Ожидания, ценности и ментальные "разрывы" в политической культуре российской либеральной интеллигенции в начале XX века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Ожидания, ценности и ментальные «разрывы» в политической культуре российской либеральной интеллигенции в начале XX века

Ю.В. Смирнова, Е.А. Токарева

В статье ведется речь о необходимости изучения такого явления в общественных настроениях Российской империи начала XX века, как несовпадение существующих политических ожиданий с новыми ценностями, которые входили в повседневную жизнь общества вместе с парламентаризмом. Эклектичность политической культуры этого периода, смешение различных ее пластов отразились в сознании российской либеральной интеллигенции. Эти ментальные «разрывы» во многом определяли степень гражданского противостояния задолго до 1917 года.

Ключевые слова: ожидания; ценности и ментальные «разрывы»; политическая культура общества; российская либеральная интеллигенция.

Yu.V. Smirnova, E.A. Tokareva

Expectations, Values and Mental “Gaps” in the Political Culture of the Russian Liberal Intelligentsia in the Early Twentieth Century

The topic of the article is the necessity to study such a phenomenon in the public moods of the Russian Empire of the early twentieth century as the discrepancy between the existing political expectations and the new values that began to be part of the everyday life of society together with a parliamentary system. The eclectic nature of the political culture of this period, the blending of its various strata, were reflected in the minds of the Russian liberal intelligentsia. These “mental breaks” largely determined the degree of civil conflict long before 1917.

Keywords: expectations; values and “mental breaks”; the political culture of a society; the Russian liberal intelligentsia.

Начало XX века в истории Российской империи было отмечено массовыми протестами в среде студенческой, рабочей и крестьянской общественности, волнениями в армии и на флоте, связанными с унизительным поражением в Русско-японской войне. Все это резко контрастировало с преступным равнодушием верховной власти к происходящему, а между тем здравомыслящая и образованная часть общества все больше переживала за судьбу страны, ее будущее.

Ускоренная модернизация отечественной экономики, постепенное проникновение элементов гражданского общества, неуклонное распространение либеральных идей -- эти факторы выдвинули на передовые позиции малую часть населения огромной империи из числа отечественной интеллигенции, которая, наиболее чутко и остро осознавая и осмысливая несоответствие интересов развития страны отживающему свой век самодержавию, перешла к открытой общественно-политической конфронтации.

Для простоты понимания проблемы позволим себе не вторгаться в теоретический спор о содержании категории «интеллигенция» и определим ее в узком смысле слова как категорию политическую. В таком понимании это не столько образованная часть населения, сколько оппозиционная правительству часть населения, которая аккумулировала представления о необходимости перемен и генерировала новые представления о будущем устройстве страны. Степень оппозиционности политической интеллигенции и ее готовности к открытой конфронтации, кстати, впоследствии нашла отражение в появившихся терминах: рабочая или крестьянская интеллигенция, буржуазная или дворянская, революционно-демократическая или либеральная. политический парламентаризм эклектичность

И если в XIX веке духовной оппозицией самодержавной власти выступала дворянская интеллигенция, то на рубеже XIX-XX веков главный вектор общественного развития стала определять либеральная интеллигенция.

Очевидно, что «этот период истории России... для отечественной интеллигенции стал временем интенсивного духовного и интеллектуального поиска возможных путей развития Отечества, что нашло воплощение в создании различных общественных проектов, направленных на разработку моделей культурного, политического и экономического преобразования российского общества» [11: с. 16].

Так политическое сознание российской либеральной интеллигенции начала XX века не только включалось в существующее поле общественной жизни представлениями, основанными на традициях, взглядах, идеях и чувствах, соответствующих конкретному историческому времени и обществу, но и отражало новые политические ожидания и установки. Конечно, речь идет о политических ценностях.

Ценность -- категория, являющаяся в некоторых методологических концепциях основанием для выбора фактов в процессе исторического исследования [17: с. 528-530]. Ряд исследователей апробировали принцип оценки историко-политических сюжетов дореволюционной и советской России с позиций определенных ценностей, на которые в качестве идеалов и норм ориентировалась в своем мышлении и деятельности такая общественная группа, как отечественная интеллигенция [8; 11; 18].

Подчеркнем, что нравственно-оценочные характеристики политической культуры формируются настроениями, чувствами, традициями и идеалами, существовавшими в сознании ее представителей. Поэтому ценности в политической культуре играют главную роль: они являются элементом политической традиции и главной траекторией развития политической мысли.

Если говорить о политико-культурном генотипе, сложившемся в императорской России, определяющем взаимоотношения индивида, государства и общества, то его исследователи чаще всего характеризуют как авторитарно-коллективистский с подданнической политической ориентацией.

Не вызывает сомнения, что российская политическая культура исторически базировалась на принципах этатизма, завышенных ожиданий от власти и одновременно претензий к ней, и, как следствие этого, мифологизация и персонализация власти стали нормой политических представлений. Бессилие общества и всесилие государства неоднократно отмечали в своих выступлениях лидеры либерально-демократических партий.

Внутреннюю противоречивость российской политической культуры начала XX века, ее прерывность, двойственность точнее всего определил

Н.А. Бердяев: «только в России тезис оборачивается антитезисом, рабство рождается из свободы, крайний национализм из сверхнационализма. В этой душе -- симбиоз анархизма и этатизма, готовности отдать жизнь за свободу и неслыханного сервилизма, шовинизма, интернационализма, гуманизма и жестокости, аскетизма, “ангельской святости” и одновременно “зверской низости”» [1: с. 16]. ^временные исследователи также отмечают разнородность и фрагментарность политической культуры России начала XX века, которая отчасти сохраняется и сегодня. Многообразность, пестрота политических установок охватывает политико-культурные ценности -- от западнических до почвеннических, от патриархально-консервативных до радикальных, от государственнических до анархических.

Яркой характеристикой политической культуры России начала ХХ века выступает наивный монархизм: население легко мирилось с принуждением, мелочной регламентацией, негативно принимало перемены; наиболее стабильный режим власти обеспечивала монархия, она же выступала гарантом внутренней и внешней безопасности. Современные специалисты, правда, отмечают, что наивный монархизм был на самом деле глубоко анархичным и поверхностным. Ведь Россия относительно легко пришла к политическому хаосу.

И здесь стоит обратиться к проблеме сакральности и харизматичности верховной власти, которые занимали особое место в российской политической культуре. Верховная власть была проста и очевидна, управительная власть, данная от верховной, была всегда виновата во всех бедах. Политическая жизнь в России эмоционально чаще всего воспринималась в оценках самодержца, политические права -- как долг перед государством и обществом. Даже патриотизм в политическом сознании носил не националистическую направленность, а государственническую. Часто лояльность к власти рассматривалась как проявление патриотического долга.

Превосходство государства над законом -- еще одна черта политического сознания российского общества. Отсюда оправдание правового нигилизма и произвола и одновременно азиатская рабская покорность. Очевидно, что в России того времени бесспорными политическими ценностями признавались жертвенность, коллективизм, социальная справедливость, равенство (а не демократия или свобода, как в европейских странах), правда (а не истина). Свобода трактовалась, скорее, как воля. Ключевое понятие европейской ментальности «свобода» на русской почве не получило своего оформления. Основу российской государственности составляли жертвенность и особая мобилизационность.

Природа политической культуры Российской империи начала XX века в целом отрицала европейское понимание консенсуса: демократия, борьба политических партий, выборы в органы представительной власти, парламентаризм -- всё это было чуждым. Разные точки зрения, их борьба воспринимались как временное, ненужное явление: есть одна Правда, политика обязана ей служить. В русской консенсуальной политической культуре того времени принципиально не решался конфликт двух или более сторон: все, кроме одной из конфликтующих сторон, уничтожались или конфликт загонялся внутрь. Оставалась одна, «правильная», сторона -- это и был консенсус.

Вместе с тем на рубеже XIX-XX веков эклектичная политико-культурная палитра дополнилась новыми красками. Отметим наиболее значимые из них.

Так, ускоренная модернизация страны, как локомотив, тащила за собой либерализацию и демократизацию политико-культурного пространства. А неравномерность развития российского общества, его сословность, усиление контроля за жизнью общества со стороны государства не позволяли в полной мере утверждаться основам гражданского общества. В то же время ценности общинного сознания были подорваны маргинальными городскими слоями. На историческую арену выходили массовые социальные движения «низов», которые все чаще играли заметную роль в общественной жизни страны. Невиданная доныне социальная нестабильность дополнялась появлением новых программ, партий, лидеров. Даже либералы разворачивали антиправительственные кампании. Это было проявлением растущего демократизма, который грозил перерасти в бунт [4; 10; 12-14].

Социально-политические последствия Русско-японской войны и первых революционных потрясений серьезно трансформировали российскую политическую культуру. Идея насилия была востребована массами как понятие, ведущее к обретению справедливости, правды. Радикальная политическая культура вошла в теоретическое и практическое поле. «В русском обществе пошатнулось, ослабло нравственное понимание взаимной ответственности сословий, чувство солидарности. Каждая группа населения хотела решать свои проблемы за счет других. Когда террор не осуждается одними, погромы приветствуются другими, усадьбы жгут третьи, мирные манифестации расстреливают четвертые, -- тогда вывод прост: такое общество глубоко больно сверху донизу. Оно или исцелится, или обречено на гибель» [5: с. 206]. Статистика свидетельствует, что только за год -- с октября 1905 года -- было убито и ранено 3611 государственных чиновников. За 1906-1908 годы совершено: покушений -- 26 268; убито должностных и частных лиц -- 6 091; ранено -- более 6 000; ограблено -- более 5 000 человек. Жертвами терактов, организованных только партией социалистов-революционеров за 10 лет (с 1901 по 1911 годы), стали 2 министра, 33 генерал-губернатора, губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников окружных отделений, полицмейстеров, прокуроров и их помощников, начальников сыскных отделений, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 8 присяжных поверенных, 26 агентов полиции.

Кроме того, стремительными темпами усиливалась десакрализация монархической власти. Монархический дух хирел, а между тем именно он отождествлял в политическом сознании образ власти. В поисках народной поддержки царствующий дом Романовых пытался уменьшить пропасть между императором и подданными, однако эти попытки к 1913 году лишь довершили начавшийся процесс. Автор вышедшей к 300-летию царствующего дома Романовых официальной популярной биографии «Царствование Государя Императора Николая Александровича», профессор генерал-майор А.Г Ельчанинов представил императора в образе неутомимого труженика, смиренного христианина и богомольца, а А.И. Гучков, констатируя, что «никогда авторитет правительственной власти не падал так низко», пришел в то же время к следующему выводу: «Историческая драма, которую мы переживаем, заключается в том, что мы вынуждены отстаивать монархию против монарха, церковь против церковной иерархии, армию против ее вождей, авторитет правительственной власти -- против носителей этой власти» [15: с. 80].

Резко повысился уровень социальных ожиданий и требований к власти. Крестьяне требовали землю и вовсе не потому, что мечтали разбогатеть, получив прирезку от помещичьих угодий, а из чувства восстановления справедливости, попранной крепостным правом, лишившим крестьян собственности в пользу дворян.

Рабочие желали достойных условий труда и уменьшения разрыва между своей заработной платой и доходом владельца предприятия, требуя рабочего контроля над предприятиями.

Земская интеллигенция желала превращения России в действительно конституционное демократическое государство, в котором политическая власть формируется в соответствии с волей большинства народа, а не по прихоти «исторической власти» самодержца.

Нерусские народности Империи хотели культурного, языкового и исповедного равноправия с русским народом, финны желали сохранить свою автономию, поляки мечтали ее получить, евреи -- покончить с унизительными ограничениями при выборе места жительства и формы образования [6]. Общее, массовое недовольство своим положением обнаружилось почти во всех слоях населения, именно это обстоятельство позволило быстро сформироваться радикальной политической оппозиции режиму.

В политический процесс быстро вовлекались все новые и новые слои населения. Есть мнение, что европейские либеральные ценности к 1905 году уже прочно укоренились в общественном сознании России, что и подтолкнуло в первую очередь либеральную интеллигенцию к попытке адаптации института представительной парламентской демократии в лице Государственной думы к условиям Российской империи [7]. «Культуре участия» не противоречила идея земств, дискредитации власти, догоняющий вялый характер политических и экономических реформ. Поэтому появившаяся как следствие революционных потрясений Государственная дума в большей степени стала рупором народного гнева, а не опытом российского парламентаризма. Ярким примером этого является наказ крестьян села Никольского Орловского уезда в I Госдуму (июнь 1906 года): «Если депутаты не истребуют от правительства исполнения народной воли, то народ сам найдет средства и силы завоевать свое счастье, но тогда вина, что родина временно впадет в пучину бедствий, ляжет не на народ, а на само слепое правительство и на бессильную думу, взявшую на свою совесть и страх действовать от имени народа» [16: с. 271].

Более того, идея представительной демократии была почти сразу скомпрометирована и избирательными кампаниями, и самой деятельностью российского парламента. Надежды на Государственную думу в народе не могли быть устойчивыми, что очень скоро проявилось в характерном равнодушии и к выборам, и к деятельности дум. Среди либеральной общественности также царили идеи о дистанцировании от верховной власти и правительственной группы. Стать на сторону правительства в Думе означало потерять политическое кредо. Даже протесты либеральной общественности по поводу роспуска I Государственной думы, наиболее ярко проявившиеся в «Выборгском воззвании», не нашли поддержки и отклика в стране. Сюжет и последующие размышления, приводимые С.Н. Булгаковым -- депутатом II Государственной думы, позволяют более глубоко осознать и понять причины этого равнодушия. «Масса же, почти вся наша интеллигенция отвернулась от простонародной “мужицкой” веры, и духовное отчуждение создалось между нею и народом. Мне вспоминается по этому поводу одна случайная картинка из жизни второй Государственной Думы. В один из весенних солнечных дней, когда во время думского заседания депутаты и журналисты прогуливались в Таврическом саду, мое внимание привлекла собравшаяся группа нарядной петербургской публики из депутатов и газетных сотрудников, к чему-то прислушивавшаяся и время от времени покатывавшаяся от смеху: в середине толпы оказался забредший туда волынский крестьянин, старик, с чудным и скорбным лицом, с характерной головой, с которой можно было лепить статую апостола или писать икону. Прислушиваясь я понял, что старик рассказывает про какое-то бывшее ему видение, в котором Бог послал его возвестить народным представителям Свою волю. Речь его была сумбурна, но всякий раз, когда он возвращался к своей миссии и говорил о Боге, слова его покрывались дружным смехом, а он кротко и терпеливо, скорбя о смеющихся господах, снова начинал свою повесть. Мне было невыразимо грустно и больно наблюдать эту сцену, в которой так ярко отразилась духовная трагедия новой России, и я с горечью отошел и лишь издали долго видел благородную голову старика, старавшегося что-то разъяснить и убедить смеющуюся толпу любопытных. Впрочем, может быть, я и не вполне точно воспроизвожу эту сцену, но так я ее тогда воспринял. “Не строим ли мы Вавилонскую башню?” -- тихо сказал мне бывший здесь же католический священник-депутат. Я не обманываю себя и теперь, и тоже чувствую себя отчасти в положении думского старика. Всякому, кто в наши дни перед русской интеллигенцией рискует говорить не о текущих, главным образом, политических делах, а об общих целях жизни и религиозном смысле ее, тому приходится заранее иметь против себя безличного, но могущественного и в высшей степени реального противника в духе времени» [2: c. 8].

После 1905 года политическая культура Российской империи начала XX века пополнилась идеей партийной системы в стране. Политическая партийная палитра была очень пестрой: от черного до красного, что отражало пестроту политических пристрастий профессиональной партийной интеллигенции. Образующаяся партийная система в стране мало чего стоила, так как культура большей части политической интеллигенции Российской империи вращалась вокруг «грозных петиций» и абстрактной борьбы за всеобщее благо. Общество не могло больше терпеть авторитарный режим, а народ не был готов к гражданскому обществу. Поэтому «культура участия», идеи парламентаризма и гражданского общества, которое «участвует» в управлении государством, обнулялись взаимным отчуждением.

Сказанное в полной мере можно отнести к российской либеральной интеллигенции начала XX века. Действительно, еще до революции либералы приступили к созданию своих нелегальных органов печати, организаций. Известны факты их сотрудничества с представителями левых и даже радикальных движений. «Скандальную известность... приобрело дело Н.П. Шмита. Богатый владелец мебельной мануфактуры и родственник С. Морозова, Шмит активно сотрудничал с большевиками и снабжал их деньгами на закупку оружия во время Московского декабрьского восстания. Во время восстания участвовал в захвате полицейского участка, аресте полицейских, осквернении портрета Государя и в попытке уничтожения полицейского архива. Привлеченный к суду по статье 100 -- “насильственное посягательство на изменение в России образа правления”, он в 1906 г. предпочел правосудию самоубийство. Шмит не оставил завещания, но устно говорил Горькому, что хотел бы передать свое состояние (ок. 0,5 млн рублей) большевикам» [5: с. 187].

В политической жизни либералы занимали центристскую позицию, а позицию партии кадетов можно смело назвать индикатором либеральных настроений в обществе. Либералы очень быстро набирали политический вес, избавляясь от почвеннических идей, и приспосабливали на русский манер западноевропейские идеи о конституционном парламентаризме, гражданских правах и свободах, ликвидации неограниченного самодержавного режима, введении конституционно-парламентского строя, правовом государстве, гражданском обществе, демократических свободах, самоопределении народов и наций. Все это базировалось на тезисе о неизбежной капиталистической модернизации страны.

В широком культурном смысле русское либеральное политическое сознание пыталось преобразовать традиционное общество в гражданское, сохраняя монархический режим. При этом представители либеральной интеллигенции признавали за монархией способность проводить реформы в стране. Условием прогресса монархии могла стать деятельность партии кадетов в Государственной думе России. И если поначалу они не отрицали возможности созыва Учредительного собрания, то позже, по мере развития революции, перешли к осуждению насильственных методов борьбы и тактике постепенного размывания сакрального образа и престижа верховной власти. Компромисс с властью публично трактовался как предательство национальных интересов народа. Особенно воинствующие позиции заняла печать. Она, по мнению С.Ю. Витте, «совсем разнуздалась, и не только либеральная, но и консервативная. Вся пресса обратилась в революционную, в том или другом направлении, но с тождественным мотивом “долой подлое и бездарное правительство, или бюрократию, или существующий режим, доведший Россию до такого позора”» [3: с. 186].

Когда в 1909 году вышел сборник статей «Вехи», стало ясно, что есть и другая часть русской интеллигенции--религиозно-философская, которая отошла от идей революции и занялась переосмыслением своего предназначения и отношения к народу. Авторы знаменитого издания, философы и публицисты -- Н.А. Бердяев, П.Б. Струве, С.Н. Булгаков и другие -- резко критиковали леворадикальную интеллигенцию, социалистическую идеологию, призывали к идеям ненасильственного обновления власти, личной ответственности и главенства права. Наиболее резкий отпор «веховцы» неожиданно получили от лидера партии конституционных демократов П.Н. Милюкова, который считал их идеи «ядовитыми семенами, которые те бросают на чересчур, к несчастью, восприимчивую почву» [9: с. 37]. Так «веховское» религиозное возрождение русской философской мысли подвело идейное основание под либеральный консерватизм в политической теории.

Таким образом, обозначившийся в России начала XX века цивилизационный раскол, усиление этноконфессиональных и социально-политических факторов обусловили формирование конгломератного типа политической культуры. Причем речь идет не об отдельных группах и слоях населения со своими политическими ценностями и установками, а о смешении в сознании абсолютного большинства граждан страны ожиданий, норм и ценностей разных политических культур. Массовая политическая культура России не могла принять либеральную политическую идеологию. Представители либеральной интеллигенции сами были носителями конгломератной политической культуры. Ментальные «разрывы» четко определили место либеральной идеологии: она не стала определяющей даже на этапе Первой русской революции. Их влияние на избирателей, в Думе, в общественно-политической жизни страны было едва заметным, а идейный раскол среди либеральной части интеллектуальной элиты способствовал парализации работы самой Думы.

В целом либеральная политическая идеология потерпела поражение и не приобрела популярности в российском обществе, так как либеральные идеи не вписывались в традиционные ценности большей части населения страны.

Литература

1. Бердяев Н.А. Душа России. Л.: Философское общество СССР, 1990. С. 16-17.

2. Булгаков С.Н. Интеллигенция и религия. СПб.: Изд-во Олега Абышко; «Сатисъ», 2010. 304 с.

3. Витте С.Ю. Воспоминания: Царствование Николая II: в 2 т. Берлин: Слово, 1922. 572 с.

4. Ерман Л.К. Интеллигенция в первой русской революции / отв. ред. И.И. Минц. М. : Наука, 1966. 374 с.

5. История России. ХХ век: 1894-1939 / под ред. А.Б. Зубова. М.: Астрель: АСТ, 2009. 1023 с.

6. Кара-Мурза С.Г. Гражданская война (1918-1921). Урок для XXI века. М.: ЭКСМО, 2003. 384 с.

7. Малышева О.Г. Первые выборы в парламент Российской империи в Москве и Санкт-Петербурге // Вестник МГПУ. Серия «Исторические науки». 2016. № 3 (23). С.37-38.

8. Малышева О.Г., Токарева Е.А. Россия начала XX века на пути к гражданскому обществу // Актуальные направления фундаментальных и прикладных исследований: материалы VIII Международной научно-практической конференции (9-10 марта). North Charleston, USA, 2016. С. 11-15.

9. Милюков П.Н. Интеллигенция и историческая традиция // Вопросы философии. 1991. № 1. С. 106-159.

10. Модели общественного переустройства России. XX век / Ин-т общественной мысли; авт. кол.: В.В. Зверев, Н.И. Канищева, А.Н. Медушевский [и др.]; отв. ред. В.В. Шелохаев. М.: РОССПЭН, 2004. 607 с.

11. Набокина М.Е., Смирнова Ю.В., Токарева Е.А. Российская религиозно-философская интеллигенция как социокультурный феномен начала XX века // Актуальные направления фундаментальных и прикладных исследований: материалы VIII Международной научно-практической конференции (9-10 марта). North Charleston, USA, 2016. С. 15-29.

12. Непролетарские партии России в трех революциях: сб. статей / отв. ред. К.В. Гусев. М.: Наука, 1989. 246 с.

13. Российский либерализм середины XVIII - нач. XX века: энциклопедия / отв. ред. В.В. Шелохаев. М.: РОССПЭН, 2010. 1087 с.

14. Российский либерализм: идеи и люди: сб. статей / под общ. ред. А.А. Кара-Мурзы. 2-е изд., испр. и доп. М.: Новое издательство, 2007. 904 с.

15. Сенин А.С. Александр Иванович Гучков. М.: Скрипторий, 1996. 263 с.

16. СенчаковаЛ.Т. Приговоры и наказы российского крестьянства. 1905-1907 гг.: по материалам центральных губерний: в 2 кн. Кн. 2. М.: Ин-т российской истории РАН, 1994. 204 с.

17. Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь / отв. ред. А.О. Чубарьян. М.: Аквилон, 2014. 576 с.

18. Токарева Е.А. Культурный проект, культурная практика и дискурс о культуре и революции в Советской России 1920-30-х гг.: к постановке проблемы // Текст, контекст, интертекст: сборник научных статей по материалам международной научной конференции «XIV Виноградовские чтения». М.: МГПУ, 2016. С. 157-164.

Literatura

1. Berdyaev N.A. Dusha Rossii. L.: Filosofskoe obshhestvo SSSR, 1990. S. 16-17.

2. Bulgakov S.N. Intelligenciya i religiya. SPb.: Izd-vo Olega Aby'shko; «Satis”», 2010. 304 s.

3. Vitte S.Yu. Vospominaniya: Czarstvovanie Nikolaya II: v 2 t. Berlin: Slovo, 1922. 572 s.

4. Erman L.K. Intelligenciya v pervoj russkoj revolyucii / otv. red. I.I. Mincz. M.: Nauka, 1966. 374 s.

5. Istoriya Rossii. XX vek: 1894-1939 / pod red. A.B. Zubova. M.: Astrel': AST, 2009. 1023 s.

6. Kara-Murza S.G. Grazhdanskaya vojna (1918-1921). Urok dlya XXI veka. M.: E'KSMO, 2003. 384 s.

7. Maly'sheva O.G. Pervy'e vy'bory' v pariament Rossijskoj imperii v Moskve i Sankt- Peterburge // Vestnik MGPU. Seriya «Istoricheskie nauki». 2016. № 3 (23). S. 37-38.

8. Maly Sheva O.G., Tokareva E.A. Rossiya nachala XX veka na puti k grazhdanskomu obshhestvu // Aktual'ny'e napravleniya fundamental'ny'x i prikladny'x issledovanij: ma- terialy' VIII Mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferencii (9-10 marta). North Charleston, USA, 2016. S. 11-15.

9. Milyukov P.N. Intelligenciya i istoricheskaya tradiciya // Voprosy' filosofii. 1991. № 1. S. 106-159.

10. Modeli obshhestvennogo pereustrojstva Rossii. XX vek / In-t obshhestvennoj my'sli; avt. kol.: V.V. Zverev, N.I. Kanishheva, A.N. Medushevskij [i dr.]; otv. red. V.V. Sheloxaev. M.: ROSSPE'N, 2004. 607 s.

11. Nabokina M.E., Smirnova Yu.V., Tokareva E.A. Rossijskaya religiozno-filosofskaya intelligenciya kak sociokul'turny'j fenomen nachala XX veka // Aktual'ny'e napravleniya fundamental'ny'x i prikladny'x issledovanij: materialy' VIII Mezhdunarodnoj nauchno- prakticheskoj konferencii (9-10 marta). North Charleston, USA, 2016. S. 15-29.

12. Neproletarskie partii Rossii v trex revolyuciyax: sb. statej / otv. red. K.V. Gusev. M.: Nauka, 1989. 246 s.

13. Rossijskij liberalizm serediny' XVIII - nach. XX veka: e'nciklopediya / otv. red. V.V. Sheloxaev. M.: ROSSPE'N, 2010. 1087 s.

14. Rossijskij liberalizm: idei i lyudi: sb. statej / pod obshh. red. A.A. Kara-Murzy'. 2-е izd., ispr. i dop. M.: Novoe izdatel'stvo, 2007. 904 s.

15. Senin A.S. Aleksandr Ivanovich Guchkov. M.: Skriptorij, 1996. 263 s.

16. SenchakovaL.T Prigovory' i nakazy' rossijskogo krest'yanstva. 1905-1907 gg.: po mate- rialam central'ny'x gubernij: v 2 kn. Kn. 2. M.: In-t rossijskoj istorii RAN, 1994. 204 s.

17. Teoriya i metodologiya istoricheskoj nauki. Terminologicheskij slovar' / otv. red. A.O. Chubar'yan. M.: Akvilon, 2014. 576 s.

18. Tokareva E.A. Kul'turny'j proekt, kul'turnaya praktika i diskurs o kul'ture i revo- lyucii v Sovetskoj Rossii 1920-30-x gg.: k postanovke problemy' // Tekst, kontekst, intertekst: sbornik nauchny'x statej po materialam mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii «XIV Vinogradovskie chteniya». M.: MGPU, 2016. S. 157-164.

Размещено на Allbest.ru