Возрастная психология и психология труда

6. Ручная щипка слюды -- особо монотонный вид работы. Она вызывает у человека неприятное ощущение "топтания на месте", "движения по кругу", ряд неблагоприятных состояний, сопровождающих подобные виды труда. Специалист, разобравшись в ситуации, предложил всю дневную норму слюды полуфабриката разбивать на отдельные часовые порции с таким расчетом, чтобы работница ясно видела объем сырья, которое необходимо перерабатывать в течение каждого часа. Кроме того, приняв во внимание нормальный, естественный ход развития работоспособности в течение дня, а также учтя индивидуальные особенности работниц, установленные в специальном обследовании, специалист составил для каждой из них персональный почасовой график выработки продукции.

В результате уменьшилась утомляемость, понизилось нервное напряжение щипалыциц, возрос интерес к трудовой деятельности, перестали возникать и остро переживаться состояния пресыщения работой, скуки. Выработка повысилась и стала более устойчивой (по В. Г. Асееву [15; 16]).

Вопросы и темы для размышления и разработки

1. Полезно ли психологу "растекаться мыслью по древу" и знать о непсихологических подходах к явлениям труда?

2. Полезно ли непсихологу знать о психологических подходах к труду?

3. Не следует ли отвлечься от столь нечеткой области, как психология, и относиться к явлениям труда как объектам естественно-научным, инженерно-техническим?

Тема 1. Возможные последствия игнорирования субъектной составляющей процессов труда (варианты: при расстановке кадров, руководстве выбором профессии, профессиональном самоопределении, овладении профессиональным мастерством).

Тема 2. Психологические знания о труде в контексте непсихологических дисциплин (варианты: философии, экономики, производственных технологий, юриспруденции).

Тема 3. Непсихологические знания (термины, "слова", представления, понятия) в контексте данного пособия по психологии труда.

1.2 Некоторые предрассудки о труде и психике

Как свидетельствует опыт, среди тех, кому приходится обращаться к вопросам "человеческого фактора" труда, иногда складываются определенные подходы к делу, имеющие небезупречные основания. Опираясь в каждом случае на более или менее своеобразную "точку зрения", эти подходы как бы обрастают такими личностными образованиями, как "привычные ходы мысли", "склад ума", способы решения типичных задач, соответствующая убежденность, специфические эмоциональные отношения к тем или иным сторонам действительности, касающиеся людей, групп, коллективов, процесса и средств труда. В конечном счете на первый план у специалиста может выступать не сама по себе общая идея, а эмоциональная реакция на то или иное явление, событие или, наоборот, безучастное отношение и пр. Полагаем, что кратко характеризуемые ниже и очень условно обозначенные варианты указанного рода подходов помогут изучающему психологию труда лучше осознать основания и точнее выстраивать тактики, стратегии своей деятельности по оптимизации "человеческих факторов" в жизни общества.

1. Идеал "легкого труда". История труда есть, в частности, история освобождения человека от "пота", тягот, "докуки" (вопросы эксплуатации человека человеком относятся к области социально-экономических наук; нашему читателю они должны быть достаточно ясны, и мы здесь их не рассматриваем). Труд всегда был труден, а подчас и невыносимо тяжел. И не случайно распространенная картина управляющего общественного идеала, например, в христианской религии -- картина загробного "рая", рисует людям блаженную жизнь вообще без труда. Для человека, принужденного к тяжелой, изматывающей работе, такой идеал может быть привлекательным.

Но странное дело: будучи высвобождены от борьбы за кусок хлеба, люди начинают "просто так" штурмовать горные вершины, спортивные снаряды, лезть на скальные стенки, "до седьмого пота" репетировать концертный гопак или готовиться к полету в космос. А специальные гиподинамические эксперименты (связанные с вынужденным многосуточным "бездельем", ограничением движений) показывают, что в отсутствии труда нет ни малейшего "блаженства". Наоборот, состояние бездеятельности психологически невыносимо для нормального здорового человека, не говоря уже о том, что оно вредно для здоровья в целом. Поэтому не следует думать, что задача психологии труда и связанных с ней областей науки и техники, стоящих на страже благ для "человеческого фактора", состоит именно в поисках путей и средств бесконечного "облегчения труда", изживания его как чего-то нежелательного.

Так, например, известно, что после существенной автоматизации рабочего места станочника труд его, конечно, облегчается. Но иному человеку становится при этом работать невмоготу: неинтересно, не о чем самостоятельно подумать, не к чему руки приложить -- станок с числовым программным управлением почти все делает "сам" и притом быстрее человека. Скучно, даже обидно: для чего столько лет учился, набирался опыта, становился "асом"? И человек рвется на другое рабочее место -- в инструментальный, ремонтный цех, в гараж, туда, где ему придется думать над нестандартными и, следовательно, интересными задачами, хотя это и трудно. Не трудности и тяжести работы сами по себе, а ее психологическая бессодержательность и субъективная бессмысленность, отсутствие возможности "подумать и сделать" отталкивают человека, снижают его трудовую активность. Поэтому, замышляя, проектируя новое оборудование, новые трудовые посты, рабочие места, важно позаботиться о той зоне самостоятельности -- зоне неопределенности, оставляемой на здравое разумение работника, без которой работа не может быть привлекательной.

Основные составляющие психологической "начинки" труда -- обдумывание, построение образа будущего продукта, результата, эффекта, способов его получения в наилучшем варианте, положительные эмоциональные переживания и от сознания ценности результата труда, и от самого процесса работы, от своих умелых действий (пусть это действия по наблюдению, как, скажем, у летчика-наблюдателя лесного или рыбного хозяйства или контролера ткани на ткацкой фабрике), удовлетворение от личного вклада в общее дело и от складывающихся межлюдских отношений в связи с трудом (будь то улыбка мастера или штамп контролера ОТК, если речь идет о токаре, или аплодисменты слушателей, если речь идет о труде пианиста-исполнителя).

Материальное производство входит в систему жизнеобеспечения общества, и логика его подчас сурова -- есть необходимость и в тяжелых так называемых "физических" работах (на самом деле любое исполнение обслуживается познанием, и чисто "физической" работы быть не может), и работах в условиях тягостного однообразия. В этом случае перед психологом могут стоять двоякого рода задачи. Важное значение имеет тщательное изучение действий, операций, функций работающего человека, чтобы, в частности, на этой основе можно было выделить те, которые целесообразно в будущем передать машине, технике. Вопрос о распределении и перераспределении функций между человеком и техническими средствами его труда далеко не прост, и мы к нему не раз вернемся. В первую очередь передают технике функции человека, требующие больших затрат физической силы, энергии, однообразно и часто повторяющиеся, выполняемые в неблагоприятной среде. Наряду с изучением операционального состава трудовой деятельности важная задача психолога состоит в том, чтобы помогать работникам, в особенности начинающим, насыщать труд полезным внутренним смыслом: промежуточными привлекательными целями, умственными операциями по анализу способов своей работы, положительными эмоциональными переживаниями в связи с перспективным и системным осмыслением тех или иных сторон работы, трудового жизненного пути.

И еще: в психологии доказано и приобрело силу аксиомы утверждение о том, что психика проявляется и формируется в деятельности. Развитие личности и, в частности, способностей человека происходит не в любой активности, но в деятельности, нормально напряженной за счет инициативы, мотивов (простая внешняя стимуляция такого эффекта не дает, ибо в таком случае труд "из-под палки" был бы благоприятным для развития личности, а это не подтверждается историей). Под нормально напряженной деятельностью мы понимаем здесь такую, которая осуществляется глубоко заинтересованным, "любящим дело" человеком (напряженность здесь -- следствие не стечения внешних обстоятельств или чьего-либо "нажима", но оптимального сочетания мотивов разного уровня -- от переживания приятности самого процесса, например труда, до понимания его значения для человечества). "Легкий труд", граничащий с бездельем, был бы условием, крайне неблагоприятным для решения задач разностороннего, гармоничного развития человека. Идеал "легкого труда" не согласуется с идеалом человека будущего. Одна из задач психологии состоит в том, чтобы исследовать и помогать человеку строить оптимальную мотивацию и содержательную насыщенность своего труда (подчеркиваем: речь идет не об утонченном искусстве "погонять других", а о путях и средствах регуляции мотивов, которыми психолог помог бы вооружиться человеку как субъекту труда, т. е. системе саморегулирующейся, "самочинной").

2. Наивный антиэнтропизм. Человеку свойственно упорядочивать, перестраивать окружающую среду по своему разумению, замыслу, "образу и подобию". Более того, поскольку психика возникла в ходе эволюции живых существ как регулятор взаимодействия организма и сложной изменчивой среды, как регулятор поведения в такой среде, то совершенно не случайно, что акты успешного регулирования и управления, принятия и реализации хороших решений разных уровней сопровождаются положительными эмоциональными переживаниями. Даже если общаясь с двухлетним ребенком, вы будете в ответ на какие-либо его движения или звуки совершать всякий раз определенные действия (скажем, выглядывать из-за шторки или прятаться, вставать, садиться или просто явно "вздрагивать"), то дитя непременно будет много раз повторять свои "управляющие команды" и обнаруживать признаки несказанного удовольствия от их успеха. Фигурально выражаясь, нервная система не только может (для того она природой и создана), но и "любит" управлять, преодолевать неопределенность.

В отношении мира вещей идея господства, власти человека над природой с давних времен культивировалась людьми как в высшей степени ценная, стимулирующая естествоиспытателей, работников науки и техники. Лишь в самое последнее время это "господство" стало давать опасные видимые многим следствия экологического порядка, и стали говорить о том, что лучше бы "сотрудничать" с природой, чем господствовать над ней, ибо ее, оказывается, можно и погубить; в результате возникло, как всем известно, мощное общественное движение, направленное на охрану природной среды и связанное с терминами "экология", "экологичность".

Что касается управления людьми, то "удовольствию власти" давно уже ставятся разного рода идеологические, научные, моральные и юридические пределы, и высшей ценностью людей труда была и остается борьба за свободу, свободный труд. Мы не будем здесь касаться социально-экономической и политической стороны дела, относительно которой, полагаем, читатель имеет свою точку зрения. Однако заслуживает внимания чисто психологическое обстоятельство, состоящее в том, что в условиях стихийного развития личности как подрастающего, так и взрослого человека могут очень легко сложиться, закрепиться нежелательные черты характера, связанные с отношением к людям, к стороннему человеку и проявляющиеся в недостаточно осознанном ("натуральном") властолюбии. Оно обнаруживается вовсе не обязательно в стремлении к роли официального или как-то признанного руководителя, организатора, а просто в "наивно-честной" позиции по отношению к любым сторонним людям: в попытках бесконечно упорядочивать, регламентировать поведение, например, детей или взрослых, вводить не оправданные целью "порядки", "запреты" и "разрешения", культивировать и ценить стихию послушания и единообразия людей, навязывать им цели, предписывать правила, принципы поведения и хотя бы "ворчать" при их нарушении и т.п.

Оборотной стороной такого типа активности является душе-ведческая слепота (о ней подробнее будет сказано чуть ниже) -- неспособность взглянуть на мир с какой-либо иной позиции, кроме своей, которая интуитивно понимается как единственно возможная и верная, "истинная". С этим не случайно связаны недоверие к разуму и самостоятельности других людей, недооценка самой идеи о том, что другие люди нуждаются в определенной "зоне самостоятельности" и что без этого им просто трудно жить. Применительно к области собственно труда это проявляется в неуемной жажде составлять предписания, полностью регламентирующие не только действия, но и отдельные движения работающих, например, в материальном производстве. Великий сатирик XIX в. М.Е. Салтыков-Щедрин едко высмеял "непреоборимую наклонность к законодательству" в образе одного из своих отрицательных персонажей, составлявшего по всякому поводу предписания -- "о добропорядочном пирогов печении" и др. Социальной нормой, ставящей пределы тенденции описанного рода, должно быть формальное признание некоторой "зоны неопределенности" в труде, оставляемой на "произволение" "смышленого" (М.В. Ломоносов) человека, занятого тем или иным делом. Без этого не только закономерно губится актуальная (в данный момент) инициатива, активность занятого трудом человека, но и создаются неблагоприятные предпосылки развития подрастающих поколений, ведущие к возникновению либо пассивности, либо ложнонаправленной активности. Одна из задач психологии в связи со всем сказанным -- находить и помогать строить условия, способствующие социально ценной инициативе, самоопределению и самостоятельности человека в труде.

3. Душеведческая "слепота". Чтобы думать о психике стороннего человека, принимать ее в расчет (не говоря уже о том, чтобы "сопечалиться человеку и совеселиться ему" -- А.Н. Радищев), надо ее, как минимум, мысленно выделять, а также "удерживать в голове" представление о ней. Это отнюдь не просто и это не простая функция от чтения научных психологических текстов. Даже образ вещественного наглядного предмета, отсутствующего перед глазами, представить себе не всегда легко, если он нам более или менее безразличен (попробуйте, не глядя на ваши часы, изобразить форму и детали циферблата, форму каждой цифры, цвет его элементов -- не все получится точно, правдиво, а кое-что и не вспомнится совсем). Еще труднее построить в голове -- в своем сознании -- образ ранее не виденного предмета, который только еще предстоит сделать (как будет выглядеть комната, если переставить или заменить в ней мебель, как будет выглядеть и будет ли удобна не сшитая еще пока рукавица и пр.). И уже совсем нелегко детально, ясно и правдиво представить такую реальность, как психика, внутренний мир другого человека. Психика (и, в частности, область психических регуляторов труда) имеет по крайней мере три особенности, делающие ее не слишком удобным и легким предметом рассмотрения. Они состоят в следующем (читатель, имеющий общепсихологическую подготовку, может перейти далее сразу к п. 4).

* Психика -- объект непосредственно не наблюдаемый. О ней можно узнать, наблюдая, сопоставляя ее проявления у человека в определенных обстоятельствах. Это могут быть факты поведения, реагирования на нечто, находящееся вне сознания, или некоторые внутренние "опознавательные" сигналы-переживания. Поясним последнее примером. Видя успех своего товарища, человек почувствовал досаду, скованность мышц своего лица и не смог порадоваться вместе со всеми этому успеху. Это прежде всего удивило его самого: "Ого! Вот я, оказывается, какой. Завистник, что ли?" О своих собственных душевных качествах мы узнаем, отмечая свои состояния, движения в связи с теми или иными событиями, своими неудачами или успехами, а также принимая во внимание мнения, суждения окружающих (или их молчаливые реакции в ответ на наше поведение).

Правда, ненаблюдаемость объекта свойственна не только психологии. Электрический ток изучается физикой и широко используется в технике. А узнают о нем по показаниям приборов или другим косвенным показателям. Такая существенная экономическая реальность, как производительность труда, тоже сама по себе незрима. О ней можно судить по некоторым количественным показателям, извлекаемым из хозяйственной документации.

Подобным же образом психика, будучи незримой областью субъективных, т. е. свойственных субъекту, субъектных явлений, есть некоторая реальность и характеризуется вполне объективными (в смысле не зависящими от предвзятости и произвола исследователя) закономерностями. Полезно учесть, что психические регуляторы поведения человека есть не что-то принципиально "хлипкое", ненадежное. Ради представлений об истине, о долге люди шли на костры, на амбразуры, воздушные тараны, на коренную перестройку жизненных путей. Весь вопрос в том, как распознать, откорректировать или построить должные регуляторы, например, трудовой активности у себя и у других.

* Психика -- объект процессуальный, функциональный, т. е. течение, движение ("фильм", а "не стоп-кадр"). В этом смысле она сходна с другими отправлениями организма и со многими физическими, техническими явлениями, процессами. Так, например, нельзя, конечно, потрогать мощность, работу или экономичность двигателя внутреннего сгорания, взаимодействие потребления топлива и мощности, хотя все это несомненные реальности. Можно изучать устройство нервной системы, а можно "рассматривать" (точнее, мысленно иметь в виду, "держать в уме") другой объект -- особенности работы мозга, находя в ней определенные свойства, особенности, закономерности; выделять факты и зависимости этой работы от окружающих условий, внутренних условий, предшествующих состояний и т.д.

Здесь мы должны воздержаться еще и от соблазна отождествить мозг с субъектом и приписывать свойства субъекта мозгу, а тем более объяснять активность субъекта только "механикой" или "химией" мозга. Стереотипы мысли, усвоенные при изучении, например, физиологии, неправомерно переносить на область психологии. Мозг обеспечивает, но не предопределяет активность субъекта. Наука о человеке должна не только "разламывать свою игрушку", чтобы понять, как она работает. Психику нельзя понять, бесконечно детализируя представления о нервных механизмах, обеспечивающих ее; важно соотносить психику и с объемлющими системами. И требование такого хода мысли надо считать методологической нормой для психологии с ее безумно сложным и своеобразным предметом рассмотрения. Например, профессионал -- "спец" вступает в конфликт с администратором не потому, что дает "сбои" его мозг, а потому, что работник следует ценностям своей профессиональной общности, а администратор -- своей.

В любом случае ясно, что "держать в уме" представление о процессуальном, функциональном объекте, да еще и невоспринимаемом, "незримом", отнюдь не легко. Даже внешний облик человека не всегда легко удерживать мысленно, а тем более оперировать этим образом (скажем, представлять, как человек улыбается, поворачивает голову, движется). Что же касается так называемого "внутреннего облика" (душевных качеств), то возникает вопрос, из чего строить представление о них, если они невоспринимаемы? И здесь нас ждет распространенная познавательная "ловушка", тенденция пользоваться "своим аршином" -- приписывать стороннему человеку те психические явления, состояния, качества, которые свойственны нам самим, или качества, свойственные уже известным нам "таким же, как этот", людям (по схеме: "Знаем мы вас!"). Геометрические и иные графические или табличные отображения психики широко используются в научной литературе; но тут тоже надо хорошо понимать их условность, возможности и ограничения. Вопрос о "строительном материале", из которого можно и нужно создавать представление о психике стороннего человека, очень сложен. Здесь мы ограничимся упоминанием его.

* Психика -- объект в высшей степени не стандартный, имеющий огромное количество неповторимо своеобразных вариантов, признаков, различных проявлений у разных людей (в зависимости от возраста, пола, типа нервной системы, условий среды и воспитания, накопленного опыта, конкретной жизненной ситуации и множества других возможных факторов, не поддающихся полному учету и счету). При этом индивидуальные различия тем значительнее, чем более сложные психические проявления мы наблюдаем и чем выше, в частности, уровень профессионального мастерства человека. Так, если на уровне простейших реакций на сигналы, эмоциональных переживаний соответствующие показатели имеют все же более или менее четкие пределы варьирования, то на уровне характера, направленности личности, высших чувств и опыта личности закономерно возникает не "стандарт" (чего бы хотелось исследователю, стоящему на позициях естественно-научного мышления), а множество неповторимых индивидуальностей (композитор П. И. Чайковский

-- один на весь мир, математик Н.И. Лобачевский -- один, полководец М.И. Кутузов -- один, механик-самоучка И.П. Кулибин -- один, биолог-селекционер И.В. Мичурин

-- один и так без конца). Приходится принять не как помеху, а как норму, положение о том, что человек принципиально не стандартен. Более того, тенденция стандартизации (уместная и рациональная по отношению к техническим объектам) по отношению к "человеческому фактору" труда оборачивается тенденцией обезличивания, бюрократизации, неуважения к личности, бестактности, подавления личности. Идея множества одинаковых людей противоестественна, поскольку противоречит идее кооперации, взаимодополнения людей в ходе социальных взаимодействий и делает непонятным факт существования самого общества.

Человеку, умонастроение которого сложилось в преобла-«ощем опыте взаимодействия с "холодными" объектами, -- природными неживыми, техническими, математическими, абстрактно-теоретическими, важно помнить, где стандарт -- благо, а где -- несообразность и даже зло. Обсуждаемое обстоятельство порождает перед специалистом в области "человеческого фактора" производства ряд непростых проблем, поскольку важнейшая профессиональная цель такого специалиста -- обеспечить оптимальное соответствие техники и человека, т. е. систем стандартизуемых и нестандартизуемых.

Предрассудок душеведческой "слепоты" обнаруживается самым различным образом в "честном" (непредумышленном) игнорировании замыслов, интересов, потребностей других людей, в отсутствии сочувствия к ним, непонимании того, что для них сейчас крайне важно, в неспособности взглянуть на ситуацию их глазами, в неприятии чьих-либо мнений, кроме своего, в раздражении или злобном отношении к тому, что люди имеют свои цели и интересы и в связи с этим "не слушаются", и пр. И наоборот, если человек имеет в сознании четкую и истинную мысленную модель психики тех, с кем взаимодействует, это позволяет ему строить данное взаимодействие наилучшим образом. ; Заметим, что интерес человека к вопросам психологической теории или к некоторым частным общепсихологическим проблемам, сопровождаемый соответствующей эрудицией, или интерес к психологии, подкрепленный особым вниманием человека к его собственному внутреннему миру, не гарантирует ни его интереса к "живой" личности, ни желания понять и принять ее своеобразие. Нужно специально культивировать в себе особое отношение именно к личности (а не просто к "сенсомоторике", "оперативной памяти" и т.п.) стороннего человека.

Задачи психологии труда не сводятся, конечно, только к личностному уровню анализа психики. В исторической традиции этой отрасли знания скорее преобладал отнюдь не личностный, а дробно-функциональный подход к трудящемуся. Но важно помнить, что трудится не "восприятие", не "память", не "мышление" или "психомоторика", а человек, которому свойственны подобного рода явления, процессы. Задача психологии в связи со сказанным -- разрабатывать научно-психологическую картину труда во всех его проявлениях и обусловленностях, т. е. картину системную, а это обязательно предполагает некоторое "душелюбие", ибо, как справедливо говорят, то, что "открыто сердцу", не составит тайны для ума.

4. Презумпция превосходства "ученого" над "практиком". Частное выражение ее -- априорная идея превосходства психолога, эргономиста как некоего "вразумителя" по отношению к представителю сферы того или иного труда. Эта идея не просто стоит вне категории истины, но и в своем роде злокачественна -- она создает, может создать у начинающего или будущего специалиста по "человеческому фактору" ложное, но приятное "сознание исключительности" (род самообмана) или поддерживает такое сознание, если оно по какой-либо причине сохранилось у человека, возникнув как возрастная черта подросткового (переходного) периода развития личности. В самом деле, разве приятно не щекочет самосознание мысль о том, что миссия психолга, эргономиста -- вразумлять всех, кто работает: учить, как организовать свой труд, как регулировать свои состояния, как управлять другими людьми, кому какую профессию избирать и пр.? Мысль приятная, но ложная и даже аморальная, поскольку предполагает не просто разделение функций (ты работай -- я думаю, как надо работать), но и недооценку трудящегося как субъекта деятельности. Даже в системе "врач -- больной" культивируется, поддерживается идея активности больного в борьбе за свое здоровье, идея сотрудничества врача с больным (каждого в своем аспекте), тем более аналогичная идея сотрудничества в деле профессионального развития и функционирования человека должна культивироваться в системе "психолог труда -- субъект труда", поскольку трудовые функции более подконтрольны сознанию, чем внутренние функции организма.

Следует признать, что любая практическая работа неизбежно сопряжена с накоплением и осмыслением уникального опыта. И это есть полный эквивалент повышения квалификации, обретаемой человеком, занятым "по ученой части". "Ученый" лучше знает общее, хотя и не всегда узнает его "в лицо", когда сталкивается с конкретной практической ситуацией. "Практик" (он учен, возможно, не меньшему множеству вещей в своей сфере) лучше знает конкретное, хотя и может затрудняться в осмыслении его с некоторых общих позиций. Поэтому разумнее исходить из презумпции не превосходства одной из названных сто-рон, а их делового паритета -- сотрудничества и взаимообогащения полезной информацией. Из этого следует, что задача психолога, эргономиста не может состоять в том, чтобы пытаться встать "над" практиком, вразумлять и поучать его. Это, кстати, в Реальности и недостижимо.

Из сказанного вытекает некоторое требование к целям и мотивам профессионального самовоспитания человека, ориентированного на научное обслуживание сферы труда: важно хотеть и уметь вступать в деловые контакты с людьми, хотеть и уметь сотрудничать на условиях не доминирования, а паритета. Поскольку система "человек -- средства труда -- производственная среда" является объектом интереса комплекса дисциплин, обозначаемых словами "эргономика", НОТ (научная организация труда), каждому участнику важно не только владеть своей специальностью, но уметь взаимодействовать, сотрудничать с партнерами по эргономическому или "нотовскому" комплексу.

"Вопросы и темы для размышления и разработки

1. Нет ли у меня самого (самой) предвзятых мнений о труде?

2. Из каких источников можно получить достоверные обще-ориентирующие знания о разных видах труда.

3. Что я сам (сама) буду производить в роли профессионала?

Тема 1. Возможные последствия высокомерного обесценивания труда как области приложения физических и духовных сил человека.

Тема 2. Возможные последствия недооценки научных продуктов со стороны представителей практики.

Тема 3. Возможные последствия недооценки изобретений работников-практиков со стороны представителей науки.

1.3 Обзор психических, регуляторов труда

Читатель, имеющий общепсихологическую подготовку (в любом случае перед изучением психологии труда полезно проштудировать какой-то общепсихологический курс), может опустить этот параграф и перейти сразу к §1.4.

Одним из фундаментальных понятий психологии является "образ" (как отображение субъектом некоторой реальности, включая и самого субъекта). Часто вместо слова "отображение" употребляют в том же смысле слово "отражение", которое указывает скорее на "ответный удар" ("отразить"), чем на некое подобие одной реальности относительно другой. Не будем, впрочем, нападать на слова, а постараемся вникать в их контекстное значение.

Образ в психологическом смысле -- это субъективная модель чего-либо. Отображение (субъективное моделирование) реальности может происходить не только в форме ясно сознаваемых представлений (мысленных "картинок" чего-то) или отвлеченных идей, но и разного рода реакций ("ответных" активностей, "отражений"), не вполне сознаваемых или даже не поддающихся осознанию психических состояний, процессов, а также в форме обнаруживающихся и складывающихся относительно устойчивых свойств субъекта, его нервной системы, мозга.

Утверждение о психических регуляторах поведения, не подотчетных сознанию человека, находящегося "в здравом уме и твердой памяти", не должно нас шокировать. Глаз не видит сам себя, и нас это не удивляет. Мы определяем на слух направление источника звука и ни на кого не обижаемся, что нам неизвестен ни сложнейший механизм, ни процесс взаимодействия правого и левого уха, которые "срабатывают" при этом. Если бы факты, закономерности психической регуляции были бы чем-то "само собой разумеющимся", не нужна была бы психология. В отношении психики, внутреннего мира дело обстоит принципиально так же, как и в отношении мира внешнего: чтобы знать, надо прибегать к средствам науки.

Естественное существование языка привело к тому, что такие слова, как "субъект", "субъективное", будучи строгими терминами науки, одновременно используются и вне ее, приобретая новые и разные значения, становясь материалом для словообразования. Если мы откроем соответствующие словари русского языка (толковые, синонимические и др.), то легко убедимся, что слово, например, "субъект" применительно к человеку может употребляться и в отрицательном, ироническом, обесценивающем смысле ("субчик", "тип", "элемент", "молодчик", "Фрукт", "негодяй"). Слово "субъективность" может пониматься как "вкусовщина" (отсутствие объективности в оценках), пристрастность, предвзятость мнений, позиций. Это нормальная судьба слов. Не будем поддаваться житейской магии речи и условимся, что слово "субъект" будем далее понимать как 'инициатор" или "носитель" активности (до тех пор, пока не ^ознакомимся с более строгим определением этого понятия), а слова "субъективное", "субъективный", "субъективность" будем Понимать не в значении противопоставления объективному, объективности (как характеризующие только пристрастность, предвзятость или ненадежность), но как указывающие прежде всего на принадлежность субъекту. Что же касается специфики качеств субъективных (субъектных) явлений, она должна устанавливаться научными методами, а не извлекаться из контекста житейского словоупотребления. Субъективные (субъектные) явления подчиняются объективным (в смысле невымышленным, не зависящим от произвола исследователя) законам и столь же реальны, как любые явления материального мира.

Соображения о реальности психики могут, в частности, невольно навести на чисто инженерный ход мысли (не бесспорный в приложении к психике), т. е. на такой подход к пониманию человека и управлению им, который приводит к успеху в области технических саморегулирующихся систем. Ведь и человек -- это своего рода сложный саморегулирующийся автомат. Следует признать, что в наши дни сходство сложных технических автоматов и человека простирается очень далеко. Созданы приборы, машины, которые неусыпно следят за качеством продукции, безошибочно и быстро делают сложные вычисления, ведут по заданным профаммам технологические процессы, учатся на своем "опыте", сочиняют музыку, ифают в шахматы. Нельзя ли человека понять "по образу и подобию" современной автоматической машины, а значит, и управлять его поведением, обучением, приобретением опыта на основе передовой инженерно-технической мысли?

Знание об указанном сходстве полезно. Но есть в поведении, в регуляции поведения человека много таких закономерных особенностей, которые, с одной стороны, нельзя упускать из виду, а с другой -- нельзя понять и учитывать вне категорий психологии. Вот общепонятная зарисовка о четырнадцатилетних:

Однажды строили во дворе снежную крепость. Пришли ребята постарше и стали ее крушить. Олег бросился на них. Дома долго смывал кровь... а мама стояла с полотенцем и чуть не плакала. Она хотела бежать разбираться с обидчиками, но Олег не назвал никого.

-- Я сам.... Сам разберусь (по П. Соловей [310, с. 41]).

С чисто "технической" или "экономической" точки зрения здесь все в поведении Олега нерационально -- снежная крепость не представляет ценности, тем более в сравнении с понесенными потерями. А он, по-видимому, иначе не мог, а если бы встал в сторонке, "махнул рукой" -- пусть ломают, то потерял бы нечто большее, чем капли крови, -- какую-то долю веры в справедливость, стремление к активной позиции в конфликтных жизненных ситуациях. В основе поведения Олега лежат такие "нетехнические" регуляторы, как самоотверженность, самостоятельность, отвага -- их успешное воспитание сделало бы честь любому педагогу.

Система регуляторов человеческого поведения своеобразна и представляет собой сложнейшую психическую структуру. Не приходится рассчитывать, что она стихийным образом всегда сформируется в наилучшем варианте. По сути дела центральная задача психологии труда как науки состоит в изучении фактов и закономерностей психической регуляции функционирования и формирования человека как субъекта труда, в создании информационных условий (содержательно-информационного обеспечения) для практики формирования должной системы соответствующих психических регуляторов. Основные их фуппы:

I. Образ объекта (предмета труда, внешних средств, условий и проявлений трудовой деятельности):

1) чувственный образ (сенсорный, перцептивный),

2) репрезентативный конкретный образ (представления памяти, воображения),

3) репрезентативный отвлеченный образ (понятия, схемы, системы понятий, усвоенные алгоритмы действий). П. Образ субъекта:

4) актуальный "Я-образ" (знание о своем функциональном состоянии в данный момент, своем месте в системе межлюдских отношений, своих возможностях и офаничениях),

5) обобщенный "Я-образ" ("Я -- концепция" -- я в прошлом, я ныне, я в будущем; я среди других, я как представитель профессиональной общности, я как организм, как индивидуальность, как член общества).

III. Образ субъектно-объектных и субъектно-субъектных отношений:

6) потребности, потребностные состояния,

7) эмоции, чувства, эмоциональные отношения,

8) характер как свойственная человеку система устойчивых отношений к разным сторонам действительности,

9) направленность личности, мировоззрение.

Все названные выше регуляторы подводятся под категорию "субъективный образ". Ниже мы приводим краткие комментарии (в соответствии с п. 1), 2), 3) и т.д.), которые могут быть полезны читателю, не имеющему систематического психологического образования.

1) В соответствии с "речевым штампом" часто говорят, что "предмет действует на органы чувств", наделяя тем самым предмет свойствами субъекта, способностью направленно действовать. Хотя мы тоже будем пользоваться такого рода "штампами", считаясь с "эстетикой" и традициями речи, важно знать, что в действительности происходит нечто иное, чем "действие" предмета.

В ходе биологической эволюции и исторического развития, во-первых, наши органы чувств специализировались и выделяют, "выхватывают" из внешнего хаоса нечто определенное (ухо чувствительно к периодическим колебаниям воздуха, но "глухо" к тому, к чему чувствительны глаз или нервные окончания в слизистой оболочке носа и пр.); во-вторых, сообразно опыту, культуре, образованию, профессиональной принадлежности разные люди выделяют и усматривают в среде очень разные целостности; в-третьих, тот или иной субъективный образ (пусть сенсорно-перцептивный -- "чувственный", т. е. складывающийся во время работы воспринимающих систем организма, "органов чувств", "анализаторов") возникает только при некоторой активности субъекта. Некоторые поясняющие примеры: для одного существует "маска Гиппократа", а другой не слыхал, что это такое; один слышит стук шатунной втулки двигателя трактора, а для другого существует только "шум"; специалист-товаровед, дегустатор, попробовав яблоко, воспринимает огромный набор признаков его вкусовых достоинств, привкусов (скажем, таких, как "пресное", "горьковатое", "кислое", "кисло-сладкое", винно-кислое" и пр.), консистенции (начиная от "плотной" или "рыхлой" и кончая "мучнистой" и "тающей"); в то же время данный, казалось бы, "общеизвестный" объект вызывает у неподготовленного в профессональном отношении человека лишь диффузный, нерасчлененный образ, окрашенный общим аффективным (эмоционально приятным или неприятным) тоном: "вкусно" -- "невкусно", "приятно" -- "неприятно".

Точно так же обстоит дело с восприятием показаний приборов, например, на пульте управления: опытный оператор смотрит и видит (у него складывается перцептивный образ предъявленного объекта), в то время как человек некомпетентный, в сущности, не видит находящегося перед ним комплекса приборов (не говоря уже о том, что он, естественно, не может ничего дельного представить себе о том "заочном" объекте, например, об энергоблоке электростанции, рабочие состояния которого отображены в показаниях приборов на пульте управления).

То обстоятельство, что, взаимодействуя с объектом, мы имеем дело, строго говоря, не с ним, а с его отображением в нашем сознании, иллюстрируется фактами ложных восприятий, иллюзий, галлюцинаций (например, человек с болезненными нарушениями нервной системы или здоровый человек, работающий в необычных условиях, уверенно воспринимает то, чего нет, и действует сообразно этой несуществующей "обстановке"). Так, летчик в полете, полагаясь на ощущения, идущие от внутренних органов тела, мышц, может воспринимать свой собственный ле-1тательный аппарат как находящийся в обычном горизонтальном полете, тогда как на самом деле находится в вираже или даже в перевернутом положении. Это объясняется тем, что на образ пространственного положения самолета, складывающийся в сознании летчика, влияют результирующие перегрузки при ис-|кривлении траектории полета и подобные этому факторы [267].

Отдельные люди в разной степени чувствительны к внешним (факторам различных "модальностей" (оптических, акустических, пространственного положения тела и его частей, а также химических, вызывающих ощущения запахов, вкусов, температурных, тактильных, вызывающих ощущения прикосновения, давления ]на кожу и др.). Это, в частности, приводит к закономерным раз-|личиям между ними в так называемой "сенсорной организации" (трудовой деятельности: одному плотнику или столяру важнее разглядеть древесину, а другому -- понюхать или послушать, как она звучит при ударе, чтобы уверенно оценить ее качество, хотя каждый делает и первое, и второе, и третье.

Указанного рода факты ставят задачу специального изучения закономерностей формирования, динамики, а также стойких индивидуальных различий чувственных образов объективной ситуации, складывающейся в процессе труда.

К сведению новичков: сенсорикой называют область ощущений, т- е. отображения относительно разрозненных свойств объектов; пеРЦепцией -- область восприятий, т. е. отображения целостностей; различие между указанными областями, как мы могли заметить, относительно, кроме того, сенсорный образ может "хлопком" превратиться в перцептивный, когда анализируя разрозненные впечатления, человек вдруг опознает целостный предмет.

Недооценка роли и значения сенсорно-перцептивных, чувст-Венных образов в труде нередко приводит в практике к построению неэффективных или даже ложных стратегий профессионального обучения: вместо того, чтобы культивировать умение видеть, слышать, замечать существенные стороны трудового процесса и строить соответствующие субъективные образы, инструкторы, мастера, наставники "налегают" на формирование исполнительных движений. Но ученик плохо "делает" часто вовсе не потому, что у него не натренированы мышцы и "нетвердая рука", а потому, что он плохо выделяет в восприятии важные признаки ситуации, плохо различает градации этих признаков, а все это как раз и ориентирует исполнительную сторону активности.

2) Забывать не менее важно, чем запоминать и помнить. И особенно важно оперировать образами, удержанными в памяти (слово "соображать" имеет в качестве корневого значения именно "образ"). Значительная часть конкретных представлений, вовлекаемых "в оборот" в процессе труда, должна удерживаться в памяти ограниченное время (в связи с этим культ "прочного запоминания", создаваемый время от времени в системе общего и профессионального образования, является, по крайней мере, не единственно ценным). Так, жестянщик, изготавливающий сложный элемент промышленной вентиляции, должен, конечно, помнить в ходе работы, какие бортики листа металла и под каким углом он уже загнул, а какие еще предстоит загнуть несколько позднее; где, сколько и когда надо будет подрезать, что и как согнуть, закрепить временно или постоянно, что "простучать" и пр. Но, как ясно, вовсе не значит, что весь сложный массив представлений, которыми рабочий оперировал, пока изготовлял изделие, он должен "запомнить на всю жизнь". Наоборот, все или очень многие результаты анализа "вот этой" заготовки и хода данной работы нужны в сознании только до завершения изделия. Они относятся к представлениям так называемой оперативной памяти и "выветриваются" из сознания, когда в них отпадает необходимость.

Явления оперативной памяти имеют место в любом труде (а не только в труде "оператора" как такового, т. е. специалиста, осуществляющего функции взаимодействия с непосредственно не воспринимаемым объектом труда, отображенном в показаниях приборов). Разные виды труда требуют разных объемов и разных составов (по признаку модальности представлений) оперативной памяти. В "цикл" оперативной памяти вовлекаются как представления, сформированные непосредственно в ходе актуальной работы, так и представления, понятия, понятийные и иные мысленные схемы, "извлекаемые" из так называемой долговременной памяти (тот же жестянщик оперирует знаниями планиметрии, стереометрии, технологии обработки листового металла -- мысленными схемами, стратегиями и тактиками правки, гибки, клепки и т.д.). Эта часть содержания ("начинки") системы оперативной памяти, удаляясь после завершения работы из зоны ясного актуального сознания, продолжает сохраняться в то же время в долговременной памяти.

Процессы оперирования представлениями, а также более или менее обобщенными, отвлеченными идеями, знаниями в ходе работы подмечены в психологии давно, но не всегда их относят к понятию оперативной памяти. Иногда они выступают в литературе под именем воображения (воссоздающего или творческого), иногда -- мышления (образного, художественного, практического, причем либо творческого, либо репродуктивного), поскольку и в самом деле эти процессы, строго говоря, не являются просто "следами впечатлений", а характеризуются некоторым единством образа и действия. Памятью же стремятся называть процессы запечатления, сохранения и воспроизведения некоторого психического содержания (другой вопрос: возможна ли память как простое "складирование материала" и не является ли слишком искусственной "вырезка" из целостной психики процессов памяти, вображения, мышления? Если и так, то указанные различения позволяют более дифференцированно видеть психику, чем если бы их не было. Мы ими будем пользоваться). Разные люди существенно различаются по характеристикам того, что мы называем здесь "оперативной памятью", -- по объему удерживаемого в сознании материала, модальности представлений (запоминать можно образцы объектов, процессов, свои собственные движения, состояния, чувства, а также словесно-логический -- "вербальный", знаково-символический материал, не говоря уже о запахах, прикосновениях, звуках, шероховатостях" и т.д.), по яркости и деталированности субъективных моделей, представлений и т.д. Так, способный кулинар может мысленно представить, что произойдет с целостным вкусовым букетом" фирменного блюда, если туда добавить лук, обжаренный до "золотистого колера", в то время как некомпетентный в данной области человек едва ли может представить еое вкус такого лука самого по себе.

Для чего нужна оперативная память? Человек как система необозримо много степеней свободы исполнительного поведения. И единственный способ упорядочить это поведение -- задать управляющую программу (читатель заметит, что мы говорим на языке "компьютерной метафоры", полагая что он понятен и здесь не затемняет психологической сути дела). Система образов оперативной памяти (субъективных моделей того "мира", "мирка", который в данной ситуации существует для человека) и является такой непосредственной программой поведения человека в актуальной трудовой ситуации (в целом же роль программы жизненной активности человека выполняет вся система присущих ему субъективных образов). Сказанным и определяется важность задач по изучению оперативной памяти.

3) Понятие отражает общие и существенные признаки некоторой реальности и поэтому также есть "образ" в широком значении этого термина. Существует распространенное заблуждение, что точные, определенные понятия -- это область только теории; в то же время со знаниями практическими иногда мало считаются как с "житейскими", в смысле -- второсортными. Полагаем, это слишком пристрастная продукция честолюбивого сознания некоторых представителей "ученого сословия". Верно лишь то, что в теории оперировать понятиями несколько проще, чем в практике, поскольку в теории они как бы оторваны от жизни, очищены от сопутствующих практическому труду перцептивных образов и конкретных представлений; тем самым субъект как бы удален от многих противоречий, несвязностей, которые возникают при сличении мысленных моделей с неповторимыми жизненными ситуациями. Однако в практическом труде, когда человек смотрит не в книгу, а в "жизнь", он все время находится в потоке более или менее "неотвязных" конкретных впечатлений и в то же время должен удерживать в уме общее и существенное, т. е. должен фактически оперировать и понятийным знанием ответственно и строго (цена ошибки может быть очень высокой), причем оперировать в затрудненных условиях.

Другой распространенный ошибочный ход мысли состоит в том, что понятийное знание в основном понимается как построенное на материале зрительных впечатлений (так сказать, "геометрическая" или "знаково-символическая" метафора понятийного знания). Полагают, что теория есть там, где есть формальный язык или хотя бы "чертежи", "схемы". В общеобразовательной школе, которая традиционно логоцентрична (преобладает "мир слов"), это, возможно, и так, но в школе профессиональной и в различных видах труда могут быть загружены самые разные сенсорные каналы человека, поставляющие сознанию чувственную основу для обобщений, понятий. Так, скорняк-раскройщик может категоризовать заготовки меховых изделий «на ощупь", регулировщик пианино и роялей -- руководствоваться общими и существенными (т. е. понятийными) признаками изделий "на слух" и т.д. Эта область субъективных моделей изучена в психологии мало, но это не основание для того, чтобы априори лишать такого рода модели статуса понятийного, теоретического знания.

Понятия, понятийные (концептуальные, как иной раз выражаются) схемы, как и конкретные образы, вовлекаются в "циклы" оперативной памяти, о чем сказано в предыдущем пункте.

4), 5) В наши дни даже технические системы (например, робото-технологические комплексы, гибкие производственные системы, компьютеры) оснащаются средствами специальной (внутрисистемной) диагностики, сигнализирующими о состояниях и, в частности, неполадках, об износе инструмента и т.п. Техническая система благодаря этому начинает как бы "знать" самое себя и может либо сообщать об этом оператору, либо вносить на основе полученной информации поправки в работу (сигнализирует, например, о необходимости замены резца, сверла или компенсирует соответствующим движением износ обрабатывающего инструмента).

Образы самосознания человека (наряду с образами окружающего мира) -- необходимая основа целесообразной регуляции, саморегуляции его трудовой деятельности и взаимодействия с окружающими людьми (ибо это взаимодействие существенно определяется тем, как человек понимает свое место среди людей, "за кого себя принимает", что думает о том, как он выглядит "в глазах" окружающих). Здесь пора заметить, что, говоря °б "окружающем" мире и, в частности, "окружающих" людях, не следует попадаться в "ловушку" представлений о простом геометрическом пространстве. Что именно для данного человека является "окружающим", зависит'не просто от того, что физически его окружает, а от того, как он категоризует и как видит это окружающее. В результате разные люди живут в разных мирах (подробнее о понятии "жизненный мир" см.: Василкж Ф.Е. психология переживания. Анализ преодоления критических си-. М., 1984). Биолога волнуют (значит, для него существуют) процессы в почве, о которых физик может годами не думать, хотя ходит по этой самой почве. Для политика реальны, как кирпичи, незримые социальные процессы; математик живет в мире чисел, формул; художника все это мало волнует (значит для него не существует), зато он в окружающем видит, скажем, растительное обрамление городской площади, мимо которого, не замечая его, проходят многие другие.

Далее без специальных оговорок мы будем иметь в виду, говоря об "окружающем" мире, тот реальный и уникальный, или "оперативный", или "жизненный", мир, который выделяет для себя и в котором фактически действует человек как субъект. Вернемся к вопросам самосознания.

Человек планирует и строит свою трудовую деятельность с учетом не только внешних обстоятельств и вероятности ожидаемых внешних событий, но и своих личных качеств, функциональных состояний. Так, отдавая себе отчет в степени утомления, человек регулирует свою рабочую нагрузку, изыскивает возможности для кратковременных передышек (а возможно, и для применения специальных внутренних средств расслабления, психологической релаксации, если он ими владеет) и тем самым сохраняет оптимальный или хотя бы минимальный уровень работоспособности (вот, в частности, почему нецелесообразно рекомендовать всем и разным людям единый микрорежим смены труда и отдыха; хорошо, если вам не доводилось работать в учреждении, где руководители, заботясь о вашем здоровье, вводили огульный -- единый для всех -- режим каких-нибудь "физкультпауз" и пр.; одному такая пауза как раз нужна, а другой -- только сосредоточился, и -- бац! Звонок -- полагается выходить в общий коридор "дрыгать" ногами и руками).