Историческое сознание общества как элемент политической культуры

Размещено на http://allbest.ru

Историческое сознание общества как элемент политической культуры

Наталья Владимировна Карпова

Аннотация

Статья посвящена методологическим вопросам исследования исторического сознания в контексте понимания его места и роли в политическом управлении и выборе пути развития государства. Предлагается авторский подход к анализу исторического сознания как структурного элемента политической культуры, что позволяет рассматривать отношение общества к своему историческому прошлому как устойчивую систему ориентаций, определяемую культурными основаниями и политическими традициями конкретного государства. В рамках исследования проводится четкая граница между образами прошлого, хранящимися в культурной генетике народа, и процессами воссоздания истории и профессионального формирования представлений об историческом прошлом у граждан. На основании существования различных форм коллективной социальной памяти, включающей в себя пласты близкого и далекого прошлого, делается акцент на необходимости выделения соответствующих уровней исторического сознания, обладающих различной степенью культурной детерминации. Доказывается, что исторические основы политической культуры общества выполняют регулятивно-ограничительную функцию в отношении возможностей использования политического мифотворчества в сфере политического управления.

Ключевые слова: историческое сознание, историческая память, национальная идентичность, политическая культура, политические традиции, массовое сознание, политическая мифология, политические ориентации

Abstract.

Historical Consciousness of Society as an Element of Political Culture

Natalia V. Karpova

The article is devoted to the methodological issues of the study of historical consciousness in the context of understanding its place and role in political governance and choice of state development path. The author's approach to the analysis of historical consciousness as a structural element of political culture is proposed, which allows to consider society's attitudes to its historical past as a stable system of orientations, determined by the cultural foundations and political traditions of a particular state. The study draws a clear distinction between the images of the past, stored in the cultural genetics of the people, and the processes of reconstructing history and professional formation of ideas about the historical past among citizens. Based on the existence of various forms of collective social memory, which includes layers of the recent and distant past, emphasis is placed on the need to identify the corresponding levels of historical consciousness that have different degrees of cultural determination. It is proved that the historical foundations of the political culture of society perform a regulatory and restrictive function regarding the possibilities of using political mythmaking in the field of political governance.

Keywords: historical consciousness, historical memory, national identity, political culture, political traditions, mass consciousness, political mythology, political orientations

Одним из основных условий стабильного и устойчивого функционирования любой политической системы является наличие в арсенале ее регулятивных «возможностей» особых способов фиксации своих прошлых состояний и форм, выступающих «образцом», или историческим примером, для ее дальнейшей жизнедеятельности, направленности и целей развития. Поэтому в каждый текущий исторический момент времени неотъемлемой частью управленческого процесса становится определение политической системой своего места в пространстве координат, которые сформировались в ходе периодов и состояний ее предшествующего развития. Фактически обращение к собственной истории, выстраивание как позитивных, так и негативных образов исторического прошлого для политической системы выступает принципиальным условием для жизнеспособности ее настоящего, особенно в случае резких политических изменений и кризисных состояний. Да и, в принципе, выработка эффективного политического курса без учета исторических факторов не представляется возможной.

Конечно, в современном мире существуют такие позиции, в которых декларируется, что обращение к исторической преемственности характерно в основном для периодов «формирования национальных государств, когда вновь образованным нациям требовался образ единой длительной национальной истории», причем чем «неувереннее нация себя чувствует, тем большую она испытывает нужду в приемлемом образе прошлого» (Шнирельман, 2018: 14). А проблема национальной истории для старых наций Европы и Северной Америки «кажется уже перевернутой страницей исторической книги». Это, на наш взгляд, не является вполне объективным, поскольку, например, кампания по Брекзиту в Соединенном Королевстве прежде всего была выстроена на возрождении исторической преемственности и независимости Британской империи. Да и идея «Pax Americana» не является отжившей и регулярно проявляет себя в содержании стратегий президентских кампаний в Соединённых Штатах.

Позиционирование политической системой себя в историческом континууме главным образом осуществляется «сверху» посредством разработки и внедрения идеологических концепций и оснований текущей политики в процессе реализации управленческих функций. Но вместе с тем обеспечение легитимации политического курса, создание и сохранение ценностнно-нормативной базы, в том числе характеризующей историческую преемственность политического процесса, требует соответствующих социальных условий и оснований, а именно: поддержки со стороны общества и выработки необходимого консенсуса между обществом и властью.

В механизме функционирования политической системы выстраивание символических договорных принципов между обществом и политическими институтами происходит не только на формальном уровне - в конституционном воплощении, но и на уровне неформальном - на основе единых политико-культурных ценностей, традиций и ориентаций граждан по отношению к общественным институтам. По сути, политическая культура выступает в качестве детерминирующего фактора, который в соответствии со своим содержанием предопределяет реальные возможности формирования конкретных государственных идеологем, координируя желаемые цели политических институтов и запросы со стороны общества. Ведь главным в политической культуре является то, что в ней сконцентрирован и сохранен весь политический опыт и политическая история народа, его политическая мифология и традиции, которые в совокупности формируют и проявляют не только отношение общества к текущей политике, но и выражают его историческое сознание. Отсюда успех исторического выбора любой политической системы всегда будет зависеть от характера, особенностей и содержания присущей ей политической культуры. И практика не раз показывала, что выстроить дееспособные институты на фундаменте, сконструированном в формате чуждой культуры, оказывается очень сложно.

Показательным примером этого является закономерность нежизнеспособности либеральных идеологий на российской почве, причем на разных этапах исторического развития нашей страны. Ни одна из проводившихся в стране либеральных реформ так и не достигла декларируемых целей, а каждая из попыток подобных трансформаций впоследствии вела к обратному результату - укреплению российского традиционализма. Так, и либеральные проекты конца ХХ в., под эгидой которых началось кардинальное реформирование страны, подразумевавшее в своем замысле слом традиционных основ российского общества, привели к печальным для государства последствиям, но в итоге не смогли укоренить в массовом сознании идею о необходимости развития страны по пути западных демократий. И даже, наоборот, реакция на неудачные реформы вылилась в запросы общества на появление сильного лидера, способного обеспечить стране порядок и стабильность, что фактически стало началом консервативного ренессанса, который, по сути, в настоящее время и определяет исторический выбор страны.

Обращение к исследованию исторического сознания как элементу политической культуры в методологическом плане позволяет отойти от ситуативных оценок и с научной точки зрения рассмотреть взгляды и отношения людей к своему историческому прошлому как устойчивую совокупность ориентаций, составляющих потенциал культурных ресурсов, которыми может располагать государство для их включения в реализацию политических решений различного уровня. Применимость данного подхода и совместимость вышеозначенных понятий определяется тем, что в своем первоначальном определении политическая культура представлялась своими создателями именно как совокупность «политических ориентаций по отношению к политической системе и ее различным частям...» (Алмонд, Верба, 2014: 28), что, по сути, сводило ее к сфере сознания. Следовательно, включение исторического сознания в содержание политической культуры совсем не противоречит их общим сущностным, субъективно-психическим основаниям, а, напротив, расширяет возможности для понимания содержания политико-культурных традиций конкретного общества в их исторической преемственности. политический российский социальный память

При этом ядро политической культуры составляют ориентации относительно самой политической системы, получающие выражение посредством чувства патриотизма, национально-государственной идентичности, формирование которых в значительной степени обусловлено отношением народа к своей истории. Ведь именно память о героических событиях и ярких достижениях выдающихся деятелей в любом государстве становится источником укрепления национальной гордости и гражданского самосознания, а «воспоминания о бесславных войнах, социальных невзгодах, репрессиях», напротив, вызывают у общества отчужденное отношение (Буганов, 2018: 52).

Преломление проблемы исторического сознания в формат политико-культурного исследования позволяет отчетливо обозначить границы между образами прошлого, закрепленными в «народных образах» в форме культурных генотипов и социальной памяти (которые и являются объектом осмысления в данной работе), и процессами формирования представлений об историческом прошлом у граждан как результатом профессионального «написания», или воссоздания, истории (Шнирельман, 2018: 15). Последнее представляет собой отдельную серьезную проблему, требующую детального рассмотрения, особенно в отношении тех политических систем, которые стоят на пути трансформаций, смены политических курсов и поиска соответствующих идеологем. Безусловно, формирование представлений о прошлом может осуществляться на основе генетического наследия исторической памяти народа, а также смещать акценты в трактовках исторических событий в соответствии с иными целями политических элит. Но в любом случае идеологемы, выстраиваемые вне исторических традиций народа, даже если они отражают ситуативные массовые настроения, потребуют от их разработчиков наибольших усилий для их внедрения и не гарантируют ожидаемой эффективности.

Как отмечают современные исследователи, история и историческая память общества действительно вплетаются в очень «сложную ткань национального и культурного самосознания» (Jones, 1994: 151), что «превращает историческую реальность в культурную конструкцию» (Шнирельман, 2018: 16). Естественно, историческое сознание общества по своей природе не является статичным и неизменным явлением, оно может подвергаться определённым переменам, вызванными различными текущими жизненными факторами. Однако мы говорим не об изменчивых, а именно о генетических структурах исторического сознания, которые образуют его устойчивое ядро и формируют определенную матрицу, закладывающую «идеологические» запросы общества и его субъектов по отношению к политическому развитию системы.

Применительно к нынешней России сложность выделения подобных константных элементов в отношении исторического сознания особенно очевидна, поскольку за время постсоветской эпохи историческое прошлое страны стало сферой глубоких разногласий, а оценки некоторых его событий и явлений в риторике политического истеблишмента, СМИ и школьных учебниках страны неоднократно меняли свои векторы. Это не могло не отразиться на формировании представлений общества о собственной истории, сделав их нестабильными. Однако устойчивая конфигурация в восприятии исторического прошлого у российского общества определенно тоже существует. Иначе, как объясняется, например, то, что несмотря на смену политических курсов, социологические исследования, проводившиеся в течение последних 30 лет, касающиеся изучения образов прошлого у российских граждан, неизменно свидетельствовали о сохранении фокуса симпатий населения страны преимущественно на периоде правления Петра I. В частности, по данным одного из опросов института социологии РАН, в 1995 г. личностью и делами Петра Великого гордились свыше 55 % россиян. Подобные исторические ориентации демонстрировалась гражданами нашей страны и в 2007 г. (Молодежь новой России: образ жизни и ценностные приоритеты ..., 2007). Да и сегодня, согласно результатам исследования ВЦИОМ, посвященного 350-летию со дня рождения российского императора (2022 г.), петровское время остается одним из привлекательных периодов для членов нашего общества: более 90 % опрошенных продемонстрировали свою уверенность в том, что Петр I сыграл положительную роль в истории России. Значение периода его правления раскрывалось в опросе нашими современниками прежде всего через процессы укрепления могущества России: возрождение армии и флота (36 %), развитие сотрудничества с Европой (13 %), основание города на Неве (9 %), а также укрепление государственной власти и рост авторитета Российской империи на международной арене Петру Великому - 350! Флот, «окно в Европу» и Санкт-Петербург - топ-3 главных достижения Петра Вели-кого, какими их видят современные россияне [Электронный ресурс] // ВЦИОМ. URL: https://wciom.ru/analytical- reviews/analiticheskii-obzor/petru-velikomu-350?ysdid=l64zbe7s9u545777587 (дата обращения: 28.09.2022)..

Поэтому очевидно, что отношение россиян к политической системе России периода Петра Великого во время разных политических курсов остается приблизительно одинаковым и в некотором отношении даже мифологическим. И хотя во время либерального поворота современной России, где правитель, конечно же, больше всего представлялся элитой тех лет западником и реформатором, общество, как совершенно точно определили исследователи ФНИСЦ РАН, подсознательно ощущало в нем прежде всего «наиболее полное выражение традиционного для народного менталитета представления о “настоящей”, “правильной” власти - жесткой и даже жестокой, но вместе с тем по-своему самоотверженной и, главное, способной предложить нации и общую цель, и “общее дело”, которое правитель обязательно должен делать своими собственными руками и как бы рядом со всеми» (Молодежь новой России: образ жизни и ценностные приоритеты ..., 2007).

Обращаясь к анализу исторического сознания и включая его в структуру политико-культурных оснований политической системы, нельзя не учитывать сложность и неоднозначность существующих в отношении данного понятия толкований и трактовок. Совершенно объективными представляются в своем выводе Ю.Ю. Кочетова и Н.С. Тимченко, указывая, что, несмотря на повсеместное применение термина «историческое сознание», методологическое единообразие понимания его содержания отсутствует (Кочетова, Тимченко, 2020: 52). В то же время внимание к этому феномену остается довольно стойким как со стороны историков и философов, осмысливающих исторический процесс человечества, так и со стороны исследователей в области политической науки и социологии, занимающихся вопросами реального и будущего развития общества. Этот интерес фактически и становится главным источником указанной методологической неопределенности, порождая активное стремление со стороны представителей различных дисциплин к созданию конкретных трактовок, соответствующих объектно-предметному полю их исследования.

Появление теоретического толкования понятия «историческое сознание» в отечественной науке восходит к одной из ранних работ известного социолога Ю.А. Левады «Историческое сознание и научный метод» (Левада, 1969). В данном труде фактически были заложены традиции изучения исторического сознания как формы сознания общественного, объектом отражения в котором выступают определенные моменты прошлых состояний страны, в том числе ее политической системы. «В каждую эпоху, - писал ученый, - историческое сознание представляет собой определенную систему взаимодействия “практических” и “теоретических” форм социальной памяти, народных приданий, мифологических представлений», а также научных знаний об истории» (Левада, 1969: 191). Соответственно, структура исторического сознания очерчивалась исследователем очень конкретно: как совокупность форм и способов отражения прошлого, а именно - «сознательного» и «бессознательного», «теоретического» и «практического», «научного» и «мифологического». Можно сказать, что одним из блоков исторического сознания здесь выступает научное (или профессионально созданное) знание об истории, а другой блок связан непосредственно с обыденным восприятием в обществе своего исторического прошлого, что в рамках современного социологического знания раскрывается через понятие «массовое сознание».

При этом, конечно, само массовое сознание включает в себя не только устойчивые, генетические структуры, составляющие его ядро, но также и идеологические основы, отражающие запросы реального исторического и политического процесса, которые проявляются в его динамичных формах. Однако при любых продвигаемых властью идеологемах массовый уровень исторического сознания, выраженный в позициях, установках, стереотипах и представлениях конкретных людей, непосредственно и несет в себе генетическую связь как с общей, так и с политической культурой нации, выступая вместе с тем одним из ее содержательных элементов. По мнению Л.П. Репиной, советский историк М.А. Барг, глубоко исследовавший проблему исторического сознания, недаром называл его способом «измерения типа культуры» (Репина, 2015: 7).

Продолжателем трактовки исторического сознания как формы общественного сознания стал Ж.Т. Тощенко, определивший данный феномен как «совокупность идей, взглядов, представлений, чувств, настроений, отражающих восприятие и оценку прошлого во всем его многообразии.», а также «знания, понимание и отношение людей к историческому прошлому, его взаимосвязям с реалиями сегодняшнего дня и возможному отражению в будущем» (Тощенко, 2000). Важно, что в этой дефиниции не только точно схвачена суть и формы проявления исторического сознания в отражении событий прошлого, но также указаны его возможности в отношении измерения настоящего и будущего. Практически здесь показывается его потенциальное влияние на формирование образов (сознательных и бессознательных), определяющих перспективное развитие политической системы.

Однако, возвращаясь к концепции исторического сознания Ю.А. Левады, следует обратить внимание на то, что ученый рассматривал данную форму общественного сознания в качестве элемента «социальной памяти» общества. Последнюю же он в свою очередь разделял на «короткую», или «оперативную», память, охватывающую непосредственное прошлое и обеспечивающую сложившийся тип общественных отношений, и на «опосредованную, долговременную», архивирующую в себе то прошлое, которое уже не может воспроизводиться, отношения которого обусловлены иными факторами (Левада, 1969: 192), прежде всего культурой общества. При этом выделение различных уровней «протяженности» памяти, на каждом из которых она имеет свои особенности и работает по-разному, приводит исследователя к тезису о наличии «определенного разнообразия форм исторического сознания» (Левада, 1969: 193).

Для «оперативной» социальной памяти и соответствующей ей формы исторического сознания характерны практические формы хранения информации, которые аналогичны накоплению практических навыков и привычек и обслуживают текущие социальные потребности общества. Что же касается формы закрепления в социальной памяти отдаленного прошлого, то здесь, по мнению Ю.А. Левады, «изменяются сами функции исторического сознания: либо оно выступает как осознание развития общества во времени, либо как противопоставление “нынешнего” состояния “прошлому”. И в данном отношении историческое сознание выражается в форме сознания мифологического, являющегося способом “воспроизведения прошлого”, который служит “восполнению” действительности, создавая картины мифологического времени (например, “золотого века”)» (Левада, 1969: 192).

Мифологический тип исторического сознания, по сути, воспроизводит систему исторически сложившихся образов конкретного народа, в которых заключается именно его коллективная память, хранящая в себе социально-политический опыт его далекого прошлого. Тем самым оно становится, по словам известного румынского философа и культуролога М. Элиаде, частью «чрезвычайно сложных реальностей культуры» общества, выступая неким хранилищем истины и представляя собой реальность, которая имеет отношение не столько даже к конкретному времени, сколько к вечности (Элиаде, 2010: 15). При этом функция мифологического сознания реализуется посредством подчинения «настоящего стандартам прошлого» и включения «исторического материала» (Левада, 1969: 198) в восприятие текущих состояний политической системы. Устойчивость системы мифологических образов, которые наполняют историческое сознание народа, объясняется тем, что они оказываются социально необходимыми и удовлетворяют потребности общества на разных этапах его исторического развития, на бессознательном уровне санкционируют определённые типы политических отношений.

В свое время русский философ Н.А. Бердяев отмечал, что в российском обществе с давних времен присутствовало осознание того, что наша страна «предназначена к чему-то великому, что Россия - особенная страна...» И соответственно вся «русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России» (Бердяев, 2014: 14). В этом отношении резкое повышение за последнее десятилетие среди россиян «спроса на державность», хотя и является в определенной степени реакцией на международную ситуацию, но прежде всего выступает в качестве доминирующей политико-культурной константы общества. Как отмечают исследователи ИС РАН, российский исторический опыт самодержавия, по крайней мере, охватывающий пять столетий (от рождения идеологемы «Москва - Третий Рим») сформировал в культуре россиян очень сильный имперский комплекс, который определяет направленность их исторического сознания (Российское общество и вызовы времени ..., 2017: 109). Отсюда и курс политической системы на поддержание в обществе запросов на ценности патриотизма, государственной мощи, державничества очень органично вписывается в политико-культурные фреймы россиян, подкрепляя их историческое самовосприятие. Хотя, конечно, нельзя не признать, что только ориентациями на прошлое проблемы настоящего, а тем более будущего, решить невозможно.

Пласты исторического сознания конкретного общества проявляют содержание политической культуры прежде всего посредством воспроизводства мифологических конструкций социальной памяти по отношению к событиям отдаленного прошлого. Образуемые в результате этого субъективные константы в свою очередь становятся некими интуитивными критериями оценки обществом верного или неверного в направленности развития политической системы. Они, по сути, создают фундамент, на котором основываются политические традиции общества, предопределяющие содержание исторических механизмов формирования политической культуры, сохранение преемственности в системе социально-политических связей и отношений, а также процессы функционирования и развития конкретного типа политической системы.

Так или иначе сущность коллективной исторической памяти заключается не только в закреплении и сохранении прошлого опыта, но и главным образом в последующем воспроизведении этого опыта, его практическом применении. Историческая память, как точно указал Ж.Т. Тощенко, выступает отражением исторического опыта народа и государства для возможного и потенциального «его использования в деятельности людей или для возвращения его влияния в сферу общественного сознания» (Тощенко, 2000). При этом основным механизмом воспроизводства и сохранения политического опыта народа в содержании исторического сознания остается процесс политико-культурной преемственности, обеспечивающий жизнеспособность архетипов исторического сознания общества и определяющий границы его возможных изменений, от которых зависит и сам ход развития политической системы. В данном отношении все разговоры о значимости определенных исторических событий для общества и избирательности исторического знания имеют смысл только в контексте понимания генетической матрицы политической культуры конкретного общества и его политико-культурных традиций. Именно политико-культурные основания позволяют превращать исторические ориентации в ценности текущей политики государства.

В качестве заключения отметим, что в наши дни, в том числе в связи с проведением спецо- перации на Украине, искажение истории для россиян проявляет себя особенно остро. Оно представляет собой не просто отстраненную ложь, а нарушение культурных основ исторической правды народа. Так, согласно результатам опроса ВЦИОМ (сентябрь, 2022 г.)© Кулагина И.И., Семикин Д.В., Семикина Ю.Г., 2022, каждый второй россиянин (53 %) полагает, что в стране присутствуют случаи «злонамеренного» искажения российской истории, которые связаны с ослаблением России во внутренней и внешней политике, разобщением гражданского общества, т.е. фактически со снижением ее державнического потенциала, на котором как раз и строится нынешняя гармония социальных запросов и политического курса страны. Поэтому желание российских граждан знать правду истории сейчас стоит рассматривать как важную часть борьбы за сохранение своих традиций, культуры и государственной идентичности.

Список источников

Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура: политические установки и демократия в пяти странах. М., 2014. 500 с.

Бердяев Н.А. Русский народ. Богоносец или хам? М., 2014. 240 с.

Буганов А.В. Русские начала XXI в. Историческая память и этнокультурная идентичность // Истор. память и российская идентичность. М., 2018. С. 52-68.

Кочетова Ю.Ю., Тимченко Н.С. Проблема исторического сознания: методологические подходы // Знание. Понимание. Умение. 2020. № 4. С. 52-58. https://doi.Org/10.17805/zpu.2020.4.4.

Левада Ю.А. Историческое сознание и научный метод // Философские проблемы исторической науки. М., 1969. С. 186-224.

Молодежь новой России: образ жизни и ценностные приоритеты / М.А. Горшков [и др.] // Информационно-аналитический бюллетень института социологии Российской академии наук. 2007. № 4. С. 4-95.

Репина Л.П. Память истории и историческое сознание в фокусе категориального анализа М.А. Барга // Харкшський юторюграфнний збірник. 2015. № 14. С. 5-16.

Российское общество и вызовы времени : в 5 кн. / под ред. М.К. Горшкова, В.В. Петухова. М., 2017. Книга 5. 424 с.

Тощенко Ж.Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния // Новая и новейшая история. 2000. № 4. С. 3-14.

Шнирельман В.А. Социальная память - вопросы теории // Историческая память и российская идентичность. М., 2018. С. 12-34.

Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2010. 251 с.

Jones S. Old Ghosts and New Chains: Ethnicity and Memory in the Georgian Republic // Memory, History and Opposition under State Socialism. Santa Fe, 1994. P. 149-165.

References

Almond, G. & Verba, S. (2014) Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Countries. Moscow. 500 р. (in Russian).

Berdyaev, N. A. (2014) Russkii narod. Bogonosets ili kham? [The Russian People. A God-Bearer or a Cad?]. Moscow. 240 р. (in Russian).

Buganov, A. V. (2018) Russkie nachala XXI v. Istoricheskaya pamyat' i etnokul'turnaya identichnost' [Russians of the Early 21st Century. Historical Memory and Ethno-Cultural Identity]. In: Istoricheskaya pamyat' i rossiTskaya identichnost'. Moscow, рр. 52-68 (in Russian).

Eliade, M. (2010) Aspects of the Myth. Moscow. 251 р. (in Russian).

Gorshkov, M. K., Petukhov, V. V., Andreev, A. L., Anikin, V. A., Goryunova, S. V. & Davydova, N. M. et al. (2007) Youth of the New Russia: Lifestyle and Value Priorities. Informatsionno-analiticheskii byulleten' instituta sotsiologii Rossiiskoi akademii nauk. (4), 4-95 (in Russian).

Gorshkov, M. K. & Petukhov, V. V. (eds.) (2017) Russian Society and Challenges of the Time. Vol. 5. Moscow. 424 р. (in Russian).

Jones, S. (1994) Old Ghosts and New Chains: Ethnicity and Memory in the Georgian Republic. In: Memory, History and Opposition under State Socialism. Santa Fe, рр. 149-165.

Kochetova, Yu. Yu. & Timchenko, N. S. (2020) The Issue of Historical Consciousness: Methodological Approaches. Knowledge. Understanding. Skill. (4), 52-58. Available from: doi:10.17805/zpu.2020.4.4 (in Russian).

Levada, Yu. A. (1969) Istoricheskoe soznanie i nauchnyf metod [Historical Consciousness and Scientific Method]. In: Filosof- skie problemy istoricheskoT nauki. Moscow, рр. 186-224 (in Russian).

Repina, L. P. (2015) Pamyat' istorii i istoricheskoe soznanie v fokuse kategorial'nogo analiza M.A. Barga [Historical Memory and Historical Consciousness in the Focus of M.A. Barga's Categorical Analysis]. Kharkivs'kiTistoriografichniT zb'irnik. (14), 5-16 (in Russian).

Shnirel'man, V. A. (2018) Sotsial'naya pamyat' - voprosy teorii [Social Memory - Theoretical Issues]. In: Istoricheskaya pamyat' i rossiTskaya identichnost'. Moscow, рр. 12-34 (in Russian).

Toshchenko, Zh. T. (2000) Historical Consciousness and Historical Memory. Analysis of the Current State. Modern and Contemporary History. (4), 3-14 (in Russian).

Размещено на Allbest.ru