Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита

Размещено на http://www.allbest.ru/

Издательство МГУ

Психология манипуляции: феномены, механизмы и защита

Евгений Леонидович Доценко

Москва, 1997



Научная монография посвящена межличностной манипуляции. Проблема психологического воздействия разрабатывается на пересечении таких разделов психологии как психология общения и психология личности.

Будет интересна не только для психологов, но и для психотерапевтов, политологов, философов. Окажется полезной также для учителей, менеджеров и представителей других профессий, имеющих дело с людьми.



ОГЛАВЛЕНИЕ

МАНИПУЛЯЦИЯ С РАЗНЫХ СТОРОН

ГЛАВА 1 МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ

1.1 Выбор парадигмы

1.1.1 Парадигмальные координаты

1.1.2 Соотношение парадигм

1.1.3 Почему герменевтика?

1.2 Герменевтика действия

1.2.1 Действие как текст

1.2.2 Доступность контекстов

1.2.3 Квалификация толкователя

1.2.4 Проблема языка описания

ГЛАВА 2. ЧТО ТАКОЕ МАНИПУЛЯЦИЯ

2.1 Феноменологическое описание

2.1.1 Феноменологическая представленность или усмотрение?

2.1.2 Происхождение термина «манипуляция»

2.1.3 Метафора манипуляции

2.2 Психологическое определение манипуляции

2.2.1 Исходные рубежи

2.2.2 Выделение признаков

2.2.3 Формирование критериев

2.2.4 Определение манипуляции

2.3 Психологическое воздействие

ГЛАВА 3. ПРЕДПОСЫЛКИ МАНИПУЛЯЦИИ

3.1 Культурные предпосылки манипуляции

3.2 Манипулятивная природа социума

3.3 Межличностные основания

3.3.1 Межличностная общность

3.3.2 Деформации общения

3.3.3 Манипулятивные уклонения

3.4 Имя ему -- легион (Манипулятор в каждом из нас)

3.4.1 Множественная природа личности

3.4.2 Внутриличностное взаимодействие

3.4.3 Внутренний мир манипулятора и его жертвы

3.5 Технологические требования

3.6 Место манипуляции в системе человеческих отношений. Предчувствие прокуратора, или Исполнительность начальника тайной стражи

ГЛАВА 4. МАНИПУЛЯТИВНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ

4.1 Основные составляющие манипулятивного воздействия

4.1.1 Целенаправленное преобразование информации

4.1.2 Сокрытие воздействия

4.1.3 Средства принуждения

4.1.4 Мишени воздействия

4.1.6 Роботизация

4.2 Подготовительные старания манипулятора

4.2.1 Контекстуальное оформление

4.2.2 Выбор мишеней воздействия

4.2.3 Установление контакта

4.3 Управление переменными взаимодействия

4.3.1 Межличностное пространство

4.3.2 Инициатива

4.3.3 Направленность воздействия

4.3.4 Динамика

4.4 Информационно-силовое обеспечение

4.4.1 Психологическое давление

4.4.2 Информационное оформление

ГЛАВА 5. МЕХАНИЗМЫ МАНИПУЛЯТИВНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

5.1 «Технология» и психологические «механизмы» -- совпадение реальности и метафоры

5.2 Механизмы психологического воздействия

5.2.1 Удержание контакта

5.2.2 Психические автоматизмы

5.2.3 Мотивационное обеспечение

5.3 Виды и процессы манипулятивного воздействия

5.3.1 Перцептивные марионетки

5.3.2 Конвенциональные роботы

5.3.3 Живые орудия

5.3.4 Управляемое умозаключение

5.3.5 Эксплуатация личности адресата

5.3.6 Духовное помыкание

5.3.7 Приведение в состояние повышенной покорности

5.3.8 Комбинирование

5.4 Обобщение модели психологической манипуляции

5.5 Деструктивность манипулятивного воздействия. Опыт «изготовления» трагического Моцарта

ГЛАВА 6. ЗАЩИТА ОТ МАНИПУЛЯЦИИ

6.1 Понятие психологических защит

6.1.1 Психологическая защита в разных теоретических контекстах

6.1.2 Семантическое поле и определение понятия «психологическая защита»

6.2 Виды психологических защит

6.2.1 Межличностные защиты и защиты внутриличностные

6.2.2 Базовые защитные установки

6.2.3 Специфические и неспецифические защиты

6.3 Механизмы психологических защит

6.3.1 Неспецифические защитные действия

6.3.2 Протекция личностных структур

6.3.3 Защита психических процессов

6.3.4 Навстречу манипулятивной технологии

6.4 Проблема распознавания угрозы манипулятивного вторжения

6.4.1 Возможные индикаторы

6.4.2 Распознавание манипуляции в живом общении

6.5 Надо ли защищаться от манипуляции? Начальник тайной стражи

при Понтии Пилате защищается

ГЛАВА 7. ИССЛЕДОВАНИЕ МАНИПУЛЯТИВНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

7.1 Защитные действия в условиях манипулятивного воздействия

7.1.1 Планирование

7.1.2 Процедура

7.1.3 Результаты

7.1.4 Обсуждение

7.1.5 Свободное истолкование видеофрагмента

7.2 Мошенник и жертва: кому больше досталось?

7.2.1 История о том, как великий комбинатор прибирал к рукам бывшего предводителя дворянства

7.2.2 Был ли великий комбинатор великим манипулятором?

7.3 Диалог как метод исследования........ 262

ГЛАВА 8. ОБУЧЕНИЕ ЗАЩИТЕ ОТ МАНИПУЛЯЦИИ

8.1 Нужна ли защита?

8.2 Создание «радара»

8.2.1 Чувственный уровень

8.2.2 Рациональный уровень

8.3 Расширение мирного арсенала

8.4 Психотехники совладания

8.5 Личностный потенциал

ГЛАВА 9. МОЖНО ЛИ НАУЧИТЬСЯ НЕ МАНИПУЛИРОВАТЬ?

9.1 Управление или помыкание?

9.2 Образование или развитие?

9.3 Коррекция или нормирование?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ЛИТЕРАТУРА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

SUMMARY



МАНИПУЛЯЦИЯ С РАЗНЫХ СТОРОН

(Вместо введения)

«Я работаю главным редактором регионального телевидения. Недавно мне срочно понадобилась одна из уже прошедших в эфире передач: хотелось освежить в памяти некоторые детали, чтобы не получилось разночтений... Захожу в студию и объясняю, что мне требуется, режиссеру, которая в это время занималась личными делами. Понятно, что ей не хотелось разыскивать нужную мне пленку, поэтому она сделала вид, что ничего подобного не помнит. Я пробую объяснить, о чем была та передача. Режиссер все так же продолжает «не понимать». Не сдержался -- что-то грубое сказал ей и вышел.

В коридоре злость отхлынула и мне в голову пришла великолепная идея. Захожу в отдел редакторов и как бы ни к кому не обращаясь, говорю, что недавно у нас в эфире прошла неплохая передача о... Надо посмотреть, можно ли ее на конкурс представить. Автор этой передачи чуть не срывается с места: «Это моя передача. Сейчас принесу» Не успел кофе себе приготовить -- пленка уже была у меня на столе».

История, описанная работником телевидения, примечательна тем, что в ней один и тот же человек в течение короткого времени побывал в двух ситуациях, содержащих успешную манипуляцию. Разница лишь в том, что в первой он оказался потерпевшей стороной, а во второй сам превратился в манипулятора.

Манипулятор и его жертва -- основные роли, без которых манипуляция не состоится. Соответственно, и подходы к манипуляции у этих двоих будут различны... Однако, если для реализации манипулятивного воздействия достаточно указанных двух позиций, то при рассмотрении манипуляции количество точек зрения увеличивается. К позициям манипулятора и жертвы, включенных в процесс взаимодействия, добавляется множество внешних. В рассматриваемом контексте выделим позицию психолога-исследователя, психотехника и философа-моралиста.

Предоставляю слово всем, чьи позиции только что были упомянуты. Каждый из них по-своему сможет объяснить, зачем написана данная книга.

Итак, психолог-исследователь

Начиная с В. Вундта, разрабатывавшего раздельно физиологическую психологию и психологию народов, психологическая наука развивалась с двух платформ: со стороны отдельной человеческой психики -- в индивидуальном аспекте, и со стороны культуры -- в социальном аспекте. Одновременно происходило их постепенное сближение, а стык между ними нередко оказывался одной из точек роста психологии. Современное состояние интересующей нас области подтверждает эту мысль: в последние годы интенсивно разрабатывались как психология общения, так и психология личности, а на их стыке обнажилась малоисследованная зона, содержащая тайну психологического взаимодействия. Соответственно, можно выделить три возможных точки рассмотрения.

Во-первых, манипуляция может быть рассмотрена как социально-психологический феномен. Основные проблемы проистекают из вопросов: что такое манипуляция, когда она возникает, для каких целей используется, при каких условиях наиболее действенна, каковы производимые ею эффекты, возможна ли защита от манипуляции, как последняя может быть организована?

Во-вторых, манипуляция представляет собой узел, в котором сплелись важнейшие проблемы психологии воздействия: преобразование информации, наличие силовой борьбы, проблемы истина-ложь и тайное-явное, динамика перемещения ответственности, изменения баланса интересов и другие. Литература по психологическому воздействию содержит множество интересных эмпирических исследований и наблюдений, еще ждущих своего теоретического осмысления, вскрытия закономерностей, стоящих за этим многообразием. Есть надежда, что решение пакета проблем применительно к ма-нипулятивному воздействию даст средства решения подобных задач и для всего круга проблем психологии воздействия.

И в-третьих, интерес к механизмам защиты от манипуляции перемещает нас в область психологии личности, поскольку предполагает пристальное внимание к внутрипсихической динамике, связанной с процессами принятия решений, внутриличностной коммуникацией, интеграцией и диссоциацией. Изучение манипуляции в данном аспекте высвечивает новые грани проблемы взаимопереходов между внешней и внутренней активностью, смещая предмет исследования в плоскость общей психологии.

Таким образом, изучение манипуляции затрагивает широкий спектр проблем, начиная от фундаментальных теоретических и завершая прикладными и описательными.

Практический психолог (часто как психотехник).

Уже более десяти лет мы являемся свидетелями ранее невиданного для отечественной психологии процесса активного участия психологов в выполнении прямых заказов «со стороны». В дополнение к трудноуловимому социальному заказу психологи стали получать вполне конкретные финансово подкрепленные заявки на выполнение работ, отличительная черта которых -- организованное воздействие на людей: групповые тренинги, групповая психотерапия, деловые игры, обучение методам управления, делового общения и т. п. Наличие готовых технологий такого воздействия создает возможность использования их и неспециалистами. Производимый этими технологиями психотехнический эффект создает у заказчика впечатление высокой профессиональной подготовки исполнителя-технолога. В результате технология, начав самостоятельную жизнь по законам рынка, допускает возможность своего употребления как средства достижения и негуманных целей. При каких условиях технология психологического воздействия становится манипулятивной -- вопрос, поиск ответа на который составляет одну из задач настоящей работы.

Нередко и сам психолог -- хочет он того или нет -- становится наемным манипулятором. Это случается, например, когда ему заказывают психодиагностическое обследование с тем, чтобы уже принятому администрацией решению придать вид научно (или психологически) обоснованного. Подобное порой наблюдается и при аттестации кадров или формировании резерва на руководящие должности -- обследование становится средством оказания давления на подчиненных или даже сведения счетов с неугодными. Манипулятивные нотки довольно часто слышатся уже в самом запросе заказчиков: научи управлять, скажи как воздействовать, посоветуй, что мне/нам с ним/ней/ними сделать и т. п. В большинстве случаев психолог находится в сложной ситуации выбора: с одной стороны, нельзя становиться инструментом в чужой игре, а с другой, отказать -- значит самоустраниться, уступив место непрофессионалу, потерять возможность изменить представления заказчика на более конструктивные и гуманные. Знание закономерностей манипулирования позволяет специалисту более грамотно выстраивать свою линию поведения в подобных условиях.

Немало случаев, когда сами клиенты ожидают от психолога манипулирования ими, а иногда и прямо ставят его в позицию манипулятора по отношению к себе. Несколько образцов типичных манипуляций по отношению к психологу-консультанту описаны у Э. Берна. Иногда психолога просят научить или помочь защититься от чьих-либо манипуляций. Примером может послужить жалоба клиентки на то, что муж запугивает ее, делает жизнь несносной. Находясь в формальном разводе, не уходит, более того -- намерен переселиться к ней в получаемую ею квартиру. Выяснилось, что все сцены начинаются с его «особого взгляда», приводящего эту женщину в состояние страха и готовности снести все издевательства. Довольно часто проблема защиты от манипуляции является составной частью других, комплексных проблем. Поэтому знание закономерностей манипулирования поможет практическому психологу повысить свой профессионализм.

Философ-моралист

Волшебная сила слов проявляется в их «живучести» и «напористости».

Первое означает, что раз появившееся понятие нельзя уничтожить -- можно лишь видоизменить. С одной стороны, понятие задает бытие обозначаемого явления -- порождает его «жизнь» в представлениях людей. Как только широкой публике становится известно, что в мире существует, скажем, манипуляция, то эту манипуляцию начинают замечать везде. И тогда возникает соблазн -- особенно у заинтересованных исследователей или политиков от науки -- растянуть это понятие на возможно больший класс явлений. При желании манипуляцию -- или по меньшей мере ее элементы -- можно обнаружить практически в любом фрагменте взаимодействия. Но так ли это на самом деле -- вопрос, требующий ответа.

С другой стороны, содержание понятия гибко подстраивается под запросы новых поколений и задачи нового времени. С манипуляцией, первоначально обозначавшей лишь ловкость и квалифицированные действия, случилось то же самое -- сейчас этот термин употребляется по отношению к взаимодействию людей. Смена поразительна тем, что в первом значении к манипуляциям (например, медицинским или инженерным) относились с почтением к мастерству выполнявших их людей. Во втором же значении манипуляция обозначает нечто предосудительное.

Это относительно «живучести». «Напористость» слов отражает их поразительную активность и действенность. Практика использования какого-либо термина со временем ведет к видоизменению других понятий, особенно смежных. Как только одно и то же явление из «макиавеллианизма» перекрасилось в «манипуляцию», оно начало придавать новые оттенки таким понятиям как «управление», «контроль», «программирование» и т. п.

Кроме того, понятие, обозначившее какое-нибудь явление, требует, чтобы с этим явлением что-то делали. В случае с манипуляцией нередко возникает желание испытать ее силу в чистом виде -- и это не может не настораживать. Вместе с тем параллельно разговорам о манипуляции возникает и проблема того, как от нее можно защититься -- а это уже следует признать позитивным результатом появления термина «манипуляция» в данном значении. Исследовать отмеченные моменты -- также в ряду задач настоящей монографии.

Манипулятор

Почему-то принято считать, что манипуляция -- это плохо. Вы помните, зачем красавица Шехерезада рассказывала сказки своему грозному повелителю Шахриару? С помощью манипуляции она в течение почти трех лет (!) спасала от смерти не только себя, но и самых красивых девушек своей страны. Таких примеров только в фольклоре можно найти десятки. Не только во времена сказок «1001 ночи», но и в нашей обыденной жизни манипуляция выполняет роль средства мягкой защиты от самодурства правителей, перегибов руководителей, дурного характера коллег или родственников, недружественных выпадов со стороны тех, с кем случайно довелось общаться.

В значительной степени, поэтому манипуляция вызывает интерес не только исследователей, но и широкой публики. Еще одна причина такого интереса заключается в том, что многим людям, управленцам в частности, пока еще трудно представить себе эффективное управление без использования манипуляции. Взгляды как идейных так и стихийных манипуляторов устремляются за помощью к психологии в надежде найти подсказки. Армия заинтересованных читателей перерывает массу литературы в поисках сведений о том, как влиять на людей. Неудивительно, что появление книг, специально посвященных данному вопросу, неизменно встречает и внимание, и поддержку.

Психологические знания действительно помогают эффективней управлять людьми. Например, если известно, что толстяки как правило, добродушны и любят поесть, то имеет смысл учесть это, чтобы в случае необходимости суметь настроить такого человека на благосклонное отношение к себе. Или наоборот -- привести его в дурное расположение духа, если то необходимо. Другой пример. Если, скажем, принять положение К. Юнга о том, что род души человека и его биологический пол не совпадают, то становится понятно, как можно помыкать мужчиной, мужественность которого вне всяких сомнений. Достаточно в нужный момент ставить эту мужественность под сомнение -- и мужчина снова и снова будет бросаться доказывать свою мужественность.

Короче, почти любая книга по психологии -- пока последняя находится в нынешнем своем состоянии -- помогает эффективней манипулировать людьми. Тем более это справедливо по отношению к данной книге о манипуляции. Поскольку многие манипуляторы -- всего лишь самоучки, то несомненна польза в книгах, которые помогли бы манипуляторам повысить свое мастерство. Вопрос ведь не в том манипулировать или нет -- все люди регулярно делают это. Важно научиться манипулировать аккуратно, не вызывая подозрений со стороны своих жертв -- зачем рубить сук, на котором сидишь...

Жертва манипуляции

Почти вся академическая психология строится на манипулятивных основаниях. Человек в ней мыслится как испытуемый, нередко вообще как объект -- восприятия, получения информации, воздействия, образования, воспитания и т. п. Примеров много: стремление разделить людей на типы, выявить корреляционные связи, позволяющие прогнозировать поведение человека в зависимости от тех или иных условий, стремление установить всеобщие (верные для всех людей) закономерности и т. п. Все это ведет к стереотипному подходу, к унификации знаний о человеке. Психология индивидуальных различий в таком контексте выглядит как слабое исключение, подтверждающее Большое Правило.

Спору нет -- получаемые академической наукой сведения полезны и нужны. Сейчас же речь о том, что эти знания и подходы -- великолепный подарок манипуляторам. А раз уж так получилось, то, возможно, психологии пора заняться еще и тем, как от обученных ею манипуляторов защищаться.

С одной стороны, важно выяснить, что происходит в душе человека, на которого оказывается манипулятивное давление. Бывает ни сейчас, ни потом, когда тебя уже одурачат, не удается понять, откуда появляется та или иная эмоциональная реакция, почему возникает желание взорваться и наговорить глупостей, хотя внешне все выглядит так мирно... Детальный анализ внутренних процессов, как известно, способствует овладению ими.

С другой стороны, не менее важно также изучить опыт успешной защиты: как происходит совладание с внешним давлением, откуда черпается сила для отпора, какими средствами и приемами люди при этом пользуются и т.д. Все это поможет нам научиться решать задачу защиты от манипуляции практически: в чем можно найти опору для организации отпора агрессору, какие для этого средства могут быть использованы, каким образом такие средства могут быть созданы, какие тактики могут быть употреблены и т. п.?

Не менее важна также проблема создания условий, в которых необходимость защиты от манипуляции была бы снижена. Такая проблема возникает там, где создаются психологические службы. Известно, что всякая психологическая служба, если она стремится стать полноценной, развивается в сторону тотального охвата людей, для воздействия на которых она создается. Как сделать, чтобы служба обслуживала, а не подавляла -- пусть и несколько утопический, но не лишенный смысла (особенно здравого) вопрос.

Итак, уважаемые читатели, теперь вам известен круг проблем, относящихся к теме межличностной манипуляции. Решающим соображением, которое подтолкнуло меня к работе над данной темой, было то, что хорошая манипуляция, имеющая точно намечавшийся и достаточное время сохраняющийся эффект, является произведением искусства -- искусства влиять на людей. В манипулятивном спектакле восхитительным образом сбалансированы самые различные элементы, иногда в довольно причудливом сочетании. Разрушить столь искусственную (сколь и искусную) конструкцию в большинстве случаев несложно, тогда как придумать и успешно воплотить хорошую манипуляцию труднее, чем от нее защититься. Поэтому защита от манипуляции -- это в значительной степени технология. А как известно, технологией (или ремеслом) овладевать легче, чем искусством. Поэтому пристальное рассмотрение проблемы манипуляции, как мне представляется, дает больше преимуществ жертвам манипулятив-ного вторжения, а не манипуляторам.



ГЛАВА 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ОРИЕНТАЦИЯ

Рефлексия способов порождения знаний, средств их преобразования и путей использования составляет предмет методологической заботы исследователя в любой отрасли знания. Психология особенно чувствительна к методологическим проблемам. Объяснить эту особенность можно ее двойственным положением в статусе то ли естественной, то ли гуманитарной. Спор о том, относить психологию к гуманитарным или естественным наукам, похоже, все еще не завершен. Оснований для вынесения как одного решения, так и другого можно, как и во всяком длительном споре, привести множество. По-видимому, как это часто бывает, спор ведется исходя из разных, до сих пор не отрефлексированных, оснований. Психологам в силу такого положения нашей науки достается немало хлопот в том, чтобы определиться в собственной логике работы. Проблема встает с особенной остротой, когда предметом психологических исследований становится общение людей, глубинные или вершинные внутриличностные процессы. «В результате приходится констатировать, что живая реальность человеческих отношений либо недоступна научно-психологическому анализу вообще, либо требует другой методологии» [Смирнова 1994, с. 8].

Стремление определиться в собственной логике исследования и вызвало к жизни эту главу. Сфера действия заявленных положений и сделанных выводов при этом ограничена только настоящим исследованием. Речь идет не о предложении новой методологии и не о призыве к коллегам изменить логику психологических исследований, а лишь о прояснении -- удобства в работе ради -- собственной позиции. Начало настоящей главы посвящено поиску оснований, позволяющих объяснить выбор методологической платформы, в рамках которой выполнена данная работа. Затем внимание читателей будет привлечено к обоснованию адекватности избранной методологической парадигмы применительно к поставленным исследовательским задачам.

1.1 Выбор парадигмы

Трудность, с которой сталкивается психолог-исследователь, заключается в том, что ему приходится лавировать между общенаучными нормами и внутренней сущностью изучаемой реальности.

С одной стороны стоят традиции университетского психологического образования, которые (в части программ) отражают ценности и требования экспериментальной науки, явно ориентирующие на физику как «образцовую» науку. Примеры постулатов естественнонаучного способа мышления:

* факты -- превыше всего,

* законы природы -- это обнаруживаемые исследователями устойчивые тенденции или факторы, действительно существующие там, где мы их обнаруживаем -- в природе,

* истина -- одна для всех,

* любое суждение является или истинным, или ложным -- третьего не дано и т. п.

С другой стороны психолог соприкасается с несколькими классами психических феноменов, которые упрямо отказываются подчиняться естественнонаучной логике: факты возникают в результате желания их иметь; почти каждое утверждение оказывается относительным и допускает множественность истолкований; как факты, так и суждения видоизменяются при смене контекста; взаимосвязанность всего со всем столь велика, что «установить наличие зависимости» можно между всем, что угодно...

Научные нормы предписывают проводить подробный анализ, который, препарируя и умерщвляя живую ткань жизни, ведет к более детальному описанию -- ив этом смысле пониманию -- изучаемой реальности. Но платить за это приходится потерей целостности понимания [Гадамер 1988; Хёйзинга 1992; Гроф 1993; Крипнер и де Карвало 1993; Бейтсон и Бейтсон 1994; Федоров 1992, 1995].

Прогрессирующее дробление предмета исследования ведет к узкой специализации, в результате -- к утрате контекста. Сущность психологической феноменологии, наоборот, требует умения восстанавливать этот контекст, более того, включать его в работу, буквально «держать под рукой». В противном случае от нас ускользает само качество психического.

В естественнонаучной логике идеалом является умение предсказать некое явление, основываясь на законе, которому это явление подчиняется. Психическая же реальность такова, что основную свою сущность выражает в непредсказуемости [Налимов 1990]. Стремление предсказывать неизбежно сдвигает исследователя на изучение следствий из этой сущности, более поверхностных ее проявлений.

Психологам приходится отказываться также и от привычки мыслить в рамках дихотомии «или верно, или неверно». Взамен приходит суждение «все верно и все неверно одновременно», которое предполагает проводить тщательную рефлексию исходных оснований при вынесении оценочных суждений.

1.1.1 Парадигмальные координаты

Одну из попыток осмыслить подобные затруднения предпринял А. Бохнер [Bochner 1985]. Автор начинает с того, что подвергает сомнению следующие исходные допущения социальной психологии:

1. Цель науки -- представление реальности.

2. Наука устанавливает общие законы, которые «вскрывают» или «объясняют» связи между наблюдаемыми явлениями.

3. Наука сосредоточивается на стабильных и надежных связях между наблюдаемыми явлениями.

4. Научный прогресс линеен и кумулятивен.

В завершение полемической части своей статьи он констатирует, что ни одно из этих притязаний не удовлетворено и в результате приходится признать, *что:

а) внеисторические законы социального взаимодействия все еще не открыты;

б) с помощью теоретических понятий не удается недвусмысленно ухватить суть наблюдаемых явлений;

в) не обнаружено ни одного метода, который бы смог разрешить теоретические баталии.

Автор вводит представление о трех уровнях научной методологии в социальных науках, в частности, в психологии, соответствующих трем целям науки. В таблице 1 приводится авторское резюме, заимствованное из указанного источника [Bochner 1985, с. 39].

Таблица 1

Три уровня научной методологии

Перспектива:	Эмпирицизм	Герменевтика	Критицизм
Цели:	Предсказание и контроль	Интерпретация и понимание	Критичность и социальные изменения
Взгляд на феномены:	Факты (внеисторические)	Смыслы (контекстуальные)	Ценности (исторические)
Функции:	Подвести под закон	Поместить в объяснимые рамки	Просвещение и эмансипация
Каким образом производятся знания:	Объективирование (зеркальное)	Путем наставлений (бесед)	Рефлексия (критическое оценивание)
На основании чего выносится суждение об истинности:	Фальсификация (Поппер)	Экспертное подтверждение (Рикёр)	Свободный консенсус (Хабермас)

Естественнонаучный уровень методологии здесь обозначен как эмпирицизм. Наиболее подходящей для социальных наук парадигмой на данном историческом этапе, по мнению А. Бохнера, является герменевтика. Очевидно, что данные «уровни» в уровни не выстраиваются: внутри каждого критерия смена признаков не подчиняется единой логике, остается неясно, какой уровень должен занимать ведущее положение и пр. Они выглядят скорее как разные способы научного мышления, ни один из которых не может претендовать на статус безотносительно предпочтительного.

Иную классификацию способов объяснения, существующих в психологической науке, предложили М.С. Пул и Р.Д. Макфи [Poole & McPhee 1985]. Они исходят из следующей схемы соотношения между теорией и методологией:

Классификация способов объяснения и понимания, названных авторами каузальным конвенциональным и диалектическим, выводится из 1) допущений о характере зависимости между исследователем и объектом исследования, 2) предлагаемых форм объяснения и критериев, по которым они оцениваются, 3) предположений о дальнейшем ориентире для исследования [Poole М. S. & McPhee R. D. 1985, с. 104--108].

Каузальный способ объяснения исходит из допущения, что исследователь является независимым наблюдателем изучаемых феноменов. Объяснение задается в виде сетки утверждений типа *Х является причиной Y в условиях А, В, С...», где X и Y -- переменные или конструкты, выделяемые исследователем. Причинное объяснение предоставляет исследователю преимущественную позицию в отношении определения конструктов, выделении причинных связей и в проверке причинных гипотез. В перспективе исследователь должен адекватно описать изучаемый им мир.

Конвенциональный способ объяснения, также исходит из допущения о независимости исследователя от объекта изучения. Вместе с тем он одновременно основан и на допущении, что мир есть социальный продукт, а человек в нем рассматривается как его начальная точка. Объяснение состоит в Демонстрации того, как испытуемые приноравливают свое поведение к соответствующим условиям: нормам, правилам, алгоритмам. Вскрытие этих последних также является целью исследования. В качестве результата уже нет необходимости в установлении причинности и обобщенности, достаточным считается подведение наблюдаемых феноменов под одну из уже известных объяснительных или поведенческих схем. Эти схемы могут быть проверены: а) модельно -- сопоставлением поведения, которое из них следует, с реальным поведением людей, б) практически -- проверкой того, действительно ли по ним может действовать обученный со стороны человек, в) экспертно -- прямым опросом испытуемых, имеют ли место выделенные правила или схемы.

Диалектический способ объяснения, как и конвенциональный, исходит из допущения, что объекты изучения заданы социально. При этом, однако, исследователь не считает себя независимым от исследуемой реальности, как при каузальном подходе, а рассматривает научное исследование как опосредующее взгляды исследователя и испытуемого, не предоставляя преимуществ ни одному из них. Диалектическое объяснение комбинирует аспекты причинности и условности. С одной стороны, оно выясняет, каким образом причинные силы создают условия для действий: определяются правила, схемы, структуры и то, как их применять. А с другой, каким образом люди в пределах этой детерминации модифицируют ее проявления: формируют основания и направленность действия причинных сил. Исследователь не может относиться к правилам как к заданным (что делается в конвенциональном подходе), а должен изучить, что дает этот набор правил и сил. Историческое свидетельство часто играет важную роль в этом процессе, поскольку причины вложены в предшествующие, часто устоявшиеся системы действования. Причинность не следует прямой связи «X--Y», а скорее напоминает что-то вроде «X влияет на условности А, В, С, которые ведут к Y в контексте системы действования W». Причины и условности, как видим, взаимодействуют в этом объяснении.

Таким образом, каузальный подход ставит ударение на объективных силах, конвенциональный фокусируется на субъективности (или межсубъектности), а диалектический подчеркивает обусловленность субъективности (или межсубъектности).

В отечественной психологии Г.А. Ковалев (1987, 1989) предложил различать следующие виды парадигм:

«1. «Объектная» или «реактивная» парадигма, в соответствии с которой психика и человек в целом рассматриваются как пассивный объект воздействия внешних условий и продукт этих условий.

2. «Субъектная» или «акциональная» парадигма, основанная на утверждении об активности и индивидуальной избирательности психического отражения внешних воздействий, где субъект скорее сам как бы оказывает преобразующее воздействие на поступающую к нему извне психологическую информацию.

3. Наконец, «субъект-субъектная» или «диалогическая» парадигма, где психика выступает в качестве открытой и находящейся в постоянном взаимодействии системы, которая обладает внутренним и внешним контурами регулирования. Психика же в этом случае рассматривается как многомерное и «интерсубъектное» по своей природе образование» [Ковалев 1989, с. 9].

Эти виды парадигм соотносятся, по замыслу автора, с типами научной абстракции на уровнях общего (объектная), особенного (субъектная) и единичного (диалогическая). Теоретические объяснения формулируются в виде, соответственно, законов, правил или актуальных гипотез.

Таким образом, мы обнаруживаем несколько оснований, по которым можно ориентироваться в выборе метода исследования:

Отношение к феноменам -- то, к какому классу относит их исследователь: к фактам, к результату истолкования реальности, к вневременным смыслам, к преходящим или устойчивым ценностям и т. д.

Цели, на которые ориентируется исследователь -- для чего будут использованы полученные знания: для объяснения, предсказания и контроля, для истолкования и понимания или для оценки и внесения изменений в изучаемую реальность.

Характер знаний, которые исследователь намерен получить -- всеобщие законы, частные закономерности, ограниченные объяснительные схемы, едва намечаемые тенденции или единичные уникальные сведения.

Способ установления истинности знаний -- аппаратная (внесубъектная) проверка, тщательное планирование экспериментов, экспертные суждения, личное участие, непосредственное переживание соответствующего опыта и пр.

Исходные допущения (представления, верования, убеждения) о том, как этот мир устроен -- то есть мировоззренческие установки исследователя. В конечном итоге они являют результат его философских предпочтений, базовые положения которых нередко носят аксиоматический характер и основаны на едва рефлексируемых верованиях.

1.1.2 Соотношение парадигм

Все основания, по которым мы могли бы решать, какую методологическую позицию занять, в конечном итоге оказываются производными именно от мировоззренческих установок, которыми руководствуется исследователь или практик. Эта зависимость четко обозначена В.С. Библером (1991) при сопоставлении различных видов логик познания. Современное рационализирующее познание (на которое сориентированы естественные науки) предполагает стремление объективно -- то есть, отстраненно, «бесконтактно» -- проникнуть в сущность вещей. Исходная философская посылка гласит: «Я» и Мир стоят по разную сторону онтологической пропасти. Основная задача науки заключается в стремлении гносеологически преодолеть эту пропасть -- «познать» объективную реальность, данную нам в органах чувств.

Иные логики -- античная и средневековая. Первая заключается в стремлении ухватить первосущесть вещей в таком понятии, которое сродни образу, сколь угодно многосложному, лишь бы он позволял как-то оформить смутное ощущение (предугадывание) тайны. Иными словами, эта логика исходит из отождествления «Я» и Мира, тождества микрокосма с макрокосмом. Средневековая логика, в свою очередь, выражается в стремлении причаститься к свехрсущему, понять мир через откровение. Исходная посылка: «я» -- лишь ничтожно малая часть вездесущего -- в этом состоит весь «пафос понимания вещей как орудий и эманации сил субъектных, единственно сверхсущих» [Библер 1991, с. 5].

Таким образом, спор о том, какая логика исследования лучше, на уровне исходных допущений оказывается спором о том, чье представление о мироустройстве вернее. Как свидетельствует обозримая историческая ретро- и перспектива, надеяться на скорое решение мировоззренческих проблем не приходится: эта проблема, к счастью, всегда будет оставаться нерешенной и доставаться в наследство последующим поколениям в качестве вечного искусителя и побудителя к философским исканиям. Поэтому одно из возможных решений проблемы выбора парадигмы исследования состоит в том, чтобы сознательно выводить ее из текущих мировоззренческих позиций, соглашаясь с тем, что другие ученые вольны выстраивать иную исследовательскую платформу.

Однако, как только разные специалисты попытаются обменяться результатами своих исследований, может возникнуть -- и постоянно возникает -- трудность в понимании друг друга. Пока речь идет о результатах описания, то с таким положением еще можно мириться. Однако то, что для исследователя является лишь методологической трудностью, для психолога-практика становится проблемой выбора способа своей профессиональной реализации. Тогда трудность вырастает до уровня «что делать?» и «как нам дальше быть?», поскольку, несмотря на разницу в мировоззрении, действовать и тем, и другим специалистам приходится в одном и том же Мире. Несовпадающие мировоззренческие системы вновь начинают сталкиваться, но уже на уровне практики. Как следствие споры о методе гуманитарных наук порой достигают накала борьбы за выживание.

Г. Олпорт, А. Маслоу и К. Роджерс считали, что экспериментальный и опытный способы познания не составляют оппозиции, они дополняют друг друга. Конкретное решение состояло в том, что «исходным пунктом психологического исследования должно быть возвращение «назад, к самим предметам». Изучение природы человека необходимо начинать с познания феноменологического и только затем надеть на себя ярмо объективных, экспериментальных и лабораторных методов» [Крипнер и де Карвало 1993, с. 119--120]. Экспериментальный метод оказывается стоящим в завершении процесса приобретения знания. Предшествуют ему погружение в изучаемые феномены, «впитывание непосредственного опыта» до достижения момента, когда «какие-то вещи просто приходят в голову». После этого требуется еще Длительная работа по доводке идей до уровня, когда они могут быть проверены экспериментальным или квазиэкспериментальным путем.

Ключевая идея В. С. Библера заключается в том, что мы живем в период смены логики, которой руководствуется человечество в своем стремлении понять мироустройство. А именно, от одной логики (рациональной на данном этапе) мы переходим к диалогике -- диалогу разных логик. Логика грядущего XXI века -- диалогика -- способна совместить в себе различные логики: как те, что существовали в прежние исторические эпохи, так и новые, еще только проявляющиеся. Близкие или полностью совпадающие высказывания обнаруживаются у многих авторов: «Нет необходимости доказывать, что один способ объяснения лучше, чем другой. Каждый подход имеет своих защитников и у каждого есть свои и преимущества, и слабые стороны по сравнению с другими» [Poole & McPhee 1985, с. 107].

Эта идея о принципиальной совместимости разных логик представляется весьма привлекательной по нравственно-экологическим соображениям. К тому же она имеет уже и свои операциональные конкретизации: во-первых, начинать необходимо со знакомства с феноменологией, на первом шаге пытаясь проникнуться богатством ее связей, а во-вторых, это должен быть диалог несовпадающих логик. Не борьба, не высокомерное (или тревожное) игнорирование, а всестороннее обсуждение общих проблем на различных языках. Исследователю для этого надо будет освоить несколько языков, а практику -- переосмыслить эклектичность как многоресурсность.

1.1.3 Почему герменевтика?

Пришло время определиться в собственной логике исследования, уже опираясь на выделенные парадигмальные координаты.

Исходные положения, касающиеся мировоззренческой позиции, в рамках поставленной задачи заявляются лишь эскизно (и только в той части, которая касается предмета разговора). Я делаю это ради внесения ясности относительно своей позиции, но не в качестве обсуждаемых положений.

Психика человека и мир онтологически слиты воедино: они изначально (если это начало было) упакованы друг в друга. Противостояние материализма и идеализма -- это спор способов описания этой слитности. Похоже, оно является следствием некорректно сформулированной проблемы.

Та часть мира, с которой имеет дело человек, в значительной степени является продуктом (в том числе и актуально) деятельности самого человека. Производится он в процессе описания мира -- его семантического (знакового, языкового, символического) удвоения. А поскольку всякое описание всегда избирательно, то предмет описания избирательно разворачивается (распаковывается) в этом удвоении. Сотворив очередную порцию себя и мира, человек действует в соответствии со своим новым пониманием и оказывается одной из ведущих преобразующих сил мироздания.

Всякое описание, сколь бы парадоксальным оно ни показалось, всегда имеет свои основания, свои онтологические корни -- ив этом смысле всякое описание, любой способ видения по-своему верен. Их непонимание кроется в отсутствии доступа к контексту, в котором они означиваются.

Отношение к феноменам. Феномены, с которыми имеет дело психология -- это события (событие -- состоявшееся, истинное бытие), которые имеют двойственное обоснование: со стороны причин и со стороны результата. Поэтому понимание их строится и в каузальных, и в телеологических понятиях. У 3. Фрейда эта двойственность феноменов схватывается дихотомией либидо и символа [Рикёр 1995-6, с. 405--408]. П. Рикёр приводит и другие пары понятий: побуждение и нацеленность, желание быть и знак, желание и усилие существовать и др.

Цели научного исследования -- понять то, каким образом в реальной человеческой деятельности увязываются причины с намерениями, истолковать смысл этой связи по отношению к конкретным людям и/или всему человечеству. В данной перспективе стремление человека понять себя совпадает с проектированием себя, развитием.

Характер знаний, которые ожидается получать -- частные закономерности, ограниченные контекстами, в которых они имеют смысл, вплоть до уникальных единичных характеристик отдельно взятого лица.

Способ установления истинности знаний -- экспертные суждения, личное участие, непосредственное переживание соответствующего опыта и пр.

Описанные в первом разделе способы научного мышления как по названиям, так и по наполнению у различных авторов не совпадают. Однако если соотнести заявленные только что позиции с содержанием упомянутых парадигм, то по сумме положений они примерно могли бы соответствовать герменевтической (А. Бохнер), диалектической (М.С. Пул и Р.Д. МакФи) или субъект-субъектной (Г.А. Ковалев) парадигмам. Вместе с тем наиболее адекватным парадигмальным ориентиром в рамках данной работы был избран герменевтический способ мышления и метод исследования. Объясню почему.

Мне приходится отходить от естественнонаучной логики исследования -- изучаемая реальность не принимает ее. Предмет данного исследования -- заведомо субъект, носитель психики, живое существо. В нем можно выделить отдельные фрагменты и сделать из них неживой препарат для лабораторных работ -- поучительно, наглядно, но... с потерей качества. Естественнонаучная логика исходит из первоначального разведения субъекта и объекта, а затем стремится эту пропасть преодолеть. В этой логике человека приходится сначала мысленно превращать в объект, а затем пытаться искать в нем субъектность.

В качестве альтернативы поэтому избирается обратный ход мысли: изначально полагать бытийственную упакован-ность мира и человека друг в друге. Познавательная активность последнего заключается в стремлении распаковать себя -- превратить потенцию в актуальность (актуализировать себя). Средством распаковки -- семантического удвоения -- человеком как себя самого, так и мира выступает язык. Способы распаковки -- понимание, выделение существенного (того, что скрыто, но составляет сущность мира и самого человека), перекомпоновка полученного материала -- вместе составляют один метод: истолкование. В таком понимании истолкование оказывается средством развития человеком себя и мира. Наиболее полная разработанность истолкования как метода обнаруживается в герменевтике. Таким образом, с помощью герменевтики есть надежда найти выход из указанных методологических затруднений. А главное, прекратить борьбу с субъективностью исследователя в стремлении превратить его в измерительный прибор, и наоборот, желание наиболее полным образом применить ее уникальные возможности.

Герменевтический подход для меня -- это еще и метод совместного (со своими коллегами, выступающими в функции компетентных экспертов) исследования данной проблемной области. В работе такого типа, как представляется, позволительно заняться свободным моделированием в расчете на конструктивную дискуссию, которая сама по себе уже есть способ исследования. Специфика изучаемой реальности состоит в том, что она в своем полном объеме представлена в том же субъективном пространстве, что и квалификация экспертов -- все мы погружены в психическую и социальную стихии, укоренены в них своими глубокими душевными пластами. Чтобы отстраниться от этой реальности и занять позицию «объективного» исследователя, свою субъективность пришлось бы умертвить. Прямая экспериментальная проверка -- в естественнонаучном, аппаратном ее понимании -- ма-нипулятивного воздействия (как и вообще психологического воздействия) вряд ли возможна, поскольку трудно себе представить, какой объективный инструмент может зафиксировать то, что в принципе может быть зафиксировано лишь инструментом психическим. А уж если избежать субъективности мы не можем, то корректно будет осмыслить саму субъективность как специфический инструмент исследования. Поэтому центральным методом признается вынесение экспертных заключений: субъективная реальность может быть исследуема в таком отстранении (по отношению к одному исследователю) как передача выносимых суждений на рассмотрение другим исследователям-экспертам.

Методологическая позиция А. Джиорджи, разделяемая многими гуманистическими психологами, исходит из таких базовых характеристик человека:

1) все люди входят в общество;

2) все люди являются участниками языковой коммуникации;

3) все люди выражают непосредственный опыт в системе значений;

4) все люди способны преобразовывать воспринятые структуры непосредственного опыта;

5) все люди объединяются в содружества, например в группы или сообщества.

Психологическое исследование может включать в себя «феноменологическое исследование, герменевтическое истолкование значений, изучение жизненного пути и отдельных исторических случаев, а также многие другие исследования с использованием качественных данных и/или реконцептуали-зированных квазиэкспериментальных процедур» [цит. по Крипнер и де Карвало 1993, с. 124]. Как видим, в этом ряду герменевтика стоит практически в самом начале научного поиска. Поэтому на начальном этапе разработки данной проблемной области мне такой подход и представляется наиболее корректным.

Привлекательной стороной герменевтики является ее эко-логичность. Заключается она, во-первых, в бережном отношении ко всем составляющим предмета изучения: ничто не может быть признано излишним, все признается необходимым и полезным, стоит лишь указать, для каких условий оно верно. Во-вторых, в понимании естественности такого положения, когда существует не единообразие, а многообразие -- идей, мнений, образов, событий... В-третьих, в терпимости к поляризации противоположностей, противоречиям точек зрения, в стремлении к организации продуктивного диалога между ними.

Мне остается в кратком виде обозначить некоторые положения герменевтики, которые будут выполнять роль исходных позиций и одновременно ориентиров данного исследования. Для герменевтического подхода характерны:

1. Осознанная установка на истолкование, разъяснение, а не на беспристрастное описание. Понять -- означает привнести свое понимание (заключенное в способах и средствах мышления) в предмет изучения, а не стерильно зафиксировать нечто в этом предмете. «Я называю герменевтикой всякую дисциплину, которая берет начало в интерпретации, а слову интерпретация я придаю его подлинный смысл: выявление скрытого смысла в смысле очевидном» [Рикёр 1995-6, с. 408].

2. Стремление понять смысл человеческих действий, то есть совокупность его связей с миром.

3. Фокусировка на языке как носителе сведений о человеке. «Интерпретативный подход обращается к конкретным изменениям значений, к кругу значений, в котором мы себя обнаруживаем и который не способны вполне преодолеть» [Bochner 1985, с. 43].

4. Смысл схватывается через многосторонний анализ средств выражения: речь, беседа, символические действия, социальные артефакты. «Семантическим ядром всякой герменевтики [является]... определенная конструкция смысла, которую можно было бы назвать дву-смысленной или много-смысленной» [Рикёр 1995-6, с. 17]. Поэтому существующие противоречия воспринимаются как источники смысла.

5. Допускается отсутствие явных различий между фактами и оценкой, истиной и верой. Речь не о смешении Плеромы и Креатуры (Бейтсон), то есть описываемого предмета и его описания, а о последовательности в осознании того, что в рамках языка мы всегда работаем только с разными видами описаний (толкований), а не с самой реальностью. К последней мы имеем доступ тоже только через язык.

6. Значение любого события или явления зависит от контекста -- от всей совокупности его актуальных и потенциальных связей: «Каждое частное явление погружено в стихию первоначал бытия» [Бахтин 1979, с. 361].

7. Невозможность сформулировать точное теоретическое описание. «Взамен дается «теплая идея». Ее «выживание» не зависит от будущих исходов, но скорее от того, насколько хорошо эта концептуальная рамка применяется к интерпретации новых случаев» [Bochner 1985, с. 45].

1.2 Герменевтика действия

Довольно привычно говорить о герменевтике как науке (или искусстве) толкования текстов (Шлейермахер, Дильтей, Гадамер, Рикёр), но по отношению к активности человека прямой перенос метода истолкования требует дополнительного обоснования. Для начала необходимо показать, что саму человеческую деятельность можно рассматривать как текст. Когда же это будет сделано, то нам необходимо еще обсудить проблему достоверности знаний, получаемых в герменевтическом исследовании. Речь идет о том, насколько точно текст отсылает нас к тому предметному содержанию, на который стремился указать автор. Эта точность зависит от трех моментов: во-первых, от того, насколько хорошо автору удалось подобрать необходимые средства выражения, во-вторых, от разрешающей способности языка и, в-третьих, от способности читателя реконструировать замысел автора. В случае с таким видом текста, которым является поведение человека, приходится иметь дело с поэтапным толкованием: поведение фиксируется (подвергаясь первой редукции) и/или описывается (толкуется, а значит и упрощается), затем оценивается экспертами (еще раз интерпретируется), и в завершение автор исследования делает некоторые заключения (снова толкует). В общем, это соответствует привычному ходу научного или прикладного исследования (в практической работе эта схема нередко изменяется). В герменевтическом исследовании этот момент постоянной трансформации содержания в результате проводимых процедур относится на счет субъективности занятых в исследовании людей и стремится учесть эти искажения, понять их как источник важных сведений о самом поведении человека. Делается это не путем снижения степени субъективизма людей, а через признание его полноправным фактором исследования. В результате складывается некоторый перечень требований, которые могут быть предъявлены к тексту (стимульному материалу), толкователю (испытуемому или эксперту), а также к языку, на котором должны быть изложены результаты интерпретации такого текста как поведение. В этом порядке они и будут обсуждены ниже.