Новые религии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

На тему: «Новые религии»

Выполнила студентка 2 - го курса,

Факультет экономики и менеджмента

Специальность менеджмент организаций

Колесникова Юлия

Преподаватель: Мартынюк Э.И.

Одесса, 2009г.

Оглавление

I. Предисловие

1). Актуальность нового монотеистического прорыва

2). Общие положения будущей религии

II. Принципиальные общие вопросы

1). Сущность, смысл разделения искусства, науки и религии

2). Противостояние монотеизма и политеизма как не только религиозный конфликт

3). Идеалистическая среда (идеосфера) как среда отношений

III. Законы и свойства отношений (идеалистические)

1). Закон сохранения деструктивноси

2) Человеческая свобода как свобода творчества, и противостоящая ей цикличная зависимость как неизбежное свойство деструктивности

3) Закон Воскресения как закон личностного обновления, как единственный путь к свободе

IV. Апокалипсис как закон формирования катастроф, как закон общественного обновления

1). Система и утрата очевидностей

2). Что такое фашизм

3). Система как апокалиптический «зверь»

4). «Зверь 666», нумерация и документация человека

5). Пирамиды физические как отражение пирамидальной системы отношений

6). Отношение монотеизма к язычникам

I. Предисловие

1). Актуальность нового монотеистического прорыва

«Бог умер!» - вынес Фридрих Ницше свой, не подлежащий амнистии, приговор церковному божку-идолу, сотворенному людьми по образу, подобию и разумению своему, обчеловеченному богу, удобному, пусть морализаторскому, но всепрощающему, существующему отдельно от человека и его актуальной жизни, обитающему где-то там, не то в заоблачных высотах, не то в далеком прошлом, не то в неопределенном будущем, но только не участвующим в реальности здесь и сейчас...

«Если Бога нет, то всё позволено» - сокрушался Федор Достоевский, что выдало в нем глубокое внутреннее неверие в силу Бога, совсем не такого всемогущего, а очень даже вторичного, если человек не признает его существования (дескать, отмени Бога - и вытворяй что хочешь) - это в свою очередь тоже стало своеобразным подтверждением смерти морализаторского идола...

Наверное, самый непреодолимый гвоздь в гроб церковного божка забил Л.Н. Толстой, который, хоть и не понял сути Воскресения и Апокалипсиса, пусть даже и впал в такое же церковное морализаторство и миссионерство, призывая к непротивлению злу насилием, но тем не менее, очистил религию, насколько было возможно в его время, от пакового льда многовековых наслоений лжи, глупостей и мракобесия, попытался отделить рациональные зерна от плевел мистики. Он писал в своём дневнике: «Разговор о божественном и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта - основание новой религии, соответствующей развитию человечества: религии Христа, но очищенной от веры и таинственности; религии практической, не обещающей будущего блаженства, но дающей блаженство на земле». В ответ церковь пропела анафему (кстати, вместе с государством - как царским, так и большевистским), как оказалось позже - скорее не Толстому, а себе самой…

Сейчас, вроде, церковь возрождается, храмы строятся, но что-то не то. Не внушают оптимизма и не впечатляют благие призывы, исходящие от клира и его паствы, похожей сегодня больше на каких-то нездоровых адептов секты, нежели на людей просветленных, приближенных к истине. Навряд ли кто поверит, что они могут реально противостоять современным вызовам, проявлениям зла и разрушительности, приобретшим идеологию, зачастую намного сильнее, нежели церковное благопотребное многоглаголание. Кроме того, христианские конфессии живут в страхе перед мусульманской экспансией, и ничего реального не могут противопоставить напористому и энергичному исламу.

Это вполне закономерно - исторически ислам возник как неизбежная защитная реакция на метаморфозу, произошедшую с учением Иисуса Христа, которое христианская церковь, с империями во главе, превратила в свою противоположность, и монотеистическая Иисусова система, пройдя через имперскую подгонку, стала обратной - языческой, идолопоклонской, системой камлания-волхвования.

Церковность (по-евангельски, если смотреть правде в глаза - «фарисейство»), с ее формализмом, обрядопоклонством, мистикой и магией, иерархией особо приближенных к Богу самозваных учителей-жрецов-священников, ни с того, ни с сего, якобы, с точки зрения Христова учения стала благочестием.

Другой враг Христа - империя вдруг стала «священной», государство превратилось в идола, которого идеологически обслуживает государственная религия (по-евангельски - «закваска иродова»), несмотря на то, что христово учение является анархистским и первые христианские сообщества были анархистскими (религиозный анархизм не означает беспорядка, декларировалось лишь первенство существующих объективно идеалистических законов, а не рукотворных государственных). Если бы сам Иисус жил по канонам «христианской» церкви, то он получил бы не Голгофу, а орден «За заслуги перед Империей» I-й степени...

Ни с того ни с сего «отмылись» догматизм, отрицание творчества, обновления (по-евангельски - «книжничество») и материализм - откуп от Бога, материальные «чудеса» и идолы-истуканы, поклонение мертвым, «мощам», материалистическое изложение идейно-духовных реальностей (по-евангельски - «саддукейство»)...

Такова судьба любой монотеистической религии - постепенный дрейф в язычество и политеизм ввиду «творчества масс», вмешательства государства в религию, наслаивания лжи и мифологии, вызванных старанием избежать неприятной и болезненной правды, которую обычно раскрывает монотеизм. Монотеизм возрождается как отрезвление в самые тяжелые исторические моменты, когда народ подходит к последней черте и кажется, что его уже ничего не спасет.

Наверное, самой похожей на нашу сегодняшнюю ситуацию является та, двухтысячелетней давности, на фоне которой возникло христианство. Империя подвела иудеев к черте самоуничтожения. Распад системного (монотеистического) мышления привел к разгулу лжи и мракобесия, взлету материалистических ценностей (идолов), народ погрузился в сильное уныние, находясь в безысходности, вызванной тем, что религия сменилась суевериями, что из жизни безнадежно ушла справедливость: «Он унижает работающих в поте лица, чтобы приобрести милость тунеядца, сидящего за роскошно убранным столом... Такого рода дела ... доведут до нравственного падения, при котором воровство, ложь и убийство считаются отважными действиями». (Тибетское Евангелие, апокриф. 3:22; 9:17)

В точно таком же положении сейчас оказались россияне, русские. Все империи ведут себя одинаково. Перед нами также, как перед иудеями в то далекое время, маячит перспектива гибели под обломками империи, как это произошло со многими народами и цивилизациями, не нашедшими защиты от этого «завихрения», своего рода, имперского «вируса» общественных отношений, уничтожающего в конце концов людей и оставляющих как признаки «цивилизованности» лишь безжизненные руины городов, чудовищных истуканов и ужасающие в своей гигантской бессмысленности пирамиды во всех концах земли...

На самом деле причины для уныния нет. Ее никогда нет, не случайно уныние считается одним из смертных грехов, и в его основе, как и в основе любого греха, является гордыня самодеятельного «пророка» - «я вижу, что впереди ничего хорошего не ждет». Это означает, что человек, якобы, познал логику развития всех процессов и выносит своё пессимистическое пророчество-приговор, отрицающее возникновение новых качественных скачков, вообще творческое начало, а т. к. творчество - это сотворение нового, это то же самое, что отрицать существование Бога-творца. Конечно же, такая «прозорливость» не оправдывается, вернее, оправдывается только для тех, кто к этому стремится. В реальности происходят совершенно неожиданные новые качественные повороты, которые предусмотреть никаким образом невозможно (иначе новое не было бы новым).

Именно такими качественными прорывами были появления настоящих пророков и монотеистических учений в ситуациях, когда народы стояли перед пропастью, и казалось, что их уже ничего не спасет. Спасение оказывалось неожиданно спокойным, прагматичным и вполне достижимым, и лежало отнюдь не в формально-материалистической плоскости, типа экономики, отношений собственности, переделки форм государственного строя, уничтожения неких «врагов», «заговорщиков» и других второстепенных, а может, и несуществующих проблем. Спасал качественный, сущностный рывок - восстановление упорядоченной системы ценностей, устанавливалась ценностная шкала-иерархия, на вершине которой нематериальная сущность - Бог. Это и есть монотеизм.

Видя исторические аналогии, разумно предположить, что и мы стоим перед точно таким же свершением, с той лишь разницей, что сейчас физический пророк-мессия не нужен - уже всё давно есть в трех мировых араамических религиях. Существует лишь настоятельная необходимость преодолеть устаревшее церковное эклектическое восприятие этих учений, и перейти к новому, актуальному, приведенному в соответствие с современной мировоззренческой системой. Наверное, самым стройным и системным является монотеистическое учение Иисуса Христа, следовательно, скорее всего, оно и получит своё второе рождение, «Второе Пришествие», и не как мечту язычников-материалистов - физическую реинкарнацию Иисуса, спускающегося на облачке с небес, а как новое понимание его учения, уже не в притчево-назидательном виде, а во всей неотвратимой своей логике, системности и очевидности: «...наступает час, когда Я уже не в притчах буду говорить вам, но открыто об Отце возвещу вам.» (Ин.16:25)

2). Общие положения будущей религии

1). Религия будет принадлежать к жесткому монотеизму (единобожию), восстановит и систематизирует фундаментальные положения трех религий - иудаизма, христианства и ислама. Основные монотеистические положения и законы будут взяты из иудаизма и христианства, а из ислама - защита монотеизма от сползания в язычество, от деструктивного влияния политеизма и разрозненной системы ценностей. Возникновение новой религии - это есть, в основном, «Второе Пришествие» учения Иисуса Христа, что ранее предсказывалось не только христианством, но и иудаизмом (приход мессии Мошиаха), и исламом («Судный День»). Новая религия приведет к построению новой системы отношений, основанной на идеальных законах («Небесный Иерусалим», «Всемирный Халифат»). Этим завершится деструктивный этап существования общества - разрушительность дезактуализуется как инструмент духовной эволюции человека.

2). Религия отвергнет мистику, эзотерику и магию, вместо схоластики и догм признаются только очевидности (как видимые физические, так и постигаемые ментально). Мистика и эзотерика, утверждающие существование неких «тайных знаний» с попытками использовать эти «таинства» для решения практических задач (магия) признаются как постыдное мракобесие, как архаичные и регрессивные языческие атавизмы. Будут отвержены любые материальные «чудеса» («плачущие иконы», «благодатные огни», «чудотворные мощи», и пр.) Признаются чудеса только идеальные, физически невидимые (например, возникающие постоянно новые, ни из чего не выводимые качества, сущности, идеи - это есть творческая, божественная реальность, настоящие значимые чудеса, а не бессмысленное подглуповатое мелкофокусничество).

3). Религия полностью соединится с наукой и искусством, избавится от двусмысленных, непонятных, расплывчатых положений, любые понятия сведутся в вид, доступный для восприятия на уровне очевидности каждому человеку с любым уровнем мышления и образования. Такие религиозные сущности, как Бог, душа, бес, грех, ад, рай и т. п. приведутся в отчетливый, очевидный, не допускающий никаких неочевидных интерпретаций, вид. Однако это не означает запрета на творческое развитие любых взглядов, любых положений, как это есть в церковной догматике, допускающей свободу лишь в безопасной схоластике. Не эксплуатируется, как это принято в устаревшей церкви, неграмотность и желание человека обмануться, избежать тяжкой и травмирующей реальности, погрузившись в мифологические грезы. Новая религия будет подводить человека к очевидности, к тому, чтобы он встречал любые неприятности «в лоб», это автоматически означает, что не только будет в зачатке активно подавляться всё негативное, но и не пройдет мимо незамеченным и позитив...

4). Религия личностно-ориентированная - религия индивида, а не социальной группы; религия человека, а не толпы; первична личность, а социальное образование вторично. Интересы личности в приоритете над групповыми, личность признается прогрессивнее группы. Эта антистадность и антирабство соответствует учению Иисуса Христа: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». (Мф. 7:13-14). Именно Иисус впервые показал принципиальную неизбежность противостояния «личность - толпа», если человек выходит на путь свободы и обновления («Воскресения» см. гл. III-3), фактически - долгосрочного и перспективного выживания, творческого (богоподобного) существования. Апокалипсис вскрыл деструктивную сущность социальных образований, в бесконтрольном состоянии стремящихся подчинить себе человека, образовать античеловеческую животную сущность («зверя»), и, уничтожив способность человека воспринимать очевидное, спровоцировать катастрофу (см. гл. IV)...

5). Религия будет защищена от появления любых жрецов и священников - лиц «особо посвященных», физических «мессий», от любых видов физической церковности (в т. ч. и сектантства), тем более, не признает церковь в роли политико-идеологического подгосударственного органа. Будет отвержено любое самозваное духовное учительство. Всё что нужно для духовного роста есть в человеке изначально: «...истинно говорю вам, если не обратитесь и не станете как дети, не войдете в Царство Небесное». (Мф. 18:3) Любое самозваное вмешательство, даже под самым благовидным предлогом, будет считаться интервенцией, деструктивной для личности человека.

6). Религия избавится от ритуалов, т. к. ритуальное (неестественное) поведение есть скорее психиатрический симптом, нежели признак благочестия, проявление формализма и демонстративности. Например, отвергается молитва как заученная, формальная, повторяемая от случая к случаю мистическая «мантра», как лукавое попрошайничество у Бога (это признаки идолопоклонства). Молитвой признается абсолютно весь процесс мышления человека без каких-либо исключений - если человек думает об отношении, стремится к любви, к конструктивным, созидательным отношениям, мыслит об идее-сущности явлений, то он молится Богу; если он стремится к чему-то материальному (как к самоценности), то молится сатане (князь, идол материального мира); если мечтает о деньгах (как к самоценности), то молится мамоне; если думает, как бы нечто разрушить, кому-то навредить - молится дьяволу, и т. п. Молитва в неформальном смысле - это манифестация стремления к одним ценностям, либо отказ, отталкивание от других, что упорядочивает систему ценностей, если это происходит в контексте монотеизма, и ничего не мешает это делать постоянно, а не от случая к случаю...

II. Принципиальные общие вопросы

религия монотеизм политеизм апокалипсис

1). Сущность, смысл разделения искусства, науки и религии

Распад языков на научный, религиозный и язык искусства произошел относительно недавно - в средние века, а до этого было синкретическое (неразделенное) единство, хотя по сути все три языка говорят об одном и том же, только по-разному. Произошло всего лишь явление, представленное в легенде о Вавилонской башне (Быт. 11:1-9), когда люди дерзнули преодолеть, возвысится над божественной реальностью, за что были наказаны смешением языков, перестали понимать друг друга, рассеялись не достроив и башни

Именно об этих, понятийных языках говорит легенда, а не об национальных - русский, английский, немецкий, и пр. - различия таких-то как раз не так трудно преодолеть...

В чем причины именно такого - тройственного разделения языков и, иногда, взаимного непонимания ученых, и деятелей религии? Всё просто, если мы посмотрим на то, из чего состоит идея. Можно выразить идею одним словом, скажем, «дождь». Здесь «дождь» - некая объективная реальность, объект. Теперь возьмем слово «Я» - это уже субъективная реальность, субъект. Теперь соединим субъект с объектом: «Я люблю дождь». Появилась третья составляющая идеи - «люблю» - отношение субъекта «Я» к объекту «не Я» - «дождю». Вот именно эту реальность отношений, которая в отличие от субъекта и объекта, невидима, ее законы и представляет религия (этимологически, по распространенной версии христианского богослова IV в. Лактанция, от лат. religio - связь, но не в материалистическом смысле «обмен информацией», а в смысле «отношение», которое сохраняется и без обмена информацией). Соответственно, объективной реальностью занимается наука, а субъективной - искусство. Наводит мосты между этими тремя ипостасями философия, оперирующая всеми тремя классами очевидностей - объективными, субъективными и относительными.

Невозможно объективировать искусство - сколько бы мы, например, не вводили музыкальную грамоту в компьютер, музыки, как произведения искусства, он не сочинит.

Невозможно субъективировать науку - если она не будет универсальной, объективной, тогда она перестанет быть наукой. Обратное делают, например, представители эзотерических учений, утверждающие, что есть некие знания, доступные лишь субъективно, только каким-то «посвященным».

Также нельзя ни субъективировать, ни объективировать религию, тогда она превращается в мистическую мракобесную чушь. Это происходит, например, когда под библейскими объектами понимаются реальные физические существа, а не собирательные образы. Это то же самое, что считать сказочного Змея Горыныча реально существовавшим зверем. Сказки - религия детей. У взрослых на замену сказок появляются более сложные религиозные мифы, где также вместо реальных объектов существуют вымышленные образы, но главное не это, а отношения мижду ними, законы и свойства этих отношений, пусть невидимая, но реально значимая и существующая в умопостигаемой очевидности реальность...

Кстати, изначальное философское значение догмата о Троице именно и состоит в этом неразрывном триединстве Бога-идеи - объективного начала ("Отца"), субъективного ("Сына") и отношения ("Духа Святого"). Догмат по своему значению двойственен, как и всё в религии - с одной стороны, он абсолютно верен в своём философском, научно-идеологическом смысле, но превращается в языческий анахронизм, когда попадает в руки материалистов, пытающихся эти три идейных символа наполнить материальным содержанием, превратить в единство трех не то физических, не то виртуальных идолов…

Мракобесие - это явление отнюдь не только околорелигиозное, возникающее, когда религия сходит со своей стези - поля отношений. То же самое возникает, когда из своих классов очевидностей выходят наука и искусство - если наука выходит за рамки объективных очевидностей, то она становится лженаукой, а если искусство прекращает оперировать субъективным, то оно превращается в псевдоискусство. Причем, наверное, нелишне отметить, что количество шарлатанства во всех трех сферах единовременно примерно одинаково, никто вперед уйти не может. Выйти из кризиса возможно именно с позиций «триединства» принципиально разных классов очевидностей. Кроме того, такой подход позволяет избежать деструктивного нигилизма, как, например, у атеистов, сливающих вместе с водой и ребенка: отрицая паразитов на теле религии - мистику, магию, обрядопоклонство, схоластику, догматику, суеверия и пр., атеисты заодно отрицают и то, что в религии неопровержимо полезно, ее сущностное ядро. Это так же глупо, как, например, отказаться от науки и ее достижений на том основании, что она изобретает массу различного оружия для войн...

Итак, религия занимается сферой отношений, её законами, очевидностями. Там, где в религиозных текстах требуются физические субъекты и объекты, там обычно подставляются символы, образы. Кроме того, никакие религиозные тексты учебниками по истории не являются - они говорят не о событиях, а выводят, показывают, опять же, законы отношений, иногда, правда, отталкиваясь от вполне реальных исторических артефактов, как упоминаемая Вавилонская башня. Любые субъекты и объекты в канонических религиозных текстах следует понимать символически, тогда исчезает запредельная эзотерика и мракобесие, всё становится понятным и объяснимым. Например, библейское описание сотворения мира выглядит совершенно научным (см. начало «теории тенденций»), если только отказаться от понимания Бога как некого волшебника, который махнул своей волшебной палочкой - и возникла из ниоткуда «земная твердь», махнул еще раз - возникла «небесная твердь»… На самом деле Библия говорит о качественных отличиях живого от неживого, растений от неживой материи, животных от растений, и, наконец, дает качественное отличие человека от животного - предмет изысканий многих поколений антропологов и философов, у которых вместо человека получалось всегда какое-то платоновское «двуногое без перьев». А решение вопроса, оказывается, было всё время перед глазами, вот только искать эти качественные отличия следовало не в материи, а в идее (качество предоставляет только идея, материя представляет количество), в отношениях, и в том как ими распоряжается человек и сравнивая, что с ними происходит у животного, у растения. «Сотворение мира» - это всего лишь разделение древним человеком окружающей дествительности по категориям, задание мировоззренческой системы координат, и не более того...

2). Противостояние монотеизма и политеизма как не только религиозный конфликт

Среди конфликтов, в т. ч. военных, очень частыми в истории являются межконфессиональные, межцерковные. Однако, как бы различные церкви и конфессии ни воевали между собой, основным религиозным конфликтом было и остается непримиримое противостояние монотеизма (единобожия) и политеизма (многобожия, язычества), остальные религиозные конфликты формальны, не имеют сущностного наполнения.

Неправильно делегировать эту проблему моно-многобожия лишь религии. При ближайшем рассмотрении оказывается, что речь идет о степени упорядоченности мышления вообще, и о системе ценностей - в монотеизме ценности существуют в виде иерархии (шкалы), на вершине которой находится первоценность - Бог, как невидимая идеалистическая созидающая реальность, внизу шкалы антиценность - дьявол, как разрушающее начало. В политеизме такой единой иерархии, шкалы ценностей нет, всё перепутано, системность отсутствует, есть её распад, расщепление. Речь не идет о какой-то другой религии, речь лишь идет о приближении системы ценностей к антиценности (в монотеизме бескомпромиссно отталкиваемой, избегаемой) - дьяволу, разрушительной идее. Потому политеизм (язычество, идолопоклонство) по определению разрушителен и объявлялся главным врагом всех основных монотеистических религий - иудаизма, христианства и ислама.

Если понимать, какая ценностная коллизия стоит за понятиями монотеизма и политеизма, то причисление некоторой группы людей к «атеистам», как людям, отрицающим Бога, воспринимается как казус. Отрицать существование Бога - это значит отрицать существование идеи, отрицать существование ценности. Внеценностное мышление существует разве что у клинических идиотов, а атеисты, обычно, отрицают не Бога, а всего лишь его церковное материалистическое представление (в виде волшебника-фокусника, совершающего материальные «чудеса»), что вполне правомерно. В результате этого иной атеист куда более оказывается приближен к Богу - к идейным законам, законам отношений, чем многие церковные «праведники», в реальности поклоняющиеся черт знает чему - от материальных «святынь», высушенных трупов и их кусочкам («мощам»), до обрядопоклонства...

Наверное, наиболее ясным маркером, показывающим кто перед нами - монотеист или политеист, является употребление слово «вера». Истинному монотеисту употреблять это слово нет необходимости - он как бы делегировал всю веру, вытеснил ее одному лишь Богу, а в остальной жизненной реальности ориентируется только на очевидности, ему просто нет никакой нужды во что-то еще верить, этим словом он и не пользуется. У политеистов иначе: «веры» подменяют, затирают очевидности, рождают идолов, предметами веры выступает всё что угодно, что и вынуждает употреблять слово «вера» направо и налево. Например: вера в «светлое будущее», вера в демократию, вера в деньги, вера в человека, вера в государство... Церковники вообще не верят в то, что говорят, а верят в начальство, верят в то, что так надо говорить, верят в то, что они верят, а не лгут сами себе, уходя в мифы от неприятной рельности. «Вера» в ее церковном понимании нужна там, где говорят: 2х2=7, а там, где очевидно 2х2=4, вера не нужна. Конечно же, отход от очевидностей рождает ложь, что безнаказанным не может остаться физически, разрушение при такой неадекватности логично и неизбежно.

Таким образом, реальный монотеизм - это путь к признанию очевидностей, а политеизм - избегание, уход (часто невротический) от очевидностей в воображаемую виртуальную сферу. Делегировать эту проблему лишь к религии и церкви - значит оставить всё как есть, отгородиться от ее решения...

3). Идеалистическая среда (идеосфера) как среда отношений

Традиционно, скажем, физикам считать себя атеистами. Но, если обратить внимание, например, на то, как физики понимают понятие «поля», то немедленно выясняется наличие «веры» в существование поля как субстанции, некого «эфира», хотя никто никогда никакого поля не видел, и экспериментов, неопровержимо подтверждающих его существование, нет! Любые эксперименты с физическими полями с равным успехом могут быть интерпретированы и как наличие между материальными предметами поля, и как то, что предметы каким-то образом взаимосвязаны, «чувствуют» пространство, приближение к другим предметам. Они как-то начинают друг к другу относится (напр. притягиваться или отталкиваться) при изменении расстояния, но между ними никакого «эфира» нет, это всё их внутренние свойства. Любой прибор, якобы регистрирующий поле, на самом деле регистрирует не поле, а реакцию датчика, который сам является предметом, как-то изменяющим своё отношение в зависимости от других предметов.

Безусловно, в неживой материи удобно в решении практических вопросов пользоваться понятием «поля», но удобство пользования некой виртуальной моделью не может служить доказательством её физического существования. Интересно то, что те же физики, впадая в односторонний вульгарный материализм с понятием «поля», в то же время начисто отвергают такой же взгляд на отношения живые, человеческие, того, что и там существует своё «поле». Конечно, здесь не может идти речи о таком извращенном понятии, как «биополе», представляемого некими псевдонаучными деятелями по аналогии с полями физическими, хотя на самом деле А. Г. Гурвич, собственно и ввевший понятие «биополя» в 1912 году, имел в ввиду несколько другое, был движим вполне научной задачей объяснить синхронность, относительную упорядоченность и целостность биологических процессов, не имеющих видимой физической взаимосвязи. Живые отношения качественно иного рода, нежели неживые, они куда как более сложны, их так просто не обсчитаешь математически, и если их всё-таки представлять как «поля», то выяснится, что, в отличие от неживых полей, они обладают самостоятельными подвижными невидимыми сущностями, имеют собственные законы - законы отношений, постигаемые именно религией. Человек находится в сфере отношений, как в невидимом бушующем океане Солярис из фантастического романа Станислава Лема. Этот «океан» можно назвать как это сделал В. И. Вернадский - «ноосфера» (от греч. noos - разум), но было бы точнее - идеосферой, поскольку идея и есть выражение отношений, и кроме отношений в любой идее ничего собственно и нет. Именно сущности и явления идеосферы - сферы отношений и отражает религия, оперируя такими образными понятиями, как Бог, грех, бес, душа и пр.

Мы не можем понять, что такое физическое поле, но это отнюдь не мешает нам постигать его законы и пользоваться ими. Точно также нам не постичь идеосферу, но мы вполне можем спокойно и прагматично изучить ее законы - законы отношений, и ориентироваться на них при решении насущных жизненных проблем.

Чем отличаются законы материальные и идейные (они же - законы отношений)? Их свойства противоположны. Материальный (физический) закон жесткий, его нельзя нарушить, но его можно миновать, используя другой закон. Например, непреложный закон всемирного тяготения легко можно обойти, используя реактивную тягу, как это делает самолет, и такой обход ничем не грозит. Идейный же закон, наоборот, мягкий, его можно временно нарушить, но обойти нельзя, попытки обхода только «напрягут» реальность, как пружину, стремящуюся всё вернуть на место.

Можно представить себе бычка, привязанного к колышку. Одно дело, если он привязан веревкой, но другое дело, если он привязан резинкой. Может он выйти за пределы круга (нарушить закон)? Может, но это лишь означает, что, чем больше бычок от круга удалился - тем ему хуже, тяжелее, и рано или поздно придется возвращаться в круг

Можно также оттолкнуться от физического понятия «поля». Мягкость и упругость, скажем, магнитного поля и дает образ, свойства идейного закона, закона отношений...

Крайне популярна в гуманитарных науках редукция - присвоение идее свойств материи. Это вызвано общим гуманитарным материалистическим кризисом. В результате, в идейной реальности появляются несуществующие очевидности, тупо перенесенные из материального мира явления, что резко антинаучно. Например, в некоторых материалистических теориях появлялась т. н. «космическая энергия» (энергия либидо в теории З. Фрейда; источник пассионарности в теории Л. Гумилева; энергии во многих восточных теориях). Следует заметить, что никаких «энергий» в идейном поле, в идеосфере нет, они есть только в мире физическом, и то, там все виды энергии известны...

III. Законы и свойства отношений (идеалистические)

1). Закон сохранения деструктивноси

Если в физике, в отношении энергий действует закон сохранения, то точно такой же закон действует и в отношении разрушительности - понятия идеалистического. Деструктивность образно как бы обладает неким «потенциалом», не может исчезнуть просто так, каким-то силовым, ограничивающим воздействием (ограничение, подавление тоже есть проявления деструктивности, т. е. работают на усиление, а не на уменьшение общей разрушительности), а исчезает она, только удовлетворившись каким-либо разрушением - либо идейным, либо физическим.

Зная такой закон, многое становится понятным. Например, набивший многим оскомину призыв Иисуса Христа из Нагорной Проповеди: «...Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф.5:39) Это вовсе не панконформистское примиренчество со злом, как это трактуют церковники, а это реальный способ одержать победу над заведомо более сильным противником! Лишившись врага, любой агрессор-разрушитель, согласно закону сохранения деструктивности, будет вынужден обратить своё разрушение на себя и самоуничтожиться! У него просто нет никакого другого выхода!

Закон «подставь щеку» являет собой парадокс, настоящее чудо в противовес материальным «чудесам», существующим только в воображении верующих материалистов.

Именно этот закон был гениально использован Кутузовым, когда он открыл Наполеону дорогу на Москву в Отечественной войне 1812 года, и Наполеон на это повелся, а в итоге, перед лицом полного самоуничтожения был вынужден позорно бежать. Именно выход из борьбы погубил врага! Но это не было примиренчеством, никто сдаваться не собирался...

Использование такого принципа можно встретить везде, особенно на примере истории России, часто попускавшей, а потом побеждавшей врагов. Однако, общественным уровнем применение закона сохранения деструктивности не ограничивается. Наряду с упомянутыми ранее свойствами идеальных законов - упругостью, непреодолимостью и парадоксальностью, есть еще одно - они универсальны, т. е. всегда применимы и верны на любом уровне, будь то общественная система отношений, или личная (чего нет, например, в такой материалистической дисциплине, как психология, у которой на индивидуальном и социальном уровне законы разные). Вследствие универсальности, принцип «подставь щеку» используется при лечении неврозов, например, фобий (страхов) - для уничтожения страха бесполезно с ним бороться, от этого он только укрепляется, однако, только дай страху свободную дорогу, например, как это делает идеоанализ, он и самоуничтожится.

Кстати, использование закона сохранения деструктивности не такая уж редкость и в быту, например: водители, столкнувшись на дороге с агрессивным и вызывающим вождением некоторых лихачей, используют принцип «дай дорогу дураку» - лихач-психопат, лишенный препятствий, неизбежно и быстро находит столб, на который его родственникам удобно будет повесить веночек...

«Сиди тихо и увидишь, как мимо тебя пронесут труп твоего врага» - так выглядит тот же принцип «подставь щеку» в китайской интерпретации, а еврейская культура в таких случаях говорит: «Дайте им возможность сломать свои головы»...

2) Человеческая свобода как свобода творчества, и противостоящая ей цикличная зависимость как неизбежное свойство деструктивности

Нет, наверное, актуальнее на сегодня проблемы, чем вопрос свободы. Современный либерализм, спекулируя физическими соблазнами, выстраивает идеал свободы, в своем пределе очень похожий на красивый, ухоженный и сытый свинарник. Однако трудно винить либералов в подмене человеческой свободы свободой животной, если до сих пор не было понятно чем качественно различаются человек и животное. Только сейчас, когда, например, «теория тенденций» это различие показывает, можно с уверенностью утверждать, что единственной, имманентной человеку, и только человеку, свободой, является свобода творчества - свободы в сотворении новых сущностей, свободы в совершении качественных скачков вперед, туда, что доселе было неведомо и совершенно никак не предсказуемо, невыводимо из старого никаким образом.

Это противоречит существующему либерализму, сводящего свободу к несвободе навязанного выбора, к рыночно-экономическим свободам, которые как раз свободу творчества не допускают, подменяя непредсказуемое новое предсказуемостью удерживаемого изо всех сил старого, а само сущностное творчество - псевдотворчеством, мишурой упаковочного формоплетства.

Вот как отмечал Ф. Ницше противостояние либерально-демократических идей выбора, рынка и популярности свободе творчества: «Но час теснит их: тогда они притесняют тебя. Они от тебя требуют: да или нет. Увы, ты стремишься поместить свой стул между за и против?.. Уйди в безопасное место от этих внезапно появляющихся: лишь на рынке нападают с вопросом да или нет...» И опять же: «В сторону от рынка и славы удаляется всё великое: в стороне от рынка и славы жили испокон века изобретатели новых ценностей...»

Несовместимость свободы творчества и актуального общественного, рыночного заказа состоит в том, что творчество, как творение нового, беспричинно, возникает как бы ни зачем, ни чем не обусловлено. На самом деле, если разбираться более тщательно, то причина у новых, возникающих как бы ниоткуда качеств, всё-таки есть. Вот только лежит она не в прошлом, а в будущем! Мы-то со своим детерминистским мышлением привыкли, что вначале возникает причина, а потом следствие, а тут наоброт, следствие опережает причину! Время в идейной среде может разворачиваться наоборот! Вот, почему многие творцы оказывались не только невостребованными, но и отторгаемыми и преследуемыми в своё время, но потом приходили следующие поколения и воздавали должное уже ушедшим гениям. Причина творчества - общественный заказ, наступала порой значительно позже, чем следствие - сам акт сотворения. Творчество - это для человека реальная «машина времени», действительное значимое божественное чудо, противоположное популярным материалистическим убогим псевдочудесам...

То же самое касается и самого, наверное, для нас значимого сотворения - человека. Не было никакой причины, никакой необходимости в возникновении человеческого качества, отличного от животного (подробнее о символической сути библейского сотворения человека см. в теории тенденций ). Человеку еще только предстоит в будущем подойти к причине своего существования, и тем скорее это произойдет, чем больше у него самого будет свободы творчества...

Если раньше мы понимали свободу как свободу одних социальных групп от подавления другими социальными группами (одних государств от других, одних наций от других, одних классов от других, т. п.), то в XXI веке возникло новое качество - фокус внимания переместился от групп и сообществ к человеку, индивидууму, личности. Оказалось, как ни странно, концепция свободы личности была изложена Иисусом Христом, хотя тогда еще никто не мог понять, как человек, независимый физически от другого человека, мог быть несвободен: «Ответили они Ему: мы семя Авраамово, и никому не были рабами никогда. Как же Ты говоришь: «вы сделаетесь свободными»? Ответил им Иисус: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха». (Ин.8:33-34)

В христовом учении рабством как таковым несвобода не ограничивается. Иисус говорит, что каждый грешник (на нерелигиозном языке - разрушитель, деструктив), также как и физический раб какого-то господина, находится в зависимости, не волен в своих поступках. Деструктивность автоматически делает человека несвободным, независимо от его общественного положения и достатка. Это можно рассмотреть, скажем, на примере наркологических зависимостей: зависим, скажем, курильщик от другого человека? Нет! Свободен ли он? Опять же - нет! Он вынужден ходить по одному и тому же кругу от сигареты к сигарете, алкоголик ходит от запоя к запою, наркоман - от дозы к дозе.

Только ли наркозависимые попадают в такие циклы-повторы? Нет! Если посмотреть на другие проявления деструктивности, например, игровую зависимость, зависимые семейные отношения, то везде проявляется цикличность, хождение по кругу - от разрушения к разрушению, от соблазна к соблазну, взлет - падение, удовольствие - дискомфорт, стресс-дисстресс... Именно такую цикличность имеют в виду в религии, когда говорят: «бес кружит», «круги ада». Ад, оказывается, существует здесь в земной жизни, в него попадает каждый грешник (разрушитель) сразу, не дожидаясь физической смерти. Поддался на соблазн, допустил деструктивность - лишаешься свободы, будешь ходить по кругу одних и тех же страданий (каким бы мифом при этом не утешался). Ни о каком творчестве, возникновении нового не может быть и речи, когда всё повторяется, кода человек кружится в «воронке» между одними и теми же событиями...

В соответствии с универсальностью идеальных законов, на общественном уровне разрушительность также циклична, как и на личном. Например, такое деструктивное образование, как империя, например, Российская, основанная на разрушительном подавлении, завоевании Руси Золотой Ордой, тоже ходит по кругу одних и тех же событий - от голода до голода, от войны до войны. Это отразилось в народной мудрости - «в России легко быть пророком - предсказывай голод и войну, никогда не ошибешься». Не случайно иностранцы отмечают эту особенность российского мышления - постоянное ожидание катастрофы. Если событие периодически повторялось сто раз, то нетрудно предсказать, что будет в сто первый... Предмет поиска алхимиков - «философский камень», превращающий всё в золото, так ими и не был найден, а вот своебразным «антифилософским камнем», превращающим любое золото в прах, давно обладает Российская империя, с ее традициоными двумя забавами - войной и голодом.

Российская интеллигенция всю историю мучима вопросом «как спасти Россию»? Однако, если посмотреть на те беды, что принесла Россия народу, это сродни вопросу «как спасти чуму»? Ни в каком спасении этот самовоспроизводящийся вирус-эпидемия государственных отношений, Россия, не нуждается! Думать нужно не как ее спасать, а как от нее спасаться, как выйти из-под ее зависимости, как ее уничтожить, заменить на радикально другую, здоровую, конструктивную систему отношений...

3). Закон Воскресения как закон личностного обновления, как единственный путь к свободе

Наверное, с самого своего зарождения церковное христианство демонстрирует устойчивую тенденцию выталкивания евангельской мудрости за пределы видимой и ощущаемой реальности. Истины, открытые в учении Иисуса Христа, трактуются церковью или как дела загробные, которые лишь будут происходить когда-нибудь в неопределенном будущем, а также наоборот, как истории далекого прошлого, уже свершившиеся когда-то, но только не как происходящие еще и при нашей жизни - здесь и сейчас.

Лучше всего это видно на примере объяснения, что такое Воскресение Христа. Преподносится оно церковью зачастую как физическое оживление трупа (исполнение давней мечты язычников всех мастей), как решение загробных проблем, а между тем, за ним лежит абсолютно доказуемый, очевидный закон, работающий в идейном мире, который постоянно действует, и действовал всегда. Не воспользоваться этим законом - значит, оставаться в зависимости, ходить по унылой «дурной бесконечности», находиться в цикличной зависимости, неизбежной при любой деструктивности (греховности), отказаться от творчества, от всего нового.

Встать на путь конфронтации с зависимостью, пойти к освобождению - это автоматически означает пережить все те этапы, которые показал Иисус на пути к Голгофе и Воскресению. Обойти невозможно, - этот закон, как и все идеальные, непреодолим. Вначале мучительный выбор, стремление избежать предстоящей «чаши» (евангельский образ моления о чаше в Гефсиманском саду). Потом предательство ближайшего окружения, и конфронтация с социумом, ненависть и суд толпы («Распни Его!») - весь мир оборачивается против личности, решившей выйти на свободный прямолинейный путь. Далее - тяжкий «Крест», страдания, Голгофа, моральная смерть старой личности (ни в коем случае для нас не физическая!), и результат, абсолютно гарантированная награда - Воскресение в новом качестве, как измененная личность с переоцененными ценностями, с новым видением жизни, с реализацией творческого потенциала, с актуализацией любви и счастья...

Есть множество примеров не только великих людей, прошедших этот путь - в той или иной мере, один или несколько раз его проходит каждый, кто не мирится с зависимостями, иного пути нет - иди на свою «Голгофу», не бойся конфронтации с толпой, или оставайся в своих «кругах ада». На первый взгляд странно, но далеко не случайно Воскресение Христа символизирует икона «Сошествие во ад», где Иисус сходит в ад и подает руку грешникам. Действительно, своим учением, сделав символ из самой своей жизни, он показал реальный путь освобождения из ада мучений и несвободы, другое дело, что те же «христиане» предпочитают показанный им идеальный закон затереть в мистически-материалистических интерпретациях, подменить идейное обновление мракобесным и несуществующим оживлением трупа.

Наглядным примером профанации учения Иисуса Христа стало чуть ли не «эпохальное» кинематографическое событие всемирного масштаба: появление очередной экранизации Евангелия - фильма Мела Гибсона «Страсти Христовы». Фильм представляет путь Иисуса Христа вовсе не как спасение, а как физическую гибель. Идейно-нравственная суть страданий Христа была заменена на страдания физические с бесконечными издевательствами и потоками крови. Учение же Христа говорит, что наоборот, избежать физических страданий и физической смерти можно, пройдя через страдания нравственные. Чтобы так изобразить страсти Христа, нужно вообще Его не понимать, через какие моральные страдания Он проходит, видя, что на самом деле творится с людьми, то унижение и бессилие которое он ощущает, видя в каком невменяемом животном облике находятся его мучители. Физические страдания перед всем этим меркнут, они-то как раз ограничены, имеют свой порог, а вот нравственные безграничны, предела не имеют, растут пропорционально тому как «пророк выпивает все грехи мира»...

Да что там обвинять в «перевертышах» кинематограф, когда в самих церквях они сплошь и рядом. Например, начиная с самого основного символа церковного христианства - креста. Логично было бы людям, понимающим и принимающим учение Иисуса Христа превозносить Воскресение, а не орудие казни, убийства - совершенно явный и очевидный символ смерти. Кроме самого креста, на нем самом еще три таких же некрофильных символа - висящий труп; под трупом пиратский «веселый Роджер» - череп с перекрещенными костями (якобы, принадлежащими Адаму); и, наконец, надпись сверху, представляющая собой синтез свидетельства о смерти и обвинительного заключения - «Иисус Назарянин, Царь Иудейский» (формальной причиной казни было, якобы, самозванство на роль царя). Ни один сатанист никакого более всеобъемлющего символа смерти так за всю историю и не придумал, а всё, до чего хватило фантазии дойти - перевернуть этот же крест кверху ногами, что само по себе стало символом, показывающим, что сатанизм - это то же самое церковное христианство, только перевернутое… Прямо таки «единство и борьба противоположностей» по Гегелю, или война «остроконечников» с «тупоконечниками» по Свифту…

Интересно, если бы Иисуса казнили более «цивилизованно» - повешением, то что тогда было бы символом христианства? Петля «животворящая»? Как бы выглядела молитва - «удавке твоей честной поклоняемся»,так что ли?

А если бы Иисуса, в соответствии с новомодным стилем, «замочили в сортире»?..

Релятивизм религии заключается кроме прочего и в том, что одни и те же религиозные образы у разных людей приводят к радикально противоположным результатам. Если человек развивает образное мышление, и для него не чужд мир идеальный (мир отношений), то для него религия - это путь к очевидности , наполненный просветляющей правдой, это то, что придает жизни смысл. У дремучих материалистов с примитивным первобытным мышлением всё наоборот- религиозные образы, обращаясь в несуществующие чудовища и чудеса, уводят человека от очевидности в формальный и ирреальный мир ритуалов, бессмысленностей и мракобесия. Трагедия всех конфессий в том, что вторая группа всегда намного более многочисленна, и именно она обеспечивает постепенный дрейф церкви в язычество, даже если религия и начиналась, как самая что ни на есть монотеистическая...

IV. Апокалипсис как закон формирования катастроф, как закон общественного обновления

1). Система и утрата очевидностей

Если попытаться как-то обобщить группу людей, гибнущих в катастрофах (эпидемиях, войнах), то выяснится, что уничтожаются в них преимущественно как раз по признакам включенности в какую-то единую систему и странной утраты восприятия опасных очевидностей.

Пренебрежение очевидностями хорошо видно на примере крупнейшей морской катастрофы XX века: - 14 апреля 1912 года в Атлантике, по пути из Саутгемптона (Великобритания) в Нью-Йорк (США), натолкнувшись на айсберг, затонул крупнейший пассажирский лайнер «Титаник». Погибло около 1500 человек, спаслись около 700.

Поведение капитана «Титаника» Эдварда Джона Смита напрямую говорит об утрате очевидностей, он:

- не прореагировал на 5 предупреждающих радиограмм о приближающихся айсбергах, и вместо принятия мер предосторожности, дал команду увеличить ход;

- даже когда корабль получил пробоину, дал команду «средний ход», чем ускорил его затопление;

- когда получил заключение конструктора корабля Эндрюса о том, что судно потонет, не подал сигнал «SOS».

То же самое еще раньше продемонстрировали конструкторы «Титаника» - корабль, рассчитанный на 3300 человек, имел 20 спасательных шлюпок общей вместимостью 1178.

То же самое пренебрежение очевидностями продемонстрировали и команда с пассажирами - веселились и танцевали, пока судно почти не ушло под воду, даже шлюпки, которых и так не хватало, уходили полупустыми.

По такому же принципу формировалась и другая катастрофа - Чернобыльской атомной электростанции. Первый аварийный радиоактивный выброс произошел в 1982 году, цепочка нарастающих очевидных серьезных дефектов станции продолжалась вплоть до катастрофы 26 апреля 1986 года, но это уже никого не впечатляло, Чернобыльский «Титаник» только ускорял свой ход, и в момент катастрофы, и после, люди и власти демонстрировали отказ от признания очевидности.

При анализе и других катастроф в качестве основной причины гибели людей проступает утрата очевидностей. Катастрофа почти никогда не наступает внезапно, достаточно долго предупреждает о себе, как бы отфильтровывая, давая шанс спастись тем, кто не утратил восприятие очевидного.

В отношении людей, демонстрирующих неадекватное поведение во время развития катастрофы, как, например, капитана «Титаника» Смита, или руководителей Чернобыльской АЭС, зачастую предлагается отговорка: «Не мог поверить…» А при чем здесь, собственно, какая-то «вера», почему глаз недостаточно?..

По признаку включенности в какую-то сильно организованную систему и утраты очевидностей люди гибнут не только в техногенных, но и в природных катастрофах, а если рассматривать как катастрофы эпидемии и войны, то и там, в качестве «пропуска на смерть» выступает утрата очевидностей - «деаксия» (лат. de...; франц. de..., - отсутствие, и греч. axioma - очевидность).

Жуткую картину такой «зомбированности», пренебрежения очевидностями, представляют репрессии в России-СССР 20-х 30-х годов, когда тысячами людей отправляли в лагеря и на расстрелы, и никакого сколько-нибудь значительного сопротивления, попыток спастись не было, вплоть до самого расстрела люди «не могли поверить…». Также «не могли поверить…» пока за ними не закрывалась дверь газовой камеры, евреи, эшелонами отправлявшиеся в Освенцим.

Эти случаи невольно ассоциируются с известным сюжетом из сказки Сельмы Лагерлеф «Путешествие Нильса», где целое войско само пошло гуськом в воду под гипнозом «палочки с девятью дырочками».

В другой сказке - пьесе «Дракон» Е. Шварц представил первопричину такого «гипноза» в виде «дракона» - государственной системы, причем, показывая это «зомбирование» в самом негативном ключе.

Бургомистр: Нет, я не понимаю вас. Кто вас просит драться с ним? (с драконом)

Ланцелот: Весь город этого хочет.