиционна. Она также характерна для христианства, индуизма и аполитичного буддизма. Прежде всего, это обусловлено религиозной реакцией на глобализацию. Каждая религия предлагает свое видение глобализации и, соответственно, формулирует собственные «ответы» на ее «вызовы». В качестве таких «ответов» ученые называют «ответ-адаптацию», «ответ-противоборство», «ответ-альтернативу». При этом они считают, что идея глобализации в наибольшей степени созвучна протестантизму, который можно рассматривать и как ее источник, и как одну из движущих сил. Протестанты ощущают себя участниками процесса глобализации, адаптируясь к ней в соответствии с собственными установками. Большие усилия для адаптации к глобализации требуется католицизму, который относится к ней с достаточной долей настороженности. Принимая глобализацию, идеологи католицизма предъявляют к ней ряд требований,среди которых выделяется одно, самое принципиальное: «За глобализацию без маргиналов». Высокую степень адаптации к глобализации обнаруживают буддизм и индуизм. Приверженцы этих религий не усматривают в ней для себя большой угрозы. Адаптация здесь носит своеобразный ассимиляционный характер, связанный с инкорпорацией идей глобализации в собственные теософские построения. Глобализация им не только не мешает, напротив, она может служить в качестве аргумента для подтверждения собственной правоты. В каком-то смысле аналогично ведет себя и евразийское язычество, в котором постепенно утверждается терпимость к иным суждениям и готовность к диалогу.

Наибольшие сложности в восприятии глобализма, как отмечают исследователи, возникают у ислама и православия, прежде всего у русского православия. Этому, как они считают, есть два объяснения. Одно из них носит политический характер. У ислама оно связано с обострившимся противостоянием Запада и мусульманского мира. Подавляющее большинство духовных лидеров мусульман видят в глобализации угрозу оттеснения исламской цивилизации на периферию и ее полного подчинения Западу. Политическое недовольство российского православия определяется пониженным статусом России в христианском мире. Поэтому православные идеологи фактически отражают в соответствующей религиозной риторике официальную установку государства, в которой глобализация рассматривается как скрытая угроза российскому суверенитету.

Другое объяснение сложного отношения православия и ислама к глобализации носит собственно религиозный характер. Применительно к православию речь идет о доктринальных и культурных различиях между восточным и западным христианством. В православной идеологии всегда был силен мотив религиозной экспансии с Запада, в контексте которого интерпретируются и процессы глобализации. Еще более бескомпромиссно глобализация отвергается по религиозным мотивам в исламе. Глобализация воспринимается большинством мусульманских идеологов как решающая попытка западного христианства подчинить, трансформировать ислам, превратив его в собственный маргинальный аналог. Они усматривают в глобализации римейк раннесредневекового отношения к исламу как к заведомо враждебной христианству и в то же время имитирующей его секте. Причем даже светские политики, как отмечают исследователи, согласные с необходимостью модернизации исламского общества, высказывают сомнения в связи с опасностью утраты мусульманами цивилизационной идентичности. Естественно, при доминировании такого подхода к глобализации самое робкое желание найти в ней свое место рассматривается в мусульманском мире чуть ли не как измена своей религии.

Некоторые религии предлагают собственный контрпроект, который можно определить как «альтернативную глобализацию». Собственно, в этом нет ничего принципиально нового, поскольку любая религия высказывает претензии на то, что только она знает, как должно быть устроено идеальное общество и как к нему прийти. Эти претензии могут излагаться в мягкой форме, ограничиваться преимущественно духовной сферой, но могут носить и более наступательный характер. Это характерно прежде всего для ислама, в соответствии с религиозной доктриной которого, во-первых, ислам является последней и совершенной религией, во-вторых, верующими считаются только мусульмане, в-третьих, принципы идеальной модели устройства общества изложены в Коране.

На собственной универсальности настаивают, как отмечают исследователи, буддизм и индуизм. Их претензии сводятся к тому, что люди и без того живут по законам буддизма или индуизма, являются носителями соответствующих духовных ценностей, даже не осознавая этого обстоятельства. Вместе с тем претензии буддизма или индуизма ограничиваются преимущественно духовной сферой и не носят ярко выраженного политического характера (А.В. Малашенко).

2. Ислам в регионе

Ислам оказывает существенное георелигиозное влияние на социально-политические процессы в Иране, Турции, на Южном и Северном Кавказе. В настоящее время Иран является единственной в мире мусульманской страной, государственной религией которой является шиизм в форме имамизма. Господствующие в Иране шииты-имамиты признают всех двенадцать имамов из рода Али (зять пророка Мухаммада, четвертый «праведный» халиф).

При этом считается, что 12-й имам - малолетний сын умершего в 843 г. имама Аль-Хасана аль Аскари вскоре после его провозглашения имамом исчез или «скрылся», и этот «сокрытый имам» и является тем «махди», который должен вернуться и восстановить справедливость. Имамиты наиболее последовательно придерживаются теории божественной сущности имамата и приписывают имамам непогрешимость.

После победы февральской 1979 г. революции в Иране к власти пришло шиитское духовенство во главе с великим аятоллой Р. Хомейни, под руководством которого и было построено «исламское государство». Его создание предполагало радикальные преобразования по исламиза- ции всех социально-экономических и политических институтов государства. Речь идет об образовании законодательных органов в соответствии с законами шариата, формировании всех ветвей исполнительной власти по исламской модели общества и построении так называемой «исламской экономики».

Естественно, на этом направлении несомненный интерес представляет опыт Исламской Республики Иран (ИРИ), где уже более тридцати лет осуществляется исламское правление.

Известно, что лидер «исламской революции» аятолла Р. Хомейни предпринял попытку реализации в своей стране разработанной им концепции «исламского правления» («валайат-е факих»), которая входит в противоречие с шиитским догматом о невозможности справедливого правления в исламском государстве до прихода скрытого двенадцатого имама («махди»), поскольку, согласно имеющемуся в шиизме положению, именно через посредничество «махди» осуществляется связь между шиитской общиной и Аллахом. Р. Хомейни порвал с этим схоластическим подходом, заявив о возможности существования третьего, исламского, пути развития на принципах справедливости и улучшения благосостояния всего населения в результате правильного управления страной со стороны одного лидера - факиха.

Несмотря на непринятие этой концепции практически всеми высшими религиозными авторитетами в иранском государстве, которые отстаивают принцип невмешательства духовенства в непосредственное управление государственными делами, «валайат-е факих» до сих пор является определяющей в деле государственного строительства и управления в ИРИ.

Согласно этой концепции, органы власти в Иране построены таким образом, что ведущее положение в его политической системе на всех уровнях занимают религиозные деятели, а главным звеном этой системы является духовный лидер государства (первоначально вел и- кий аятолла Хомейни, а после его смерти - аятолла Хаменеи). Согласно конституции ИРИ, ему предоставлены беспрецедентные права в области законодательной, исполнительной и судебной властей, решении вопросов войны и мира, назначении и смещении ряда должностных лиц и т.д.

Хотя в конституции говорится о том, что именно народ выбирает президента и членов «Собрания исламского совета» («Маджлес-е шо- ура-йе эслами», или парламента), решающую роль в определении всех аспектов политики играют религиозные деятели. Они составляют абсолютное большинство в «Собрании», которое выполняет скорее не законодательные, а служебные функции - поиск в «священных источниках» положений и установлений, которые отвечали бы возникающим жизненным проблемам. Следует отметить, что над «Собранием» стоит так называемый «Совет экспертов» («Наблюдательный совет» или «Совет по охране конституции»), состоящий из знатоков шариата.