Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

ФАКУЛЬТЕТ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

ДЕПАРТАМЕНТ ПСИХОЛОГИИ

КАФЕДРА ПСИХОАНАЛИЗА И БИЗНЕС-КОНСУЛЬТИРОВАНИЯ

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА - МАГИСТЕРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ

Интерпретация и контрперенос

по направлению подготовки 37.04.01 «Психология»

Мазунина Оксана

Москва 2020



Оглавление

Введение

Глава 1. Метапсихология интерпретации

Глава 2. Интерпретация и контрперенос аналитика

Глава 3. Пассивность и активность в интерпретации

Глава 4. Основы интерпретации

Выводы

Список литературы



Введение

Фрейд назвал интерпретацию ключевым инструментом лечения: по его словам, только то лечение, где интерпретация переноса используется против сопротивления, можно назвать психоанализом.В ставшей знаменитой статье Стрейчи, интерпретация рассматривается как высшее терапевтическое средство, необходимое для проникновения в суть проблемы. Другой классический автор ранних времен Стербаутверждает, что в то время как привязанность является предварительным фактором лечения, интерпретация и понимание составляют суть аналитического процесса.

Литтл так определяет слово интерпретация: перевод с одного языка на другой, объяснение того, что неясно или неоднозначно в тексте, действие, направленное на понимание слова или поступка в хорошем или плохом смысле и т.д. Что касается интерпретатора, то это: «Тот, кто объясняет слова одного языка словами другого; тот, кто, служа посредником между двумя людьми, не знающими языка друг друга, передает им его по очереди; тот, кто объясняет, проясняет смысл книги, закона, текста; тот, кто раскрывает желания, чувства другого; то, что используется для выявления того, что скрыто».

Это определение соответствует аналитическому подходу: интерпретировать сообщения от бессознательного к сознательному; служить переводчиком между двумя людьми, между аналитиком, его пациентом и «чужим», бессознательным последнего.

Психоаналитическое понимание, согласно Лексике психоанализаЛапланша и Понталиса заключается в том, что интерпретация - это высвобождение посредством аналитического исследования скрытого смысла в словах и поведении субъекта; она раскрывает модальности защитного конфликта, когда фантазия обретает форму и нацеливается на желание, выраженное в любой постановке бессознательного. В лечении она представляет собой сообщение, направленное на то, чтобы помочь достичь скрытого смысла. Психоаналитическая интерпретация характеризуется выявлением скрытого смысла материала.

Сновидение - это модель интерпретации. Фрейд заявляет о связи с традицией интерпретации снов на Востоке и в Античности, при этом подчеркивая символизм самого сновидца, поэтому его метод отходит от ключа сновидений и ведет к интерпретации как инструменту познания ассоциаций, происходящих из бессознательных процессов.

С внешней точки зрения на анализ, Рикёр, в Об интерпретацииссылается на интерпретацию. Если мы обратимся к традициям, то, по его словам, мы обнаружим два применения этого слова - одно принадлежит Аристотелю, а другое относится к библейской экзегезе.

Аристотелевская интерпретация является чисто вербальной: само слово встречается только в названии; оно обозначает не науку о значениях, а само значение существительного, глагола, дискурса. Интерпретация-это любой звук, издаваемый голосом и наделенный смыслом. Но, в прямом смысле, согласно логику, это фраза, способная быть как истинной, так и ложной.

Второе применение, согласно Рикёру, библейская экзегеза: герменевтика-это наука о правилах экзегезы как особой интерпретации текста. Герменевтика, как и демистификация, есть редукция иллюзий и лжи сознания. На этом основан психоанализ, согласно тому, что называется школой подозрения.

Формы интерпретации, принятые аналитиками, многочисленны; некоторые фокусируются на их определении, упорядочивании и классификации. Интерпретация существует каждый раз, когда аналитик приближает скрытое к явному проявлению, связывает его с ним, возвращает бессознательное к сознательному. Таким образом, нет различий между вмешательством, которое сигнализирует об установлении связи и / или приглашает к ассоциации, другим, которое обращает внимание на повторение психических ситуаций и «полной» интерпретацией, соединяющей здесь и сейчас переносимое с иным и когда-то инфантильным. Конечно, последняя, если ею овладеет пациент, будет более мобилизующей, но все они относятся к бессознательному.

Сближение, особенно в начале лечения, является одним из первых способов «представить» пациенту, рано или поздно, в зависимости от важности его нарциссизма и степени его защитной ригидности, его чужеродное бессознательное; они приобретают смысл интерпретации.

То же самое относится и к вмешательствам в психическую деятельность, обозначающим, например, поведение, которое, согласно нашему наблюдению и рассказу пациента, повторяется как во время сеанса, так и вне его. Фиксирование ошибок будет иметь ту же функцию, которую следует использовать с осторожностью и в зависимости от степени развития аналитических отношений, опасаясь вызвать нарциссическую травму.

С другой стороны, побуждение к разговору, полезная техника в начале лечения или в моменты особых трудностей, не имеет интерпретирующей ценности, кроме той, что позволяет пациенту почувствовать, что аналитик «хочет» проанализировать его в первом случае и понимает его во втором.

Перестраховка, которая не считается аналитической и психотерапевтической, также не имеет значения интерпретации, но иногда она необходима, особенно в предельных случаях.

Согласно Лапланшу, специфичным является именно метод, а не ситуация (определенная двусторонняя связь). Изобретённый Фрейдом метод - свободные ассоциации - позволяет ненадежным и медленным образом получить частичный доступ к бессознательному. Я согласен с ним, но добавлю, что метод включает в себя аналитическую ситуацию, процесс, перенос и контрперенос. Я добавлю к этому свободные ассоциации аналитика, сосредоточенные на психике пациента и используемые для интерпретации.

Согласно Грину, транскрибирование на язык сознательного того, что было понято из бессознательного, которое не может говорить, призывает открыться для третьей стороны, чтобы она переводила и интерпретировала.

В основе анализа лежит стремление к знаниям и к исцелению, объединяющимся в контрпереносе. Это, с побуждающей точки зрения, соткано из двух нитей, двух фундаментальных желаний: первая - анализировать, познавать, постигать бессознательное все больше и больше, зная, что мы никогда не достигнем этого, что любое знание является лишь шагом, чтобы вызвать у пациента изменение, плодотворное «расстройство», как его называет Мишель де М'Юзан.

В отличие от предыдущей, вторая нить - это сопротивление знаниям, стремление к сохранению вытеснений, стремление к неподвижности, привязанность к поверхностному, к уже известному, к устоявшимся теориям, страх, что новое может быть опасным, что выльется в неспособность интерпретировать (ждать, углубляться, в другой день, позже, никогда...); она равносильна нарциссической защите перед лицом чужого и тревожного бессознательного, и недалека от нарциссизма смерти, описанного Грином.

Эти два желания можно рассматривать как желание связи с Эросом и для Эроса, желание объективации, как его называет Грин, негативное, ведущее к высвобождению деструктивных, деобъективных импульсов.

Аналитическое мышление, согласно Фрейду, является диалектическим и развивается на контрасте пар. Они не являются независимыми и не могут существовать изолированно. Попытка сделать их уникальными, например, постоянно интерпретируя или постоянно ограничиваясь рамками, заставляет их терять смысл и нарушать равновесие, приводя к хаосу и путанице, или к неподвижности и тупику, которые ведут к смерти.

Если говорить об интерпретации, то схематически это следующие противоположные пары. Во-первых, нужно интерпретировать или нет? Фрейд ответил бы утвердительно, но после него многие считают, что лучше наблюдать молча.

Во-вторых, нужно быть активным или пассивным? Здесь Фрейд также показывает свою значительную вербальную бдительность во время сеанса, как в своих опубликованных случаях, так и в советах, данных в технических трудах. метапсихология фрейд интерпретация психоанализ

Выбрав интерпретацию, лучше ли сделать это сразу после начала лечения или нужно подождать? Опять же Фрейд интерпретировал сразу, как только ему казалось, что он понимает, в то время как другие предпочитали подольше с этим подождать.

Когда будет принято решение об интерпретации, будет ли оно направлено на явное содержание или на скрытое? Здесь Фрейд выбрал бы скрытое, как и принято в аналитическом мире.

Объектом работы является интерпретация. Целью - исследование интерпретации в психоанализе. Задачи: провести теоретический анализ проблемы интерпретации в классическом фрейдовском психоанализе и современном французском и британском психоанализе.



Глава 1. Метапсихология интерпретации

Метапсихология содержит в себе переплетенные экономические, динамические и топические аспекты; она устанавливает порядок между компонентами, лежащими в основе аналитического понимания: латентное содержимое, чуждое бессознательное.

Работа аналитика, по Грину, аналогична тому, что Фройд определяет как собственное в мышлении: благодаря своему личному психоанализу, аналитик способен делать количественные сокращения, чтобы дифференцировать материал, к которому он вернется позже, дабы дать себе репрезентацию психического процесса у пациента и связать все воедино язык, работу и репрезентацию.

Аналитик «не такой, как все». Обычная «нормальность» основана на успешных вытеснениях, в то время как удовлетворительное функционирование аналитика опирается на способность терпеть бессознательное, которое не было ни подавлено, ни расщеплено. Эта «нормальность», как сообщал Фройд в 1908 году, близка к нормальности артиста, который активизирует вытеснение, чтобы созидать, сублимируя таким образом свои конфликты. В отличие от художественного творения, наша работа имеет преимущественную связь с прошлым.

Невытесненные и нерасщепленные фантазии у аналитика, незамещенные аффекты не будут проецироваться на пациенте, и также не станут основой конструкции бреда - сходство между аналитическим толкованием и бредовой конструкцией было обозначено Фройдом в 1937 году.

Деятельность связывания возможна только в том случае, если предсознание аналитика адекватно структурировано и удовлетворительно функционирует. С лакунами или недостатками своего психического состояния, со слабым пара-возбуждением, аналитик не может ни выявить фантазии, лежащие в основе аналитической ситуации, ни позволить себе заполниться психическим аппаратом пациента.

Структура предсознания аналитика примет положительные контрпереносные желания связывания и не отступит перед творческой работой, которая становится новой связью с либо связанным, либо развязанным прошлым, жесткой и неподвижной во влиянии жесткого «сверх-я» на себя, что повторяется в повторяющихся травмах или расщепленном «я».

Без связывания, перестраивается нагнетание, ибо подавленные репрезентации и замещенные аффекты не располагаются в психической непрерывности, либо восстановленной, либо никогда не испытанной. Отрицательный контрперенос аналитика не будет ни подавлен, и расколот, и он сам тоже, и он будет об этом знать, чтобы предотвратить действие разрушительных аспектов.

Аналитик позволяет себе чувствовать и/или фантазировать все, что приходит в голову в отношении своего пациента (жениться, как говорить Сирлс, заняться любовью, выкинуть из окна, забрать «на самом деле» для сына или дочери…). Разница между аналитиком и извращенцем или соблазнителем-родственником состоит в том, что он гораздо больше, чем кто-то еще, испытывает то, что анализ не был еще достаточно углублен, но при этом не переходит к делу. Он как можно меньше вытесняет, отвергает сопротивления, исходящие от «я» или находящиеся под влиянием «сверх-я», но соблюдает запреты «сверх-я» на инцест и агрессивное пожирание.

Если аналитик загораживает дорогу своим фантазиям или эмбрионам своих аффектов, он рискует поддаться переходу к действию, пусть даже и незначительному, в форме неадекватных слов, чего не происходит, когда фантазия или аффект признаются в сознании, осознаются, подавляются при необходимости, но не вытесняются.

Структурные изменения, требуемые аналитиком, подразумевают изменение отношений между его «я» и его «сверх-я». Он должен терпеть все, что производит на свет пациент, и все собственные фантазии и аффекты aminima, соглашаясь взять на себя самые ужасные роли, которые проецирует анализируемый.

Более того, в контрпереносе ему придется одновременно принимать образ, который о нем составил пациент, и который соответствует спроецированному и поглощенному объекту. Как в этом случае функционирует аналитик? Когда мы выбираем свое ремесло, это словно формирование компромисса инфантильного происхождения, говорит североамериканский классик Бреннер. У аналитика, заряд влечения лежит в основе аналитизовать/выяснять, а также, что доминирует у некоторых, исцелять/лечить; есть, кроме того, привнесение отторжения прегенитальных влечений, таких как любопытство и овладение, сублимированные отторгнутые влечения, нарциссическое удовольствие, чувство созидания, как отмечает К. Пара.

Аналитическая функция погружает свои корни в вуайеристское влечение, чья сублимация работает с помощью разворота и изменения цели, дабы привести к возможности исследования внутри себя психического функционирования другого, вновь говорит К. Пара. Это собственное функционирование сублимации знает моменты возвращения к подавленному.

Происхождение стремления к пониманию восходит к тому, чтобы вновь войти внутрь матери, как говорила британка Элла Шарп. Оно начинается с толчка симбиотичесого слияния с этим и продолжается в желаниях анальной природы приобретения и удержания. Передать инсайт может означать подпитывать, обучать, защищать, удобрять, говорит североамериканец Гринсон.

Терпение - вторая натура аналитика, пишет К. Давид. Он всегда должен быть открыт для переноса. Откуда же исходит это качество, если не от материнского, если не от женского? Оно также является результатом работы, вполне аналогичной художественной сублимации.

Аналитическая ситуация является многоличностной, как выше уже сообщалось: на уровне проявления она состоит из пациента, аналитика и «третьего», о котором мы говорим; на более глубоком латентном плане она включает в себя внутренние объекты аналитика (его инфантильные объекты, его/их бывшие аналитики, его учителя, Фройд), а также внутренние объекты пациента (его инфантильные объекты и все чаще и чаще его бывшие аналитики).

Вообще говоря, с не слишком регрессированными пациентами и аналитиком, не привязанным эксклюзивно к одной-единственной теории, метапсихологическое функционирование аналитической ситуации колеблется от слияния «аналитик-пациент» со множеством объектом до множества объектов, с которыми уже установлены отношения. Контрперенос, как и перенос, функционирует во взаимоотношениях с пациентом и его объектами и «сдерживает» объекты аналитика, в частности его бывший перенос (следы, заряженные его собственными аффектами), а также его текущие контрпереносы на других пациентов. Во множестве моментов, контрперенос также вмещает перенос пациента.

К этой сложной системе присоединяются различные уровни контрпереноса: сознательный, пресознательный, бессознательный, подверженный возвращению в сознание, бессознательный, вытесненный до того, что всегда недоступен (нерепрезентируем). Эти три уровня обнаруживаются в переносе в различных пропорциях, ибо аналитик, в течение его собственного анализа, теряет свои собственные контр-инвестиции, за счет чего перенос становится подверженным возвращению в сознание, после чего он зачастую уже не будет активизирован в ходе лечения. Однако он всегда останется неприступной вытесненной частью.

Осознание того, что происходит в аналитической ситуации, выходит, чаще всего, на первый план у аналитика; он допускает в сознание свой ранее бессознательный латентный контрперенос, который был подавлен или скрыт какой-либо защитой. Аналитик сдерживает и разрабатывает возбуждение, произведенное в аналитической ситуации взаимоотношениями двух его участников посредством собственной идентификации в модели пара-возбуждения.

Экономический уровень, циркуляция и распределение квантов энергии влечения подвержено увеличению, уменьшению, застою. Психика работает, преобразуя свободную или отвязанную энергию в связанную энергию, откладывая разрядку, разрабатывая то, что вытесняется. В интерпретации, одна из целей - это разрядка энергии у аналитика, который, в противном случае, был бы перегружен обильными неукротимыми влечениями. У пациента интерпретация также высвобождает энергию посредством эффекта прекращения встречных инвестиций.

Поддержание невытесненного и нерасщепленного требует открытого бессознательного (жадного? любопытного?) и конкретизированного предсознательного, проницаемого без преувеличения, чтобы интроецировать все, что исходит от пациента, и что эвакуирует слишком вторичное психическое функционирование.

Цель динамического уровня - изучение психического функционирования с точки зрения конфликта и состава сил влечений. Предполагается движение при переходе между инстанциями: снять вытеснение для доступа к сознанию, вернуть на место замещенное для признания объекта, о котором идет речь, реинтегрировать расщепления для объединения «я», связать репрезентации вещей с репрезентациями слов с целью сделать их сознательными, облегчить для «я» принятие ранее непримиримых бессознательных аспектов, ослабить «сверх-я» с целью обеспечения выражения влечений. Динамический аспект действует постоянно в подавленном бессознательном, которое излучает отторжения, иногда сдерживаемые возобновившимся сопротивлением, иногда удачно деформированные, замаскированные, соскользнувшие в сознание. Интерпретация нарушит ранее существовавшее равновесие, полученное благодаря защите. Она создаст момент смятения до тех пор, пока не образуется новая организация.

Когда Фройд в 1895 году описывает дифференциации топик психического аппарата, бессознательное предстает ему организованным по слоям, где воспоминания хранятся в каких-то архивах. Сознание обладает своей пространственной фигурацией: парад, который не пропускает по одному воспоминанию за раз и не обращает внимания лишь на один элемент.

Интерпретация - это синтез бессознательных контрпереносов и предсознания аналитика. К ним добавляются сознательные и бессознательные аналитические теории, часто исходящие из инфантильных сексуальных теорий. Пациент получает интерпретацию через его сознание. Если формулировке удается пересечь парад, она движется к предсознанию, укрепляет его, расширяет, делает проницаемым и позволяет преобразовывать репрезентации вещей в репрезентации слов.

В первой топике, вплоть до работы по метапсихологии 1915 года, Фройд делит психику на три системы: бессознательное, предсознательное и сознательное, каждая из которых наделена своей функцией, своим типом процесса, своей энергией инвестирования, и определяется своим репрезентативным содержимым. Существуют цензуры: вытеснение между вытесненным бессознательным и предсознательным/сознательным, твердый барьер; подавление, между предсознательным и сознательным, легкая трудность. Они обозначают границы между различными системами и воображаются Фройдом как прихожие, консьержи… Психическая энергия проходит через эти системы согласно определенному порядку, который останавливается перед этими границами.

Вторая топика определяется в 1923 году, вместе с «я», и это после переходного периода между 1914 и 1923, где Фройд обнаруживает, среди прочего, бессознательные защиты «я», существование внутренних объектов благодаря меланхолии, которая приводит его к выявлению «сверх-я» и нарциссизма, и, прежде всего, присутствие влечения к смерти, направленное больше на свои начала в Нирване, возвращение к неживому, чем на разрушение. Строение психики по инстанциям, «я», «сверх-я» и «оно», не помешает Фройду сохранить первую топику: латентное и проявленное, инвестиции и контр-инвестиции.

В результате получается, что структуризация аналитического сеанса с целью подведения к интерпретации - сложная задача. Если найдется пациент, чье «оно» требует удовлетворения для его бурлящих, энергичных влечений, чье «я» сталкивается с трудными отношениями со всеми своими тремя владельцами - реальностью, «оно» и «сверх-я», одновременно и в равной степени с обладанием бессознательных областей, которые оно защищает бессознательными сопротивлениями, и чье «сверх-я» будет активным и более-менее суровым. Все больше и больше разногласий и внутренних конфликтов будет между отдельными инстанциями (между сознательным «я» и бессознательным защитным «я», между карательным «сверх-я» и доброжелательным «сверх-я», между влечением к жизни и влечением к смерти внутри «оно»).

Эта внутренняя ситуация повторяется у аналитика, но только с той разницей, что ему придется сохранять меньше вытеснений, тратить меньше энергии на эту задачу, что у него расширено «я» и структурировано предсознательное, без пресловутых сбоев, что он будет иметь прочную защиту от возбуждения и сможет принять наслаждения, не связанные с инцестом или разрушением.

Генезис интерпретации подчиняется тем же механизмам, что были выявлены в снах или симптомах. Аналитику следует применить концепцию, которую Фройд использует для сновидца: регрессия. У интерпретирующего аналитика есть, конечно, формальная регрессия, может быть топическая, но не временная (он не вернется к ушедшим временам, ни к оральным, ни к анальным).

Для понимания пациента надо регрессировать вместе с ним, без чрезмерной тревоги, а затем взять себя в руки, возвращая в сознание изъятые представления.

Интерпретация - это, прежде всего, результат бессознательной работы аналитика, после чего она требует своего прохождения через сознание, завершающее его разработку, как говорит Анзьё.

Еще будут сложные образования, которые сложатся в каждой аналитической ситуации, особенно в отношении слепых точек аналитика, которые совпадают с пациентом или в области бастионов у обоих (фантазии или отношения с идеализированными внутренними объектами, которые никто не хочет анализировать/трогать, опасаясь потерять их, согласно Баранже.

Есть множество людей на кушетке, в кресле и между двумя: союз двух «сверх-я» (для фиксации и позволения обездвижить мертвящие барьеры против удовольствия), союз «я» со «сверх-я» другого («я» пациента в подчинении «сверх-я» аналитика», борьба двух «я» (каждый отстаивает свой нарциссизм и свое всемогущество), вместимость «я» аналитика, иногда вмещающее в себя «я» пациента. Союз аналитика с «оно», хотя бы в фантазиях пациентов: «вы хотите, чтобы я занимался сексом», например. Родительские идентификации того и другого; идентификация аналитика с его бывшим аналитиком внутри него: в своем «я» без формы «ноу-хау», в «сверх-я» как в правилах, которые должны соблюдаться (кадр, вместимость, запрет на переход к агрессивным или инцестуальным действиям), в «идеал-я» (требование нарциссического успеха).

По Стрейчи, процесс анализа состоит в смягчении тяжести «сверх-я» пациента и в его замене на надстройку «сверх-я», построенную по образцу «сверх-я» аналитика. Верно, что, чтобы не вытеснять, чтобы все было возможно высказать, увидеть во сне и т.д., аналитик согласен противостоять жесткому «сверх-я», как это надо для того, чтобы сделать нефункционирующей умерщвляющее повторение.

Существуют также внутренние объекты друг друга, хорошие и помогающие, разрушители, которые еще не полностью побеждены, уничтожены и исправлены, завистники, которые хотят испортить аналитическую связь. Последние важны и не всегда уже отсутствуют во внутреннем мире аналитика. Есть еще перенос и контрперенос, которые сознательно общаются через слова и бессознательно через еще неизвестные механизмы, которые содержатся один в другом путем интроекции, инкорпорации и моментальных либо длительных идентификаций.

Со стороны аналитика есть его понимание пациента, ситуации и его контрпереноса, благодаря самоанализу. Он ждет удобного момента, не забывая провести интерпретацию. За это время он будет наблюдать различные подтверждения, в ассоциациях друг друга, или в воспоминаниях, обращенных к обоим.

Пациент будет в состоянии слушать, эту способность он постепенно приобретет. У него будут свои любимые защиты, обнадеживающие, потому что хорошо известны и давно используются. Он узнает новые, связанные с неврозом переноса, и будет надеяться, что это ослабеет, учитывая лишь то, как они называются. Он научится принимать инфантильность и перенос, длительный процесс, продвигающийся маленькими шажками. Он будет меньше бояться подхода аналитика, его психического контакта. Главное, он сумеет вместить в себя чужое бессознательное.

Однажды убедившись в вероятности своей интерпретации (психоанализ - гипотетическая наука (Лакан)), никак не стремясь к абсолютной безопасности, всемогуществу и мегаломании, аналитик сформулирует свою интерпретацию. Простыми словами, и настолько кратко, насколько это возможно.

Здесь возникает проблема двойного включения, которую рассматривал Фройд в его так называемых метапсихологических трудах. Одно ли это то же включение, в прошлом бессознательное и вышедшее в сознательное, благодаря сверхинвестициям в него; или же речь идет о двух включениях, одно из которых остается бессознательным, а другое стало сознательным? Фройд не высказывал однозначного мнения, и, возможно, лучшим решением будет признать, что обе формы возможны, особенно в первый раз. В апреку, сверхинвестированное включение возьмет верх. Чтобы, со временем, вновь стать бессознательным после окончания лечениям, одним движением пройдя весь обратный путь.

Следуя интерпретации, аналитик слушает, сначала его самого, его голос, его интонацию, потом он слышит услышанное его пациентом, как на это обращает внимание Х. Фэмберг. Он записывает, собирает и, по возможности, не забывает. Несколько интерпретирующих строк будут растягиваться на несколько сеансов, недели, месяцы…

С удвоенным включением или нет, если интерпретация была услышана, несмотря на привычную защиту и сопротивление анализу, то репрезетации вещей будут преобразованы в репрезентации слов, переходя от латентного содержимого к явному. Они не останутся здесь всегда, ведь возобновится, а то и неоднократно, вытеснение или любой другой защитный механизм.

Но если интерпретация была услышана, и если она была плодом справедливого понимания аналитика, возникнет инсайт, будет перераспределение энергий, увеличится свобода от циркуляций между репрезентациями, произойдет конкретизация предсознательного: все, что обеспечивает доступ к новой психической организации пациента, просвещенной аналитиком и аналитической ситуацией, которая принимает новую конфигурацию.

В противном случае, если аналитик не понял, слишком поспешил или слишком долго ждал; если больной в это время сильно защищался или страдал от ригидной, мазохистской или параноидальной патологии, то не возникнет никакой реакции. Если речь идет о блокировке прохода, то, как правило, это нескольких сложных проходов, такие как начало Эдипа у прегенитальных или симбиотических структур, такие как скорбь, старая, но не разработанная. Если это паралич и/или глухота одного или другого, то достигается негативная терапевтическая реакция.

Для меня это является результатом «взятия» неадекватной аналитической нагрузки: пациент слишком защищается, иногда неприступно; он отвергает любое знакомство с психическим функционированием его бессознательного; у него есть дополнительный стимул для мести, чтобы выразить, например, когда произошли серьезные события с предыдущим аналитиком (переход к действию, или, хуже, смерть аналитика); у него ритм сильно отличается от нашего.

Для завершения этих размышлений о метапсихологии интерпретации, отметим, что метафорически эта организация близка ткацкому станку, где работа непрерывна, сначала в тени, потом на свету, пересекая парад сознания, чтобы завоевать место под солнцем либо умереть, как царь Леонид, сокрушенный числом и силой своих противников (садистское «сверх-я», бедно организованное «я», аналитик без способности содержания и мало пригодный для понимания, негативные внешние обстоятельства). После нескольких проходов, парад Фермопил завершится открытием.

Глава 2. Интерпретация и контрперенос аналитика

Очень рано, Фрейд (1895), говорил о необходимой психической работе аналитика, чтобы победить сопротивление пациента. Затем он сослался на работу сновидения (1900) и, позже, на работу горя (1917). Во Франции А. Грин теоретизировал работу негатива (1993) и Б. Розенберг работу меланхолии (1991).

Согласно концепции контрпереносной работы, работа аналитика в аналитической ситуации включает в себя несколько этапов, которые не появляются всегда в том же порядке. Вкратце, они должны: присутствовать физически и психически в установленные моменты во время запланированной и единообразной продолжительности сеанса, слушать с плавающим вниманием, репрезентировать себе визуальным или слуховым способом высказывания пациента, ассоциировать, выделять элементы из манифестного содержания, фантазировать, испытывать аффекты, идентифицировать себя с различными аспектами анализируемого и его объектов, вспоминать, стремиться связать эти компоненты друг с другом, самоанализироваться, когда мы не понимаем, или, чтобы лучше понять, все в плохой интерпретации.

Эта работа одноразовая: это не расшифровка общего бессознательного ответа, но ответа, который подлежит самоанализу, отмене вытеснения, осознанию, установки в словесных репрезентациях в этот точный момент аналитической ситуации. «Остальная часть» остается не анализированной или даже не анализируемой - аспекты первичного вытеснения пациента, в частности, на областях, которые совпадают с вытеснением аналитика.

Работа контрпереноса является полной противоположностью работы сновидения: отменить конденсацию, вернуть на место смещенные аффекты, перевести в слова визуальные образы, осознать бессознательное аналитика и, таким образом, бессознательное аналитика, вследствие правильной интерпретации.

Эта работа является вкладом аналитика в конструкцию, в развитие, затем в решение аналитической ситуации и составляет эту часть своей задачи, посвященной аффектам и отторжению вытесненного или элементов, сдерживаемых защитой (аналитика и/или пациента), склонных вернуться к сознанию в форме вложенных в слова фантазий и не сдвинутых аффектов, не возвращенных в свою противоположность, не подавленных.

В лечениях «перед немым зеркалом» пациент не делает анализ. Без интерпретации - или серии предварительных интерпретаций --, работа пациента ограничена только предсознательным и не вступает в бессознательную защиту Я; аналитик служит опорой для укрепления всемогущества и нарциссизма («я сам делаю свой анализ») или он является партнером-садистом, который укрепляет мазохизм анализируемого, не только делая ему приятным страдание быть непонятым, но способствуя установке новой точки фиксации мазохистских отношений.

Аналитик, посредством своего контрпереноса и его свободного слушания, работает так, чтобы услышать, что за манифестом или иного центрирования, как говорит М.Баранже. Свободная ассоциация, допущенные аффекты, память, которая связывает одни сеансы с другими и настоящее лечение с прошлым, самоанализ контрпереноса, сопровождаемый желанием изменить и исцелить пациента, составляют путь работы контрпереноса.

Начало этой задачи предполагает понимание ассоциаций пациента в их скрытом аспекте, затем деконденсации защиты, на вид второстепенной, затем постановки на место смещений и перевод зрительных образов в слова, или репрезентаций вещей в словесные репрезентации, чтобы сообщить пациенту в соответствующий момент, то, что он должен услышать.

Словесные репрезентации больше доступны аналитику, чем его пациенту, по осознанию его контрпереноса, в котором он находит защищаемого, латентности аналиируемую, их отношений, самого себя. Он отделит, начиная от контрпереноса, трансферо/контртрансферентную репрезентацию - кульминацией которой является бессознательная фантазия аналитической пары, освобожденная от вытеснения или механизма защиты, который преградил ему доступ к сознанию - и аффект больше не подавить, сместить, проецировать, повернуть.

Одно техническое различие между фантазматическими сторонами и аффективность работы аналитика: он отпустит все репрезентации и фантазмы, в то время как он будет контролировать свои аффекты в их внешнем выражении. Предпочтение одной или другой модальности (репрезентация или аффект) зависит от структуры аналитика, его психического аппарата, протекания собственного лечения, психического функционирования пациента, от отношений, которые они сплели вместе, от момента достигнутого лечения. Но оба подхода (репрезентативно-фантазматический и аффективный) необходимы и дополняют друг друга.

Что делает аналитик из своих аффектов? Как попросить одновременно аффективную идентификацию и контроль ответа? Некоторые авторы спрашивают себя, контрперенос или путь, по которому следует аналитик, должен ли быть передан пациенту. Бессознательная неизбежная передача будет совершаться различными способами: качеством слушания (выбор элементов, которые запомнились для интерпретации или сигнализирования), пониманием или отсутствием его, воспоминанием того, что говорил или видел во сне пациент (забывчивость будет часто принята за отторжение), интерпретациями (где, как и в любом дискурсе, выражаются бессознательные отторжения аналитика).

Ставится проблема «реального» значения, данного интерпретации и работе, чтобы добиться этого. Для некоторых, аналитик относится к психической реальности, погребенной у пациента. Для других, таких как Фрейд, в начале и еще с «Человеком-Волком» (1918), обнаруживаются реальные факты, возникшие в детстве. Для других еще, в частности, для Видермана, именно из ассоциаций, выданных пациентом через интерпретацию, создается осознанный перевод вытесненного представителя. Интерпретация, не устанавливает или восстанавливает существующую связь, формулируя ее, она создает ее и делает из прерывистой истории последовательное повествование.

Откуда приходит интерпретация? Для Грина она относится к предсознанию, потому что она двойной результат мыслеобразования и словообразования, в то время как бессознательное является цепочкой представлений и аффектов. С другой стороны, интерпретация возникает в продолжение общего регрессивного «спуска» от бессознательного к вытесненному, от которого аналитик возвращается нагруженный репрезентациями вещи, которую нужно трансформировать в репрезентации слова, вытесненное было переведено его психикой; пациент, как минимум моментально понимает данную интерпретацию. Как будто аналитик достиг результата, аналогичного галлюцинаторной репрезентации желания или увиденного во сне своим пациентом, как говорит Грин.

Боллас формулирует эти же идеи немного по-другому: аналитик работает как преобразующий объект, чья задача развивать, как мать, что не имеет слов, в косвенном использовании контрпереноса, который выражает не выраженные элементы, то, что он называет немыслимым известным (unthoughtknown). Трансферентное/контртрансферентное взаимодействие является выражением его и пониманием аналитиком этого взаимодействия - это способ мышления известный немыслимый.

Для Болласа аналитик необходим как трансформационный объект для проработки, восприятия, облегчения, запоминания, предвидения и удовлетворения. Он становится средством вызывать вытесненное. Интерпретация - это диалектический процесс между двумя участниками; аналитик приносит свою восприимчивость по отношению к пациенту и свои свободные ассоциации и играет роль Я спящего, который выражает работу сновидения. Как Я, которое видит сон, он не удовлетворяет ни одно из бессознательных желаний пациента, но показывает себя восприимчивым, заботливым и понимающим. Таковы символические удовлетворения, которые он предлагает.

Арлоу строит репрезентацию предсознательного аналитика в моменты, когда он достигает фантазматических переживаний, близких к сновидению. Он считает, что, поскольку он не может отличить то, что исходит от пациента и то, что ему принадлежит, то он должен себе позволить ускользнуть и ждать синтез с доверием.

Существует только одно решение, чтобы осветить наш контрперенос: самоанализ. Без него пациент никогда не смог бы покинуть кушетку. Для Фрейда в течение нескольких лет самоанализ был способом стать аналитиком. Ференци, Юнгу и другим он рекомендовал анализировать свои сны, чтобы подготовиться к профессии. Это только с Нюрнбергского Конгресса, в 1910 году по инициативе Ференци лечение психоаналитика стало необходимо в качестве предварительного условия к практике. Однако, тогда речь шла об очень кратковременных анализах, иногда всего на несколько недель. В «Будущих перспективах аналитической терапии» Фрейд сообщает о возникающем интенсивном интеллектуальном наслаждении и безвозвратным началом процесса самоанализа («он не откажется никогда от практики своего анализа»).

Обновление контрпереноса и требование анализа обучения рождаются вместе также с точки зрения, как хронологической (около 1910 г.), так и клинической. Конкретная цель анализа обучения -- это продолжение самоанализа, в частности, контрперенос.

Самоанализ с аналитической памятью, является основным инструментом аналитической связи, в свою очередь, существенной частью контрпереносной работы, в которой репрезентация-цель это интерпретация. Память это возможность связывания, когда все идет «хорошо». Но когда есть конфликт, самоанализ аналитика позволяет восстановить связь, снова обретя потомка вытесненного или исключенного какой-либо другой защитой.

Самоанализ, незаменимый, происходит на сеансе, когда пациент здесь, когда существует межличностная связь бессознательных в ситуации и либидинальное влияние, оказываемое телесными присутствиями. Оно будет прерывисто продолжаться во время одного или нескольких сеансов. Вытесненное пациента будет найдено в бессознательном аналитика.

Можно рассматривать психоанализ с трех точек зрения: личный (в терапевтических целях) и уникальный (без предыдущего анализа, только с чтениями), обреченный на самый тотальный провал; личный с самоаналитической пролонгацией лечения, в терапевтических целях, часто с нарциссическими корнями, недостаточный перед лицом новых трудностей, как это говорит Файн; он будет только продолжением предыдущего лечения и не нужно ждать от него больших откровений, кроме как в эффектах апреку. Третий вариант - это самоанализ на сеансе или после него, или серии между ними, когда поведение, слово или сновидение пациента будет понято. Это один из важных аспектов контрпереносной работы, без которого аналитику не удастся сформулировать эффективные интерпретации. Самоанализ осуществляется часто предсознательным способом. Каждый знает свои «недостатки» и прибегая к самоанализу либо в превентивной форме перед лицом ситуации, известной как тревожной, либо как можно раньше, когда проявились так называемые «недостатки».

М.Литтл, английский аналитик, написала интересную статью о своем самоанализе. Для нее, внутри практикующего происходит анализ между ее частью аналитика и ее частью пациента. Этот процесс близок к первичному процессу, по мере того, как регрессия усиливается, напряжения переживаются все более и более на соматическом плане: прегенитальные конверсионные симптомы, психосоматическое или соматическое заболевание, сопровождаемое значительными психическими проявлениями, бред. В самоанализе, говорит она, есть только одна личность, но она расщепляется, так, что одна часть наблюдает за остальным устанавливая другие отношения - с этим партнером и с другими --, потом реинтегрируется, чтобы оставаться единым целым.

В другой части существует состояние незнания, укоренившееся в оригинальном инфантильном состоянии полного отсутствия знания. Наблюдающая сторона ждет, позволяя существовать тому, что появляется.

В лечении пограничных пациентов или психотиков, аналитики переживаем бессознательные состояния этого рода. Быть может, у М. Литтл хватит смелости зайти очень далеко в своем самоанализе, но можно возразить, что процесс, который она описывает, нацелен на самоанализ аналитика, независимо от превратностей пациента, так как кажется, что она лечит особенно себя, что является ее правом, но не относится непосредственно к лечению.

Самоанализ, связанный с лечением, будет более или менее необходим согласно структуре пациента и структуре аналитика, структуре, которую они создали вместе в аналитической ситуации. Серьезно пострадавшие пациенты развивают массивные, хрупкие и колеблющиеся переносы со стимулирующим эффектом на аффекты аналитика. С другой стороны, риски неудачи, ослабляющие его, его самоанализ, будет тогда интенсивным и неустанным.

Когда мы имеем дело с невротиками, чувства зависимости от них ограничены и триангулярные ситуации, более привычные для психического функционирования аналитика, благодаря его инфантильному прошлому и его бывшему неврозу переноса.

Частое возражение из-за отсутствия третьих лиц в этой работе с самим собой, мне кажется, должно быть отвергнутым, так как третий всегда присутствует: это бывший аналитик (или бывшие аналитики), к которому пришли контролеры, мастера и особенно Фрейд. Пациенты рассматриваются как третьи лица в моменты, когда на них сделан перенос инфантильного объекта. Это особенно бывший аналитик находится в центре самоанализа, потому что, на мой взгляд, не реализуется никогда полностью, даже если есть перенос переноса, как это говорит, например, Ж. Лапланш, на других людей и на другие культурные объекты.

Перенос передается таким образом, частично; он также постепенно растворяется во внешнем мире, куда мы помещаем фрагменты о других людях (авторов, например), но часть остается в внутреннем мире, где бывший аналитик продолжает существовать как интернализированный объект, свидетель и собеседник, не обязательно осознающий самоанализ. Для того, чтобы аналитик был хорошим объектом, необходимо, чтобы он пережил атаки и обольщения, понял и перенес амбивалентность, целью которой он был, толковал своевременно и тактично, был терпелив и согласился быть иногда побеспокоенным, перенимая выражение М. де М'Юзана.

Другие коллеги также думают о самоанализе на службе у пациента. Крамер сделал его автономной функцией Я: «Способность интегрировать бессознательные конфликты в форме инсайта становится независимой от Я функцией, названной самоаналитической. Она проходит через идентификацию с аналитиком, с его требованием, чтобы анализ делался после потери его как объекта в конце лечения, так же, как СверхЯ устанавливается путем включения родительских требований. Мотивация, полученная благодаря позитивному переносу заменяется нарциссическим удовлетворением от контроля над внутренними конфликтами».

В самоанализе понимание реакций осознается как в терапевтической ситуации пациента, посредством интерпретации, но разница в том, что субъект является одновременно пациентом и аналитиком. Эта функция «самоаналитическая», потому что она позволяет Я расширить свои знания СверхЯ и от Оно, и от своих собственных регионов бессознательного, и потому что Я выполняет самоанализ независимо от всякого внешнего давления.

Согласно Лапланшу, аналитическая ситуация позволяет вновь открыть соблазнение из загадок, ибо аналитик, как мать инфантильного прошлого, или родитель того далекого времени, имеет бессознательное, со своими объектами, которые действуют на него самого. Конечно, аналитик был проанализирован и таким образом выявлен в части его внутренних объектов, но там, где было Оно, там всегда будет другой.

Бессознательное пациента после анализа всегда будет содержать свои внутренние объекты, свои и материнские, родительские. Если наличие «чужого» бессознательного истинно для матери, для внутренних родителей, оно существует также у аналитика. Как предположить, что он не передает их своим пациентам?

Как это констатировать? Во время второго, третьего, энного анализа возрождаются воспоминания, похожие на инфантильные воспоминания, на воспоминания-экраны, в частности. Аналитики делают повествование, иногда осознанное, затем появляются повторяющиеся воспоминания-экраны: это обольщение аналитиком под разными формами. Аналитик, довольный своим первым анализом, однако хотел пойти еще дальше; он не хранил как воспоминания, чисто экраны от первого лечения однажды вечером, когда он застрял в огромной пробке и приехал с большим опозданием. Его аналитик его все-таки принял: было темно, ничего не было видно, слышался шум… Словом, воспоминание-экран первосцены, на которой он, несомненно, присутствовал; он действительно разделял комнату со своими родителями в течение нескольких лет. Другой вспоминал только один сеанс, когда он перепутал время и его аналитик открыл ему дверь совершенно голый.

Еще сувенир-экран. Третий, травмированный смертью своего первого аналитика, хранил «память о своей первой и последней интерпретации: «Вы глубоко хотите быть кем-нибудь другим.» Четвертый только запоминал советы относительно поездки, чтобы прибыть очень быстро в больницу, где агонизировала его мать. Все эти воспоминания-экраны должны быть деконденсированы с пользой и это не случайно, если бы все они вращались вокруг первосцены, любопытства, смерти.

Обольщение аналитиком имеет свои гарантии: кадр, ассоциации, фрустрации, которые помогают ему держать себя в стороне и оставаться внимательным к захвату отпрысков бессознательного.

Наоборот, у аналитика есть средства защиты от соблазнения пациентом, а именно кадр и контейнер. Для аналитика другой бастион защиты заключается в асимметрии ситуации: он здесь, чтобы анализировать пациента и больше ничего (разговоры, даже «научные», обмен книгами…). Последняя и фундаментальная защита от всякого соблазнения: самоанализ аналитика, незаменимый сопровождающий его работы.

Проработка обольщения - важный этап задачи, которая, впрочем, имеет свои недостатки: страх соблазнить может заставить аналитика закончить лечение как можно быстрее, один из факторов, которые играют роль в лечениях очень (слишком?) краткие из страха передать своего обезумевшего пациента травматическим трудностям расставания, он может желать сохранить его, повод для рассмотрения, когда лечение становится слишком долгим.

Случай Доры кажется подходящим примером обольщения, в смысле пациентка/аналитик. Через пять лет после перерыва лечения, Фрейд обращается к самой «трудной» части технической работы, переносу. В комментарии, который он делает о лечении, он не обращается к вопросу об этом переносе, потому что за три месяца он не смог установить барьер защиты против более поздних морбидных состояний. Никто не мог обратиться к нему с упреками, добавляет он, тем самым наводя на мысль о чувстве вины. Согласно ассоциативному контексту, это чувство вины возникает из спровоцированного переноса и бессознательного прочувствованного контрпереноса (любовь и обольщение).

Если Фрейд обнаружил перенос с Дорой, это в основном потому, что еще не назвав и не осознав этого, он обнаружил контрперенос в этом лечении.

Дора была манипулятивной истеричкой, но она боролась с очень сильной Эдиповой любовью переноса которая почти не была интерпретирована и которая получала интенсивный вытесненный контрпереносный ответ. Бегство казалось ему единственным выходом.

Мы не можем избежать переноса, говорит он, надо с ним бороться. Это борьба не только с симптомами, но также против аффектов и бессознательных желаний, переносных и контрпереносных. Переноса невозможно избежать - это выражение контрпереносного желания, Фройд когда-нибудь задумывался, чтобы сказать, что нельзя избежать сновидений, например? Перенос получает свое имя как понятие в контексте вытесненных любовных переноса и контрпереноса.

Это признание, что отношение индифферентности -- это вырванное завоевание против влечения. Индифферентность, нейтральность исходят также из страха поддаться влюбленной страсти, стать отцом-соблазнителем или отцом, который поддается соблазну дочери, что не исключает, что он, первый, спровоцировал это обольщение.

Выражения эдиповых генитальных движений являются в анализе невротиков самыми страшными проявлениями контрпереноса, потому что как воображаемые, приведут к переходу к инцестуозному акту. Важные чувства вины аналитика, в сущности, являются чувствами взрослого, который соблазнил ребенка.

Эти щепетильности являются явным содержанием страхов и желаний взаимных бессознательных эдиповых обольщений - в генитальных структурах - и страхов и бессознательных страхов слияния и оставления - в структурах прегенитальных. Перенос и контрперенос переживаются как обстоятельства травматического обольщения. Фрейд учил, что любой упрек несет в себе долю правды и что нужно только найти, под явным обвинением, лежащим в основе проступка, который действительно заслуживает упреков. Аналитик соблазняет своего пациента-ребенка «травматическим» способом, обязательное условие лечения. Это обольщение является проступком, который находит себя в чувстве вины, связанным с интерпретацией.

Интерпретация соблазнила, говоря о том, что обычно является табу. В благоприятных случаях это обольщение приводит к снижению тревоги и к производству менее замаскированных отпрысков. В более тяжелых случаях она приводит, вероятно, к ухудшению боязни влечений и усилению защит.

Глава 3. Пассивность и активность в интерпретации

В анализе активность или пассивность аналитика - это технические варианты, которые сосуществуют в балансе и во взаимодействии друг с другом. У каждого есть свои преимущества, свои недостатки, свои риски.

Пассивность и активность существуют в предварительной оппозиции к фаллическому/кастрированному и мужскому/женскому. Однако для Фрейда любое влечение является «частью активности». Пассивность аналитика часто означает отсутствие вмешательства в работу ассоциаций пациента.

Но чрезмерное молчание уже является насильственным вмешательством и действием, навязыванием, а не нейтральной пассивностью. Предполагается, что аналитик должен подталкивать пациента к разговору, что, собственно, и произойдет в самом начале лечения, причем на этом этапе не обязательно становиться немым, но нужно позволить пациенту освоиться в своей роли, принять свои ассоциации и начать «привязываться к врачу», как говорил Фрейд.