Интерпретация и контрперенос

В противном случае, когда молчаливый аналитик настойчиво требует слов от пациента, он ведет себя как мать анальной стадии, фигура редко «хорошая», навязчивая, жестокая, атакующая тело ребенка, чтобы забрать его содержание, что заставляет пациента прибегать к защитным механизмам либо сдерживанием, либо взрывом. Таким образом, в лучшем случае пациент будет защищаться молчанием или переходом к действию; в худшем - более или менее свободными деструктивными влечениями. Или же он подтвердит свой нарциссизм и убедит себя прибегнуть исключительно к самоанализу, без необходимости в аналитике. Почему он продолжает приходить? Потому что это нарциссическое удовольствие от того, чтобы показать себя перед кем-то, не нуждаясь ни в чём, от того как приятно вести анальную борьбу, от того, как легко можно переходить к двум другим полярностям: садизм/мазохизм, эксгибиционизм/вуайеризм.

Фрейд, в некоторых из своих метафор (в частности, о знаменитом зеркале и о том, как хирург молчит, но молится великому Третьему), изобразил безмолвного и пассивного аналитика, каким не был. Желательная пассивность заключается в том, чтобы вести нашу работу с переносом пациента и с нашим контрпереносом, не препятствуя желаниям понять и, следовательно, изменить пациента, продвигая отношения аналитической пары к психическим истинам, при этом анализируя свои собственные деструктивные желания и желания пациента, а также частичные или запрещенные либидинальные желания. Все это без чрезмерного обескураживания, молчания, равнодушия или дискомфорта. Но в то же время без дружелюбия, излишних любезностей, болтливости или чрезмерной откровенности.

Строгое соблюдение рамок - это достаточное разочарование. Тем более не существует такого метода, который мешает проявлению бессознательного и плавному развитию генитального либидо.

Нежелательна также и обратная сторона молчания - трещать без умолку, строить диалог как игру в пинг-понг, что ещё можно наблюдать в наши дни, или как ещё замечали несколько лет назад в практиках некоторых кляйнианцев.

Видерман с юмором выразил мнение, что пустомеля - это немой, который игнорирует самого себя. Хуже того, это может быть ложное «Я», в Винникоттовском смысле, повторяющего слова Х. Дойч о «как будто» личностях. Эти фальшивые аналитики повторяют именно то, чему они научились, иногда своевременно, так как они часто умны и очень хороши в идентификации поверхности, у своих собственных аналитиков, наставников и авторов, которых они читали или которыми восхищались. К сожалению, они не застрахованы от контрпереносных конфликтов, если их воображаемое всемогущество находится под угрозой или если им приходится сталкиваться с беспрецедентными ситуациями. В таких случаях их дезорганизация, скорее всего, станет сокрушительной.

Аналитик должен слушать в тишине: он слушает, пациент говорит, а затем они встречаются во время фрагментов диалога. Если аналитик интерпретирует всё подряд, то он следует своей идее, или тому, чему его учили, и не заботится о своем пациенте.

В любом случае аналитику необходим определенный уровень активности, чтобы поддерживать рамки, завершить сеанс, взимать плату за пропущенные встречи, не отвечать на вопросы. И уж тем более, чтобы принять решение взять пациента на анализ. Чтобы объявить, что он уходит в отпуск или увеличивает оплату. Если это единственные признаки его активности, то пациент будет реагировать на этот жесткий и холодный контрперенос совершенно схожим переносом.

Пассивность является частью фантастического контрпереносного целого, где чрезмерная пассивность, как и активность, прерывающая процесс, в стиле Ференцци во время его активной техники, являются выражениями негативного контрпереноса, не подвергающегося самоанализу, и одной из вероятных причин застоя лечения. У аналитика есть пассивная активность восприимчивости, выраженная многочисленными моментами безмолвного слушания. Это отношение внутренне очень активно, благодаря работе контрпереноса, в основном бессознательной.

Рейккрасиво выражает свои мысли, когда говорит о бессознательной работе, как о работе фарфадетов в темную ночь. Является ли это одним из истоков фантазии о необходимой пассивности? Сознательное «я» пассивно, а бессознательное - фарфадеты - находится в возбуждённом состоянии. В этом смысле реь идет о сознательной и предсознательной пассивностью, готовой принять бессознательную активность. Если эта пассивность отсутствует, мы не работаем должным образом, мы ограничиваемся очевидным содержанием, изученными теориями, принятыми правилами. Технической аналитической пассивности не существует, она является фантазией, поддерживаемой посредством отрицания вербальной активности. Если она и появляется, то только в связи с фантастическим самомнением классического аналитика, созданным аффективным созвездием, состоящим из ригидности - формы агрессии -, подчинения жестокому и перезрелому суперэго, которое заставляет разочаровывать пациента и себя сложными сеансами и неполными результатами.

Есть и другой вариант - авторитарная и бойкая речь. Иногда в ней есть необходимость, возникающая из конкретной аналитической ситуации, или конкретной патологии пациента, а также из характера аналитика, но если эта необходимость регулярна, то она становится нежелательной.

Слишком интенсивная борьба часто сопровождается принятием чьей-либо стороны в конфликтах пациента или желанием сделать выбор вместо него, рискуя потерять нейтралитет не в смысле безразличия, а в смысле воздержания от вмешательства, отличного от интерпретации, создания связей и получения фидбэка. Так, например, Фрейд подсознательно «хотел», чтобы Дора вышла замуж за мистера К...., чтобы Человек-волкзакончил своё лечение. Его мотивы, как и мотивы любого аналитика, потворствующего своим чувствам, несомненно, были контрпереносными и не подвергались самоанализу: что касается Доры, тут Фрейд опасался собственного эротического контрпереноса по отношению к девушке. Если говорить о Человеке-волке, то тут Фрейд, скорее всего, стремился, по более или менее сознательным причинам, закончить его лечение, просто, возможно, потому, что оно уже длилось слишком долго, по крайней мере, для аналитика. Дора и Человек-волк не желали подчиняться «его решениям» и по-своему мстили.

Кроме того, эта боевая техника не лишена недостатков, потому что боевой аналитик будет переживать неудачу или даже временные обострения своих пациентов. В зависимости от обстоятельств он будет испытывать депрессивную вину или нарциссический стыд. Если его желание борьбы будет слишком сильным, то его поражение будет плохо ощущаться за счет процесса, который включает в себя моменты повторения и отступления, иногда серьезные нарушения и регрессии, обычно непредсказуемые по продолжительности и тяжести.

Аналитики заявляют о своей активности. П. Оланье пишет, что в этой борьбе против суицидального искушения и против искушения отказаться от игры наш способ отказа от конфликта следует за врагом Танатосом. А он, по ее словам, - это не только угроза самоубийства - одно из опасений, которое больше всего стимулируют желание бороться в контрпереносе, - но и сопротивление, ощущаемое как «чрезмерное», и повторение.

Возможно, борьба разгорается тогда, когда это повторение слишком интенсивно, угрожая вызвать разрыв, или когда оно длится слишком долго и достигает своего рода несоразмерности, в которой вступают в борьбу подавленные негативные желания.

Еще одним сторонником боевой позиции является Жан Курню. Работа аналитика, говорит он, заключается в том, чтобы противопоставить тому или иному количеству силы влечения пациента, количество силы как минимум эквивалентное. Результат лечения зависит от этой игры сил и противодействий, потому что для победы над аффектом необходимо обеспечить равное, если не большее, его количество.

Фрейд в «Анализе конечный и бесконечный» использует слова активного и агрессивного характера, что часто комментировалось. Ликвидировать, убить дракона - стремление к разрушению, льва, который никогда не набрасывается дважды, так как он с первого раза пожирает свою жертву, собаку, которая спит, а не охраняет свою территорию, глухую рыбу, которая не услышит. Эти четыре «персонажа» обречены на повторение: рыбы никогда не ответят, драконы никогда не смягчатся, собака, плохой сторож, не изменится, лев не позволит себя приручить. По сути, борьба Фрейда во многом направлена против деструктивных влечений, которые атакуют контрперенос аналитика, аналитическую ситуацию, процесс, перенос. Влечения иногда оказываются неукротимыми, особенно разрушительным и бредовым является влечение к смерти, комментирует он.

Экономия усилий, желание избежать страданий и неудач - это также одна из движущих сил, в своём субъективном аспекте, так называемой пассивной техники. Что касается невозможного в профессии, то в этой же статье у Фрейда речь идет о невозможной необходимости быть активным и пассивным одновременно. Это уравнивание чаш весов, является одной из основ «невозможной профессии» или чувствуется как таковая.

Давид указывает, что аналитик постоянно находится в напряженном положении, иногда возникающего от склонности к активному подходу, иногда от желания отказаться от него. Практика вынуждает колебаться между этими двумя отношениями: восприимчивое отношение - это не просто пассивность, поскольку аналитик получает от пациента материал так же, как и его собственные внутренние представления. Именно это, по его мнению, сближает психоанализ с искусством.

Есть сознательная и предсознательная пассивность, готовая принять бессознательную активность. Если эта пассивность отсутствует, мы не работаем должным образом. Пассивность является частью фантастического контрпереносного целого, где чрезмерная пассивность, как и активность, прерывающая процесс являются выражениями негативного контрпереноса, не подвергающегося самоанализу.

Для Фрейда пассивность была связана с женственностью или с женскими характерами, которые он всегда отвергал у аналитика, предпочитая противоположное, так как мы знаем его неприятие материнской переносной/контрпереносной аналитической ситуации. Он рассматривал лечение как непрерывную торговлю с подавляемым, как борьбу за освобождение человеческой души, здесь аналитик является активным партнером в отличие от пациента - «пассивного» партнера.

Основная патология интерпретации - это ее отсутствие. Работа, которая не связывает здесь и сейчас с где-то и когда-то, не является аналитической работой, поскольку, как говорил Фройд, нельзя убивать чучело; нельзя также и эдипово любить чучело. Троичная структура обеспечивает возможность интерпретации - сказал Грин.

Ловушка обратного также уже подробно описывалась выше: слишком много говорить, не только по теоретико-техническим причинам, но и из-за характерной общей тревоги, столкнувшись с некоторыми общими темами, или продолжением прошлого опыта.

Ошибка заслуживает отдельного места. Гловер ссылался на положительный эффект неточных интерпретаций, которые не будут услышаны, если они были мало подавлены и служат источником сопротивления.

Две наиболее частых патологии интерпретации, ее отсутствие или переизбыток, находятся, на мой взгляд, в привязанности к явному содержимому - одновременно сопротивление и непонимание, очень мучительные для пациента, хотя на поверхности он радуется, пусть и с сопротивляющимся видом - и увязывании в блокирующей аналитической ситуации, когда повторяются одни и те же ошибки, вплоть до образования тупика, или даже негативной терапевтической ситуации на пару с пациентом. Аналитик выберется из этого, по возможности, путем самоанализа, чтобы суметь потом провести интерпретацию. Пациент внесет свой вклад созданием проясняющих ассоциаций.

Мазохизм аналитика является полноправным участником этих тупиков, а также его отрицательного контрпереноса, с отнесением к пациенту собственных садистских внутренних объектов, целью которых является спровоцировать неудачу. Он призывает внутреннего диверсанта, как это описано у Фэрберна. Этот мазохизм действует путем размещения внутреннего садистского объекта в пациенте. И так, аналитик и пациент, взволнованные своими возможностями взаимопонимания, видят выгоду в том, как возникает взаимное противодействие, с преобладанием влечения к смерти.

Если контрперенос - это продолжение старого переноса на аналитика аналитика, и его же контрперенос, то неизбежно, что в случае, когда эти явления происходили слишком конфликтным образом и/или не развязались, контрперенос аналитика оказался заметным, либо по необходимости повторять разочарования, либо по непониманию, которое им воспринималось, как объект, либо по реакционным образованиям, стремящимся к обратному, но служащие в итоге возвращению вытесненного.

Страх и желание проявить собственную деструктивность имеют определенные последствия. «Анализе детей со взрослыми», Ференци предлагает аналитику идти как можно дальше навстречу анализируемому, за счет терпения, понимания, доброжелательности и дружелюбия, почти безграничных. Но он противоречиво добавляет, что нет никакой пользы в том, чтобы всегда играть роль человека доброго и снисходительного; разумнее честно признаться, что поведение пациента нам неприятно, что мы должны сохранять самообладание, зная, что если он злой, то это небеспричинно.

Для Ференци это психические кораблекрушения, которые происходят от столкновения с любой соломинкой, и пациенты становятся глухими и слепыми к фантам, которые показали бы, что их аналитики ими не интересуются. По его словам, анализ предлагает возможность безвинно выполнять эгоистичные, беспринципные, бессознательный действия, аморальные, даже преступные, и иметь контрпереносы такого же характера, как ощущение своей власти над целой серией пациентов.

Борьба с неврозом не ведется лишь во имя любви. В ней также читаются желания торжествовать и овладевать. Действительно, со стороны «я» обретение способности анализировать влечет за собой желание овладеть аффектами. У него нет аффективного контроля, но он стремится избежать тотального, массивного, необратимого захвата аффекта, и вот почему юмор у Фройда является одним из инструментов.

Хоть он уже и прошел анализ, аналитик не свободен от невроза. Для Ракера он и не идеален, и не имеет склонности лишь к нескольким невротическим «остаткам»: часть его либидо остается прикрепленной к его внутренним объектам и пригодна для переноса. Вот что подводит Ракера к описанию невроза контрпереноса. Он кажется общим до некоторых пределов, таких как предрасположенность; как и невроз переноса, он центрируется на Эдипе, когда пациент взывает к Эдиповым объектам.

Как говорил Ференци, негативный перенос был долгое время недооценен и не анализировался, в том числе будущими аналитиками, и обнаружил свое выражение в контрпереносе, потому что, у аналитика, непроанализированный перенос возвращается в виде бессознательного контрпереноса.

Некоторым нужны магические фантазии, обнадеживающие и лишающие чувства вины. Источник «оракульного» характера некоторых редких интерпретаций, которые поражают молодого аналитика и начинающего пациента. Их значение усиливается, их ожидание усиливает желание, чтобы аналитик говорил. Они принимают «оракульный» характер в силу своей редкости и, зачастую, загадочно звучащих формулировок. Если аналитик время от времени говорит, интерпретация - это не событие, а гипотеза, выражение его работы, знак его внимания и вместимости. Заблуждение иногда не будет катастрофическим, при условии, что нет упрямства повторять интерпретацию, вызывающую слишком сильное сопротивление, потому что это либо значит, что она ошибочна, или что она преждевременна, или что уже слишком поздно, и ее время прошло.

Но если аналитик почти никогда не говорит, интерпретация принимает сакральный характер, и если он ошибается, возместить ущерб будет сложно. Пациент не осмелится возразить, аналитик не заметит или будет считать невыносимой нарциссической раной принять, даже внутренне, что он ошибся.

Сирлс указывает, что навязчивый характер - не редкость среди аналитиков. Зная роль реакционного образования, следует сделать вывод, что многие аналитики имеют садистские желания всемогущества. Они рискуют остаться незамеченными в обучении анализу, так как это в равной степени уже выражалось у их наставников; по его мнению, идея, что пациенты неизлечимы, это отчаяние, которое маскирует желание того, чтобы они оставались больными.

Предпочтительно, чтобы аналитик осознал свой гнев и свое желание избавиться от пациента, ибо в противном случае будет действовать его подавленное желание отторгнуть его, засвидетельствовав его всемогущую преданность, всепоглощающую, вампирическую, пугающую и обращающую в бегство. Суицидальный пациент создает чувство вины и тревогу, потому что терапевт, в реакционном образовании против своего слишком бессознательного желания убить его, действует в «покровительствующем» режиме. Тем самым он подталкивает его к единственному самостоятельному действию - самоубийству, говорит Сирлс.

Случаи сексуального возбуждения мотивированы фактом, что тенденции всемогущества терапевта исцелить пациента расстраиваются, и он прибегает к всемогущим регрессивным мерам, чтобы высвободить свои желания убивать.

Регрессия во сне, с одной стороны, это почти неизбежное следствие невротической необходимости в перегрузке и, с другой стороны, выражение нарциссической ярости. Пробуждающий стимул является слуховой иллюзией, благодаря которой аналитик возвращает себе чувство бдительности со все большей тревогой. Идеи Б. Левина, рассматривающие сон при нарциссических неврозах как репрезентацию союза с матерью, а пробуждение как ответ на зов «сверх-я» отца, подтверждаются североамериканским коллегой Маклафлином.

Глава 4. Основы интерпретации

Интерпретация является одним из основных элементов развития аналитического процесса, в котором крайне важное значение имеют вербальная деятельность аналитика и репрезентация аналитической ситуации, сотканная двумя участниками.

Цель анализа заключается в том, чтобы задать вопрос о причинах интерпретации. Ответ не менее прост. Для Фрейда это было на ранних стадиях открытия, восполнить мнезические пробелы, восстановить вытесненные детские воспоминания, позднее осушить Зёйдерзе, территорию, недоступную для «Я», разрешить невроз переноса, преобразовать представления вещей в представления слов. Для других, получение инсайта, осознания, которое приводит к исцелению или переменам, является фундаментальным. Третьих в первую очередь интересует реконструкция истории пациента; или улучшение его психического функционировния, то есть другой способ акцентировать внимание на представлении слов.

Лаканисты или близкие к ним по взглядам люди склонны принимать кастрацию в качестве психологических трудностей и травм, и «убивать» отца. Кастрация, в её многочисленных и разнообразных формах, не должна быть отвергнута, и до окончания лечения желательно, чтобы анализант принял себя таким, каков он есть, с его негативными аспектами и различными недостатками; но работа, которая направлена прежде всего на то, чтобы признать потери, плавает в водах смирения, положения в жизни и в лечении. Что касается убийства отца, то нужно знать, идёт ли речь о том, чтобы скорбеть об отце или Отце, и уйти как можно дальше от Эдипова комплекса (это адекватно), но если речь идет о том, чтобы убить аналитика ненавистью и деструктивностью, а затем интериоризировать его в этом состоянии и блуждать по жизни с его гробом « в » голове, это не предвещает самоаналитического продления лечения, только позволяет обеспечить выполнение работы с его собственными пациентами и с самим собой.

Цели анализа менялись в зависимости от различных моментов эволюции практических понятий, так же, как и цели интерпретации. Со стороны аналитика интерпретация направлена на те же цели, что и лечение - овладеть бессознательным, убрать вытеснение, рассеять сопротивление - поэтапно или путем накопления, в соответствии со стратегией, которую каждый развивает на протяжении своей практики.

Статья Фрейда «О психотерапии истерии» является самым точным описанием того, что можно сделать с психическим функционированием, которое необходимо восстановить после вытеснения. Со стороны пациента интерпретация призвана привести его к инсайту, также поэтапно и путём накопления (в смысле накопления травм, описанных Масудом Ханом). Опять же, со стороны аналитика интерпретация, результат работы контрпереноса, имеет статус триггера инсайта и признака частичного успеха в этой задаче. Она ведет к тому, чтобы обезоружить сопротивление активного в этот момент «я» и облегчить суперэго. Это результат инсайтов - аспект, к которому привязано «я», суровость суперэго, приводящего к мазохизму и неудаче, которая, если станет менее враждебной, позволит получить доступ к удовольствию.

Общей целью интерпретации остается приобретение последовательных инсайтов, ведущих к успешному лечению, а затем, для пациента обретение способности к самоанализу, благодаря интернализации аналитика и его «достаточно хорошей» работе, и это независимо от того, становится он аналитиком или нет.

Инсайт является одним из двух участников аналитической ситуации. Как правило, он является причиной у аналитика и следствием у пациента интерпретации, сформулированной первым, но, когда лечение прогрессирует и проходит успешно, инсайт все чаще будет разрабатываться вторым и, собенно, обоими вместе.

У аналитика инсайт его бессознательного контрпереноса возникает в аналитической ситуации и позволяет разорвать повторяющийся круг, поскольку это момент, когда совместные усилия становятся осознанными и улавливают смысл препятствия, перенесенного ранее аналитической ситуацией, сдерживаемое защитными процессами.

Но инсайт хрупок и легко поддается регрессии к предшествовавшему ему вытеснению. Эта уязвимость объясняется тем, что у каждого из них, аналитика и пациента, есть свой метод, определяемый структурой его невроза и его историей, и ситуацией, сложившейся между ними. Оба стремятся сохранить свои методы, либо потому, что они доказали свою эффективность перед лицом «я», либо потому, что влечение к смерти, с его повторяющейся навязчивостью, имеет еще слишком большое значение.

Чтобы сохранить инсайт, желательно следить за тем, чтобы не ранить пациента нарциссически и понять запрет знания, который иногда делает его трудным, предосудительным, метафорически пойманным за взгляд на первобытную сцену и на акт познания из Библии: запретный плод дерева, который сделает равными Богу. Инсайт также не одобряется повторяющейся навязчивостью как новый психический факт.

Целью интерпретации, в первую очередь, является дестабилизация патологического повторяющегося порядка, что приводит к дезорганизации системы. По мнению С. и Г. Пражье, вместо того, чтобы обнаружить скрытый смысл, интерпретация раскрывает его в пределах множества возможностей.

Правильная интерпретация приводит к реорганизации поля. Эту позицию разделяют многие североамериканские авторы: следствием своевременной и адекватной интерпретации, говорит Шлессингер, является возникновение расстройства в неврозе пациента и в аналитическом поле. Цель аналитика состоит в том, чтобы продлить период нестабильности, вмешиваясь в попытки пациента закрыть инцидент и восстановить статус-кво.

Интерпретация противопоставляется, как чужеродное нарушение, этому статусу-кво психического равновесия и стремится ввести возможность иного субъективного опыта, как диссонирующую ноту в гармонии знакомой психической реальности и устойчивого образа себя, говорит Рафлинг.

«Я» должно быть в состоянии выдержать временной дисбаланс, чтобы интерпретация привела к мобилизации. Крис считает, что контроль регрессии и способность «я» вернуть свою власть - это предпосылки инсайта. Интерпретация помогает «я» осуществлять свой контроль над частичной и временной регрессией в служении «я», подобно тому, как это делает художник и его творение.

Что побудило «я» отказаться от защиты? В дополнение к сообщению Фрейда о сильных сторонах благоприятствующих аналитику на стадии позитивного переноса, возможно, ответ заключается в удовлетворении, которое сопровождает инсайт. Для некоторых удовлетворение полнотой, близкое к удовольствию созидания, явно, когда инсайт спонтанен. К мастерству тогда добавляется и сублимированное творческое удовлетворение, - говорит Крамер. Для другихпсихика наполняется и иногда исцеляется тем, что она ощущает как свою истину, выраженную через систему индивидуального исторического объяснения.

Трудный пациент-специалист по отсутствию изменений, отсюда и сложная проблема инсайта и психических изменений на фоне тенденции к отсутствию развития. Фрейд связывал это с влечением к смерти. Эти два аспекта дополняют друг друга. Скорее, речь идет о создании способности к инсайту, и тогда изменения будут происходить у наименее больных пациентов. В то время как у других инсайт может никогда не произойти.

Это эволюционное движение неразрывно связано с инсайтом, поскольку оно включает в себя отделение патогенных объектов, идентификаций и функций. Три события, с которыми «специалисты по отсутствию изменений» будут бороться изо всех сил.

Рассмотрим еще один элемент, связанный с инсайтом: предрасположенность к удивлению, которая порождает у аналитика плодотворные инсайты, вызывающие лучшие интерпретации, где появляется дестабилизирующее изумление, особенно у пациента. Неожиданное возвращение вытесненного объясняет испытанный эмоциональный эффект. Опыт удивления является плодом неожиданного понимания: его непосредственный результат возникает без детализации и с ясностью, что свидетельствует о контрасте с его заранее бессознательным характером, говорит Рейк.

Луиза Уртубеи приводит клинический пример:«Несколько лет назад в моем кабинете или его окрестностях появилось новое живое существо, как и положено после праздников: очень красивый кот. Некоторые радовались этому, потому что у них были такие животные, и я казался им ближе; другие ничего об этом не говорили. Многие испытывали вновь возникшую ревность, которую чувствовали в связи с рождением своих младших братьев или сестёр. Но одна из моих пациенток, с явно выраженным эдиповым комплексом, старшая дочь во фратрии из семи человек, очень страдала от рождения своего младшего брата, похитителя её воображаемой фалличности. Долгое время она ничего не говорила о коте. Но однажды она вдруг спросила: «Как его зовут?», при этом она никогда не задавала вопросов. Я ответил в соответствии с именем её младшего брата: «Филипп Эммануэль». «Филипп Эммануэль?» - воскликнула она удивленно, и прошла добрая минута, прежде чем она расхохоталась. Нужно ли напоминать, что кота звали не так?

Удивление связано с умением играть, пропагандируемым Винникоттом и с юмором, уже оцененным Фрейдом. «Хорошие» пациенты, те, кто движется вперед без лишнего страха, способны играть¹ и смешить себя и своего аналитика».

Важно остановиться на не очень глубоком, как правило, скрытом аспекте - удовольствии, испытываемом аналитиком при осуществлении своей деятельности, сублимированном, но все же удовольствии.

Ни один аналитик не стал бы упорствовать в этой «невозможной профессии» без этого удовольствия, но скромность мешает говорить об этом, говорит Анзье. Тот, кто открыто выражал бы это, совершил бы вредное контрпереносное обольщение, хотя для достижения прогресса в лечении пациент должен чувствовать удовольствие, испытываемое аналитиком, чтобы понять это.

Для Анзье удовольствие аналитика должно быть явным-скрытым, контролируемым относительно его проникновения в сознательное, его собственное и его пациентов, потому что более или менее сублимированным образом он удовлетворяет импульсы господства и вуайеризма. Это вполне вероятно, но поскольку эти импульсы в любом случае удовлетворяются, мне кажется, что лучше принять такое состояние ума и, следовательно, контролировать его «я».

«После сеанса, где «выяснилось», что его симптомы начались после смерти в результате несчастного случая, возможно самоубийства, ненавистного брата, пациент, очень уважающий рамки, забыл о первом сеансе на следующей неделе и не смог понять, почему. Возможно, я бы позволил ему размышлять в течение долгого времени, рискуя тем, что смерть брата исчезнет из его ассоциаций; в конечном счете, это было бы полезно или нарциссически удовлетворительно, но вполне вероятно, что «исполненные» желания смерти не будут интерпретированы в течение долгого времени или даже когда-либо снова. После расспросов пациента на протяжении половины сеанса по поводу его забвения, я напомнил ему об открытии, сделанном на последнем сеансе».

Парадоксальные события, описанные М. де M'Юзаном, доставляют удовольствие: от способности утратить, а затем вновь обрести свою личность, от обладания склонностями, которые можно разделить разве что с художниками.

А. Грин отмечает, что когда аналитик посредством своей работы интерпретирует в слова траектории влечений, его аффективное расстройство превращается в чувство удовлетворения.

Для других это удовольствие менее ценно. П. Оланье пишет, что в регистре удовольствий нет эквивалентности между аналитиком и пациентом. По ее мнению, чувства радости, эйфории, эротической эмоции, испытываемые субъектом перед интерпретацией, взятые как доказательство наших положительных чувств к нему, имеют иное качество, чем наше удовольствие перед подтверждением правильности наших интерпретаций. По ее мнению, у аналитика удовольствие лишено сексуальной составляющей и сопровождается ощущением усталости, сомнением в своих умениях и в своих знаниях вообще.

РойбенФайн, североамериканец, также указывает, что аналитики не ссылаются на свое удовольствие. Тем не менее, у родителей есть здоровая родительская любовь, которая встречается у аналитика: искреннее желание помочь, форма любви, подобная любви уравновешенного родителя. Те, кто считает нашу профессию невозможной, борются с неразрешенными контрпереносными конфликтами, полагает он; те, кто находит ее приятной, преодолели самые трудные контрпереносы и наслаждаются своей работой. Инструментом для того, чтобы сделать анализ «приятным», говорит он, является самоанализ контрпереноса. Самоанализ контрпереноса является продолжением анализа, который «отложил» в субъекте интернализованный объект анализа, следовательно, возможность положительной мобильности нагрузки и контрпереносов.

С.Парат считает, что сохранение строгости в работе удовлетворяет идеал «я», аналитическую функцию порядка удовольствия. Из ненасытного любопытства осуществление сублимации поддерживает доступный путь к открытию, познанию и самоанализу. К ним добавляются эстетические, творческие и нарциссические удовольствия.

По мнению К. ЛеГуэна, существует также удовлетворение от работы: поиск интерпретации, получение подтверждения от ассоциаций пациента, а затем радость от открытия и удовлетворение выполненного долга.

Задача аналитической работы - это перемены. Лечение не симптоматическое, а глубинное (изменение психического функционирования, переформатирование истории). Пусть пациент, как говорил Фрейд, обретет способность любить и работать. В других случаях он формулировал эту идею иначе и описывал способность получать удовольствие и быть эффективным в своей работе.

Английская школа не отказалась от терапевтического намерения. М. Кляйн говорит о лечении, исцелении и особенно о восстановлении; скорее всего, эта цель распространяется на все виды интерпретаций, поскольку, заметив чрезвычайную ситуацию, они стремятся интерпретировать ее, чтобы устранить беспокойство, которое она вызывала. Х. Сегал пишет, что любовь аналитика является терапевтической; его хорошая предрасположенность к контрпереносу делает его способным понять свое отношение к пациенту.

Любовь к пациенту недостаточна и становится недостатком, если ее воспринимают как объект переноса, если человек вовлечен в отношения обольщения или если наш контрперенос, ощущаемый как слишком позитивный, мешает пациенту привязаться к другим объектам, к концу лечения или в течение лечения.

М. де М'Юзан предпочитает говорить, что мы ищем «неисправность», формулу, которая выделяет инструменты, доступные аналитику, чтобы произвести через его интерпретации решающее изменение: инициирования экономического расстройства в системе Предсознательное/Сознательное, нарушения чувства идентичности, использование механизмов, специфичных для первичного процесса, принятие передачи идентичностей. По его мнению, это изменение заключается в доступе к другому способу психической деятельности.

Желание изменить и желание вылечить равнозначны, при условии, что человек не представляет себе исцеление как одноразовое исчезновение симптомов или как реализацию предопределенных желаний аналитика (будь то половой акт, брак, дети, профессия, становление психоаналитиком...). Аналитики не должны судить о реальной жизни наших пациентов, иони не должны желать для них того или иного. Но они желают им исцеления, улучшения или позитивных изменений.

Фрейдстремится в своей клинической работе искоренить болезнь. Каждое его выступление преследует именно эту цель. Аналитик сталкивается с количественными факторами, говорит он, с враждебными силами, которые всеми средствами защищают себя от исцеления и хотят цепляться за болезни и страдания. «Победа в основном на стороне сильнейших батальонов».

Экономическая сила, но также, и желание исцелить. Отсюда неизбежная битва, в которой аналитик побеждает, когда он сильнее всех. Список антагонизмов, предложенный Фрейдом и поставленный перед аналитиком, хорошо представлен: суперэго, мазохизм, чувство вины и стремление к разрушению. С другой стороны, только аналитик, с его желанием бороться за исцеление.

Он ясно писал (в «Маленьком Гансе»), что его цель была также терапевтической: анализ - это не беспристрастное научное исследование, а терапевтический акт; он стремится не доказать, а изменить.

Именно в «Очерке», столь продолжительное время после того, как она была сформулирована во время первых практик, звучит фраза: исцеление «любовью» является истинной движущей силой; под его влиянием слабое «я» укрепляется, и пациент, кажется, исцеляется из любви к своему аналитику.

Вплоть до примерно пятидесятых годов во Франции аналитики говорили «пациент» и часто «больной»; они имели в виду исцеление. Этому вопросу был даже посвящен доклад Грюнбергера. Затем под влиянием Лакана они начали использовать термин анализант и искать, является ли нашей целью лечение или нет, что бесполезно, так как если мы отчаиваемся вылечить не тяжелобольного пациента, а любого, кто бы он ни был, то какова наша профессия? И есть ли она у нас? Потому что просто слушать - это не профессия, а результатом может быть лишь временное облегчение.

Видерман пишет, что аналитическое пространство позволяет аналитику переживать аффекты, которые были бы невыносимы иначе, чем в ситуации, чья общепризнанная цель находит оправдание в своей лечебной цели. Как может анализ не исцелять? - говорит Клаубер. Для него истина - это лекарство, благодаря которому с помощью психоаналитика пациенты могут обрести «психическое здоровье», как определил его Фрейд: способность любить и работать.

Выводы

1. Давая трансферентную интерпретацию аналитик интерпретирует то, что происходит в данный момент между ним и пациентом (“здесь и сейчас”) и, в тоже время, показывает как это связано с объектами из прошлого пациента.

2. Сформулированные таким образом, эти интерпретации являются “вторичными” интерпретациями (опирающимися на вторичный процесс. Фрейд в своей работе о конструкции в анализе говорит о различии между интерпретацией и конструкцией. Для него конструкция связана с тем, что происходит сейчас, но одновременно связано и с прошлым. Это означает, что мутационная, по Стрэчи, форма интерпретации будет связана с конструкцией в смысле Фройда - то есть со вторичным процессом.

3. Интерпретация, адресованная предсознательному пациента, прерывает поток ассоциаций, так как в ответ на объяснение, данное на основе вторичного процесса, пациент может думать только в терминах вторичного процесса. Напротив, интерпретации, обращенные к бессознательному материалу, находятся в едином потоке со свободными ассоциациями, оказывают динамический эффект и ведут к новым для пациента и аналитика открытиям.

4. Интерпретации-объяснения имеют важное значение в анализе, однако, с точки зрения французских психоаналитиков, они не обязательно являются мутационными.

5. Во французском психоанализе мутационная интерпретация, в большей мере, основывается на первичном процессе и не обязательно связана с переносом. Для Мишеля де М'Юзбна, такие интерпретации - аллюзивные, намекающие.

6. Интерпретация, сконструированная на основе вторичных процессов может иногда оказаться для пациента настолько длинной, сложной и многоплановой, что он может просить аналитика повторить ее, так как для него невозможно даже просто запомнить все смыслы, которые она включает. Пациент может не понять ее, потерять или забыть часть смысла и в результате слова аналитика останутся на поверхности сознания пациента, несмотря на возможно глубокий аналитический смысл, заключенный в интерпретации. В случае очень конденсированных, аллюзивных интерпретаций такого произойти не может. В ответ на них пациент может погрузиться в молчание, но не потому что, пытается понять то, что сказал аналитик. Он будет чувствовать удивление и озадаченность, что поможет ему более спонтанно ассоциировать. Именно на получение такого эффекта и направлена “первичная” интерпретация.

7. В аналитическом процессе одна из важнейших задач аналитика - помощь пациенту быть удивленным в ответ на даваемые ему интерпретации. Конечно, такое возможно в первую очередь при аллюзивных интерпретациях, изначально связанных с идеей удивления, которое сначала может возникать у аналитика в ответ на приходящие ему образы и затем передаваться пациенту. В любом случае необходимо время, что бы дать возможность удивлению открыть дорогу творческим процессам.

Список литературы

1. Bayle, G. Les clivages. In Revue Franзaise de Psychanalyse. Tome LX. № SpйcialCongrиs.

2. Birksted -Breen, D. (2003) Time and the aprиs-coup.International Journal of Psychoanalysis.84: 1501 - 1515

3. Boschan, P. (1987) Dependence and Narcissistic Resistances in the Psychoanalytic Process. International Journal of Psychoanalysis. 68:109-118

4. Braunschweig, D. et Fain, M. (1975) La nuit, le jour. Paris. Presses Universitaire France.

5. Chasseguet-Smirgel, J. 1986 Sexuality and Mind New York: New York Univ. Press.

6. Chervet, B. (1998) De la chimиre а l'interprйtation. In L'art du psychanalyste. Autour de l'њuvre de Michel de M'Uzan.Paris. Delachaux et Niestlй.

7. Donnet, J-L. (2001) From the fundamental rule to the analyzing situation.International Journal of Psychoanalysis. 82: 129 - 140

8. Duncan, D. (1989) The flow of interpretation. The collateral interpretation, forces and flow. International Journal of Psychoanalysis, 70: 693 - 700

9. Duparc, F. (2001) The countertransference scene in France. International Journal of Psychoanalysis. 82: 151 - 169

10. Green, A. (1973) Le discours vivant : la conception psychanalytique de l'affect. Paris. Presses Universitaire France.

11. Green, A. (1974) Surface Analysis, Deep Analysis.The Role of the Preconscious in Psychoanalytical Technique.International Journal of Psychoanalysis., 1:415-423

12. Green, A. (1988) La pratique fondamentale de la psychanalyse. Revue Franзaise de Psychanalyse, 52: 569-595

13. Green, A. (2000) Le temps йclatй. Paris, Ed. de Minuit ; Time in psychoanalysis: Some contradictory aspects. London: Free Association Books.

14. Green, A. (2002) Idйes directrices. Paris. Presses Universitaire France.

15. Guillaumin, J. (1998). Transfert, contre-transfert. Bordeaux-Paris. L'esprit du temps.

16. Kernberg, O. (1993) Convergences and Divergences in ContemporaryPsychoanalytic Technique. International Journal of Psychoanalysis., 74:659-673

17. Kernberg, O.(1999) Psychoanalysis, psychoanalytic psychotherapy and supportive psychotherapy : contemporary controversies. International Journal of Psychoanalysis, 80: 1075 - 1091

18. King, P. (1996) What has happened to psychoanalysis in the British Society? (Unpublished).

19. Lussier, A. (1991) The search for common ground: a critique. International Journal of Psychoanalysis. 72:57 - 62

20. McDougall, J. (1978) Le contre-transfert et la communication primitive. In Plaidoyer pour une certaine anormalitй. Paris. Gallimard.

21. M'Uzan, M. de (1994) La bouche de l'inconscient. Paris. Gallimard.

22. M'Uzan, M. de (1988) Stratйgique et tactique a propos des interprйtations freudiennes et kleiniennes. Revue Franзaise de Psychanalyse, 57: 657 - 663

23. Quartier-Frings, F. (1995) Langage et interprйtation. In Une thйorie vivante l'њuvre d'Andrй Green. Paris. Delachaux et Niestlй.

24. Urtubey, L. de (2002) Du cotй de chez l'analyste. Paris. Presses Universitaire France.

Размещено на Allbest.ru