Социальные детерминанты агрессии

СОЦИАЛЬНЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ АГРЕССИИ

Чикаго. Две чикагские девушки, 13 и 15 лет, фигурируют в обвинительном заключении по делу об убийстве из огнестрельного оружия их 50-летнего отца. Власти, как и девушки, сначала выдвигали предположение, что его убил грабитель, но позднее сестры признались, что планировали убийство с того самого дня, когда Томас их якобы избил... (по данным агентства "Assosiated Press")

Хьюстон. В полицейских отчетах встречается упоминание о троих мальчиках - 9, 11 и 12 лет, заявивших, что "Паршивец" был плохим, поэтому они били его кулаками, ногами и ремнем, пока он не умер. "Паршивец" - это 4-летний Роберт Хиллард Бэттлз. Его нашли в воскресенье; причиной смерти, как показало вскрытие, оказались удары в голову, грудь и живот. По словам детей, драка в субботу вечером началась из-за того, что "Паршивец" сломал игрушечную машинку (по данным агентства "Assosiated Press").

Лафейетт, Индиана. 1 апреля 1965 года Гэйл, 29-ти лет, жена Нила, находящаяся с ним в напряженных отношениях, была убита выстрелом в голову из пистолета 45-го калибра; муж предстал перед судом за убийство. По его показаниям, когда они занимались любовью, жена приставила пистолет к его голове, возмущенная его обвинением, что она спит с другими; в последовавшей борьбе за пистолет она была случайно убита...

Бентон, Аризона. Шелнат, отец старшеклассника из школы Боксита, расстроенный тем, какие меры дисциплинарного воздействия были предприняты по отношению к его сыну, подрался с директором школы Сэмми Хартвиком, - сообщили власти округа Сэлин. По словам драчунов, Хартвик получил удар в голову керамической уткой и ударил Шелната кулаком в лицо. "Мы, разговаривали, а потом разговор перешел в ссору", - сказал Хартвик. Как заявил Шелнат, он убежден, что меры, принятые против его сына, несправедливы.

Какие силы движут людьми в этих случаях? Большинство людей полагают, что агрессия в этих и аналогичных эпизодах - результат душевной дисгармонии или эмоциональной неустойчивости. Это кажется логичным: в конце концов, немногие становятся участниками подобных инцидентов, значит, они должны обладать какими-то специфическими особенностями? Тщательный анализ подобных происшествий показывает, однако, что это предположение отражает лишь то, что лежит на поверхности. Рассмотрим вышеприведенные примеры. Разве решились бы на жестокое убийство своего отца девушки, если бы не сильная предварительная провокация (избиение)? Вряд ли. Забили бы до смерти дети своего товарища по играм, если бы он не вел себя вызывающе и не сломал их любимую игрушку? Сомнительно. А молодая женщина - нашла бы она свой безвременный конец, если бы они с мужем не обменялись серией взаимных обвинений? И снова напрашивается отрицательный ответ. И наконец, стал бы отец старшеклассника спорить с директором школы и бить его, если бы не ощущал, что исключение его сына из школы - несправедливость? Это тоже выглядит маловероятным.

Очевидно, что агрессия не возникает в социальном вакууме. Скорее, на наше агрессивное поведение влияют присутствие и действия других людей из социального окружения. Например, слова, поступки или внешность жертвы могут провоцировать, фрустрировать или раздражать нападающего. Окружающие могут принуждать или подстрекать нас к совершению актов насилия. Даже простое присутствие других людей может влиять на проявление агрессивных реакций. Эта глава посвящена влиянию социальных факторов на возникновение и развитие агрессивного поведения. Мы рассмотрим следующие четыре специфические предпосылки агрессии: 1) фрустрацию; 2) вербальное и физическое нападение; 3) характеристики жертвы; 4) подстрекательство со стороны окружающих.

Фрустрация: препятствия на пути к желаемому как предпосылка агрессии

Наиболее пристальное внимание психологов привлекает такая социальная предпосылка агрессии, как фрустрация, то есть блокирование происходящих в настоящее время целенаправленных реакций. Пресечение одним индивидуумом целенаправленного поведения другого может оказаться детонатором агрессии. Отношение к фрустрации как к одной из предпосылок агрессии является следствием приверженности теории "фрустрация - агрессия", которая в своем чистом виде предполагает, что фрустрация всегда приводит к какой-то форме агрессии, а агрессия всегда есть результат фрустрации.

Мы уже говорили о том, что эта гипотеза считается чересчур обобщенной. Фрустрация не всегда приводит к агрессии, а последняя часто вызывается какими-то иными факторами, часть из которых мы рассмотрим ниже. Итак, оба данных предположения в настоящее время не встречают широкой поддержки среди исследователей. Тем не менее отказ от этих довольно полярных утверждений никоим образом не означает отказа от реального взгляда на проблему - предположения, что фрустрация есть просто одна из важных детерминант агрессии и иногда способствует этому типу поведения.

Свидетельства того, что фрустрация способствует агрессии

Тезис о том, что фрустрация усиливает агрессивность, до такой степени утвердился в нашем интеллектуальном наследии, что сделался само собой разумеющимся, и на него часто ссылаются в масс-медиа как на бесспорно установленный факт. Соответственно, было бы вполне естественно, если бы столь распространенное мнение имело убедительные эмпирические подтверждения. На первый взгляд, так оно и есть: большое количество экспериментов, проведенных в течение нескольких десятилетий на разнообразных выборках и с помощью всевозможных методик, свидетельствуют, что фрустрация действительно является важной предпосылкой агрессии. В этих исследованиях испытуемые, у которых вызывали ту или иную форму фрустрации, зачастую демонстрировали повышенную агрессивность по отношению к источнику фрустрации, а иногда и к другим людям. Но, к несчастью, и в этой гипотезе не обошлось без ложки дегтя.

Как отмечено Бассом, Тейлором и Пизано и другими, при тщательном анализе методик, используемых экспериментаторами (особенно в исследованиях, проводившихся много лет назад), возникает ряд важных вопросов. В частности, нередко бывало так, что фрустрации сопутствовали другие факторы или обстоятельства, которые тоже могли повлиять на поведение испытуемых. Рассмотрим, например, хорошо известный эксперимент, проведенный Маликом и Мак-Кэндлесом. В этом эксперименте детям из первой группы (вариант с фрустрацией) незнакомый ребенок (на самом деле он помогал экспериментатору) не давал закончить серию простых заданий и получить за это денежное вознаграждение; детям из второй группы (вариант без фрустрации) он не мешал. Получив позднее возможность выплеснуть злость на этого ребенка, дети, которым он мешал, действительно были более агрессивны, чем те, кто имел возможность закончить работу. Кажется, что полученные данные явно свидетельствуют о возрастании агрессивности из-за фрустрации. Но, к несчастью, интерпретацию, казалось бы, очевидных результатов затрудняет одно существенное обстоятельство: когда юный ассистент экспериментатора мешал испытуемым, он отпускал в их адрес ряд саркастических замечаний, которые вполне могли вызвать ярость. Итак, необходимо определить, что послужило причиной более высокого уровня агрессивности испытуемых из первой группы - то, что им мешали, едкие замечания или же оба этих фактора?

К сожалению, такое смешение фрустрации с другими возможными предпосылками агрессии нередко встречалось в самых первых экспериментах, исследующих воздействие этого фактора. В результате эмпирические данные, которые должны были доказать утверждение, что фрустрация является важной предпосылкой агрессии, оказались далеко не такими впечатляющими, как представлялось на первый взгляд. Тем не менее, даже исключив все исследования, уязвимые для подобной критики, у нас остается несколько искусно разработанных экспериментов, результаты которых подтверждают предположение, что фрустрация иногда усиливает агрессивность. He оставляющие сомнений данные получены также в исследовании, осуществленном Джином.

В этом эксперименте четырем группам мужчин-испытуемых предлагали в качестве первой части сложной процедуры сложить деревянную головоломку. В варианте, где фрустратором была задача, головоломка была неразрешима. В варианте, где в качестве фрустратора выступал человек, головоломка была разрешима, но испытуемый трудился в присутствии другого человека (помощника экспериментатора), который вмешивался в его действия, мешая уложиться в заданное время. В варианте "оскорбление" испытуемый трудился над разрешимой головоломкой без помех, но после окончания работы другой человек оскорблял его, осуждая за низкий уровень интеллекта и недостаточную мотивацию. И наконец, в контрольной группе испытуемых не оскорбляли и не мешали им. Затем испытуемые смотрели короткий киносюжет со сценами насилия (о важности этой части эксперимента мы поговорим позже), после чего им представлялась возможность проявить агрессию по отношению к помощнику экспериментатора в рамках разработанной Бассом парадигмы "учитель-ученик". Испытуемые, находящиеся в условиях фрустрации, выбирали для наказания ток более высокого напряжения, чем в контрольной группе. Кроме того - как, впрочем, и ожидалось, - подвергнутые прямому словесному оскорблению также проявили больше агрессии, чем участники из контрольной группы. Эти результаты и аналогичные им, полученные в других экспериментах, подтверждают мнение, что при некоторых условиях фрустрация все же может способствовать дальнейшей агрессии.

Свидетельства того, что фрустрация не способствует агрессии

Достаточно большому количеству исследователей, проводивших эксперименты независимо друг от друга, не удалось найти подтверждений для теории "фрустрация-агрессия". В качестве примера рассмотрим эксперимент, проведенный Бассом, в котором мужчины-испытуемые играли роль учителей в его смоделированной системе "учитель-ученик". Когда ученик (помощник экспериментатора) делал ошибку, испытуемые должны были наказывать его ударом тока, напряжение которого, по их мнению, менялось от низкого до довольно высокого.

В одном из вариантов эксперимента, испытуемым (группа "ноу-хау") сообщали, что, если они постараются, ученик усвоит экспериментальный материал за 30 попыток. Другой группе (вариант "оценка") говорили то же самое, добавляя, что об их успехах на поприще преподавания будет сообщено администрации колледжа и это, возможно, повлияет на их аттестат. И наконец, контрольной группе ничего не сообщалось ни о количестве попыток, обычно необходимом для усвоения экспериментального материала, ни о возможном влиянии успешности преподавания на годовые оценки. Во время эксперимента ученик отвечал по заранее подготовленному образцу, усваивая учебный материал лишь с 70-й попытки. Поскольку испытуемые в группах "ноу-хау" и "оценка" ожидали, что они обучат своего подопечного за 30 попыток, им не удавалось достичь своей цели, проявив себя способными педагогами, и они были фрустрированы действиями ученика. Более того, поскольку эта неудача могла неблагоприятно повлиять на их собственные оценки, испытуемые в группе "оценка" переживали большую фрустрацию, чем в группе "ноу-хау". Участники контрольной группы, не имевшие точного представления, какое количество попыток соответствует понятию "успешное обучение", не должны были испытывать фрустрацию во время эксперимента - насколько им было известно, они были хорошими учителями.

Если, как часто считают, фрустрация вызывает публичные проявления агрессии, следовало бы ожидать, что испытуемые из двух экспериментальных групп ("оценка" и "ноу-хау") будут выбирать ток более высокого напряжения для наказания, чем испытуемые из контрольной группы. Далее, если предположить, что чем сильнее фрустрация, тем выше уровень результирующей агрессии, можно дать прогноз, что ток, выбранный для наказания испытуемыми в группе "оценка", будет более высокого напряжения, чем в группе "ноу-хау". Но ни одна из этих гипотез не подтвердилась: участники всех трех групп выбирали для ученика ток примерно одинакового напряжения. Фрустрация никоим образом не повлияла на агрессивность испытуемых. Этот отрицательный результат покажется еще более впечатляющим, если мы примем к сведению, что другие переменные (например, пол помощника экспериментатора, мимика и жесты, оповещающие, насколько болезнен был удар) также оказали значительное воздействие на поведение испытуемых, то есть на выбор напряжения влияла не только фрустрация.

При всей внешней эффектности результатов, полученных в эксперименте Басса, они носили бы лишь вспомогательный характер, будь они единственным примером фрустрации, не вызвавшей агрессию. Но, как мы уже говорили, в нескольких других экспериментах, при самом широком разнообразии процедур и характеристик испытуемых, также были получены отрицательные результаты. Например, в хорошо известном опыте Кун и другие создавали ситуацию, в которой детям были обещаны конфеты в качестве награды за просмотр короткого кинофильма. После сеанса одну группу просто лишали обещанной награды, а вторую группу не подвергали такому фрустрирующему воздействию. Затем в унифицированных условиях наблюдали игровое поведение детей из обеих групп; заметных различий обнаружено не было - фрустрированные малыши не вели себя более агрессивно, чем малыши из контрольной группы, которые фрустрированы не были. (Кстати, как и следовало ожидать, в конце эксперимента обещанные конфеты получили дети из обеих групп.) Результаты этого и других экспериментов поколебали убеждение в том, что фрустрация, как правило - или хотя бы иногда, - вызывает прямую агрессию. Однако в результате нескольких экспериментов родилось еще более удивительное предположение, что сильная фрустрация может иногда ослаблять, а не усиливать дальнейшую агрессивность. Например, в исследовании, проведенном Джентри, мужчины, фрустрируемые экспериментатором (он постоянно мешал им дорешать задачи в тесте на интеллектуальные способности, из-за чего они получали невысокий балл), наносили затем помощнику экспериментатора меньшее количество ударов током, чем испытуемые из контрольной группы.

На основе этих и аналогичных экспериментов некоторые исследователи пришли к выводу, что фрустрация не является ни основной, ни существенной предпосылкой агрессии. Они отвергли даже усовершенствованную формулировку гипотезы "фрустрация - агрессия", утверждая, что в качестве социальных детерминантов агрессивности другие факторы имеют гораздо больший вес, чем различные формы межличностных трений. По словам Басса, "можно заключить, что фрустрация не ведет к физической агрессии... очевидно, что... фрустрация в своем первозданном виде является сравнительно малозначительной предпосылкой физической агрессии".

От фрустрации к агрессии: опосредующие факторы

Итак, мы столкнулись с набором неоднозначных и противоречивых эмпирических результатов. С одной стороны, некоторые эксперименты наводят на мысль, что фрустрация повышает вероятность возникновения агрессии, с другой же стороны, принимая во внимание убедительные результаты, полученные в ходе тщательных исследований, хочется сделать вывод, что влияние фрустрации на возникновение агрессивного поведения невелико или вообще отсутствует. Есть ли выход из этого тупика? Мы убеждены, что есть. На основании уже имеющихся данных можно заключить, что фрустрация иногда способствует агрессии, однако проявляется ее влияние или нет, зависит от нескольких опосредующих факторов. В данном разделе мы рассмотрим четыре таких фактора: 1) уровень фрустрации, испытываемой потенциальным агрессором; 2) наличие посылов к агрессии; 3) степень, в которой фрустратор непредвиден или неожиданен; 4) эмоциональные и когнитивные процессы фрустрированного агрессора.

Уровень фрустрации

Несмотря на утверждения Долларда и других, что данный фактор заслуживает пристального внимания, в исследованиях, где в качестве фрустратора выступал человек, им чаще всего пренебрегали. Большинство исследователей применяли самую простую процедуру, фрустрируя одну группу испытуемых, а с другой обращаясь более нейтрально, после чего затем сравнивали уровень их агрессивности по отношению к некой "жертве". Учитывая, что каждый экспериментатор руководствовался собственной интуицией, разрабатывая процедуру фрустрирования, можно полагать, что уровень фрустрации менялся от эксперимента к эксперименту в самых широких пределах. Поэтому совсем не удивительно, что и результаты получались неоднозначные. Отсюда очевидна необходимость исследования, в котором уровень фрустрации менял бы свое значение в соответствии с определенной системой, например, в зависимости от степени притягательности цели, количества блокированных реакций и т.п. Несмотря на отсутствие таких исследований, тщательный анализ имеющихся данных показывает, что интенсивность агрессивных реакций в причинно-следственной паре "фрустрация - агрессия" зависит от уровня фрустрации. Большинство исследователей, получивших данные, не подтвердившие факт влияния фрустрации на агрессию, в качестве фрустратора выбирали мелкие неприятности, в то время как ученые, получившие подтверждение гипотез, создавали экспериментальные условия таким образом, чтобы уровень фрустрации оказался высоким.

Рассмотрим, например, остроумный полевой эксперимент, осуществленный Харрисом. Помощники экспериментатора - как мужчины, так и женщины - в буквальном смысле слова влезали без очереди в ресторан, в билетную кассу, в кассу магазина и т.п. В первом варианте они пытались пристроиться перед вторым (от начала) человеком в очереди, а во втором варианте - перед двенадцатым. Поскольку близость цели в момент помехи считается значимой детерминантой уровня фрустрации, испытуемые в первой группе должны были переживать более сильную фрустрацию и реагировать более агрессивно, чем во втором случае. Как и следовало ожидать, влезавшие в самое начало очереди попали под интенсивный "огонь" вербальной агрессии. Более того, в соответствии с предположением, что для индуцирования агрессии уровень фрустрации должен быть довольно высок, "двенадцатые" чаще предпочитали сделать вежливое замечание или промолчать, а не осыпать "нахалов" бранью. Аналогичные результаты, полученные в других экспериментах, дают возможность предположить, что низкий уровень фрустрации либо вообще не приводит к проявлениям агрессии, либо порождает агрессивные реакции малой интенсивности.

Посылы к агрессии

Берковиц предположил, что фрустрация вызывает только готовность к агрессивному поведению. Посылы к агрессии - это стимулы, провоцирующие появление чувства гнева и агрессивности. Они "могут усиливать... агрессивные реакции на препятствия на пути к цели". Исходя из определения, возникновение явно выраженной агрессии возможно даже при относительно невысоком уровне фрустрации, но в присутствии достаточно интенсивных посылов к агрессии. В уже рассмотренных нами исследованиях можно найти некоторые подтверждения этой точки зрения. Вспомним, в частности, как в эксперименте Джина обнаружилось, что даже невысокого уровня фрустрации оказалось достаточно, чтобы интенсивность агрессивных реакций испытуемых возросла. Возможно, полученный результат можно объяснить тем, что все участники смотрели киносюжет со сценами насилия, перед тем как получили возможность проявить агрессию. Таким образом, множество условных сигналов было представлено со всей очевидностью.

Густафсон проанализировал роль посылов к агрессии как промежуточного звена между фрустрацией и агрессией. В этом эксперименте первая группа испытуемых смотрела сюжет об уличных бандитских разборках (вариант "посылы к агрессии присутствуют"); второй группе показывали автомобильные гонки ("посылы отсутствуют"). Затем обе группы подвергались дополнительной фрустрации ("ученик" делал ошибки, что лишало испытуемых крупного денежного вознаграждения), и только испытуемые из группы с посылами к агрессии реагировали более агрессивно (выбирали для удара ток более высокого напряжения), когда уровень фрустрации повышали. Остальные же испытуемые постоянно назначали фрустрирующему "ученику" удар сравнительно небольшой силы. Посылы к агрессии могут быть важным промежуточным звеном в зависимости "фрустрация - агрессия".

Непредвиденность фрустрации

Еще одно промежуточное звено в цепи "фрустрация - агрессия" - степень, в которой помеха кажется человеку случайной или неожиданной. Многие исследователи сообщают, что для людей характерен гораздо более высокий уровень раздражения и агрессии, если фрустрация непредвиденна и неожиданна.

С другой стороны, прогнозируемая и ожидаемая фрустрация не всегда вызывает возбуждение на физиологическом уровне, как и последующее нападение на фрустратора. Последнее подтверждается одним из экспериментов Уорчела, где испытуемым за участие предлагали на выбор один из трех поощрительных призов - зачет одного часа практикума, 5 долларов наличными или флакон мужского одеколона. В начале процедуры каждый испытуемый ранжировал призы в порядке их привлекательности. Иерархия призов позволяла экспериментатору манипулировать в дальнейшем уровнем фрустрации. После выполнения нескольких заданий все испытуемые в первой группе получили желаемые вознаграждения, так что они практически не испытывали фрустрации. Испытуемые во второй группе получали призы, отнесенные по привлекательности на второе место, то есть уровень их фрустрации можно было охарактеризовать как средний уровень. И наконец, в третьем варианте испытуемые получали наименее желаемые призы и поэтому достигали самого высокого для данного эксперимента уровня фрустрации. Дополнительно в данном эксперименте определялось, до какой степени возникающая фрустрация характеризуется как непредвиденная или неожиданная. Чтобы манипулировать этой переменной, первую треть участников в каждой из трех групп убеждали, что помощник экспериментатора раздаст им призы по своему выбору (подгруппа "ожидания отсутствуют"). Второй трети говорили, что позднее они получат призы, которые оценили как самые привлекательные (подгруппа "наличие ожиданий"), а остальным обещали, что они смогут выбрать любые призы из имеющихся (подгруппа "выбора"). Считалось, что фрустрация будет неожиданной только для последних двух подгрупп и только в них появление внешних причин, препятствующих достижению цели, приведет к повышению уровня агрессивности.

Чтобы оценить точность этого прогноза, исследователи предоставляли испытуемым возможность проявить вербальную агрессию по отношению к ассистенту - высказаться о качестве выполненного им задания. Результаты в общем и целом совпали с ожидаемыми: только испытуемые в подгруппах "наличие ожиданий" и "выбор" продемонстрировали усиление агрессии при усилении фрустрации. Таким образом, в подтверждение гипотезы, фрустрация вела к агрессии, только когда была непредвиденной или неожиданной.

Эмоциональные и когнитивные процессы

Все рассмотренные нами к настоящему моменту промежуточные звенья являлись внешними по отношению к потенциальному агрессору - они были связаны либо с природой самой фрустрации (то есть с ее уровнем и характером), либо с посылами к агрессии, предполагаемыми ситуацией. Исследуя, каким образом фрустрация приводит к агрессивному поведению, Берковиц предположил, что психические процессы потенциального агрессора тоже предопределяют его реакцию на фрустрацию.

Чтобы человек стал вести себя агрессивно, степень аверсивности фрустрационной ситуации должна оказаться достаточной для актуализации отрицательных эмоций. Если же фрустрация не вызовет негативных чувств, то агрессии не будет. Например, Берковиц указал, что невозможность добиться желаемого результата сама по себе не является предпосылкой агрессии. Если же человек предвкушает удовольствие при достижении какой-либо цели, препятствия, возникающие на пути к ней, могут расстроить его до такой степени, что подхлестнут к агрессивным действиям. Представьте себе, например, что начальник обещал вам прибавку к жалованью и значительное продвижение по службе. В течение двух месяцев вы планировали, как замечательно проведете отпуск, и мечтали о том, как вас будут уважать коллеги. А потом начальник сообщил, что погорячился: на увеличение жалованья денег нет, и ваше повышение "еще не созрело". Вообразите свои чувства в этот момент. Наверняка вы расстроитесь, а возможно, и разъяритесь. В этом случае фрустрация обусловливается невозможностью достижения давно ожидаемого и страстно желаемого результата, что, весьма вероятно, подтолкнет вас к агрессивным поступкам.

Берковиц утверждает, что, когда фрустрация действительно вызывает отрицательные эмоции, другие психологические процессы, в том числе размышление по поводу пережитого (когнитивный процесс), будут влиять на реальное поведение. Человек может подбирать объяснения переживаемым эмоциям, анализировать свои чувства и/или пытаться контролировать эмоции и поведение. Если, например, негативной эмоцией является страх, то наиболее вероятными реакциями будут бегство или стремление уклониться от ситуации. Если переживание интерпретируется как гнев, вероятно возникновение агрессивных тенденций. Таким образом, эмоциональные и когнитивные процессы фрустрированного индивидуума ответственны за то, приведет ли фрустрация к агрессии.

Интересный пример того, как фрустрация может вызвать страх, а не гнев, мы находим в исследовании народности семаи-сенои полуострова Малакка. Семаи, известные своим неприятием насилия между людьми, верят, что, когда желания человека не удовлетворены, он рискует стать жертвой нападения со стороны "множества реально существующих и сверхъестественных существ, которые могут причинить ему вред, вызвать болезнь и даже смерть". Таким образом, когда они встречают препятствие на пути к цели, которая была так близка и желанна, основной эмоцией в состоянии фрустрации становится страх физического воздействия, а не гнев. Например, по верованиям семаи, если человек, после того как его отверг потенциальный сексуальный партнер, испытывает фрустрацию, он становится уязвимым для духов, которые принимают внешность любимых, во время его сна занимаются с ним любовью и входят в его тело. У одержимого появляются симптомы психических расстройств, таких как депрессия, частичное затмение сознания и боязливость. Хотя мы можем не соглашаться с объяснениями семаи, их поведение подтверждает тезис, что когнитивный процесс играет роль важного промежуточного звена в реакции на фрустрацию. Если в какой-то культурной традиции принято, что фрустрация должна вызывать страх, а не гнев, то препятствия на пути к цели не будут предпосылкой агрессии.

Эмпирической иллюстрацией роли когнитивных факторов явился эксперимент Паркера и Роджерса, в котором изучалось влияние фрустраций на избирательность внимания и запоминание примеров агрессивного поведения, а также воспроизведение агрессивных действий. Ученики начальной школы выбирали игрушку, которая должна была быть их наградой за победу в игре. В варианте "фрустрация" детям не давали выиграть (в конце эксперимента им давалась еще одна попытка, и они "выигрывали" понравившуюся игрушку). В другом варианте испытуемые выигрывали и получали награду. Часть школьников затем смотрела подряд два фильма, в которых два мальчика играли с детским конструктором. В первом фильме они сотрудничали, помогая друг другу собирать игрушечный грузовик, во втором фильме мальчики вели себя агрессивно, мешая друг другу. Экспериментатор фиксировал время, в течение которого школьники наблюдали примеры агрессии и сотрудничества. Предположения Паркера и Роджерса подтвердились: предварительно фрустрированные дети дольше смотрели на пример агрессии, а дети из группы "без фрустрации" - на пример сотрудничества.

Затем для изучения реального агрессивного поведения исследователи записывали на видео, как испытуемый в той же комнате играл в конструктор с незнакомым мальчиком (помощником экспериментатора). Через две минуты после начала игры экспериментатор возвращался и просил испытуемых сообщить, запомнилось ли им что-нибудь из увиденных фильмов. Последующий анализ видеозаписей выявил, что предварительно фрустрированные мальчики совершали больше агрессивных действий (например, мешали помощнику экспериментатора), чем те, кто фрустрирован не был. Фрустрированные школьники также лучше нефрустрированных запомнили агрессивные действия в фильмах. В итоге Паркер и Роджерс продемонстрировали, что фрустрация влияет не только на агрессивное поведение, но и на процессы внимания и фиксации. Если конкретизировать высказывание, то исследователи установили, что запоминание агрессивных действий из фильма было необходимым условием возникновения агрессивного поведения. Данный эксперимент, следовательно, подтверждает тезис, что когнитивные процессы являются важным промежуточным звеном в зависимости "фрустрация - агрессия". Предварительная фрустрация повышает вероятность того, что люди будут обращать внимание на агрессивные действия, запоминать их и, как следствие, осуществлять.

Заключительный комментарий

Если говорить образно, то фрустрационную теорию агрессии в ее современном виде можно представить в виде зонта, под которым можно собрать все рассмотренные нами факторы - "промежуточные звенья" цепочки "фрустрация - агрессия". Уровень и непредвиденность фрустрации порождают негативные эмоции, наличие которых Берковиц считает необходимым для возникновения агрессивных намерений. Посылы к агрессии могут усилить (или подавить) побуждение к агрессии, проистекающее из обусловленных фрустрацией негативных эмоций. Таким образом, повлечет ли фрустрация за собой агрессию или нет, зависит от интерпретации индивидуумом множества ситуационных факторов (таких как интенсивность фрустрации и связанные с агрессией стимуляторы) и от его эмоциональной реакции на них.

Вербальное и физическое нападение: реальная и кажущаяся провокация как предпосылки агрессии

Как вы отреагируете, если в магазине продавец вдруг беспричинно начнет оскорблять вас, издеваясь над вашим вкусом и критикуя ваш выбор? Вероятно, сильно рассердитесь и, если продавец не слишком большой и внушительный, сумеете ему ответить. Теперь представьте, что продавец вышел из-за прилавка и начал вас толкать и пихать; как вы отреагируете на это? Допустим, вы будете отвечать ему тем же - угрозой на угрозу и толчком на толчок. Дело может быстро принять крутой оборот, и вскоре вы обнаружите, что обмениваетесь уже не угрожающими жестами и выкриками, а пинками и затрещинами. Приведенный ниже любимый провокационный ритуал подростков из гетто - "забавы толпы" - ярко иллюстрирует природу этого опасного процесса:

"Один из мучителей делает легкое оскорбительное замечание, например, о матери объекта: "Я вчера на улице видел твою мать с каким-то мужиком". За этим может последовать дополнение: "Она была пьяная как свинья". Объект провокации в свою очередь оскорбляет обидчика или членов его семьи. Обмен оскорблениями продолжается... пока не будут перечислены все родственники присутствующих и все представители животного мира с их повадками... Наконец один из участников, обычно объект провокации, доходит до предела и проводит обидчику хук справа, или вытаскивает нож, или хватается за палку. Это сигнал для обидчиков... перейти к действиям, и обычно для объекта провокации дело заканчивается телесными повреждениями".

Разумеется, далеко не каждое оскорбление или угроза приводят к таким последствиям. Люди часто реагируют на подобное отношение попытками примирения, капитуляцией или просто бегством. Провокационные нападения, подобные описанному выше, отнюдь не редки: прямая провокация, вербальная или физическая, часто вызывает агрессивную реакцию.

Ответная агрессия

Формальные подтверждения сильного влияния провокации на актуализацию агрессии были получены в ряде лабораторных экспериментов. Например, в серии исследований, проведенных Тэйлором и его коллегами, было выявлено, что большинство людей реагируют на физическую провокацию решительной контратакой. В этих экспериментах испытуемые попарно соревновались в выполнении заданий на время реакции, и проигравший наказывался разрядом электрического тока. Диапазон мощности возможных разрядов предварительно устанавливался обоими игроками, так что каждый якобы контролировал мощность разряда, который должен получить его противник в случае проигрыша. В соответствии с условиями эксперимента, напряжение тока в сети постепенно повышалось, так что каждый из испытуемых делал вывод, что это его противник выбирает для очередного "наказания" разряды большей мощности. Реакция большинства испытуемых на эту ситуацию была весьма прямолинейна: в ответ на провокацию они, как правило, увеличивали напряжение последующего удара током, придерживаясь принципа "око за око", а не "подставь другую щеку". Видимо, они старались максимально уравнять степени агрессии. Эквивалентность таких реакций выразительно проиллюстрирована экспериментом О'Лири и Денджеринка.

В этом эксперименте у испытуемых был противник, применявший в ходе сеанса одну из четырех возможных стратегий. В первом варианте ("усиление интенсивности физического воздействия") он, следуя указаниям, увеличивал назначенную для испытуемого мощность электрического разряда. Во втором варианте ("снижение интенсивности физического воздействия") противник придерживался противоположной программы, начиная с разряда высокой мощности и постепенно уменьшая ее. В третьем варианте ("физическое воздействие высокой интенсивности") он выбирал высокое напряжение для всех случаев, а в четвертом ("физическое воздействие низкой интенсивности") - очень низкое. На основании предшествующих исследований предполагалось, что испытуемые в каждой группе будут отвечать взаимностью, выбирая точно такую же мощность разряда, какой она была у партнера. Результаты показали абсолютную верность предположений. Испытуемые в группе "усиление интенсивности физического воздействия" отвечали разрядами большой мощности, в группе "снижение интенсивности физического воздействия" - менее мощными, а в группах "интенсивное физическое воздействие" и "физическое воздействие низкой интенсивности" повышали и понижали напряжение в соответствии с действиями противника. Короче говоря, их реакции были в высшей степени подобны. Главное следствие этого эксперимента, конечно, тот факт, что прямая провокация физическими действиями зачастую вызывает аналогичный ответ и является мощным стимулятором открытой агрессии.

Вербальная провокация тоже способна актуализировать агрессивные действия, словами пользуются гораздо чаще, чем кулаками, ногами или оружием. Как все мы знаем из личного опыта, "убийственные" комментарии и едкие замечания могут ранить едва ли не больнее, чем прямое физическое воздействие. Когда такие комментарии делает человек, чье мнение мы ценим, или когда с их помощью нас унижают в присутствии других людей, это может оказаться чрезвычайно неприятным переживанием. То, что такие действия часто вызывают мощную контратаку, было продемонстрировано во многих лабораторных экспериментах, в которых испытуемые, оскорбленные другим человеком, готовы были наказать его электрическим разрядом высокой мощности или каким-то другим образом. Эти результаты объясняют, почему инциденты, начавшиеся с насмешек или обмена оскорблениями, могут быстро перерастать в свирепые драки.

В исследовании Фельсона можно найти пример того, каким образом угрозы и оскорбления переходят в физическое насилие. Анализируя полицейские сводки о преступлениях с применением насилия и опрашивая многих людей о их личном опыте столкновения с насилием, Фельсон выявил типичную модель перехода конфликта в стадию физического насилия (в некоторых случаях убийства или нанесения тяжких телесных повреждений). Модель взаимодействия, ведущего к физическому насилию, включает следующие фазы: оскорбление со стороны одного участника и ответ другого ведут к конфликту на вербальном уровне, далее за угрозами следует физическое нападение. Фельсон и Стедман резюмировали результаты своих исследований перерастания словесной перебранки в драку и убийство такими словами: "Представляется, что именно месть не дает погаснуть и, более того, разжигает конфликты, в которых агрессивные действия обеих сторон и вероятность смертельного исхода потерпевшей стороны сплетаются в единый узел". Данные Фельсона подчеркивают также важнейшую для данной главы мысль: агрессия есть процесс взаимодействия по меньшей мере двух людей. Как мы утверждали ранее, агрессия возникает не в социальном вакууме, но в ответ на реальные или воображаемые действия и намерения других людей.

Почему люди мстят

Вряд ли вас удивит высказывание, что большинство людей агрессивно реагируют на нападение: в конце концов, принцип "око за око" - очень древний. Но просто сказать, что это старая истина - не значит объяснить, почему люди склонны отвечать на нападение нападением. Нельзя сказать, что такую реакцию можно отнести к роду адаптивных, напротив, она нередко приводит к эскалации конфликта и дальнейшему ущербу. Итак, почему же именно месть является наиболее вероятной реакцией на нападение?

Месть как защита

Давая простое объяснение нашей склонности реагировать на атаку контратакой, мы говорим о защитной реакции - эквивалентными действиями мы обороняемся от возможного причинения нам вреда. Денджеринк и Ковей в теории "бегства" для ответной агрессии предположили, что такое поведение представляет собой "инструментальную попытку модифицировать поведение другого человека". В сущности, бегство или уход от ситуации может служить негативным подкреплением агрессии. Если мы мстим напавшему на нас, мы можем рассматривать как вознаграждение за свои собственные действия прекращение агрессивного поведения с его стороны. Аналогичным образом наша агрессия, направленная на того, от кого мы ожидаем возможных неприятностей, может рассматриваться как вознаграждение, если удержит противника от нападения.

По данным экспериментов, уже одна мысль о том, что другой человек хочет причинить нам вред, может оказаться адекватным стимулом агрессии. Восприятие враждебных или миролюбивых намерений другого человека может оказаться так же важно, как его реальные намерения. Если мы считаем, что некто хочет тем или иным образом причинить нам зло, мы скорее всего приготовимся к контратаке. Представьте себе, например, что вы проснулись среди ночи и обнаружили, что кто-то с пистолетом в руке крадется вдоль стены вашего дома. Увидев, что незнакомец приблизился к дверям, вы лихорадочно начнете искать подходящий предмет, чтобы защититься. Когда "злоумышленник" позвонит в вашу дверь, вы усомнитесь в его намерениях. Тем не менее у дверей вы вооружитесь зонтиком. К счастью, прежде чем вы успеете нанести удар, незнакомец вытащит из кармана полицейский жетон и представится детективом, проверяющим сообщение, что в окне соседнего дома промелькнул незнакомец. Какое облегчение выяснить, что человек, которого вы уже считали своим убийцей, на самом деле преисполнен благих намерений! Этот пример показывает, что восприятие ситуации или ожидания являются существенными детерминантами агрессии.

Прежде чем мы действительно ощутим угрозу в поведении потенциального агрессора, мы должны расценить его поведение как агрессивное. И первым нашим вопросом будет: какие факторы заставляют нас расценивать те или иные действия как агрессивные? В исследованиях, посвященных этому вопросу, испытуемым предлагали различные описания одного и того же происшествия. Затем испытуемых просили оценить виновника происшествия по нескольким показателям, среди которых была и агрессивность. В целом непреднамеренное причинение ущерба или деструктивные действия в целях самозащиты (например, в ответ на совершенную ранее провокацию) не так часто классифицировались как негативные или агрессивные, в отличие от намеренных или неспровоцированных действий. Эти результаты не противоречат данным из рассмотренных выше экспериментов, указывая на реальное нападение как на значимую причину агрессивного поведения. Таким образом, разрушительное поведение, не являющееся реакцией на предшествующую провокацию, скорее всего будет расценено как агрессия и получит агрессивный отпор.

Люди реагируют агрессивно при наличии малейших признаков агрессивных намерений у другого человека, даже если их в действительности не атакуют. Одной мысли о том, что другие имеют враждебные намерения, зачастую достаточно, чтобы вызвать неприкрытую агрессию. Это выразительно продемонстрировано в эксперименте, проведенном Гринуэллом и Денджеринком.

Экспериментальная процедура данного исследования была аналогична процедуре, разработанной О'Лири и Денджеринком: студенты колледжа состязались с фиктивным противником в выполнении заданий на время реакции. Необходимую информацию они считывали с ряда сигнальных ламп, показывающих, что противник либо увеличил мощность электрического разряда, используемого в качестве наказания, либо оставил прежнюю невысокую мощность. Половина испытуемых каждой группы была "наказана" действительно более мощным разрядом электрического тока, для другой половины мощность оставалась на прежнем уровне. Исследователей интересовало, побудит ли испытуемых мнимое намерение противника к тем же действиям, что и реально полученный удар током? Результаты эксперимента это подтвердили; более того, обнаружилось, что для выбора мощности ответного разряда намерения противника важнее, чем мощность разрядов, получаемых от него. В варианте, в котором сигнальные лампочки информировали об увеличении противником мощности электрического разряда, испытуемые, независимо от того, был ли полученный разряд более мощным или оставался на прежнем уровне, выбирали для ответного разряда более высокое напряжение. А если приборы показывали, что мощность электрических разрядов, назначаемых противником остается постоянной, испытуемые не увеличивали мощность ответных разрядов, даже когда интенсивность получаемых ими разрядов на самом деле росла. Комментируя эти результаты, Гринуэлл и Денджеринк отмечают: "... несмотря на то что нападение является важным стимулом для актуализации агрессивного поведения, представляется, что физический дискомфорт, который испытывает индивид, имеет меньшее значение, чем символическая составляющая нападения". Короче говоря, явные мотивы поступков другого человека или его намерения - особенно когда они в принципе провокационны - зачастую могут гораздо сильнее влиять на наше стремление направить против него агрессию, чем сам характер этих действий.

Месть как способ не уронить свое достоинство в глазах других

Мы начали этот раздел о вербальных и физических нападениях с описания гипотетической ситуации, где продавец довел вас до белого каления тем, что оскорблял вас и критиковал ваш вкус. Предположим теперь, что несколько людей стали свидетелями этой сцены. Что вы почувствуете в этом случае? Вероятно, в таких обстоятельствах инсинуации продавца будут еще обиднее, а ваша реакция станет для вас еще важнее. Вы, вероятно, захотите доказать и продавцу и покупателям, что ваш вкус не плох и что критика была несправедливой. Подоплекой вашего ответа на оскорбления продавца, видимо, будет стремление не уронить свое достоинство в глазах других и восстановить образ человека с хорошим вкусом. Ряд исследователей утверждает, что такое желание восстановить или произвести благоприятное впечатление часто является той силой, которая подвигает отомстить в ответ на вербальные или физические выпады.

Желание произвести или сохранить благоприятное о себе впечатление может породить разные способы агрессивного реагирования. Во-первых, как в вышеприведенном примере, человек может проявлять мстительность исключительно в присутствии других людей, то есть когда есть на кого произвести впечатление. Во-вторых, жертва, для которой отрицать факт причинения морального или физического ущерба не имеет смысла, но которая не хочет оказаться в роли проигравшего, может попытаться вернуть свое доброе имя с помощью возмездия. И наконец, стремление произвести впечатление может рассматриваться как общая тенденция отвечать на нападение эквивалентной реакцией. Отвечая "ударом на удар", человек будет выглядеть в глазах окружающих справедливым и честным, а это позитивный образ.

Обучи и Камбара утверждают, что, согласно теории мести как способа не уронить свое достоинство в глазах других, на реакцию жертвы должно влиять, осознает ли нападающий, как, успешно или нет, завершилась начатая им атака. Если преднамеренная атака закончилось для нападающего неудачей, уровень агрессии, адресованной "палачу", должен быть выше, если "палач" не знает о своем промахе. Для проверки этого предположения исследователи пригласили японских студенток участвовать в эксперименте, включающем уже известную вам процедуру "учитель-ученик". В случае, когда экспериментальные условия подразумевали "физическое воздействие высокой интенсивности", ученицы-испытуемые видели сигнал обратной связи, показывающий, что испытуемая, игравшая роль учительницы, намерена выбрать разряд очень высокого напряжения. Однако часть испытуемых на самом деле получала слабый разряд. Перед тем как поменяться ролями (эта ситуация дала бы им возможность поквитаться), испытуемым говорили, что по условиям завершившейся стадии эксперимента сообщение о мощности разряда и реальная мощность были прямо противоположны. Половину испытуемых убеждали в том, что "учительница" тоже узнала об этой обратной зависимости. Как и предполагалось, испытуемые выбирали разряды меньшей мощности для той "учительницы", которая осознала, что интенсивность физического воздействия неожиданно оказалась низкой, а не той, которая якобы оставалась в убеждении, что сумела причинить физический ущерб. Эти результаты подтверждают жизнеспособность трактовки ответной агрессии как способа не уронить свое достоинство в глазах других, так как испытуемые, знавшие, что обидчице известно о неудачной атаке, не приобретали образ, рассматриваемый другими как негативный (образ проигравшей), который нужно было бы менять. Кроме того, жестокая месть кажется несправедливой, когда и жертве, и обидчице известно о низкой интенсивности изначального физического воздействия.

Характеристики объекта агрессии: пол и раса объекта как предпосылки агрессии

Мы уже знаем, как поведение и намерения потенциального объекта агрессии могут влиять на поведение агрессора. Ничего удивительного нет в том, что люди склонны мстить, считая, что кто-то причинил им вред или хотел это сделать. Но верно также и то, что агрессивные намерения нападающего могут быть обусловлены простейшими физическими характеристиками потенциальной жертвы. В этом разделе мы рассмотрим результаты экспериментов, показывающих, как пол и раса объекта могут влиять на актуализацию агрессивных реакций.

Пол объекта агрессии

В большинстве случаев данные исследований, в которых манипулируемой переменной был пол объекта, подтверждают широко распространенное мнение, что женщины подвергаются физическому нападению реже мужчин, а если и подвергаются, то интенсивность физического воздействия будет ниже. Такие результаты были получены во многих экспериментах, использующих различные процедуры, методы измерения агрессии и разные выборки испытуемых. Тенденция к меньшему проявлению агрессии по отношению к объектам женского пола часто интерпретируется как "рыцарство", как отражение социализированного запрета причинять вред женщинам. "Неприемлемость" агрессии по отношению к женщине, особенно со стороны мужчины, была продемонстрирована экспериментом Канекара, Нанджи, Колсаваллы и Мукерджи, в котором выяснилось, что мужчины, проявляющие агрессию по отношению к объекту женского пола, воспринимаются как более аморальные, чем проявляющие агрессию по отношению к объекту мужского пола. Интересно, что объекты агрессии женского пола тоже оценивались сравнительно негативно.

Ричардсон, Ванденберг и Хамфриз провели эксперимент, результаты которого повторили результаты предыдущих исследований, но предложили несколько иную интерпретацию. В их эксперименте мужчины и женщины выполняли процедуру Тэйлора на время реакции, соревнуясь с противником мужского либо женского пола. При этом уровень агрессии измерялся по трем родственным шкалам: 1) мощность электрического разряда, выбранная до провокаций со стороны объекта, была показателем уровня начальной агрессии, 2) мощность электрического разряда, выбранная в ответ на нарастающую провокацию объекта, - показателем уровня агрессии как акта возмездия, 3) частота выбора чрезвычайно высокой мощности электрического разряда (испытуемые были уверены в чрезвычайной болезненности удара для объекта) - показателем реакции насилия. В соответствии с ранее полученными результатами участники эксперимента реагировали на объект мужского пола более агрессивно, чем на объект женского пола, по всем трем шкалам. Исследователи предположили, что женщины вызывают меньшую агрессивность, так как воспринимаются менее угрожающими, чем мужчины. "То есть от женщин не ждут ответных агрессивных действий, считают их менее опасными, и поэтому им скорее всего не будут мстить так жестоко, как мужчинам".

Хотя лабораторные эксперименты неизменно свидетельствуют о сдерживании агрессивных действий по отношению к женщинам, случаи изнасилований и грубого обращения с женами указывают на тот факт, что женщины часто становятся жертвами насилия. Исследователи, пытавшиеся объяснить расхождения между полицейской статистикой и экспериментальными данными, сообщают, что мужчина склонен "спускать тормоза", когда угроза, исходящая от женщины, воспринимается однозначно. В эксперименте, поставленном для выявления факторов, увеличивающих вероятность агрессии мужчин против женщин, Ричардсон, Леонард, Тэйлор и Хэммок сталкивали мужчин-испытуемых с двумя вариантами страха. Узнав, что цель эксперимента - изучение влияния утомления на время реакции в условиях соревнования, испытуемые выполняли задание, предназначенное для измерения их физической силы (сжимание ручного динамометра) в присутствии ассистентки экспериментатора, которая регистрировала "показания". Одну половину испытуемых уверяли, что их показатели близки к зарегистрированной норме (которую женщина называла вслух), - группа средних показателей. Показатели силы у другой половины испытуемых оказывались значительно ниже установленной нормы - группа низких показателей. Внутри этих групп реакция женщины в соответствии с условиями эксперимента менялась. В половине случаев ассистентка отпускала о показателях испытуемых (как низких, так и средних) пренебрежительные реплики типа "я-то думала, что мужчины должны быть сильными" или "может быть, у меня это получится" - вариант "вербального унижения". При работе с другой половиной испытуемых женщина просто записывала их результат, объявляя вслух норму и воздерживаясь от дальнейших комментариев, - вариант "без вербального унижения". Когда испытуемые позднее получали возможность проявить агрессию по отношению к ассистентке в процедуре Тэйлора, их ничто не сдерживало от того, чтобы осуществить агрессивные действия по отношению к женщине, пренебрежительно отзывавшейся об их показателях, особенно если эти показатели были очень низкими. Страха выглядеть "хуже других" в глазах женщины, а также страха от высказанного ею пренебрежения оказалось достаточно для появления необычайно высокого уровня агрессивности мужчины по отношению к женщине. Очевидно, рыцарство проявляется только по отношению к безобидным объектам.