С.А. Шпагин

136

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 329(571.1)

РЕГИОНАЛЬНЫЕ ПАРТИЙНЫЕ СИСТЕМЫ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: К МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЯ

С.А. Шпагин

Проведение в 2011 г. очередных выборов в Государственную думу и серии выборов в законодательные собрания субъектов Российской Федерации вновь привлекло внимание общественности и исследователей к тематике политических партий и партийных систем. Хотя партии и оцениваются как относительно слабый институт российской политики [1. С. 149; 2. С. 71], а партийная система рассматривается как неинституционализированная [3. С. 27] и неэффективно исполняющая свои основные функции [4], значение их как механизмов политической мобилизации граждан и структурирования их политических предпочтений остается весьма существенным. Причем не только на общенациональном, но и на региональном уровне.

Исследование региональной политики, выборов и режимов в России уже давно стало популярным направлением деятельности политологов. Однако исследований, непосредственно посвященных изучению региональных партийных систем, в отечественной политической науке пока немного. Среди них можно отметить работы Г.В. Голосова [5], А.В. Кынева [6] и Я.Ю. Шашковой [7]. Вместе с тем интенсивное развитие региональной политики в наши дни вносит существенные коррективы в устоявшиеся исследовательские схемы. Обновляются и те познавательные средства, с помощью которых политологи исследуют политическую жизнь на региональном уровне. Поэтому новое обращение к анализу партийных систем в российских регионах представляется вполне оправданным.

Способы классификации партийных систем

Современная сравнительная политология выработала целый ряд исследовательских инструментов, пригодных для использования в партийной регионалистике. Прежде всего, это количественные классификации партийных систем, первая из которых была предложена французским классиком партологии М. Дюверже. Она основана на критерии масштабов межпартийной конкуренции и использует в качестве критерия количество партий, легально борющихся за власть в стране. М. Дюверже выделял авторитарные однопартийные системы, а среди демократических различал двухпартийные и многопартийные системы [8. С. 266-267]. Позже эту классификацию дополнил российский исследователь Г.В. Голосов, который предложил выделять в самостоятельный тип беспартийные системы тех государств, где политические партии официально запрещены или еще не сложились [9. С. 163].

Вторую классификацию партийных систем разработал Ж. Блондель. Наряду с количеством конкурирующих партий, он учитывает еще и показатель «силы партий», т.е. их результативности на выборах и влиятельности в политической системе. Соответственно, по месту в партийной системе партии могут быть крупными (около 40% и более голосов на выборах), средними (~20% голосов), уменьшенными средними (small to medium-sized) с показателем поддержки ~15% голосов, малыми (~10%) и очень малыми (<10%). В зависимости от сочетания разновеликих партий Блондель выделяет среди партийных систем в демократических странах двухпартийные, двух-с-половинойпартийные и два вида многопартийных - с доминирующей партией и без неё [10. P. 308].

Классификация Дж. Сартори построена на учете уже трех новых критериев. По количеству партий в системе Сартори вслед за Дюверже выделяет однопартийные, двухпартийные и многопартийные системы. Такой критерий, как наличие или отсутствие партии большинства, позволяет ему выявить среди многопартийных систем поляризованные и системы партии большинства. Среди первых по степени идеологической поляризации различаются системы умеренного плюрализма (от 3 до 5 партий), системы крайнего плюрализма (от 6 до 8 партий) и атомизированные системы. Сменяемость правительства в зависимости от результатов выборов дает возможность классифицировать системы партии большинства на системы с несменяемой партией-гегемоном и системы с доминирующей партией, которая может потерпеть поражение на выборах. Это обстоятельство сближает системы партии-гегемона с однопартийными и позволяет оценивать их как авторитарные. Однако и поляризованные системы вызывают критику Сартори: центробежные тенденции, наличие антисистемных партий и безответственность оппозиции ослабляют систему крайнего плюрализма, а атомизированную систему и вовсе можно считать неэффективной и недееспособной из-за слишком большого количества партий. В свете таких выводов положительную оценку Сартори заслуживает только система умеренного плюрализма [11. С. 137-138].

Измерение партийных систем

Общим свойством всех приведенных выше типологий является сравнение партийных систем по количеству партий. Однако большое значение имеет не только общее количество партий в системе, но и параметры межпартийного взаимодействия, определяемые сравнительной величиной поддержки партий избирателями и представленностью их в легислатурах. Поэтому важным дополнением к подобным типологиям партийных систем стало использование различных количественных показателей, призванных оценить масштабы и интенсивность межпартийной конкуренции. Широкое распространение получил, в частности, индекс эффективного числа партий (ЭЧП), предложенный М. Лааксо и Р. Таагеперой: «Эффективное число партий - это число гипотетических равновеликих партий, которое создавало бы такой же общий эффект фрагментации системы, как и действительное число партий неодинаковой величины» [12. P. 4]. Этот индекс рассчитывается по формуле

В этой формуле рi означает долю голосов или мест, полученных партией i по итогам выборов, а n - общее количество партий, участвовавших в выборах. Соответственно, эффективное число партий рассчитывается в двух версиях - для электоральных партий (по количеству набранных голосов) и для парламентских (по числу полученных партиями мест в органе власти). Эффективное число электоральных партий (ЭЧПЭ) призвано показать степень фрагментации всего партийного сообщества, включенного в избирательный процесс. А эффективное число парламентских партий (ЭЧПП) показывает степень фрагментации избранного парламента. Наконец, усредненные показатели эффективного числа партий за несколько электоральных циклов дают возможность отнести партийную систему к тому или иному количественному типу.

Однако применение этого исследовательского инструмента порождает и свои проблемы, которые уже не раз становились объектом внимания ученых. Главная из этих проблем - недостаточная точность определения типа партийной системы, связанная со склонностью индекса Лааксо - Таагеперы несколько «перевешивать» размер ЭЧП. В результате систему с партиейгегемоном по классификации Дж. Сартори становится почти невозможно отличить от системы с доминирующей партией. Так, по расчетам исследовательской группы М. Галлахера, на думских выборах 2007 г. в России эффективное число электоральных партий составило 2.22, а парламентских - 1.92 [13. P. 23-24], что соответствует двухпартийной системе. Однако реальное распределение голосов и мест в парламенте заставляет усомниться в таком выводе.

Из этого методического затруднения исследователи выходят разными способами. Одни разрабатывают альтернативные ЭЧП индикаторы партийных систем. Например, Д. Рэ еще в начале 1970-х гг. предложил использовать так называемый индекс фракционализации. Этот показатель основан на учете только долей мест, полученных партиями на парламентских выборах. Если партия i получила на выборах долю мест Si, то индекс фракционализации может быть вычислен по формуле [14. С. 326]

Однако интерпретация результатов использования этого индекса довольно сложна. Поэтому, как замечает Р. Клайн, «он не дает готовой меры количества партий, действующих в системе» [15. P. 262].

Другим направлением поиска количественного инструментария оценки партийных систем стало выведение корректирующих ЭЧП индексов. Норвежский политолог М. Педерсен вывел так называемый индекс волатильности, который показывает степень устойчивости поддержки партий избирателями. Этот показатель рассчитывается на основе сравнения количества голосов, набранных партиями на текущих и предыдущих аналогичных выборах. Индекс волатильности Vt на выборах t вычисляется следующим образом:

где Дpi,t - разность между количеством голосов, набранных партией i на текущих и на предыдущих выборах, а n - общее количество партий, принимавших участие в двух выборах. По словам М. Педерсена, Vt «есть просто сумма выигрышей (gains) всех победивших партий в партийной системе или - если предпочесть симметричную интерпретацию - количественное выражение суммарных потерь проигравших партий» [16. P. 9]. Тем самым этот индекс фиксирует общую динамику силы партий от выборов к выборам и может выступать в качестве дополнения к ЭЧП.

Наконец, исследователи активно работают над вычислением альтернативных формул ЭЧП. Например, П. Данливи и Ф. Буасек считают, что индекс Лааксо - Таагеперы будет точнее взвешивать доли партий в системе, если его усреднить с величиной, обратной доле голосов, набранных наиболее крупной партией. В этом случае обновленная формула ЭЧПЭ приобретает весьма грозный для гуманитариев вид [17. P. 303]:

Недавно отечественный исследователь Г.В. Голосов также предложил альтернативную формулу ЭЧП [18]. Она выглядит следующим образом:

Здесь x - это общее количество партий в системе, Si означает долю голосов или мест каждой партии, а S1 - долю партии, занявшей на данных выборах первое место. Поскольку величина первого компонента всегда равна 1, то для однопартийных систем индекс Голосова также составляет 1. В остальных случаях этот индекс дает показатель, более низкий, чем по формуле Лааксо и Таагеперы.

Представляется продуктивным сопоставить эффективность индексов Лааксо - Таагеперы и Голосова на ограниченном массиве данных, полученных по итогам региональных парламентских выборов. Это позволит не только сделать предварительные выводы о сравнительной применимости этих исследовательских инструментов, но и уточнить имеющиеся представления о тенденциях в развитии региональных партийных систем.

Методика исследования

Для сравнительного тестирования индексов были проведены расчеты эффективного числа электоральных и парламентских партий как по формуле Лааксо и Таагеперы, так и по формуле Голосова для субъектов Российской Федерации, расположенных в Западной Сибири. Таким образом, в выборку попали 1 республика, 1 край и 4 области. Основой для расчетов послужили данные о результатах выборов в законодательные собрания соответствующих субъектов Федерации и о партийном составе этих органов за 2000-2010 гг., размещенные в базе данных Центра содействия демократии и правам человека «ГЕЛИКС» [19]. Эти данные более подробны и не содержат тех пропусков, которые характерны для сайта ЦИК РФ. Данные о результатах выборов 2011 г. взяты с официальных сайтов избирательных комиссий Омской и Томской областей [20, 21]. Переменные для вычисления ЭЧПЭ были взяты из итогов голосования по пропорциональной части, а подсчет переменных для определения ЭЧПП был проведен на основе опубликованных списков депутатов без учета позднейших довыборов. Поэтому в круг внимания не попали выборы в Государственную думу Томской области 2001 г.: они были проведены по системе относительного большинства, а все избранные на них депутаты выступали как самовыдвиженцы, и их партийная принадлежность формально не фиксировалась. Из-за отсутствия пропорциональной части не представляется также возможным исчисление ЭЧПЭ на выборах парламентов Алтайского края в 2000 г., Республики Алтай и Новосибирской области в 2001 г., Омской области в 2002 г.

Таблица 1 Эффективное число электоральных партий на выборах в законодательные собрания регионов Западной Сибири

Результаты расчетов представлены в табл. 1 и 2. Для наглядности показатели ЭЧПЭ сопоставлены с общим числом партийных списков, зарегистрированных на данных выборах, и числом партий, прошедших по итогам выборов в законодательное собрание. Вместе с показателями ЭЧПП представлены общее количество партий, представленных в законодательном собрании, и доля мест, полученных в нем крупнейшей партией. Наконец, таблицы обоих показателей дополнены расчетом отклонения ЭЧП по формуле Голосова от индекса Лааксо - Таагеперы.

Выводы

1. За период 2000-х гг. уровень фрагментации всех изученных региональных партийных систем и региональных парламентов заметно снизился, причем темпы этого снижения примерно соответствуют скорости дефрагментации федеральной партийной системы. Исключение составляет только Кемеровская область, где система партии-гегемона (по терминологии Сартори) сложилась еще в допутинскую эпоху. Хотя в настоящее время в Западной Сибири нет однопартийных законодательных собраний, доминирование (если не гегемония) «Единой России» во всех регионах очевидно. Таким образом, динамика российской партийной системы от «бесформенного плюрализма» к «доминирующей власти» [22. С. 56] подтверждает себя не только на федеральном, но и на региональном уровне.

2. При расчете ЭЧПЭ формула Голосова действительно дает более низкие показатели, по сравнению с индексом Лааксо - Таагеперы. Сопоставление количества партийных фракций в региональных парламентах с показателями их электоральной поддержки позволяет говорить о том, что реальная борьба за власть местами развертывалась между меньшим числом партий, чем показывает формула Лааксо - Таагеперы. Однако точная интерпретация этих результатов затрудняется изменениями региональных избирательных систем, в результате которых пропорциональная часть появилась в большинстве регионов только с середины 2000-х гг.

3. Если взаимное отклонение индексов Лааксо - Таагеперы и Голосова для электоральных партий невелико (абсолютный показатель отклонения колеблется в диапазоне от 0,08 до 2,9, а средний равен 1,12), то для парламентских партий картина выглядит совершенно иначе. Здесь в большинстве случаев показатели отличаются в 2 раза или даже более. Особенно выделяются случаи Республики Алтай в 2001 г., где абсолютная разница индексов составила 15,12, Алтайского края в 2000 г. (14,14) и Омской области в 2002 г. (33,6). Все приведенные случаи характеризуются отсутствием выборов по партийным спискам и абсолютным меньшинством партийных депутатов в составе парламента. Например, Законодательное собрание Омской области в 2002-2007 гг. состояло из 5 депутатов от КПРФ и 25 самовыдвиженцев. Таким образом, наибольшее расхождение индексов приходится на фактически беспартийные ассамблеи.

Таблица 2 Эффективное число парламентских партий в законодательных собраниях регионов Западной Сибири

4. Еще более ясным становится значение этого взаимного отклонения при анализе примера Кемеровской области, где тип партийной системы на протяжении всего изучаемого периода не вызывает сомнений. Показатели ЭЧПП в обеих версиях для этого региона едва различаются. И все же разница чувствительна. Индекс Лааксо - Таагеперы дает один и тот же показатель 1,06 и для 2003 г., и для 2008 г. Но в 2003-2008 гг. единственный депутат областного совета, не входивший в состав губернаторского блока «Служу Кузбассу!», был самовыдвиженцем, а с 2008 г. место единственного оппозиционера занял депутат от «Справедливой России». Индекс Голосова улавливает это различие и повышает значение с 1 для 2003 г. до 1,04 для 2008 г. Подобное расхождение индексов позволяет сделать вывод о качественных различиях в целевом назначении названных формул. Если индекс Лааксо - Таагеперы указывает на степень фрагментации законодательного органа, то индекс Голосова - на степень партийности парламента (т.е. на степень представленности в нем разных партий) и уровень межпартийной конкуренции. партийный политический голосов

5. Полученные данные позволяют указать как на достоинства индекса Голосова, так и на предполагаемые недостатки этого исследовательского инструмента. Очевидно, что главное из достоинств - это более точное «взвешивание» доли крупнейшей партии, с которой далее сравниваются результаты остальных. Особенно заметен этот эффект при исчислении ЭЧПП. Такая степень точности позволяет, в частности, четко отделить системы с доминирующей партией от двухпартийных систем. Однако индекс Голосова слабо реагирует на степень охвата партиями депутатского корпуса и поэтому гораздо менее способен отличать беспартийные (или точнее «малопартийные») системы от систем партии-гегемона. А эта способность важна при анализе процессов становления партийных систем, в том числе региональных. Впрочем, данные, на которых основана эта статья, недостаточно представительны для однозначного вывода по этому вопросу.

6. Предложенная корректировка использования данных инструментов исследования позволяет по-новому посмотреть на динамику партийных систем в Западной Сибири. Изменения показателей эффективного числа партий свидетельствуют о том, что в начале 2000-х гг. в изучаемых регионах (за исключением Кемеровской и Новосибирской областей) преобладали фрагментированные беспартийные системы. Снижение уровня фрагментации под воздействием федеральных реформ в ряде регионов сопровождалось в середине 2000-х гг. активизацией межпартийной конкуренции. Однако примерно с 2006 г. эта конкуренция свертывается, что повсеместно приводит к однопартийному доминированию. Таким образом, еще одной тенденцией развития региональной политики во второй половине 2000-х гг. становится унификация партийных систем. Лишь выборы в законодательные собрания Омской и Томской областей, состоявшиеся в декабре 2011 г., дают некоторое отклонение от этой тенденции: индекс ЭЧПЭ (причем вне зависимости от формулы расчета) показывает заметное повышение уровня межпартийной конкуренции. Однако эффекты смешанной избирательной системы отчасти нивелировали это изменение, и в результате показатели ЭЧПП (а с ними и доминирующие позиции «Единой России») в обоих региональных парламентах устояли. Станет ли это началом нового оживления парламентской конкуренции в субъектах Федерации или останется только временной флуктуацией региональных партийных систем - покажет время.

Литература

1. Гельман В.Я. Исследования партий в России: первые десять лет // Политическая наука. 1999. №3. С. 101-172.

2. Елисеев С.М. Политические партии России как агенты и симулякры национального поля политики // Вестник Санкт-Петербургского ун-та. 2004. Сер. 6. Вып. 2. С. 66-72.

3. Роуз Р. Мишлер У. Модель спроса и предложения институционализации партийной системы: российский случай // Вестник общественного мнения. 2008. №6(98). С. 19-29.

4. Голосов Г.В. Российская партийная система и региональная политика, 1993-2003. СПб.: Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2006.

5. Кынев А. Выборы парламентов российских регионов 2003-2009: Первый цикл внедрения пропорциональной избирательной системы. М.: Центр «Панорама», 2009.

6. Шашкова Я.Ю. Российская партийная система в условиях трансформации политического режима (конец XX - начало XXI в.) / Я.Ю. Шашкова. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2009. 180 с.

7. Дюверже М. Политические партии. М.: Академический проект, 2000.

8. Голосов Г.В. Сравнительная политология: Учебник. СПб.: Изд-во Европ. ун-та в СанктПетербурге, 2001.

9. Blondel J. Types of Party Systems // The West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 302-310.

10. Исаев Б.А. Современное состояние теории партий и партийных систем // Социальногуманитарные знания. 2008. №2. С. 128-140.

11. Laakso M., Taagepera R.The «Effective» Number of Parties: A Measure with Application to West Europe // Comparative Political Studies. 1979. April. P. 3-27.

12. Gallagher M., Mitchell P. (eds), The Politics of Electoral Systems. Oxford and New York: Oxford University Press, 2008.

13. Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. М.: РОССПЭН, 2002. 472 с.

14. Kline R. How we count counts: The empirical effects of using coalitional potential to measure the effective number of parties // Electoral Studies. Vol. 28. 2009. P. 261-269.

15. Pedersen M.N. The Dynamics of European Party Systems: Changing Patterns of Electoral Volatility // European Journal of Political Research. 1979. Vol. 7, №1. P. 1-26.

16. Dunleavy, P., Boucek, F. Constructing the number of parties // Party Politics. 2003. Vol. 9, №3. P. 291-315.

17. Гельман В.Я. От «бесформенного плюрализма» - к «доминирующей власти»? (Трансформация российской партийной системы) // Общественные науки и современность. 2006. №1. С. 46-58.

Аннотация

Исследуются партийные системы в российских регионах на основе использования методов сравнительной политологии. На материалах выборов в Западной Сибири проведен сравнительный анализ индексов эффективного числа партий по формулам Лааксо-Таагеперы и Голосова, а также описаны основные тенденции эволюции партийных систем в сибирских регионах.

Ключевые слова: региональные партийные системы, эффективное число партий.

Размещено на Allbest.ru