Введение в политическую науку

Кампанейский подход к решению проблем диктовал кампанейские стиль, средства и методы: чрезвычайность, спешка, непродуманность, волюнтаризм. Это отчетливо проявилось в терминологии: "битва за урожай", "ударная стройка", "ударные темпы", "фронт работ", "с идеологического фронта" и т.д. При каждой смене руководителей партии и государства советскому народу объявлялось, что в стратегическом плане мы шли верным путем, но прежнее руководство вело нас к коммунизму не той дорогой. Естественно, все неудачи и просчеты приписывали этому руководству и стране предлагалось все начинать сначала. Иначе говоря, при каждой смене руководства история как бы начиналась снова. И сейчас многие испытывают почти непреодолимое искушение рассматривать реформы как очередную кампанию.

Еще более важное значение имеет то, что большинство оппозиционных объединений и группировок предлагает не просто программы конкретного политического курса в рамках действующей политической системы и установленных законом правил игры, а создание новой политической системы, т.е. речь идет не о совершенствовании и корректировке режима, а о его смене. Но главной предпосылкой жизнеспособности и эффективности демократической государственности являются признание и принятие большинством населения, в том числе конкурирующими (или противоборствующими) социально-политическими силами, некоторых основополагающих принципов и норм государственного устройства. Партии и силы, игнорирующие эти принципы, нормы, правила, по сути дела следует называть не оппозиционными, а антисистемными. С этой точки зрения острую бескомпромиссную борьбу между президентскими структурами и парламентом в период сентябрьско-октябрьского кризиса 1993 г. с очень большими и серьезными оговорками можно назвать конфликтом между правящей коалицией и оппозицией в общепринятом смысле этого слова, поскольку их борьба была вызвана разным пониманием государственного устройства.

В этом плане, во всяком случае в теории, мало что изменилось и сейчас. Политические споры, дискуссии, баталии разворачиваются, как правило, на основе антиномий: коммунисты - демократы, рыночники - антирыночники, державники - интернационалисты, западники - евразийцы и т.д. При этом каждый политический деятель, каждая политическая партия себя и только себя считают носителем единственной и окончательной истины. За другими истинами и соответственно интересами легитимность имплицитно отрицается.

В силу одержимости и ущемленности российского менталитета тоталитаризмом мы идеологи по самому определению. В России, если кто-то сторонник монархии, то он самый последовательный и решительный монархист, сторонник авторитаризма - самый последовательный авторитарист, сторонник марксизма - самый последовательный и решительный коммунист и т.д. Каждый из них не приемлет мнений и интересов приверженцев других течений и направлений.

Рассуждения о русской специфике нередко приобретают самодовлеющий характер. Во многом именно стараниями демократов складываются самые превратные представления о демократии и ее предначертании: партии ради выборов, выборы ради парламента, парламент ради демократии, Демократия для партий и т.д. и все это вне связи с духом народа и его менталитетом, вне связи с инфраструктурой нашего образа жизни. Как остроумно отметил обозреватель газеты "Известия" О.Лацис, российским избирателям в Государственную Думу в декабре 1995 г. предстояло сделать выбор между теми, кто собирается наводить порядок в России, и теми, кто хочет приводить в порядок Россию. Победившая сторона, естественно, пытается каждый раз по-новому на свой лад начинать историю. Действительный прорыв в истории России наступит лишь тогда, когда российские политики и народ осознают необходимость преодоления комплекса "дезертирства в будущее" и положить конец бесконечной череде перерывов.

В этом смысле было бы весьма полезно присмотреться к опыту стран с успешно функционирующими демократиями. Так, Франция за два столетия пережила три революции, две империи, две реставрированные монархии, пять республик. Величие Ф.Миттерана как политического и государственного деятеля состоит прежде всего в том, что он поставил последнюю точку в бесконечной череде смен режимов и конституций. Сначала законным путем завоевав власть у консервативно-голлистского лагеря, он в течение 14 лет находился у руля власти, неукоснительно соблюдая действующие конституционные нормы. В 1995 г. после поражения на президентских выборах своей партии Миттеран осуществил передачу власти представителю консервативно-голлистских сил и тем самым окончательно легитимизировал конституцию Пятой республики, разработанную и введенную в силу его политическим противником Ш. де Голлем. Таким образом был положен конец традиции постоянной смены режимов.

17.3 Российский путь к демократии

Добиться такого же результата для России возможно только на путях демократического переустройства и перехода к правовому государству.

Данные современных социологических исследований свидетельствуют об очень низком уровне доверия в России ко всем политическим институтам. Издержки реформ и демократизации, которые нельзя считать более значительными, чем издержки других революций, порождают разочарование и недовольство нынешним положением и ностальгию по советским временам, а у отдельных групп населения и по дореволюционной России. Но при всем этом нельзя не согласиться с теми исследователями, которые считают, что "российское общество 90-х годов оказалось обществом перспективного, а не ретроспективного идеала". То, что на пути становления российская государственность, ее институты сделали существенный шаг вперед - неоспоримый факт. Их контуры приобретают все более четкие очертания. Принята новая Конституция России, в которой высшей ценностью провозглашены права, свободы, честь и достоинство человека. Более того, их обеспечение и защита рассматриваются как смысл и оправдание государства. Подписан и реализуется Федеральный договор. Сформирован и функционирует Конституционный Суд как высший орган правового надзора за деятельностью исполнительной и законодательной ветвей власти. Федеральное Собрание все более уверенно заявляет о себе как важный фактор политической жизни страны.

В свете происшедших в стране за последние годы трансформаций перспектива сползания к какой бы то ни было форме диктатуры выглядит не столь бесспорной, как изображают некоторые публицисты. Для этого уже нет достаточных социально-психологических и идеологических предпосылок. В принципе можно допустить, что монархия или авторитаризм в том или ином виде - наилучшие формы правления. Но откуда же взять таких монархов или авторитарнее, которые бы устраивали если не все население страны, то хотя бы дееспособное большинство. Да и монархи в современном мире претерпели столь существенные трансформации, что по демократичности могут превосходить руководителей многих демократических режимов.

Важно отметить, что в системе ориентации и установок русского народа авторитарно-этатистские элементы органически сочетаются с элементами, которые совместимы с демократией. Дело не только в том, что за последние годы возросла численность людей, симпатизирующих западным ценностям и правилам политической игры, но и в том, что ряд подобных или родственных им ценностей и принципов коренятся в самой русской ментальности. Выше уже говорилось, что западные образцы государственности по-настоящему, так сказать, в первозданном евроцентристском варианте не могут институцилизироваться в восточных странах, где господствуют так называемые органические социокультурные, политико-культурные, религиозные и иные традиции и формы ментальности. Россия по многим параметрам относится именно к такому типу стран. Расположенная на стыке или перекрестке восточных и западных культур, она не может не иметь собственного понимания, собственную модель народовластия, демократии. Какая именно будет эта модель, определит будущее. Но нет никаких сомнений в том, что это будет специфически российская демократия.

Поэтому главная проблема, стоящая перед Россией, состоит в том, чтобы найти пути и способы достижения органического сочетания рыночной экономики, политической демократии, правового государства, исторических традиций российской государственности. Здесь, конечно, особое место занимает вопрос о соотношении рынка и пределов государственного вмешательства. Государство призвано защищать интересы людей от негативных последствий рынка. Именно в этом состоит суть глубоко демократических по своей сущности законов о социальной защите неимущих слоев населения во всех индустриально развитых странах в рамках государства благосостояния, которое стало как бы воплощением самого правового государства.

Особо важен этот факт для России, где коллективистское, общинное, солидаристское и иные начала составляют основу интегральной части национального миропонимания, социокультурной системы и политической культуры. В России рыночная экономика и государство по самой своей сути просто не могут не быть социальными. Со значительной долей уверенности можно сказать что успех рыночных реформ в России в качестве необходимого условия предполагает учет и подключение тех исторических российских традиций, которые носят если не антикапиталистический, то некапиталистический характер в общепринятом смысле слова.

Надо отметить и то, что на пути к демократии и новой государственности России не обязательно повторять все этапы, которые прошли европейские страны. Об этом свидетельствует опыт стран Азиатско-Тихоокенского региона, которые, сделав стремительный взлет, за четыре десятилетия преодолели путь, на который западным странам понадобились столетия. Показательно, что эти страны, начав индустриализацию лишь два-три десятилетия назад, уже в начале 80-х годов взяли курс на постиндустриальный тип экономического развития. Что касается России, то при всей обоснованности рассуждений об обратном, нельзя не согласиться с теми исследователями, которые приводят убедительные доводы, указывающие на то, что "в российском обществе созрела "критическая масса" для перехода к подлинно цивилизованному развитию" [8, с. 130]. Как представляется, невостребованность, нереализованность подспудных, дремлющих, подавляемых в течение многих десятилетий потенций может стать при определенных условиях предпосылкой творческого прорыва в различных сферах в настоящем и будущем.

В рассматриваемом контексте нельзя не затронуть вопрос, имеющий особую значимость для перспектив российской государственности. Участники дискуссий, развернувшихся в последнее время в отечественной публицистике, в лице "государственников" и "демократов" ведут ожесточенные споры относительно того, по какому пути следует идти России - державности или демократии, державности или федерализма (отождествляемого с демократией). Представляется, что при такой постановке альтернативы ложные и сама дискуссия - плод недоразумения. Здесь прежде всего нужно определить, какое именно содержание вкладывается в данные понятия. В российской публицистике нередко державность отождествляется с самодержавной, авторитарной властью, не ограниченной законодательными или иными противовесами. В то же время у иных авторов демократия отождествляется с полной, ничем не ограниченной свободой, граничащей с вседозволенностью и анархией. В действительности же правильно понятые державность и демократия отнюдь не исключают и не могут исключать друг друга. Если под державностью иметь в виду сильную государственность, а под демократией свободу в рамках ответственности, то с полным основанием можно утверждать, что без четкого, решительного и принципиального следования идее сильной российской государственности все рассуждения о демократии, свободе, гражданском обществе, правовом государстве и т.д. останутся лишь пустыми разговорами, опасным и безнравственным кокетничаньем перед разношерстной люмпен-интеллигентщиной, требующей полного и окончательного решения немедленно всех вопросов, в том числе и неограниченной свободы, демократии, прав человека. Нельзя упускать из виду тот общеизвестный, можно сказать, банальный факт, что истинные свободы, демократия и права всех граждан независимо от национальной, социальной, религиозной или иной принадлежности отнюдь не противоречат идее и принципам государственности. Более того, они взаимно пронизывают, предполагают друг друга и невозможны друг без друга.

Свобода и права человека превращаются в иллюзию, если полноценно не работают все без исключения властные структуры как по вертикали, так и по горизонтали.

Согласно канонам системной теории, для поддержания жизнеустойчивости и равновесия система должна иметь более или менее сильное ядро, способное удержать в своей орбите компоненты периферии и обеспечить преобладание центростремительных сил над центробежными. Этот момент приобретает особую значимость в нынешних условиях, чреватых негативными последствиями для российской государственности. Императивы сохранения единства государства оказались важнее ускорения процессов создания реальной федерации, в результате чего на первый план выдвинулась необходимость концентрации внимания на факторах консолидирующего характера.

Не следует ни обожествлять государство, ни считать его дьявольским наваждением. Но вслед за И.Ильиным можно повторить, что государство представляет собой "положительно-правовую форму родины". В 1958 г. Ш. де Голль потому и одержал победу над своими противниками недееспособной Четвертой республики, что выдвинул в качестве политического лозунга идею величия Франции. Одним из важнейших факторов, обеспечивших успех правительства социалистов во главе С.Ф. Гонсалесом в 1982 г., было то, что оно твердо отстаивало идею целостности сильного испанского государства. Немаловажную роль в том и другом случаях сыграл патриотизм соответственно французов и испанцев. В этом смысле элементы державности присущи США - классической демократической республики.

Но одинаково опасны как переоценка, так и недооценка места и роли государства. Оно должно быть слабым и малым, т.е. не быть препятствием всему тому, что служит реализации потенциальных возможностей отдельной личности: частного, специфического, партикулярного и т.д. Запретными зонами для государственного вмешательства являются вера, культура, искусство, частная жизнь, т.е. все те сферы, где осуществляются производство и воспроизводство человека, его социокультурная, духовная этнонациональная самость. Это те сферы, которые способны саморегулироваться с помощью морально-этических норм, правил игры, гражданской ответственности и других механизмов, которыми располагает само гражданское общество без вмешательства государства. Государство должно быть большим и сильным в плане реализации права и закона, создания условий для эффективного функционирования гражданского общества, в гарантировании жизни, прав и свобод отдельной личности независимо от его социального происхождения, вероисповедания, национальности и т.д. Оно должно быть слабым и малым, там, где речь идет о юрисдикции, полномочиях, прерогативах и функциях субъектов федерации, сильным и большим при отстаивании общегосударственных начал. Необходимо не противопоставлять эти начала, а органически интегрировать их в некое неразрывное целое, утверждать либеральные принципы таким образом, чтобы они органически сочетались и уживались с консервативными, традиционалистскими, патерналистскими принципами.

Очевидно, что изложенные здесь положения никоим образом не противоречат принципам индивидуальной свободы, правам человека и гражданина, рыночной экономике, социального, политического, культурного, идеологического и иных форм плюрализма, т.е. всему тому, что составляет сущностные характеристики демократии. Не противоречат они и основополагающим принципам правового государства.

Как свидетельствует исторический опыт, сильным и дееспособным оказывается то государство, где границы свободы и прав человека строго фиксированы законом, а власть служит закону в качестве инструмента реализации и гарантии свобод и прав человека. Без этих условий демократия превращается в анархию - правовое государство тогда и только тогда может в полной мере выполнить свои функции, если оно способно не только принимать, но и, что еще важнее, обеспечивать реализацию этих законов. Именно в таком государстве последовательно сочетаются основополагающие принципы прав человека, прав и свобод всех входящих в него народов, их самоопределения, а также правозаконности и сильной власти как по вертикали, так и по горизонтали. В условиях сегодняшней России таковым может быть лишь государство, основанное на принципах подлинного федерализма, правозаконности и реального разделения властей как между различными ветвями власти, так и между Центром и субъектами федерации.

Вопросы и задания для самопроверки

1. В чем состоят особенности политической культуры России?

2. Что можно сказать о генотипе политической культуры России?

3. Что имеют в виду, когда говорят о многообразии России, России "многих скоростей"?

4. Каково место идеи государства или державной идеи в политической культуре России?

5. Какова роль православия и других конфессий в детерминации характера политической культуры России?

6. В чем, по-вашему, состоит антиномичность российского менталитета?

7. В чем в России проявляется персонализация политики?

8. Дайте характеристику роли интеллигенции в политической жизни России.

9. Какое влияние оказал "догоняющий тип" развития на политическую культуру России?

10. Противоречат ли духу российского менталитета принципы и ценности демократии?

11. Какие именно элементы политической культуры России могут содействовать утверждению демократии?

12. Какова, по-вашему, особенность российского пути к демократии?

Глава 18. Этика и политика

Политика и этика, этика и политика. Выявить реальное соотношение этих двух важных аспектов человеческой деятельности пытались и все еще пытаются как на Западе, так и на Востоке. По этому поводу было немало споров, дискуссий и полемик. В данной главе дается анализ этой проблемы.

18.1 Важнейшие трактовки проблемы

Жизнеспособная и прочная политическая система - это власть плюс законность и эффективность, т.е. способность удовлетворить основные функции управления. Однако и законность, и эффективность во многом определяются тем, насколько государственные институты и сама политическая система в целом соответствует господствующим в обществе идеалам и ценностям, где морально-этическому началу принадлежит отнюдь не последнее место. Не просто определить этическую систему. Под ней можно понимать общепринятые в данном обществе правила поведения людей и социальных групп, систематический кодекс моральных принципов, теорию, призванную оправдать или осудить те или иные деяния людей. Она занимается проблемами добра и зла, должного и сущего, достойного и недостойного и т.д. Морально-этические ценности и нормы пронизывают практически все сферы жизни людей. Но тем не менее их следует отличать от религиозных, правовых, политических и просто норм этикета. Морально-политическое начало невозможно понять без представлений о добродетели, совести, сознании долга, правил, с которыми должны соотноситься человеческие действия. В этом контексте этика составляет науку о законах и нормах поведения людей. Включая в себя основополагающий элемент идеального и трактуя их в категориях высшего блага, добра, должного и т.д." она принимает форму учения о ценностях и конечных целях.

Мораль - одна из сущностных проявлений человеческого измерения, занимающая особое место по отношению ко всем видам человеческой деятельности. Поскольку политика является одной из важнейших сфер человеческой деятельности, то невозможно ее отделить от этики и морали, тем более противопоставлять ей. Моральные ценности и нормы, имеющие касательство к политическому миру, к его институтам, отношениям, политическому мировоззрению и поведению членов того или иного сообщества, в совокупности составляют политическую этику. Политическая этика - это нормативная теория политической деятельности, затрагивающая такие основополагающие проблемы, как справедливое социальное устройство, взаимные права и обязанности руководителей и граждан, фундаментальные права человека и гражданина, разумное соотношение свободы, равенства, справедливости и т.д. Как писал М.Вебер [10, с. 703],...кто ищет спасения своей души и других душ, тот ищет его на пути политики, которая имеет совершенно иные задачи - такие, которые можно разрешить только при помощи насилия. Гений или демон политики живет во внутреннем напряжении с богом любви, в том числе и христианским богом в его церковном проявлении,- напряжении, которое в любой момент может разразиться непримиримым конфликтом.

Отсюда возникают отнюдь не праздные вопросы: можно ли вообще говорить о политической этике как таковой? Правомернo ли применение к сфере политики категории этики и морально-этических ценностей? Если нет, то можно ли говорить о человеческом измерении в политике? и т.д.

Следует отметить, что в истории политической мысли на эти вопросы давались неоднозначные ответы. Определяя в качестве равной цели политики обеспечение "высшего блага" граждан полиса и предписывая ей нравственно-воспитательную роль, Ариристотель, в частности, утверждал [2, с. 467]: "Государственным благом является справедливость, то есть то, что служит общей пользе". Если традиция, идущая от Платона и Аристотеля, рассматривает мораль и политику как единое целое, призванное реализовать принципы справедливости, то христианская традиция взводит понятия "этика" и "политика", воплощенные в "богово" и "кесарево".

Впервые в четко сформулированной форме проблему соотношения этики и политики поставил Н.Макиавелли. Он разработал особое политическое искусство создания твердой государственной власти любыми средствами, не считаясь с какими бы то ни было моральными принципами. Для пользы и в интересах государства правитель должен органически сочетать в себе хитрость и силу, т.е. быть одновременно лисой и львом. Он может не хранить верность своему слову, прибегать к лукавству и вероломству и т.д. одним словом, использовать все средства, которые способны укрепить государство. Для Макиавелли высшая ценность - это государство, перед которым ценность отдельной личности или любые другие ценности отступают на задний план или же полностью игнорируются. Изгнав этику из сферы политики, Микиавелли заменил ее ценностно-нейтральным подходом. Более того, эти аргументы были использованы для обоснования тезиса о том, что в политике цель оправдывает средства.

К аналогичному выводу, хотя и с прямо противоположных исходных позиций, пришел и марксизм, особенно в его ленинистской ипостаси. В период возникновения социалистические и коммунистические идеи представляли собой выражение идеальных и нравственных устремлений людей своей эпохи. Существуют некие внутренние механизмы и особенности зарождения, достижения зрелости и постепенного самоисчерпания мобилизационных и интеграционных возможностей разного рода идей и концепций. Провозгласив целью социализма "грядущее избавление от рабства и нищеты", К.Маркс и Ф.Энгельс выступали против "фантастических сентиментальных бредней", которые, по их мнению, могли оказать лишь "деморализующее влияние на рабочих" [43, т. 4, с. 1]. Они высказывались за свободное самостоятельное творчество "нового мира, покоящегося на чисто человеческих, нравственных жизненных отношениях" [там же, с. 593].

Однако в дальнейшем, когда был выдвинут тезис о приоритете социально-экономических факторов и реальных жизненных интересов, эти соображения фактически оказались отодвинутыми на задний план. Более того, уже в "Коммунистическом манифесте" провозглашалась идея о том, что коммунистическая революция "самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого", в том числе и с моралью [там же, с. 446]. При всех необходимых в данном случае оговорках нельзя не признать, что в марксистской этике центральное место занимает противопоставление "классовой морали" универсальным гуманистическим ценностям. Ф.Энгельс, например, писал [43, т. 4, с. 95-96]:

Мы поэтому отвергаем всякую попытку навязать нам какую бы то ни было моральную догматику в качестве вечного, окончательного, отныне неизменного нравственного закона... Мораль, стоящая выше классовых противоположностей и всяких воспоминаний о них, действительно человеческая мораль станет возможной лишь на такой ступени развития общества, когда противоположность классов будет не только преодолена, но и забыта в жизненной практике.

Наиболее далеко идущие из такой постановки вопроса выводы сделали В.И.Ленин и его сподвижники и последователи. "Наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата",- писал Ленин [40, с. 339]. Здесь мораль поставлена на службу политическим целям, доведена до уровня элемента идеологии.

Если марксизм-ленинизм пришел к отрицанию морально-этического начала в политике, подчинив его всецело так называемой классовой морали, то идеологи фашизма и нацизма добились того же результата, поставив во главу угла своей идеологии национальную мораль, противопоставленную как классовой, так и общечеловеческой морали. Как утверждал, например, А.Розенберг, идея национальной морали стоит выше любви к ближнему. Именно этот постулат послужил в качестве одного из краеугольных камней нацистской политической идеологии, которая возвела профессионализм в массовом истреблении людей в ранг высшей добродетели.

Особого внимания заслуживает позиция позитивизма. Руководствуясь рационалистической традицией, восходящей к Р.Декарту, Т.Гоббсу и другим мыслителям Нового времени, позитивисты стремились свести политику всецело к науке с целью создания механизма разрешения или смягчения политических конфликтов. Например, по мысли одного из основателей позитивизма О.Конта, нет свободы совести в математике и астрономии, ее не должно быть и в социологии. Позже эту установку усвоили и представители других социальных и гуманитарных дисциплин, в том числе и политической науки. Считалось, что политическая наука, раскрывая причинно-следственные закономерности и связи в конкретных сферах, дает возможность определить те величины, действуя на которые, можно достичь желаемых результатов. Наиболее далеко идущие выводы из такой постановки вопроса сделали сторонники утилитаризма. Его основатель И.Вентам, отказавшись от постулата просветителей о том, что общее благо достигается в том случае, если люди руководствуются установками естественного права и вечных законов природы, искал мерило их должного поведения в практической личной выгоде.

Постепенно торжество рационализма, сциентизма и научных методов исследования политических феноменов привело к отделению фактов от ценностей, объективизации, ценностной нейтрализации позитивистской политологии. Несовместимость фактов и ценностей постулировалась на том основании, что суждения о последних не содержат объективных знаний, а составляют эмоциональную реакцию на конкретные обстоятельства, истинность которой не поддается научной верификации. Провозглашенная позитивистами нейтральность или беспристрастность политической науки привела к тому, что нравственные аспекты политики были объявлены "личным делом" участников политического процесса, не имеющим никакого отношения к политическому анализу. Следуя этому принципу, позитивисты выступали за то, чтобы юриспруденция занималась разработкой исключительно позитивного права - jus qua jussum, отбрасывая проблему справедливого закона - jus qua justum. Эту позицию наиболее четко выразил, пожалуй, известный французский писатель А.Франс, который утверждал: "Из всех пороков, опасных для государственного деятеля, самый пагубный - добродетель, она толкает на преступление"

18.2 Политика между профессионализмом и моралью

Древний постулат, согласно которому мораль понимается как выбор достойных средств для достижения разумно поставленных целей, лежит в самом основании политики. И действительно, в политике, где центральное место занимает человек, нельзя игнорировать то, что можно обозначить понятием "человеческое измерение". Там, где речь идет о понимании и толковании человека, человеческих целей непременно присутствует ценностное начало. Уже по самому своему определению политика и изучающая ее политология пронизаны морально-этическим началом, поэтому политика не может не иметь морально-этического измерения. Доводы относительно того, что политика должна основываться исключительно на прагматизме, что "чистые руки", т.е. мораль, несовместимы с политикой, не во всем сообразуются с сущностью политики как результата и поля деятельности человека - морально-этического по своей природе существа. В этом контексте неправомерна сама постановка вопроса в форме противопоставления морали и политики. В реальной действительности, как отмечал К.Г.Баллестрем [5, с. 84], "политическое действие развертывается в поле напряжения между властью и моралью".

Поэтому задача политика состоит в том, чтобы найти оптимальную линию для адекватного отображения мира политического и соответственно поиска оптимальных для всего общества решений. Необходимо различать практическую целесообразность и нравственную справедливость. Как отмечал А.А.Гусейнов [80, с. 10], ...надо отличать необходимое и допустимое от нравственно достойного и желательного. Смертная казнь допустима, на данном этапе развития общества даже практически необходима, но она не может быть оправдана с позиций высших этических ценностей. Несовершенны общества, которые практикуют смертную казнь, но трижды несовершенны те из них, которые гордятся этим.

Функционирование современного государственного аппарата и механизма политического управления невозможно представить себе без рационально разработанных, твердо установленных и обязательных формальных правил, без строгой профессионализации политики и механизма управления. Инструментом и одновременно результатом такой профессионализации, в частности, стала бюрократия, которая основывается на принципах профессиональной компетентности, иерархии и специализации функций. В данном контексте, естественно, возникает вопрос о соотношении профессионализма и нравственности. М.Вебер проводил различие между чиновником и политиком [10, с. 666]:

Подлинной профессией настоящего чиновника... не должна быть политика. Он должен "управлять" прежде всего беспристрастно.... по меньшей мере официально, коль скоро под вопрос не поставлены "государственные интересы", то есть жизненные интересы господствующего порядка. Sine ira et studio - без гнева и пристрастия должен он вершить дела. Итак, политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен желать политик - как вождь, так и его свита, - бороться... Ибо принятие какой-либо стороны, борьба, страсть - ira et studium - суть стихия политика, и прежде всего политического вождя.

Деятельность политика и деятельность чиновника подчиняются различным принципам ответственности. Чиновник обязан точно и добросовестно выполнять приказ вышестоящего начальника (если даже он ошибочный). Без такой нравственной дисциплины невозможно функционирование любого аппарата. Политический же руководитель или государственный деятель несет личную ответственность за все свои действия. А это со всей очевидностью предполагает наличие у субъекта ответственности морально-этических позиций и убеждений. С этой точки зрения профессионализм и эффективность чиновника и есть показатель его нравственности, верности своему профессиональному призванию и долгу.

Необходимо провести линию разграничения между правом и нравственностью. А.Шопенгауэр сформулировал следующий постулат: "Neminem laede, sed omnes, quantum est, inva - никому не вреди, но всем, насколько можешь, помоги". Первая часть этого постулата отражает золотое правило "не делай другим то, что ты не хотел бы, чтобы другие делали тебе", т.е. необходимость признания наряду с собственными правами и права остальных сограждан. Вторая часть постулата выражает морально-этический аспект, предусматривающий наряду с соблюдением личного, эгоистического интереса и заботу о благе остальных. В политике это архисложная задача, и особенно важно не допустить перекоса в какую-либо сторону: профессионализма в ущерб нравственности и, наоборот, нравственного начала в ущерб профессионализму.

Подчинение права нравственности, предполагая юридическое определение последней, означает стремление к насильственному насаждению справедливости и добра и может привести к всевластию государства. Об этом со всей очевидностью свидетельствует опыт тоталитаризма, где политика всецело подчинена идеологии, претендовавшей на принудительное осчастливливание всех людей. Здесь, как отмечал Н.Бердяев, правда-истина была соединена с правдой-справедливостью и, добавим, со своеобразно понимаемой распределительно-уравнительной правдой-справедливостью. В результате истина оказалась принесенной в жертву соблазну великого инквизитора, требующего отказа от истины во имя народного блага.

Подлинная любовь к народу не может основываться на игнорировании истины, какой бы горькой и неприятной она ни была. Однако выделение и определение истины в сфере политического - задача особенно трудная. Как справедливо подчеркивал М.Вебер, практический политик может занять некую среднюю позицию, играя роль посредника между конфликтующими сторонами, или принять позицию одной из сторон. Ни то, ни другое не имеет ровным счетом ничего общего с научной объективностью. Там, где замалчиваются неприятные или неприемлемые факты жизни, ни так называемая средняя линия, ни идеалы крайне правых или крайне левых ни на йоту не приближаются к научной истине. М.Вебер считал опасным самообманом убеждение в том, будто можно получить практические нормы, обладающие научной значимостью, посредством синтезирования ряда партийных точек зрения или построения равнодействующей, ибо такая позиция, стремящаяся часто к релятивированию и маскировке собственных ценностных масштабов, представляет собой значительно большую опасность для объективного исследования, чем прежняя наивная вера партий в научную "доказуемость" их догм [10, с. 553].

Любой политик так или иначе сталкивается с вечной и в сущности неразрешимой антиномией между справедливостью и эффективностью, свободой и равенством. Мировой опыт дает достаточно примеров того, что эффективное функционирование любых сфер жизнедеятельности, в первую очередь социально-экономической, требует конкуренции, но конкуренция жестока, она порой не знает пощады к людским судьбам, а порой и к самой человеческой жизни. Однако такова жизнь! Без конкуренции, без соперничества она чахнет. Вместе с тем любая общественно-политическая система, любой режим не может сколько-нибудь длительное время существовать без легимитизации, которая в свою очередь нереальна хотя бы без видимости соблюдения элементарных норм справедливости. Более того, справедливость является одним из краеугольных камней любой теории легитимности. Не случайно тиранические режимы неизменно декларируют свою приверженность принципам справедливости. Истинная же справедливость требует относиться ко всем людям как к равным, но в то же время не приемлет стремления принуждать их стать равными, поскольку это связано с административным уравнением не равных по своим способностям людей, а следовательно, означало бы неравное, т.е. несправедливое, к ним отношение.

В трактовке данного вопроса существует самый широкий спектр мнений. Социалисты и левые либералы решительно выступают за так называемую перераспределительную справедливость. А консерваторы усматривают в ней ущемление свободы тех, кого облагают налогами для обеспечения фондов распределения, например видный представитель консерватизма Ф. фон Хайек считал, что справедливость предполагает распределение или перераспределение материальных благ, а это в свою очередь предполагает наличие распределителя, который осуществляет этот акт в соответствии со своим субъективным пониманием добра и зла, справедливости. В свободном обществе и рыночной экономике нет и не должно быть распределения или перераспределения, т.е. вообще нельзя вести речь о социальной справедливости. Здесь все действия совершаются естественным путем, и каждый участвующий в этом механизме получает свое. Речь может идти о помощи людям при несчастном случае, при стихийных бедствиях, болезни, катастрофе, но не об исправлении или восстановлении социальной справедливости.

Иной точки зрения придерживается либерал Дж.Роулс, теория справедливости которого в последние два десятилетия пользуется особой популярностью. Роулс считает, что подобно тому, как истина составляет главную добродетель науки, справедливость есть главная добродетель общественных институтов. Независимо от своей стройности и привлекательности любая теория подлежит замене, если обнаруживается ее несоответствие фактам. То же самое и в отношении общественных институтов и законов, если они продемонстрировали свою несправедливость. В силу того что любой индивид пользуется правом неприкосновенности своей личности, ни одно общество, претендующее на приверженность принципам справедливости, не вправе нарушить это право ни под одним предлогом. Подобно тому, что единственным оправданием применения ошибочной теории является отсутствие лучшей, так и "несправедливость становится терпимой, если необходимо избежать еще большей несправедливости"[143].

Долг общества - обеспечить своим членам условия для достойной человека жизни. У общества не может быть целей, отличных от целей своих членов. Поэтому гражданство представляет собой не только юридически-правовой статус, но и социальное состояние. Равенство перед законом и связанные с этим гражданские права в правовом государстве составляют лишь часть, которую необходимо дополнить политическими и социально-экономическими правами. Очевидно, что обеспечение подлинной свободы в обществе предполагает, чтобы каждый человек стал гражданином не только в юридическом и политическом, но и в социальном плане. Политическое равенство - это не самоцель, а исходное состояние, которое создает равные для всех условия выбора. Оно служит тем фундаментом, на котором процветает свобода. Свобода остается недостижимой мечтой, пока каждому члену общества не будет обеспечен равный доступ ко всему разнообразию жизненных шансов.

Это предполагает создание защитных мер, дабы никто не мог пасть ниже общего исходного статуса. Поэтому естественно, что одной из важнейших функций гражданского общества и правового государства является обеспечение минимальных необходимых средств существования для всех своих членов, прежде всего тех, которые в силу разных причин не в состоянии это делать сами (инвалиды, больные, престарелые, дети-сироты и т.п.). Данную задачу первоначально выполняли главным образом разного рода институты гражданского общества: кровно-родственные, сельские, соседские общины, церковные организации, благотворительные организации и фонды, профессиональные общества, профсоюзы и т.д. Позже в силу различных причин значительную часть ответственности за обеспечение необходимого уровня жизни в XX в. взяло на себя государство. Более того, в индустриально развитых странах в результате неуклонного расширения социальных программ, осуществляемых государством, утвердилось государство благосостояния, составной частью которого является широкий комплекс программ, призванных обеспечить приемлемыи уровень жизни непривилегированным слоям населения - старикам, инвалидам, всем категориям нетрудоспособных членов общества. В качестве одной из главных целей государства благосостояния его приверженцы выдвинули "расширение" демократии - предоставление всем членам общества не только юридических и политических, но также социальных прав путем справедливого, с их точки зрения, перераспределения доходов. В социал-демократии и либеральном реформизме государство благосостояния рассматривается как гарант обеспечения социальной справедливости и социальные программы стали неотемлемой частью правового государства.

18.3 Антиномии равенство - свобода, реальное - идеальное

При решении проблемы справедливости перед любым политиком так или иначе встает вопрос о свободе и равенстве, правах: обязанностях человека и гражданина. Ключевое место здесь зажимает идея личной свободы. Она выступает как источник и зава, и нравственности. Сам факт утверждения гражданского начала тесно связан с упрочением идеи свободы личности. Максимум гражданской свободы обеспечивает максимум нравственной Свободы. Вместе с тем, как подчеркивал Ф.М.Достоевский, свобода без внутреннего самоограничения ведет к распущенности. Свобода личности имеет смысл лишь в соотнесенности с чем-то другим, о ней как о ценности можно говорить лишь в отношениях между людьми. С этой точки зрения свобода составляет важную, но не единственную сущностную характеристику человека. Будучи разумно-нравственным существом, человек живет и действует, не только преследуя собственные эгоистические цели и интересы, но и носит в себе сознание сверхличных, стоящих над ним начал и законов (сверхличных в том смысле, что отдельный индивид немыслим вне общества и общественных связей). Человек сам по себе не может быть мерой всех вещей. В этом качестве он может выступать лишь как существо нравственно-разумное, которое руководствуется оснрвополагающими морально-этическими нормами и установками, составляющими некую невидимую ось, обеспечивающую сущностное единство общества.

С точки зрения оранжировки и определения приоритета целей и средств их достижения актуальна проблема соотношения идеального и реального в политике. Как указывалось выше, этика, в том числе и политическая, включает в себя элемент идеала и соответственно идею о конечных целях общества. Естественно, что в точке пересечения этики и политики особую актуальность приобретает вопрос об общественном идеале, а также о соотношении целей и средств. "Что всегда превращало государство в ад на земле, так это попытки сделать его земным раем",- писал Ф.Гельдерлин. Попытка определить конечную цель политического действия, тем более реализовать идеал совершенного общества, не согласуется с основными принципами как моральной философии, так и самой природы человека. В истории не было и не могло быть прямолинейного прогресса добра, совершенства, справедливости, счастья, ибо сам человек является средоточием как светлых, так и темных, как божественных, так и дьявольских начал, начал добра и зла.

При разработке того или иного общественного идеала необходимо исходить из постулата о свободе бесконечного развития, а не цели достижения полной гармонии всех аспектов жизни. Подобно тому как видимый физический горизонт есть всего лишь иллюзия, за которой простирается бесконечность, мыслимый человеком моральный горизонт также является иллюзией, за которой лежит бесконечность действий и устремлений. Понятие бесконечности - фундамент общего миропонимания, оно должно быть краеугольным камнем также моральной философии. По словам П.Новгородцева, путь морального прогресса - это путь исканий и стремлений, человек идет по этому пути, не останавливаясь на достигнутом и преодолевая препятствия [73]. Здесь имеется в виду не достижение конечных целей и окончательных решений, а непрекращающееся стремление к вечному идеалу. Этот идеал, собственно говоря, и может существовать как идея, утопия, отдаленная цель, которую невозможно в полной мере достигнуть, но к которой люди всегда будут стремиться. Пытаясь реализовать эти стремления, они идут к более совершенному обществу с более гуманными, свободными, демократическими отношениями.

Когда мы слышим о том, что такая-то партия, придя к власти, не реализовала все свои программные установки, обещания, или что такому-то идейно-политическому течению не удалось сформулировать программу, в полной мере соответствующую существующим реальностям, или что программа "великого общества" Л.Джонсона (государство благосостояния) потерпела неудачу в решении проблем бедности и социального равенства в США, то это говорит не столько о несостоятельности программы, предлагаемой определенным идейно-политическим течением, сколько о невозможности втиснуть все многообразие социального бытия в прокрустово ложе каких бы то ни было схем и проектов. Утверждают, что король Кастилии и Леона Альфонсо X, правивший в XIII в., заявлял, что если бы Бог посоветовался с ним, когда создавал мир, получил бы неплохой совет. Возможно, нам следует возблагодарить всевышнего за то, что он не обратился к самонадеянному монарху за таким советом.

Вечная антиномия между идеалом и реальностью постоянно самовоспроизводится, поскольку реальность не может быть статичной, неизменной, раз и навсегда утвердившейся. Всякая идеальная конструкция создается путем экстраполяции количественных переменных и параметров наличного состояния на будущее, которое имеет собственную систему детерминаций, приоритетов и предпочтений. В данном контексте легче понять принципиальную невозможность разрешения антиномии между свободой и равенством. Обе эти категории представляют собой идеалы, желательные для большинства людей, но практически недостижимые. Теоретическое допущение полной реализации идеала свободы предполагало бы ущемление равенства и, наоборот, полная реализация идеала равенства - ущемление свободы.

Если я не стою за себя, то кто встанет за меня? Если я только за себя, то кто я? Если не сейчас, то когда?

Если принять за отправную точку это изречение из Талмуда, то одинаково несостоятельными морально окажутся как учения, проповедующие неограниченный индивидуализм, так и учения, которые требуют жертвовать благосостоянием и счастьем ныне живущих во имя будущих, еще не родившихся поколений. Как подчеркивал А.И.Герцен, каждое поколение - это свой собственный мир, "цель для каждого поколения оно само" и нельзя приносить его в жертву, превращая в опору, призванную всеми своими силами поддержать свод еще неспроектированного и непостроенного здания, предназначенного для будущих поколений. Все предшествующие поколения носили в себе и свою цель, и свое оправдание. Иначе потеряли бы смысл и значение как исчезнувшие древние цивилизации, так и деяния наших предков. Нет и не может быть такого состояния общественного бытия или такой организации социальной жизни, где общественный идеал нашел бы полную и завершенную реализацию такого состояния, для которого любое прошлое или любое настоящее могло бы служить средством.

Сама постановка вопроса об окончательном решении, полной реализации той или иной идеальной модели или конечной цели черевата огромной опасностью для самой человеческой свободу соответственно опасностью аннигиляции самой морали и нравственности. Тот, кто верит в возможность окончательного решения всех проблем человечества путем создания совершенной общественно-политической системы, будет готов заплатить за это любую цену, в том числе, как это продемонстрировали тоталитарные ре жимы, миллионы и десятки миллионов человеческих жизней. По самой своей логике он готов подавлять и уничтожать своих оппонентов, если они не разделяют его целей, искоренять все еретические, по его мнению, взгляды. Поскольку путь к цели далек и долог, необходимо постоянно принимать меры, призванные обеспечить стремление к цели,- подавлять всякую критику, ликвидировать оппозицию, насаждать убеждение в мудрости и всемогуществе предводителя. Один из важнейших принципов такого утопизма состоит в том, что каждая наступившая эпоха будет приноситься в жертву тем, которые придут после нее, и так до бесконечности.

Очевидно, что проблему соотношения политических целей и средств невозможно разрешить, основываясь, как это пытался делать Ф.В.Ферстер, на постулате: "Из добра может следовать добро, из зла лишь зло". Исторический опыт показывает, что в сфере властных отношений наидостойнейшего из людей подстерегает множество соблазнов. Как говорили древние греки, власть выявляет истинную суть человека. Приходится констатировать, что последняя слагается из множества константных и переменных величин, где божественное перемежается с сатанинском, благородное с низменным, истинно человеческое с неандертальским, устремленность ввысь с дьявольской одержимостью и т.д.

Очевидно, что не всегда человек выдерживает испытание властью и нередко второе начало одерживает верх. Поистине, как говорил один из героев Честертона отец Браун, "можно удержаться на одном уровне добра, но никому еще не удавалось удержаться на одном уровне зла". К сожалению, за примерами, свидетельствующими о верности этого суждения, вовсе не нужно обращаться к отдаленным временам или странам. В нашей сегодняшней жизни их предостаточно. К тому же не всегда человек или идея выступает на общественно-политическую авансцену в своем истинном обличий. Случается, что великие идеи приходят в мир в обнимку со злом, а бывает и так, что, как говорил Ф.М.Достоевский, зло приходит в мир в маске добра. Сколько за всю историю разного рода лжепророков, претендовавших на осчастливливание всех людей, на деле оказывались сущими антихристами и бессовестными, злодеями, принесшими неисчислимые бедствия и чужеземным народам. Эти примеры демонстрируют верность слов лорда Эктона, который говорил: "Любая власть развращает, а большая власть развращает абсолютно". Нашим политикам, только что освободившимся из тоталитарного плена, стоит всерьез поразмышлять над этим.

Выдвигая хорошие, на первый взгляд, а то и прекрасные идеи, нельзя забывать о реальностях, тем более подгонять под них эти реальности. В этом контексте интерес представляет проводившееся П.Сорокиным разграничение в подходах к этике между неокантианством и социологизмом. Первое говорит словами С.Лотце [80, с. 325]: "Я все еще убежден, что иду правильным путем, когда ищу в том, что должно быть, основание того, что есть". Второй же, наоборот, утверждает: "В том, что есть, мы ищем то, что должно быть". Однако, как представляется, нет непреодолимого разграничения между миром сущего и миром должного. А если это так, то нет и резко обозначенной границы между властью и моралью.

Идеальная цель, как бы далека и возвышенна она ни была, должна принадлежать реальному миру. Важное место в нашей жизни занимает выбор между возможностями, предоставляемыми реальными условиями, и обстоятельствами. Разумеется, можно пассивно наблюдать, плыть в водовороте политических событий и процессов. Но все же политика немыслима без решений, а всякое решение сопряжено с выбором из двух и более вариантов. На принятие решения непосредственное влияние оказывает то, как принимающий его человек оценивает мир, свое место в нем и происходящие события. Оценки, на основе которых принимаются решения, могут быть сознательными или бессознательными, простыми или сложными, тщательно продуманными или поспешными, основанными на солидной или поверхностной информации.