Лабиринты государственно-конфессиональных отношений на границе секуляризма и постсекуляризма

Размещено на http://www.allbest.ru/

Лабиринты государственно-конфессиональных отношений на границе секуляризма и постсекуляризма

Л. В. Денисова,

Академия управления МВД России, г. Москва

А. А. Морозов,

Омская академия МВД России, г. Омск

Исследуется специфика сложившихся и развивающихся государственно-конфессиональных отношений в современном российском обществе. Актуальность исследования заключается в необходимости формирования четких представлений о негативных политических последствиях, которые могут возникнуть в результате конструирования российским государством государственно-конфессиональных отношений на основе различных политико-правовых дискурсов, имеющих между собой существенные противоречия.

Объектом исследования являются государственно-конфессиональные отношения как элемент политического процесса.

Предмет исследования - тенденции и следствия развития государственно-конфессиональных отношений в современной России.

Цель исследования - выявление возможных политических последствий складывающейся в современной России модели государственно-конфессиональных отношений.

Задачи исследования:

- определение основных характеристик государственно-конфессиональных отношений в современной России;

- выявление возникающих в них противоречий и неблагоприятных для политической системы последствий;

- обоснование таких форм активности государства, которые способствуют снятию противоречий в государственно-конфессиональных отношениях.

Методология и методы исследования. Работа проводилась на основе общенаучных принципов объективности, историзма с использованием методов анализа, синтеза, моделирования. Использовались формально-логические процедуры, методы системного и сравнительно-правового анализа. государственный конфессиональное отношение россия

Степень научной разработанности темы. Исследование государственно-конфессиональных отношений в России осуществляется в различных областях гуманитарного и социального знания - социологии, политологии, юриспруденции,истории, религиоведения.

Авторы акцентируют внимание на тенденциях и политических последствиях деятельности российского государства в религиозной сфере. Непродуманная политика, осуществляемая без учета глобальных трендов развития, приводит к нежелательным внутриполитическим эффектам, которые в перспективе способны стать фактором дестабилизации общественного порядка. Ее формируют такие процессы, как реконфессионализация общественных отношений, маргинализация многих религий, поощрение фундаменталистских устремлений. Требует корректировки и антиэкстремистская деятельность государства. Выход видится не только в пересмотре сложившейся практики реализации государственно-конфессиональных отношений, но и в создании условий для широкого межрелигиозного диалога, в котором государственные структуры могут выступить модератором

Ключевые слова: государственно-конфессиональные отношения; свобода совести; государство; религия; религиозные объединения; традиционализм; антитрадиционализм; секуляризм; постсекуляризм; антиэкстремизм

LABYRINTHS OF STATE-CONFESSIONAL RELATIONS ON THE BORDER OF SECULARISM AND POST-SECULARISM

L. Denisova,

Academy of management interior Ministry of Russia, Moscow

A. Morozov,

Omsk Academy of the Ministry of internal Affairs of Russia, Omsk

The article examines the specifics of existing and developing state-confessional relations in modern Russian society. The relevance of the research lies in the need to form clear ideas about the negative political consequences that may arise as a result of the state-confessional relations' construction by the Russian state on the basis of various political and legal discourses that have significant contradictions among themselves.

The object of the research is state-confessional relations as an element of the political process.

The subject of the research is trends and consequences of the state-confessional relations' development in modern Russia.

The purpose of the article is to identify possible political consequences of the state-confessional relations' current model in modern Russia.

The objectives of the research are to determine the main characteristics of state-confessional relations in modern Russia.

The problems of the research are the following:

- identification of contradictions arising in them and adverse consequences for the political system;

- justification of such forms of state activity that contribute to the removal of contradictions in state-confessional relations.

Research methodology and methods. The work was carried out on the basis of general scientific principles of objectivity, historicism, using methods of analysis, synthesis, and modeling. Formal and logical procedures, methods of system and comparative legal analysis are also used.

The degree of scientific development of the research topic. Research on the state-confessional relations in Russia is carried out in various fields of humanitarian and social knowledge: sociology, political science, law, history, and religious studies.

The authors of the article focus on the trends and political consequences of the Russian state's activities in the religious sphere. An ill-conceived policy that is carried out without taking into account global development trends leads to undesirable domestic political effects, which in the future can become a factor of destabilization of public order. It is shaped by such processes as the reconfiguration of social relations, marginalization of many religions, and promotion of fundamentalist aspirations. The state's anti-extremist activities also need to be adjusted. The solution is seen not only in reviewing the current practice of implementing state-confessional relations, but also in creating conditions for a broad inter-religious dialogue, in which state structures can act as moderators

Key words: state-confessional relations; freedom of conscience; state; religion; religious associations; traditionalism; antitraditionalism; secularism; post-secularism; anti-extremism

Введение

Современная политическая реальность обременена серьезными локальными и глобальными проблемами, создающими очаги напряженности как внутри государств, так и на общемировом уровне. Одним из серьезных факторов, провоцирующих острые мировоззренческие, идеологические и силовые столкновения, остается религия. Возрастание остроты вопросов, связанных с существованием религии, представляет устойчивую тенденцию, которая в той или иной степени затрагивает большинство государств, к которым в полной мере относится и Российская Федерация. Общественные отношения, в рамках которых возникает существенная напряженность, складываются в нескольких направлениях: отношения между государством и религиозными объединениями, межрелигиозные отношения, а также отношения между носителями религиозных и секулярных позиций.

Все эти общественные отношения складываются в условиях, задаваемых определенной моделью государственно-конфессиональных отношений, которая является результатом определенных политических решений.

Объект исследования - государственно-конфессиональные отношения как элемент политического процесса.

Предмет исследования - тенденции и следствия развития государственно-конфессиональных отношений в современной России.

Цель исследования - выявление возможных политических последствий складывающейся в современной России модели государственно-конфессиональных отношений.

Задачами исследования являются:

- определение основных характеристик государственно-конфессиональных отношений в современной России;

- выявление возникающих в них противоречий и неблагоприятных для политической системы последствий;

- обоснование таких форм активности государства, которые способствуют снятию противоречий в государственно-конфессиональных отношениях.

Методология и методы исследования

Работа проводилась на основе общенаучных принципов объективности, историзма с использованием методов анализа, синтеза, моделирования. Использовались формально-логические процедуры, методы системного и сравнительно-правового анализа.

Степень научной разработанности темы.

Исследование государственно-конфессиональных отношений в России активно осуществляется в последние три десятилетия в различных областях гуманитарного и социального знания - социологии, политологии, юриспруденции,истории,религиоведения.

В отечественной социальной науке серьезный вклад в изучение тенденций и проблем государственно-конфессиональных отношений внесли Р Н. Лункин, Е. М. Ми- рошникова, С. Б. Филатов, М. И. Одинцов, Л. А. Андреева, Н. В. Володина, Н. А. Трофим- чук, Е. С. Элбакян, Д. А. Узланер. Существует множество публикаций, затрагивающих отдельные стороны государственно-конфессиональных отношений в России и за рубежом. Серьезное влияние на осмысление современных проблем бытования религии в современном обществе в свете концептов секулярного и постсекулярного мира оказывают работы ряда иностранных авторов, среди которых необходимо выделить Ч. Тейлора, X. Казанову, Ю. Хабермаса, Р Старка.

Стремительно изменяющаяся реальность требует постоянного внимания к происходящим процессам, возобновления исследований ввиду вновь открывшихся обстоятельств.

Результаты исследования и их обсуждение

Отправным пунктом исследования выступает определение понятия государственно-конфессиональных отношений. Это устойчивый термин, который, несмотря на всестороннюю критику, прижился в отечественных социальных науках, политической и правовой практике. Существует множество определений этого понятия [13, с. 20-23]. Широко применяемыми видовыми являются понятия «государственно-церковные отношения» (с учетом того, что термин «церковь» используется только по отношению к христианским религиозным объединениям) и «государственно-исламские отношения». Анализ сложившихся дефиниций позволяет выделить наиболее существенные признаки государственно-конфессиональных отношений как политико-правового явления: взаимодействие государства, иных политических институтов с религиозными объединениями, гарантии свободы совести, установление равенства или иерархии религиозных сообществ. Мы готовы признать, что государственно-конфессиональные отношения в определенной мере обусловлены историческим опытом, национальными традициями, политической конъюнктурой. Вместе с тем они составляют политико-правовую систему, которая конструируется государством на определенных идеологических и прагматических основаниях. Е. М. Мирошникова обнаруживает некоторую разбалансирован- ность созданной системы, указывая, что «в нашей стране реализуется кооперационная модель с элементами интеграционной, но на фоне интеграционного принципа отделения» [12, с. 241]. Отсюда осознание потребности в четкой религиозной политике. Однако достигнуть такой четкости совсем не просто.

Противоречивость государственно-конфессиональных отношений определяется некоторым политическим раздвоением, которое провоцируется попытками соединить сущностно различные политико-правовые дискурсы. Первый естественным образом выстраивается на фундаменте международного права и конституционных положений о свободе совести и светском государстве. Второй формируется как ответ на традиционалистский общественный запрос, предполагающий ориентацию на возрождение, сохранение и защиту традиционных ценностей. Так, главный тезис доклада А. Щипкова на XXII Всемирном русском народном соборе «25 лет по пути общественного диалога и цивилизационного развития России» звучит: «Государство может достичь подлинного суверенитета и мирового лидерства только в том случае, если его внутренняя и внешняя политическая повестка совпадает с национальными традиционными ценностями» [17]. Причем в контексте выступления подвергается сомнению универсализм общечеловеческих ценностей и прав человека. К тому же первый дискурс оценивается нередко как навязанный в рамках проекта глобализации, а второй - как отражение глубинной национальной потребности в самосохранении.

Признаваемые традиционными религиями православие (главным образом), ислам, буддизм, иудаизм охотно поддерживают и активно создают компоненты этого дискурса. В конечном итоге это приводит к отказу от законодательно обусловленной идеи «религиозного “свободного рынка” в пользу “управляемого плюрализма”», который «лежит в основе принятия церковью очень традиционных позиций по сексуальности и личной морали...» [18, р. 65].

Уже здесь в пределах видимости появляется первый тупик, в котором, по словам Д. В. Попова, «разум теряет свой интеллектуальный инструментарий и скатывается в область иррациональных, эмоциональных оценок происходящего». Государство, концептуально противопоставляя религии друг другу на основе их разделения на традиционные и нетрадиционные, конструирует ситуацию ресентимента, создающую атмосферу враждебности и шизофренического разделения сознания, при котором «одно и то же оценивается диаметрально противоположно, попытка трезво сравнить вызывает отторжение» [15, с. 38]. Государственная политическая риторика явно распадается на два разнонаправленных потока.

Логически необходимым следствием такого положения дел оказывается маргинализация малых, новых или признанных нетрадиционными для России религий и их последователей. Ощущение собственной ущемленности и неполноценности представителями этих религиозных сообществ создает неблагоприятные, в том числе политические, последствия. Властный утилитаризм с ориентацией на традиционные религии не позволяет рассмотреть долговременные эффекты собственных решений. Пестование стабилизции положения сегодня может обернуться дестабилизацией завтра как результат фактически намеренного создания нелояльных групп без реальной на то необходимости. Исторический опыт Российской Империи с ее иерархией религий и преследованием или ущемлением неблагонадежных религиозных сообществ, а также Советского Союза с утверждением квазирелигиозной идеологии и зачислением любых верующих в разряд неблагонадежного меньшинства показывает непродуктивность подобной стратегии. Постоянно возрастающее внутреннее напряжение рано или поздно оказывает негативное влияние на внутриполитическую устойчивость.

Еще одним следствием оказывается начало преследования уже признанных нежелательными религиозных сообществ, которые становятся объектом антиэктремист- ской деятельности правоохранительных органов. Несомненно, борьба с экстремизмом является важным направлением деятельности государства. Уголовный кодекс Российской Федерации определяет преступления экстремистской направленности как совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Причем наличие этого мотива является отягчающим обстоятельством (прим. 2 ст. 282.1 УК РФ). И в этой части содержание законодательства не вызывает сомнений. Однако в Федеральном Законе от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» произошло расширение понятия экстремизма до состояния полной неопределенности. Масштаб увеличен настолько, что это сделало понятие «экстремизм» нечетким и неопределённым. В п.1 ст. 1 указанного федерального закона экстремизмом признается, в том числе, «пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии». Именно эта законодательная констатация создала серьезные угрозы свободе совести. Данное положение имеет форму нестрогой дизъюнкции, которая делает достаточным наличие хотя бы одного из перечисленных деяний для признания факта осуществления экстремистской деятельности. Причем законодатель, а вслед за ним и правоприменитель начинают устанавливать непосредственную связь между пропагандой исключительности, превосходства и неполноценности. Это ведет к тому, что признание собственной религии единственным путем к спасению может быть расценено правоприменителем в качестве указания на неполноценность всех других.

Ожидать изменения ситуации в ближайшей перспективе не приходится. Устойчивость указанной тенденции в развитии антиэкстремизма, который имеет самое прямое отношение к характеристике сложившихся в России государственно-конфессиональных отношений, зримо проявилась в новой редакции «Стратегии противодействия экстремизму в Российской Федерации до 2025 года». Более того, сложившаяся практика может быть модифицирована в направлении дальнейшей маргинализации более широкого круга религиозных сообществ. Во-первых, к внешним угрозам экстремистской деятельности в Стратегии отнесена деятельность, направленная на разрушение традиционных российских духовно-нравственных ценностей. Однако существует большая неопределенность состава этих ценностей. Очевидно, часть религиозных направлений можно будет отнести к таким ценностям, а всякие попытки конкуренции в религиозной, мировоззренческой сфере расценивать как проявление экстремизма. Это и будет «управляемый плюрализм» в религиозной сфере. Во-вторых, к внутренним экстремистским угрозам, помимо всего прочего, отнесено формирование замкнутых этнических и религиозных анклавов. Замкнутость объявляется отдельной самостоятельной угрозой экстремизма. Часть религиозных организаций уже завтра можно объявлять экстремистскими по данному признаку. И возникает уж совсем неожиданный вопрос: не подпадают ли под этот признак православные или буддистские монастыри. Следуя этим путем, мы рискуем оказаться в самом дальнем от выхода тупиковом углу лабиринта. Движение к выходу возможно только при устранении правовой неопределенности в отношении экстремизма. Не должны преследоваться верующие, если в их деятельности не содержится прямых призывов к насилию, расправам, угроз в отношении определенной группы людей. Назвать человека дураком совсем не то же самое, что обещание его убить. Столь разные действия должны иметь и разные последствия.

Тезис о том, что 2010-е гг. стали временем начала «холодной войны двух идеологических систем»: нового либерализма (антитрадиционалистское мировоззрение) и идентитета (традиционализм, ориентирующийся на определенную идентичность) выдвигают Р Лункин и С. Филатов. Авторы отмечают серьезную радикализацию анти- традиционалистского движения (по вопросам политкорректности, признания однополых браков, экологии), что в свою очередь приводит к ответному усилению традиционализма. «Наступила принципиально новая реальность - борьба антитрадиционалистов против традиционалистов становится международным или... всемирным явлением. Эта борьба идет как между государствами, так и помимо государственных границ. Ожесточение и радикализация растут». И что особенно важно подчеркнуть: во многих странах отмечается ориентация традиционалистов на Россию [7, с. 12].

Уже можно говорить о том, что холодная война пока эпизодически переходит в горячую стадию. Новые факты вполне определенного противостояния антитрадиционализма и традиционализма дал октябрь 2020 г. Убийство учителя истории, проводившего занятия по проблематике свободы слова с демонстрацией старых выпусков журнала “CharlieHebdo”, содержащих карикатуры на пророка Мухаммеда, всколыхнуло не только Францию. Французское руководство во главе с Э. Макроном ясно высказалось в поддержку убитого против религиозного фундаментализма и радикализма, назвав случившееся террористическим актом. Однако во многих мусульманских странах прошли демонстрации, осуждающие оскорбления пророка и позицию французского руководства. В России 30 октября 2020 г. прошла акция около посольства Франции с требованием прекратить нападки на ислам и мусульманские святыни. Один из участников мероприятия однозначно допустил убийство человека, оскорбившего пророка, без всякого суда и разбирательства. Он сообщил, что они (участники акции) молятся за своего брата-мусульманина, обезглавившего учителя Самуэля Пати [4]. Позицию французского руководства осудил и муфтий Чечни [14].

Столкновение приобрело международный характер в реальном дипломатическом противостоянии Франции и Турции. А призыв Президента Турции Р Эрдогана не покупать французские товары вносит в конфликт и экономический компонент квазисанкционно- го характера. Ситуация противостояния проявляет себя и во внутриполитических процессах многих государств [7].

В условиях глобального противостояния Россия оказывается в непростой ситуации. В стране реализуется кооперационная модель государственно-конфессиональных отношений. Е. М. Мирошникова отмечает: «Эта модель на основе принципа отделения при отсутствии государственной религии обеспечивает легитимное сотрудничество государства с религиозными организациями. По сути, она является «золотой серединой» между идентификацией и строгим отделением» [11, с. 32]. Эта модель реализуется, прежде всего, через систему договоров, заключаемых религиозными организациями, с одной стороны, и федеральными или региональными государственными органами, органами местного самоуправления - с другой.

В российской религиозной ситуации также можно обнаружить элементы идентификационной модели. Они реализуются в поведении высших должностных лиц Российской Федерации и российских регионов, освещении в средствах массовой информации участия религиозных лидеров в официальных мероприятиях, предоставлении определенных преференций руководителям религиозных организаций [2, с. 221-222]. Именно в политической сфере идентификационная модель проявляет себя в полной мере.

Решая общие реальные проблемы и демонстрируя единство, избранные религиозные организации и государственные органы реализуют, в том числе, и собственные интересы. И эти интересы иногда выпадают из объявленной системы государственно-конфессиональных отношений. Следует признать, в этих отношениях российское государство проявляет избирательность. Приоритет отдается, прежде всего, традиционным религиям. Они получают дополнительную идеологическую и материальную поддержку. Со своей стороны государство ожидает дополнительной легитимации своей политики. И все было бы хорошо, если бы современный мир не был сложнее, чем многим бы хотелось.

Современность описывается в терминах секуляризма и постсекуляризма. Понимание одного без другого практически невозможно. Секуляризация являлась глобальным трендом модерна до конца XX в. Она происходила по трем направлениям, которые в разной степени затронули разные страны и регионы:

1) секуляризация как отделение секулярных сфер (государство, экономика, наука) от религии; 2) секуляризация как упадок религиозных верований и практик в модерных обществах; 3) секуляризация как приватизация религии [6, с. 153]. Хосе Казанова указывает на сущностные различия европейского и американского вариантов секуляризации. В Европе происходила последовательная де- конфессионализация, сопровождавшаяся процессами упадка религиозных верований и приватизацией религии. Американское государство изначально сформировалось «как модерное секулярное государство» [6,

с. 160]. И если для европейца безрелигиоз- ность является нормальным состоянием, то для американца это скорее нетипичный выбор. Анализируя зрелые формы секуляризма в Западном мире, Ч. Тейлор выделяет три позиции, находящиеся в состоянии противоречия: признание трансцендентности; светский гуманизм; неоницшеанцы. Находясь в состоянии перманентного противостояния, они время от времени образуют причудливые союзы: светские гуманисты и неоницшеанцы не признают трансценденции, блага вне рамок жизни; признающие трансценденцию и неоницшеанцы отказывают гуманистам в глубине; светские гуманисты и верующие объединяются в защите человеческого блага против неоницшеанцев [16, с. 782]. В России в полной мере представлены все перипетии мировоззренческого противостояния, ключевые моменты которого раскрывает Ч. Тейлор. В российском варианте это противостояние имеет более сложную структуру, что определяется спецификой секуляризации в России. Постепенные секуляризационные процессы, происходившие в период императорской России, выражались в дифференциации секулярных сфер общественной жизни: государство подчинило церковь; формировались светские наука, литература, искусство, образование; церковь перестала играть сколько-нибудь значительную роль в экономической жизни; произошел реальный отход от религии значительной части высшего класса при сохранении номинальной принадлежности к церкви. После событий 1917 г. и последовавшей гражданской войны в Советской России секуляризация приобретает насильственные формы. Атеизм становится частью государственной идеологии, священнослужители, пасторы, муфтии и прочие служители разных религий подвергаются репрессиям. Для рядовых верующих сохранение своей религиозной принадлежности влекло неприятности разной тяжести, делая невозможной любую восходящую мобильность.

В постперестроечный период начинается активное возвращение религии в общественную жизнь и обращение людей к религиозному выбору. Стремительный рост традиционных религий имеет объяснение в незавершенности, неорганичности насильственной секуляризации предшествующего периода. К тому же официальная советская идеология достаточно быстро приобрела квазирелигиозные формы с соответствующими верованиями и практиками. Все это предопределило особенности российского постсекуляризма. К таковым особенностям можно отнести попытки реконфессионализа- ции российского общества.

Вместе с тем постсекулярность не означает возвращения религии в качестве основной общественной силы или типичного мировоззренческого выбора. Это скорее переосмысление роли религиозных убеждений в жизни общества и отдельного человека. Постсекуляризм провозглашает единовременную актуальность религиозного и секулярного. Среди важных характеристик постсекуляризма современные исследователи выделяют «возрождение интереса к духовной жизни и снятие светской подозрительности к духовным вопросам; признание того, что светские права человека на свободу самовыражения являются непременным условием для обновления духовных запросов; духовный и интеллектуальный плюрализм и бережное отношение к лучшему во всех духовных традициях», а также присутствие религии в общественной жизни в качестве общепринятой нормы [10, с. 148]. На этом социокультурном фоне идеи «Святой Руси» или «Мирового халифата» выглядят угрожающе для современного и не только светского сознания. По замечанию Ч. Тейлора, ощущение угрозы фанатизма является одним большим источником закрытости имманентности [16, с. 674], что питает антиклерикальные и шире - антирелигиозные настроения в обществе. Ранее Г. Гегель, рассуждая о сущности некоторых религиозных идей, говорил о фанатизме «разрушения всего существующего общественного порядка и устранении всех подозреваемых в приверженности этому порядку» как логическом следствии этих идей [5, с. 70]. И когда государство начинает поддерживать эти угрозы (нередко не вполне осознанно), оно создает предпосылки для общественной дестабилизации в самой острой ее форме.

Тенденции реконфессионализации в конечном итоге приводят также к неблагоприятным последствиям для государства. К ним можно отнести обвинения в клерикализации, противоречивость официального политического контента, соединяющего светский гуманизм с религиозным содержанием и ритуалами. Кроме того, сторона, чьи законные интересы ущемляются в религиозной сфере, нередко обращается в Европейский суд по правам человека и выигрывает судебные процессы. Конечно, можно говорить о злонамеренности суда, однако репутационные и политические потери не вызывают сомнений. К тому же есть серьезные подозрения неискренности тех отношений, которые складываются между государством и избранными конфессиями [3, с. 74]. Взаимное использование в узко корпоративных интересах не придает таким отношениям прочности и надежности, не порождает взаимного доверия.

Наш лабиринт имеет не только тупики, но и выходы, дающие возможность найти удачные решения в развитии государственно-конфессиональных отношений. В поли- конфессиональной России одним из таких решений является создание условий для межрелигиозного диалога, в котором государство выступает модератором. Существует множество интерпретаций межрелигиозного диалога, который типологизируется по разным основаниям [9]. По меткому замечанию М. Дж. Пуэтта, «отношения всегда колеблются между порядком и хаосом. Они могут быть как любящими, так и оскорбительными; наполненными заботой, но в равной степени наполненными гневом, ревностью и обидой» [19, р. 128].

Межрелигиозный диалог предполагает коммуникацию между людьми с разными мировоззренческими установками, нередко исключающими друг друга. Поэтому такой диалог не может быть спонтанным. Из него должны быть исключены собственно вероучительные вопросы. В нем может осуществляться поиск решения общих социальных задач, в том числе обсуждение форм благотворительной деятельности, решения экологических проблем, снижения межрелигиозной напряженности, просветительские проекты, межкультурного обмена. Кроме того, активная коммуникация определит вопросы взаимного интереса. Целью межрелигиозного диалога является преодоление взаимной подозрительности, формирование толерантных взаимоотношений между религиозными сообществами, обеспечение мирного сосуществования религий и религиозных объединений, признание равенства людей вне зависимости от мировоззренческих убеждений, а в конечном итоге - «...организация доброго сотрудничества по различным вопросам, волнующим общество, среди которых одно из важнейших - формирование культуры мира и ненасилия» [1].

Политический интерес государства в поощрении межрелигиозного диалога состоит в том, что такой диалог служит снижению социальной напряженности, связанной с межрелигиозными и в некоторой степени межнациональными отношениями, укреплению гражданской солидарности, повышению доверия к государству людей разных мировоззренческих установок. Религиозная сфера в таком случае может стать дополнительным источником устойчивости общества и важной предпосылкой для его успешного развития.

Заключение

Понимание значимости государственно-конфессиональных отношений в современном политическом процессе остается актуальной задачей как в научных исследованиях, так и в формировании государственной политики в религиозной сфере. Современная реальность свидетельствует о наличии серьезных политических просчетов в конструировании государственно-конфессиональных отношений, которые в перспективе могут привести к неблагоприятным политическим последствиям. К ним относятся реконфессионализация общественных отношений, поощрение фундаменталистских устремлений, маргинализация многих религий, антиэкстремистская деятельность государства, проводимая на основе нечетких законодательных формулировок.

Попытки реконфессионализации общественных отношений являются результатом ложного понимания постсекулярной ситуации как десекуляризации, возвращения модели «симфонии» государства и церкви. Стремление к получению взаимной политической выгоды из таких отношений сегодня уже в краткосрочной перспективе приведет к неизбежным политическим потерям и государства, и церкви. Постсекулярное состояние общества предполагает признание религии в качестве полноценного и равноправного участника современных процессов, но не в качестве доминирующей силы. Тогда как реконфессионализация часто сопровождается поддержкой фундаменталистских устремлений, что грозит в современных условиях общей радикализацией общественных настроений.

Маргинализация «неизбранных» религий сформирует большое количество нелояльных религиозных сообществ. Тому же в значительной мере может способствовать и проводимая в религиозной сфере антиэкстремистская деятельность. В этой области требуется, прежде всего, корректировка некоторых правовых положений, определяющих борьбу с экстремизмом.

Действительно перспективным для государства является выстраивание диалога со всеми религиозными сообществами, существующими в российском правовом поле, на основе взаимного доверия. Последнее возможно в том случае, если государство устранит явные просчеты в выстраивании государственно-конфессиональных отношений. Тогда государство может рассчитывать на действительно устойчивое развитие и укрепление легитимности собственного политического курса.

Список литературы

1. Бестужев-Лада И. В. Диалог между религиями: Возможен ли? Нужен ли? // Вопросы философии. 2002. № 4. С. 60-66.

2. Богомазова Н. Л., Валеева Г. В., Слобожанин А. В. Специфика государственно-конфессиональных отношений в России (конец XX - начало XXI века) // Манускрипт. 2019. Т. 12, вып. 10. С. 219-222.

3. Вертий М. Ю. Политическое измерение государственно-конфессиональных отношений // Философия права. 2006. № 2. С. 70-74.

4. Выпуск программы «Здесь и сейчас» от 30 октября 2020 г. URL: https://www.youtube.com/watch?v=H7WOFi2fako (дата обращения: 30.10.2020). Текст: электронный.

5. Гегель Г. Философия права. М.: Мысль, 1990. 526 с.

6. Казанова X. Размышляя о постсекулярном: три значения «секулярного» и три возможности выхода за его пределы // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2018. № 4. С. 143-174.

7. Лункин Р, Филатов С. Борьба «за» и «против» идентичности во внутриполитических процессах // Мировая экономика и международные отношения. 2019. Т. 63, № 9. С. 50-60.

8. Лункин Р, Филатов С. Международные отношения и война антитрадиционализма с идентите- том // Мировая экономика и международные отношения. 2020. Т. 64, № 4. С. 5-14.

9. Мельник С. Классификации типов межрелигиозного диалога: анализ существующих подходов // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2018. № 4. С. 87-118.

10. Минченко Т. П. Религия, свобода совести и новые технологии в постсекулярном мире // Известия Томского политехнического университета. 2012. Т. 321, № 6. С. 147-151.

11. Мирошникова Е. М. Кооперационная модель государственно-церковных отношений // Религии Поволжья: проблемы социального служения: сб. материалов конф. Нижний Новгород, 2009. С.30-34.

12. Мирошникова Е. М. О государственном заказе на религиозном рынке // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2018. № 3. С. 232-245.

13. Михайлова А. В. Государственно-конфессиональные отношения: политологический анализ понятия // Этносоциум. 2020. № 4. С. 17-33.

14. Муфтий Чечни назвал президента Франции «террористом номер один». В мусульманском мире разгорается кампания диффамации Эмманюэля Макрона. URL: https://www.ng.ru/faith/2020-10- 27/100_201027critique.html(дата обращения: 30.10.2020). Текст: электронный.

15. Попов Д. В. Биополитика и технология: формы и инструменты негантропной и конфирмантроп- ной стратегии // Вестник Омского государственные педагогического университета. Гуманитарные исследования. 2019. № 2. С. 38-41.

16. Тейлор Ч. Секулярный век. М.: ББИ, 2017. Т. XVI. 967 с.

17. Щипков А. Новый русский консерватизм. URL. https://vrns.ru/documents/30/5010(дата обращения: 22.10.2020). Текст: электронный.

18. AndersonJ. EasternOrthodoxResponsestoGlobalisation// Мировая политика: взгляд из будущего: материалы V Конвента Российской ассоциации международных исследований. Т. 3. Постсекулярные общества: перспективы и реальность. Межкультурное взаимодействие и международные отношения. М.: МГИМО - Университет, 2009. С. 63-76.

19. Puett M. J. Social order or social chaos // The Cambridge Companion to religious studies. Edited by Robert A. Orsi. Cambridge: UniversityPress, 2012. p. 109-129.

References

1. Bestuzhev-Lada I. V Voprosy filosofii (Question of philosophy), 2002, no. 4. рp. 60-66.

2. Bogomazova N. L, Valeeva G. V, Slobozhanin A. V Manuskript (Manuscript), 2019, vol. 12, no. 10, pp. 219-222.

3. Vertiy M. U. Filosofiya prava (Philosophy of law), 2006, no. 2, pp. 70-74.

4. «ZdesIseichas» (“Here and now”), dated by October 30, 2020. Available at:. https://www.youtube.com/ watch?v=H7WOFi2fako (Date access: 30.10.2020). Text: electronic.

5. Gegel G. Filosofiya prava (Philosophy of law). Moscow: Mysl, 1990, 526 p.

6. Kazanova Kh. Gosudarstvo, religia, tzherkov v Rossii i zarubezhom (State, Religion, Church in Russia and abroad), 2018, no. 4, pp. 143-174.

7. Lunkin R, Filatov S. Mirovaya ekonomika I mezhdunarodnye otnosheniya (World economy and international relations), 2020, vol. 63, no. 9, pp. 50-60.

8. Lunkin R, Filatov S. Mirovaya ekonomika I mezhdunarodnye otnosheniya (World economy and international relations), 2019, vol. 64, no. 4, pp. 5-14.

9. Melnik S. Gosudarstvo, religia, tzherkov v Rossii i zarubezhom (State, Religion, Church in Russia and abroad), 2018, no. 4, pp. 87-118.

10. Minchenko T. P Izvestiya Tomskogo gosudarstvennogo universiteta (Proceedings of the Tomsk Polytechnic University), 2012, vol. 321, no. 6, pp. 147-151.

11. Miroshnikova E. M. Religii Povolzhya: problemy sotzhialnogo sluzheniya: Sbornik materialov konfer- entzhii (Religions of the Volga region: problems of social service: collection of conference materials). Nizhny Novgorod, 2009, рp. 30-34.

12. Miroshnikova E. M. Vestnik Lenindradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A. S. Pushkina (Bulletin of the Leningrad State University named after A. S. Pushkin), 2018, no. 3, pp. 232-245.

13. Mikhailova A. V Etnosotzium (Etnosocial), 2020, no. 4, pp. 17-33.

14. Muftiy Chechny nazval prezidenta Franzhii «terroristom nomer odin». V musulmanskom mire razgo- raetsa kampaniya diffamatzii Emmanuela Makrona (The Mufti of Chechnya called the French President “the number one terrorist”. Emmanuel Macron's defamation campaign is heating up in the Muslim world). Available at: https://www.ng.ru/faith/2020-10-27/100_201027critique.html (Date access: 30.10.2020). Text: electronic.

15. Popov D. V. Vesynik Omskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya (Humanitarian studies), 2019, no. 2, pp. 38-41.

16. Taylor Ch. Sekularniy vek (Secular Century). Moscow: BBI, 2017. Vol. XVI. 967 p.

17. Shipkov A. Noviy russkiy poryadok (New Russian conservatism). Available at: https://vrns.ru/ documents/30/5010 (Date of access: 06.03.2020). Text: electronic.

18. Anderson J. Mirovaya politika: vzglad iz budushego. Materialy V konventa Rossiyskoy assatsiat- sii mezdunarodnyh issledovaniy, vol. 3. Postsekularniye obshestva: perspektivy I realnost. Mezhkulturnoye vzaimodeystvie I mezhdunarodnye otnosheniya (World politics: a view from the future. Proceedings of the V Convention of the Russian Association for international studies, Vol. 3. Postsecular societies: perspectives and reality. Intercultural interaction and international relations, Moscow: MGIMO-Universitet, 2009, pp. 63-76.

19. Puett M. J. The Cambridge Companion to religious studies. Edited by Robert A. Orsi (The Cambridge Companion to religious studies. Edited by Robert A. Orsi). Cambridge: University Press, 2012. p. 109-129.

Размещено на Allbest.ru