Психология действия. Вклад Харьковской психологической школы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Психология действия. Вклад Харьковской психологической школы

В.П. Зинченко

доктор психологических наук

Статья написана на основе доклада, сделанного на Международной конференции, посвященной 80летию Харьковской психологической школы (Харьков, октябрь 2012 г.), организованной Харьковским национальным педагогическим университетом им. Г.С. Сковороды. Вниманию читателя предлагаются как личные впечатления и воспоминания автора о событиях и людях, так и почерпнутые из рассказов представителей старших поколений психологов, причастных к этим событиям. Автор -- не историк науки -- не ставил своей целью исчерпывающее, источниковедческое описание истории Харьковской психологической школы. Я благодарю Антона Ясницкого, профессионально занимаю щегося историей психологии, за сделанные замечания и уточнения.

Ключевые слова: научная школа, научное сообщество, научное направление, Г.И. Челпанов, Л.С. Выготский, С.Л. Рубинштейн, А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьев, В.И. Аснин, П.Я. Гальперин, А.В. Запо рожец, П.И. Зинченко.

харьковский психологический наука ученый

Psychology of action.

The contribution of the Kharkov school of psychology

V.P. Zinchenko

PhD in Psychology, full member of the Russian Academy of Science (RAS), professor of the Institute of General Secondary

Education of RAS, professor at the Chair of General and Experimental Psychology (Higher School of Economics), academician, honorary member of the American Academy of Arts and Sciences, doctor honoris causa at the University of Tartu

This paper was written based on the report made at the International Conference dedicated to the 80^th anniversary of Kharkiv School of Psychology (Kharkiv, October, 2012) hosted by G.S. Skovoroda Kharkiv National Pedagogical University. It offers the reader both personal impressions and memories of the author about the events and people and those drawn out of stories of representatives of the older gen eration of psychologists involved in these events. The author is not a science historian and did not make it a point to give a complete, historiographic account of history of Kharkiv school of psychology. I thank Anton Yasnitskyi, a professional psychology historian, for his remarks and updates.

Keywords: School of thought, academic community, scientific field, G.I. Chelpanov, L.S. Vygotskyi, S.L. Rubinstein, A.R. Luriya, A.N. Leontyev, V.I. Asnin, P.Ya. Galperin, A.V. Zaporozhets, P.I. Zinchenko.

На своем опыте знаю, что детство и юность накладывают неизгладимую печать на всю дальнейшую жизнь. Я покинул Харьков в 17 лет, в 1948 г. Минус четыре года эвакуации во время войны. Итого моей жизни в Харькове всего то 13 лет. И, тем не менее, Харьков не только моя родина, но и самый дорогой и любимый город. Здесь прошли счастливые годы жизни с родителями, сестрой, бабушкой, появилось мое первое я (когда образовались другие, теперь уже не припомнить), завязались первые дружеские отношения, вспыхнула первая любовь. Здесь возникла тяга к моей будущей профессии -- психологии, которая была в то время узкой специальностью и ей не учили в моем родном городе. Пришлось ехать в Московский университет, о чем, положа руку на сердце, я все же не жалею. Москва приняла меня достаточно гостеприимно, в ней ведь тоже люди живут. Разумеется, к 13 годам надо добавить мои достаточно частые приезды в Харьков «на побывку» к родителям. Пограничников и таможенников тогда не было, и билеты стоили как сего дня билет в метро.

Особое отношение у меня к харьковским университетам. Педагогический университет им. Г.С. Сковороды -- когда-то Институт социалистического воспитания, закончили мои родители, там они и встретились. Потом он стал Педагогическим институтом, где работала мама, Вера Давыдовна, где она получила ученое звание доцента и где до и после войны преподавала педагогику. Последние годы жизни в Харькове она пре подавала психологию в консерватории. Петр Иванович Зинченко долгие годы работал в Институте иностранных языков, при слиянии его с университетом им. В.Н. Каразина Петр Иванович создал кафедру психологии. Филологический факультет этого же университета окончила моя сестра Татьяна Петровна, ставшая, в конце концов, тоже психологом -- профессором факультета психологии Ленинградского университета. Не скрою, мне очень приятно, что оба университета не только хранят память о Харьковской психологической школе, но и продолжают ее дело.

Вслед за Б. Пастернаком, хочу сказать: Я не дарю своих воспоминаний участникам Харьковской психологической школы и моим учителям, я сам получил их от них в подарок.

В

се в мире переплетено! А нередко, как добавил поэт, моею собственной рукой. Ни отдельный ученый, ни научная школа не возникают на пустом месте. Вся европейская наука имеет свои корни в древних Афинах. Об этих корнях заботятся историки науки. Экспериментальная (научная) психология в императорской России, как и во многих других странах, имеет свои корни в Германии.

Свои интересные переплетения и пересечения имеет российско-украинская психология. Предложу свою пробную версию анализа подобных пересечений и влияний, которые чаще всего бывают взаимными. Произвольно возьму фигуру И.М. Сеченова, которого справедливо считают отцом русской физиологии. Будем считать его дедушкой российской психологии. Он работал в ряде университетов Гер мании, в Санкт-Петербургском университете. Оста вил свой след и на Украине, будучи заведующим кафедрой физиологии в Новороссийском университете в Одессе (1871--1876 гг.), потом в Москве. В Одес се традиции И.М. Сеченова продолжил Н.Н. Ланге (стажировавшийся в Лейпцигской школе у В. Вунд та, в университетах Берлина, Парижа), оказавший большое влияние на многих психологов России и Украины. Прямым учеником Н.Н. Ланге был Д.Г. Элькин (1895--1986), многие десятилетия заведовавший кафедрой психологии Одесского университета и имевший тесные контакты с психологами Москвы, Киева, Харькова.

Покинем на некоторое время Одессу и вместе с Г.И. Челпановым, окончившим Новороссийский университет, переместимся в Киев. Не исключено, что Г.И. Челпанов тоже пересекался с Н.Н. Ланге. В Киеве он получил звание профессора психологии и философии, а в 1907 г. переехал в Москву. В 1910-- 1911 гг. он знакомился с работой психологических лабораторий и институтов Германии и США. В 1912 году произошло самое важное событие в истории российской психологии: Г.И. Челпанов от крыл Психологический институт, построенный на средства купца С.И. Щукина. Конечно, в России и до создания Института психология развивалась в ряде университетов. В 1908 году В.М. Бехтерев открыл огромный по тем временам Психоневрологический институт. Однако очень скоро, примерно с 1910 г., психология превратилась в психорефлексологию, а в 1917 -- в «чистую» рефлексологию. Как показало время, рефлексология для психологии оказалась бесплодной. Более того, рефлексологи, как и многие «психологи» от физиологии до и после них, позволяли себе в адрес психологии акты недружелюбия, а то и агрессии. В.М. Бехтерев, в отличие от И.П. Павлова, от души поздравившего Г.И. Челпанова, негатив но отнесся к созданию Психологического института. Он выразил пожелание, чтобы наука искусственно не загонялась в «привилегированные палаты университетов» и сразу служила практике. В 1929 году последователь В.М. Бехтерева молодой рефлексолог Б.Г. Ананьев даже сравнивал психологию с алхимией и отказывал ей в праве на существование. (Когда Б.Г. Ананьев повзрослел, он утверждал, что психология -- это центральная наука, но, согласно его застарелому антипсихологическому комплексу, все же укладывал ее в рамки человекознания.)

По сравнению с рефлексологией реактология К.Н. Корнилова в челпановском институте возникла значительно позже и была лишь эпизодом в его раз витии. Причина в том, что Г.И. Челпанов шел к психологии естественным путем: не от мозга, а от голо вы и сердца, от философских воззрений о мире, душе и сознании. Его ученики Г.Г. Шпет и В.В. Зеньковский, еще находясь в Киеве, писали специальные трактаты в защиту понимаемой как наука о душе психологии от физиологического редукционизма и психофизиологического параллелизма. Кто знает, может быть, психологи зря обижаются на физиологов: вдруг их собственные психика, мышление и со знание -- действительно функции мозга? А серое вещество мозговой коры -- орган их души. Может быть, они, в самом деле, мыслят на уровне рефлексов, все равно каких -- безусловных, условных или сочетательных? Тогда нужно не обижаться на них, не спорить с ними, а сочувствовать им, не удивляться новым ассоциациям и сочетаниям, переходам от коллективной рефлексологии вначале к когнитивному, а затем и к социальному мозгу. Будем ждать новых результатов: чем последний отличается от асоциального или антисоциального мозга… А там, глядишь, доживем и до френологии. Нет на них И.П. Павлова, который штрафовал бы их за неквали фицированное и вольное употребление осколков психологического языка. Нейрофизиологам не лиш не напомнить, что, согласно Амброзу Бирсу, мозг -- это орган, с помощью которого люди думают, что они думают.

Психологический институт стал колыбелью и для научной школы Л.С. Выготского, породившей Харьковскую психологическую школу. Большую по мощь в создании Института Г.И.Челпанову оказал приглашенный из Киева его ученик Г.Г. Шпет. По следний дополнял свое киевское образование, рабо тая в библиотеках Берлина, Эдинбурга, Лондона, об щаясь с главой Вюрцбургской психологической школы О. Кюльпе. Он слушал лекции Э. Гуссерля, работал в его семинарах и тесно сотрудничал с ним. В 1920е годы в Москве происходят интересные пе ресечения и не слишком вдохновляющие события. По рассказам современников, в 1923 г. ученик Чел панова К.Н. Корнилов пишет в ЦК ВКП(б) донос на своего учителя, обвиняет его в идеализме, в том, что он до сих пор считает психологию наукой о душе, а сам становится директором института. Уже при К.Н. Корнилове в 1923 г. приходит в Институт А.Р. Лурия и застает в нем студента А.Н. Леонтьева, считавшего себя учеником Челпанова, и начавшего под руководством А.Р. Лурии изучать аффективные реакции. С тех пор до конца жизни они были нераз лучны. В 1925 году по рекомендации А.Р. Лурии и по приглашению К.Н. Корнилова приходит в Институт Л.С. Выготский, который в 1913--1917 гг., помимо юридического факультета МГУ, учился на истори кофилологическом факультете народного универ ситета А.С. Шанявского. Там он слушал лекции Г.Г. Шпета и два года работал в его семинаре (в чем он, правда, сам никогда не признавался). Теперь, ког да уже изданы почти 10 томов трудов Г.Г. Шпета, мы знаем, что ему принадлежат, как минимум, пролего мены к культурноисторической теории сознания. Только в своих поздних воспоминаниях А.Н. Леон тьев единственный раз упомянул имя Г.Г. Шпета, на звав его самым знаменитым профессором Психоло гического института. Л.С. Выготский и, позднее, А.Н. Леонтьев, вслед за К.Н. Корниловым, продол жили критику Г.И. Челпанова, притом в выражени ях, порой, далеких от парламентских. Лейтмотивом критики был идеализм Г.И. Челпанова. Побольше бы нам таких идеалистов!

На педологическом факультете 2го МГУ в конце 1920х гг. лекции киевлян П.П. Блонского, Г.Г. Шпе та слушали и будущие участники Харьковской шко лы В.И. Аснин, Л.И. Божович и киевлянин А.В. За порожец (туда же поступал и учитель с Нижней Вол ги П.И. Зинченко, но не был принят и встретился с ними уже в Харькове). Но своим основным учителем Л.И. Божович и А.В. Запорожец считали Л.С. Выгот ского.

Не стану обсуждать причины, по которым москвичам, в том числе новоиспеченным, в начале 1930х гг. стало неуютно в Москве и их прельстила столица голодающей Украины -- Харьков. Так или иначе, но Л.С. Выготский, М.С. Лебединский, А.Р. Лурия, А.Н. Леонтьев были приглашены в Харьков, потом к ним присоединились Л.И. Божо вич и А.В. Запорожец. Все, кроме Л.С. Выготского, оказались в Харькове, в Психоневрологической академии, а затем они «оккупировали» и другие учреждения, где распространяли «психологичес кую заразу». Конечно, и до их приезда в старом университетском городе Харькове (университет основан в 1804 г.) были свои психологические тра диции. Достаточно вспомнить А.А. Потебню, кото рого психологи, филологи, да и философы счита ют своим коллегой, педолога А.С. Залужного, пси хофизиолога труда Ф.Р. Дунаевского и других.

Экспликацией этих традиций мы обязаны Е.Ф. Ивановой и А. Ясницкому.

Чтобы понять, почему в Харьков не поехал Л.С. Выготский, уже утвержденный осенью 1931 г. в должности заведующего кафедрой генетической психологии Государственного института подготовки кадров Наркомздрава Украины, вернемся в Одессу. В 1920 году Н.Н. Ланге пригласил получившего фи лософское образование в Германии С.Л. Рубинштей на на кафедру психологии Одесского университета. Единственным полезным для психологии следстви ем преступной Октябрьской революции 1917 г. было то, что философы С.Л. Рубинштейн и П.П. Блонский (как и Г.Г. Шпет, учившийся в Киевском универси тете у Г.И. Челпанова и учивший в Народном уни верситете Л.С. Выготского) разумно переориентиро вались с философии на психологию. После смерти Н.Н. Ланге в 1921 г. на один год С.Л. Рубинштейн становится заведующим кафедрой психологии. Тог да же он пишет свою знаменитую статью «Принцип творческой самодеятельности», которую справедли во считают началом развития деятельностного под хода в психологии. Подозреваю, что его уволили в 1922 г. по тем же причинам, по которым из этого уни верситета в свое время был уволен И.И. Мечников. С.Л. Рубинштейн, в отличие от него, оказался не в Париже, а в Ленинграде, где в 1930 г. возглавил ка федру психологии ЛГПИ им. Герцена. Именно он пригласил Л.С. Выготского занять место М.Я. Басо ва, погибшего в 1931 г. Л.С. Выготский принял это приглашение и с осени 1931 г. стал систематически ездить в Ленинград. Позднее С.Л. Рубинштейн при гласил и А.Н. Леонтьева. Л.С. Выготский продолжал сотрудничать со своими былыми коллегами и учени ками, бывал в Харькове наездами. В Ленинграде он встретил своего нового ученика, ставшего выготча нином до мозга костей, -- Д.Б. Эльконина. Именно он на конференции, организованной в 1938 г. Харь ковским педагогическим институтом, дал старым и новым харьковчанам имя «Харьковская психологи ческая школа». А ведь Л.С. Выготского тогда уже не было, а А.Н. Леонтьев и А.Р. Лурия жили в Москве. Руководителем кафедры вместо А.Н. Леонтьева стал А.В. Запорожец.

Вернемся в 1932 г. Вновь прибывшие встретили в Харькове психологов П.Я. Гальперина, А.И. Розен блюма, В.И. Аснина, Ф.В. Бассина, П.И. Зинченко, Г.Д. Лукова, О.М. Концевую и других.

Оставлю пока в стороне содержательную сторону замечательно плодотворного десятилетия, за кото рое было сделано неправдоподобно многое. Этому не помешал даже сравнительно ранний отъезд из Харь кова А.Н. Леонтьева и А.Р. Лурии (между 1934 и 1936 гг.). Трудно сказать, какое развитие получила бы школа, если бы не Большой террор и не Большая война, развязанная братьями по крови или кровавы ми братьями -- Сталиным и Гитлером.

В эпоху террора школа лишилась А.И. Розенблю ма. Из войны она вышла без потерь, хотя П.И. Зин ченко и Г.Д. Луков воевали. Но мирные потери были.

К покинувшим Харьков москвичам присоединились и другие. В 1942 году С.Л. Рубинштейн создает ка федру психологии в МГУ и приглашает на нее уже начинавших то ли ревновать, то ли соперничать с ним единомышленников по деятельностному подхо ду -- А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурию, П.Я. Гальперина и А.В. Запорожца. Все они составили костяк будущих отделения, а затем и факультета психологии МГУ (тогда же С.Л. Рубинштейн сделал попытку демоби лизовать оказавшегося на короткое время в Москве лейтенанта П.И. Зинченко, но не успел; его снова от правили на фронт). Г.Д. Луков, прошедший войну от солдата до полковника, осел в Ленинграде, занялся военной психологией. Л.И. Котлярова переехала во Львов. Т.И. Титаренко надолго оставила психоло гию, она перешла на партийную работу, потом в Москве закончила аспирантуру Академии общест венных наук при ЦК КПСС и вскоре ушла из жизни. Но школа вовсе не была обескровлена. Начинается послевоенный этап ее развития. Устанавливаются тесные связи с Киевом. Директор Киевского инсти тута психологии Г.С. Костюк организует в Харькове психологическую лабораторию -- филиал своего ин ститута. Харьковчане активно публикуют свои рабо ты в «Научных записках» Киевского института пси хологии. Не прерываются и связи с Москвой. До 1948 года я наблюдал приезды в Харьков П.Я. Галь перина, А.В. Запорожца, А.Н. Леонтьева. Потом к ним присоединились В.В. Давыдов и Ваш покорный слуга, приезжавший не только «на побывку» домой, но и по служебным инженернопсихологическим де лам. Москва прислала сюда В.В. Репкина и Г.В. Реп кину, были и другие выпускники МГУ. Выращива лись и воспитывались свои кадры. Но это уже другая сказка. Ее должны рассказывать другие.

Два слова о себе. Наше поколение было счастли вым. Мы учились у С.Л. Рубинштейна, Б.М. Тепло ва, К.М. Гуревича, Б.В. Зейгарник, замечательного антрополога Я.Я. Рогинского, а также у бывших «харьковчан»: П.Я. Гальперина, А.В. Запорожца, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии. Я чувствовал располо жение Л.И. Божович, переехавшего в Москву Ф.В. Бассина, не утратившего контакта с психолога ми. Он на страницах журнала «Вопросы психоло гии» дискутировал с А.Н. Леонтьевым о предмете психологии, защищал А.Р. Лурию от нападок физио логов, упрекавших создателя нейропсихологии в идеализме. Впрочем, спасибо им. Защищаясь, Алек сандр Романович написал антиредукционистскую статью, которая посмертно была опубликована в «Вопросах философии» в № 9 за 1977 г. Ф.В. Бассин, организовавший совместно с А.С. Прангишвили и А.Е. Шеррозия в 1979 г. в Тбилиси по тем временам совершенно неправдоподобный по тематике и мас штабам симпозиум по проблеме бессознательного, пригласил участвовать в нем многих психологов. Не забыл и меня. Он принял мой доклад «Установка и деятельность: нужна ли парадигма?», в котором я развивал идеи А.В. Запорожца о наличии у человека иерархии установок. За 10 лет до симпозиума

Ф.В. Бассин издал книгу «Проблема бессознатель ного», в которой под сурдинку идеологизированной критики З. Фрейда были изложены прочно забытые в стране понятия, методы, техника психоанализа.

У меня сложилось впечатление, что и родивший ся в Полтаве Д.Б. Эльконин ощущал себя полно правным харьковчанином. В его общении с Л.И. Божович, П.Я. Гальпериным, А.В. Запорожцем, П.И. Зинченко всегда звучала какаято трогательная нотка. Д.Б. Эльконин и меня одарил своим располо жением, а когда я повзрослел, то и дружбой. Во вре мя приездов в студенческие годы в Харьков меня не изменно экзаменовал В.И. Аснин. И экзаменовал много строже, чем мои непосредственные учителя, и ворчал по поводу их либерализма. Он был и прав, и неправ. Многие уроки прочно вошли в меня.

Мне кажется, что изложенная мною, разумеется, неполная, в чемто гипотетическая и проблематич ная версия свидетельствует о нормальном пути ста новления и развития научной школы. Лучшим дока зательством того, что Школа состоялась, был приезд С. Л. Рубинштейна в Харьков на упомянутую выше конференцию 1938 г. Хотя он и не согласился с ут верждением Д.Б. Эльконина, что Школа есть, во вто ром издании «Основ общей психологии» С.Л. Ру бинштейн сослался на исследования харьковчан, вы полненные в довоенные годы. Конечно, с Лейпциг ской школой В. Вундта никто конкурировать не мо жет, но с Вюрцбургской, Марбургской или Берлин ской Харьковская вполне могла соперничать.

В первой части я очертил внешнюю канву становления Харьковской психологической школы. Здесь попытаюсь кратко выделить и охарактеризовать ее достижения, остановившись преимущественно на первом неполном десятилетии ее существования. Начну с вопроса, на который у меня нет ответа. Как сказалось отсутствие Л.С. Выготского в Харькове? Достаточны ли были его краткие визиты для того, чтобы оказать влияние на развитие исследований? Скорее всего, недостаточно. Для А.Р. Лурии Л.С. Выготский всегда был учителем и абсолютным авторитетом. С А.Н. Леонтьевым ситуация была сложнее. В автобиографии, написанной им в середи не 60х годов, еще до «Бума Выготского», не только между строк, но и в строках видно, что он первые го ды работал с Выготским, но потом почувствовал свою силу, чтобы уйти в самостоятельное плаванье. В этом, конечно, ничего худого нет, это естественно. Л.С. Выготский слишком сильно давил на него, уго варивая заняться сознанием. Значит, видел в нем не дюжинный потенциал. А А.Н. Леонтьев, то ли чувст вуя свою неготовность, то ли несвоевременность и опасность навязываемой ему проблемы, искал свой путь в психологии. Думаю, что в Харькове конфликт был бы неизбежен, а это едва ли благоприятно сказа лось на становлении научной школы. Конфликт был тем более вероятен, так как Л.С. Выготский был ме тодологическим ригористом, он был твердо убежден, что выход психологии из кризиса, создание единой (!) психологии возможно лишь при условии «диа лектического единства методологии и практики»: «Практика и философия становятся во главу угла». (В 60е гг. подобным же ригористом был Г.П. Щед ровицкий.) Мне кажется, что харьковчане, включая прибывших гостей из Москвы, были к этому не гото вы. Я уже не говорю о спорности подобных категори ческих заявлений. Конечно, доктор и фельдшер по могают больному выйти из кризиса, но желания и усилия больного играют не меньшую роль. Оборот ной стороной переоценки роли методологии являет ся неверие в силы самой науки.

Искать свой путь -- одно, а найти его -- совершен но другое. Я сомневаюсь, что А.Н. Леонтьев приехал в Харьков с готовой деятельностной парадигмой раз вития психологии и программой исследований. Харьковская школа началась не с философии и ме тодологии, а с экспериментальных исследований, правда, не чуждых практике. Притом они начались не с изучения сознания, даже не с деятельности, а со свободного поиска, с изучения действий, психичес ких процессов и актов. Все остальное, включая со знание и даже бессознательное, пришло потом. Разу меется, уроки Л.С. Выготского даром не прошли. Многие исследования участников школы произво дят впечатление, как будто они задуманы Л.С. Вы готским.

Оставлю пустые споры о том, кто первым про возгласил деятельный подход или психологическую теорию деятельности. Вопервых, подход есть, а тео рии по сей день нет. Ее нет даже в классической не мецкой философии. Разумеется, С.Л. Рубинштейн еще в 1922 г. написал статью о деятельности. В то время А.Н. Леонтьев был еще студентом и ни о ка кой теории деятельности не помышлял. П.А. Фло ренский, Г.Г. Шпет, М.М. Бахтин, М.Я. Басов и дру гие отечественные философы, педагоги и психологи писали о деятельности, но не о ее теории. Об отсут ствии психологической теории о «предметном», операционном содержании деятельности писал и П.Я. Гальперин. П.А. Флоренский утверждал, что теория деятельности, как и теория личности, в принципе невозможна, так как и то и другое есть нарушение закона тождества. И не только! Дея тельность, как и человек, должны заключать в себе элемент бесконечности, а, соответственно, и непред сказуемости, спонтанности, самочинности, так как деятельность есть творчество, т. е. прибавление к данности того, что еще не есть данность. Предель ный случай нарушения закона тождества -- это «творчество из ничего», понимаемое не только как божественный акт, но и как акт человеческий (Н.А. Бердяев, Л.И. Шестов).

Рассуждения о структуре и функциях деятельно сти не заменяют теории. В.Ф. Гумбольдт одним из первых начал рассматривать язык как деятельность, а в 1922 г. Г.Г. Шпет в «Эстетических фрагментах», в 1927 г. во «Внутренней форме слова» развил эти представления. Его анализ строения внешней и вну тренней форм целого слова внес существенный вклад в преодоление классической оппозиции внеш него и внутреннего: все имплицитные формы прин ципиально допускают экспликацию. Здесь он был категоричен, заявляя, что нет ни одного атома внут реннего без внешнего. Вся душа есть внешность. За то и удары, которые наносятся ей, -- морщины и шрамы на внешнем нашем лике. К сожалению, этот вклад многие десятилетия не замечался (игнориро вался?) психологами. Все же я подозреваю, что Г.Г. Шпет оказал влияние на слушавших его лекции Л.С. Выготского, А.В. Запорожца и других, хотя они, возможно, не осознавали этого.

Возвращаясь к теории деятельности, скажу, что вообще научная школа не создает теорий, их создают отдельные ученые, конечно, если им повезет и хватит ума и таланта. В начале 1970х гг. Э.Г. Юдин спра ведливо заметил, что квинтэссенцией деятельност ного подхода является действие (Г.Ф. Гегель бы до бавил: в нем индивидуальность действительна). На пример, П.И. Зинченко достаточно решительно ут верждал, что общей единицей структурного, функ ционального и генетического анализа непроизволь ного и произвольного запоминания является дейст вие человека. Он дал ему название мнемического действия. Разумеется, действие, осуществляющееся в более широком контексте жизнедеятельности. И действие стало главным предметом исследований Харьковской школы. Не просто действие, а психиче ское действие в своих орудийных, знаковых и симво лических, т. е. культурных формах (сказалось влия ние Л.С. Выготского). При этом большая часть ис следований проводилась на детях, что позволяло прослеживать становление и организовывать фор мирование тех или иных действий. Приведу некото рые примеры.

• П.Я. Гальперин изучал становление и формиро вание простейших орудийных действий у детей. В послевоенные годы эта линия была продолжена А.В. Запорожцем в исследованиях развития произ вольных движений, а П.Я. Гальперин изучал этапы формирования умственных действий и понятий.

• А.В. Запорожец изучал развитие сенсорных и перцептивных действий. Под его руководством была выполнена диссертация Л.И. Котляровой, в которой сравнивалось пассивное и активное осязание. (Поз дее аналогичные исследования в Ленинграде прово дили Л.А. Шифман, Б.Г. Ананьев, Л.М. Веккер и др.) Общий смысл развернувшегося и продолжившегося в Москве цикла исследований перцепции состоял в том, чтобы понять, как образуются симультанные целостности гештальта, сенсорные эталоны, перцеп тивные образы, оперативные единицы восприятия, а затем и оперативные единицы действия.

В Харькове же А.В. Запорожец начал изуче ние умственных действий и предложил схему их двухактности: первый акт -- открытие смысла, вто рой -- придание значения. Последнее может быть операциональнотехническим, эмоциональным, перцептивным или концептуальным, вербальным. Каждый акт может становиться целью для другого. А.В. Запорожца волновала проблема: почему и как человек начинает стремиться к действию как к внешней вещи, внешнему предмету? Как действие настолько опредмечивается, что становится целью, выступает перед индивидом как внешний субъект? То есть как живое действие или действие вместе с его носителем. В послевоенные годы А.В. Запоро жец колебался в выборе предмета исследования: то ли развитие мышления, то ли развитие произволь ных движений и действий? Выбрал последнее. Ви димо, захватили и увлекли работы по восстановле нию движений у раненых бойцов, которыми он вме сте с Н.А. Бернштейном, С.Г. Геллерштейном, а за тем с А.Н. Леонтьевым, П.Я. Гальпериным и други ми психологами занимался во время войны. Итог цикла исследований, выполненного им с сотрудни ками, показал, что формированию действия предше ствует формирование образа ситуации и образа дей ствий, которые в этой ситуации должны быть вы полнены. А П.Я. Гальперин в это время обратился к изучению развития мышления, формированию ум ственных действий и понятий.

• Г.Д. Луков начал поиск и изучение генеза сим волических действий как таковых в раннем возрасте (об этом, к несчастью, остались лишь скупые ссылки в работах Д.Б. Эльконина). Много позже к раннему «младенческому символизму» обратился Д. Винни кот и другие психоаналитики.

• В.И. Аснин был одним из экспериментаторов, проводивших исследования генезиса нового вида чувствительности -- цветоразличения кожей ладо ней (см. об этом ниже). Он изучал также роль на глядных демонстраций и собственных действий ре бенка при формировании научных понятий. В его экспериментах дети доходили до понимания закона плавания тел не из словесных объяснений, а по при чине (как сказал Б. Пастернаку его шестилетний сын). Они извлекали знания из собственных дейст вий. В.И. Аснину принадлежат интересные резуль таты, связанные с зависимостью решения задач от мотивов и смыслов, а не только от их содержания. Наконец, В.И. Аснин сравнивал осознанные и неосо знанные условия формирования двигательных на выков.

• Л.И. Божович практически сразу после приезда в Харьков уехала в Полтаву, где официально работа ла. Она постоянно курсировала между Полтавой и Харьковом. Л.И. Божович продолжила начатые в Москве под руководством Л.С. Выготского (или А.Н. Леонтьева?) исследования нагляднодей ственного мышления у дошкольников (понимание действия рычага). Они были опубликованы всего не сколько лет тому назад в журнале «Культурноисто рическая психология». Затем ее привлекли пробле мы мотивации. Она изучала возникновение познава тельных мотивов и их роль в формировании теоре тического мышления. Совместно с П.И. Зинченко она начала изучать формирование понятий, рассмат ривая этот процесс как действие. В послевоенные го ды эту линию исследований продолжила О.М. Кон цевая.

• П.И. Зинченко начал изучать забывание в каче стве активного процесса (не нужно смешивать с ак тивным эмоциональным вытеснением, хотя некото рое сходство имеется). Затем сравнивал эффектив ность непроизвольного и произвольного запомина ния; рассматривал познавательное действие и пони мание как полноценные действия с их мотивами, це лями, средствами, операциональным составом, усло виями и результатами. Его интересовала динамика развития познавательных действий и превращения их в средства произвольного запоминания, в мнеми ческие действия. В последние годы жизни он сосре доточился на изучении оперативной памяти и ее оперативных единиц (совместно с Г.В. Репкиной) и на проблеме «память и обучение» (совместно с Г.К. Середой).

Этот коллектив не ограничился изучением позна вательных и исполнительных действий. А.В. Запоро жец вместе с К.Е. Хоменко, Т.И. Титаренко, Д.М. Арановской изучали становление эстетическо го восприятия и понимания, а также эстетических реакций у детей. Они подошли к деятельностной трактовке переживаний и сопереживаний, наблюдая переходы от содействия к соучастию, к сочувст вию, затем к сопереживанию.

Перечисленные (и не перечисленные) исследова ния психических действий (именно этот термин ис пользовал П.И. Зинченко) далеко выходили за рам ки эмпирии. В них содержался солидный практичес кий и сверхэмпирический теоретический потенциал.

Последний лишь частично был использован

А.Н. Леонтьевым в развитии его представлений о де ятельности и ее структуре. Эту структуру называют трехчленкой или трехэтажной двучленкой, в кото рой деятельности, действию, операции поставлены в соответствие мотивы, цели, условия. Бросается в глаза, что в предложенной им структуре деятельнос ти, как и в позднее выделенных им «образующих со знания», не нашлось места для переживания. Глав ными для него были значения и смыслы. Он не мог принять идею Л.С. Выготского о том, что единицей сознания и личности являются переживания. Конеч но, если пофантазировать, то его можно обнаружить и у А.Н. Леонтьева: в структуре деятельности отно шение мотива к цели есть смысл, а за ним скрывает ся переживание. У Ф.В. Бассина значащие пережи вания -- это главный предмет психологии. Аналогом или носителем значащих переживаний у Г.Г. Шпета являются пристрастные созначения, находящиеся в структуре слова между значениями и смыслами. Именно они, с его точки зрения, являются предметом психологии. Не менее существенно, что в струк туре деятельности А.Н. Леонтьева не представлены средства деятельности (медиаторы), которые были главным предметом в его исследованиях развития памяти.

При всей кажущейся скупости структура дея тельности А.Н. Леонтьева до сих пор лежит в основа нии большого числа предложенных разными автора ми структур, модифицирующих и дополняющих ее. А.Н. Леонтьев выделил в деятельности самое суще ственное, и оспорить его достаточно абстрактную схему пока никому не удалось. Нужно сказать, что ее модификациям и дополнениям вовсе не всегда со путствовало увеличение объяснительного потенциа ла, впрочем, достаточно скромного по сравнению со схемой А.Н. Леонтьева. Структуры психических действий, как двигательных, так и ментальных, изу чены и представлены значительно более детально. Богаче и их объяснительный потенциал.

Отвечу сразу на возможный вопрос об ориги нальности складывавшегося направления (школы?) психологии действия. Ведь еще в 1920е гг. А. Вал лон и Л.С. Выготский называли память действием. А. Валлон написал книгу «От действия к мысли». Эти мотивы содержатся в философии А. Бергсона, у позднего Ж. Пиаже. Можно спускаться и глубже, И.М. Сеченов говорил об участии в мышлении не только чувственных рядов, но и рядов личного дей ствия. Н.Н. Ланге сформулировал стадиальный (уровневый) закон перцепции, развил моторную те орию внимания и выдвинул положение, согласно ко торому двигательные реакции первичны по отноше нию к внутренним психическим актам.

Предупреждая возникновение подобного недо умения, я не случайно начал этот разговор с Одессы, с И.М. Сеченова и Н.Н. Ланге. Не стану «оправды вать» харьковчан ссылкой на то, что вопрос о при оритете всегда весьма щекотлив. Но все дело в том, что они изучали не реакции и не рефлексы, а акции, действия. Возможно, они это делали не без косвен ного (через А.Р. Лурию) влияния Н.А. Бернштейна. Ведь А.Р. Лурия и Н.А. Бернштейн сотрудничали с ранних 1920х гг. Но главное состоит в том, что они рассматривали сами движения и действия не только как условия становления внутренних психических актов, а как таковые. Другими словами, моторика по степенно вводилась в тело психологии, а не рассмат ривалась как нечто внешнее по отношению к ней. По мере исследований строилась и таксономия психи ческих движений и действий: предметнопрактичес кие (орудийные); манипулятивные (включая мани пуляции зрительными образами и представления ми); установочные, направленные на выделение фи гуры из фона; ориентировочноисследовательские, уподобляющиеся свойствам воздействия и направ ленные на ознакомление с выделенными информа тивными признаками; действия контроля и коррек ций и т. д. Затем эта классификация упростилась и обобщилась, приняла более привычную для психо логии форму: сенсорные, перцептивные, мнемичес кие, умственные, аффективные действия, действия внимания, наблюдения, созерцания, деятельность переживания. Все эти виды исполнительных, позна вательных, аффективных действий принимают учас тие не только в формировании наличной ситуации, но и в создании собственного образа мира (обстоя ния, по выражению Х. ОртегаиГассета и М.М. Бах тина). Они же принимают участие в формировании образа себя, своего собственного состояния, в оценке возможностей собственного действия в наличных -- заданных и представляемых, будущих ситуациях. Обстояние и состояние сливаются в одно управляю щее исполнительным действием целое. Но этого ма ло. Целое еще содержит в себе на фоне «карты обо зрения» «картупуть» (термины Ф.Н. Шемякина) предстоящего действия. Это целое называется по разному.

В свое время известный врач -- профессор Р.А. Лурия (отец А.Р. Лурии) ввел в медицинский обиход удачный термин -- «внутренняя картина бо лезни». А.В. Запорожец, работавший во время войны над восстановлением движений у раненых бойцов, говорил о внутренней картине движений и действий. Он показал решающую роль изменений во внутрен ней картине нарушенных движений и действия в их восстановлении. Столь же верно и то, что без внеш них действий невозможно построение внутренней картины эффективных и совершенных исполнитель ных (орудийных, предметных), хореографических, спортивных и других действий. Харьковская, а затем и Московская школы психологов, к сожалению, про шли мимо понятия «внутренняя форма», применяв шегося В. Гумбольдтом, Г.Г. Шпетом и другими по отношению к художественному произведению, язы ку, слову. По смыслу «внутренняя картина» эквива лентна «внутренней форме», будь то форма слова, действия или образа. Г.Г. Шпет рассматривал внут реннюю форму как путь, предполагающий ее овнеш нение. Это близко к взглядам М.М. Бахтина, писав шего, что путь свершения действия -- чисто внутрен ний путь, и непрерывность этого пути тоже чисто внутренняя. В том числе и путь свободного дейст вия, действияпоступка, путь, строящийся и коррек тирующийся «на ходу». Внутренняя форма (карти на) -- еще и мост к новому содержанию. Н.А. Берн штейн говорил практически о том же. Мало видеть, как совершается движение снаружи, нужно видеть, как оно выглядит изнутри. Перекличка голосов М.М. Бахтина, Н.А. Бернштейна, А.В. Запорожца, Г.Г. Шпета очевидна и нуждается в подробном ана лизе.

Естественно, что познавательные действия, на правленные на построение внутренней картины, по мере овладения действием меняются, претерпевают те или иные превращения. Поэтому большинство харьковчан, за исключением П.Я. Гальперина, были равнодушны к идее безликой интериоризации.

Разумеется, интериоризация есть твердо установ ленный эмпирический факт, фиксировавшийся З. Фрейдом, П. Жане и многими другими. Важно понять, что за ним. А.Н. Леонтьев говорил: грандиоз ная работа мозга (как будто она менее грандиозна за предметным действием). П.Я. Гальперин говорил: за интериоризацией -- чистая мысль. Сегодня стано вится ясным, что за интериоризацией тоже стоят действия, но «внутренние», викарные, имеющие соб ственное, отличное от внешних, строение. К счастью, интериоризация не является судьбой всех внешних предметных действий. Мы все же выныриваем из се бя в мир вещей. Возможно, недостаточно осознавае мая тенденция развития экспериментальной психо логии состоит в том, что по мере развития ее методов душевные явления постепенно овнешняются, а теле сные -- одушевляются. Справедливости ради следу ет сказать, что эта тенденция укрепляется за счет развития методов когнитивной психологии, которая, оттолкнувшись от бихевиоризма, начинает сбли жаться с психологией действия. Стоит вдуматься в известную сентенцию О. Уайльда: Тот, кто разделя ет душу и тело, не имеет ни души, ни тела.

Идею действия принял и С.Л. Рубинштейн. Во втором издании «Основ общей психологии» он признал действие единицей анализа психики, своего рода клеточкой, неразвитым началом развитого це лого. Он писал, что действие содержит в себе элемен ты всей психологии (поступок у С.Л. Рубинштейна выступал как единица анализа поведения). Этот вы вод на основании исследований харьковчан должен был сделать А.Н. Леонтьев. Но не сделал. Возможно, в этом одна из причин его ревнивого отношения к С.Л. Рубинштейну, которое его сопровождало всю жизнь. Уходя от нас, он оставил задачу поиска такой единицы будущим исследователям.

В отличие от С.Л. Рубинштейна, Д.Б. Эльконин вышел за пределы индивидуального действия и рас сматривал совокупное действие ребенка со взрос лым как единицу развития психики. Пожалуй, сле довало бы добавить, что совокупное действие ребен ка со взрослым нужно рассматривать и как слиян ное общение (термин Г.Г. Шпета) между ними. Про блема единиц анализа и развития весьма коварна. В психологии почти не осталось феноменов, не по бывавших в этой роли: ассоциация, гештальт, уста новка, рефлекс, реакция, операция, действие, акт от ражения (образ), переживание и т. д. В. Гёте, пере бирая в свое время возможные начала бытия: Слово, Мысль, Сила, Деяние -- остановился на последнем. Но за каждым из этих феноменов ведь имеется свое за, и не одно. Например, Л.С. Выготский писал, что мысль еще не последняя инстанция… За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция (а еще зна чения и смыслы). Он же, вслед за Спинозой, гово рит и об идее, становящейся аффектом. (А когда она овладевает массами, то обращается в свою противо положность, как ядовито заметил И. Губерман.) Живость глаза превращается в зависть и т. п. Иссле дования харьковчанами когнитивных актов как дей ствий, за которыми и внутри которых тоже стоят по добные тенденции, открыли дорогу рассмотрению действия как гетерогенного образования. Это в зна чительной степени смягчило остроту проблемы по иска некой универсальной единицы, перевело ее в спокойное русло создания таксономии единиц ана лиза психики, сознания, личности. К сожалению, не могу вспомнить, кто предположил фантастическую ситуацию: собравшись за круглым столом, позна ние, чувство и воля начали спор, кто из них глав нее. По мнению автора, такой спор не имел бы окон чания. Полководцам, которые «глядят в Наполео ны», легче. Наполеон ограничивал свой выбор умом и волей. Вырожденный случай -- политики, которые признавали лишь революционное действие или, как нередко бывало в итоге, -- хладнокровный террор.

Проблема начала волновала и философов. Бла женный Августин в «Исповеди» благодарил Бога за то, что Он дал ему разум, который помог ему пони мать речь окружающих его взрослых. Г.Г. Шпет пи сал, что ребенок как представитель человеческого рода одарен интеллигибельной (разумной) интуици ей. По М. Хайдеггеру, -- это бытийное понимание. Подобный сюжет развивали М.К. Мамардашвили, В.В. Бибихин. Это такое начало, которое не резуль тат, а условие развития; оно похоже на интегральное декартово cogito, соединяющее в себе могу -- мыс лю -- понимаю. Похож и душевный интеграл А.А. Ухтомского. Гетерогенность образований (фе номенов), претендующих на статус единиц анализа или начал, представляет собой первичную интег ральность главных атрибутов души -- познания, чув ства, воли. Не проще ли назвать кошку кошкой и по ложить в основание развития душу, а не заменять ее различными эвфемизмами? Разумеется, душа наша не субстанция, сделанная из метафизической ваты, а тонкая и нежная Психея (О. Мандельштам). Целая душа, помимо названных атрибутов, обладает еще чемто таинственным, избыточным (ср. М. Цветаева: Душа родилась крылатой; Ты -- ласточка моя, Пси хея), что не позволяет ее делить на разум без остатка (В. Гёте). Не забудем, что в известной платоновской метафоре души речь идет не только о конях и возни це, но и об окрыленности самой колесницы. Это можно прочесть и как избыток познания, чувства, воли. Своим избытком обладают образ, действие, чувство, что не мешает им быть претендентами на роль начала. Нас не должны смущать связанные с душой религиозные коннотации. Данте был прав, ут верждая, что потомство, как таковое, души не имеет. Ее, вслед за М.М. Бахтиным, следует рассматривать как дар матери своему чаду, как дар моего духа дру гому человеку (или как дар человеческого рода). Ре лигии никто не давал монопольного права на изуче ние души, а тем более -- на владение душами людей. Да и сказать о повышенном или хотя бы достаточном внимании церкви к душе и духу было бы сильным преувеличением. У нее хватает своих и вполне зем ных забот и хлопот.

Харьковчан волновали фундаментальная и обще психологическая проблематика, вопросы теории и методологии психологии, ее предмета. Для П.Я. Гальперина вообще не существовало непререка емых авторитетов. Он критически анализировал ра боты Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, Д.Н. Узнадзе, строил свои представления о предмете психологии. В.И. Аснин был внимателен к методологическим проблемам, к условиям надежности психологичес ких исследований. Он не только знал и сочувственно относился к методологическим поискам и экспери ментальным находкам К. Левина и его сотрудников, но и сам проводил подобные исследования. В.И. Ас нину удавалось создавать напряженное поле между двумя испытуемыми или между испытуемыми и экс периментатором, которое существенно влияло на ре зультаты эксперимента. Разделял взгляды К. Левина не только он. Были даже планы организации «Kurt Levin Simposium» или «Topologische Meeting» в Харькове в 1936 г. Видимо, как всегда, в деле между народного сотрудничества инициатором был

А.Р. Лурия. Наличие таких планов само по себе весь ма показательно. К счастью, им не дано было осуще ствиться, иначе в 1937 г. все участники такой встре чи были бы или репрессированы, или уничтожены. И без того люди жили в постоянном страхе. В 1936 году, по воспоминаниям Т.О. Гиневской, -- жены А.В. Запорожца -- ее мужа неоднократно вы зывали к следователю по политическим делам, кото рый часами уговаривал его признаться, в том, что он член «вредительской» группы.

Апофеозом теоретикометодологических притя заний Харьковской школы была попытка А.Н. Леон тьева решить одну из геккелевских мировых зага док -- вопрос о природе и происхождении психики (а затем и сознания). Разумеется, тайна осталась тай ной, хотя вместе с А.В. Запорожцем они задумали и осуществили эксперимент по формированию новой способности (новой функции или нового функцио нального органа) у взрослых испытуемых. Речь идет о научении испытуемых цветоразличению кожей ла дони. А.Н. Леонтьев представил этот эксперимент как лабораторную модель возникновения психики. Авторы добились своего, хотя и по сей день высказы ваются сомнения в достоверности результатов. Мои сомнения умеряются тем, что в качестве одного из экспериментаторов был строгий В.И. Аснин. Еще один довод в пользу достоверности результатов свя зан с тем, что оппонентом по докторской диссерта ции А.Н. Леонтьева, частью которой стало это иссле дование, был, наряду с С.Л. Рубинштейном, выдаю щийся физиолог Л.А. Орбели.

Гипотеза о природе психики возникла не на пус том месте. Ей предшествовали зоопсихологические исследования, в том числе изучение изменчивости поведения дафний (переменными были изменения освещенности аквариума), проведенные А.Н. Леон тьевым, Ф.В. Бассиным и Н.Н. Соломахой в 1933-- 1934 гг. Суть гипотезы состояла в том, что важней шим свойством психики является возникновение чувствительности к биологически нейтральным (ви тально безразличным) свойствам окружения. Имен но такие свойства необходимы для ориентации при переходе организмов из гомогенной среды (среды стихии) в дискретную, вещно оформленную среду, состоящую из отдельных предметов. Другими слова ми, переход от раздражимости к чувствительности знаменует собой начало возникновения психики. Ра зумеется, такая чувствительность -- необходимый ее признак. Не стану обсуждать, достаточный ли? Обращусь к другому исследованию, выполненному, по замыслу А.В. Запорожца, М.И. Лисиной уже в 1950е гг. Она обучила испытуемых произвольно уп равлять непроизвольными сосудистыми реакциями и нашла, что для того, чтобы такие реакции стали уп равляемыми, они должны прежде стать ощущаемы ми. Таким образом, была сформирована еще одна но вая форма чувствительности, но уже не к внешнему нейтральному раздражителю, которому, впрочем, в исследовании А.Н. Леонтьева была придана высокая психологическая значимость. Это чувствительность к собственной, обычно неощущаемой и непроизволь ной, моторной сосудистой реакции. Речь идет не просто о чувствительности к собственному движе нию, а о чувствительности движения к самому себе. Это принципиально новый признак психики по сравнению с тем, который продемонстрировал А.Н. Леонтьев в экспериментах с цветочувствитель ностью ладони. Именно этот вид чувствительности делает движение живым. Н.А. Бернштейн говорил, что для овладения движением мало видеть его сна ружи, нужно научиться видеть его изнутри. С поня тием «живое движение» (Н.А. Бернштейн) может поспорить понятие «творящее движение» (В.В. Кан динский). Творящее движение обладает двумя со ставляющими: напряжением, т. е. живущей внутри него силой и направлением. К этому следует доба вить «чувство порождающей активности»

(М.М. Бахтин). Все это одновременно является ус ловием и следствием одушевления и одухотворения человеческой моторики, позволяющей ей (благодаря преодолению избытка кинематических цепей наше го тела) звучать подобно эоловой арфе в унисон с внутренней симфонией дум и переживаний личнос ти (А.В. Запорожец).

Вновь обратимся к философам и поэтам, которые многое знают прежде науки. Г.Ф. Гегель в «Феноме нологии духа» дал вполне земную характеристику духа. Дух не есть нечто абстрактно простое, а есть си стема движений, различающая себя в моментах. Раз личение в моментах есть необходимое условие уп равляемости пререкающихся движений (И. Брод ский) и фундамент рефлексии. Пуля -- дура, свой полет в моментах она не различает. Чтобы различать себя в моментах, необходима способность загляды вать внутрь самого себя. О. Мандельштам в «Разго воре о Данте» предложил метафору поэтической ма терии в виде серии конструируемых по ходу полета аэропланов, последовательно выпархивающих один из другого. (Он назвал их также многоступенчатым снарядом.) Необходимым условием полета и конст руирования этого, по словам поэта, технически не мыслимого устройства является его способность за глядывания внутрь самого себя. В применении к психологической реальности метафора О. Мандель штама перестает быть метафорой. Психологическая реальность именно так и развивается. Мы меняемся и строим себя на ходу. Покой нам только снится.

Добавим к этому, что Н.Д. Гордеева в развитие идей А.В. Запорожца и М.И. Лисиной различила в живом движении два вида чувствительности: чув ствительность к собственному положению и со стоянию и чувствительность к ситуации. Она об наружила, что для эффективного решения даже элементарной двигательной задачи требуется че редование обоих видов чувствительности не сколько раз в секунду и сопоставление их показа ний. Другими словами, был обнаружен феномен рефлексии без Я, названный фоновой рефлекси ей. Это уже не косные инстинкты и не близорукие рефлексы, которые ничего, кроме себе подобного, породить не могут. Как говорил А.В. Запорожец, живое движение оказывается умным само по себе, а вовсе не потому, что им руководит посторонний ему интеллект. На основании сказанного можно придти к заключению, что живое движение, обла дающее тремя атрибутами души плюс фоновой рефлексией (способностью заглядывать внутрь самого себя), а, следовательно, и спонтанностью, если и не вся душа, то душа души. Согласно Г.Г. Шпету, определяющий признак всех жизнен ных явлений -- активность, психологии -- само чинность, спонтанность, если угодно, можно доба вить и самоактуализацию. Под спонтанностью он понимал активность, исходящую от самой души. (Ср. с Платоном: Душа -- это то, что само себя движет, причина жизненного движения существ.) Поэтомуто человек и может быть причиной само го себя (В.А. Петровский), что затрудняет друго му прогнозирование его поведения и поступков. Ведь чужая душа -- потёмки, да и своя собствен ная не устает преподносить нам сюрпризы. О спонтанности детского развития (на фоне все общего преклонения перед принципом безрадост ного детерминизма) писали только Л.И. Божович и А.В. Запорожец. Последний очень обрадовался, наткнувшись в сочинениях В.И. Ленина на тер мин «спонтанейность», и использовал именно его. Читающий В.И. Ленина А.В. Запорожец, делаю щий закладки в книге классика горелыми спичка ми, выглядел столь же странно, как выглядел бы этот фанатик, читающий А.С. Пушкина.