Меланхолия: философско-антропологичексий анализ эмоциональных состояний

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский Государственный Университет

Основная образовательная программа СВ. 5026.2013 Философия

Выпускная квалификационная работа

по направлению 030100 Философия

Меланхолия: философско-антропологичексий анализ эмоциональных состояний

Исполнитель Шаронова Анастасия Дмитриевна

Научный руководитель

Профессор, доктор философских наук, профессор

Марков Борис Васильевич

Санкт-Петербург, 2017

Содержание

Введение

Глава 1. История меланхолии

Глава 2. Психоаналитическое исследование меланхолии в работах З. Фрейда

Глава 3. Исследование меланхолии в социо-культурном пространстве

3.1 Нормативность социума

3.2 Меланхолия с точки зрения топики

3.3 Отношение с самим собой

3.4 Меланхолия как тип отношений между психической и социальной сферами

3.5 Меланхолия как процесс формирования гендера

Заключение

Список литературы

Введение

меланхолия фрейд культурный социальный

Почему меланхолия является не только болезнью, но и связана с ностальгией, хотя последняя отражает лишь некоторые аспекты этого неоднозначного и часто неверно понимаемого чувства? Почему разум подводит нас к этому «черному демону», обрекающего одних на болезнь и распад личности, а других на творческий подъем? Что-то в меланхолии остается неясным, неуловимым и загадочным. Находясь между трауром и воображением, патологией и нормальностью меланхолия всегда была предметом литературных, медицинских, художественных и философских размышлений. Будучи болезнью скучающих аристократов, меланхолия преодолевалась развлечениями. Сегодня она становится уделом более широкого круга людей, не знающих, как использовать свободное время. В этой связи представляется необходимым исследовать меланхолию не только в медицинском, но и в культурно-антропологическом аспекте. Это позволит расширить набор социальных и экзистенциальных техник преодоления меланхолии, а также будет способствовать развитию философской антропологии, которая нуждается в новом эмпирическом материале.

Актуальными являются психоаналитические исследования меланхолического синдрома, симптоматика которого говорит о расстройстве, изменении психической жизни с фатальными результатами. Отрицание потери - то, что определяет меланхолика, блокировка психики в виде фиксированной сцены, которая предстает ложно динамичной, поскольку любое движение будет постоянным повторением того же порядка отрицания. Над миром всходит «черное солнце меланхолии», что приводит к апатичной изоляции, немому отступлению субъекта. Для меланхолика мир далек, но не потерян; это воображаемая потеря, которая высвечивает гиперплазию способности воображения меланхолического субъекта, чья сила постоянно порождает призраки. Тем не менее, недостаточно описать меланхолию как отрицательный опыт.

Важную роль для изучения меланхолии сыграли труды: древнегреческих мыслителей Пифагора о гуморальной теории, Платона, рассматривающего меланхолию как духовную привилегию в диалоге «Федр», Аристотеля, который переносит меланхолию из области болезни в природу, для него меланхолия репрезентирует благородство и чувствительность, духовную мощь, измеряющуюся способностью к страданию. Марсилио Фичино возрождает платоновский взгляд на меланхолию как на интеллектуальный подарок, который стимулирует два других божественных дара: поэзию и философию. Давая положительную интерпретацию меланхолии, он не забывает про страдания, которые являются платой за такую привилегию. В XVII веке в Англии издается энциклопедический трактат Роберта Бертона «Анатомия меланхолии», который открыл моду на меланхолию в поэзии, музыки, во всем искусстве. Его труд посвящен истинной меланхолии - буйству сильных страстей. Иммануил Кант в «Наблюдениях над чувством прекрасного и возвышенного видит причину меланхолии в опыте конечности души, «страдающей от своей ограниченности», душа, стремящаяся к Абсолюту подвержена метафизической ностальгии. Работа З. Фрейда «Печаль и меланхолия» дала материал для осмысления в психоаналитической традиции, продолжателями которой можно считать Ю. Кристеву и Дж. Батлер.

Актуальность дипломной работы обусловлена необходимостью осмысления истории меланхолии, функционирования феномена меланхолии в социо-культурном пространстве, анализе существующих теорий меланхолии.

Объектом изучения является состояние меланхолии.

Предметом изучения - теории меланхолии З. Фрейда и Дж. Батлер.

Цель работы - философско-антропологический анализ эволюции представлений о феномене меланхолии.

Цель обусловливает основные задачи работы:

1.? Исследовать историю меланхолии

2.? Проанализировать теорию меланхолии З. Фрейда

3.? Проанализировать теорию меланхолии Дж. Батлер

4.? Показать, что меланхолия является более глубоким, радикальным путем формирования идентичности. То, что представляется секретным принципом психической жизни, может пролить свет на процесс формирования субъективности. Кроме того, если мы следуем определенной идее психического порядка, не отступая от социального контекста, с которым она связана, мы сможем понять природу социальных и политических настроений. Меланхолия - это конфликт себя и другого, индивида и общества, психической и социальной жизни. Изучение ее амбивалентности позволяет расширить связь между субъектом и миром, проникнуть в психическую жизнь власти, где связь между жизнью и нормой надстраивается как имманентная стадия.

5.? Рассмотреть меланхолию как общее чувство, разделяемое многими, оценить ее политичность, проследить последствия для социальных отношений и формирования гендерных идентичностей. В этой перспективе, позиция Джудит Батлер в «Психической жизни» относительно власти представляет карту психосоциальных стадий меланхолического феномена.

В своей работе я бы хотела ограничиться фрейдовским горизонтом, отправляясь от него, я попытаюсь выделить моменты меланхолического комплекса, вполне осознавая размытость его границ, то, что относится к общему опыту утраты.

Для выполнения данных целей и задач лучше всего подходят методы анализа научной литературы, обобщения, сравнения.

Глава 1. История меланхолии

Меланхолия - это нечто большее, нежели настроение, хотя в современном обществе распространена ее трактовка именно как настроения. Кто-то может сказать, что это просто настроение, или если быть более точным то, что в один миг может быть определено как переходящий «цвет», определяя тон каждого опыта. Кьеркегор, кажется, признает что-то меланхолическое в самой возможности опыта.

Понятие меланхолии применяют ко всему тому, что относится к современному миру, отсюда вытекает некоторая рассеянность или даже противоречивость характеристик. Некоторые мыслители выступают против идентичности меланхолии и настаивают на том, что она не имеет своей собственной сущности, а лишь выступает мрачным зеркалом, в котором человек находит свое отражение. Среди многообразия современных попыток определения меланхолии есть два способа, которые можно назвать каноническими; меланхолия - это «печаль без причины» и «потеря бытия».

Как может быть представлена «печаль без причины»? Конечно, если это реальная печаль, то и ее причина не менее реальна, но временно неизвестна, по-другому необъяснимая печаль. Что может подразумеваться под «утратой бытия»? Нечто отличное от жизнерадостности, опасно сентиментальная ностальгия по миру, который, по сути, никогда не существовал. В современной мысли прикладываются усилия для преодоления рационализации меланхолии. Для этого следует искать ее причину и определить ее утраченную реальность, предпринимается попытка ассимиляции к бесконечному взаимосвязанному количеству интерпретаций. Но переворот уже состоялся. Меланхолия, немая и неассимелированная, не хочет быть понятой и продолжает скрываться среди разнообразных концептов.

Меланхолия и размышления о ней имеют длинную историю в западном обществе, но эта история не может быть восстановлена в работе полностью, можно лишь ограничиться наиболее знаковыми именами. Изначально меланхолию, или черную желчь, идентифицировали с кровью, флегмой и желтой желчью в качестве одной из основных четырех жидкостей, составляющих организм. По существу, меланхолия составляет одну из естественных четверок, которые были объединены в качестве способа дифференциации вещей. Под влиянием Пифагора и более древних мифологических идей, здоровье человеческого тела зависело от поддержания равновесия этих четырех жидкостей, и болезнь представляет собой преобладание одного гумора над другим. Телесные состояния, ментальные образы и характерные формы поведения рассматривались как симптомы болезни, и таким образом из гуморального дисбаланса выводились типы характера. Гумор становится обозначением патологического состояния и существенных склонностей.

Меланхолический гумор описывается как «холодный и сухой» и влияет на физическое состояние организма, продолжение рода, взаимодействие с другими организмами, то есть делает человека вялым, отрешенным и молчаливым. Люди с преобладающим гумором черной желчи также были подвержены неконтролируемым приступам безумия. Тем не менее, меланхолию рассматривали и как духовную привилегию, так Платон в «Федре» указывал на меланхолика как на тонко чувствующего человека, особенно способного к экстатическим состояниям: «…неистовство, которое у людей от бога, прекраснее рассудительности, свойства человеческого» Сочинения в четырех томах. Т. 2 / Под общ. ред.А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса; Пер. с древнегреч.--

СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та: ?Изд-во Олега Абыш-ко?, 2007.--С. 184, и меланхолик более других склонен к этому дару. Еще более существенен для развития представлений о меланхолии текст Аристотеля, собравший ранние медицинские понятия с платоновской концепцией исступления. Он в в ХХХ книге «Проблем», в главе «Об уме, понимании и мудрости» задается вопросом: «Почему все те люди, которые были экстраординарными в области философии, или в управлении государством, или в поэтическом творчестве, или в занятиях искусством - почему все они, очевидно, были меланхоликами?» Aristotle. Problems. - Haward: Harward University Press, 2011. - С. 281.. Используя те же термины, (4 жизненные гумора и, следовательно, 4 темперамента), Аристотель переносит меланхолию из области болезни в природу: « …в природе меланхолика жидкость смешана: она представляет собой смесь сухого и холодного; по своей природе она состоит из этих двух частей» Там же. - С.. 285.. Жидкости являются регулирующим принципом всего организма: если у человека преобладает холодная часть, то он испытывает онемение, уныние и страх, если горячая - безумен. Примером могут послужить такие известные трагические герои как Аякс и Беллерофонт, котороый страдал меланхолическим безумием как божественным возмездием за неповиновение. К историческим лицам, склонным к меланхолии Аристотель относит Эмпедокла, Лисандра, Сократа и Платона. Но если мифологические персонажи совершают свои героические поступки под влиянием «божественного духа», который и является частью их меланхолии, то исторические гении чаще пребывали в печальных раздумьях, или отдалялись от общества. Можно сделать предположение о возникновении ассоциации меланхолии и гениальности у Аристотеля на примере биографии Эмпедокла из Акраганта. Он был древнегреческим философом, врачом, жрецом и чудотворцем, оратором и государственным деятелем, почитался учениками как божество. По преданию отказался от царской власти в пользу занятий философией. В какой-то момент Эмпедокл удаляется от общественной жизни и уходит в горы, а спустя некоторое время бросается в кратер вулкана Этны. Это один из наиболее известных случаев суицида в античности.

Исходя из выше сказанного, Аристотель делает вывод о том, что есть и те, у кого срединность или мера, управляет взаимодействием двух противоположных энергий: «…те, у которых чрезмерно высокая температура смягчается в сторону среднего значения, меланхоличны, но они умнее и менее эксцентричны, они превосходят других во многих отношениях, некоторые в области образования, другие в искусстве или в политике» Aristotle. Problems. - Haward: Harward University Press, 2011. С.289.. Меланхолия репрезентирует благородство и чувствительность, духовную мощь, измеряющуюся способностью к страданию.

Античные идеи касательно отношения «тела» и «темперамента» были пересмотрены во многих медицинских и философских концепциях. Придворный врач Марка Аврелия, Гален из Пергам выступает в качестве одного из двух наиболее влиятельных греческих врачей римской эпохи (другой был Руфус Эфес, живший во времена императора Траяна). В Риме он вел врачебную практику и писал на медицинские и философские темы, ему приписывают около 500 трактатов, и хотя многие из них были потеряны, по крайней мере, 83 из его работ по медицине сохранились и оказали влияние на средневековую и ренессансную медицину. Гален консолидировал и систематизировал труды по медицине, и добавил собственные эмпирические выводы из экспериментов по рассечению животных и собственные теории, которые образуют целостную концепцию. Он рассматривает два важных для будущих мыслителей аспекта меланхолии: во-первых, Гален определяет меланхолию с точки зрения внутреннего опыта или чувства, это страх и печаль без реальной причины, неестественный страх, и, во-вторых, он ассоциирует меланхолию с тьмой: « гумор, как темнота…вторгается в душу, туда, где находится разум» J. R. Coxe. The writings of Hippocrates and Gallen. Philadelphia: Lindsay and Blakiston., 1846. C. 101.. Гален считал, что черная желчь секретируется в печени и приводит к появлению темного пара, который поднимаясь в тело, является причиной физического и психического уныния. Он приводит аналогию со зрением: « как хрусталик глаза, если он прозрачен, позволяет четко видеть, но если он заболевает, то непрозрачность не позволяет ясно видеть» Aristotle. Problems. - Haward: Harward University Press, 2011. С. 106. Он утверждает, что в меланхолии внутренний туман становится кислым и кислая желчь: «обволакивает рациональные части души, расстраивая их таким образом, что человек обязательно боится того, что он представляет» Там же С. 110. Это, как если бы человек был отрезан от мира и рациональной составляющей души, человек начинает бояться своего собственного я, когда реальное начало и природа таинственно затемнены, скрыты.

На протяжении всего последующего развития, а также в самых разных контекстах два противоречивых представления о меланхолии были слиты. Меланхолика характеризовали одновременно вялого и с периодическими спазмами ярости, неконтролируемой страстью. Эти противоположные черты были приняты как типичные для меланхолии, и такое положение можно понимать в терминах платоновской духовности или аристотелевской телесности. Действительно, по отношению к меланхолии, которая всегда понималась как аспект и тела, и души, различие между медициной и философией почти не применяется. Тем не менее, в средние века, в связи с выделением образованного правящего класса, ростом городской, светской культуры, а также обновления монашества, меланхолия растворяется в ряде различных направлений и условий.

Под влиянием арабской литературы, и особенно Авиценны, возникает более специализированная медицинская теория меланхолии. Меланхолия начинает рассматриваться как следствие испорченности любого из соков организма. В состоянии «горячки» некоторые или все симптомы были ранее рассмотрены как следствие простого преобладания черной желчи в теле. Теперь же меланхолия становится болезнью для всех людей, вне зависимости от теории гуморального дисбаланса.

В дополнение к медицинской теории, в средние века у меланхолии появляется другое название, не менее красивое - акедия (acedia). К. Юханнисон дает следующее метафорическое определение: «Акедия - смерть души. Ледяной холод. Пустота. Вялое безразличие» Юханнисон К. История меланхолии: О страхе, скуке и в прежние времена и теперь. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 58.. Хотя логика против такого рода определений, оно все же дает нам ясное понимание термина. Акедия в противопоставлении с платоновской теорией меланхолии выступает как искажение, или как захват души более мощной силой, чем она сама. Сам термин акедия происходит от греческого akedeia, который можно перевести как состояние безразличия. Монахи, жившие в пустыне, образовывали колонии, но при этом у каждого была своя келья. Они вели аскетический образ жизни: пищевой рацион сводился к минимуму (топографические особенности принуждали к интенсивному труду, результат от которого все равно не мог дать достаточно пропитания), каждодневные духовные упражнения, и все это под палящим солнцем, в окружении лишь песка. При таком образе жизни демоны или искушения часто одолевали монахов. Самым страшным был «полуденный бес». Л. Ренье в «Повседневной жизни отцов-отшельников IV века» дает следующее описание: «Евагрий и Иоанн Кассиан замечательно описывают проявления этого опасного демона, которого они идентифицируют с тем «полуденным бесом», о котором говорится в известном псалме (Пс. 90, 6), поскольку тот нападает на монаха именно в середине дня, когда жара становится наиболее тягостной. Отшельнику кажется, что время течёт очень медленно, солнце застыло в зените, а день никогда не закончится. Он постоянно смотрит в окно кельи и ждёт гостя, который поможет ему отвлечься и приблизить час трапезы. Но, как он думает себе, братия не имеет более милосердия, никто не приходит к нему, чтобы ободрить. И если кто-то недавно опечалил монаха, бес, конечно же, использует это, чтобы усилить его неприязнь. Инок мечтает пойти в иные места, где и люди, и вещи были бы более приятными и где он легче сможет найти то, что ему нужно, выучиться ремеслу более доходному и менее тяжёлому. А здесь всё у него вызывает отвращение: работа, чтение, эта монотонная нудная жизнь, где, как ему кажется, он просто теряет время, тогда как он мог бы сделать много доброго родственникам и друзьям, больным, оставленным без присмотра, или даже какой-нибудь благочестивой женщине, посвятившей себя Богу… И сколько лет ещё пребывать в этой скуке? В конце концов, монах не видит никакого иного лекарства от этого угнетения духа, кроме как покинуть свою келью или склониться ко сну». Ренье Л. Повседневная жизнь отцов-отшельников IV века., М.: Молодая гвардия, 2008. - С. 59. Рассматриваемая как грех, акедия была психическим состоянием апатии, вялости, и поскольку она вызывает чувство подавленности и уныния, ее часто отождествляли с меланхолией. Однако, это был особый грех. Он имел искупительный аспект, потому что победа над ним приносила радость, а также состояние, связанное с мистическим единением с Богом.

Кассиан специально отличает духовную апатию, акедию от чисто светской печали (tristitia От лат. - печаль, уныние, скорбь, которую позже называли болезнью-любовью), упоминая медицинский характер присущий последней. Тем не менее, они по-прежнему связаны между собой через общую характеристику - темноту. Холодная тень окутывает душу отшельника, даже когда он находится под палящим солнцем. Душа в прямом и переносном смыслах становится непрозрачной, непроницаемой для сияния, которое было средство физического и духовного благополучия. Для многих античных и средневековых мыслителей свет значил много больше, нежели просто физическое явление, он олицетворялся с животворящей и формирующей силой. Космос светился проникающим божественным светом, и именно это сияние затемняется при меланхолии. Акедия, таким образом, грех, поворот от духовности. Находящийся в изолирующей темноте монах погружается в состояния «бодрствующего оцепенения» Юханнисон К. История меланхолии: О страхе, скуке и в прежние времена и теперь. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 64., в котором он должен преодолеть ужасные видения. И темнота акедии, все, чему человек может радоваться, становится источником печали.

Будь то черная желчь, tristia, болезнь любви или акедия, меланхолия окружает душу темным облаком, изолируя человека от мира, других людей, понимания самого себя. Эти различные формы изоляции связаны между собой систематически, как нарушения в естественно созданном порядке вещей. В средние века христианская версия греческой космологии, учитывая интеллектуальный и духовный контекст, понимала бытие человека как микрокосм. Это следует понимать не только в том смысле, что человеческое тело и внутренняя природа были в некотором смысле смоделированы по структуре космоса в целом, но и, что человек был полностью интегрирована макрокосм как необходимое звено в естественной иерархии творения.

Гуморальная психология была поглощена христианизированной версией неоплатонического мировоззрения. Учение о четырех темпераментах стало непосредственно связано с религиозной космологией. Так, Адам обладал теплым и влажным гумором, но из-за грехопадения гумор был испорчен в разных вариациях холодных и сухих типов. В XII веке Уильям Кончес утверждал, что холерики, флегматики и меланхолики были принципиально одинаковы в том, что они имели греховные отклонения от сангвиника; представления искажаются понятиями греховности.

На протяжении средневекового периода теория о меланхолии как делении природы на четыре элемента было воспроизведено и может быть вновь открыто в разных областях человеческого существования. Не только тело человека, первоначальный локус меланхолии, с его различными комбинациями четырех основных составляющих природы (земля, воздух, огонь и вода) в его различных телесных формах, но и различные виды живых существ, времена года, суток, возраста человека, и через развитие концепций астрологической медицины, планетарных знаков, были упорядочены и разделены в соответствии с их гумором. Писатель XII века, например, описывает структуру разума следующим образом: «…ум также использует четыре сока. Вместо крови - сладость, вместо красной желчи - горечь, вместо черной желчи - печаль, вместо флегмы - уравновешенность…Таким образом, в основе созерцания лежит сладость, от воспоминаний о грехе наступает горечь» Klibansky R., Panofsky E. and Saxl F. Saturn and melancholy. New York: Basic Books, Inc. , 1964. С. 105..

Состояние сангвиника - счастье, сочетание тепла и влаги в организме как бессмертное совершенство природы, как эхо райского происхождения человека, и обещание возвращения. Меланхоличное состояние, поэтому одно из аспектов порочности в подлунном мире после изгнания. Меланхолия, вместе с другими соками, поэтому была естественным состоянием ума.

Иерархия бытия была естественным порядком, каждый «уровень» создания зависел от его способа существования, высшее встраивается в уровень непосредственно над ним. Каждый уровень подразумевает представление о божественном присутствии. Созданная материя, таким образом, была видом видимого символа духовной реальности, которая поддерживала ее временную и несовершенную форму. Все чаще природные и человеческие явления были поняты с точки зрения сложных символических гомологий и аналогий. Важно, однако, что бытие человека всегда было связано со всем миром. Часть всегда представляет собой целое, к которому он естественно принадлежал и был связан неразрывными узами единства.

Параллельно с распадом феодальных обществ на западе появляется новое понимание меланхолии. В течение переходного периода в контексте отношений микрокосма и макрокосма Марсилио Фичино возрождает платоническую похвалу меланхолии. Для Фичино и ряда его современников элементом единства между макрокосмом и микрокосмом выступает некая жидкость, которая соединяет внутреннюю жизнь человека и небесную динамику. Душевное состояние человека было обязательно связано с расположением планет, также как и сердце, печень и желудок. Ficino M. The Book of Life. New York: Spring Publications, 1980. С. 111. Те, кто родился под влиянием Сатурна, как правило, были предрасположены к меланхолии, и, по мнению Фичино, это не всегда неудача.

Марсилио Фичино возрождает платоновский взгляд на меланхолию как на интеллектуальный подарок, который стимулирует два других божественных дара: поэзию и философию. Давая положительную интерпретацию меланхолии, он не забывает про страдания, которые являются платой за такую привилегию. Фичино дает поразительно современное описание меланхолика: «Удивительно, что всякий раз, во время досуга мы впадаем в печаль, и мы не знаем или даже не думаем о причине нашего горя. Таким образом, это приводит к мысли о том, что человек не может жить в одиночестве. Потому что мы можем прогнать скрытое постоянное горе, находясь в обществе людей и среди многообразия удовольствий. Но мы оказываемся обманутыми. В середине пьесы удовольствий мы посмотрим на часы, и когда пьеса закончится, мы будем пребывать в еще большей печали» Там же С. 208.

Странное горе меланхолии врывается внутрь и вырывается наружу в виде беспокойства; бессрочный, бесцельный, мучительный процесс, который может успокоить только упражнения в искусстве или философии. «Покой ценится выше движения» Там же С. 173, так что меланхолик больше всего тоскует по спокойному, безмятежному постоянству и неизменной внутренней неподвижности, которая возвращает его к экстатическому состоянию. Меланхолик эпохи Ренессанса отчужден от космоса и был обречен на бесплодные скитания, которые не закончатся без посторонней помощи. Марсилио Фичино трансформирует представление о меланхолии: вечное и бесполезное движение, а не апатичная неподвижность. Он ассоциирует меланхолию не с тьмой, как это было ранее, а с тяжестью.

Понятие «достоинства человека» стало центральным в период итальянского Возрождения. Важное преобразование было связано с появлением новой космологической картины и переоценкой ценности человека в рамках картины мироздания. Не удивительно, что распад традиционной картины мира, и постепенное появление новой, понимаемое в соответствии с радикально новыми принципами, подразумевает в равной степени коренные изменения в понятии меланхолии. Следует уточнить, что, несмотря на появление нового интерпретативного контекста, комплекс явлений, связанный с термином «меланхолия» в значительной степени сохраняется. Аристотелевская связь между меланхолией и гениальностью действительно была раскрыта только в эпоху Возрождения, и кроме того, старые представления не просто отмирают, они сохраняются наряду с совершенно новыми идеями.

Но меланхолия, не только представления о ней, изменилась. К традиционному недугу была добавлена космологическая надстройка новых смыслов. Вторая половина XVI и XVII век меланхолия была крайне распространена, и все более характеристика «темноты» заменялась «тяжестью» в качестве одной из определяющих. Меланхолия должна быть «наполнена тяжестью…тяжестью без причины» Bright T. A Treatise of Melancholie. New York: Theatrum Orbis Terrarum, 1969. С. 32. или «горе или тяжесть в сознании» Там же С. 32, «нежелательная тяжеловесность» Там же С. 33. Это «…надрыв, тусклость, тяжесть и томление духа» Бертон Р. Анатомия меланхолии. - М.: Прогресс-Традиция, 2005. - С. 140.. Это «лишение существования…тяжесть с ежедневным горем» Кристева Ю. Черное солнце:депрессия и меланхолия. - М.: Когито-центр, 2010. - С. 3..

Формирование нового мировоззрения было описано как переход из замкнутого мира к бесконечной Вселенной; на самом общем уровне это включало геометризацию пространства и «растворение» космоса. Для античного и средневекового мира космос был замкнутой и конечной структурой, с совокупностью существ в иерархическом порядке. Возвышенные и вечные существа заняли внешнюю область космоса, в то время как тварные, конечные существа занимают центр, находящийся на самом дальне расстоянии от Бога.

Качественное отличие места постепенно, а, в конце концов, полностью, уступает бесформенному безразличию пространства. Этот переход уже может быть заметен в работах Николая Кузанского, так в работе «Об ученом незнании» он настаивал не только на абсолютной трансцендентности Бога по отношению к созданиям, но и более конкретно, на косвенную неопределенность любой попытки упорядочения мира природы. Все суждения человека относительны, ненадежны, они искажают природу. Таким образом, Бог остается непознаваемым: «Бесконечность как бесконечность неизвестна» Кузанский Н. Большая российская энциклопедия: Николай Кузанский. т..23 изд. М.: Большая российская энциклопедия, 2013. С. 32.. Скорее появление творения дает нам увидеть себя, а не неоспоримое свидетельство божественной воли: «Мы не в состоянии понять, как Бог может явить себя нам через видимое творение…Кто может понять, как все, в то время как отличается друг от друга по причине конечной природы, являет образ единой бесконечной формы» Там же С.74.

Радикальное последствие такого взгляда: космос является человеческим образом природы, а не естественной структурой создания, это не было изначально очевидно. Но Кузанский стоит у истоков трансформации физического мира в человеческом понимании. Физический мир, который в ретроспективе, по крайней мере, разворачивает себя в течении трех веков с силлогистической необходимостью.

Последовательное движение мысли к свержению традиционных оценок человека и его отношения с Богом; в ортодоксальном христианстве, в случае Кузанского и других мыслителей, неоплатонического мистицизма Марсилио Фичино и Пико дела Мирандола, человек обладает чувством собственного достоинства, в противовес средневековому человеку после грехопадения. Человек, созданный по образу и подобию своего Творца, может и сам творить. Николай Коперник, который восхищался Кузанским, утверждал, что простота и элегантность астрономии заставляет Землю вращаться. Еще до того, как его предположение получило физическое доказательство, у него было много восторженных приверженцев, потому что это было созвучно с недавно сформулированным выражением достоинства человека. Некоторые из его последователей, Джордано Бруно и Томас Диггес были столь же смелыми, как и сам Кузанский, и пришли к выводу о бесконечности физической Вселенной.

Античное различение подлунного и надлунного, сферой более совершенных небесных тел, уступило место равномерности физической природы и бесконечности пространства. Материя была везде одинакова, распределена по всей бесконечности пространства. Новый образ космоса влияет на человека, он отдаляется от Бога. Земля вращается в космосе и не является более или менее привилегированной по отношению к другим небесным телам; поэтому она в равной степени близка как к Богу, так и к другим точкам Вселенной. Но, ни Бог, ни любое физическое тело не занимают определенного места в космосе. И поскольку космос бесконечен, Бог не может быть найден, как граница вокруг его творения. Пространство как чистое расширение не имеет морального или религиозного подтекста. Земля, наделенная бесцельным движением, порождает «пустой» мир Radden J. Nature of Melancholy: from Aristotle to Kristeva. - Oxword: Oxword University Press, 2000. С. 92..

Это фундаментальное преобразование в человеческом самопонимании было связано с трансформацией традиционных обществ, переходом от иерархических сообществ к динамическому и свободному гражданскому обществу, основанному на неограниченной взаимозаменяемости товаров. Общество как пространство и время стало чистой размеренностью взаимодействия элементов по универсальным законам природы. Гражданское общество состоит из лиц, в равной степени наделенных способностью разума, внутренней тенденцией поиска удовольствий. Космос подобным образом состоит из элементов, твердых, непроницаемых, подвижных частиц, и существует в соответствии с законами природы. Конечно, существует многообразие теорий, в которых устанавливается связь между порядком общества и физическим миром, так некоторые пытались понять систему мира (общество) с точки зрения свойств ее частиц (индивиды), другие стремились осветить структуры диалектически; такие подходы имеют современный характер.

Меланхолия, и как понятие, и как опыт, трансформируется сложным и непредсказуемым образом. На первый взгляд, может показаться, что освобождение от закрытого мира порвет с традицией меланхолии. В контексте упадка феодализма, интеллектуальной и культурной гуманизация северного и итальянского Возрождения появляются вопреки существующим представлениям об убожестве человека. Разве это не современность, которая отказывает меланхолии из-за самоутверждения автономии?

Дальнейшие размышления приводят к отказу от оптимизма. В новой картине мира природа - непреодолимое препятствие между человеком и Богом. Творец бесконечно удален в пространстве и времени, он может быть помыслен только как незримый. Человек находит самого себя в состоянии беспрецедентного внутреннего одиночества, человек вновь обращается к меланхолии.

В XVII веке в Англии издается энциклопедический трактат Роберта Бертона «Анатомия меланхолии», который открыл моду на меланхолию в поэзии, музыки, во всем искусстве. Автор перечисляет огромное количество видов уныния, вызванного страхом, предательством, тоской и разделяет меланхолию на два вида: условно повседневную, о которой пишет: «Я не занимаюсь меланхолией, которая уходит и приходит каждый раз в ситуации скорби, нужды, болезни или неуверенности» Бертон Р. Анатомия меланхолии. - М.: Прогресс-Традиция, 2005. - С. 280.. Его также не интересует другой вид, противоположный наслаждению и радости (нечто похожее на депрессию). Его труд посвящен истинной меланхолии - буйству сильных страстей. Ей присущи две составляющие: безграничный страх и бездонное отчаяние.

Иммануил Кант в «Наблюдениях над чувством прекрасного и возвышенного видит причину меланхолии в опыте конечности души, «страдающей от своей ограниченности», душа, стремящаяся к Абсолюту подвержена метафизической ностальгии. «Тот, чье чувство приобретает меланхолический характер, не потому называется меланхоликом, что, лишенный радостей жизни, он терзается в мрачной тоске, а потому, что его ощущения, если они усиливаются сверх определенной степени или по каким-то причинам принимают ложное направление, легче приводят к такому, а не какому-либо другому состоянию духа. Такой человек больше всего обладает чувством возвышенного» Кант И. Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного // Сочинения: в 6 т. / под ред. В.Ф. Асмуса, А.В. Гулыги, Т.И. Ойзермана. - Т. 2., М.: Прогресс-Традиция, 1989. - С. 23.. Таким образом, мы замечаем трансформацию понятия меланхолии: от психофизического к философскому и духовно-эстетическому феномену.

XIX в. характеризуется изменением статуса меланхолии: теперь это не болезненное состояние, причиной которого служит физический недуг, а стиль жизни, показатель привилегированного общественного положения. Меланхолик, стремящийся к одиночеству, ранее воспринимался как отверженный, теперь же это говорит о сознательной изоляции от общества, желании отдалиться от ценностей буржуазного мира. Меланхолия со всеми ее метаморфозами становится близка течению романтизма, неизменной осталась склонность к рефлексии. Так, можно встретить «блеск меланхолии, унылой грусти» у Дж. Байрона; скорбный туман, преграждающий путь к Алтарю наслаждений, в одах Дж. Китса; драматические образы одиночества и опустошенности в живописи У. Блейка и Г. Фюсли. В середине XIX в. состояние меланхолии характеризуется как отторжение и отчуждение. Романтики ощущают глубокую пустоту внутри себя, все внешнее представляется агрессивным, в попытке изоляции от мира меланхолия обретает видимые социальные черты: рушится связь между человеком и обществом, причиной этого явления служит негативное отношение к цивилизации, процессу индустриализации, заменяющему духовность.

Доктрина рационализма требует учтивой сдержанности в поведении, меланхолия также откликается на это требование. Меланхоличное мировоззрение становится особенно распространенным в последней трети века. Эстетика декаданса с духовной усталостью и опустошенностью воплощает в художественной форме ключевые тенденции эпохи. Мотивы упадка и вырождения нашли отражение в творчестве таких авторов, как Ш. Бодлер, О. Уайльд, П. Верлен, Ж.К. Гюисманс и др. В то же время принимаются попытки первого осмысления меланхолии в рамках психиатрии, в частности психоанализа. Ч. Ламброзо в работе «Гениальность и помешательство» видит в меланхолии расплату за гениальность; все великие творческие деятели были меланхоликами. Основу этой зависимости составляет «закон динамизма и равновесия», согласно которому вслед за всплеском творческой активности наступает апатия и безразличие.

С выходом работы З. Фрейда «Печаль и меланхолия» клиническая традиция набирает особую популярность и не теряет актуальности сегодня. Причиной меланхолии выступает потеря объекта любви, при этом объект не обязательно реален, в большинстве случаев нельзя точно установить, что именно было потеряно. Психоаналитик дает описание состояния меланхолии: «Меланхолия в психическом отношении отличается глубокой страдальческой удрученностью, исчезновением интереса к внешнему миру, потерей способности любить, задержкой всякой деятельности и понижением самочувствия, выражающимся в упреках и оскорблениях по собственному адресу и нарастающим до бреда ожидания наказания»Фрейд З. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. - С. 179.. При меланхолии опустошается само Я, это явление сопровождается нарциссизмом и манией.

Мы видим, что к XX веку уже сложился комплекс подходов для интерпретации феномена меланхолии, но переход в новую эпоху привнес в понятие меланхолии новые симптомы, которые ассоциируются с белым цветом - бездонная пустота и отсутствие смысла: «Белая меланхолия, в отличие от серой, не имеет иллюзий. Она не верит, что человек лишь потерял контакт с истинным «Я», она ставит под сомнение сам факт существования чего-либо истинного Юханнисон К. История меланхолии: О страхе, скуке и в прежние времена и теперь. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 203.». С крахом доктрины рациональности индивид с новой силой обращается к вечным вопросам.

Появление нового общества, общества потребления, вынуждает рефлексирующего человека уйти в себя ради собственного спасения. Снова возникают страхи и сомнения у человека, потерявшего опору в жизни. Европейская культура оказалась на сломе эпох: «Настоящим страданием, настоящим адом человеческая жизнь становится только там, где пересекаются две эпохи, две культуры и две религии. … Есть эпохи, когда целое поколение оказывается между двумя эпохами, между двумя укладами жизни в такой степени, что утрачивает всякую естественность, всякую преемственность в обычаях, всякую защищенность и непорочность!» Гессе Г. Степной волк. М.: АСТ, 2008. С. 25.. Герман Гессе рассуждает именно о таких героях: они вырваны из привычного уклада жизни, морали и привычной цивилизации, которая на самом деле была иллюзорной, слом эпох выражается в их внутреннем расколе. Главный герой романа «Степной волк» разрывается между порядочным гражданином и диким зверем, светом и тьмой - знакомые мотивы прошлого, отождествляемые с меланхолией. Интересно замечание С. Аверинцева: «история Степного волка рисует недуг, но не такой, который ведет к смерти, не конец, а обратное этому - выздоровление» Аверинцев С. С. Путь Германа Гессе// Г. Гессе Избранное. М.: Художественная литература, 1977. С. 15.. Из этого мы можем сделать вывод, что симптом кризиса - это лучший способ его преодоления. Избавиться от меланхолии - значит невозможность интегрирования в реальность, одиночество и замкнутость.

Юлия Кристева в работе «Черное солнце» создает свою теорию меланхолии или депрессии ( она говорит о размытости границ этих понятий, и следовательно о трудности их различения, в ее размышлениях фигурирует концепт, некая общность двух понятий), опираясь на теорию Фрейда. Хотя она рекомендует использовать химические вещества - антидепрессанты до момента, когда психотерапевтическая работа становится возможной; Кристева видит депрессию (меланхолию) не как болезнь, лечащуюся препаратами, а скорее как дискурс, который нужно слушать и анализировать. Такая точка зрения ближе к Фрейдизму, нежели к медицине. Психоаналитическая теория Фрейда приходит к выводу, что меланхолия скрывает ненависть к потерянному объекту любви. Через механизм идентификации агрессия направляется внутрь на объект, интроецированный в Я, приводя к ненависти к себе.

Фрейдистский психоанализ занимает центральное место в «Черном солнце», тем не менее, работа Кристевой выходит за рамки этого изначального психоаналитического понимания: скрытая ненависть к потерянному объекту любви. Работая с собственными клиническими наблюдениями, а также с исследованиями Андре Грин, Кристева пытается идентифицировать и теоретизировать другую форму депрессии, нарциссической меланхолии. Кристева является феминисткой, делая акцент на материнском объекте. Статус Отца как категории и образа снижается в ее схеме, и стресс переносится на мать и доэдипальную стадию, до отнятия от груди и начала права отца и символов. В «Черном Солнце» депрессия характеризуется отрицанием нормального протекания детства. Отрицание - инфантильное признание потери единства с матерью.

Материнский объект оказывается не совсем объектом, а «потерянной Вещью» - пре-объектом - архаической памятью об идентичности с матерью перед неизбежным эмоциональным отделением от нее. Нормальный ребенок оставляет лоно, чтобы встретить мать в царстве представлений, то есть мире языка и символов. Если же он не соглашается оставить мать, то нельзя говорить об удачной разлуке и приобретении языка, компенсирующего потерю матери. «В идеальном случае говорящее существо составляет единое целое со своей речью: разве не является речь нашей второй природой? Напротив, высказывание больного депрессией представляется для него чем-то вроде чужеродной кожи -- меланхолик является чужаком в своей собственном родном языке. Он потерял смысл -- значение -- своего родного, то есть материнского языка, поскольку не смог потерять мать. Мертвый язык, на котором он говорит и который предвещает о его самоубийстве, скрывает Вещь, похороненную заживо» Кристева Ю. Черное солнце:депрессия и меланхолия. - М.: Когито-центр, 2010. - С. 179.. Кристева пишет о депрессии как о неспособности проигрывать, оставлять. «Меланхолия завершается в асимволии, в потере смысла -- если я не способен переводить и метафоризировать, я умолкаю и умираю».

Язык депрессии повторяющийся, пустой и монотонный. Человек в состоянии депрессии умеет использовать знаки, однако он с высокой степенью ясности видит произвольный характер смысла в знаках. Для него язык абсурден, двусмысленен и бессилен. «Говорю, -- часто заявляла она, -- как будто слова вот-вот кончатся, у меня чувство, что я сейчас выскочу из собственной кожи, однако основание моего горя остается нетронутым» Там же. С. 208.. Для Кристевой как профессора лингвистики и психоанализа язык играет фундаментально важную роль. Ее взгляд отличается от Лакана, она утверждает, что бессознательное не структурировано как язык. Аналитик должен учитывать аффекты, настроения, тона, ритмы и паузы в речи пациента.

В ее анализе Гольбейна, Жерара де Нерваля и Достоевского, Кристева выходит за рамки лингвистики и клиники и говорит, что меланхолия является важным психическим источником для художественного вдохновения. Хотя потеря стимулирует художественное воображение, создание художественных и литературных текстов также представляет собой борьбу против депрессии: «Когда творческая борьба с депрессией в области воображения (искусства, литературы) наталкивается на этот порог символического и биологического, мы замечаем, что повествование и рассуждение начинают подчиняться первичным процессам. Ритмы, аллитерации, сгущения оформляют передачу сообщения и информации. Поэтому не свидетельствует ли поэзия и стиль вообще, несущие подобную тайную отметку, о депрессии, пусть и (временно?) побежденной?» Кристева Ю. Черное солнце:депрессия и меланхолия. - М.: Когито-центр, 2010. - С. 156..

Таким образом, мы убедились в том, что дискурс меланхолии имеет долгую историю, берущую начало в гуморальных теориях Древней Греции. Хотя и были некоторые сдвиги парадигмы в этой истории, новые понимания или теории накапливались, иногда соединяясь друг с другом, создавая ситуацию, в которой противоречивые теории и подходы сосуществовали в один из моментов истории. Не смотря на эту несколько спутанную сцену, мы обнаруживаем замечательную согласованность в описаниях базового эмоционального опыта в сочинениях от Гиппократа через Марсилио Фичино, Роберта Бертона вплоть до недавних исследований антидепрессантов. Создана общая картина симптомов меланхолии: для Галена - это страх и уныние, регулярно упоминаются чувство безнадежности, неспособность испытывать удовольствие или поддерживать интерес, ненависть к себе, чувство вины или стыда, склонность к самоубийству, а также ряд физических трудностей, таких как нарушение сна, холод в руках и ногах. Если в описании определенного опыта имеется некоторая последовательность, то, как мы увидели, проявляется несогласованность в понимании происхождения меланхолии. Стоит заметить, что в этой работе я сосредоточилась на одном конкретном моменте в этой истории, когда меланхолия связана с проблемой потери.

Глава 2. Психоаналитическое исследование меланхолии в работах З. Фрейда

Печаль и потеря давно ассоциируются с понятием меланхолии. В теории меланхолии только некоторые авторы называют потерю причиной меланхолии. Так, в Х веке исламский врач Исхак ибн Имран упоминает о потере близких или ценной вещи как о потенциальном факторе возникновения меланхолии. В XVII веке влиятельный врач Феликс Платтер, цитируемый Р. Бертоном, отмечает, что длительное горе может привести к меланхолии, и наблюдения других исследователей подтверждают это. Тем не менее, в приведенных случаях связь между меланхолией и потерей остается на уровне клинического наблюдения, она не была включена в теорию меланхолии.

Таким образом, утверждение Фрейда о том, что неспособность горевать о потерянном была причиной меланхолии, представляет собой существенный отход от предыдущих теорий. Несмотря на это, Дженнифер Радден замечает несколько общих черт с предыдущей традицией, а именно, не дается точная дефиниция меланхолии, «…выбирая характер Гамлета в качестве примера, он признает, что меланхолик обладает более острым глазом, нежели другие, которые не в состоянии меланхолии» Radden J. Nature of Melancholy: from Aristotle to Kristeva. - Oxword: Oxword University Press, 2000. - С. 283.. Его утверждение о том, что меланхолия не естественна, но является результатом психической обработки субъективных переживаний потери встало в оппозицию по отношению к физиологическим теориям. Каган В. Е. Искусство жить: Человек в зеркале психотерапии. М.: Альпина нон-фикшн, 2010. С. 311.Для иллюстрации своей теории Фрейд обращается к литературным произведениям, соединяющим потерю и меланхолию, например, «Страдания юного Вертера» и «Гамлет», которого он упоминает в работе «Печаль и меланхолия». Призрак отца Гамлета существует в мире, для Фрейда - в психике. Фрейд производит наблюдение и теоретизирование нового вида опыта, в котором трудно поддающаяся оплакиванию потеря становится центральным элементом жизни и влияет на природу и структуру субъективности.

Установив связь между потерей и меланхолией, Фрейд различает меланхоличную и немеланхоличную потери. Он начинает с печали: «Печаль является всегда реакцией на потерю любимого человека или заменившего его отвлеченного понятия, как отечество, свобода, идеал и т.п.» Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе. М.--Пг., 1923, с. 175.. «Нормальный аффект печали» отличается от «болезненного состояния ума» временными факторами: потерей интереса к внешнему миру, к другим людям, к деятельности и любви. Выход из состояния печали Фрейд видит в процессе, который называет «работой печали» и изображает ее следующим образом: «…исследование реальности показало, что любимого объекта больше не существует, и реальность подсказывает требование отнять все либидо, связанные с этим объектом» Там же С. 176.. Это трудоемкий процесс, поскольку: «человек нелегко оставляет позиции либидо, даже в том случае, когда ему предвидится замена» Там же С. 177.. Несмотря на то, что в печали: «При нормальных условиях победу одерживает уважение к реальности…» Там же С. 177., это все еще медленный, болезненный и сложный процесс.

Если либидозная привязанность, с точки зрения Фрейда, означает связь с объектом, то печаль предполагает трудоемкий процесс отделения и выздоровления: «Каждое из воспоминаний и ожиданий, в которых либидо было связано с объектом, приостанавливается, приобретает повышенную активную силу, и на нем совершается освобождение либидо» Там же С. 178., так что может установиться новая связь с другим объектом. До того как завершится процесс отделения: «…утерянный объект продолжает существовать психически» Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе. М.--Пг., 1923, С. 179.. Славой Жижек в статье «Melancholy and the Act» пишет, что в то время как Фрейд рассматривает печаль и меланхолию в соответствии в рамках нормальности и патологичности, сам Жижек в отличие от традиции, открытой Фрейдом, отдает концептуальное и этическое первенство меланхолии. Печаль, продолжает Жижек, - это вид предательства, второе убийство (потерянного) объекта; в то время как меланхолик остается верным, он сохраняет ценность, даже если этот опыт для него опустошителен Ћiћek S. Melancholy and the Act. London: Critical Inquiry, 2000. С.669. Фрейд также делает замечание о сильном сопротивлении, в результате которого реальность отходит на второй план и: «объект удерживается посредством галлюцинаторного психоза, воплощающего желание». Получается, что мы делаем вид, что объект еще с нами для того, чтобы отделиться от него. Когда «работа печали» завершается, реальность побеждает, и скорбящий может двигаться дальше, чтобы создавать новые либидозные привязанности. И здесь интересным будет замечание, сделанное Тэмми Клиуэллом: «… текст Фрейда предполагает, что люди, которых мы любим неизбежно заменяемы» Clewell T. Mourning Beyound Melancholia: Freud`s Psychoanalysis of Loss // Journal of the American Psychoanalytic Association. 2004. №52. С. 48.. Также нужно заметить, что термин либидо до конца не прояснен, а остается расплывчатым. Фрейд использует термин либидо, говоря об энергии, сексуальном инстинкте, как оно направлено на объект и переведено в сферу психического. Красавский Н. А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. Волгоград: Перемена, 2001. С. 365.