Вклад М. Эриксона в становление краткосрочной психотерапии, его биография и практическая деятельность

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное агентство по образованию

Астраханский государственный университет

Филиал АГУ в г. Знаменск

Специальность «Педагогика и психология»

Курсовая работа

По дисциплине «История психологии»

Тема: «Вклад М. Эриксона в становление краткосрочной психотерапии,

его биография и практическая деятельность»

Знаменск - 2009 г.

Оглавление

Введение

Глава 1: Теоретический анализ жизнедеятельности доктора Милтона Эриксона

1.1 Биография Эриксона

1.2 Отличие эриксоновских методов от традиционных для его времени

1.3 Проблемы детского развития с точки зрения психотерапии

Глава 2: Применение техник М. Эриксона в практике психотерапевта

Заключение

Библиографический список

Приложения

Введение

Официальное место Милтона Г. Эриксона в пантеоне крупнейших врачевателей века общепризнано: создатель нового -- недирективного, “мягкого” гипноза и короткой стратегической психотерапии. Эриксон -- малоизвестный у нас классик, автор целого направления... По существу этот классик сделал гораздо больше: всей своей долгой жизнью показал, что людям действительно можно помогать, и началось это с него самого.

Биография Эриксона легко превращается в “Повесть о Настоящем волшебнике, простом деревенском парне, сделавшем себя наперекор нелегкой судьбе”, -- и в рассказ о подлинном интеллигенте, не боявшемся искать и находить. “Деревенщина”, инвалид с молодости, бедный бескарьерный доктор, главный врач маленькой “психушки” -- сельской районной больнички в богом забытых местах, частнопрактикующий специалист из глубокой провинции. В параллельной жизни -- неунывающий создатель самобытного метода, активный лектор и путешественник, автор сотен страниц книг, статей, научных писем, известный частнопрактикующий терапевт и консультант. Среди психотерапевтов ему нет равных: настолько разнообразен его творческий подход, велики проницательность и изобретательность.

Прочерк между годом его рождения (1901) и годом смерти (1980) скрывает не только путь к признанию, перечень написанного, благодарных пациентов и учеников. За ним -- оптимизм обреченного, захотевшего и ставшего счастливым. За свою долгую жизнь Эриксон успел многое: он вырастил восемь детей, вылечил около 30 000 больных, стал самым знаменитым врачом-гипнотизером своего времени. В его небольшой домик в столице штата Аризона Фениксе, где Эриксон жил с 1950 года, стекались больные со всего света. Легенда о Маге и Волшебнике Милтоне Г. Эриксоне создана его учениками. Число их множится с каждым годом, и со временем они образовали профессиональное сообщество последователей эриксоновского гипноза и психотерапии.

Его карьера содержит длинный и неисчислимый список успехов в областях, где не мог преуспеть никто другой. Он был способен помочь обрести лучшую жизнь неизвестному множеству людей, которые были уверены, что помочь им невозможно. Он помогал безнадежным, которые смотрели на каждый путь спасения как на недоступный им, обрести эту надежду, и давал им альтернативы, о которых они отчаянно мечтали. Этого отважного человека называли кем угодно, от чудесного ребенка до лжеца; его любили и почитали одни и боялись другие. Его атаковали и изводили; Американская Медицинская Ассоциация пыталась лишить его медицинских прав. Но в конфронтации со всем скептическим миром он продолжал исследовать, развивать и использовать гипноз.

К сожалению, осталось совсем мало аудио - и видеозаписей его сеансов. Эриксон не хотел, чтобы люди запомнили его немощным стариком в инвалидном кресле. В пятидесятые же годы, когда он был молод и полон сил, Милтон считался чудаком и аутсайдером, известным в основном благодаря использованию гипноза. Его подход к лечению был необычен и противоречил всему общепринятому тогда в терапии. И мало кому тогда пришло бы в голову, что через несколько десятилетий его сеансы будут разбираться буквально по крупицам.

На смену исчезающим традиционным приходят методы Эриксона. Его сторонники, раньше считавшиеся еретиками, теперь превозносятся до небес.

Искусство доктора Эриксона расценивается во всем мире не только как наиболее эффективное по результатам, но для большинства людей, которые видели или слышали его работу, исключительное и замечательное, и для некоторых - как раздвигающее пределы возможного. «В одном из своих выступлений Стивен Гиллиген пошутил: "Сколько эриксонианцев потребуется, чтобы поменять перегоревшую лампочку? Конечно, восемь: один будет менять лампу, а семь будут изощряться в метафорах, доказывая, насколько лучше сделал бы это Эриксон".»[4,с.5].

Но при этом в нашей стране имя Милтона Эриксона известно в основном только специалистам. Этот факт, а также все возрастающий интерес к психотерапии и предопределил актуальность данной работы.

При всей нынешней популярности Эриксона есть немало его противников. Приверженцы длительной, классической психотерапии, так же, как и представители классического гипноза, считают техники Эриксона легкомысленными, а рассказы о его успехах - сильно преувеличенными. Это послужило основанием для формулировки проблемы исследования - каковы преимущества и недостатки работы Милтона Эриксона.

Цель: на основе анализа биографии Милтона Эриксона раскрыть истоки его деятельности, а также показать отличия его методов от методов традиционной психотерапии.

Объект исследования: способы лечения, используемые в психотерапии и гипнотерапии.

Предметом исследования является сама личность Эриксона, а также техники, применяемые им для оказания помощи клиентам и пациентам.

Выдвигаем следующее предположение в виде гипотезы: эффективность работы психотерапевта зависит не только от знания методик, но и от его способности понять и принять мир своего клиента; от способности наблюдать и фиксировать малейшие изменения в поведении клиента; в умении использовать все возможности языка и мимики для установки контакта с другим человеком.

Задачи исследования:

1. Проанализировать биографию Милтона Эриксона.

2. Выявить паттерны его техник.

3. Экспериментально проверить эффективность работы Эриксона и доказать преимущества краткосрочной терапии.

В процессе исследования были использованы следующие методы:

- теоретические - изучение и анализ учебной и научной литературы по проблемам психотерапии и лечебного гипноза.

- эмпирические - анкетирование, тестирование, наблюдение, эксперимент.

Практическая значимость работы: популяризация малоизвестных в нашей стране методик терапии Эриксона.

Глава 1. Теоретический анализ жизнедеятельности доктора Милтона Эриксона

1.1 Биография Эриксона

Милтон Г. Эриксон родился 5 декабря 1901 года в бревенчатой хижине в сейчас уже не существующем маленьком шахтерском городке Аурум (штат Невада). Со временем его родители отправились в фургоне на восток и поселились на ферме в сельскохозяйственной части штата Висконсин.

Еще ребенком Эриксон воспринимал мир не так, как его друзья и родственники. Помимо сильного любопытства и общего нежелания просто принимать убеждения и суеверия окружавшего его общества, его внутренний мир отличался от внутреннего мира других людей и по некоторым физиологическим причинам. Например, у него была особая форма невосприимчивости цвета, позволявшая ему видеть лишь пурпурный цвет, столь любимый потом Эриксоном. В последующие годы он намеренно окружал себя предметами этого цвета и постоянно интересовался применением гипнотического внушения при лечении невосприимчивости цветов. Всю свою жизнь он мучился от аллергии, кроме того, у него была сильная аритмия и проблемы со слухом. Он не различал звуки по их высоте, и воспроизвести даже самую простую мелодию было для него делом совершенно невозможным, что вызвало в дальнейшем устойчивый интерес к эффектам изменения паттернов дыхания при тех, по словам Эриксона, “воплях”, которые обычно называют пением. Кроме того, он страдал дислексией (нарушением процесса чтения), и затруднения, возникающие из-за этой аномалии, лишь усиливали его интерес к значимости слов и их применения. Тот факт, что человек, позднее ставший одним из основных специалистов по использованию языка, не мог научиться говорить до четырех лет и даже позднее, по причине своей аритмии и частичной глухоты, говорил совсем не так, как это делают большинство американцев, действительно может заинтриговать. Специалисты сравнивают паттерн речи Эриксона со способом говорения у некоторых племен Центральной Африки, Бразилии или Перу.

«Возможно, именно по причине того, что Эриксон до четырех лет не мог научиться говорить, язык имел для него в детском возрасте особую притягательную силу. В школе, в третьем классе, он полностью прочитал толстый словарь, за что и заслужил прозвище “Словарь”. По каким-то неведомым причинам ему тогда не пришло в голову, что словарь составлен в алфавитном порядке для облегчения поиска необходимого слова. И когда он хотел найти какое-то слово, он начинал просматривать все страницы словаря с самого начала, пока не встречал нужное слово. Этот отнимающий много времени процесс никогда не надоедал Эриксону, потому что ему нравилось листать словарь и узнавать нечто новое о значении слов». [ 22, с. 22]

Как бы то ни было, но его неведение относительно принципа построения словаря усилило осознание значения слов, их скрытого смысла и природы. Он любил игру слов, каламбуры, метафоры и всю смысловую гибкость, присущую языку. Иногда для развлечения он начинал говорить со своими школьными товарищами так, что один считал: Эриксон говорит о воздушном змее, а другой думал: обсуждается игра в бейсбол. Уже тогда многозначность слов очаровала его.

На протяжении всей своей жизни Эриксон страдал от постоянного физического недомогания, начавшегося в возрасте 17 лет. В 1919 году, сразу же после окончания высшей школы, приступ полимиелита полностью парализовал его и вывел из обычной жизни, но зрение, слух и мышление, к счастью, остались неповрежденными. Он вспоминал в своей автобиографии: «В августе я услышал, как трое врачей в соседней комнате говорили моей матери: “К утру мальчик умрет". Будучи нормальным ребенком, я не поверил этому. Наш сельский врач вызвал из Чикаго двоих своих коллег для консультации, и они говорили моей матери: "К утру мальчик умрет". Я был вне себя от гнева. Подумать только, сообщить матери, что ее сын к утру будет мертв! Это неслыханно! Когда после этого мать вошла в комнату, на ней не было лица. Она подумала, что я помешался, потому что я настоятельно просил ее передвинуть в моей комнате большой сундук так, чтобы он стоял под другим углом к кровати. Она двигала его у кровати, а я просил ее еще пододвинуть его, так и эдак, пока он не занял того положения, какого мне хотелось. Этот сундук закрывал мне пейзаж за окном, и - разрази меня гром - я не хотел умереть, не увидев заката! Я был без сознания три дня.

Я ничего не сказал моей матери. Она ничего не сказала мне». [28, c. 43].

Он сам боролся с болезнью и поборол ее, но еще долгие месяцы был полностью обездвижен, парализован. Эриксон говорил, что полиомиелит стал его лучшим учителем в познании человеческих возможностей. Наблюдения за жизнью захолустной фермы -- вот все его впечатления тех долгих месяцев. С обостренным вниманием юноша стал примечать, что язык тела его сестер, работников, родителей не совпадал с их словами, и эта бессловесная реакция иной раз точнее отражала истинные чувства людей. Так, согласие на вербальном уровне могло сопровождаться выражениями лица, движениями рук, тела, глаз и даже интонаций голоса, указывающих на скрытое несогласие. Более того, он отметил, что такие «послания» и намеки на скрытое несогласие обычно не остаются полностью незамеченными, а приводят к “интуитивному” восприятию того, что сам говорящий не высказывал и что прямо в его словах не подразумевалось. Реальность двух уровней общения, восприятия и реагирования стала совершенно очевидной для Эриксона во время наблюдения за общением членов его семьи и друзей. Это, в свою очередь, добавило к его пониманию тот факт, что люди постоянно издают определенные сигналы, не вполне осознаваемые ими, и реагируют на них.

Явления паралича постепенно отступали. Мальчик учился заново подниматься, ходить, держать ложку для того, чтобы есть, то есть всему тому, чему учится маленький ребенок в несколько месяцев, может быть, в год. Он писал, что: “Я делал то же самое, что делала моя маленькая сестренка, которой был год. Я наблюдал, как она встает, как она подтягивает ножки, чтобы опереться на них, и делал то же самое”.

Часами концентрируя внимание на мельчайших импульсах, возникающих в мышцах ног, он сначала добился еле заметных движений. "Я стал обостренно ощущать, что такое движение. Позднее, в университете, я изучил природу мышц и придумал, как эффективнее использовать мои собственные уцелевшие после полиомиелита мышцы. Я учился хромать с минимальным напряжением -- на это ушло десять лет. Я стал обостренно воспринимать физические движения окружающих, и это было чрезвычайно полезно. Люди порой совершают мелкие предательские движения, которые многое могут сообщить опытному наблюдателю. Большая часть наших связей с окружающими отражается в движениях нашего тела, а не в нашей речи. Я обнаружил, что могу определить хорошего пианиста не по звукам исполняемой им музыки, а по тому, как его пальцы прикасаются к клавишам. Уверенное прикосновение, нежное прикосновение, сильное и одновременно точное прикосновение. Истинная игра подразумевает изысканные физические движения".

Спустя год он уже передвигался с помощью костылей. Ему даже удалось найти сидячую работу на консервном заводе, чтобы собрать деньги на обучение в колледже.

Он использовал умение влиять на других людей еще во время одиночного путешествия на каноэ летом 1921 года. Когда Милтон окончил первый курс, лечащий врач посоветовал ему подобрать для летних каникул физическое занятие на солнце, с достаточной нагрузкой и не требующее участия ног. Эриксон выбрал путешествие на каноэ, и в июне отправился в путь. Из провизии Эриксон взял два небольших мешочка -- один с рисом, другой с бобами, немного посуды и деньги -- 2 доллара 32 цента. Запас сил был еще меньше: он даже не мог сам столкнуть в воду свое каноэ, а проплыть был в состоянии не больше двух метров. И вот с таким имуществом он с июня по сентябрь пропутешествовал 1200 миль. Запасы пищи он пополнял за счет рыбной ловли, сбора съедобных растений на берегах рек и озер. Иногда ему случалось выловить несколько картофелин или яблок, плавающих среди очистков в водах Миссисипи, так как повара речных пароходиков имели обыкновение весь мусор выбрасывать за борт.

Так он путешествовал, почти без припасов и денег, поначалу такой слабый, что не мог переносить каноэ через преграждавшие путь дамбы, и делал перерывы для отдыха через каждые полчаса работы веслом.

И было еще одно условие, делавшее путешествие значительно более сложным. Эриксон никогда не просил помощи у окружающих. Хотя частенько ему удавалось получить от людей то, что нужно, и без просьб. Он так рассказывал о своем путешествии: "Плывя по реке, я иногда встречал рыбацкую лодку и приближался на расстояние, достаточное для ведения разговора. Я был дочерна загорелый и на голове носил носовой платок с узелками, своим видом вызывая у рыбаков любопытство. Завязывалась беседа, и я рассказывал им, что я студент-медик и путешествую для поправки здоровья. Бывало, они спрашивали меня, как ловится рыба, и тогда я отвечал, что еще пока рановато для клева. Так или иначе, к концу беседы рыбаки давали мне часть своего улова, хотя я и не просил их об этом. Обычно они предлагали мне зубатку, большую и вкусную рыбу, но я не брал ее -- ведь она дорого стоит, а рыбаки зарабатывали себе на жизнь. И взамен одной зубатки они давали мне окуней в два-три раза больше".

Была и другая проблема -- дамбы на реках. Эриксон рассказывает: "Я вскарабкивался на один из окружающих дамбу столбов. Вскоре собирались люди и с любопытством смотрели, как я сижу там и читаю книгу на немецком языке. Наконец, кто-то не выдерживал и спрашивал, какого черта я залез на столб и что я там делаю. Тогда, оторвавшись от книги, я говорил, что ожидаю, пока мое каноэ перенесут через дамбу. За этим обычно следовала добровольная помощь".

Так, используя удобные случаи и услуги окружающих, Эриксон совершил свое летнее путешествие, которое дало ему хорошую физическую форму и помогло расширить пределы своих возможностей. По возвращении оказалось, что объем его грудной клетки увеличился на 20 сантиметров, он мог свободно проплыть милю и грести без отдыха четыре мили против течения, не говоря уже о том, что сам переносил через дамбы свое каноэ.

Во время первого семестра обучения на втором курсе в университете штата Висконсин Эриксон испытал одно из своих спонтанно возникавших проявлений самогипноза. Этот опыт оказал глубокое воздействие на образ мысли Эриксона и стал основой для его последующего обучения гипнозу у Кларка Халла. Эриксон решил, что мог бы заработать деньги, публикуя статьи в местной газете. Для их написания он намеревался использовать свою способность, открытую еще в юности, -- иногда во сне он мог найти правильное решение арифметических задач. Эриксон решил заниматься до десяти часов вечера, после чего лечь спать, а в час ночи проснуться и писать статьи для газеты, которые, как он надеялся, будут сами возникать у него в уме во время сна. На следующее утро он проснулся, ничего не помня о том, что написал ночью, но статья действительно лежала возле пишущей машинки. Эриксон не стал читать ни эту, ни другие статьи, созданные им таким таинственным образом, а просто отправлял их в редакцию. Однако потом он каждый день раскрывал свежий номер газеты, но скоро понял, что не может узнать своих собственных статей, хотя все они были напечатаны, и пришел к выводу, что “в голове содержится гораздо больше, чем я знаю”. Так Эриксон понял, что может доверять своему пониманию и ему не следует позволять себе поддаваться искажающему воздействию “несовершенного знания других людей”.

Несмотря на этот и другие подобные случаи, Эриксон открыл для себя гипноз только лишь после окончания второго курса, когда стал свидетелем демонстрации гипноза Кларком Халлом. Эриксон был настолько воодушевлен увиденным, что тут же предложил себя Халлу в качестве субъекта внушения, а следующим летом уже пытался загипнотизировать всех, кто соглашался на это.

Постепенно Милтон совершенствовал свое мастерство. На следующий год осенью он под руководством Халла принял участие в семинаре, где рассказал о своих летних гипнотических опытах и об экспериментальной работе в лаборатории. К третьему курсу Эриксон уже имел опыт погружения в транс нескольких сотен людей, выполнил множество экспериментов и проводил демонстрации гипнотических сеансов перед учащимися Медицинской школы, студентами психологического отделения и персоналом государственной больницы Мендоты.

Позднее он вспоминал об опыте, полученным в то время, и о сделанных выводах на семинаре по гипнозу, проводившемся в конце года Кларком Халлом. Выводы Эриксона резко отличались от выводов самого Халла, который преувеличивал значение стандартизированности процедуры гипноза и, соответственно, приуменьшал значение любых внутренних процессов субъекта, что явно противоречило наблюдениям Эриксона. Эриксон назвал стандартизированный поход Халла “абсурдными” и “бесполезными” попытками, в которых игнорируется то, что “...субъект гипнотического внушения является личностью, и он низводится до уровня некого неодушевленного лабораторного устройства...”.

Но и Халл не смог убедить Эриксона, что тот не прав. Не испугавшись того, что Халл отверг его точку зрения, Эриксон продолжал свои исследования гипноза. Эти исследования были продолжены как часть учебной программы на протяжении последующего обучения Эриксона в университете. К тому времени, когда Эриксон получил в 1927 году степень бакалавра, а в 1928 году -- степень магистра психологии и доктора медицины в Висконсинском университете, он приобрел основательную подготовку и опыт в этой области.

Во время этих исследований неожиданно выяснилось, что Эриксону необходима помощь психиатра-адвоката, так как его могут отчислить из университета за “занятия черной магией”, которой в то время довольно часто считали гипноз. Начав после этого обучение в интернатуре госпиталя штата Колорадо (1928--1929), Эриксон решил даже не упоминать о гипнозе, чтобы его не отчислили из интернатуры и не отказали в предоставлении лицензии на врачебную деятельность. Однако даже и в то время Эриксон не прекращал своей работы с гипнозом, проводя ее в Государственной психопатологической клинике штата Колорадо, где он позднее, после окончания интернатуры и получения лицензии, продолжил свое обучение в области психиатрии.

Затем, в 1929--1930 гг., он работал ассистентом в Государственной психиатрической клинике в Род-Айленде, после чего поступил в исследовательский отдел Уорчестерской государственной клиники (штат Массачусетс). Спустя несколько месяцев, в апреле 1931 года, он был принят в штат Исследовательской службы при государственной больнице Ворчестера, где быстро вырос до главного психиатра службы.

Спустя четыре года Эриксон приехал в Элоизу, штат Мичиган, как директор Центра психологических исследований и тренинга при окружной больнице Уэйна. Тогда же он стал членом-корреспондентом психиатрии в Государственном медицинском колледже Уэйна, одновременно выполняя обязанности профессора клинической психологии в Мичиганском университете в Ист-Лэнсинге. Здесь, в Элоизе, Эриксон провел свои крупнейшие эксперименты и начал применять гипноз для профессионального обучения ординаторов.

Это было рискованным занятием для времени, когда гипноз считался порочным методом. После окончания колледжа он даже не упоминал о своих занятиях, справедливо опасаясь, что может быть лишен лицензии на врачебную деятельность. Однако времена менялись, и медленно стараниями энтузиастов гипноз выходил из психотерапевтического подполья. Появились глубокие теоретические работы, увеличивалось число специалистов практиков. На этом фоне восходила звезда М. Эриксона. Он широко использовал различные виды наведения транса, различные виды гипнотической работы. Имея большую психотерапевтическую практику, он много времени посвящал своим ученикам, в которых он видел дальнейшее развитие гипноза. Эриксон стал основателем удивительного направления в психотерапии, - краткосрочной стратегической психотерапии, нового способа гипноза, который сегодня называют эриксоновским, или, на манер английской транскрипции - эриксонианский.

Эриксон познакомился со своей второй женой Элизабет, когда преподавал в университете Уэйна -- она была его студенткой и ассистенткой в аспирантуре. С первой женой он развелся, когда женился на Элизабет, в 1936 году; у него было трое детей от первого брака. Со временем у них родилось еще пятеро детей, и этим обстоятельством отчасти объясняется то, что Эриксон был столь хорошо знаком с процессом развития ребенка, часто обращаясь в своих лекциях в теме научения в детском возрасте.

В 1948 году по причине ухудшения здоровья доктор Эриксон переселился в город Феникс (штат Аризона), где вскоре после непродолжительной работы в местных учреждениях начал собственную частную практику и чтение лекций по гипнотерапии. В Аризону стекались больные со всего света, приезжали ученые и многочисленные ученики. Его жизнь поддерживали два “кита”: работа, которой он был постоянно загружен, и семья -- источник его духовной силы и предмет гордости.

Частная практика Милтона Эриксона проходила в уникальном обрамлении. Офис для приема клиентов находился в его доме, небольшом кирпичном здании, расположенном в живописном месте. Приемной служила гостиная, и год за годом его пациентов представляли жене и восьмерым детям Эриксона. Он принимал пациентов в кабинете, где стояли только письменный стол, несколько стульев и книжных шкафов. На стене висели портреты его родителей, которые дожили до девяноста лет, а вокруг были разбросаны и расставлены вещи, вызывающие ощущение домашнего уюта, -- например, чучело барсука. Такой кабинет казался до смешного скромным для психиатра такого уровня, как Эриксон. Но сам он считал, что удобство и уют -- прежде всего.

После 1950 года его профессиональная жизнь включает в себя как обширную частную клинику в Фениксе, так и постоянные путешествия по Соединенным Штатам и всему миру с целью проведения многочисленных семинаров. В результате презентации, проведенной в Чикаго перед группой профессионалов, была начата традиция проведения семинаров “Фондом по исследованию гипноза”. В дальнейшем на основе семинаров “Фонда по исследованию гипноза” возникло “Американское общество клинического гипноза”, поддерживающее образовательные и исследовательские программы.

В 1957 году Эриксон стал президентом-основателем этого общества, предлагавшего альтернативу “Обществу клинического и экспериментального гипноза”, основанного в 1949 году в русле научной традиции, продолжающей подход Кларка Халла. С симпатией относясь к сугубо экспериментальному подходу данной традиции, Эриксон решил основать свое общество, чтобы подчеркнуть отличие собственного подхода. Он выполнял обязанности президента “Американского общества клинического гипноза” с 1957 по 1959 год. В 1958 г. он становится редактором основанного им же “Американского журнала клинического гипноза”, занимая данный пост до 1968 года и собрав за это время плодотворный коллектив авторов, чьи научные интересы и теоретические предпосылки не совпадали с позицией “Журнала клинической и экспериментальной психологии” органа “Общества клинического и экспериментального гипноза”.

В 1952 году произошел редкий в медицинской практике случай: М. Эриксон перенес полиомиелит во второй раз. На этот раз ему удалось выздороветь лишь частично. Его мучили постоянные головные боли. Почти не действовала правая рука, левая тоже была ограничена в движениях. Только половина диафрагмы была подвижна, губы частично парализованы, язык смещен. Он не мог пользоваться вставными зубами. Но уже через год он сумел совершить одно из наиболее сложных путешествий пешком по горам Аризоны, пользуясь для опоры только двумя палками.

Он сумел развить голос -- основной инструмент своей работы -- и очень гордился тем, что мог владеть речью. Однако со временем и речь его стала глухой и невнятной. Видимо, поэтому он говорил так медленно и размеренно, будто взвешивая каждое слово. Болезнь разрушала его организм. С 1967 года Эриксон был окончательно прикован к инвалидному креслу.

Вопреки этим ограничениям, а во многом и благодаря им, Эриксон научился использовать возможности и реализовывать потенциальные способности, которыми обладает каждый из нас. У людей Эриксон неизменно вызывал изумление и восторг. Он практически уже не выезжал за пределы города, в котором жил. Но люди приезжали уже к нему. У него до конца жизни было много пациентов, учеников

Со временем тесный кабинет оказался полностью загроможденным различными сувенирами и подарками от пациентов, которые часто приезжали из таких отдаленных мест, как Нью-Йорк или Мехико Сити, чтобы пройти курс лечения. Так как он видел только пурпурный цвет, обычно ему дарили подарки такого цвета. Он годами собирал коллекцию пурпурных коров.

В последние годы жизни Эриксон иногда принимал одновременно до восьми человек, проводя гипнотерапию или обучение. Все эти люди приезжали в Феникс, чтобы научиться чему-то у мастера, хотя потом многие вспоминали, что несмотря на их ожидания, при общении с Эриксоном они узнали нечто новое скорее о самих себе, чем о технике гипнотерапии. [22].

Последние шесть лет Эриксон, прикованный к инвалидному креслу, ежедневно встречался с группой психотерапевтов, которым излагал свои взгляды на гипноз, психотерапию, и все это перемежал случаями из практики - «учебными» рассказами, полными добра и уважения к человеческой личности.

Начиная с 1967 года Эриксон получал все большее количество подтверждений своих психотерапевтических способностей и таланта гипнотизера. Хотя его публикации этого периода были посвящены преимущественно техникам гипноза и факторам, способствующим внушаемости, начали издаваться многочисленные книги о нем, в которых упор делался на стиле психотерапевтического воздействия Эриксона (Бэндлер и Гриндер; Хейли). Данные публикации привлекли к Эриксону внимание гораздо большего количества людей, чем его собственные работы, обеспечив постоянное возрастание этого интереса в будущем.

В оставшиеся годы жизни Эриксон был удостоен множества почестей и наград. Он являлся пожизненным членом Американской ассоциации психиатров, Американской ассоциации психологов и Американской ассоциации содействия развитию науки. Получил диплом от Американского совета психиатров и был членом Американской психопатологической ассоциации. Номер “Американского журнала клинического гипноза” за июль 1977 года полностью посвящен Эриксону по случаю его 75-летнего юбилея.

Болезнь разрушала его организм, Эриксон упорно с нею боролся -- прежде всего умением радоваться каждой минуте отпущенной ему жизни. Всех, кто встречался с ним, поражала неординарность его личности. Это был очень живой и веселый человек. Каждый его собеседник замечал, что доктор Эриксон активно живет в настоящем и живо откликается на все, что происходит в данный момент.

Дэвид Гордон и Мэрибет Майерс-Андерсон так описывают свою первую встречу с Милтоном Эриксоном в июне 1978 года: «И вот дверь отворяется. Миссис Эриксон вкатывает кресло доктора Эриксона. Вне всяких сомнений, он -- единственный в этой комнате, кто не затаил в этот момент дыхание. Он одет во все лиловое, а на шее повязан шнурок, унизанный лиловыми ракушками каури. Несмотря на блеск хромированного кресла и буйство пурпура, наше внимание сразу привлекли изумительно сияющие глаза доктора -- глаза юноши. Вот так так! Мы и не предполагали, что Милтон Эриксон окажется самым молодым среди нас. Он обратил пару своих сияющих прожекторов на каждого из нас по очереди, и каждый понял, что его заметили. Этого мы тоже никак не ожидали. Все наши штудии и приготовления теперь казались пустячной суетой, и вот, избавившись от бремени ожиданий, мы расселись по креслам и приготовились к настоящему уроку». [8, с.7].

Он действительно наслаждался жизнью. К окружающим он был искренне добр, внимателен и полон сострадания, любил посмеяться -- у него была восхитительная, какая-то солнечная улыбка и заразительная манера посмеиваться про себя, если его что-нибудь забавляло.

«Прогрессирующее ослабление мускулов привело к тому, что его зрение стало раздваиваться, а слух ослаб. Он дышал благодаря нескольким межреберным мышцам и половине диафрагмы, у него был спинной артрит, подагра и легкая эмфизема. Когда я впервые встретил его в 1973 г., он лишь частично мог использовать свои руки. Чтобы написать что-то, Эриксону иногда приходилось направлять свою правую руку левой, более скоординированной. Ноги он использовал весьма ограниченно. Мог держаться на ногах лишь в течение короткого времени, необходимого для того, чтобы пересесть из коляски в рабочее кресло. Примерно в 1976 г. он перестал этим заниматься и не покидал инвалидную коляску. И все же в этом не было горечи или даже покорности: Эриксон довольствовался тем, что у него было.

К семидесяти годам особенно тяжелым для него стало утреннее время. Иногда у него уходило столько энергии на то, чтобы одеться и побриться, что ему приходилось вздремнуть, прежде чем встречаться с людьми. В первой половине дня боли становились особенно сильными, что отражалось на его лице, и он сам открыто говорил об этом. В 1974 году он сказал мне: “Утром я почувствовал, что будто бы умер в 4:00. К полудню был рад, что жив, и радуюсь этому до сих пор”.

Несмотря на громадные физические проблемы, вряд ли можно было встретить человеческое существо, которое радовалось бы жизни больше, чем Эриксон. Это и помогло ему быть эффективным терапевтом и учителем». [12, c. 17 - 24].

Воскресным утром 23 марта 1980 года Эриксон слег от сильной инфекции. До последних дней относительно неплохо чувствовал себя и был, как обычно, деятелен. 23 марта, в воскресенье, он неожиданно потерял сознание, и уже почти не приходил в себя до самого конца. Он находился в полукоматозном состоянии вплоть до 23.00 вторника.

«Его манера умирать соответствовала его образу жизни. Эриксон гордился тем, что его отец умер, когда отправился что-то сделать, и его собственная смерть представляла собой нечто подобное. Эриксон только что закончил недельный семинар, и студенты уже приехали на семинар, который должен был состояться в понедельник. Пребывая в больнице, он явным образом боролся за свою жизнь. У меня было такое чувство, что он так и не сдался. Казалось, он боролся за каждый возможный вздох, а потом делал еще один. Эриксон часто прибегал к задиристому юмору, чтобы развеять чувства, связанные со смертью. Он также шутил, что умирание -- это последнее, что он намерен совершить. Его позиция была такова: “Мы все начинаем умирать, когда рождаемся. Некоторые из нас проворнее других. Почему бы не жить и не наслаждаться -- ведь ты можешь очнуться мертвым. Ты даже не будешь знать об этом. Но тогда кто-то другой будет печалиться. А до тех пор живи и наслаждайся жизнью”.

По другому случаю он произнес нараспев: “Хочешь хороший рецепт долголетия? Всегда будь уверен в том, что проснешься утром. А гарантировать это можно, только если будешь выпивать на ночь много воды”».[12, с. 71].

Говорят, что прах доктора Эриксона был развеян на Пике Скво. Если это так, то это достойный венец его жизни. Дорога на Пик Скво заняла значительное место в его терапии. Чтобы отдать дань замечательному ученому, люди и впредь будут взбираться на Пик Скво.

1.2 Отличие эриксоновских методов от традиционных для его времени

Известно, что критерием истины является практика. В этом отношении Милтону Эриксону нет равных -- он был одним из самых лучших практиков нашего столетия. А коль скоро его практика так эффективна, истинны и представления, лежащие в ее основе. Однако тот, кто хочет ознакомиться с этими представлениями, сталкивается с неожиданными трудностями: Милтон Эриксон не оставил теории -- по крайней мере, того, что обычно принято считать теорией в науках о человеке. Теория Эриксона рассыпана в его многочисленных статьях, выступлениях и беседах с учениками. Но даже эти отдельные положения предстают не как некий результат его теоретических изысканий, а как практические советы и рекомендации.

«Я считаю, что нельзя говорить о существовании эриксоновской теории, так как невозможно создать теорию, охватывающую все типы людей. Есть некоторые конструкции, есть опыт и некоторые положения, но не существует единой теории. Есть только одно правило, из которого нет исключений. Оно гласит: "Из всех правил есть исключения"». [27, c. 6].

Милтон Эриксон подобен восточным учителям: он сам говорил, что если бы оставил всеобъемлющее руководство, то ученики слепо следовали бы ему, вместо того чтобы идти каждый своим собственным путем.

Характерной чертой терапевтического подхода Эриксона является то, что он изменяет свою собственную модель мира, соотнося ее с моделью клиента. Он принимает модель мира клиента, а не пытается убедить его в правильности своей модели или навязать ему ее, и тем самым демонстрирует клиенту, что они солидарны во взглядах и в понимании природы его личной ситуации. Преимущество такой ориентации заключается, в частности, в том, что в процессе терапии Эриксону редко приходится иметь дело с проблемой сопротивления -- просто потому, что сопротивления не возникает. Нередко психотерапевт перенимает взгляды и поведение клиента и пытается прямо или косвенно убедить его, что эти взгляды неверны или неадекватны. Типичной реакцией со стороны клиента является явное или скрытое сопротивление в той или иной форме -- сопротивление не только новым идеям, но и всем исходящим из самых добрых побуждений дальнейшим рекомендациям.

«Думаю, что свой первый реальный опыт в психотерапии я получил в 1930 году. Это случилось в Вустере, в больнице штата Массачусетс. Один пациент требовал, чтобы его палату закрывали на замок. Он проводил свое время, суетливо и испуганно наматывая проволоку на оконную решетку. Он знал, что вот-вот придут враги и убьют его, а окно -- единственное отверстие. Тонкие железные прутья казались ему слишком слабыми, поэтому пациент укреплял их проволокой. Я вошел в его комнату и помог ему укрепить решетку проволокой. В ходе этого занятия я обнаружил трещины в полу и предложил заткнуть их газетами, чтобы исключить возможность проникновения его врагов. Затем я обнаружил трещины и в косяке двери. Туда тоже следовало напихать газет. Постепенно я заставил его осознать, что эта комната -- лишь одна из многих в отделении, и согласиться, что медицинский персонал может защитить его от врагов. Потом и сама больница была признана им безопасным местом; потом -- Управление здравоохранения; затем -- полицейская система; а потом -- губернатор. Далее я распространил это осознание на прилегающие штаты и, в конце концов, я превратил Соединенные Штаты в часть его защитной системы, что позволило пациенту обходиться без запертой двери, поскольку теперь у него имелось множество других рубежей защиты. Я не пытался корректировать психотическую идею пациента о врагах, которые собираются его убить. Я просто указал пациенту на то, что у него имеется бесконечное число защитников. В результате пациент получил право выходить на улицу и спокойно бродить по участку, прилегающему к больнице. С его безумными занятиями было покончено. Он работал в больничных мастерских, и проблем у него значительно поубавилось...» [12, c. 98 - 99]

Ограничения, обусловленные вполне естественными искажениями в восприятии и неадекватным пониманием процесса психотерапии, были очень хорошо знакомы Эриксону. Обычно он делал своим ученикам замечания следующим образом: “Я предупреждаю вас: не думайте, что когда вы слушаете пациента, вы всегда его понимаете, так как слушаете с помощью ушей, а мыслите с помощью слов языка. А язык вашего пациента принципиально отличается от вашего”. Позднее Эриксон добавил к этому высказыванию следующее замечание: “Мы всегда переводим слова другого человека с его языка на наш собственный”. [22].

Одно из дополнительных средств при лечении пациентов у Эриксона - это состояние гипноза, или, как он сам называл, транса. Трансом в эриксоновском гипнозе считается состояние, когда человек отвлекается от внешнего мира, фокусируя внимание сознания на конкретном ощущении, мысли, событии. Это может быть как приступ безудержного горя, так и мечты по поводу предстоящего праздника, интересная телевизионная передача и многое другое. Человек, едущий в городском транспорте по привычному маршруту, может также погрузиться в транс, поскольку ничего нового этот маршрут ему не несет, и он настолько неинтересен и скучен, что человек с удовольствием начинает развлекаться наблюдениями за своим внутренним миром, воспоминаниями о прошлых встречах или предвкушением предстоящих. Транс в эриксонианском гипнозе очень отличается от транса в понимании И.П.Павлова. Если гипноз, по Павлову, - это всегда сон коры головного мозга и бодрствование только какого-то одного ее очага, то эриксонианский гипноз - это "гипноз не во сне". Кора головного мозга во время транса целиком бодрствует, а один отдельный очаг находится в особо возбужденном состоянии - "сверхбодрствовании".

Эриксон считал, что у человека есть потребность в трансе, поскольку именно в состоянии транса человек обращается к внутреннему опыту и организует его так, чтобы изменить свою личность в нужном направлении; лишить человека транса -- значит, лишить его возможности организовать свой внутренний опыт. Когда Эриксона спрашивали, каким образом его пациенты входят в транс, он говорил: “Я сам вхожу в транс, транс витает в этой комнате, и пациенту ничего не остается делать, как тоже погрузиться в транс”. [7].

До Эриксона гипнотерапия не являлась отдельной дисциплиной и не служила первичным терапевтическим инструментом. Тем не менее, гипноз сыграл значительную роль в развитии нетрадиционных дисциплин психотерапии. Психоаналитик Зигмунд Фрейд, гештальт-терапевт Фриц Перлз, бихевиорист Джозеф Уолп и трансактный аналитик Эрик Берн -- все были знакомы с гипнозом, но отвергали его в пользу развития своих особых подходов к терапии и совершенствования собственных теорий личности и изменения. Эриксон остался верен гипнозу, поскольку был прагматиком и понимал: гипноз может повлиять на пациента при осуществлении изменений. В отличие от гипноза классического, где важен уровень погружения в гипноз, для эриксоновского гипноза принципиально неважно, насколько данный человек гипнабелен, насколько глубоко он погрузился в транс в данный момент. От этих факторов зависит только форма, в которой подаются пациенту те или иные внушения. В случае глубокого погружения внушения могут быть более прямыми, в случае поверхностного транса вполне достаточной является работа с использованием терапевтических метафор и встроенных сообщений.

И еще одна важная идея Эриксона: не стоит воспринимать транс как цель вашего взаимодействия с партнером. Транс - это только инструмент, позволяющий усилить реакции партнера, позволяющий легче им усвоить наставления, содержащиеся в метафорах или тройных спиралях (см. приложение 1).

«Возможно, что одна из причин, по которой Эриксон так интересовался бессознательным и гипнозом, состоит в том, что они имели прямое отношение к его жизни, преследуемой болью. Он постоянно использовал гипноз для облегчения боли. Осуществляя самогипноз для ее облегчения, он не программировал себя. Вместо этого он направлял свое бессознательное на идею покоя, а затем следовал внушениям, которые получал. Он также рассказал мне о сложной сигнальной системе, которую использовал. Будучи уже в преклонном возрасте, просыпаясь утром, он отмечал положение большого пальца руки по отношению к другим пальцам. Если он располагался между мизинцем и безымянным пальцем, это означало, что ночью ему приходилось сдерживать тяжелые боли. Если тот располагался между безымянным и средним пальцем, боль была меньше. Если между средним и указательным -- еще меньше. Таким путем он оценивал объем доступной ему энергии в этот день. Он знал, что бессознательное может действовать мягко и автономно». [12, c. 27 - 28].

В то время, когда Эриксон начал свою практику, общепринятыми были определенные аспекты психотерапии. По каждому положению Эриксон предлагал противоположный подход.

1. Психотерапевтическое лечение было длительным, фактически бесконечным. Для терапевта было обычным явлением говорить клиенту, что в течение года изменений ожидать не следует. Психотерапевта, который осуществлял краткосрочную терапию, осуждали. Краткосрочная терапия, по мнению большинства, была поверхностной и только "замазывала" проблему, не решая ее. Эриксон же стремился сделать лечение как можно более коротким, и в то же время эффективным. Он рассказывал о множестве случаев излечения, произошедшего за одну-единственную встречу.

Как-то к Милтону Эриксону приехал клиент, профессор, прошедший вместе с женой несколько лет психоанализа. Во время прогулки Эриксон выяснил, в чем дело. Ему даже не пришлось задавать вопросов. После чего Эриксон сообщил супруге профессора: “Вы знаете, шли мы сегодня по улице позади очень толстой женщины, а ваш муж спрашивает, не хочется ли мне подержаться за этот зад. Я ответил, что у меня нет ни малейшего желания, а он сказал, что подержался бы». Женщина возмутилась - сколько лет она морила себя диетами, чтобы сохранить стройные девичьи бедра! Конец голодовке!” [14].

Эриксон не считал, что за несколько сессий проводится меньшая работа, чем за месяцы или годы регулярных встреч. Провести терапевтический прием сразу после лекции или семинара, а то и по телефону и даже по почте -- обычное дело для него. Кстати говоря, до сих пор нет данных, доказывающих большую эффективность длительной терапии по сравнению с краткосрочной.

«Иногда люди спрашивают, сколько времени занимает терапия. Эриксон в ответ на это, как всегда, рассказывал историю. Во времена его молодости в их городе жил парень по имени Джо, который постоянно попадал в исправительные заведения и, не успев выйти из тюрьмы, снова совершал что то такое, за что оказывался под судом и затем в тюрьме. Все были уверены, что в тюрьме он и закончит свою жизнь. Однажды он спросил очень красивую девушку, пойдет ли она с ним на танцы. Она ответила: "Да, если ты джентльмен!" Он сказал: "Я буду джентльменом!" И стал им. И это была единственная терапевтическая помощь, оказанная Джо». [27, c. 14].

2. Психотерапевты были против того, чтобы давать клиенту советы или указания. Они интерпретировали или повторяли клиенту его высказывания. Эриксон к 1950 году уже разработал и пользовался широким спектром директив -- прямых и косвенных. Он давал советы и сложно выполнимые указания и отдельным пациентам, и целым семьям. «Меня обвиняли в манипуляции пациентами, и в ответ на это я сказал следующее: каждая мать манипулирует своим младенцем, если она хочет, чтобы он жил. Каждый раз, когда вы приходите в магазин, вы манипулируете продавцом, чтобы сделать нужную покупку. И когда вы приходите в ресторан, вы манипулируете официантом. А учитель в школе манипулировал вами, заставляя учиться читать и писать. Фактически, жизнь представляет собой одну большую манипуляцию - она состоит из нее целиком. И, наконец, последняя манипуляция - отправить вас к месту вечного успокоения. Да, это тоже манипуляция. Нужно опустить гроб, вытащить веревки - все это манипуляции. Чтобы записать свои мысли, вы манипулируете карандашом». [28, c. 244 - 245].

3. Следуя традиции, психотерапевты не концентрировались на проблеме клиента. Они считали, что проблема -- это только симптом, проявление чего-то более глубокого. Внимание следовало сосредоточить на глубинных корнях проблемы, а не на ней самой. Терапевты полагали, что симптомы не следует облегчать, так как они являются проявлением некоторого скрытого процесса, над которым как раз и нужно работать. Часто после лечения симптом оставался, но считалось, что он уже не доставляет клиенту такого беспокойства, как раньше.

Эриксон работал с наблюдаемой проблемой. Однажды он сказал: "Симптом -- это как ручка сковородки. Если как следует взяться за ручку, со сковородкой можно сделать многое". Он был уверен, что клиенты легче сотрудничают с терапевтом, который работает над тем, за что они платят деньги -- над избавлением от проблемы.

4. Ортодоксальные психотерапевты были нейтральны. Они избегали оказывать личное влияние на клиента или лично участвовать в процессе излечения. Стремясь быть "экраном", на который клиент мог проецировать свой инсайт, они считали личную вовлеченность терапевта признаком психопатологии. С непроницаемым видом они сидели вне поля зрения пациента и вещали монотонным голосом, тем самым оберегая его от своего влияния.

Эриксон использовал самого себя как инструмент воздействия на клиента. Он убеждал, упрашивал, шутил, требовал, угрожал, звонил по телефону -- то есть делал все что угодно, лишь бы добиться цели лечения. Он утверждал, что личная заинтересованность и участие -- главные двигатели процесса излечения, и его диагнозы были всегда связаны с реальными людьми в реальном мире, а не с их психотерапевтическими проекциями.

5. В традиционной психотерапии вплоть до пятидесятых годов основное внимание уделялось прошлому клиента. Подразумевалось, что человек приобретает проблему из-за программирования в прошлом. Фобия была результатом прошлой травмы. Приступы тревоги подчинялись прошлому опыту. Ситуация в настоящем, как правило, к делу не относилась. Поэтому терапевт не стремился понять, что же, собственно, происходит в настоящий момент в семье пациента.

Эриксон, разумеется, учитывал прошлый опыт клиента, особенно когда применял гипноз для облегчения или изменения травматического опыта. Но помимо этого он считал, что каждый симптом имеет функцию в настоящем, и поэтому для изменения проблемы стремился воздействовать на текущую систему взаимоотношений клиента. Он всегда был готов встретиться с родственниками, с супругами или со всей семьей, если чувствовал, что для пользы дела это необходимо.

6. Ортодоксальная психотерапия считала, что мотивация человека основана на подсознательных побуждениях. Подсознание понималось как некая реальность, наполненная отрицательными стремлениями и идеями и глубоко погребенными враждебными импульсами. Считалось, что мотивация клиента -- это борьба между сознательным контролем и подсознательной агрессивностью, стремящейся вырваться на свободу. Основным инструментом терапевта была интерпретация, необходимая для выявления мыслей и чувств клиента, слишком пугающих, чтобы помнить о них.

В эриксонианском гипнозе принято доверять не сознанию, а подсознательным процессам. Эриксон рассматривает как аксиому тот факт, что клиент, прежде чем войти в его кабинет, уже предпринял в попытке изменить себя все меры, известные ему на сознательном уровне. И Милтон Эриксон говорит, что подсознание пациента может быть весьма конструктивной силой - причем даже более конструктивной, чем сознание. Для своего времени идея Милтона Эриксона о доверии к подсознанию была без преувеличения революционной, поскольку появилась она в те годы, когда господствовала идея Зигмунда Фрейда о том, что подсознание есть нечто разрушительное (или, по крайней мере, неконструктивное). Эриксон часто приводил пример с сороконожкой, которая неосознанно прекрасно пользовалась своими сорока ножками, но попала в беду, пытаясь сознательно последить за процессом ходьбы. Эриксон подчеркивал, что нужно доверять своей интуиции и не бояться следовать подсознательным побуждениям. С самого начала процесса терапии он считал, что его пациенты самодостаточны и обладают необходимыми ресурсами для удачного завершения терапии. Задача терапии Эриксона -- помочь пациентам активизировать прежде не использованные потенциалы, необходимые для изменения.

Оплата лечения, так же как и время, становится у Эриксона орудием терапевтического воздействия. Обычно он сам устанавливает цену за лечение, но некоторым пациентам поручается сделать это самостоятельно. Другие же оплачивают не количество часов, проведенных с терапевтом, а результат, полученный в ходе лечения.

Многие его методы казались парадоксальными. Он говорил, например, своей клиентке, которая планировала самоубийство, что она может позволить себе сделать это в хорошем стиле: "Сколько у вас денег в банке", -- спрашивал он. "Ну, 5000 долларов". "Хорошо, не позже среды вы обратитесь к специалисту по прическе и к кому-нибудь, кто научит вас прилично одеваться. У вас вульгарный вид! Вы посоветуйтесь, с кем-нибудь, кто научит вас ходить, говорить и общаться с людьми, в компании и наедине".