"Гибридная война": истоки и политические последствия

У статті аналізується "гібридна війна" Росії проти України, коли доповнюють один одного військові й невійськові форми діянь, розраховані на досягнення цілі змором, підрив зсередини з використанням сепаратистів і фрондерів всередині країни.

Ключові слова: "гібридна війна", "багатовимірна війна", сепаратисти, кризове реагування, високоточна зброя, миротворча операція, анексія Криму, ЛНР і ДНР, Новоросія, конфедералізація, ірредента.

Vasyl Tkachenko, Mykola Doroshenko. "Hybrid war": origins and political implications

13 ноября 2014 года пятый президент Украины Петр Порошенко подписал указ о праздновании ежегодно 21 ноября Дня Достоинства и Свободы [2]. Представляя документ, глава государства отметил, что Украина - это территория достоинства и свободы. Такими нас сделала не одна, а две революции - наш Майдан 2004 года, который был праздником Свободы, и Революция 2013, Революция Достоинства. Это был чрезвычайно тяжелый экзамен для Украины, когда украинцы продемонстрировали свою европейскость, достоинство, свое стремление к свободе.

Но так уж случилось в этом году, что последняя суббота 21 ноября совпала с еще одним памятным мероприятием в становлении идентичности украинского народа - Днем памяти жертв Голодомора. Поневоле возникает вопрос: не слишком ли много на один день мероприятий, связанных с павшими жертвами? Ведь кое-кто уже воспользовался случаем, чтобы надругаться над светлой памятью невинно убиенных и погибших. Речь идет о лишь слегка завуалированной угрозе, опубликованной в Российской газете (Федеральный выпуск) №6538 от 21 ноября 2014 г. "видимо, только Богу сегодня известно, как будет именоваться в украинском календаре день 21 ноября всего через год". Смягчающим обстоятельством в этом случае может послужить разве что фамилия автора неподобающей статьи - Петр Лихоманов (на украинском языке "лихоманка" означает не что иное, как болезненную горячку).

Как свидетельствует европейская традиция, умные и достойные люди никогда не позволят себе глумиться над мертвыми. В свое время великий французский социолог Эрнест Ренан уделял особое внимание тому факту, что нация, как, впрочем, и индивидуумы, это результат положительных усилий, жертв и самоотречения. Культ предков, считал он, самый законный из всех, ибо именно предки сделали нас такими, какими мы являемся в настоящее время. Героическое прошлое, великие люди, слава (но истинная) - вот главный капитал, на котором основывается национальная идея: "Иметь общую славу в прошлом, общее желание в будущем, совершать вместе великие поступки, желать их в будущем - вот главные условия для того, чтобы быть народом. Любят пропорционально жертвам, на которые согласились, пропорционально бедам, которые пришлось перенести. Любят тот дом, который строили, и теперь переносят... Разделять в прошлом общую славу и общие сожаления, осуществлять в будущем ту же программу, вместе страдать, наслаждаться, надеяться, вот что лучше общих таможен и границ, соответствующих стратегическим соображениям; вот что понимается, несмотря на различия расы и языка. Я сказал только что: "вместе страдать". Да, общие страдания соединяют больше, чем общие радости. В деле национальных воспоминаний траур имеет большее значение, чем триумф: траур накладывает обязанности, траур вызывает общие усилия" [3].

Украинцы не злопамятны, и никогда не ставили задачи обвинить в геноциде украинского народа какой-то другой народ или социальную страту. Признание Голодомора 1932/33 годов ставило перед собой задачу самоочищение украинского народа от скверны большевизма - ведь политическая ответственность за установление того или другого властного режима лежит прежде всего на самих гражданах государства. Мы должны осознать, что все мы - нынешние граждане Украины - виноваты в том, что позволили большевизму утвердиться на нашей земле. Также как все немцы несут политическую ответственность за приход к власти Гитлера. Именно так смотрят на эту проблему в современной Европе. Преподавание трагических страниц в курсах истории преследует цель избегнуть повторения Голодомора, Холокоста, и других преступлений против человечности, этнических чисток и массового нарушения прав человека для лечения ран прошлого и для развития европейских фундаментальных ценностей. Вот это мы и считали решающим условиям признания Голодомора геноцидом украинского народа (как демоса, а не этноса!), важным фактором примирения, признания, понимания и взаимного доверия между людьми.

Нам нечего стыдиться своих отцов и дедов - они жили и отстаивали свое достоинство, как умели, и нет стыда в том, что в какое-то время им довелось быть побежденными в борьбе за свободу и независимость. Ведь в конечном итоге наследники получили полное моральное право снова поднять флаг борьбы и победить. В публикуемых ныне материалах архива Службы безопасности Украины мы имеем возможность увидеть истинное лицо украинского повстанческого движения накануне Голодомора. Они напоминают нам, что геноциду Украине предшествовало около 5 тысяч восстаний. Восстания охватили в первую очередь зерновые районы - Днепропетровщину, Запорожье, Донбасс, Луганщину, другие регионы центральной и восточной Украины. Эксплуатация, репрессии советской власти в сталинские времена вызвали массовый протест людей - в 1930-м количество протестующих историки оценивают в 1,2 миллиона. В первом полугодии 1932 года 56 % протестных выступлений в СССР приходились на Украину. Жертвами Голодомора в УССР, по оценке Национальной Академии наук Украины, стали 4,5 миллионов человек. Кроме трагедии на землях Украины, голод свирепствовал на Северном Кавказе, Кубани и Поволжье, где этнические украинцы также составляли весомую часть населения. Нынешние граждане Украины никогда не утверждали, что Голодомор касался только их предков. Но каждая держава из бывших республик СССР самостоятельно решает называть ли или не называть эту трагедию геноцидом и преступлением против человечности на своей территории [4].

И сегодня, когда в этом году 21 ноября одновременно поминают жертв Майдана и Голодомора 1932/33 годов, мы не можем не сравнивать положение с сегодняшним Донбассом. Именно там сепаратисты повторяют социальный эксперимент, который восемьдесят лет до этого провели их предшественники- большевики. Чтобы заставить людей трудиться в колхозах, их нужно было запугать. И не просто смертью - во время гражданской войны и смерть "на миру" была красна. Но большевикам необходимо было низвести крестьянина до биологического состояния, унизить в нем все человеческое. И им это удалось - человек терял социальную оболочку. Большевики попрали моральные устои: искусственно создавалась ситуация, когда, поделившись куском хлеба с умирающим, погибнешь сам. Однако делились. Хотя были и случаи, когда обезумевшие от голода люди опускались до уровня каннибализма.

И, в конечном итоге, большевистский эксперимент удался. Отважные хозяева - колонисты Дикого поля - были низведены до уровня безвольных исполнителей. От их хозяйственности и трудолюбия не осталось и следа. После Голодомора в селах распространилось пьянство и воровство. Но главное - панический страх перед голодом. И страх перед властью, которая готова в любой момент отнять последний кусок хлеба. Произошла перезагрузка жизненных потребностей: колхозное крепостничество, бесправие и нищета - все отныне воспринималось как меньшее, по сравнению с голодом зло.

То же самое происходит сейчас в Донбассе. Боевики утюжат залпами "Градов" и минометным огням жилые массивы не просто так. Ведь еще весной у тамошнего населения были большие амбиции. Хотели зарплату как у России, стабильности как у Беларуси. Но сейчас ошалелые от ужаса люди психологически уже сломлены. Пережившие бомбежки стали похожи на наших стариков, переживших Голодомор. И те, и другие согласны на все, лишь бы избавиться от ужасов бомбежек. И они действительно не восстают, как не восставали сломленные Голодомором наши бабушки и дедушки. И им долго придется восстанавливать человеческое достоинство и свою растоптанную жизнь. Да еще научиться ходить по улицам без страха [5].

А потому, есть смысл подвести итоги социального феномена, известного ранее как Евромайдан 2013/2014 годов, а отныне ставшего нашим национальным праздником как День Свободы и Независимости. По всем меркам Гамбургского счета украинцы должны дать ответ на конкретный вопрос: стоило ли того все пережитое? Ответ этот, конечно же, каждый должен найти для себя индивидуально. Но, может быть, результаты социологических исследований облегчать поиск альтернатив.

Итак, к годовщине Евромайдана две авторитетные социологические фирмы - Демократические инициативы имени Илька Кучерива (Деминициативы) и Киевский международный институт социологии (КМИС) - провели с 8 по 18 октября 2014 года совместное исследование [6]. Согласно им в акциях протеста против власти в период с 30.11.2013 по 21.02.2014 всего участвовало 20 % населения Украины. В целом это очень большой показатель, хотя формы участия в Евромайдане значительно отличались: 5 % участвовали в акциях протеста в Киеве (а это свыше 2 млн. человек!); 6 % - в других городах и селах; а еще 9 % помогали митингующим (продуктами, вещами, деньгами). Не участвовали в событиях в целом по Украине - 81,6 %. По регионам этот показатель неучастия весьма неоднороден: Запад - 46,9 %; Центр - 80,9 %; Юг - 96,6 %; Восток - 95,1 %; Донбасс - 97,1 %.

Участие в протестных акциях Евромайдана существенно коррелирует с уровнем образования: 25 % граждан на Майдане были с высшим образованием; 15 % - со средним специальным образованием; 14 % - законченным средним; 7 % - с неполным средним. То есть, наиболее активно принимало участие в протестных акциях как раз наиболее образованное население, а средний образовательный уровень на главном Киевском Майдане был заметно выше не только среднего по стране, но и среднего по Киеву. На примере Киева различия по полу среди участников распределялись таким образом: мужчины - 7 % от опрошенных, а женщины - 3,5 %.

В понимании того, чем же, в конце концов, был Евромайдан, в целом по Украине преобладает мнение (38 %), что это была осознанная борьба граждан, объединившихся для защиты своих прав, а еще 17 % считают, что это был стихийный протест населения. В то же время, 31 % населения считает, что это был государственный переворот, причем 16 % предполагают, что этот переворот был подготовлен политической оппозицией, а 15 % уверены, что он был осуществлен при поддержке Запада.

Разительно отличается понимание того, чем же был Евромайдан, в региональном отношении. И именно в этом вопросе, на наш взгляд, определилось главная линия гражданского противостояния, которая повлияла и на дальнейшее течение событий на Донбассе. Так, с положением, что это была "сознательная борьба граждан, объединившихся для защиты своих прав" согласились: 70,5 % опрошенных на Западе; 47,9 % - в Центре; 20,1 % - на Юге; 22,3 % - на Востоке; 3,2 % - на Донбассе. И с противоположным утверждением, что Евромайдан был "переворотом, проведенным с помощью Запада", согласилось: 2,4 % респондентов Запада; 5,4 % - Центра; 14,2 % - Юга; 15,4 % - Востока; 50,7 % - Донбасса.

Опираясь на данные исследования, социологи склонны видеть, что чем большая доля населения региона реально участвовала в борьбе на майданах (в разных городах и селах), тем менее склонны его жители считать это событие переворотом, и тем более видеть в этом руку Запада. И наоборот, эту оценку активно поддерживают люди, чьи знакомые на Майдане не бывали, и мнение свое они составили, прежде всего, по российским источникам - известных в этом пункте не просто своей необъективностью, но и злостными фальсификациями. гибридный война сепаратист

Интересные данные предоставила еще одна социологическая служба - Центр исследования общества. Они обратили внимание на то, что "насилие со стороны протестующих было ответом на насилие власти, а не наоборот". Только 12 % протестов на площадях были насильственными, в то время как репрессиям властей подвергся каждый третий протест. Социологи отмечают проявившуюся специфику действий властей: кроме милиции четверть репрессивных функций осуществляли неизвестные так называемые "титушки". Активную позицию занимали также суды - 13 % репрессий.

Всего за период с 21 ноября 2013 по 23 февраля 2014 в Украине было зафиксировано, по меньшей мере, 3950 протестных событий: 3235 из них были напрямую связаны с Евромайданом и происходили в его поддержку, а 365 можно отнести к Антимайдану. Среди участников Майдана чаще всего сообщалось о таких партиях как "Свобода" (18 % акций); "Батькивщина" - 13 %; УДАР - 10 %; "Демократический альянс" - 3 %; Радикальная партия - 1 % протестных акций Майдана. Всего участие крайне правых сил (ВО "Свобода, Правого сектора и других украинских ультранационалистических партий, организаций и инициатив) было зафиксировано в 25 % протестов Майдана. Это, по мнению социологов, "противоречит пропагандистским картинкам российского телевидения, поскольку большинство протестов Майдана, судя по сообщениям, прошла без их участия, а роль Правого сектора была в разы преувеличена" [7].

Тезис об антиконституционном перевороте, навязываемый российской пропагандой среди населения Украины, несет на себе огромную идеологическую нагрузку в стиле "холодной войны". Аргументы России в пользу вмешательства во внутренние дела Украины можно сгруппировать в нескольких тезисах: 1) смена власти в Украине привела к свержению главы государства, пришедшего к власти путем выборов, незаконна; 2) русскоязычное население на востоке Украины и в Крыму нуждается в защите от атак фанатиков и нарушения ими "прав человека"; 3) смена власти в Украине - прямая угроза военному присутствию России в Крыму и Черном море; 4) беспорядки в Украине могут обернуться для России масштабной проблемой беженцев; 5) народ в Крыму и на востоке Украины сам позвал на помощь Россию; 6) в Крыму был проведен демократический референдум.

По каждому из этих пунктов есть возражения. Во-первых, Янукович бежал в Россию и, таким образом, самоустранился от исполнения конституционных полномочий. Во-вторых, не было никакой ситуации в Крыму, которая бы угрожала безопасности русскоязычного населения. В-третьих, новое правительство в Украине заявило о намерении придерживаться международных соглашений и не угрожало российскому военному присутствию. В-четвертых, проблема беженцев возникла только после вторжения российских войск и наемников в район Донбасса, а не до вторжения. В-пятых, решение о вмешательстве иностранных вооруженных сил может быть принято лишь Верховной Радой Украины. В-шестых, так называемый референдум в Крыму состоялся в присутствии российских танков и в условиях ограниченной свободы, а потому ничтожный с самого начала.

А всем тем, кто в России обвиняет руководство Украины, что оно пришло к власти "вооруженным антиконституционным путем", и лишь "после переворота были проведены выборы", следовало бы напомнить устоявшееся в общественной мысли Европы положение известного мыслителя Карла Ясперса о законности свержения власти "преступного государства". Правда состоит в том, что свергнуть "преступное государство" конституционным путем невозможно по определению. Ведь главной характеристикой такого государства является то, что оно "в принципе не создает и не признает правопорядок. То, что называется правом и что это государство рождает в потоке законов, представляет для него средство для усмирения и покорения народа, а не нечто такое, что оно само уважает и соблюдает" [8].

Так что же, в конце концов, произошло в Украине осенью-зимой 2013-2014 годов? Прежде всего - осознание преступности режима Януковича широкими массами населения. Это осуществилось тогда, когда миллионные протестные акции засвидетельствовали, что украинский народ поднялся до понимания необходимости нравственно-политической революции. Вот это озарение необходимости и желания "жить по-новому" и стало для нас предпосылкой перспектив на будущее. Украинцы решили начать все сначала и радикально разрушить мосты, связывающие нас с бывшим преступным государством и ориентироваться на принятие европейских ценностей.

И, наоборот, в России, по оценке авторитетного российского исследователя Игоря Зевелёва, под влиянием массированной пропаганды "абстрактно понимаемый "Запад" стал восприниматься как сила, стремящаяся распространить свои ценности и образы на русский мир, покушаясь тем самым на то, чтобы изменить уникальную - и все более консервативную - российскую национальную идентичность". Революционные события в Украине, которые были интерпретированы в Москве как государственный переворот, инспирированный Западом на территории "русского мира", подвигнул Кремль "секюритизировать эти вопросы, то есть перевести их в разряд важнейших для выживания нации и государства", что на практике вылилось в "захват большим государством части территории более слабого соседа" [9].

Вот так и образовалось принципиальное различие между народами украинским и российским. И состоит оно ныне в степени осознания ими необходимости внутреннего очищения, духовного возрождения и повышения политической ответственности за судьбы мира. Президентские выборы в Украине продемонстрировали, что в первом же туре голосования осуществился качественный скачок в осознании гражданами Украины необходимости переплавиться, возродиться и отбросить все пагубное. То же показали и выборы в Верховную Раду Украины - по общенациональному округу в нее не прошли ни коммунисты, ни "Свобода", ни "Правый сектор". Так что обвинения Украины в экстремизме оказались "дутыми". А вместо этого на повестку дня были поставлены задачи, достойные и народа в целом, и каждого в отдельности.

"Гибридная война" - во всей своей наготе

Но после каждой войны наступает мир. Каким он будет для одурманенного информационно-психологическим оружием населения по обеим сторонам этого "фронта без тыла"? Окончательный ответ здесь можно будет дать только после преодоление кризиса в украинско-российских отношениях. Только тогда воочию будет видно, что сильнее: информационно-психологическое оружие политтехнологов России, или морально-психологическое единство народа Украины? Ведь любое государство крепко настолько, насколько крепок его невидимый социальный капитал - солидарность и доверие друг к другу его граждан.

Но все же - как видит ныне возможное преодоление этого кризиса российская сторона? При анализе многих витиеватых "загогулин" политиков суть их зачастую очевидна: Россия хочет даже не федерализации Украины, а ее конфедерализации с целью гарантированного блокирования любого продвижения Украины в европейское сообщество. И таким блокиратором, своеобразным аварийным "стоп-краном", должен выступать Донбасс. А вот Крым - это трактуется как уже совершенно другая история. Крым считается чем- то таким, что вообще не подлежит пересмотру. Хотя оба эти вопроса - Донбасса и Крыма - тесно увязываются между собой.

Каким образом? Об этом многие из высшего эшелона власти говорят достаточно откровенно: то ли на жаргонном языке того же Владимира Жириновского (вспомним его официальное обращение к Польше на счет раздела Украины), то ли желчно-иезуитскими устами Константина Затулина. Так, например, Затулин заявляет, что "российско-украинские отношения, плохие или хорошие, обречены остаться. Как их выстраивать, если потеряв Крым, Украина получила от России взамен "крымский синдром" - фантомную боль, которая может быть посильнее настоящей? На этот вопрос у России, теоретически, могут быть только два варианта ответа. Или Украина развалится на несколько Украин - и тогда никто не сможет сказать, какой из них следует вернуть Крым и Новороссию", или же "Украина сохранится на карте - без Крыма, но с Новороссией, занявшей его место в российско-украинских отношениях (курсив наш. - Авт.)" [18]. То есть, Новороссия рассматривается как проект, который специально готовился "под слив" при окончательном решении вопроса об аннексии Крыма.

Да тут вышла заминка. Кто же в России в пылу эйфории мог предполагать, что замышлялось одно, а потом выплывет на свет Божий, стара как мир, иррациональная проблема, когда хвост начинает крутить собакой. И в этой ситуации даже такой патентованный украинофоб как Глеб Павловский, озвучивая мнение определенных кругов России, обращает к президенту РФ Путину слова Хлудова из булгаковского "Бега": "Ты хорошо начал, солдат, но плохо кончил". А дальше идет интерпретация этого образа: "Путин хорошо начал. А сегодня у меня такое ощущение, что он испугался... Испугался самого себя. Куда идти дальше. Дальше-то что?.. Очень заметен разрыв между Крымом и последующими действиями. Видно, что дальше все шло как импровизация или реакция на чужие действия. Люди, боящиеся будущего, запрещают себе обдумывать выбор пути. Когда у тебя не поставлены достижимые цели, начинаешь колебаться между двух полюсов - то ничего не делаешь, то ввязываешься в колоссальный конфликт. Если посмотреть на прошедшее лето, мы все время балансировали между растерянностью и войной. При этом войны не хотели, но не знали, что делать, если не воевать? В таких случаях, как говориться, только Бог помилует от беды" [19].

А ведь замышлялось вроде бы все по науке. Исходили из того, что в Украине существует русская ирредента - та же диаспора, но компактно проживающая на сопредельной территории к России. Вот тут, мол, и появляется шанс разжечь сепаратистские настроения, посулив рай земной на присоединенной к России территории, и тем самым внести дестабилизацию в общественно-политическую жизнь Украины. Было завезено оружие, проплачены активисты, пролилась кровь, в социум был внесен раскол. Об этом образно пишет известный российский журналист Андрей Бабицкий. При отсутствии какой-то значимой элиты, на Донбассе из полукриминальной и криминальной среды, с психологической установкой на то, что "винтовка рождает власть", стала взращиваться "новая общность - людей, спаянных войной, получивших силу от ощущения причастности к истории. Они уверены, что им дано перевернуть реальность с помощью автоматов и систем залпового огня. Это, конечно, так, но войны заканчиваются, и жизнь требует возвращения в повседневный формат. Я видел, какой трагедией оборачивается для людей необходимость расстаться с оружием и чувством исторической значимости своего поступка. Здесь будет так же" [20].

Дать в руки оружие легко, но отобрать его уже трудно. Донбасс вошел в процесс со всеми старыми болячками: криминалом, вороватостью, отсутствием привычки уважать закон и т. д. В среднем и мелком бизнесе начался масштабный передел под названием "взять под внешнее управление". Собственник уехал, закрыл свое дело, ДНР приходит и открывает его без ведома хозяина. Объясняют это тем, что городу необходимы работающие предприятия, а людям зарплаты. Но ведь смена форм собственности - это вечный спутник гражданской войны. Остается надеяться на помощь Москвы. Но на Донбассе, пишет Бабицкий, уже кое-кто начинает понимать, что в России свои проблемы: "огромная страна под санкциями, рубль валится, уровень жизни падает. Кремль вынужден вести сложную игру: где-то нажать, где-то отступить. И если в какой-то момент ему понадобится пожертвовать интересами Донбасса, он это сделает не задумываясь". А на Донбассе свои болячки: "уголь у нас дороже, чем в России, потому что его там добывают открытым методом, а мы в шахтах. Нужен какой- то перелом. А какой перелом, если война продолжается и мы в изоляции" [21].

Кроме того, следует учитывать международный резонанс вокруг проблемы Донбасса. Никто в мире не хочет какого-то нового "косовского прецедента". Каждая страна имеет ирреденту в соседней стране - то ли большую, то ли меньшую. И если каждая из меньшинств станет на путь сепаратизма, то это взорвет устоявшийся порядок в мире. Одно дело, когда какое-то меньшинство начинает бунтовать против правительства того государства, гражданами которого они являются. Это может быть воспринято международной общественностью как нечто легитимное, как борьба за права человека. Но когда, пишет старший советник Центра стратегических и международных исследований (Вашингтон) Эдвард Люттвак, в эти действия местного населения вовлекается иностранное государство, поощряет или участвует в них, поддерживая всеми доступными средствами - тогда то, что делает местное население, не играет уже никакой роли. Это автоматически квалифицируется как столкновение противоборствующих государств. Просто потому, что вовлечено другое государство. Тем паче вовлечено с применением армии или флота. Пусть и с поддержкой из числа из местного населения. У любого крупного внешнего игрока на поле малого всегда есть поддержка среди местного населения. Таким образом, "украинский прецедент не имеет пока ничего общего с делом объединения наций. Это не вопрос того, что одни русские хотят объединиться с другими русскими. Здесь речь идет о геополитических интересах российского государства: с его деньгами, тайными и явными операциями, при помощи которых оно хотело спровоцировать выгодные этому государству изменения на территории Украины" [22].

Российские политики пытаются уйти от этого ясного вопроса, несколько замутив проблему тем, что, мол, Украина в отношении к России вроде бы и не государство, а так себе - вечный исторический сателлит и этнографический донор. Так, бывший глава Администрации президента России Александр Волошин рисует эту "картину маслом" следующим образом: "Украина для нас... при всем уважении к украинской незалежности, это что-то совсем близкое. Если сравнивать наши отношения, допустим, в параметрах Великобритании, я бы сравнил это с отношениями между Англией и Уэльсом. Это совсем близко, даже не между Англией и Шотландией. Это реально довольно близкие отношения". И далее: "Из этого не должно вытекать, что мы будем готовы обсуждать статус Крыма" [23]. Мол, взяли свое, и никто нам не указ.

Вот в этом и состоит главная ошибка. Мир то ведь изменился, он глобализировался и стал взаимозависимым. Мир бросил свой вызов времени, на который следует отвечать, ведь судьба ведет умного за руку, а дурака тащит за ворот. Сейчас аналитики приходят к пониманию того, что целостной и ориентированной на будущее модели развития в России не сложилось. Так, Федор Лукьянов, редактор журнала "Россия в глобальной политике", с тревогой констатирует, что двигаясь по сложной и хаотической траектории, Россия застряла между двумя состояниями. Страна так и не стала равноправной частью мировой экономики, которая извлекала бы полноценные дивиденды из глобализации. Но и интегрировалась в нее в достаточной степени, чтобы испытывать на себе все потрясения на мировых рынках. В какой-то момент промежуточная ситуация стала тяготить всех - и сторонников дальнейшей интеграции, и приверженцев более изолированного развития. Но движения ни в ту, ни в другую сторону не происходило по целому ряду причин как внутреннего, так и внешнего свойства. Но вот вдруг на наших глазах возник "момент истины": "Украинская коллизия сломала тренд, создав совсем другую ситуацию, которая может дальше развиваться в разных направлениях. Теперь все больше, чем прежде зависит от нас самих - внешние источники роста либо закончились, либо отсечены из-за политической ситуации. России необходима концепция экономического прорыва с опорой на внутреннюю инициативу и человеческий капитал, внешних стимулов ожидать больше не приходится (курсив наш. - Авт.)" [24] .

И вот в это самое время, когда цели для России по-прежнему не поставлены, когда общество не знает, куда двигаться дальше, машина власти тем временем в сегодняшнем стратегическом поле не работает. Более того, она делает ошибки, а люди, спасаясь, начинают каждый решать свои проблемы отдельно. И в этой ситуации, замечает Глеб Павловский, было бы ужасно, если бы Путин забыл, что он же управляет не Новороссией, а Россией, и что не его заботой должно быть обдумывание ситуации, как организовать власть в Луганске и Донецке: "Сейчас настало время поворота к будущему времени для страны. Когда ты повернешься к реальным делам, тебя перестанут мучить кошмары санкций и мысли о том, подал ли руку какой-то премьер. В принципе ведь задача санкций не столько в том, чтобы сделать тебе больно, а чтобы ты каждый день думал о них, пока эти переживания не съедят твой мозг". Конечно, каждое государство может поставить себе какую-то цель - то ли реальную, то ли фантастическую. Этим можно заниматься на досуге, "но только в том случае, если мы останемся Россией, а не превратимся сами в Новороссию у себя дома... Когда гаснет понимание стратегической цели - долгосрочной, среднесрочной, промежуточной, - остаются одни эмоции, распаляемые из "Останкино" по вашему же указанию. Такое кончается плохо. Но не обязательно так плохо, как мы думаем, - это может кончиться еще хуже" [25] .

Конечно, можно сказать, что не только Россия, но и государства побольше и помощнее тоже пребывают в поисках стратегического проекта будущего. Сейчас ведутся споры, каков проект будущего выдвинут США, а каков будет от Китая. Однако, при всех раскладах, складывается впечатление, что Россия в выигрыше не будет ни при каких обстоятельствах. Прислушаемся к авторитетному мнению программного директора Российского института по международным делам Ивана Тимофеева: "Украинский кризис хорошо иллюстрирует сложившуюся ситуацию. Россия заняла жесткую позицию, действует на опережение, заявляет о себе как о державе, с мнением которой нужно считаться. Сейчас видно, что наша страна вряд ли отступит от взятого курса. Однако оппоненты будут отвечать России не только и не столько политическими методами. Они будут пытаться не допускать Россию к глобальным источникам роста и развития. Причем давление будет мощным и консолидированным. А Россия будет в этой игре без надежных союзников" [26].

В создавшейся ситуации, по мнению российского исследователя Тимофеева, Россия оказалась в ситуации шахматного цугцванга, - какой бы ход она не предприняла, она будет в проигрыше. В случае жесткой конфронтации с Западом повысится рост консолидированного давления на Россию, как в сфере безопасности, так и в сфере экономики. Произойдет ее дальнейшая маргинализация, выталкивание на мировую периферию, отсечение от финансовых, технологических и иных источников роста. В данном сценарии России выстоять будет крайне сложно.