Психология действия. Вклад Харьковской психологической школы

Мы вновь возвращаемся к началу разговора о на чалах, в которых можно найти и душу. В дальнейшем она (или мы?) теряет себя в своих дифференциаци ях и дезинтеграциях, в размножившихся вегетатив ным способом видах сенсорики, перцепции, внима ния, памяти, интеллекта, эмоций и чувств, типах ха рактера и личности, растворяется в сознании или от равляется им:

Душу сражает, как громом, проклятье, Творческий разум осилил, убил.

А. Блок В. Набоков утверждал, что изъятие души удеся теряет силы, но цели тоже оказываются бездушны ми, бесчеловечными. Оставлю читателям судить, удесятерило ли силы психологов изъятие души из психологии и обездушило ли их цели. Видимо, не случайно призывал Христос: Будьте как младенцы. Н. Заболоцкий бы добавил: с их младенческой гра цией души. Для этого нужно чаще заглядывать внутрь своей души, отыскивая ее на задворках пси хики и сознания. По словам У. Блейка, назначение пророков и поэтов в том, что они помогают челове ку открывать очи, направленные внутрь своей ду ши. Хотя такое обучение дается нелегко, игра стоит свеч. По оптимистическим подсчетам И. Бродского, к сожалению, только один процент людей чувстви телен к поэзии.

Возможно, читатель догадался, что когда речь шла о началах развития психики, то имелся в виду и второй план -- план начала и первых лет жизни Харьковской школы, которые были необыкновенно богаты. Конечно, не все задуманное в довоенное де сятилетие было осуществлено. К счастью, это плодо творное начало имело продолжение во время войны и в послевоенные годы. М. Хайдеггер говорил, что подлинное начало обязательно содержит в себе осно ву скачка, заскока вперед, неизвестную полноту не бывалой огромности и спора со всем бывалым. При митивное ничего, кроме примитивного, породить не может. Об этом же превосходно сказал Томас Элиот: В моем начале -- мой конец… В моем конце -- мое на чало. В психологическом смысле, да и в любом дру гом, заскок вперед -- это потенциальная возмож ность успеха и достижений в зоне -- или лучше -- в перспективе ближайшего и более отдаленного разви тия. Многое из накопленного было уточнено и раз вито, целый ряд замыслов был реализован, некото рые забыты или отложены в долгий ящик. А некото рые вообще не могли быть реализованы и не могли даже возникнуть, хотя основания для их зарождения имелись.

Выше я позволил себе пофантазировать относи тельно последних и, так сказать, вчитать их в своих учителей. В конце концов, я ведь харьковчанин не только по рождению. Я вправе считать себя учени ком и участником Харьковской школы. А.В. Запо рожец, П.И. Зинченко, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, Д.Б. Эльконин неоднократно (к моему удивлению и гордости) удостаивали меня чести быть их соав тором. Моя фантазия (или заскок в привычном смысле этого слова) относится к тому, что в иссле дованиях участников Харьковской школы содержа лись предпосылки для возвращения души в психо логию. Разумеется, в полузадушенной стране в ус ловиях «идеологического общежития» об этом можно (можно ли?) было только мечтать. Позво лить себе сказать: Душу от внешних условий осво бодить я умею (О. Мандельштам) могли только единицы. Когда П.Я. Гальперин спрашивал: Это уже, наконец, коммунизм, или будет еще хуже? -- то он имел в виду не только безбытность нашей страны. Один харьковский деятель на торжествен ном собрании, посвященном столетию «Коммунис тического манифеста», с неподдельным восхищени ем говорил, что Маркс и Энгельс оставили нам очень много цитат. Тут уж было не до души. Даже к исследованию сознания относились с подозрением, если оно не объявлялось вторичным, второсорт ным. Воздерживались и от цитирования многократ но встречавшегося у К. Маркса термина «духовно практическая деятельность», заменяя его термином «предметная деятельность».

Деятельность совершенно сознательно была по ставлена над сознанием и личностью, а личность опущена до субъекта, т. е. до подлежащего, до ка койлибо функции или набора наперед заданных свойств и функций, которые должны быть сформи рованы. Не задумывались только, кто уполномочил и по чьему образу и подобию? Отсюда и словосоче тание «субъектность личности», хотя субъект обо значает нечто безличное, отсюда и идея измеримос ти личности. «Измеримая личность» -- это такой же оксюморон, как «смертная жизнь». Я понимаю, что число пьянит (Ш. Бодлер), но слово отрезвляет. По П.А. Флоренскому, личность -- это предел само построения, а предел измерить нельзя. Как изме рить Наш беспредельный к беспредельности по рыв? (Р. Фрост). М. Цветаева не случайно спраши вала: Что же мне делать <…> / С этой безмерностью в мире мер? Только безмерность может стать мерой всех вещей. Не знаю, сговорились ли в одно время работавшие вместе в челпановском Психологичес ком институте Н.А. Бернштейн и Л.С. Выготский или независимо друг от друга определили личность как верховный синтез поведения, деятельности, со знания. Добавлю, и синтез не в меру расплодив шихся Я.

Что касается субъекта, то он вполне уместен в философской субъектобъектной парадигме. Более того, Г.Г. Шпет, ссылаясь на Г.Ф. Гегеля, говорит, что душа и даже дух могут толковаться как субъект, но субъект, понимаемый не как индивидуальная особь, не субстанционально.

Предпосылки к восстановлению дискурса о душе в Харьковской школе действительно были. Не толь ко научные, но и личностнобиографические. А.В. Запорожец пришел в психологию из театра. Он понял, что ему как актеру не достает знаний о чело веческих чувствах и переживаниях. Но парадокс был в том, что он долгие годы как бы тренировался на изучении сенсорики, перцепции, мышления, мото рики и лишь в конце жизни обратился к изучению эмоциональной сферы. Как психолог он заботился об амплификации детского развития, о непреходя щей ценности каждого периода возрастного разви тия, т. е. о сохранности детской души, о ее потребно сти в «пилюлях любви». А.В. Запорожец высоко це нил «Охранную грамоту» Б. Пастернака, в которой автор восхищался Грецией, умевшей мыслить детст во замкнуто и самостоятельно, как заглавное интег рационное ядро. По ее мысли, какаято доля риска и трагизма должна быть собрана достаточно рано в на глядную, мгновенно обозримую горсть. И даже в ка комто запоминающемся подобии, может быть, должна быть пережита и смерть. Д. Самйлов как бы конкретизирует это предположение, описывая реак цию ребенка, слушавшего в исполнении папы «Песнь о вещем Олеге»:

Осеннею мухой квартира Дремотно жужжит за стеной.

И плачу над бренностью мира Я, маленький, глупый, больной.

Вообще, нужно сказать, что первое десятилетие Харьковской психологической школы следует ха рактеризовать как фронтальное наступление на детство. При этом психологи не проявляли нера зумной торопливости, не стремились преодолевать детскую непосредственность и спонтанность, быст рее переводить ребенка с одного этапа развития на другой, или перескакивать через этапы. Они изуча ли детство как таковое. Даже не изучали, а открыва ли его для себя, удивлялись его непосредственнос ти и таланту, а не форсировали развитие ребенка. Амплификация, о которой постоянно заботился А.В. Запорожец, -- это расширение возможностей развития, позволяющее ребенку самому найти себя в материале. На этом фоне странно выглядят позд нейшие призывы А.Н. Леонтьева к преодолению «постулата непосредственности». Он был верен Л.С. Выготскому и своим ранним исследованиям развития памяти. Для обоих главным словом или главным принципом психического развития было слово «опосредованность». Они как бы молчаливо исходили из «постулата опосредованности» разви тия, не учитывая, что зоной ближайшего или отда ленного развития опосредованности обязательно должна быть новая непосредственность, без кото рой немыслимы откровение, инсайт, неслыханная простота. Сказанное о непосредственности особен но верно для развития личности:

И если мне близка, как вы,

Какаято на свете личность, В ней тоже простота травы,

Листвы и выси непривычность.

Б. Пастернак

Не только поэты, но и простые смертные ценят в личности прямоту и непосредственность, а не лаби ринты опосредований, в которых легко заблудиться. Личность и человечность естественны и нормальны, а моральное и нравственное уродство, чаще встреча ющиеся за пределами психиатрических клиник, не естественны и отвратительны.

Продолжу свою душевную гипотезу. Непроиз вольная память, осуществляющаяся в контексте жизнедеятельности, изучению которой П.И. Зинчен ко посвятил почти всю научную жизнь, есть память души, а вовсе не натуральная функция, о чем много писал его ученик и последователь Г.К. Середа. Как говорила М. Цветаева: Моя душа -- мгновений след. Как мы помним, она же дар и начало, т. е. постулиро ванные философами доопытные черты, имеющиеся у младенца как представителя человеческого рода. Могу -- мыслю -- понимаю -- это разум и воля. Не отвергнем и чувственного жара. Ученица А.В. Запо рожца М.И. Лисина, многие годы изучавшая младен цев, назвала первое полугодие их жизни золотым ве ком общения. Он золотой, потому что за общением еще нет задних мыслей, умыслов, помыслов. Оно са мо есть все: потребность и мотив, цель, действие и страсть. М.И. Лисина называет его «чистым общени ем», осуществляющимся в диапазоне одних только положительных эмоций. А. Фет, видимо, тоскуя по золотому веку общения, воскликнул: О, если б без слова сказаться душой было можно! Иногда такое удается и взрослым. Конечно, душа, как и все ее ат рибуты, будь они чистыми или синкретами, сущест вуют только в выражении, а выражение -- это одно временно и акты их созидания, происходящего в слиянном общении, в совокупном действии, в по ступке. Напомню, что М.М. Бахтин определял пред мет всех гуманитарных наук как выразительное и говорящее бытие.

Еще один пример -- исследования Л.И. Божович, которая в послевоенные годы обратилась к пробле мам развития личности. Она усматривала путь фор мирования личности в постепенном освобождении ее от непосредственных влияний окружающей среды (ср. с приведенной выше строкой О. Мандельштама) и превращении ее в активного преобразователя этой среды и своей собственной личности. Л.И. Божович придавала большое значение формированию ее вну тренней позиции, считала, что важной движущей си лой психического развития ребенка являются нена сыщаемые духовные потребности. Внутренняя пози ция личности -- это ее душевный настрой: «лежит душа, или не лежит». Только в душе соединены три цвета времени -- прошлое, настоящее и будущее, по этому она догадывается, когда и куда идти и куда по ворачивать.

Пожалуй, главным доводом в пользу возможной латентной интенции восстановления дискурса о ду ше была интерпретация упомянутых выше экзотиче ских экспериментальных исследований А.Н. Леон тьева и А.В. Запорожца. Они интерпретировали сформированные новообразования в терминах функциональных органов индивида. Согласно А.А. Ухтомскому, функциональный орган -- это вся кое временное сочетание сил, способное осущест вить определенное достижение. Такие органы суще ствуют виртуально и наблюдаемы лишь во время ак туализации. К их числу А.А. Ухтомский относил не только психологическое воспоминание, интеграль ный образ, но и такие доминанты души, как внима ние духу, доминанту на лицо другого человека, инту ицию совести. У А.А. Ухтомского функциональные органы выступили двояко: как органы индивида, т. е. как виртуальные, психологические, и как органы нервной системы. А.Н. Леонтьева и А.В. Запорожца, в отличие от А.Р. Лурии, мало волновали зашумлен ные далекие отголоски психологических бурь в нервной системе. Не забудем и Л.С. Выготского, ут верждавшего, что именно рождающее смыслы пере живание является единицей личности и сознания. В 1970е годы Ф.В. Бассин, как бы в развитие этой идеи Л.С. Выготского, предложил рассматривать значащие переживания не только как единицу ана лиза психики, но и как основной предмет психоло гии. В дискуссии с ним А.Н. Леонтьев продолжал на стаивать на том, что таким предметом является дея тельность.

А.В. Запорожец, когда он, наконец, обратился к эмоциональной сфере, рассматривал высшие чело веческие чувства как функциональные органы ин дивида, ядро личности. Он многое сделал, чтобы показать жизненную роль аффектов в управлении поведением, роль, сочетающуюся и согласующуюся с регулирующими функциями интеллекта. Вместе с сотрудниками он прослеживал возникновение целостных эмоциональнокогнитивных комплексов типа аффективных образов, моделирующих смысл тех или иных ситуаций и начинающих регулиро вать динамическую сторону поведения ребенка уже на относительно ранних ступенях его развития. Л.И. Божович говорила об этом же в терминах «мо тивирующих представлений», подчеркивая их по будительную силу. Эмоциональные переживания -- не только аккомпанемент поведения и деятельнос ти. Они участвуют в решении задач на смысл (А.Н. Леонтьев), в регуляции и корригировании выполняемых действий, в предвосхищении послед ствий их выполнения. В союзе с интеллектом эмо ции имеют шанс стать умными, обобщенными, предвосхищяющими более отдаленные последст вия поведения и деятельности. Равным образом, и интеллект в союзе с эмоциями может приобрести черты эмоциональнообразного мышления, играю щего важнейшую роль в смыслообразовании, смыс лоразличении и целеполагании. Именно в таком взаимодействии А.В. Запорожец видел то единство аффекта и интеллекта, которое Л.С. Выготский считал характерным для высших человеческих чувств. Не только для них. Оно, согласно М.М. Бах тину, характерно и для самосознания, в котором присутствует когнитивная (кто я) и эмоциональная (какой я) составляющая. Ф.Е. Василюк, как бы компенсируя отсутствие интимноличностных ком понентов в оперативнотехнической структуре дея тельности, предложенной его учителем А.Н. Леон тьевым, рассматривал переживание как особую форму деятельности.

Взгляды Л.С. Выготского, Ф.В. Бассина, А.В. Запорожца, Ф.Е. Василюка близки к утвержде нию Ф.М. Достоевского: страдание -- единственная причина сознания, разумеется, страдание душев ное, а не физическое. Не пристрастие ли психоло гов к изучению рефлексов головного мозга объяс няет пренебрежительное отношение к психологии (и психологам) писателя, стремившегося познать все глубины души человеческой? В своем пренебре жении Ф.М. Достоевский был не одинок. Сто лет тому назад Г.Г. Шпет писал, что жизнь и искусство готовы были навсегда порвать с психологией, так чужды им казались ее схемы. А другие науки упре кали психологию в душевном водолействе. Нахо дясь между Сциллой и Харибдой, наука о душе ра ди своего спасения жертвовала душой: была про возглашена «психология без души». Как ни стран но, но душа не нанесла побоев мозгу (Б. Пастернак) психологов и физиологов, которых они заслужива ли за такое нелепое решение.

От идеи функциональных органов психологиче ских орудий, -- по Л.С. Выготскому, -- до души и духовного организма, центром которого, видимо, является душа, остается один шаг, который мало кто из психологов решается сделать. Утешает то, что их время от времени влечет на место преступле ния, которое совершили их предшественники. На угад можно назвать имена Г.И. Челпанова, Г.Г. Шпета, С.Л. Франка, В.В. Зеньковского, А.А. Ухтомского, М.М. Бахтина, К. Юнга, В. Фран кла, Ж. Ньюттена. Из современников назову М.К. Мамардашвили, В.А. Лефевра, Г.В. Иванчен ко, В.А. Пономаренко, В.Д. Шадрикова, В.К. Ша бельникова. Г.И. Челпанов был прав, говоря, что прежде всего нужно вернуть душу в образование; сейчас ее там не хватает значительно больше, чем в его время. Союз души и глагола (М. Цветаева) об разованию помешать не может. Если вдруг про изойдет почти невозможное, и психологи озаботят ся душой, оробело вернутся к тайне (Б. Пастернак), владевшей умами многие столетия, то исчезнут ди летантизм и фельдшеризм, станет меньше практи ковпрактикантов, да и сама психология станет бо лее увлекательной и интересной. Ведь без тайны и удивления нет человека, без них невозможно и раз витие науки о нем. Дж. Бруннер, которому в 2015 г. исполнится сто лет, в написанной им около сорока лет назад автобиографии высказал сожаление о том, что ему не удалось теснее связать между собой психологию и искусство. А бездушное искусство в принципе невозможно. Если такая связь действи тельно будет установлена, за этим последует при знание Ф.М. Достоевского (пусть и наряду с И.М. Сеченовым) дедушкой психологии.

Вот куда могут завести воспоминания и размыш ления о Харьковской психологической школе и мо их учителях!

В недрах Харьковской психологической школы возникли научные школы Л.И. Божович, П.Я. Галь перина, А.В. Запорожца, П.И. Зинченко, А.Н. Леон тьева. Добавлю присоединившихся к ним выготча нина Д.Б. Эльконина и ученицу К. Левина Б.В. Зей гарник. А.Р. Лурия, как мне кажется, сам по себе всегда был школой (и не одной!). Это произошло потому, что она, как, впрочем, и другие настоящие научные школы, была сильна своим разнообразием не только в тематике исследований при их общей направленности, но и по личным качествам ее уча стников.

Поделюсь своими впечатлениями об этих замеча тельных «одноклассниках» и о распределении ролей между ними.

А.Р. Лурия, -- державшийся всегда в тени

Л.С. Выготского, затем А.Н. Леонтьева, -- гений. С. Тулмин, назвавший Л.С. Выготского Моцартом, А.Р. Лурию назвал Бетховеном психологии. Сам он говорил, что ему в жизни посчастливилось встре титься, дружить и сотрудничать с тремя гениями -- Н.А. Бернштейном, Л.С. Выготским и С.М. Эйзен штейном. Он настолько почитал Л.С. Выготского, что его собственная «научная биография» более чем наполовину посвящена учителю. Сегодня А.Р. Лу рия вошел в первую сотню самых цитируемых пси хологов XX в. и обогнал своего учителя Л.С. Выгот ского. Из наших соотечественников их опережает только И.П. Павлов. Психологов должно утешить то, что Ж. Пиаже и З. Фрейд занимают места выше, чем И.П. Павлов. Но всех опережает Б.Ф. Скиннер. Не спешит психология поворачиваться от поведения и динамики нервных процессов к душевному миру че ловека. К сожалению, в последние десятилетия чаще вспоминают о заслугах А.Р. Лурии перед нейропси хологией. А.Р. Лурия, вслед за М. Ферворном делил ученых на классиков и романтиков. В нем самом все гда сочетались романтические и классические черты психологического нейропсихолога, т. е. психолога в квадрате, не желавшего топить изучение сознатель ной деятельности человека в море молекулярной те ории, не удовлетворявшегося нейрологизирующими тавтологиями и редукциями. К сожалению, он не уз нал, что две японские телестудии сделали фильмы, посвященные ему и герою его «Маленькой книжки о большой памяти» С.В. Шерешевскому; что замеча тельный режиссер Питер Брук поставил в Париже спектакль, посвященный этому сюжету (мне дове лось быть одним из консультантов обоих фильмов и спектакля). Не узнал он и о том, что Умберто Эко на писал роман «Таинственное пламя царицы Лоаны», главный герой которого подобен Засецкому -- герою его книги «Потерянный и возвращенный мир». Из текста романа видно, что автор узнал о Засецком из работ Оливера Сакса -- нейропсихолога -- последо вателя и, как он сам себя называл, заочного ученика и друга А.Р. Лурии.

Я уверен, что А.Р. Лурия прежде всего замеча тельный психолог. Только этим можно объяснить его достижения в изучении функций мозга, лишь обеспечивающих, а вовсе не порождающих различ ные формы психической активности. Опубликован ная посмертно, последняя статья А.Р. Лурии «О ме сте психологии в ряду социальных и биологических наук» представляет собой своего рода антиредукци онистский манифест.

А.Р. Лурия неизменно заботился о молодежи и вместе с тем был очень требователен к ней. Самая страшная угроза с его стороны была: «Я с тобой раз знакомлюсь». В свое время (еще до Харькова) Алек сандр Романович уволил молодого А.В. Запорожца из своей лаборатории в Академии коммунистическо го воспитания со словами: «Саша, может быть когда нибудь ты станешь знаменитым профессором, но ла борант из тебя никогда не получится». Это не поме шало их дружбе, длившейся всю жизнь. Многие де сятилетия спустя, когда Александр Владимирович стал профессором, академиком, Александр Романо вич както позвонил ему утром и попросил обяза тельно зайти к нему вечером после работы. При встрече он заставил гостя отчитаться, как тот провел день. Выслушав, А.Р. Лурия чертыхнулся и добавил: «Только в нашей стране золотыми часами забивают гвозди».

А.Н. Леонтьев -- всеми добровольно и охотно признанный лидер, превосходно выполнял эту роль. Он своими часто нарочито сложными, порой туманными размышлениями и рассуждениями о де ятельности, сознании, личности, за которые трудно зацепиться идеологически озабоченным критикам, создал нечто вроде резервации, внутри которой ус пешно работали идеологически беззаботные участ ники школы. А.Р. Лурия писал в автобиографии, что марксизм, одна из сложнейших в мире фило софских систем, медленно воспринимался совет скими учеными, включая и меня, -- добавлял он. Он им особенно и не заморачивался. А.Н. Леонтьев считал себя настоящим марксистом, гордился тем, что важные для психологии положения К. Маркса переводил сам. Последним знающим марксистом ленинцем в нашей психологии был В.В. Давыдов. Интересно было наблюдать дружеские и нескрыва емо ироничные взаимоотношения А.Н. Леонтьева и А.Р. Лурии. Так, первый упрекал второго в идеоло гическом легкомыслии, а второй первого в излиш ней идеологической озабоченности. Целый ряд очищенных от идеологии мысленных конструкций живы до сих пор. А.Н. Леонтьев был изобретатель ным и тонким экспериментатором. Хотя, как верно заметил П.Я. Гальперин, эксперимент был лишь ил люстрацией к его теоретическим предположениям, не имел самоценности и нередко оставлялся им на самом интересном месте.

П.Я. Гальперин -- теоретик, эрудит, учитель и ис следователь. В нем удивительно сочетались широта взглядов педагога, превосходно знавшего историю психологии, и способность к самоограничению (поч ти павловского типа) ученогоэкспериментатора. Друзья за глаза его называли рэбэ, советовались с ним по трудным вопросам. Нередко после такого разговора бывали обескуражены. Его критика была ироничной и в то же время щадящей, укоры и уколы сочетались со ссылками на трудность проблемы (се ми пядей во лбу не хватит). К его критике нужно бы ло прислушиваться. А.В. Запорожец говорил: «Петр Яковлевич зря не скажет». Он был одновременно и внутри школы, и сохранял полную интеллектуаль ную автономию, что порой раздражало А.Н. Леонть ева. Сам он был непроницаем для критики, отшучи вался или, как Ж. Пиаже, говорил: «D`accord (согла сен)» и все делал посвоему.

Л.И. Божович -- в науке непредсказуемая и не примиримая личность, боец; в жизни -- человек мяг кий и добрый. Отстаивая свою внутреннюю пози цию, она довольно быстро разошлась с А.Н. Леонть евым во взглядах. Остальные искренне любили ее, она отвечала взаимностью. В психологии достаточно редкий случай, когда подлинная личность разраба тывает проблематику личности.

А.В. Запорожец -- душа всего коллектива, со весть, психотерапевт, жилетка, в которую можно по плакать, копилка, в которой с гарантией можно хра нить свои тайны. Какаято «всемирная отзывчи вость». Будучи сам бездетным, А.В. Запорожец лю бил, понимал и знал детей и посвятил почти всю свою научную деятельность детской психологии. Между прочим, в ущерб психологии искусства и об щей психологии. Он ведь в молодости был актером и пришел в психологию, чтобы лучше понять сцениче ские чувства. Трагедии, происходившие в советском театре (убийство его учителя Л.С. Курбаса, В.Э. Мейерхольда, С.М. Михоэлса), переживались им как свои собственные. Задуманная им книга об эмоциях так и не была написана. Больно было смот реть, как в последние десятилетия рушилась создан ная им система дошкольного воспитания.

Д.Б. Эльконин -- мужественный человек, стойко претерпевавший жизненные невзгоды, которых на его долю выпало предостаточно. Обладая буйным научным темпераментом, щедро разбрасывал свои идеи. Мне тоже коечто перепало. Д.Б. Эльконин не случайно ряд лет занимался психологией игры. Эле менты игры играли не последнюю роль в его собст венной жизни. Дремучая серьезность была ему абсо лютно чужда. К административным неприятностям он относился с иронией. Когда его в благодарность за созданную вместе с В.В. Давыдовым теорию и практику развивающего обучения и формирования учебной деятельности Президиум АПН СССР по становил вывести из состава ученого совета Инсти тута психологии, он, смеясь, говорил: «Наверное, па троны в КГБ отсырели». Столь же досадно смотреть, как с карты нашей страны исчезают школы развива ющего обучения (в отличие от Белоруссии и Украи ны, где число их увеличивается).

В.И. Аснин -- человек твердых научных принци пов. Всегда требовал строгости, четкости, ясности изложения. Коллеги звали его Яснин. Особенно он был придирчив к А.Н. Леонтьеву. Бывало, что он го ворил ему: «Либо ты сам не понимаешь, что гово ришь, либо ты понимаешь и нам не хочешь сказать». А вне науки он был доброжелательным и мягким че ловеком.

П.И. Зинченко был труженикодиночка, посвя тивший жизнь одной проблеме -- проблеме памяти. Он сам провел все свои исследования забывания, не произвольной и произвольной памяти. Сам и «внед рял» полученные результаты в практику: под его ру ководством учителя средней школы проверяли воз можность и эффективность организации учебной де ятельности, основанной на установленных им зако номерностях непроизвольной памяти, а не на заучи вании. К сожалению, это умудрились не заметить его друзья и коллеги Д.Б. Эльконин и В.В. Давыдов, по зднее приступившие к разработке теории и практики учебной деятельности. У них память оказалась на за дворках учебной деятельности, что совершенно не адекватно. Она все же не может быть беспамятной. На это обращали внимание П.Я. Гальперин и В.В. Репкин. Аспиранты и сотрудники появились у него лишь в последние пятьшесть лет, после созда ния им кафедры психологии ХГУ. П.И. Зинченко был человеком не робкого десятка. Он первый, уже в 1939 г. (после запрета в 1936 г. трудов Л.С. Выгот ского как педолога) восстановил его имя в научной печати. Разумеется, не без критики (но не оголте лой!), напомнил о важнейших положениях теории культурного развития психики и сознания Л.С. Вы готского.

Психологические гены Петра Ивановича пере шли к жене, дочери, сыну и внуку, а затем и к их же нам. Естественно, он был для меня лучшим челове ком на Земле. Он был больше, чем отец, еще учитель, коллега, друг. Могу сравнить его только с А.В. Запо рожцем, который был для меня больше, чем учитель, коллега и друг. Они любили друг друга, их объеди няло редко изменявшее им чувство юмора, добрая ирония, в том числе и по собственному адресу.

Все они живут в моей памяти, которая по отноше нию к ним подчиняется закону обратной временной перспективы. Чем дальше я ухожу от них по време ни, тем больше они становятся, тем ценнее и значи мей становятся их уроки.

Несколько слов в заключение. Конечно, научные школы не вечны. Они имеют свои естественные жизненные циклы. Однако их идеи, понятия и результаты представляют не только исторический ин терес, что, впрочем, само по себе не так мало. Они поселяются в теле науки, становятся ее функцио нальными органами, влияют на ее дух. Научные школы меняют контекст и пейзаж науки, в нем же и растворяются. Например, научных школ, породив ших ассоцианизм и гештальтпсихологию, давно нет, но без найденных ими фактов, установленных законов восприятия и памяти психология немысли ма. И эти законы прекрасно уживаются друг с дру гом. Важно, чтобы школа была не герметичной, а открытой, питалась бы не только своими соками, но не пренебрегала и другими источниками. Сегодня научные школы большая редкость. Их сменяют ча сто анонимные и вместе с тем самозваные направ ления: гуманистическая, когнитивная, позитивная, качественная и другие психологии. В самом их на звании звучит противопоставление и вызов старой доброй психологии. А она, между прочим, была не менее, а в чемто значительно более качественной, позитивной, когнитивной и гуманистической. Я го тов согласиться с тем, что границы между понятия ми «научная школа» и «научное направление» весь ма неопределенны и расплывчаты. Собственно, это даже не понятия, а концепты или конструкты. Но их определение и установление границ между ними -- не проблема той или иной науки, а проблема на учной историографии. Важнее, что научные школы были, есть и, надеюсь, будут. Хотя звучат пессими стические заявления о конце научных школ, они не истребимы, хотя и неравномерно распределены во времени. Сегодня в психологии научных школ ма ловато. Впрочем, цыплят по осени считают, боль шое видится на расстоянии. Так или иначе, не сле дует забывать об огромном воспитательном значе нии научных школ. Особое значение имеет выраба тываемый ими стиль научного мышления, которым нигде, кроме как в школе, овладеть нельзя. Я и мои сверстники, а до нас и после нас еще целый ряд по колений психологов в полной мере испытали на се бе влияние научной школы, зародившейся в Харь кове, оставившей в нем достойных соратников и продолжившей свое плодотворное существование в Москве.

Два-три послевоенных десятилетия харьковчане и москвичи представляли собой самоорганизующе еся научное сообщество. В 1980е годы после изда ния относительно полного «собрания сочинений» Л.С. Выготского его имя стало символом, объеди няющим школы Л.И. Божович, П.Я. Гальперина, А.В. Запорожца и других «одноклассников». Прежнее название -- научная школа Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии -- стало слишком уз ким. Оформилось неформальное направление, имеющее вполне предметное наименование: культурно-историческая психология. (Забавно, что это на именование было ему присвоено в 1936 г. одним из погромщиков психологии, к тому же зоологичес ким антисемитом П.И. Размысловым.) Некоторые предпочитают называть его культурнодеятельно стной психологией. Приятно сознавать, что упомянутые выше школы продолжают жить и работать несмотря на то, что давно уже нет их основателей. В 2012 году было кому проводить и кому высту пать с докладами на конференциях, посвященных 110летию П.Я. Гальперина и А.Р. Лурии, а также на конференции, посвященной 80летию Харьковской психологической школы. Я был поражен, увидев в зале более трехсот заинтересованных участников. Появилась даже уверенность, что у психологов память не самая слабая из сил души. Они понимают, что пока мы помним своих учителей, не только они, но и мы сами живы.

Размещено на Allbest.ru