Идеология "традиционалистской революции": между политической утопией и социальной прогностикой

Размещено на http://www.allbest.ru/

Идеология "традиционалистской революции": между политической утопией и социальной прогностикой

В.Ю. Даренский - кандидат философских наук, доцент, Луганский государственный университет им. В. Даля (91034, Украина, г. Луганск, квартал Молодёжный, 4)

Статья посвящена анализу трансформационных аспектов кризиса современной цивилизации в рамках идеологии «традиционалистской революции» (в частности, в работах Ю. Эволы, Р Генона и М. Элиаде). Автор рассматривает возможности реконструкции традиционалистского мировоззрения в рамках современного дискурса. Авторская интерпретация этой трансформации опирается на переосмысление общечеловеческого опыта, который всегда с необходимостью связан с архетипами культуры. Феномен такой мировоззренческой трансформации анализируется в качестве источника экзистенциального опыта для современного человека.

В статье рассматриваются такие аспекты идеологии «традиционалистской революции», как: 1) её трактовка сущности человеческого разума и специфика типов познания; 2) её трактовка движущих сил истории и факторы культурной креативности; 3) культурное значение научных открытий; 4) её диагнозы и прогнозы культурных процессов XXI в. В статье также исследуются сущностные связи между этими концепциями. Автор предлагает свою интерпретацию духовного опыта, который необходимо связан с источником человеческой свободы. В частности, человеческое сознание и познание интерпретируется как незавершённые и проблемные сущности, которые определяются различными типами «пути» творческого поиска (наука, философия и религия). Особое внимание также посвящено интерпретации «внутренних механизмов» культурной активности в рамках «традиционалистской революции» как феномена поведения в соответствии со «стремлением к Абсолюту».

Ключевые слова: «традиционалистская революция», религия, мировоззрение, наука, творчество

The Ideology of “Traditionalistic Revolution”: Between Political Utopia and Social Prognostics

Vitaliy Yu. Darenskiy - Candidate of Philosophy, Associate Professor, Dal' Lugansk State University (4 Molodezhny kvartal, Lugansk, 91034, Ukraine),

The article is devoted to the analysis of transformation processes by crisis of contemporary civilizations in a context of ideology of “traditionalistic revolution” (in particular, works of Yu. Evola, R. Genona and M. Eliade). The author considers the possibilities of the reconstruction of traditionalistic worldview within contemporary discourse. Author's interpretation of this transformation based on rethinking of universal human experience, which are necessarily linked with archetypes of culture. The phenomenon of this worldview transformation is analysed here as a source of existential experience for contemporary man. The paper discusses various aspects of “traditionalistic revolution”? such as 1) transformation of human reason and types of cognition; 2) traditionalistic view on moving forces of history and cultural creativity; 3) traditionalistic view on cultural meaning of scientific discoveries; 4) diagnosis and prognosis of cultural processes in the XXI century.

The article also examines essential links between these conceptions. The author proposes his own interpretation of traditionalistic spiritual experience, which is necessarily linked with a source of human freedom. For instance, human consciousness and cognition is interpreted by traditionalistic ideology as a nonfinished and problematical essence, which are determined by different types of “ways” (science, philosophy and religion). Special attention in the article is devoted to interpreting of “inner mechanisms” of traditionalistic cultural activity as a phenomenon of behavior according to “streaming to Absolute”.

Keywords: “traditionalistic revolution”, religion, worldview, science, creativity

Законный протест и бунт должны быть направлены против цивилизации, охваченной тем, что мы назвали «экономической одержимостью» то есть обществом, в котором вследствие насильственного подавления всех истинных ценностей возобладали производственно-экономические интересы.

Кризис современной цивилизации, ключевым моментом которого является «антропологическая катастрофа» (М. К. Мамар дашвили) в смысле исчерпания ценностно-смысловых содержаний общественного бытия, является одной из приоритетных тем исследования в современной политической философии. Одним из важных направлений такой рефлексии является идеология «традиционалистской революции», сложившаяся как особое идеологическое и философское направление ХХ века [См.: 3; 9]. Основная ценность этого направления мысли состоит в глубокой критике ценностных оснований современной цивилизации, поскольку такая критика позволяет выявить глубинные причины кризисности современных социальнополитических процессов. Целью данной статьи является краткий анализ этой традиции, в первую очередь работ идеолога «интегрального традиционализма» Ю. Эволы и Р Гено на, а также близкого к этому направлению историка религий М. Элиаде, с целью выделения в них, с одной стороны, утопических элементов, а с другой важных элементов прогностики, имеющих ценность для понимания наиболее вероятных путей развития цивилизации.

Давно отмечено, что современная цивилизация вырывает человека из непосредственной включённости в природные циклы, опосредуя и почти сводя на нет его контакт с «упругой плотью бытия», искусственно замыкает его в сфере эфемерной реальности внутри мира межчеловеческих условностей. Она изначально основана на иррациональном и противоестественном во всех отношениях стремлении к избыточному потреблению ресурсов и избыточному комфорту, что с неизбежностью быстро приводит к психофизиологической и нравственной деградации человека. Эта тенденция достигает своего полного выражения в «постиндустриальном» мире, где циркулируют огромные потоки искусственной информации, лишь замусоривающей человеческое сознание, теряющее способность к самостоятельному мышлению и целостному, осмысленному взгляду на мир и самого себя. «Потребности посттрадиционного общества быстро стандартизируют весь мир в один урбанизированный мегакомплекс» [4, с. 277]. Так создаётся замкнутый и бессмысленный мир искусственного человеческого бытия, в котором абсолютно доминируют искусственные виды деятельности и искусственные потребности, совершенно избыточные по отношению к базовым процессам духовного и физического воспроизводства человека. Более того, они радикально препятствуют последним самим фактом этого доминирования, отбирающим силы и время людей на экзистенциально деструктивные цели, порождённые патологической гордыней эфемерного «самоутверждения» Едюцентрического индивида.

Возникает специфическая жизненная среда, именуемая исследователями «посткультурой» «своего рода провал бытия», в котором «всё обнаруживает себя лишь как средство для чеголибо другого. Общение это игра для успеха в работе. Работа средство для улучшения финансового положения. Благополучие средство для респектабельного имиджа. Углубляясь, таким образом, в этот театр, индивид начинает сомневаться в самих основаниях онтологической подлинности чеголибо в мире» [4, с. 302]. Тотальное давление этой среды формирует самый массовый тип человека как ненасытного эгоцентрического потребителя и противостоять этому принудительному воздействию чрезвычайно тяжело, ведь альтернативные цивилизационные модели жизни практически уничтожены и возродить их в индивидуальной жизни можно лишь чрезвычайным волевым усилием, подвигом. Мы используем термин «традиционалистская революция» как более точный по существу по сравнению с термином «консервативная революция», поскольку речь идёт об идеологиях, не «консервирующих» то, что есть, а, наоборот, отрицающих современное состояние социума ради возрождения уже почти уничтоженных культурных традиций.

Ю. Эвола в своё время назвал это состояние «руинами». В этом контексте под «руинами» следует понимать не только и не столько разрушение внешних традиционных учреждений, сколько изменение онтологического статуса и фундаментальных ценностных ориентиров самого человеческого существа.

Вместе с тем, возрождение непотребительского стиля жизни и религиозного мышления как альтернативной цивилизационной модели в рамках сложного социума заметная тенденция, особенно на пространстве «Русского мира». Специфика постсекуляр ной культуры состоит в том, что она создается людьми, имеющими печальный опыт жизни в «обезбоженном» мире и своей собственной «обезбоженной» души. Сама эта культура становится их преображением путём открытия сакральной реальности. В основе такой культуры лежит общий закон приобщения к Традиции: последняя становится из «объекта» изучения органом самопознания и самотрансформации самого познающего субъекта. А само такое познание становится уже вторичным по отношению к бытийному приобщению. Сначала рассматривая Традицию как «объект», человек затем переходит в состояние, при котором сама Традиция становится «органом» познаний и источником нового (для нас) знания. В свою очередь этот переход порождает и новые формы жиз нетворчества: будучи окружёнными со всех сторон секулярной цивилизацией, в основе которой лежит эголатрия (идолопоклонство перед смертным Ego), люди способны параллельно жить своей внутренней культурой духовного подвига и спасения. Поэтому, как пишет известный теоретик традиционной культуры А. С. Тимощук, возможная альтернативная «модель глобального порядка заключается в кластерном мироустройстве, где традиционные культуры выступают островками ценностносмысловой социальной памяти» [4, с. 304]. Объективной онтологической предпосылкой такой возможности является внутренний креативный потенциал культурной традиции, изначально предполагающий возможность и особые механизмы её «регенерации» в самых неблагоприятных исторических условиях, подобных нынешним. Поэтому, как отмечает А. С. Тимощук, «ценностносмысловое ядро традиционной культуры можно сравнить со стволовыми клетками организма культуры, оно хранит её изначальный здоровый генофонд, позволяет сопротивляться культурным мутациям. Традиционная культура не чужда организму культуры, напротив, она способна усиливать его самоорганизацию, обеспечивать жизнеспособность. Посттрадиционная культура оторвалась от корней, трансмутировала. Она нуждается в регенерации за счёт потенциала ТК» [4, с. 306].

В свою очередь, антропологической предпосылкой такой «регенерации» является существование особых констант человеческой экзистенции, делающих возможным переот крытие опыта сакрального в условиях десакрализированного жизненного мира. М. Эли аде справедливо указывал на сохранение в нашей экзистенции структуры инициации в качестве одной из таких констант: «значительная часть действий и жестов современного человека продолжают повторять сценарии инициации. Очень часто “борьба за жизнь”, “тяжёлые испытания” и “трудности”, возникающие на пути осуществления призвания или карьеры, в некоторых отношениях подобны испытаниям в обрядах инициации... Ибо каждая человеческая экзистенция формируется серией испытаний, повторяющимся опытом “смерти” и “воскресения”. Короче говоря, большинство “нерелигиозных” людей сохраняет некую псевдорелигию или вырожденную мифологию. профанный человек является наследником homo religiosus и не может просто “стереть” свою собственную историю» [7, с. 208209]. Тем самым, в человеческой экзистенции всегда сохраняется форма готовности к инициации опытом сакрального, требующая лишь сознательного обращения человека к соответствующему содержанию, хранимому Традицией, и обращения к соответствующей жизненной практике.

Этим содержанием является особый опыт познания Священного. По удачной формулировке Ф. Шюона, «Священное это присутствие центра на периферии, незыблемого в движении; абсолютного в относительном; это то, что придаёт преходящему и тленному свойства бессмертия» [5, с. 121]. С появлением у человека реального опыта Священного этот познавательный опыт становится своего рода субстанциальной основой разума, благодаря которой его деятельность выходит за рамки естественных перцептивных и рассудочных актов, но постигает сущее как Единое, содержащее в себе бесконечную и непостижимую Основу. Однако изначально в самом разуме уже заложено предвосхищение этого опыта, т. е. сама его потенциальная возможность и устремлённость к нему, составляющая наиболее глубокую сущностную основу разумной деятельности, имеющую «априорный» характер более глубокую, чем «трансцендентальное единство апперцепции» и т. п.

Священное принципиально не объектно и само полагает законы разуму. Священное открывается не как нечто противостоящее (objectum) разуму, а как то, что оживотворяет его изнутри и распахивает в бесконечность. Первичное переживание Священного как такового одновременно является и первым подлинным переживанием субъектности самого разума. Это первичное переживание Священного, открывающее особое, самое глубокое измерение рефлексивности самого разума, чаще всего не осознаётся в своём «чистом» виде. Как правило, изначальный опыт Священного сразу же протекает в форме его «опредмечивания» в наиболее доступных для человека в данный момент религиозных символах. Тем самым, в религиозном сознании, если оно желает оставаться таковым и не изменять своему перво принципу чистого опыта (в противном случае оно трансформируется в сознание идеологическое), должен действовать двуединый императив приращения опыта и рефлексии его ситуативных форм, обнаруживающих свою случайность и субъективность. Однако этот императив «беспокойства духа» отнюдь не означает бесконечного релятивизма требования «разоблачения» любых форм в качестве случайных и ограниченных. Он имеет чёткую направленность, а именно всё более глубокое раскрытие первичного опыта абсолютной субъектности Священного, его обращённости к нашему разуму в качестве абсолютного «Ты».

Вместе с тем, эта внутренняя личностная работа так или иначе всегда имеет социокультурные последствия. И относительно последних самый радикальный взгляд состоит в надежде на восстановление традиционной цивилизации. В своё время Р Генон в «Кризисе современного мира» весьма оптимистично высказывался по этому поводу: «Если бы все люди познали то, чем является современный мир в действительности, этот мир в то же мгновение прекратил бы своё существование, так как это существование, равно как и сам современный мир, суть явления негативные, основанные на чистом отрицании, как и вообще всякое невежество, незнание... Современный мир есть не что иное, как отрицание традиционной и сверхчеловеческой истины. И в случае такого понимания сущности современного мира всем человечеством финальная трансформация произошла бы безо всякой катастрофы, которой иначе нельзя избежать ни при каких условиях» [3, с. 126127].

Но суть проблемы в следующих тезисах этого автора.

«Но, с другой стороны, продолжает Р Генон, трудно представить себе, что действительно все смогут достичь этого знания, так как большинство современных людей сегодня далеки от этого, как никогда ранее. Впрочем, это даже и не является строго необходимым, так как в данном случае достаточно небольшой, но адекватно сформированной элиты для того, чтобы задать массе определённое направление. При этом масса, подчиняющаяся воздействию элиты, могла бы даже и не подозревать о существовании самой этой элиты и о методах её воздействия. Возможно ли ещё на Западе формирование такой элиты?» [Выделено мной. Авт.] [3, с. 127].

Р Генон весьма сомневался в способности Запада сформировать новую элиту, способную к возрождению традиционной цивилизации, но и не отрицал в целом такой возможности. Однако стоит обратить внимание на выделенное нами высказывание: в нём фактически идёт речь о простом манипулятивном воздействии этой гипотетической но

вой элиты на «непросвещённую массу» то есть, фактически использовании тех же самых методов и средств, которые в своё время использовала антитрадиционалистская «элита» для разрушения Традиции и традиционной цивилизации. Однако совершенно очевидно, что это невозможно в принципе, поскольку на основе манипуляции возможны только разрушение и деградация, но никак не созидание, основой для которого является открытие принципиально нового опыта путём личного усилия.

Специально к этой теме обратился Ю. Эвола в своей книге «Люди и руины». Здесь он разрабатывает идею «консервативной революции», в которой «подчёркивается динамическая составляющая, то есть “революция”. Однако в данном сочетании, отмечает автор, это слово утрачивает своё прежнее значение насильственного ниспровержения законно установленного порядка и подразумевает действие, направленное на устранение хаоса, пришедшего на смену некогда бывшему порядку, и на восстановление нормальных условий» [6, с. 7].

Ю. Эвола специально указывает на изначальный смысл слова «революция», в корне искажённый до своей прямой противоположности в сознании современных людей, понимающих под «революцией» как раз разрушение всяческих традиций. Действительно, слово revolutio было заимствовано из астрономии в качестве метафоры, обозначающей «возвращение» уже в самом общем, метафизическом смысле. Повидимому, первым это сделал Лейбниц, в самом начале XVIII написавший небольшой трактат «Meditatio mea circa revolutionem seu palingenesiam omnium rerum», то есть «Мои размышления относительно возвращения, или палингенезиса, всех вещей» [7, с. 200]. А уже в конце того же века, в ходе «Великой французской революции» оно приобрело уже свой современный, сугубо исторический и идеологический смысл.

Само слово «революция», напоминает Ю. Эвола, «в своём изначальном этимологическом смысле происходит от revolvere, субстантива, который выражает движение, возвращающее к собственному истоку, к отправной точке. Поэтому для победы над современным миром именно из истоков следует черпать “революционную” и обновляющую силу» [6, с. 244].

Возвращение исконного смысла слова является частью стратегии работы Ю. Эволы, которую он определяет следующим образом: «Без предварительной идеологической дезинтоксикации и очищения мировоззренческих установок, всякое преобразование останется чисто поверхностным, так как не затронет глубинных корней кризиса современного общества, что будет лишь на руку подрывным силам» [6, с. 8687]. Далее мы выделим ряд ключевых предметов такой «идеологической дезинтоксикации и очищения мировоззренческих установок» в качестве основы концепции традиционалистской революции.

Базовый предмет дезинтоксикации современного сознания в концепции Ю. Эволы это преодоление «одержимости экономикой», которую он называет «свидетельством самой настоящей патологии цивилизации», ибо «экономика буквально гипнотизирует современного человека, делает его одержимым. И, как часто бывает при гипнозе, то, на чём сосредотачивается ум, в конце концов, становится реальным. Человек сегодня делает истинным то, что в любой нормальной и цельной цивилизации восприняли бы как отклонение или дурную шутку что экономика и связанный с ней социальный вопрос могут быть судьбой... Под сомнение должна быть поставлена не ценность той или иной экономической системы, но ценность экономики как таковой» [6, с. 81].

Ю. Эвола определяет границу цивилизаций следующим образом: «.именуют “ретроградными” и “неразвитыми” те цивилизации, которые нельзя свести к цивилизации “труда” и “производства”, которым благодаря счастливому стечению обстоятельств пока удаётся ускользнуть от судорожной промышленной эксплуатации всех природных ресурсов, от подчинения всех человеческих возможностей производственным и общественным интересам, от давления промышленнотехнических нормативов в общем, те цивилизации, которым ещё знакомо чувство простора, позволяющее свободно дышать. Следовательно, истинными противниками являются не капитализм и марксизм, но система, в которой главенствует экономика, независимо от её конкретной формы, и система, в которой последняя подчинена внеэкономическим факторам в рамках более широкого и цельного порядка, который придаёт человеческой жизни более глубокий смысл и открывает путь к развитию более высоких способностей. Условием этого является внутренняя дезинтоксикация, оздоровление в высшем смысле этого слова, как способность отличать высшие интересы от низших» [6, с. 8182].

Такой поход сразу же выводит нас за грань столь привычных идеологических коллизий ХХ в. Как пишет Ю. Эвола, «марксистские воззрения совпадают с “западными” мечтами о prosperity: по сути дела, как исходное мировоззрение, так и вытекающие отсюда последствия в обоих случаях тождественны. Здесь утверждается концепция антиполитического, материалистического общества, которая отчуждает человека и социальный строй ото всякого высшего порядка и высшей цели, признавая в качестве последней исключительно пользу в чисто физическом, растительном, приземлённом понимании, которая становится критерием прогресса»; им противостоит традиционализм как «стремление связать человека с чемто превосходящим его, с тем, по отношению к чему экономика и материальное богатство или бедность занимали подчинённое положение» [6, с. 85].

Как отмечает в связи с этим современный исследователь наследия Эволы Ален де Бенуа, «для Эволы вся человеческая история на протяжении двух с половиной тысячелетий может рассматриваться как процесс инволюции, достаточно медленный вначале, но затем постепенно убыстряющийся и достигающий своей кульминации в современную эпоху. Этот процесс упадка подчинён закону “вырождения каст”, который закончился освящением торгашеских, экономических ценностей» [1].

Однако за этим стоит и ещё более фундаментальная «дезинтоксикация» мировоззрения. В частности, традиционализм утверждает, в соответствии с концепцией Ю. Эволы, что «пресловутое “улучшение социальных условий” следует рассматривать не как благо, но как зло, поскольку платой за него становится порабощение индивида производственным механизмом и социальным конгломератом, вырождение государства до уровня “трудового государства”, исчезновение всякой качественной иерархии, омертвением всякой духовной восприимчивости и “героической” способности в самом широком смысле этого слова. Гегель писал, что “всемирная история не является царством счастья, периоды счастья [в смысле материального и социального благополучия] являются чистыми страницами в книге истории”. Но и на индивидуальном уровне наиболее ценные в человеке качества, которые собственно и делают его человеком, нередко пробуждаются в суровой атмосфере, на грани нужды и несправедливости, в обстановке, которая бросает человеку вызов, подвергает его духовному испытанию, но те же качества почти неизбежно угасают, когда человеческому животному гарантирована максимально удобная и безопасная жизнь и обеспечена равная доля благоденствия и счастья, пристойного стадному животному, которое остаётся таковым, несмотря на радио, телевидение и самолеты, Голливуд и спортивные стадионы или культуру Reader's Digest. Повторим вновь: духовные ценности и уровень человеческого совершенства никак не связаны с общественноэкономическим достатком или нуждой» [6, с. 8586].

Превращение человека в подобие «стадного животного», все пресловутые «ценности» которого в конечном счёте сводятся к поклонению идолу земного эгоистического «комфорта» главное, но отнюдь не единственное следствие «одержимости экономикой». Оно имеет не менее печальные последствия в политической и культурной сфере, превращающихся в пародию самих себя.

В частности, в политической сфере, пишет Ю. Эвола, «сама система, установившаяся на Западе с приходом демократии система всеобщего и равного избирательного права изначально обрекает господствующий класс на вырождение. Действительно, большинство, качественно ничем не ограниченное, всегда будет на стороне общественных низов. Поэтому дабы завоевать их, получить то количество голосов, которое требуется для прихода к власти, необходимо говорить с ними на единственно понятном для них языке, то есть выдвигать на первый план именно их интересы (которые, естественно, являются наиболее грубыми, вещественными и призрачными), постоянно идти им на уступки и никогда ничего от них не требовать. Таким образом, любая демократия в самой своей основе всегда является школой безнравственности, оскорблением для достоинства и внутренней сдержанности, характерных для истинного политического класса» [6, с. 3031].

В качестве противодействия происходящей демократической деградации политики «это требует признания необходимости настоящей “революции справа”, с новой антидемократической оценкой идеи государства как самодержавной власти, освящённой высшим авторитетом и обладающей надлежащими средствами для обуздания экономики и освобождения мира от её тирании. Помимо прочего очевидно, что создание адекватного координирующего и контролирующего органа по необходимости требует смены партокра тического режима системой “корпоративных” представителей»; именно «это единственный путь, ведущий к истинной революции» [6, с. 245]. Очевидно, что попытки осуществить столь фундаментальные политические преобразования сразу же приведут к перманентной агрессии (в том числе и военной) со стороны современного «демократического мирового сообщества», то есть в настоящее являются почти нереалистичными.

Но главный содержательный аспект традиционалистской революции, естественно, находится в сфере культуры, в частности, в «перекодировке» понятий знания и образования. Относительно первого Ю. Эвола отмечает:

«Необходимо восстать против “мифа” науки, точнее, против идеи, согласно которой именно наука ведёт нас к истинному знанию, а её достижения, якобы переросшие рамки простых средств, способны внести ценный вклад в разрешение основополагающих проблем существования... помимо изучения работ, посвящённых критике науки и насчитывающих довольно серьёзную традицию (достаточно вспомнить такие имена, как Пуанкаре, Леруа, Бутру, тот же Бергсон и т. п.), с учётом вклада, внесённого традиционной мыслью (Генон, Шюон, Буркхардт; ещё де Мэстр отдал должное savants и учёным своего времени), следует занять холодную отстранённую позицию по отношению ко всему миру науки и техники. Так, адский шум, поднятый вокруг космических исследований, следует воспринимать как своеобразные игры для взрослых детей, способные произвести впечатление только на наивных простаков. Следовательно, нам необходимо разоблачить миф науки и начать борьбу за иное мировоззрение» [6, с. 246247].

Следует отметить, что «разоблачение мифа науки» происходит постоянно и имеет уже очень большую традицию (сам Ю. Эво ла здесь упоминает о ней), но, по существу, не имеет никакого влияния на состояние современного мира. Действительно, то знание, которое добывает наука, возникшая в Европе в Новое время, а в настоящее время ставшая глобальной, не имеет никакого отношения к тому, что называют Знанием в традиционной культуре. Они существуют в разных культурных и ментальных «мирах», вследствие чего традиционное Знание, основанное на опыте сакрального, в современном мире неизбежно становится все более «эзотеричным» вследствие утраты людьми базовых экзистенциальных и когнитивных навыков, необходимых для его усвоения. Соответственно, и «разоблачение мифа науки», сколь бы виртуозным и убедительным оно ни было, совершенно безразлично для основной массы людей.?

Причастность традиционному Знанию и свобода от идола современной науки возможна лишь в «микросоциумах» современных «людей традиции».

То же самое касается и сферы образования. Ю. Эвола справедливо отмечает: «В этой области настоящий протест, “культурная революция” должны были бы продолжить спор, начатый... на заре индустриализации

В. фон Гумбольдтом и его последователями, выступавшими против калечащей специализации и утилитарнопрактической инструментализации знания. Необходимо ввести такие формы обучения, которые, вместо того чтобы втягивать новые поколения в жернова технологического общества потребления и перепроизводства, имели бы своей целью не “гуманитарность” в бесцветном, литературном понимании этого понятия, но воспитание цельного человека с особым упором на духовные ценности, в связи с чем всякое узкоспециализированное обучение рассматривалась бы лишь как дополнительное и в некотором смысле устаревшее, ибо оно пригодно лишь в качестве средства, используемого во благо “системы”, стремящейся к стандартизации индивида» [6, с. 247].

Но очевидно, что такое изначальное понимание сущности образования может быть реализовано только на уровне «микросоциумов» людей, усилием воспроизводящих непрерывность сакральных традиций. Но этот подлинный смысл образования оказывается маргинальным на фоне огромной «индустрии образования» современного мира, имеющей совсем иные цели.

Наконец, исходя из изначально утопической надежды возрождения традиционалистского государства, Ю. Эвола предлагает и особо радикальную революционную меру: «антидемографическая направленность должна стать частью общей борьбы против мира количества и указанных роковых процессов контрселекции. В настоящем государстве эта задача имеет двойной аспект: удержание ракового размножения смешанной серой массы и реализация предпосылок, необходимых для кристаллизации и консолидации слоя, в котором будут выработаны свойства, позволяющие их носителям твёрдо удерживать власть в своих руках и быть её достойными»; «поэтому в нынешней ситуации государству не помешало бы предпринять суровые профилактические и систематические меры (даже репрессивного характера), несмотря на нежелательность подобного рода вмешательства в частную жизнь» [6, с. 247].

В данном случае мы видим тот же самый парадокс, как и в ранее цитированном тезисе Р Генона, а именно попытку противостоять современной цивилизации её же собственными методами, попытку, сразу же обречённую на неудачу. Современная цивилизация также реализует свою «антидемографическую направленность» путём навязывания идеологии «гендерного равенства» и пропаганды содомии, подлинной целью которых является разрушение института семьи и искусственное вымирание населения стран «золотого миллиарда», поскольку подорожание и исчерпание природных ресурсов уже не позволяет поддерживать привычные жизненные стандарты «цивилизации потребления». И надежда Ю. Эволы искусственно сдержать «размножение серой массы» не только является столь же безнравственной, но и ошибочной по существу, поскольку вырождение и фактическое исчезновение старой культурной элиты может быть компенсировано как раз только за счёт прилива «свежей крови» из максимально широких слоёв населения.

В связи с этим Ален де Бенуа справедливо указывает на принципиальную важность концепции «деятельного самоотречения» у Ю. Эволы, поскольку «этим термином Эво ла определял человека, который превзошёл своё собственное человеческое «Я» и поднялся на метафизический уровень, действуя единственно в соответствии с принципами» [1]. Собственно, именно субъект «деятельного самоотречения» и является деятелем «традиционалистской революции» в её реально-историческом, а не утопическом содержании.

Базовым типом революций, который всегда лежал в основании всех остальных, являются революции экзистенциальные, т. е. революции ценностей. «Блокирование» возможности насильственного типа революционных действий современной глобальной цивилизацией уже привело к тому, что этот базовый тип становится единственно возможным и будет иметь проявление в какихто собственных эмпирических формах. XXI столетие будет эпохой «частных революций» эпохой глобального структурирования социокультурных форм мировоззренческого плюрализма. Возможно, тогда «революция» перестанет быть лишь социальной псевдоморфозой и возвратится к своему исходному смыслу, который в предшествующей истории практически ещё не был реализован ни разу. Принцип и «движущая сила» этих «частных революций» навсегда определены противостоянием и эклектичным взаимодействием двух ценностных систем: ценностей Спасения и квазиценностей «человекобожия» (Ф. Достоевский) т. е. абсолютизации земного человеческого бытия. Революции всегда были и всегда будут следствиями выбора предельного смысла человеческого бытия в его социальных и когнитивных экспликациях.

Такая ситуация означает весьма специфическое состояние современного человека, которого не знал человек «органических» традиционных культур. В частности, само жиз нетворчество в постсекулярной культуре, способной развиваться и в окружении секу лярной посткультуры «потребительского общества», не подчиняясь ей духовно это результат личностного свободного усилия, экзистенциально идентичного процессу «инициации» в традиционных культурах. В этом состоит важное прогностическое открытие авторов философии «традиционалистской революции».

Список литературы

1.Бенуа Ален де. Юлиус Эвола, радикальный реакционер и метафизик, занимающийся политикой [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravaya.ru/ks/20168 (дата обращения: 16.04.2016).

2.Генон Р Кризис современного мира. М.: Эксмо, 2008. 784 с.

3.Макаров А. И. Традиция против истории в философии современного европейского традиционализма // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 2001. № 6. С. 275283.

4.Тимощук А. С. Традиционная культура: сущность и существование: дис. ... дра филос. наук. Нижний Новгород, 2007. 397 с.

5.Шюон Ф. Познать ислам // Вопросы философии. 1994. № 78. С. 119134.

6.Эвола Ю. Люди и руины // Люди и руины. Критика фашизма: взгляд справа. М.: АСТ, 2007. С. 5268.

7.Блюменберґ Г. Світ як книга / Пер. з нім. В.Єрмоленка. Київ.: Лібра, 2005. 544 с.

8.Eliade M. The sacred and the profane. The nature of religion. N. Y. : A Harvest Book Harcourt, 1968. 246 p.

9.Sedgwick M. Against the Modern World: Traditionalism and the Secret Intellectual History of the Twentieth Century. Oxford: Oxford University Press, 2004.

References

кризис революция мировоззрение

1.Benua Alen de. Julius Jevola, radikal'nyj reakcioner i metafizik, zanimajushhijsja politikoj [Jelektronnyj resurs]. Rezhim dostupa: http://www.pravaya.ru/ks/20168 (data obrashhenija: 16.04.2016).

2.Genon R. Krizis sovremennogo mira. M.: Jeksmo, 2008. 784 s.

3.Makarov A. I. Tradicija protiv istorii v filosofii sovremennogo evropejskogo tradicionalizma // Dialog so vremenem. Al'manah intellektual'noj istorii. 2001. № 6. S. 275283.

4.Timoshhuk A. S. Tradicionnaja kul'tura: sushhnost' i sushhestvovanie: dis. ... dra filos. nauk. Nizhnij Novgorod, 2007.

397 s.

5.Shjuon F. Poznat' islam // Voprosy filosofii. 1994. № 78. S. 119134.

6.Jevola Ju. Ljudi i ruiny // Ljudi i ruiny. Kritika fashizma: vzgljad sprava. M.: AST, 2007. S. 5268.

7.Bljumenberf G. Svit jak kniga / Per. z nim. V.Grmolenka. Kiiv.: Libra, 2005. 544 s.

8.Eliade M. The sacred and the profane. The nature of religion. N. Y. : A Harvest Book Harcourt, 1968. 246 p.

9.Sedgwick M. Against the Modern World: Traditionalism and the Secret Intellectual History of the Twentieth Century. Oxford: Oxford University Press, 2004.

Размещено на Allbest.ru