Функциональность образа будущего в структуре политической культуры

Размещено на http://www.allbest.ru/

Функциональность образа будущего в структуре политической культуры

Зимин Вячеслав Александрович доктор политических наук

Аннотация

В данной статье представлен анализ методологических оснований важнейшего социокультурного элемента, от конфигурации и свойств которого во многом зависит, будет ли пространство политической культуры консолидированным вокруг этого образа, или же тяготеющим к фрагментации в направлении приобщения к разным, часто конфликтующим образам будущего. Отмечено, что в любом состоянии образ будущего обладает структурной сложностью, и его структурные элементы обладают различными динамическими характеристиками. На основании факта такой сложности и разнообразной динамичности автор выделяет реальный «образ будущего», желаемый «образ будущего», прогнозируемый «образ будущего».

Ключевые слова: структура политической культуры, образ будущего, социально-политическая система, идеалы, прогнозы.

The analysis of the methodological bases of this major sociocultural element, from a configuration and which properties in many respects depends is presented in article, whether there will be a space of political culture consolidated round this image, or gravitating to fragmentation in the direction of familiarizing to the miscellaneous which is often clashing to images of the future. It is noted that in any state the image of the future possesses structural complexity, and its structural elements possess various dynamic characteristics. On the basis of the fact of such complexity and various dynamism the author allocates real «an image of the future», the wished «image of the future», the predicted «image of the future».

Keywords: structure of political culture, image of the future, socio-political system, ideals, forecasts.

Одним из важнейших элементов политической культуры является «образ будущего», политического и социально-экономического устройства данного общества. По определению А. Ослона, « …среди представлений человека об устройстве мира - населенного вещами, явлениями, идеями, живыми существами и в том числе людьми, - особое место занимают представления о будущем. Они играют роль своеобразной призмы, через которую рассматривается настоящее и от которой в значительной мере зависит, что в настоящем следует признавать существенным, а на что не следует обращать внимания…» [1, с. 5].

Точнее было бы сказать, что этот образ структурирует все существующее пространство политической культуры. От конфигурации и свойств этого образа, наблюдаемых обществом, во многом зависит, будет ли пространство политической культуры консолидированным вокруг этого образа, или же тяготеющим к фрагментации в направлении приобщения к разным, часто конфликтующим, образам будущего. То есть, образ будущего является важным индикатором при изучении динамики политико-культурных процессов.

В этом смысле проблема образа российского будущего тесно пересекается с проблемой включенности российской социально-политической системы в глобализационный процесс. Сегодня глобализация выглядит, как, прежде всего, достаточно агрессивная конкуренция различных политико-культурных стратегий, за каждой из которых стоят свои субъекты и свои ресурсы. Причем процесс этот не однонаправленный. В его структуре присутствует немало тенденций, в том числе политического свойства, связанных с усилением региональных социальных и национально-государственных, культурно-конфессиональных идентичностей.

Обычно эти тенденции обобщенно характеризуют при помощи понятия «глобализация», которое достаточно точно, на наш взгляд, отражает диалектику модернизационных и традиционалистских усилий разных стран и народов застолбить за собой определенный сегмент в структуре будущего миропорядка. По сути, когда сегодня в политике заходит речь о культурных проблемах, то имеют в виду проблемы процесса, в ходе которого пространство культуры данного социума должно обрести состояние, гарантирующее этому социуму достойное вхождение в будущий миропорядок.

Современная модернизация, как политический проект участия России в глобальных изменениях, не имеет в структуре своего теоретического обеспечения четко отформатированного образа будущего. То есть, собственно, той конечной цели, к которой она должна привести наше общество и государство, нашу экономику, право и культуру, в том числе политическую. Исследователи сегодня пытаются восполнить этот пробел. Появляются аналитические прогнозы социологов и политологов и разного рода разработки сценариев модернизационных процессов в России [2]. Появляются аналитические разработки, представляемые их авторами обществу и элитам в качестве неких интеллектуальных манифестов, призванных стать для всех участников российской политики своеобразными «символами веры» [3]. То есть, творческая работа в этом направлении идет, но не в тех масштабах, которые соответствовали бы масштабу задачи модернизации России. Главное, что реакция на эти разработки со стороны элит и общества очень слаба, они остаются достоянием корпоративного быта российской интеллектуальной элиты.

Сегодня поэтому трудно сказать однозначно, намереваются ли властные и экономические элиты при поддержке элит культурных привести российскую социально-политическую систему в соответствие с либеральнодемократическими стандартами; намерены ли они в ходе модернизации использовать ресурсный потенциал общества и государства для того, чтобы, напротив, притормозить эволюцию социально-политической системы в направлении либерально-демократических стандартов и за счет такого торможения получить больше возможностей для государственного управления модернизационными процессами; либо они намерены постепенно, не придавая это заранее широкой огласке, вести поиск некоего «особого пути развития» для России в глобализующемся мире.

Реалистичность всех трех вариантов намерений можно оценить, основываясь на анализе заявлений представителей российских элит и на основании их политического поведения. Можно сказать также, что само по себе отсутствие четко сформулированной цели для участия общества в модернизации уже обозначает некую цель элит: по максимуму использовать ресурсный потенциал общества, в том числе, потенциал его политической культуры, для того, чтобы иметь возможность одновременно вести поиск и апробацию сразу нескольких политических стратегий в надежде, что сама собой их естественная конкуренция приведет к общему положительному результату.

Образ будущего любой политической реальности всегда есть интеллектуальная реакция на определенный социальный заказ, на потребность общества и элит пребывать в уверенности в своем завтрашнем дне. Отсутствие уверенности тоже выступает реальным стимулом для стратегически-поисковой активности различных политических субъектов, правда, лишь до определенного момента, когда такая неопределенность не провоцирует тотальную истерию, которая заканчивается нахождением «сильной руки», выводящей систему из состояния неопределенности «хоть в какое-то» устойчивое состояние.

Образ политического будущего России вследствие этих обстоятельств выглядит крайне неопределенным, и в этом можно найти свои плюсы и минусы. В данном случае нас будут интересовать не оценочные моменты, а то, каким образом эта неопределенность очертаний образа будущего России сказывается на состоянии политико-культурного пространства нашей страны.

В любом состоянии образ будущего обладает значительной структурной сложностью, и его структурные элементы обладают различными динамическими характеристиками. Не случайно на основании факта такой сложности и разнообразной динамичности политологи выделяют реальный «образ будущего», желаемый «образ будущего», идеальный «образ будущего», конструируемый «образ будущего», прогнозируемый «образ будущего» и актуализированный «образ будущего». Точно так же, как они по ряду ключевых признаков (среди которых отношение людей к своему будущему и способам его достижения играет первостепенную роль) достаточно разнообразно определяют суть политической культуры.

Исследователи, чаще всего, стремятся схватить основную суть политической культуры, подойти к ней с оценочных позиций, так сказать, в целом осмыслить ее цивилизационное качество. Такой подход хорошо работает в публицистических исследованиях, когда надо пробудить эмоциональные реакции читателя. Но в политической аналитике он методологически не всегда эффективен.

Следуя ему, на выходе исследования мы часто получаем диаметрально противоположные оценки: одни исследователи говорят о неких «исконных и вечных» характеристиках российской политической культуры, другие же говорят о необратимости процессов ее разрушения и о прогрессирующем политическом бескультурье российских элит и граждан, третьи дают обнадеживающие прогнозы ее возвращения на либерально-демократическую «столбовую дорогу мировой цивилизации».

Расхождение оценок и, главное, практическая невозможность свести их к какому-либо компромиссному варианту, во многом проистекает из того, как конкретный исследователь видит перспективу, какой им самим разделяемый из образов политического будущего (оптимистически или пессимистически настроенный, идеологически связанный с консервативными, либеральными или левыми предпочтениями самого исследователя) он закладывает в основание своей обобщающей оценки.

Иначе говоря, мы имеем дело с интересной методологической проблемой. Авторы оценочных подходов оценивают, по сути, не столько объективное состояние предмета своего исследования, политической культуры своего социума, сколько проецируют на этот предмет собственную привязанность тому или иному видению будущего и свою обеспокоенность тем, что это будущее не состоится, состоится, или же состоится несвоевременно. В этом, на наш взгляд, как раз и проявляется момент проникновения будущего в современную политическую реальность, осуществляемого при помощи науки.

Вполне логично, что аналитик, рассуждающий о тотальном разрушении основ, например, российской традиционной (ориентированной на государственнические, православные и патриотические ценности) политической культуры по ходу коммунистических и либеральных экспериментов, как правило, даже не пытается как-то выделить те элементы, которые поддерживают политико-культурный процесс «на плаву» даже при крушении устоев. Благодаря использованию образа будущего в качестве «точки отсчета» в политическом анализе и прогнозировании, эти «устои» приобретают самодостаточный смысл и нередко вообще вытесняют из поля зрения исследователя те элементы политико-культурного пространства, которые не вписываются в его понимание принципиальных основ его предмета исследования, работают против исповедуемого им образа политического будущего.

С другой стороны, то, что происходит с исследователями, дает возможность понять, как, в принципе, работает механизм вторжения образа будущего в современный политико-культурный процесс и почему на практике граждане и элиты не могут договориться между собой по поводу единых для всех политических идей и ценностей. Это выглядит несколько странным с учетом того, что, вроде бы, ментальные основы массового сознания должны быть едины и обеспечивать взаимопонимание политических субъектов по основополагающим вопросам политико-культурного развития.

В конце концов, доминирующий политический интерес, интерес для всех субъектов взаимодействовать в одном политическом пространствеё не раскалывать его и, тем более, не разрушать его, тоже должен обеспечивать взаимопонимание ведущих субъектов поверх всей политической «текучки». Но этого не происходит и реальностью политики в течение всей истории человечества остаются революции, мятежи, гражданские войны как символы такого взаимного непонимания политических субъектов в пространстве вроде бы единой политической культуры, ведущего к разрушению основ общественно-политического устройства.

На деле, их взаимопониманию мешают многочисленные и противоречивые образы будущего, которые политическими субъектами экстраполируются на их текущие отношения и придают их взаимным противоречиям такой уровень принципиальности, который часто не соответствует реальной конфигурации их политических интересов.

Либералы и левые радикалы, например, имеют, вроде бы формально, общий интерес: освобождение человека. Но последствия такого освобождения проектируют настолько различно, что и само понимание принципа свободы на современном этапе у них оказывается совершенно различным. Противоречиям задается некий сверхразумный масштаб, при котором, например, в пространстве традиционной и патриархальной в своих основах политической культуры вдруг, как это сегодня происходит в арабском мире, рождаются идеи борьбы за свободу и демократию в головах людей, живущих клановым и родо-племенным строем. А им просто хочется такого будущего, которое было бы не хуже, чем у их соседей. Возникает интересный парадокс: устремленность социально-политических систем к будущему вроде бы стимулирует их политический прогресс, особенно в части массовой политической культуры, но эта устремленность к прогрессу постоянно оборачивается деструкцией самих социально-политических систем.

Спасение от этой деструкции элиты и общество сегодня, как и в прошлом, находят путем подмены в структуре политической культуры образа будущего образом прошлого, образом того «золотого века», которому не были свойственны современные тяготы и противоречия и к которому есть смысл вернуться и там, в этом будущем-прошлом создать новый политический мир. Усилиями политических, интеллектуальных элит и массы простых граждан, привлеченных хорошо различимыми и понятными им контурами будущего-прошлого, политическая культура здесь почти сливается с традицией. Традиция становится гарантом будущего социально-политической системы. Не случайно такие социально-политические системы со слабо внутренне дифференцированным пространством политической культуры специалисты называют «традиционными». Правда, в таком определении неявно присутствует акцент на неспособности таких систем к активному прогрессу в политической сфере, а на деле сегодня можно видеть обратное. Традиция становится не инструментом прогресса (в таком качестве она действительно недостаточно эффективна), а целью и смыслом прогресса. Инструментами становятся как раз наработки модернизированных обществ в области политического прогресса (конституционализм, демократические институты и принципы), что делает традиционалистски ориентированные социально-политические системы, пространства их политической культуры вполне конкурентоспособными по отношению к своим модернизированным партнерам по политическому процессу.

Принципиальное различие здесь, действительно, прослеживается в уровне фрагментированности пространства политической культуры, что несколько ослабляет ресурс конкурентоспособности традиционных политических систем: в них больше фрагментированности (в той мере, в которой больше разнообразие традиций) и им приходится компенсировать ее активизацией внутренних коммуникаций. Представляется закономерной та огромная роль, которую в нынешних традиционных системах для консолидации их на уровне политической культуры играют различные электронные средства коммуникации и социальные сети. В «модернизированных» социально-политических системах гораздо чаще, чем в «традиционных», политическая культура предстает перед нами в консолидированном виде, как «гражданская» политическая культура. Хотя консолидированность эта в условиях современной политики все более приобретает формальный, поверхностный характер. Модернизированные социально-политические системы активно пополняются новыми традиционалистски настроенными в политике элементами за счет миграционных процессов.

Политика мультикультурализма, принципы культурной толерантности дискредитируют себя в глазах граждан в той мере, в какой их принципиально не разделяют эмигранты. Само пространство гражданской политической культуры фрагментируется за счет того, что граждане начинают исповедовать разное толкование и разное эмоциональное переживание тех принципов и ценностей, на которых базируется их, вроде бы консолидированная, политическая культура. Они превращаются в подобие многочисленных родственников, которые еще помнят о своем общем происхождении от одного предка, но не считают необходимым поддерживать дальше, в следующих поколениях память о таком родстве посредством постоянного общения, совместных практик и исповедания единых ценностей. Они индивидуально видят свое будущее, видят в родственниках вероятную помеху этому будущему, излишнее обременение, и потому всячески отстаивают ценность именно своего проекта дальнейшего существования. Получается, что и политическая культура модернизированных обществ под влиянием проекций на нее образов будущего тоже фрагментируется. Пусть не так ярко выражено, как это имеет место в современных традиционных социально-политических системах, но глобализация дает им шансы сравняться в динамике этого процесса.

Российская социально-политическая система обладает всеми признаками модернизирующейся системы. Только, что естественно, характеристики этой модернизированности России, в силу масштабов этого процесса и в силу специфики ресурсов, которые в нем задействованы, не вполне укладываются в шаблоны, созданные усилиями «западной» либеральной политической мысли. Следовательно, тенденции к фрагментации политической культуры не могут не проявиться и у нас. В этой связи излишне оптимистичными выглядят мнения аналитиков, которые надеются на скорое появление в пространстве российской политической культуры «общего видения желаемого будущего», а в основе технологий социального и в частности государственного управления «управления из будущего» [4, с. 49]. Это было бы совсем не плохо, но это не согласуется с основной тенденцией политико-культурного процесса.

Особенно явственно фрагментированность современной политической культуры проявляется в том, в каком состоянии сегодня находится так называемый «актуализированный образ будущего». Он обычно формируется в результате синтеза уже имеющихся идеальных и реальных представлений и целенаправленно внедряется элитами, посредством СМИ, в массовое сознание. Данный «образ будущего» в массовой политической культуре связан со многими другими её характеристиками, но, тем не менее, представляет собой самодостаточный структурный элемент. Например, актуализированный «образ будущего» связан с идеалом общественно-политического устройства, который могут предлагать и обосновывать не только теоретики различных социальных наук, но и политики - представители различных политических идеологий и мировоззрений, а также писатели и художники. В то же время данный «образ будущего» в массовом сознании может существенно отличаться от внедряемых официальных и неофициальных версий. Образ будущего отличается и от конкретных научно разработанных (или позиционируемых как научно обоснованных) прогнозов в развитии политической системы или её отдельных институтов и механизмов. образ будущее политический прогнозируемый

В то же время, понятие «образ будущего» связано с идеалами и прогнозами, в силу того, что последние представляют собой важнейший пропагандистский инструмент, с помощью которого субъекты политики не только стремятся сформировать вполне определенное положительное общественное мнение насчет предлагаемой ими стратегии общественного развития, но и вселить социальный оптимизм насчет этого будущего. Однако, именно такое разнообразие связей «актуализированного образа будущего» с другими структурными элементами политико-культурного процесса способствует тому, что он распадается уже не только на самостоятельные проекты, что естественно для общества с демократической политической культурой, а на составные части самих проектов, которые синтезируются в самых разных последовательностях. Например, в этом актуализированном образе синтезируются ценности патриотизма и либерально понимаемой толерантности. В результате, политической науке, чтобы быть понятой обществом и элитами, приходится вводить в свои политические прогнозы заведомо противоречивые основания.

Классическим примером такого противоречивого соединения идеала и прогноза можно считать заявление Н. С. Хрущева на ХХII съезде КПСС о том, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Для реализации данной масштабной задачи были запланированы два десятилетия, в течение которых постепенно угасал импульс не только массового энтузиазма по поводу скорого воплощения коммунистического идеала, но и официального. Закончилось все тем, что о поставленной к 1980 г. задаче просто перестали вспоминать, как о волюнтаристской выходке Н. С. Хрущева, идентичной его обещанию выращивать кукурузу за полярным кругом. Акцент стали делать на более прагматичной задаче совершенствования основ «развитого», «зрелого» социализма.

Еще более скоротечно была развенчана пропагандистская кампания Б. Н. Ельцина и его сторонников о том, что внедрение частной собственности и рыночных отношений улучшит жизнь большинства российского населения. В начале 1992 года Президент поклялся публично, что «ляжет на рельсы», если в результате «шоковой терапии» цены станут неуправляемы и превысят более чем в три-четыре раза.

Именно в этот период предельно фрагментированный образ либерального «светлого капиталистического будущего» (как будущего, в котором безработные ходят в джинсах и получают пособие выше зарплаты советского рабочего, где нет идеологии и цензуры, есть возможность выехать за рубеж и т. д.), скоротечно внедренный в массовое сознание в последние годы «перестройки», начал синтезироваться с базовыми ценностями и представлениями советского времени (оплата по труду, равенство в получении государственной помощи, бесплатное образование и медицина и т. д.). Это привело к тому, что целостный и разделяемый всем обществом положительный «образ будущего», как важнейший ценностный ориентир в политической культуре россиян, до сих не сформирован.

Нынешняя модернизационная стратегия как бы выводит проблему конструирования такого образа будущего за пределы пространства политически значимых проблем. Сегодня, особенно после отказа политической элиты поддерживать идеологический проект «суверенной демократии» (сам по себе недостаточно разработанный даже в смысле конкретных контуров путей движения к вероятному будущему), российскому обществу стало практически невозможно судить о политических намерениях государственной власти и руководствоваться этим суждением в вопросах определения своих политико-культурных детерминант. Это очень опасная ситуация, т. к. она отражает такое свойство «образа будущего», как его тесную связь с настоящим состоянием общественно-политического и социально-экономического развития страны. Отсутствие положительного «образ будущего» свидетельствует об отсутствии устойчивого ценностного ядра политической культуры большинства россиян, об отсутствии социального оптимизма как мотивационного фактора активного участия россиян в целенаправленном формировании этого будущего.

В этой связи показательна книга, изданная в 1993 г. под характерным названием «Россия в поисках будущего» [5]. Написана она была на основе бесед авторов с известными в тот период политиками, учеными, публицистами (представлены были самые антагонистические позиции: от либеральнорадикальных взглядов В. И. Новодворской и К. Н. Борового до национально-патриотических И. Р. Шафаревича). Анализ содержания свидетельствует не только о наличии в интеллектуальной среде принципиально противоположных представлений о том, к какому социально-политическому устройству должна двигаться постсоветская Россия, но и об отсутствии компромисса по самым важным вопросам, от которых зависела стабильность политической ситуации в стране. Конфликтное противостояние завершилось трагедией 3-4 октября 1993 г. и формированием политической системы, в которой авторитарные начала получили конституционное закрепление. Главным аргументом сторонников Б. Н. Ельцина в пользу закрепления такого авторитарного политического дизайна было как раз стремление стабилизировать ситуацию за счет возможностей противодействия антидемократическим силам. Однако идейный «разброд и шатание» в отношении российского «образа будущего» тем самым преодолены не были.

За последующие годы ситуация не сильно изменилась. По мнению авторитетных исследователей данной проблемы, «Российская политическая и интеллектуальная элита до сих пор не желает прийти к соглашению относительно желательного будущего страны. Поэтому она продолжает бескомпромиссно спорить и о прошлом…» [6, с. 11].

Нельзя не согласиться с утверждением, что «сведение счетов с прошлым», трактовка истории как «политики, опрокинутой в прошлое», как показывают многочисленные дискуссии, как правило, разделяет, а не объединяет в России [7, с. 48].

Образ будущего структурирует наше восприятие ретроспективы политико-культурного развития. Мы часто наделяем прошлое теми свойствами, которые определенным образом соотносятся с проблемами сегодняшнего дня, придают этим проблемам общественную легитимность, имидж историчности и фундаментальности. Соответственно, в самом прошлом, как его себе представляют современные граждане и элиты, происходит, на уровне исторической памяти социума и на уровне научного знания о минувших временах, распределение и ранжирование ценностей и значений.

Литература

Ослон А. Образ будущего в социальной реальности. Социальная реальность. Журнал социологических наблюдений и сообщений. 2006. № 11.

В свое время в Саратовском государственном университете на базе межрегионального института общественных наук творческим коллективом ученых было осуществлено комплексное исследование таких сценариев политического развития России, которые наиболее вероятны в рамках образа ее будущего, сложившегося в массовом сознании (См.: Политическое будущее России: взгляд из региона. Серия «Научные доклады». Вып. 10. Саратов : Новый ветер, 2007); См. также: Медушевский А. Н. К критике консервативной политической романтики в постсоветской России. Российская история. 2012. № 1. - С. 3-15; Кургинян С. После капитализма. Россия XXI. 2011. № 5. - С. 6-63.

Проект Россия. Третья книга. Третье тысячелетие. М., 2009. 448 с.; Леонтьев М., Невзоров А. Крепость «Россия». М., 2008. - 320 с.

Малинецкий Г. Г. Россия. Выбор будущего. Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. Политология. Экономика. Право. 2009. Вып. № 3. Т. 2.

Агафонов В., Ракитянский В. Россия в поисках будущего. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1993.

Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец или новое начало? М., 2005.

Малинецкий Г. Г. Россия. Выбор будущего. Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. Политология. Экономика.

Право. 2009. Вып. № 3. Т. 2.

Literature

Oslon A Vision of the Future in the social reality. Social Reality. Journal of sociological surveys and reports. 2006. № 11.

At the time, in the Saratov State University-based Centre for Advanced Studies creative team of scientists was carried out a comprehensive study of Russia's political development scenarios that are most likely to occur within the image of her future, existing in the public mind (See .: political future of Russia: a view from the region. Series «Research reports.» issue. Saratov 10: New Wind, 2007); See. Well: Medushevsky Kolmogorov criticized conservative political romance in post-Soviet Russia. Russian history. 2012. № 1. - Р. 3-15; Kurginyan C. After capitalism. Russia

XXI. 2011. № 5. - Р. 6-63.

Project Russia. The third book. The third millennium. M., 2009. 448 with; Leontiev M., A. Nevzorov Fortress «Russia». M., 2008. - 320 p.

Malinetskiy GG Russia. Selecting future. Problem analysis and public management design. Political science. Economy. Right. 2009 issue. № 3. T. 2.

Agafonov V., V. Rakityansky Russia in search of a future. M.: Publishing Group «Progress» - «Culture», 1993.

Akhiezer, Klyamkin I. Yakovenko I. History of Russia: the end or a new beginning? M., 2005.

Malinetskiy GG Russia. Selecting future. Problem analysis and public management design. Political science. Economy. Right. 2009 issue. № 3. T. 2.

Размещено на Allbest.ru