Убеждение, смысл и мотив – проблема определения понятий

Науковий вісник Східноєвропейського національного університету імені Лесі Українки

Размещено на http://www.allbest.ru/

66

Размещено на http://www.allbest.ru/

Убеждение, смысл и мотив - проблема определения понятий

Ирина Юрова

В статье анализируется проблема определения таких понятий, как «убеждение», «смысл» и «мотив», рассматривается их динамическая взаимосвязь в рамках внушения и познания.

Ключевые слова: мотив, смысл, установка, внушение, убеждение, ценность, знание, познание.

У статті проаналізовано проблему визначення таких понять, як «переконання», «сенс» i «мотив», розглянуто їх динамічний взаємний зв'язок у контексті навіювання та пізнання.

Ключові слова: мотив, сенс, установка, навіювання, переконання, цінність, знання, пізнання.

The author of the article analyzes the problem of definition of such concepts as «conviction», «sense» and «motive» considering their dynamic relationship within the suggestion and knowledge.

Key words: motive, sense, setting, suggestion, conviction, belief, value, knowledge, cognition. мотив смысл информация психологический

Постановка научной проблемы и ее значение. Убеждение неразрывно связано с тем, как человек расставляет приоритеты или ранжирует ценности. Его можно охарактеризовать как продукт ценностного видения, усматривания личностно значимого. Характерно для убеждения и то, что такое ценностное видение выступает основанием для действий.

Но в отношении поведения человека мы говорим скорее о мотивах, чем об убеждениях: и мотивы поступка могут не совпадать с убеждениями человека. Например, индивид может совершить поступок, исходя из неблаговидного мотива, и раскаяться, исходя уже из личных убеждений. То, что кажется важным и правильным в один миг, в другой - осознается как ошибка, как поступок, лишенный всякого смысла. Для нас важно конкретизировать эти понятия убеждения, мотива и смысла, чтобы явственнее уяснить, какое место в деятельности человека занимает процесс внушения, ускользающий от внимания гносеологии.

Анализ последних исследований по этой проблеме. И. Кант отмечает, что субъективно убеждения неотличимы от уверенности. Г. Э. Бурбулис определяет убеждение как «системное единство деятельности и сознания» [4, с. 142]. Ю. В. Пую характеризует убеждение как «духовное состояние личности или группы людей, в соответствии с которым личность или группа сознательно избирают принципы своего поведения, образ действий, поступков, рассматривая их в качестве единственно возможных и обязательных в конкретных условиях» [10, c. 92]. Мы предполагаем, что критическое отношение в форме доказательства и формирует убеждение, то есть это продукт осознанной деятельности, однако не исключаем, что убеждение может быть частью неосознаваемой установки (субъективное убеждение, «свернутое» или безотчетное убеждение).

Б. А. Ерунов дифферинцирует это понятие, выделяя три вида убеждения: 1) субъективное убеждение, связанное с неосознаваемым опытом и не требующее аргументации; 2) интерсубъективное убеждение, основанием для которого является общепринятость или авторитетность; 3) объективное убеждение, которое делится на два подвида - полная убежденность, располагающая достаточной обоснованностью, и неполная убежденность, которую он также называет «правдоподобным убеждением» [5, c. 80]. Соответственно, лишь полная убежденность, которую Б. А. Ерунов также именует «истинным убеждением», основывается на знании. Субъективное убеждение связано с верой и мнением. Кроме того, вера связана с интерсубъективным убеждением, а мнение - с правдоподобным.

Стоит отметить, что Б. А. Ерунов фактически признает наличие в убеждениях неосознаваемых, «свернутых», компонентов, таким образом вводя вариативность в понимание того, чем являются убеждения, и позволяя преодолеть барьер между убеждением и, например, внушением. При этом такой дифференцированный подход ни в коей мере не создает разрыв между убеждениями и сознанием.

Мотив же «призван удовлетворять определенные потребности, поэтому можно считать, что потребность формирует мотив, в то же время между ними не следует ставить знак равенства» [2, c. 69], так как на его возникновение «влияют также эмоции, идеи, цели, органические состояния».

Мотивы принято обозначать как то, что составляет смысл поступка. При этом глубинные мотивы могут не осознаваться вообще, и их идентификация представляет довольно сложный процесс не только для криминалистов и психологов. Мотив «стахановца», например, может и не быть прямым следствием приверженности ценности ударного труда на благо общества. «Человек может заниматься трудовой деятельностью по совершенно разным мотивам: за компанию, из страха, заботясь о близких. Даже нравственно негативные мотивы: зависть, ревность, ненависть - вполне могут подпитывать человеческую активность в труде» [6, c. 29]. Но социально значимым и одобряемым мотив становится тогда, когда является порождением убеждений человека, которые разделяет общество.

Другими словами, мотивы объясняют психологические причины поведения человека, включая чисто ситуативные, убеждения говорят нам уже не просто о потребностях, но и о высших ценностях. Совпадение мотивов и объективных или истинных убеждений характеризуют качество внутренней духовной работы, о котором, по-видимому, и писал В. П. Зинченко, определяя «ценностный слой сознания» на основе «активной причастности к бытию», так как «овладение культурными ценностями», которые являются «самоценностями», не может быть пассивным [7].

Цель статьи. И убеждение, и мотив являются понятиями, которые тесно связаны с категорией смысла. В то же время очевидно, что они охватывают определенные пласты неосознаваемого, что делает человека податливым не только со стороны его собственных влечений, но и воздействиям извне, внушениям. Конкретизация понятий убеждения, мотива и смысла позволит нам увидеть не только различия и границы, но и общие основания, черты, задать направление для дифференциации ряда категорий.

Изложение основного материала и обоснование полученных результатов исследования. Понимание убеждения как обобщения нуждается в понятии установки, чтобы объяснить его связь с неосознаваемыми компонентами и более широким контекстом, требующим свернутости самих убеждений (установка на помощь близким, манипулятивная установка и т. д.). Но для самого понятия установки убеждение не всегда может служить опорой, так как оно обоснованно, и это противоречит наличию в установке неосознаваемых мотивов, которые характерны для ее реализации. Однако установка может содержать свернутую аргументацию и провоцировать осуществление автоматических, неосознаваемых действий. В основе понятия установки лежит ориентация, базирующаяся на прошлом опыте, которую можно описать как принцип соотношения прошлого опыта и будущего.

Может ли установка служить базовым понятием для мотива? Об этом можно судить с большей уверенностью, чем в отношении понятия убеждения, так как говоря о мотивах, мы имеем в виду и неосознаваемые мотивы, желания, эмоции, аффекты. Поэтому внушением в большей степени можно воздействовать на мотивы человека и в значительно меньшей - на убеждения. Тем не менее противопоставлять убеждение и внушение, как это зачастую принято в современной литературе, не вполне оправданно, так как интерсубъективные и субъективные убеждения податливы для воздействия извне.

Б. С. Алишев определяет мотив как полагание смысла в действии. Если объяснять мотив лишь как причину действия, это даст каскад избыточной в отношении этого понятия каузальной вариативности. В то же время смысл, который мы наблюдаем в мотиве, и смысл, постулируемый в убеждениях, это два разных уровня осмысления. Характеризуя «борьбу мотивов», мы вправе говорить о том, что убеждения вступают в противоречие с влечениями, желаниями, с одной стороны, и убеждениями, внушениями - с другой. Формулируя иначе, можно говорить и о столкновении ценностей разного порядка. «Тот факт, что некий мотив не нашел явного отражения во внешнем поведении человека, “проиграв” в конкуренции с другими мотивами или будучи подавлен волевым усилием, не отменяет его психологической действенности, тем более, что в психическом опыте индивида он так или иначе оставил свой след» [3, c. 57].

Личностный смысл - это видение или же извлечение ценности в предельной свернутости (целостности) опыта. Лучше всего, на наш взгляд, понятие смысла отражено в метафоре схватывания, улавливания, так как схватить и поймать можно лишь нечто целостное, имеющее свои пределы и внутренние связи. Бессмысленность означает полный распад предмета понимания в отличие от незначительности, которая характеризует его качество в отношении некоторого смысла (или цели). Поэтому говоря и о знаниях, и об убеждениях, мы можем выделить в качестве их обязательного конструкта смысл, его полагание.

«Это действие имеет для меня смысл», «Я понимаю смысл этого предложения» - возможны только в соотнесении ценности с познавательным опытом, до этого ценностно-опытного соотнесения ни знаки, ни инструментарий, ни поступок не имеют для личности смысла - они ничего не значат. И собственно, о смысле жизни можно говорить, только подводя под ней - чисто умозрительно - некую черту. А так как установить предел опыта, познания крайне затруднительно, смысл оказывается, по выражению М. Мерло-Понти, «невидимым». Тем не менее, извлечение смысла (урок) из прошлого опыта для будущих действий позволяет нам переносить извлеченное (искать смысл) на будущий опыт.

Подобный перенос опыта отличает и установку, но автоматизмы ориентации не требуют особых усилий. Сталкиваясь с безотчетным действием установки, человек вынужден искать и объяснять самому себе «смысл» своих действий или их «бессмысленность». Так, мы видим, как то, что в одних границах опыта имеет смысл, в других его теряет или приобретает другой. Для лисы кусок сыра имеет смысл, но несколько иной, чем для человека, который читает о ней басню. На одной ступени находятся инстинкты и установки, на другой - рефлексия и убеждения.

Если культура - поле смыслов, то всё, что мыслится не только в ней, но и посредством нее, наделяется смыслом. Поиск смысла - это шаг за рамки безотчетности к осознанности, его потаенность - условие для осмысления, культуротворчества. Е. В. Косилова отмечает, что личностные смыслы всегда конструируются в сотворчестве с другими: «если бы у нас было что-то вроде мысленных рефлексов, инстинктов, тогда мы что-то могли бы знать без обучения», но если у нас есть сознание, то мы постигаем смысл посредством Другого, и сами являемся таковыми «проводниками смыслов» для других. «Это необходимое присутствие Других для того, чтобы включился свет сознания, мне кажется, нередко упускается в современной философии сознания» [8, c. 11].

«Смыслы», которые определяются через целеполагание и отношение между знаком и предметом, являются довольно узкими и размытыми категориями. Смысл предполагает особую оценочную проверочность, со-мыслие. Смысл всегда подразумевает некий результат осмысления, результат извлечения рационального зерна. Так, следователь может усматривать в преступлении ревнивца «смысл» избавиться от конкурента. Сам же ревнивец, осмысляя свой аффект, может при этом осознавать, что в его поступке нет и не было смысла, так как он не принял во внимание весь контекст ситуации, то есть не осмыслил свои действия и не достиг цели. Таким образом, у самого беспощадного бунта всегда есть мотив, обусловливающий понимание его причин, но вполне может и не быть смысла, учитывая то, что он сам по себе аффективен, а не рационален, то есть не основан на результате осмысления. Поэтому смыслы, вкладываемый и извлекаемый, столь разнятся между собой - эти смыслы учитывают контекстуальные различия. Одно неучтенное обстоятельство, противоречащее вкладываемому смыслу, может сделать поступок субъекта бессмысленным. Но мотив его останется неизменным, так как мотив принадлежит той ситуации, в которой вспыхнул аффект, повлекший за собой поступок.

В отношении к субъективным, интерсубъективным, объективным и истинным убеждениям мы можем увидеть, что смысл показывает не только результат осмысления, но и его качество, уровень. Поступок Сократа, испившего чашу с цикутой, не имеет смысла для обывателя, но обретает его, когда мы исходим из убеждений философа, из его системы ценностей. Понимая его убеждения, мы понимаем и его мотив, и смысл его действий. Таким образом, смысл, вкладываемый и извлекаемый, всегда субъективно контекстуален, а мотив всегда ситуативен. Смысл показывает нам результат мысли, результативность сознания, мотив - причину действия.

При внушении, условием которого является дефицит информации, знания, дефицитарные состояния (голод, жажда, стресс, спешка, сонливость, усталость) контекст осмысления, границы, в которых оно происходит, кардинально сужаются, а взамен предлагаются подходящие готовые «смыслы» - упакованные и поверхностные. Поэтому результата осмысления - личного, персонального усилия со-мыслия с действием - мы в таких условиях не увидим, хотя и вправе усмотреть определенный мотив.

Однако если поступок был порожден убеждениями, и они послужили его мотивом, то такое действие мы принимаем как имеющее смысл, даже если это смысл для одного человека. Мы можем вкладывать смысл, полагать его, искать и терять: смыслопорождение оказывается деятельностью, которая формирует непрерывность опыта личности, непрерывность субъективной определенности. Такое «анимистическое смыслопорождение» объясняет тот объясняющий «избыток» смыслов, который превалирует в человеческой мысли от самой древности и до наших дней.

Характеризуя смысл как отношение, мы должны особо отметить, что это познавательно-ценностное отношение, которое, как показано в исследованиях Э. Гуссерля, М. К. Мамардашвили, А. Н. Леонтьева, В. Франкла, М. М. Бахтина и др., неразрывно слито с процессом «очеловечивания» окружающего мира, объективной реальности. Утрачивая ценность или переоценивая данность, мы теряем и прежний смысл. Но полагая в Другом смысл, мы различаем умысел, которого может и не быть, то есть привносим свой смысл, экстраполируем мотивы. В формулировке А. Н. Леонтьева о неосознаваемых смыслах [9] присутствует определенного рода лукавство, которое нивелируется тогда, когда мы принимаем диалогичность смыслов, на которую указывал М. М. Бахтин, и особое вкладываемое в смысл усилие, о котором писал М. К. Мамардашвили. Как для рыбы в море неразличимы границы воды и воздуха, так и для человека поиск смысла предопределяет его активность.

Выводы и перспективы дальнейших исследований

Границы таких понятий, как мотив, убеждение, внушение, установка и смысл требуют постоянных уточнений, так как их широта и всеохватываемость зачастую обуславливают их подмену. Очевидно, что демаркация убеждений, проведенная Б. А. Еруновым, была осуществлена для того, чтобы прояснить те лекала, которыми работает человеческая мысль и обусловливается поведенческая активность человека. Все эти понятия формируют единый континуум, в котором разворачивается познание.

Так, если внушение принято и установка уже сформирована, она будет действовать до проверки, в результате которой может быть отклонена. Рекламодатели внушают, что рекламируемый продукт наиболее предпочтителен для удовлетворения потребности (содержание внушения), это суждение (а оно имеет видимый, «упакованный» смысл) принимается на веру, общепринятость определяет соответствующее интерсубъективное убеждение, и сформированная установка приобретать товар действует до тех пор, пока не будет выявлено расхождение во мнениях или события с ожидаемым, что, в свою очередь, вызовет сомнение и потребует от покупателя истинной убежденности в том, действительно ли имеет смысл покупать именно этот товар и реализовывать посредством него мотив достижения собственного комфорта.

С развитием технологий воздействия вне развития соответствующего категориального аппарата трудно представить себе формирование условий для критического отношения к информации.

Источники и литература

1. Алишев Б. С. Смысл и мотив: к соотношению понятий / Б. С. Алишев // Ученые зап. Казан. ун-та. Сер. : Гуманитарные науки. - 2010. - Т. 152, кн. 5. - С. 159-171.

2. Антонян Ю. М. О сущности мотивов / Ю. М. Антонян // Философские науки. - 2009. - № 5. - С. 69-78.

3. Балл Г. А. Тезаурус психологических понятий. «Мотив»: уточнение понятия / Г. А. Балл // Психологический журнал. - 2004. - № 4. - С. 56-65.

4. Бурбулис Г. Э. Знание и убеждение как интегральные феномены сознания (опыт философско-методологического анализа) : дисс. ... канд. филос. наук : 09.00.01 / Г. Э. Бурбулис. - Новосибирск, 1981. - 200 с.

5. Ерунов Б. А. Мнение в системе человеческого познания / Б. А. Ерунов ; отв. ред. Б. Д. Парыгин. - Л. : ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1973. - 188 c.

6. Зимбули А. Е. Труд: нравственно-ценностные аспекты / А. Е. Зимбули // Идеи и идеалы. - 2014. - Т. 1. - № 3 (21). - С. 29-38.

7. Зинченко В. П. Ценности в структуре сознания / В. П. Зинченко // Вопросы философии. - 2011. - № 8. - C. 85-97.

8. Косилова Е. В. Сознание: свобода, смысл, рефлексия и другие // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 7 : Философия. - 2013 - № 2. - C. 3-12.

9. Леонтьев А. H. Деятельность. Сознание. Личность / А. Н. Леонтьев. - М. : Политиздат, 1975. - 304 с.

10. Пую Ю. В. Философия манипулирования / Ю. В. Пую. - СПб. : Изд-во СПбГПУ, 2009. - 244 с.

Размещено на Allbest.ru