Завершение эпохи единого Запада

In the article the author analyzes reasons for and stages of a crisis in the united West that is manifested in the US gradually surrendering its global leadership stance, and in numerous dramatic differences emerging between the US and the EU member states. The author stresses that the previous development model of the EU is proving to be inadequate, and that the resulting crisis causes centrifugal tendencies among its member states.

В основе происходящего на наших глазах заката американского могущества есть ряд серьезных причин. В качестве важнейшей из них следует отметить кризис идентичности. В настоящий момент Америка фактически утратила национальное единство. События 2020 г. показали, что американская нация серьезно расколота по этническому, имущественному и партийному признакам. Гроздья гнева, о которых Джон Стейнбек писал более полувека назад, вызревают сегодня с новой силой. И они в состоянии похоронить американские амбиции.

Следующей причиной является деградация промышленного потенциала и инфраструктуры. Если во многих отраслях высоких технологий США продолжают сохранять лидирующие позиции в мире, то их традиционные отрасли промышленности явно стагнируют. Одним из последствий глобализации стало перемещение промышленных мощностей из экономически развитых стран в страны с низкими издержками производства. В результате доля США в мировом ВВП неуклонно снижается. Сохраняется высокий дефицит торгового оборота, особенно в торговле с Китаем. Заявления Трампа о нечестных действиях со стороны КНР рассчитаны на внутреннюю аудиторию. Специалистам же понятно, что огромный дефицит свидетельствует о слабости американской экономики.

Для достижения односторонних экономических преимуществ США без стеснения используют свое политическое влияние. В качестве одного из ярких примеров можно привести санкционное давление в связи со строительством газопровода Северный поток-2. Стремясь расчистить рынок для своего сланцевого газа, США одновременно хотят ослабить опасного конкурента в лице России. Немецкая сторона в сложившейся ситуации, несмотря на все сложности в отношениях с РФ, была вынуждена заявить о возможности ответных санкций против США - случай беспрецедентный в практике американо-германских отношений [Мильченко URL]. Под влиянием ФРГ Еврокомиссия разработала меры по усилению финансового и экономического суверенитета ЕС [Апулеев URL].

Не менее одиозными выглядят действия США в борьбе против китайских компаний, занятых в сфере высоких технологий. Под влиянием Соединенных Штатов Великобритания предложила странам «Большой семерки», а также Индии, Южной Корее и Австралии создать «Пакт десяти» для совместного развития технологии 5 G в целях противостояния Китаю. В этой связи можно согласиться с К. Ремчуковым, который считает, что сегодня вся мощь государственной машины США при молчаливо-пугливом созерцании остального Запада нацелена на переформатирование основных принципов международного экономического сотрудничества с упором на национальные эгоистические экономические интересы американцев [Ремчуков URL].

С приходом в Белый дом Д. Трампа стала значительно более заметной еще одна причина утраты Соединенными Штатами позиций глобального лидера. Речь идет о таком качестве американской внешней политики, которое Бжезинский называл отсутствием дальновидности и долгосрочной стратегии [Бжезинский 2012, с. 194]. Обостряя конфронтацию со своими геополитическими противниками и союзниками, США могут оказаться в таком положении, когда плохо продуманная и затратная внешняя политика станет одним из важных факторов обострения внутриполитической ситуации. запад америка евросоюз

3. Комплекс противоречий между США и странами ЕС

Как отмечалось выше, полного единства между США и странами ЕС не было и во второй половине XX в. Противоречия между ними находили свое выражение в отсутствии европейской поддержки американской войны во Вьетнаме, в выходе Франции из военной структуры блока НАТО, в безуспешных попытках США помешать сделке «газ - трубы», которая открывала путь для экспорта советского газа в страны Западной Европы.

В качестве одной из важных причин, лежавших в основе этих конфликтов, следует отметить различия в способах достижения своих целей на международной арене, практиковавшихся США и странами Евросоюза. Если Америка была склонна к жесткому давлению, в том чиле с использованием военной силы, то Европа предпочитала в основном дипломатические средства. В этой связи американский неоконсерватор Роберт Кейган образно сравнил Соединенные Штаты с Марсом, а ЕС - с Венерой [Никонов URL].

При этом европейские лидеры опираются на общественное мнение в своих странах, которое обычно крайне негативно воспринимает «войны США за демократию» в странах третьего мира и американские усилия по наращиванию своего ядерного потенциала в Европе. Во второй половине XX в. в Западной Европе сформировалось мощное движение противников американской войны во Вьетнаме. Размещение американских ракет средней дальности также вызвало многотысячные демонстрации в западноевропейских странах, особенно в ФРГ.

Распад СССР не внес корректив в негативное восприятие европейцами американской силовой политики. В 2003 г. по всей Европе прошли мощные демонстрации противников американской войны в Ираке.

Воспользовавшись исчезновением «угрозы с Востока», европейские члены НАТО после окончания холодной войны стали постепенно снижать свои военные расходы. Это вызывало нескрываемое раздражение у американской элиты. Бжезинский, например, говорил, что «половина геополитического Запада отстраняется ... от активного участия в обеспечении глобальной геополитической стабильности» [Бжезинский 2012, с. 56].

Вызывали раздражение и экономические успехи европейских стран, особенно Германии. С избранием Д. Трампа на пост президента это раздражение приняло неприкрытые формы. Американский президент, который мыслил в первую очередь коммерческими категориями, развернул настоящую торговую войну против своих европейских союзников. Более того, как показала история с Северным потоком-2, его действия часто находили поддержку у законодателей. При этом американский истеблишмент не стеснялся применять и тактику выкручивания рук, угрожая санкциями европейским компаниям, участвовавшим в проекте.

Проводимая Трампом политика была направлена не на укрепление, а на раскол Евросоюза. Он не скрывал своей поддержки Брекзита, вынашивая планы установления еще более тесных отношений с Великобританией в ущерб торговым связям с другими европейскими странами. В Европе осознают, что в случае реализации такого сценария потенциал ЕС и его влияние в мире ослабнут [Die angelsachsischen Glowns URL].

В этой связи в Европе зреет понимание того, что фактическое торпедирование трансатлантического единства - это не временное явление, связанное с фигурой Трампа, а долговременная тенденция, имеющая немало сторонников среди американской элиты. Да, в ней будут приливы и отливы, но в целом былого единства уже не будет. А будут попытки решить свои проблемы за счет союзников. Поэтому Еврокомиссия всерьез задумалась о мерах по укреплению экономического суверенитета ЕС [Апулеев URL]. Германия пыталась отстаивать свои интересы в проекте Северный поток-2, а многие европейские страны не спешили присоединяться к антикитайскому походу, объявленному США. Они, в отличие от США, не воспринимают Китай в качестве безусловного противника. Более того, огромный китайский рынок является значимым аргументом для стран ЕС, когда они принимают решение, вступать ли им в антикитайскую коалицию, над созданием которой активно работают США.

Исходя из всего вышеизложенного, признаем небезосновательной точку зрения американского историка Мери Нолан, опубликовавшую в 2012 г. монографию, в которой она обосновывает тезис об окончании «трансатлантического столетия» [Winkler 2017, с. 89].

4. Евросоюз. Кризис модели развития

Ослабление Запада вызвано не только нарушением трансатлантических связей, но и негативными тенденциями в развитии межгосударственного объединения, территория которого по праву считается колыбелью западной цивилизации.

В начале XXI в. два известных европейских философа Юрген Хабермас и Эммануэль Тодд высказали противоположные оценки состояния ЕС. Если Европа, по мнению Хабермаса, находилась в жалком состоянии [Habermas 2004, с. 82], то Тодд был уверен, что «мы являемся свидетелями рождения сильной Европы» [Todd 2003, с. 88]. В настоящее время оценка Хабермаса выглядит более реалистичной. Евросоюз столкнулся с масштабным кризисом. Создается впечатление, что ЕС, сделав ставку исключительно на экстенсивное расширение, сам себя загнал в тупик. Европейцы не видят ни великой идеи, ни харизматичных личностей, готовых увлечь этой идеей народы Европы.

Немало негативных эмоций вызывает и европейская бюрократия. Она воспринимается многими как бездушная машина, живущая исключительно своими интересами. В основе этих эмоций проявляется и более общая тенденция - недоверие к меритократическим элитам эпохи глобализации в целом.

Настроения, царящие в странах ЕС, находят свое проявление в росте популярности популистских партий и движений. Учитывая это, политические элиты европейских стран вносят коррективы в свое отношение к основным направлениям дальнейшего развития европейского проекта. Так, например, основные политические силы Нидерландов пришли к единому мнению, что он должен развиваться за счет усиления межправительственных связей, а не наднациональных органов [Winkler 2017, с. 338].

О кризисном состоянии Евросоюза свидетельствует и тот факт, что постнациональная реальность, о которой много говорили европейские интеллектуалы, так и осталась пока не достигнутой целью. Граждане ЕС ощущают себя, в первую очередь, немцами, итальянцами, французами. И только потом европейцами. А лозунг «Европа без границ!» с учетом наплыва мигрантов и распространения коронавируса становится все менее привлекательным. Как отмечает немецкий «Шпигель», «единство европейского континента - прекрасная идея, но у нее нет фундамента» [Kurbjuweit 2013, с. 31].

Фундамента, в первую очередь, политического. Евросоюз остается по-прежнему в основном экономическим объединением. Надежды европейских политиков на то, что он из союза экономического постепенно трансформируется в политический, не оправдались. Да и формы экономического объединения вызывают немало вопросов. Так, даже А. Меркель косвенно признает ошибочность основного экономического проекта Евросоюза - введения евро [Winkler 2017, с. 57]. В Европе стало уже общим местом говорить о том, что нельзя привязывать разные по силе экономики к единой валюте.

Ошибочность проекта общей евровалюты показал кризис греческой экономики и жесткие действия Франции и Германии по наведению порядка в этом государстве. Подводя итоги кризиса, И. Крастев справедливо отметил: «чтобы единая европейская валюта могла выжить, страны-должники должны отказаться от права влиять на свою экономическую политику» [Крастев 2018, с. 85]. Из этого неутешительного вывода вытекает вопрос: а многие ли члены ЕС готовы к фактическому отказу от экономического суверенитета? И является ли такой союз привлекательной моделью развития для экономически недостаточно развитых стран? Ведь и для Болгарии, и для государств Балтии промежуточные результаты членства в ЕС далеко не однозначны.

Уровень социальной защиты населения стран ЕС очень высок. Но каким способом он достигается на протяжении многих лет? Социальные расходы не покрываются исключительно за счет экономического роста. В основе их финансирования - высокое налоговое бремя, тормозящее развитие экономики, и постоянно растущий государственный долг. При этом далеко не каждый политический деятель может решиться на приведение социальных расходов в соответствие с экономическими возможностями государства. Проведенные канцлером Г. Шрёдером в начале XXI в. реформы по оптимизации системы социального обеспечения в ФРГ вызвали массовые протесты населения. Но они позволили придать новый импульс развитию немецкого народного хозяйства, укрепить позиции Германии в качестве экономического лидера Европы.

Как уже отмечалось выше, в течение предыдущих десятилетий европейская идея находила свое выражение преимущественно в процессе экстенсивного расширения. Крупнейшие экономики Европы, и в первую очередь Германии, были заинтересованы в этом. Они получали неограниченный доступ на новые рынки и наращивали экспорт. Но это сыграло с Евросоюзом злую шутку. В итоге обозначилось явление, которое можно назвать эффектом троянского коня. Такие страны Восточной Европы, как Польша и Венгрия, ранее на несколько десятилетий выпавшие из сферы влияния Запада, оказались в значительной степени чуждыми ценностям либеральной демократии и составили своего рода внутреннюю оппозицию в рамках ЕС. В политологическом дискурсе в этой связи закрепилось такое понятие, как нелиберальные демократии. Этот пример является проявлением тенденции к усилению неоднородности Евросоюза, возрастающей по мере увеличения его численного состава. Особенно остро данная тенденция проявилась в ходе миграционного кризиса 2015 г., когда либеральным устремлениям богатой Германии противостояла борьба за собственные интересы со стороны гораздо менее состоятельных восточноевропейских государств.

В 2020 г. жесткими столкновениями характеризовалось и согласование принципиальных подходов к преодолению последствий кризиса, вызванных коронавирусом. Здесь столкнулись интересы североевропейских стран в лице Нидерландов, Дании, Швеции и Австрии, с одной стороны, и наиболее пострадавших от кризиса государств Юга Европы - с другой.

За долгие годы своего существования ЕС так и не поднялся выше уровня конфедеративного межгосударственного объединения. Входящие в его состав государства продолжают проводить самостоятельную внешнюю политику. Единой внешней политики Евросоюза не существует. И эта разобщенность значительно снижает его вес на международной арене. Как отмечает в этой связи председатель Мюнхенской международной конференции по безопасности В. Ишингер, ЕС представляет 500 млн человек, для многих стран является важнейшим торговым партнером, но при этом проводит провальную внешнюю политику [Kautz, Mossbauer URL].

О том, какое негативное влияние этот недостаток оказывает на соблюдение национальных интересов стран, входящих в Евросоюз, наглядно продемонстрировал сирийский кризис. Основными геополитическими акторами, во многом определявшими развитие этого кризиса, были РФ, США, Турция и Иран. А страны ЕС, на территорию которых устремились сотни тысяч сирийских беженцев, занимались преимущественно пассивным созерцанием.

На сегодняшний день не просматривается выхода из того аморфного состояния, в котором пребывает Евросоюз. Это объясняется не только большим количеством очень разных по уровню своего развития и интересам государств, объединенных в рамках союза, но и отсутствием явно выраженного лидера. Германия успешно претендовала на эту роль в годы экономического кризиса, начавшегося в 2008 г. и в наибольшей степени поразившего страны Юга Европы. Но дальше наведения порядка в валютно-бюджетной сфере ее амбиции не распространились.

Амбициозные планы вынашивал президент Франции Э. Макрон. Он хотел укрепить ЕС, повысить степень его интеграции и превратить во влиятельного глобального геополитического актора. Он ясно осознавал проблемы, с которыми столкнулись и Евросоюз, и НАТО. По его словам, европейцы переживают «беспрецедентный период кризиса наших демократий» [Hoffmann 2019, с. 90].

В начале президентского срока Макрон рассчитывал на поддержку своих инициатив со стороны Германии. Но его надежды не оправдались. В ФРГ не пользовались популярностью идеи французского президента по усилению интеграции Евросоюза. Вероятно, в Берлине опасались, что платить за предлагаемые Макроном реформы придется в первую очередь Германии. Что же касается поведения ФРГ на международной арене, то до окончания эпохи Меркель Берлин, вероятно, будет продолжать действовать в стиле, для которого характерны умеренность и аккуратность. Под влиянием исторического прошлого у правящих кругов Германии сформировалось предубеждение по отношению к излишней внешнеполитической активности. Помимо этого, для более решительных действий на посту федерального канцлера должен находиться политик, не сильно уступающий по своему масштабу Отто фон Бисмарку.