Стратегия жизни

Ответить на эти вопросы можно, лишь определив, как именно жизненные ценности, потребности человека соотносятся с общественными требованиями и нормами. А потребности человека и нормы часто вступают между собой в «не вполне» разрешимое противоречие. Если в процессе деятельности достигается предмет удовлетворения потребности, наступает чувство как личностного, так и социального «насыщения», то удовлетворенной, «насыщенной» предметом активности быть не может, это уже не активность. Но что движет активностью, если не предмет? Будучи направлена на деятельность, которая имеет дело с предметом, активность определяется субъектом. Человек, являясь субъектом своей жизни, способен также и к контролю над своей активностью. Однако активность, сводящаяся (со стороны субъекта) только к контролю, не может привести к выбору конструктивных способов деятельности. Посредством своей активности человек добивается, «выговаривает» такие условия для деятельности, достигает такого уровня и качества ее осуществления, такой степени ее конструктивности, чтобы она отвечала его устремлениям, намерениям, критериям. Именно эти усилия по преодолению трудностей, достижению высокого уровня качества деятельности, по ее совершенствованию приносят человеку удовлетворение (а не только результат деятельности).

Получая удовлетворение от характера деятельности, а не только от ее результата, личность благодаря активности не впадает в полную зависимость от социальных требований и установок, а приобретает новые способности разрешения социально-психологических противоречий, новые способы соотнесения себя с другими людьми, утверждается в правильности своей позиции, убеждается в ее адекватности жизни.

Поэтому мы говорим, что основным свойством активности является ее принадлежность человеку, субъекту, вне которого она не может существовать. Следовательно, субъекту активности присущи все характеристики субъекта деятельности (психические, моральные, социальные, профессиональные и т.д.), но только более личностно окрашенные, личностно направленные 1.

Именно субъект определяет требуемое «количество» активности для различных форм деятельности (на производстве, в быту, в семье), «качество» этой активности, т.е. гарантирует меру активности соответственно масштабам решаемых задач.

Определяя активность как особое качество субъекта в системе его социальных взаимодействий, нужно подчеркнуть ее координирующую роль. Активность служит «посредником» между элементами системы (деятельностью, общением и т. д.), той необходимой мерой социальных и личных взаимодействий, посредством которой они осуществляются оптимально, с «наименьшими потерями и затратами». При таком взаимодействии трудно определить, какой из элементов системы является ведущим, а какой -- ведомым. Обычно считается, что личные желания отступают на задний план при выполнении социально необходимых требований.

Однако реально в структуре активности одних людей преобладает желание, других -- чувство долга, обязанности, и каждый в целом знает о себе, что все ему дается только трудом (другой же достигает (всего скорее на основе желания, третий -- по долгу и необходимости). В целом же у каждого в активность входят свои «пропорции» усилий, желания и необходимости.

Активность возникает как жизненное образование личности, осознающей (теоретически или на опыте), что все необходимое от общества она получает благодаря своей деятельности (труду), что ею она обменивается с другими людьми. Однако смысловое (содержание этой активности всегда индивидуально: «служить другим своим трудом», «всего добиться своим трудом», «трудиться на себя» и т.д. Активность вызывается потребностью в деятельности, представляет собой высший по отношению к деятельности уровень, но ее характер определяется и опосредствуется высшими жизненными потребностями. Но когда деятельность еще не сформировалась, когда не сложилась еще сама личность, ее высшие жизненные потребности, то активность может выступать не в функции координатора, а в (функции дезинтегратора жизни человека. В этом смысле она может не иметь своего предмета, не проявляться ярко в конкретном виде деятельности.

Однако если беспредметная деятельность (кроме деятельности общения), на наш взгляд, является социально бесперспективной, то беспредметная активность -- явление социально опасное, социально нежелательное. Беспредметная активность проявляется в формах отклоняющегося поведения (в различных формах социального неучастия, в уходах от решения проблем, в «отказах», «бойкотах» и т.д.), в формах активного отрицания «навязываемых» авторитетов, правил, норм социальной и личной жизни, изначальной (априорной) нигилизации общественного мнения и т.д.

Такие формы активности обладают высокой привлекательностью (особенно у подростков, для которых подобный «нигилизм» становится не только своеобразной жизненной позицией, но и «социальной нормой»), «заразительностью» при создании различных «группировок» не по интересам, а на основании априорного отрицания всего и всех. Не случайно в юридической практике «бездействие» часто приравнивается по тяжести «содеянного» к «действию противоправному», т.е. оценивается как «бездействие преступное». Поэтому, определяя равнодушие, мы имеем в виду отсутствие активности или ее социальную беспредметность, бесперспективность. Желание сохранить свою «независимость», автономию (особенно ярко проявляющуюся у подростков) осуществляется социально адекватно, социально оптимально не на путях выявления того, «насколько» и «в чем» «я завишу или не завишу» от окружающих, а в осознании содержательных задач своей жизни, что является единственным условием для сохранения такой автономии.

При этом гарантом независимости выступает личностная целостность, интересность, значимость личности, прежде всего, для самой себя, а уже потом -- для других. Потребность в такой целостности (именно в целостности, а не в независимости) является показателем сформированности социальной активности человека, его готовности к социальным взаимодействиям, которые, таким образом, не только не препятствуют развитию его дальнейшей активности, а, напротив, способствуют ей.

М. М. Бахтин так описал достижение личностью целостности в жизни: «Когда человек в искусстве, его нет в жизни, и обратно. Нет между ними единства и взаимопроникновения внутреннего в единстве личности. Что же гарантирует внутреннюю связь элементов в личности? Только единство ответственности.

За то, что я пережил и понял в искусстве, я должен отвечать своей жизнью, чтобы все пережитое и понятое не осталось бездейственным в ней» 2. Бездейственная, ненаправленная активность социально и личностно «обречена», потому что не имеет своей цели, своего предмета и соответственно не имеет своего удовлетворения.

Активность проявляется различным образом и в том, насколько целостно личность моделирует не только себя, но и свою жизнь, связывая воедино ее сферы, циклы, события, занятия и т.д. В одних случаях активность реализуется действенно-практически, в других -- структурно-умозрительно (человек без конца переделывает свои планы, вместо того чтобы начать действовать). В одних случаях личность больше рассчитывает на других, в других -- на себя, на свои жизненные «опоры». Такими «опорами» могут выступать как внешние (коллектив, группа, культура, традиции и т.д.), так и внутренние (ценности, потребности, установки, мотивы личности и т.д.). Способы моделирования личностью жизни с помощью активности могут быть самыми различными: осознанными или неосознанными, последовательными или стихийными, рациональными или случайными. Стихийность, например, может проявляться в следовании как внешним событиям, так и внутренним порывам, влечениям, капризам, в чем и проявляется стратегия жизни.

В системе жизненных отношений формируются и характеристики самого субъекта (с точки зрения его целостности), и способы построения (моделирования) жизни, а также ценностные характеристики различных сфер этой жизни (труда, конкретной профессии как личностно значимых для данного человека). Формирование жизненной позиции (как целостности личности и ее жизненных отношений) в дальнейшем определяет то, насколько успешно личность находит свое место в жизни (в соответствии с системой своих жизненных ценностей), насколько адекватно она самовыражается в жизни.

Осуществляемая на протяжении всей жизни человека активность (как и деятельность) имеет длительный, пролонгированный характер. Однако «пики» и «спады» активности отнюдь не всегда соответствуют реальному, «биологическому» возрасту человека, его возможностям. Так, например, большое мужество и стойкость в преодолении тяжелых недугов проявил известный советский спортсмен Ю. Власов, сумевший найти в себе силы не только для того, чтобы отодвинуть смерть и болезнь, но и для того, чтобы продолжить жизнь, достойную человека. Часто в старости человек еще активно трудится, а молодой выглядит стариком из-за неспособности (нежелания) найти свое место в жизни. Мотивация достижения у некоторых инвалидов от рождения (слепоглухонемых) оказывается подчас намного выше, чем у здоровых людей. Так, например, О. Скороходова сумела не только выйти из «полного мрака», как она определяла свое «существование» до того, как попала в специальную школу, но и добиться высоких научных степеней и званий, стать полезным и полноценным членом общества 3.

В течение жизни личности активность приобретает различную направленность в связи с ориентацией на конкретные достижения (материальные блага, карьеру и т. д.) или на высокие духовные ценности. Активность отвечает не только на вопрос, как человек делает дело, но и на вопрос, зачем и почему. Преследуя одни и те же цели, люди исходят из разных причин и связывают их достижения с реализацией совершенно различных дальнейших жизненных планов. Именно поэтому различны и смысловая нагрузка этих целей, и усилия, вкладываемые в их достижение (одна мать имеет целью вырастить ребенка ради его будущей жизни, другая -- ради того, чтобы иметь опору в будущем себе, и т.д.).

Так, в проведенных болгарскими психологами исследованиях различных типов взаимных оценок подростков 9--10-х классов выявилась зависимость этих оценок от активного субъективного переживания этих оценок подростками. Ориентация на высокие оценки наблюдалась у одной группы подростков (ожидание) и отсутствовала у другой группы. При этом у второй группы (не ориентированной на высокие оценки) выявилось отношение полной пассивности как к полученным оценкам, так и к объективным результатам своей работы. Активная позиция других школьников проявлялась не только в ориентации на похвалу своих товарищей, но и в достижении высоких результатов своей работы. При этом в группе активных выявились те, кто хотел «доказать» объективно высокую значимость своей работы, те, кто хотел «оправдаться» в ее недостаточно высокой значимости, те, кто ожидал оценки «молча», и т. д. Все эти типы показали разные уровни проявления активности в соответствии с уровнем своих притязаний, ожиданий и т.д.

В другом исследовании прослеживается зависимость психического напряжения от состояния готовности (неготовности) человека к стрессовым ситуациям, от того, насколько была сформирована (не сформирована) своя позиция до наступления стресса 4. Активность при этом выступала как способность личности преодолевать негативное влияние стрессовой ситуации. Особо выделяется «предшествующая» («последующая») активность, как предпосылка готовности личности к преодолению трудностей. При этом замечено, что меняется не только время проявления активности (ее реализация), но и характер ее проявления (направленность). Зависимость направленности активности от внутренних характеристик личности в условиях стресса заметно возрастает.

Таким образом, оценки других людей влияют на формирование активности (различных ее уровней) только через их адекватное восприятие и при наличии заинтересованности в них человека. Основой формирования активности (притязаний) в труде, в профессиональных достижениях является сравнение себя с другими. Такое сравнение может быть неадекватным: занижение чужих достижений и переоценка собственных.

Это особенно остро, как отмечалось, проявляется во взаимоотношениях детей и родителей в семьях крупных ученых, художников, т. е. лиц, имеющих общественное признание. Очень часто подростки в таких семьях лишены собственных идеалов, планов, заменяя их планами, целями взрослых. Происходит раннее «взросление» детей, лишение их психологической перспективы. Как показывают исследования венгерских социальных психологов, у таких детей возникает ироническое отношение как к своим достижениям, так и к достижениям своих сверстников, происходит обесценивание мотива учебы, возникают механизмы личностной защиты, оправдывающие собственную пассивность, собственную позицию 5.

Исследования детей в группах ЗУР (с задержкой умственного развития) показали, что учеба в школах обычного типа трудна для них не объективно (задержка умственного развития не предполагает умственной отсталости), а субъективно, из-за той репутации, которая дается им в «нормальной» школе как «изначально» неспособных, непригодных к учебе, безнадежных. В школе для умственно отсталых детей такие учащиеся приобретают репутацию отличников, чувствуют себя хорошо. Поэтому и оценки окружающими деятельности (активности) детей и подростков особенно важны для повышения мотивации, усиления у них чувства собственного достоинства, а в результате -- для формирования адекватной, правильной самооценки.

В психологии остается нерешенной проблема целесообразности применения тестов для исследования, в частности умственных способностей (как фиксирующих лишь данный уровень знаний и не учитывающих динамику развития) ребенка. К сожалению, практика тестирования иногда принимает и негативную, скрытую форму, когда решается вопрос о профессиональной пригодности человека не только на основе объективных данных, но и с привлечением посторонних оценок, основанных на личном отношении, личных впечатлениях и т.д.

Неадекватно оцениваемые в детстве личности с обостренным самолюбием, с высокой ранимостью сами начинают неадекватно оценивать окружающих, причем объективные представления о справедливости или несправедливости уступают место чувству личной неприязни, желанию «отыграться» за прошлые неприятности. Такие личности направляют свою активность на «компенсацию» своих «прав» и «привилегий», не отнимаемых у них в данный момент, но которые, вероятно, ущемлялись в какой-то более ранний период жизни. Происходит своеобразный «перенос» психологически нереализованной активности в более поздние периоды жизни, принимающий компенсаторную форму. Активность может принимать и иные, превращенные формы (помимо компенсаторной), свидетельствующие о «дефиците» активности в определенной области жизни (профессиональной) и переносе ее в сферу личную, когда невозможность для личности реализовать свою активность в какой-то одной социальной роли влечет за собой отказ от нее либо замену ее другой, подчас совершенно неадекватной личностным способностям, но приносящей ей чувство социального признания и личного удовлетворения (удовлетворение самолюбия).

Личности, получившие в свое время адекватные оценки, признающие их «право» быть самими собой (что особенно необходимо в детском возрасте), начинают оценивать окружающих также объективно, причем их взаимодействие с ними осуществляется не по принципу «кто -- кого», конкуренции, как у личностей с ущемленным самолюбием, а на основе здорового соперничества, состязательности, «спортивного интереса». У таких людей возникает потребность не в компенсации своих «недостатков», а в приумножении своих достоинств (в пополнении знаний, в расширении кругозора и т. д.). Изменения в деятельности, ее совершенствование происходят не путем постоянных «доказательств» и отстаиваний своих «позиций» (умру, но не уступлю), а путем повышения активности в плане изменения ее качественных характеристик. При этом постоянные усилия в своей деятельности на предыдущих этапах приводят к удовлетворенности на последующих. Так, активность проявляется в повседневной жизни, не требуя каких-то специальных «жертв» от человека, но давая ему постоянно видимые, реальные результаты его деятельности. Такой результат активности (в деятельности) необходим человеку не только для чувства удовлетворения, но и для адекватной оценки своих способностей, для повышения дальнейшей активности.

Таким образом, активность зависит как от внутренних предпосылок, так и от внешних условий (от их соотношения, дающего различные типы проявления активности), приводящих к ее оптимизации, качественному росту. Учитывая реальные результаты активности, человек испытывает такое чувство удовлетворения, которое поднимает активность на новый уровень, развивает ее мотивационную сферу, совершенствует способность саморегуляции.

Различные комбинации внутренних и внешних условий (социально-психологических предпосылок) показывают, как последние превращаются в социально-психологические установки, ожидания и т.д. Включенность в активность таких психологических особенностей, как мотивы личности, ее направленность, способности, ценностно-смысловые ориентации, определяет, таким образом, уже собственно психологическую характеристику активности. Преломляясь через «субъективные» особенности и качества человека, осознаваясь им, социальные оценки выступают для него либо в роли стимула, либо в роли тормоза (в зависимости от установок, от уровня целостности его личности, от психологической готовности к принятию помощи).

Из «арсенала» внутренних характеристик личности особую роль в росте активности играют ее мотивы. Но обычно мотив связывается с деятельностью, рассматривается как побуждение к ней. Если в структуре деятельности мотиву отводится определенное место, то каково же соотношение мотива и активности? Не является ли оно «чистым» тождеством -- «что захотел, то и сделал»? Активность, охватывая всю сферу социально-психологических взаимодействий личности (с обществом, с собой), «представлена» совокупностью мотивов. В составе активности мотивы «расставлены» по своим ценностным «местам»: хочу одного за счет другого, хочу того, но не хочу терять этого, хочу того и другого, но не знаю, чего больше. В активности всегда представлена иерархия мотивов, их «первоочередность», но у одного -- для самого себя, у другого -- с точки зрения внешних требований. Когда же человек сбивается с этой «очередности», делая вразброд одно (что успею) для ситуативных требований, он «сбивается» и раздваивается в своей активности. Внутренняя борьба мотивов составляет благоприятный фон активности, пока она остается «внутренней». Однако если человек не в состоянии сам решить, в каком направлении ему желательно действовать, то «борьба» вместо усиливающей роли в отношении активности превращается в ее тормоз (в этом случае «борьба» выходит во «внешний» план, так выявляется неспособность личности сделать выбор).

Таким образом, соотношение активности и мотивов может приобретать (естественно, после того, как выбор сделан) либо гармоничный, либо противоречивый характер. И если такие противоречия (борьба) мотивов на этапе формирования активности способствуют ее росту (как в ценностно-смысловом, так и в контрольно-действенном плане), то на этапе реализации активности такая «продолжающаяся борьба» превращается в ее тормоз.

Как же осуществляется выбор мотива: на основе уже выбранного способа активности или одновременно с ним? Действительно, невозможно предположить, что «сначала» личность «улаживает» все вопросы, связанные с активностью, затем -- с мотивами, с потребностями и т.д. Такая картина была бы не только антинаучна, но и нежизненна. Сложность жизненных выборов (мотивов, целей, способов активности) заключается именно в их одновременности, в необходимости приведения в действие всего «механизма» сразу, а не по частям. Поэтому, формируя активность, нельзя руководствоваться теми мотивами, которые продиктованы сиюминутными желаниями («хотениями») или только рассудком, так как в процессе реализации активности уже бывает поздно что-либо менять (лишь бы доделать до конца). Отсюда понятно, почему неадекватно и несвоевременно мотивированная активность не приносит удовлетворения.

Какова же роль собственно активности в выборе мотива? В роли «посредника» между деяниями личности и требованиями общества активность осуществляет наиболее оптимальное (или неоптимальное) соотнесение привлекательности для личности деятельности и ее общественной значимости. Осуществляя такое соотнесение, личность может «склонять чашу весов» как в одну сторону (личной привлекательности), так и в другую (общественной значимости). Роль активности как «посредника» в осуществлении того или иного выбора предполагает, что личность «не сидит и не ждет у моря погоды», пока в результате борьбы мотивов один «да победит», а активно пытается их «примирить», найти общие интересы, общие тенденции. При этом личность активно включается в процесс выбора (целей, средств, мотивов) не только своевременно (с точки зрения социальных требований, «заказов»), но и адекватно своим желаниям.

Особый интерес для раскрытия природы активности представляют нереализованные мотивы (в отличие от мотивов избегания, проявляющихся в форме отказов, уходов и т. д.). Причины нереализованности мотивов могут быть различны, хотя главными являются их несвоевременность и неадекватность как внешним требованиям, так и внутренним запросам. Нереализованные в нужный момент мотивы (или мотив) приобретают форму скрытой, латентной, активности, когда ее внешняя утрата (угасание) не является свидетельством утраты внутренней и на этапе своего «возрождения» она может усиливаться за счет потенциала, накопленного в скрытый период. Нереализованный мотив может выступать предпосылкой, источником «возрождения» активности. Поэтому зависимость мотива и активности взаимна. Нельзя сказать, что направление их зависимости идет от мотива к активности или наоборот. Это регулируется самой личностью в соответствии с ее целями, установками, позицией. Нереализованность мотива становится причиной перехода внешней активности во внутренний план, «отодви-нутости» выполнения намеченного (во времени, в целях и т.д.) на другом этапе (уровнем выше или ниже). Такая «отодвинутость» не является угрозой активности, она выступает скорее испытанием, проверкой ее на прочность.

Однако иногда, не успев осуществить задуманное, мы с ужасом вспоминаем о своих «недавних планах», благодарим судьбу, которая вовремя остановила нас. Такая активность, разумеется, не требует ни перехода «внутрь», ни тем более «возрождения». Регуляция жизни человеком осуществляется им как в ценностно-смысловом, так и в контрольно-действенном отношении (причем этот контроль происходит за счет личностной саморегуляции активности). Поэтому можно сказать, что структурно саморегуляция и активность представляют собой как бы две взаимодополняющие стороны.

Активность (в любой форме) стремится к снятию личностной неопределенности, незавершенности (при осуществлении какой-либо деятельности), и в этом случае излишняя саморегуляция выступает своеобразным тормозом активности (если неопределенность уже «снята», то саморегуляция выступает стимулом для дальнейшей активности). Однако саморегуляция не ограничивается только контрольными функциями. В процессе саморегуляции личность «принимает в расчет» не только «нужное количество, меру активности», но и учитывает свое состояние, возможности, всю совокупность мотивов, социально-психологических ориентации и т.д.

Следовательно, механизмами саморегуляции личность охватывает всю совокупность своих жизненных отношений, проявлений, тенденций. Так, например, в случае негативных оценок со стороны общества у человека с ориентацией на успех происходит падение активности, а у человека, ориентированного только на личные достижения, активность не меняется. С помощью саморегуляции личность определяет «нужную меру» соотношения значимости для себя и общественной полезности, выбирая соответствующую форму проявления активности.

Каким образом осуществляется оптимальное взаимодействие внешних требований и внутренней активности? Что происходит, когда общественные нормы подавляют личность, ограничивают ее активность? В этом случае (типичном для недавнего периода жизни нашего общества) происходило не только внешнее ограничение активности, не только возрастание внешнего контроля. Приходится признать, что общественные структуры и приведение в действие людей были таковы, что разорвали органическую целостность структур психики и личности. Естественная связь желания и действия была разорвана, человеческое «я» оттеснено или вытравлено, активность либо парализована, либо стимулировалась особыми внеличностными механизмами. Эти глубочайшие изменения психики и личности привели к деструкции эмоций и мотивации, которые непосредственно побуждают деятельность. В результате возникли совершенно особые способы пассивного осуществления деятельности, превращенные, парализованные формы активности. Активность, благодаря которой в обычных условиях личность целостным образом структурирует деятельность, включая в нее все свои способности, соподчиняя более близкие и отдаленные, более и менее значимые цели, определяя роль данного вида деятельности в удовлетворении потребностей, ее место в решении жизненных задач и т.д., оказалась расщепленной, деформированной благодаря потере личностью роли субъекта деятельности. Только при наличии этого качества, при возможности для личности выступить полноправным субъектом деятельности возможна подлинная гармоничная активность. Разные типы людей могут иметь преимущества или недостатки в своей активности сравнительно друг с другом в том или ином отношении. Но эти недостатки компенсируемы их сильными свойствами, неразвитые формы могут быть развиты. Иное дело -- деформация активности, которая возникает в силу двух причин -- деформации деятельности и деформации самой личности. В первом случае происходит отчуждение деятельности от личности до такой степени, что она лишается возможности ее целостной организации. Имея собственные мотивы, человек вынужден осуществлять чуждые ему цели, имея цель, он не имеет мотива и желания ее достичь. Он лишен возможности предвидеть результат деятельности и не имеет доступа к контролю за его достижением, который, скажем, уже передан другому лицу. Так разрушается естественная структура его деятельности, затем потребность в ее осуществлении, а затем и сама активность. Во втором случае деформируется сама личность, ее высшие потребности теряют свой ценностный характер, перестают удовлетворяться, требуют извращенной компенсации и т. д. Для самого человека происходит обесценение и результатов его труда, и его усилий, и способностей, опыта. Исчезает потребность совершенствования деятельности, своего мастерства.

Если личность в состоянии сохранить позиции субъекта, оказавшись даже в ситуациях ограничения своей деятельности, вмешательства в нее извне, разрушения ее целостности, гарантом этого оказывается целостность ее личности. Тогда она начинает прибегать к особо сложным стратегиям защиты своей деятельности, готовности к вмешательству в нее и т.д. Находясь в состоянии постоянной «готовности» (к трудностям, к препятствиям, к конфликтам), личность обеспечивает постоянный уровень активности. Состояние внутренней «готовности», мобилизованности является своеобразным социальным гарантом, условием того, что «внезапно обрушившиеся» на человека социальные требования не явятся непосильными, угнетающими, подавляющими (парализующими) активность. Личность в состоянии психологической готовности способна действовать не только адекватно задачам, но и своевременно. Осуществляя подобную «тактику» в планировании активности, личность не останавливается только на готовности всего своего «психологического арсенала» (состояний, направленности, мотивов, ориентации), а вырабатывает целостную программу, в которой готовность выступает только как один из компонентов.

Эта программа, возникая вначале как средство для реализации социальных «заказов», в дальнейшем используется для «нужд» самой личности. Она касается, прежде всего, вопросов планирования (в условиях как общего дефицита активности, так и ее частичного дефицита), правильной «расстановки» своих сил и возможностей, учета и контроля за реализацией этих возможностей адекватно характеру поставленных задач, и соответствия их своим мотивам, ценностям. Однако было бы ошибкой предполагать, что подобные программы возникают как следствие недостатка активности. Осуществляя программу, личность постепенно приобретает навыки в области прогнозирования (как собственных проявлений, так и общественных тенденций). При этом происходит мысленное сопоставление процесса своей деятельности с ее возможными социальными последствиями, жизненно значимых для личности задач с социально-требуемыми; определяется возможность переноса отдельных звеньев (участков) деятельности (во времени, месте и т д.), сравнение собственной активности с активностью окружающих.

Наиболее опасной для личности формой регуляции активности является ее умышленное снижение, обусловленное социально-психологическими установками типа «экономь силы», «не вылезай» и т.д.

Обрисовав кратко механизмы социально-психологических взаимодействий личности и общества в условиях вынужденного дефицита активности, остановимся на некоторых индивидуальных причинах (источниках) его возникновения. Причины ограничения личностной активности в большинстве случаев следует искать как в области дефицита общения, так и в различных формах его искажения (в нарушении пропорций, в доминировании). В условиях дефицита общения нарушается нормальное развитие активности, отягощающееся деструкциями психологических состояний человека. Это, прежде всего, относится к личностной депривации (например, в изоляции ребенка от матери), когда депривация является причиной падения активности (отсутствия ее развития).

В более позднем возрасте активность все же появляется, но со значительным опозданием по сравнению с активностью детей, выросших в семьях. Тормозятся вся направления развития ребенка -- эмоциональное, интеллектуальное, деятельное и т.д., активность часто приобретает «компенсаторные» характеристики, развивается «однобоко» (как больное самолюбие, как желание доказать, что я не хуже других, и т.д.).

Различные искажения в активности личности наблюдаются в случае подавления одним человеком других. Как правило, такое явление характерно для семей, где один из родителей (редко -- оба) проявляет деспотизм по отношению к остальным членам семьи (как правило, к детям). Обычно в роли «доминантной» стороны выступает мать, окружающая ребенка неусыпным контролем, сводящим к минимуму его собственные действия (активность). Такая «любовь» не случайно ставится в один ряд с деспотизмом, поскольку подавляет активность ребенка.

Мы рассмотрели крайние случаи дефицита активности (так называемого вынужденного дефицита), но существует немало примеров, когда и в нормальных условиях активность развивается аномально. Оптимальные условия для развития активности предполагают максимальное разнообразие форм общения: со сверстниками, со взрослыми, с младшими детьми. Такое разнообразие общения оказывает благоприятное общепсихологическое воздействие на развитие ребенка.

Исследования психологов показывают, что дети, общающиеся со сверстниками, со старшими и с младшими детьми, т.е. находящиеся в условиях разновозрастного общения, обнаруживают большую гибкость, зрелость, умение общаться по сравнению с подростками, лишенными таких форм общения. Если в период формирования навыков общения отсутствуют для этого необходимые условия, то в более позднем возрасте дети испытывают трудности в общении, становится пассивны, замыкаются, не имеют тех эмоциональных и интеллектуальных особенностей, которые формируются именно в общении, т.е. в способности понять партнера, встать на его позицию, сопереживать ему, действовать с ним сообща и т.д.

В семейном общении (помимо отношений доминирования) между родителями часто возникают трения, противоречия, микро- и макроконфликты, действующие на ребенка независимо от того, адресованы они непосредственно к нему или нет. Ребенок при этом усваивает только одну форму общения и уже не воспринимает иных. Как показывают исследования М. И. Воловиковой 6; убежденность ребенка в незыблемости многих моральных, этических норм нарушается, авторитет родителей резко подрывается и т.д. Активность таких детей из области практически-действенной перемещается в область абстрактно-теоретического конструирования (из практики реального общения -- в область «рассуждений»).

Развитие интеллекта вступает в противоречие с формированием нравственной позиции в условиях вседозволенности, отсутствия авторитетов в семье, что приводит к появлению у ребенка (подростка) необоснованного чувства высокомерия, своей исключительности (по сравнению с остальными). Такие дети не стремятся проявить себя на деле, их исключительность подразумевается уже сама собой. Неразвитый интеллект, неразвитые нравственные установки приводят к тому, что ребенок становится не способен адекватно ориентироваться в общении, в социальных отношениях, не может их строить, дифференцировать. Воспринятые им «моральные» нормы остаются на уровне чисто внешнего, подражательного поведения и не служат руководством к действию, реальным жизненным ориентиром.

Эти и другие жизненные потери -- результат утраты и некоторых традиций. Так, из жизни больших городов ушли в прошлое «дворовые» команды, воспитательная роль старших детей по отношению к младшим, игра потеряла присущий ей развивающий характер. Исчезновение этих внешних моментов из повседневной практики общения наносит непоправимый урон развитию человека, который должен иметь как внутренние, так и внешние условия для своего развития. В частности, поэтому процент личностных потерь растет, а их возрастной порог снижается.

2.2 Самовыражение и самолюбие как проявления индивидуальности

В 40-х годах психологи стали уделять большое внимание отражательной природе психического, рассматривать чувства и потребности на основе принципа отражения. Однако осталась в тени другая сторона проблемы, а именно способность психики не только отражать, но и активно относиться (переживать) к отражаемому, формировать это отношение, выражать свое «я», способность к самовыражению.

Если для раннего детства свойственно формирование высших психических функций, способностей и т.д., то для юношеского периода характерно развитие социального мышления, самосознания, инициативы и т. д. Вопрос о самовыражении (особенно у подростков и юношей) стоит очень остро, являясь принципиальным не только для проявления своего «я» (что характеризует все возрасты), но и как одно из важных условий адекватного и гармоничного развития личности. В этот период формируются такие важнейшие личностные качества, как направленность, установки, умение правильно ориентироваться (в жизни, в общении и т.д.). Фактором, активно формирующим эти способности человека, является достаточно разнообразное общение (о чем уже говорилось выше), когда предъявляемые к развивающейся личности общественные требования служат отправными моментами в формировании жизненной позиции, критериями правильности выбора, когда система социальных «опор» постоянно находит внутреннее одобрение личности.

Однако далеко не всегда развитие подростка, юноши осуществляется бесконфликтно, гармонично. Часто желание «выделиться», показать, что «я лучше других», вызывает у старших раздражение, стремление приостановить такую активность, «поставить на место», «осадить». Подобная практика общения отцов и детей, дедов и детей, к сожалению, является обычной. Такие отношения имеют место не только в семейном общении, но и на производстве (начальник -- подчиненный).

Мы часто забываем, что дети не изолированы от проблем взрослых, что они слышат и видят больше, чем мы думаем, замечают недостатки и «проколы» взрослых, перенося их негативный опыт в практику своего -- сначала детского, а затем все более и более «взрослеющего» -- общения, в практику своих отношений. Здесь также имеет место соотношение «ролей», только не начальник -- подчиненный, а лидер или «козел», очкастый или толстый и т.д. За этими внешне безобидными прозвищами скрывается целая драма (или трагедия) распределения социальных ролей.

Особенно остро такое соперничество проявляется у ребят, когда в группе выбор лидера и «козла отпущения» является первостепенным, когда решаются вопросы распределения ролей «адъютантов», «мужиков» и т.д. В соответствии с полученной, навязанной «ролью» подросток должен и действовать, «выражаться», подчиняться и т.д. Так, например, статус «отверженного» обществом человека может получить юноша (подросток), совершивший противоправный поступок, накладывающий на него пожизненное клеймо человека второго сорта. Такие «роли» вынуждают человека к отказу от собственной позиции в жизни, доводят до того, чтобы он «махнул на себя рукой», примирился с навязанной ему общественной функцией (преступника, передовика и т. д.). Некоторые социальные взаимодействия имеют четкую тенденцию к занижению собственного «я», его подавлению, искажению. При этом личность постепенно утрачивает критерии адекватного самовыражения, ищет «окольные» пути для самореализации, потому что «прямые» уже «заняты другими» или осуждены.

Адекватная, правильная оценка себя (самооценка) не менее важна для определения личностью своего места в жизни, выбора жизненной позиции, чем активная реализация этой позиции. Отношение к себе помимо самооценки должно включать постоянную потребность в самопознании. Познание самого себя начинается с познания своих способностей, характера, возможностей. Вместе с тем «я», оформляясь в устойчивый образ себя, в представление о своих возможностях, должно включать способность к внутреннему сомнению, способность к внутреннему диалогу с самим собой. Уверенный в себе человек, не сомневаясь в общем направлении своих принципиальных действий, может сомневаться в правильности отдельных поступков. Это выглядит не как проявление неуверенности в себе, а лишь как желание еще раз убедиться в целесообразности выбранного способа действий.

Способность к внутреннему оппонированию связана с диалогичностью сознания человека, определение которой было дано М. М. Бахтиным 7. Неразвитый образ самого себя, неспособность к рефлексии, к адекватным оценкам не только своих отдельных действий и проявлений, но и своей личности в целом приводят человека в состояние «внутреннего тупика», когда ему «нечего сказать самому себе», когда он знает самого себя хуже, чем тех людей, с которыми непосредственно общается. Отсутствие самопознания, самооценки приводит к тому, что человек подчиняется власти своих первых порывов, непроверенных мнений или, напротив, фиксированных (раз и навсегда) установок, не умеет дифференцировать себя от других, не знает свои слабости, достоинства и т.д.

Такая «псевдоскромность» нередко располагает к человеку, рождает у окружающих желание «использовать» его в своих целях (если уж он сам не хочет и не умеет «использовать» себя). При отсутствии образа своего «я» человеку навязывается любой другой образ, любая социальная функция, которые он присваивает за неимением своих. Напротив, внутренняя зрелость позволяет человеку не только адекватно видеть себя со стороны, не только создавать свой верный социальный образ, но и реально осуществлять многообразные социальные роли, оставаясь самим собой.

Но занимаемые человеком социальные позиции (роли) в обществе отнюдь не всегда свидетельствуют об аналогичной внутренней позиции. Социальная роль в таком случае включает функцию «затемнения» истинных намерений, желаний. Человек не выражает свою сущность, а скрывает ее.

Потребность в самовыражении как причина активности может быть очень различной: у одних она проявляется в крайних формах (например, в самолюбии), у других -- в неявных. Чем слабее выражена у человека способность оппонировать своему внутреннему «я», чем меньше он оценивает самого себя, тем более значимым для него оказывается момент внешней выразительности (привлекательности). Адекватность самовыражения человека непосредственно воплощается в его чувстве собственного достоинства, об отсутствии которого в русском человеке с горечью писал Ф. Шаляпин.

Самовыражение (как и активность) имеет разные степени зрелости, разные этапы сформированности. Так, на более ранних этапах (когда образ внутреннего «я» еще очень далек от своего построения) самовыражение, как правило, проявляется в формах «демонстраций» (своего «я», «выступлений», «выпадов» и т.д.). Зрелой формой самовыражения становится тот этап, на котором проявление себя превращается в действительную потребность адекватного и сущностного выражения своего «я». Человек начинает вырабатывать свою манеру поведения, ищет свой стиль речи и, главное, стремится выразить себя в жизни, в поступках, в делах. Поэтому образ, осознание своего «я», в известном смысле предшествует во времени своего возникновения самовыражению (т.е. потребность в самовыражении является потребностью в выражении своего действительного, а не мнимого «я»). Пока образ внутреннею «я» не сформирован, самовыражение находится на стадии чисто внешнего, показного «выражения» самого себя (когда показывать и демонстрировать еще нечего). Однако если для молодежи это является нормальным, то в дальнейшем такое «самовыражение» становится признаком «великовозрастного инфантилизма».

Поэтому, говоря об адекватности осуществления социальных ролей (в профессии, в общении, в общественной работе и т.д.) внутреннему «я-образу», нужно, прежде всего, учитывать сформированность этого образа у самой личности, ее желание совершенствовать его (вести диалог с самим собой). Неадекватность внешних ролей внутренним чаще всего является следствием несформированности «я-образа», неспособности оценить себя, выбрать тот способ самовыражения, который приносил бы удовлетворение человеку.

Естественно, источником активности становится только гармоничное соотношение выбранной социальной роли (статуса) своей внутренней позиции, своему «я», которое осуществляется на основе адекватной самооценки (самопознания способностей, возможностей). Принципиальным для такой социально-психологической гармонии является соотнесение человеком своих возможностей, целей, задач с характером жизни, с данным жизненным этапом (его спецификой, нетипичностью для жизни в целом). Тот способ, которым человек реализует себя как личность в деятельности, в общении, в решении жизненных задач, и есть самовыражение. Трудности самовыражения начинаются с таких простых явлений, как застенчивость, неловкость в общении или, напротив, нарочитая грубость, являющаяся лишь внешней формой, которая прикрывает неуверенность. Но эти проблемы и трудности касаются только самовыражения в общении, тогда как они существуют (или могут возникать) и в деятельности, и по отношению к жизни в целом. Человек не знает, как ему поступить, за что взяться, чем себя занять, как бы все время скользя по поверхности жизни. Его действия лишены логики и для окружающих, и для него самого. Когда он сталкивается с отпором, осуждением своих действий, которые не продуманы, не выношены, не выражают его подлинного «я», он внутренне теряется, перестает воспринимать и понимать окружающее, отгораживается от мира.

Что же происходит в тех случаях, когда внешние или случайно найденные роли не соответствуют внутреннему «я»? Проблема «человека не на своем месте» всегда стояла очень остро. Ведь он может оказаться не на своем месте (как правило, в профессиональном отношении) в силу различных случайностей, но последствия всегда закономерно ведут к снижению активности или раздвоению личности. Выдавая себя не за того, кем он является на самом деле, человек предает свое «я», свою личность, возможности открыто, прямо, непосредственно выразить себя, заявить о себе.

Самовыражение, связанное с образом своего «я», с самопознанием своих способностей, с соотнесением их со своими потребностями и т.д., отличается от самореализации в жизни, когда познание окончено и нужно строить всю совокупность своих внешних взаимодействий с миром (не только в ценностно-смысловом, но и в контрольно-действенном отношении). Возможность полного, гармоничного совпадения самовыражения и самореализации целиком зависит как от сформированности «образа я» (с точки зрения целостности), так и от личностной готовности организовать, обеспечить, создать и т.д. всю совокупность внешних условий самореализации. Эти два условия являются необходимой предпосылкой для того, чтобы самовыражение и самореализация адекватно (для личности) совмещались во всех аспектах (временном, ценностном, действенном и т. д.).

Потребность в самовыражении, возникая уже в детском возрасте (претерпевает изменения в подростковом, а затем в юношеском и т.д.), нуждается не только в специальном рассмотрении, но и во внимании к ней окружающих (особенно на первых, ранних стадиях ее формирования). Являясь конкретной формой активности, самовыражение (потребность в нем) может также переходить во внутренний, скрытый план в случае своей нереализованности (а вначале -- в ответ на неприятие ее со стороны окружающих). Однако если вовремя нереализованная активность (в ее общем виде) способна к своему «возрождению» на новых этапах (в новом качестве), то подавленное, неосуществленное (и в соответствующей форме) самовыражение «уходит» во внутренний план необратимо. Превращаясь в тот или иной комплекс, нереализованное «я» претерпевает качественные изменения уже на самых ранних стадиях своего формирования. Это может быть и феномен «больного» самолюбия, и комплекс неполноценности (в сфере личной жизни), и неадекватность самооценки (пониженный уровень притязаний), и другие последствия.

Процесс формирования своего «я» (с точки зрения его целостности, разносторонности) пробуждает высокую потребность в самовыражении, в «апробации» своих жизненных сил и возможностей. Вначале эта потребность имеет неярко выраженные формы, неясную цель (на уровне «непонятных, волнующих желаний» и т.д.), приобретая (вместе с жизненным опытом) черты все большей определенности. Формирование внутреннего «я» идет «параллельно» постоянному внешнему испытанию себя («на прочность», «на выносливость», «на силу» и т.д.). Получая своеобразный «отклик», подтверждение адекватности своего способа действия, общения, человек становится более уверенным в себе. Однако самая большая сложность заключается в том, что не все эти «подтверждения» одобрительны, позитивны.

Творчески реализующий себя человек сплошь и рядом наталкивается на неприятие, непонимание или даже осуждение. Самым главным в таком случае является выработка представления о своем собственном способе действия и жизни и убежденность в необходимости его реализации при всех обстоятельствах. Между тем одни люди при этом склонны считать, что их не поняли, другие -- что они сами не правы. В этих выводах огромную роль играют жизненные чувства личности, ее своеобразные интерпретаторы жизненных проявлений. Эти интерпретации не только трагичны или оптимистичны, как выше отмечалось: они выражают внутреннее несогласие человека (скажем, с неприятием его окружающими) или протест, здоровую амбицию доказать свою правоту, упорство. В других случаях люди эмоционально соглашаются с оценками своих действий, своего способа жизни, но тем самым уступают внутренне, отказываясь от своей индивидуальности, от своего права на особенность жизни. Поэтому разрыв в этой цепи приводит к задержке развития, застойным явлениям, «закомплексованности» и т.д.

Однако забота об адекватном самовыражении ребенка не должна превращаться со стороны взрослых в систему разнообразных запретов, сводящих все проявления ребенка к своему минимуму, она должна находить гибкие формы ненавязчивого руководства этим процессом. Нельзя не учитывать, что поведение детей (особенно подростков) принимает крайние формы только как реакция на всевозможные запреты, на «вяжущую руки» опеку, как желание «сделать по-своему», «всем вопреки» (а впоследствии -- «всем назло»). Считая таких детей эгоистами, себялюбцами, родители не хотят понять, что сами настраивают их против себя, лишают их самого необходимого для правильного развития -- возможности своевременно и адекватно самовыразиться, самоутвердиться. Таким образом, формируемое отношение «я» личности к миру -- это целостный способ ее самовыражения в жизни, с присущими ей (и только ей) особенностями этого самовыражения и объективации, самореализации.

Д. Н. Узнадзе предложил интересную типологию способов самовыражения 8. Он заметил, что один человек выражает все, что на самом деле испытывает, причем выражает бурно, экспансивно, как бы «выплескивает» всего себя. Другой для своего внешнего выражения должен приложить волевое усилие (например, заставить себя позвонить кому-то по телефону), т.е. как бы преодолеть невидимую преграду, чтобы перейти из внутреннего мира во внешний (в то время как для первого типа личности никакой преграды не существует). Третий тип (названный им парадоксальным) ведет себя противоположным образом в одинаковых ситуациях и сходным -- в разных. Четвертый тип остается все время только во внутреннем мире, внешне только «приспосабливаясь» к ситуации, «учитывая» ее.

К. Леонгард описывает так называемую акцентуацию характера как определенные поведенческие и психологические «странности». Так, педантичность у женщины в домашнем быту, выражающая ее собственное отношение к дому, может переходить в постоянные перепроверки (закрыты ли газовые краны, заперта ли дверь, выключен ли свет и т. д.), в необоснованные опасения и подозрения (себя и окружающих). Не имея внешне объективных причин для таких волнений, она начинает искать их, придумывать, постепенно убеждая себя в «реальности» существования той или иной «опасности».

К. Леонгард рассматривает случаи, когда одна из черт характера (наиболее ярко выраженная) начинает преобладать над остальными, приводя к неадекватным решениям жизненных ситуаций, их неверному восприятию и истолкованию.

При этом одна черта (доминирующая), достигая определенной степени, определенного предела, начинает сказываться на продуктивности (деятельности, активности) человека. «Постоянная неуверенность, постоянный последующий контроль могут достигнуть такой степени, при которой всякая работа продвигается вперед черепашьим шагом. Предупредительное взвешивание превращается в бесплодные раздумья...» Демонстративный тип личности проявляется в том, что люди «рисуют себя не такими, какими являются на самом деле, а такими, какими хотелось бы казаться» 9. Они используют всякую возможность представить себя с наилучшей стороны. «Поскольку у таких людей явно выражена склонность избегать трудностей, они часто меняют не только место работы, но и профессию... тем больше насчитывается на работе срывов, внезапных отказов от работы, которая якобы слишком тяжела...» 10