Революционно-консервативная идея в политологическом дискурсе современности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Арзамасский филиал Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского»

Революционно-консервативная идея в политологическом дискурсе современности

Горькова Евдокия Владимировна

магистр 1 курс, историко-филологический факультет

Аннотация

революционный критика либеральный реформирование

Данная статья посвящена обзору революционно-консервативной идеи в политологическом дискурсе современности. Проведенное исследование позволяет утверждать, что в послевоенный период - период стабилизации либерально-демократических институтов, консервативно-революционное движение частично маргинализировалось и во многом потеряло свою привлекательность. Актуализация некоторых сюжетов из области «консервативно-революционной» критики связана уже с современным масштабным кризисом «либеральных ценностей», когда очевиден стал социальных заказ на альтернативные модернизму практики социального переустройства и реформирования. Данная проблематика имеет многогранный характер.

Ключевые слова: историко-аналитический ракурс, историософская матрица, либерально-демократические институты, политологический дискурс, революционно-консервативная идея, современность, теория и практика социального действия, ценности

Abstract

Revolutionary-conservative idea in the political discourse of modernity

Gorkova Evdokia Vladimirovna

Arzamas branch of Nizhny Novgorod State University named after N.I. Lobachevsky master 1 course, historical-philological faculty

This article provides an overview of the revolutionary-conservative ideas in the political discourse of modernity. The study suggests that in the postwar period - the period of stabilization of the liberal democratic institutions of the conservative revolutionary movement was partially marginalized and lost much of its appeal. Updating some of the stories from the "conservative-revolutionary" critics connected with modern large-scale crisis, "liberal values", when the obvious has become a social order alternative to the modernist practices of social reconstruction and reform. This problem is multifaceted.

Keywords: historical and analytical perspective, historiosophical matrix, liberal democratic institutions, modernity, revolutionary-conservative idea of political discourse, theory and practice of social action, values

Современные изменения в политике, экономике и культурной жизни отмечены трендом консерватизма. Консервативные (фундаменталистские. регрессивные, традиционалистские) тенденции пронизывают наиболее значимые явления в общественной жизни. В интересующем нас историко-аналитическом ракурсе безусловный интерес представляет стратегия метатеоретизирования, предложенная современным отечественным философом и общественным деятелем А. Дугиным, который важное значение в исследовании современных социальных идей отводит понятию «консервативная революция» [4]. В конце XX века идеи «консервативной революции» были частично реактуализированы в среде российских политологов [5], и как отмечает С.Г. Алленова, наблюдался «ренессанс революционно-консервативной идеи» [1].

Концепт «консервативной революции» обозначает одновременно и теорию и практику социальных действий, так называемый «третий путь» по отношению к либерализму и коммунизму, который в качестве оригинального интеллектуального движения сформировался в ряде европейских стран в ответ на очевидны сбои в модернизационном процессе.

Указанные сбои модернизации в переходных (транзитивных) обществах порождают такой специфический социокультурный феномен как «археомодерн» [6]. Как отмечает А. Дугин, понятие «археомодерна» возникает из явного несоответствия российской действительности как модернистскому, так и постмодернистскому миру. В логике перехода от премодерна к модерну возникает зазор, зияющая пустота, которая не может быть объяснена средствами диахронического анализа. Догадка об археомодерне - это определенная рефлексивная позиция, которая не отменяет прежней историософской матрицы - премодерн-модерн-постмодерн, но представляет собой ситуацию, «когда вместо диахронического перехода от парадигмы премодерна к модерну мы имеем дело с синхроническим наложением (с суперпозицией) парадигмы модерна на парадигму премодерна» [6, с.8].

«Археомодерн» интерпретируется Дугиным и его сторонниками как некое патологическое состояния, требующее мер корректной санации. В чем патологичность «археомодерна»? Как полагает Дугин, все дело в отсутствии в структурах модернизирующегося социума рационального субстрата («керигмы»), волевого рационального принципа или картезианского Cogito. «Археомодерн - полагает И. Коптилин, это состояние, при котором на традиционную структуру криво инсталлируется чужеродная керигма» [8]. Поэтому все структурные реформы в рамках модернизационного проекта проходят болезненно, с системными сбоями и деформациями. Всплески архаики, инверсивные движения, регрессивные контрмеры не способны изменить ситуацию в принципе. Структура не может спасти себя в археомодерне, необходим так называемый «консервативно-революционный субъект», который и является главным актором «консервативной революции».

Что же являет собой «консервативная революция» в предполагаемой динамике оздоровительных мероприятий? По утверждению А. Дугина, «консервативная революция возникает тогда, когда появляется движение в сторону реальной модернизации, когда появляется разумный и волевой субъект» [6, с.107]. «Консервативно-революционный субъект» ставит под сомнение керигму модерна и делает сознательный и волевой выбор в сторону реальных структурных реформ.

Среди провозвестников «консервативной революции» называются такие известные фигуры консервативного направления как Артур Мюллер Ван ден Брук, Эрнест Юнгер, Карл Шмитт, Рене Геном, Юлиус Эвола и некоторые другие. Позволим себе представить некий краткий историографический обзор, в котором идеи указанных авторов оказываются взаимно релевантными и комплементарными по отношению друг к другу и общей консервативной проблематике.

Одним из ярких представителей «консервативной революции» в Германии является Артур Мёллер ван ден Брук. Мировоззрение А. Мёллера формировалось под влиянием катастрофических изменений в общественно-политической системе Германии, вызванных шоком первой мировой войны, событий Ноябрьской революции и формированием «веймарской системы». Радикализация идей А. Мёллера в работе «Третий рейх» является в этом смысле вполне обоснованной, поскольку вызвана необходимостью ревизии либерально-демократических принципов общественного развития. Мёллер критикует не просто парламентскую демократию западного типа, которую считает вторичным явлением в политической истории Германии, он отвергает весь либеральный мировоззренческий комплекс и созвучные ему идеологемы индивидуализма, релятивизма, материализма, которые, по его мнению, привели немецкое общество к краю пропасти. В характерной для него образно-афористической манере Мёллер ниспровергает основные максимы либеральной теории: «Либерализм - свобода не иметь никаких убеждений, но утверждать при этом, что именно подобный подход и является главным убеждением…Либерализм подорвал культуру. Он уничтожил религию. Он разрушил Отечество. Он был самоубийством человечества» [15, с.109].

Оставляя в стороне вопрос о конструируемом Мёллером политическом мифе о «третьем рейхе» как о продуктивной и подлинно национальной идее, воспользуемся его теоретическим анализом основ консервативного мышления. В представлении Мёллера консерватизм не может быть отождествлен с какой-либо архаической или традиционалистской идеей. Отвергает Мёллер и тезис о реакционности консерватизма, поскольку, как он полагает, «консерватизм - это не реакция» [9, с.325]. Предполагая существование такой амбивалентной формы как «революционный консерватизм», Мёллер, тем менее, проводит четкое разделение консервативного и революционного типов мышления: «Консервативное мышление отличается от революционного тем, что не доверяет вещам, которые возникли в спешке в хаосе катастрофы. Консерватизм позволяет себе ценить только те вещи, в которых заложены подобающие им способности. Консерватор видит эти вещи произрастающими из традиции, кои он мыслит, конечно, по-иному, нежели реакционер. Традиции постоянно разбиваются катастрофами, за которые мы ответственны, и революциями, которых мы не в состоянии избежать. Но традиции неизменно восстанавливаются. Так жизнь сохраняется в пространстве. Так из времени приобретаются новые ценности, которые обогащают консерватизм, или же недостатки, которые консерватизмом тут же отвергаются» [9, с.325].

По утверждению Мёллера, консервативному мышлению глубоко чужд либеральный дух индивидуализма, когда «мировосприятие начинается и заканчивается на своем «я» [9, с. 326]. «Всечеловеческий» пролетарский интернационализм левых также не имеет сколько-нибудь значимых перспектив в истории. Консервативному мышлению, по Мёллеру, в принципе чужд революционный проективный способ мышления, который противоречит неким естественным историческим закономерностям. Жизнь, реальная практика, подтверждает действительность того, что Мёллер называет «консервативным законом», который является отнюдь не законом инерции, а скорее законом движения, согласно которому все существующее постоянно растет, но не прерывается даже потрясениями, которые скорее только трансформируют, позволяют казаться другим, новым» [9, с. 126].

Революцию социал-демократов Мёллер считает демагогией, мифотворчеством и «сущей глупостью», однако немецкой нации предстоит подлинная революция, революция духа, то, что немецкий исследователь называет «национализацией»: «История вступила в новую стадию, как уже часто случалось. Но на этот раз это решающий этап, где нам предстоит пройти высшую и последнюю проверку и стать нацией, которая сама определяет свою судьбу. На этой стадии немецкий народ подавит волнение, которое связано с политизацией нации, а также осуществит процесс нашей национализации, начатый еще революцией, -- в противном случае мы перестанем существовать как нация» [9, с.129].

Значительный вклад по реактуализации консервативных идей в современном политическом контексте осуществил немецкий юрист и политический философ Карл Шмитт. Неоднозначная репутация К. Шмитта в качестве «коронованного юриста Третьего Рейха» [23, Pp. 818--830] и связанные с этим психо-социальные стереотипы становятся преградой на пути объективного анализа творчества этого значительного социального теоретика XX века. По - мнению Шанталь Муфф[11, с.140-153], уместность и значимость критических доводов Шмитта в отношении либеральной теории как раз и объясняется наличием парадоксов и противоречий в самой либеральной доктрине.

В своей работе «Диктатура. От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы» [18] К. Шмитт детально исследует изъяны в политической модели «веймарского режима», видя неизбежность авторитарного (диктаторского) перерождения данной политической формы.

К. Шмитт скептически относится к различным формам политического плюрализма, полагая, что подобная модель политических отношений, когда пытаются закрепить в органическом (конституционном) законодательстве «в качестве основных и квазиосновных прав все мыслимые устремления сердца» [17, с.258], неизбежно приводит государство к краху. Государственное право призвано поставить заслон анархии решений и волюнтаризму намерений различных политических сил, стабилизировать общественный порядок и выразить общественно-значимые цели и задачи.

Значительной эвристикой отмечены взгляды Шмитта на природу диктаторской власти вообще и технике диктаторских действий в конституционно-парламентском режиме в частности. Как полагает К. Шмитт, в природе политического заложен импульс по реактуализации в соответствующем политическом контексте диктаторских (авторитарных) методов властвования. Указанный примечательный феномен, по мнению Шмитта, можно наблюдать в сфере реальной политики в виде «открытой диктатуры, в практике законов о чрезвычайных полномочиях, в нарушениях конституции, будто-то бы легальных, будто бы соблюдающих предписанные формы ее изменения, в законодательстве абсолютного парламентского большинства и т.п.» [17, с.9]. Авторитарные тенденции, как полагает немецкий исследователь, способны возобладать в политике европейских стран в условиях дальнейшей концентрации экономической и политической власти в руках немногих, в результате чего демократия («идеология большинства») отойдет на второй план.

Для взглядов Шмитта характерна позиция политического реализма, когда политическое рассматривается как автономный субстантивный феномен[18,с.35-67]. Политическое интерпретируется Шмиттом как сверхидеологический феномен, то есть политическое наделяется бытийственной объективностью и самостоятельностью. По мнению Т. Дмитриева, Шмитт прибегает к риторике «чистой политики», утверждающей главенствующую роль и самостоятельность политического» [3, с.27].

Необходимо отметить, что шмиттовская критика либерализма относится ко всему политическому дискурсу модерна. Это своеобразный призыв выйти за пределы и ограничения «проекта Просвещения» и соответственно вернуться к домодернистским (классическим) дескрипциям политического. В логике Шмитта рецидивы либерального стиля мышления будут преследовать нас до тех пор, пока мы не избавимся от дискурсивных правил, имплицитно включенных в порядок либерального дискурса. Более того, только критическая рефлексия оснований либерального метадискурса позволяет выявить зримые противоречия в существе всей либеральной доктрины.

Так, например, обстоит дело с неустранимым противоречием между либерализмом и демократизмом, заложенное в фундамент соответствующей политической модели. Моральный дискурс либерального индивидуализма противоречит политическому идеалу однородной демократической идентичности, поэтому Шмитт утверждает, что «либерализм отрицает демократию, а демократия отрицает либерализм, и потому парламентская демократия, сочетающая в себе либерализм и демократию, нежизнеспособна» [11, с.142]. Существующий антагонизм между либеральной «грамматикой» равенства, фундированной утверждением универсальности человеческой природы и реальной практикой демократического равенства, основанной на дифференциации эгалитарного «демоса» и «недемоса», превращает «демократию человечества» в утопичный демагогический проект.

Наиболее последовательным критиком демократии и просвещенческого эгалитаризма, создателем концепции интегрального традиционализма является Юлиус Эвола. Его вклад в становление ультраправой идеологии сложно опровергнуть или подвергнуть сомнению, хотя как утверждает А. Дугин, отношение Эволы к фашизму претерпевало определенные изменения и было в целом сложным и неоднозначным [12].

Ю. Эвола в наибольшей степени воплощает в себе идеал «консервативного революционера» как по своему идеологическому профилю, так и по эволюции своих философских и общественно-политических взглядов. По словам Ж. Парвулеско[13, с.113-127], Эвола в течении 40 лет был в авангарде двойного движения: с одной стороны, тотальной революции и борьбы в отношении декадентской западной истории, достигшей свой фатальной кульминационной фазы, а с другой - революционного возврата к онтологическим духовным первоистокам Запада.

В работе «Языческий империализм» [19] Эвола представляет современный мир в качестве мира распавшегося первоначального единства или так называемой «Изначальной Традиции», которая предшествует всем отдельным традициям. На эту максиму традиционалистского мировоззрения специально указывает исследователь творчества Эволы - Даниэль Колон: «Традиционная мысль опирается, главным образом, на различие между проявленным миром, вытекающим из постоянной дисперсии и «внеземным», задуманном как изначальное состояние трансцендентного единства» [7]. В современном мире Эвола фиксирует кульминационную фазу распада Изначальной традиции. Конкретными проявлениями этого распада являются все идеологические комплексы модернистской эпохи, такие как индивидуализм, механицизм, эмансипация, эгалитаризм, секуляризм и т.п. Последующая детрансцендетализация мира, согласно Эволе, приведет человечество к росту социальной энтропии, дальнейшей дивергенции и ужесточению конфликтных состояний.

Отстаивая идею кастовой природы социума и соответственно признавая иерархичность базовым принципом общественных отношений, Эвола встает на путь разоблачения эгалитаристского мифа демократии. То, что Эвола называет «ошибкой демократии» можно просто обозначить «механицистским мировоззрением», противопоставленным идее органического единства социума.

В механицизме, по мнению Эволы, общество представляет собой «совокупность атомически свободных элементов, которая поддерживается лишь безличной и абстрактной связью, не индивидуализируется ни в каком высшем принципе и не основывается на реальной и истинной дифференциации элементов» [19]. Между имперской и либерально-демократической формами социальности существует принципиальное различие, которое тождественно различию между организацией как живым целостным организмом и составной композицией в качестве искусственной суммативности разрозненных элементов.

Органический принцип построения общества с его апелляцией к высшему трасцендентному принципу изменяет конфигурацию властных отношений, а, следовательно, формирует совершенно иной идеал власти. Согласно Эволе, правитель как носитель ценности свободы не будет простым представителем «народных масс», «безличным символом мифической самоорганизации, на которую массы якобы способны» [19], как это происходит в демократической модели социума. Наоборот, организация и формирования масс будет происходить благодаря высшей силе, качественно отличающейся от всех других силовых центров в обществе.

Эвола не случайно называет фикцией любые демократические институции, поскольку в целом не признает возможность общественных отношений вне неэгалитарного иерархического принципа. Эгалитаризм иррационален, поэтому демократическое самоуправление невозможно. «Как можно не понимать - вопрошает Эвола, что при равенстве не может быть никакой свободы? Что нивелирование возможностей, идентичность прав и обязанностей, деспотизм закона, основывающегося исключительно на количестве, делают свободу немыслемой?» [19]. Истинная свобода, по мнению Эволы, возможна только в неравенстве, в иерархии, в различении, в непреложности индивидуальных качеств. Демократическая же свобода в количественном измерении является очевидной демагогией и современным идеологическим мифом.

Современный исследователь Х.Т. Хансен [16] полагает, что фашистский след является не единственным и не определяющим в творчестве Ю. Эволы. Более того, взгляды и представления Эволы не просто расходились с реальными экспериментами фашистских лидеров, они были во многом антагонистичны с идейно-содержательной точки зрения. Эвола полагает, что пришедшие к власти фашисты в действительности даже и не пытаются восстановить релевантный органическому мышлению иерархический порядок и вернуться к исконным духовным ценностям, к знанию, «презирающему всю скверну «культуры» и современного интеллектуализма» [16, с.62].

Отстаивая аристократический идеал власти, воплощенный в имперской идее Рима, Эвола неоднократно подчеркивает, что путь к его реализации лежит через восстановление основ органического мировоззрения. Без смены духовной матрицы, лежащей в основе современной культуры, то есть без ее переформатирования в смысле избавления от пороков «механистического мировоззрения», развитие современного общества предопределено к духовному упадку и разложению: «Каждое живое тело остается живым только тогда, когда есть управляющая им душа, так и всякая социальная организация, не укорененная в духовной реальности, поверхностная и преходящая, неспособна оставаться здоровой и сохранять свою идентичность в борьбе различных сил; в этом случае она является не организмом, а набором свойств, собранных вместе, неким агрегатом» [16, с.62-63].

Идеи Эволы во многом созвучны творческим новациям и изысканиям другого видного представителя традиционалистики Рене Генома. Рене Геном также имеет непосредственное отношение к формированию концепции интегрального традиционализма, фундаментом которой является тезис о существовании Примордиальной Традиции или «Вечной мудрости». Французский философ усматривает в сущности происходящих сегодня в западном обществе процессов и изменений - черты системного всеобъемлющего кризиса [2]. Кризис это носит всецело духовный характер и связан, как полагает Генон, с модернистским типом интеллектуальной культуры.

Генон фактически отождествляет такие понятия как «индивидуализм», «гуманизм» и «профанизм». «Профаническое мировоззрение» по сути антитрадиционалистское мировоззрение, которое возводит западную цивилизацию на чисто негативном основании, на отрицании высшего трансцендентного принципа. Именно индивидуализм-профанизм является, по мнению Генона, главной причиной настоящего упадка Запада, поскольку он ориентирован исключительно на развитие «низших возможностей человечества, возможностей, не требующих для своей актуализации никакого вмешательства сверхчеловеческого элемента и, более того, способных свободно реализоваться лишь при полном отсутствии такого сверхчеловеческого элемента» [2, с.66].

Генон скрупулезно прослеживает этапы истончения Сакрального и становления Профанического мировоззрения, начиная с Ренессанса, включая картезианство, кантианство, позитивизм, приведшие как он полагает, к нынешнему состоянию социального хаоса. Демократия, ставшая знаменем многих социальных движений Современности, по Генону, является догмой «профанного мировоззрения», а по сути невозможным бессмысленным проектом, результатом массового «гипнотического внушения». «Представление о том - пишет Генон, что одни и те же люди одновременно и в равной степени могут быть и управляющими и управляемыми, является чистейшим противоречием, поскольку, если использовать аристотелевские термины, одно и тоже существо в одной и той же ситуации не может пребывать одновременно в состоянии «акта» и «потенции» [2, с.87-88]. Парламентская (электоральная) демократия, поэтому игнорирует или сознательно скрывает факт необходимости существования политического неравенства в обществе, то есть незыблемость иерархического органического принципа.

Генон прослеживает связь в развитии материалистического мировоззрения (схоластический «принцип индивидуации») и демократического эгалитаризма, которые сущностно тождественны, представляя по его мнению, результирующую глобального процесса секуляризации как отпадения от Примордиального единства. Конфликтность демократического общества, как считает Генон, есть неизбежное следствие материалистического принципа индивидуации, поскольку «материя есть истинный исток всякого разделения и множественности» [2, с.92].

Рене Генон не просто критикует демократический образ правления, он сознательно противопоставляет его элитистской (аристократической) концепции власти. Демократия, выражая количественный (мажоритарный) принцип, означает, по его мнению, понижение общего интеллектуальной культуры общества. Эгалитарные концепции власти, элиминирующие идею иерархии или конструирующие искусственные псевдоиерархии, поощряют более низкий уровень политической культуры, поэтому «современная демократия может возникнуть только там, где подлинной интеллектуальности больше не существует» [2, с.92-93].

Идейная реконструкция движения «консерваторов-революционеров» была бы неполной без упоминая имени Э. Юнгера, которого иногда называют «лицом Консервативной Революции» [14]. Э. Юнгер также как и его соратник и коллега А. Молер [11] принадлежит к академической традиции исследования консервативной революции. Более того в индивидуальном творческом пути Юнгера можно заметить эволюцию от националистических и шовинистических взглядов к антигосударственной идеи «аполитейи»: «Совершив «поворот к анархии», я отмежевался от нынешних консерваторов, которые, по сути, представляют собой тайных либералов. Была бы на то Божья воля, сегодня была бы и серьезная консервативная позиция, ибо только благодаря ей возможна плодотворная дискуссия с серьезными противниками. Но кому захочется связываться с духом эпохи, который упивается сознанием собственной важности лишь потому, что его разливают в старые меха?» [21, с.183]. Говоря о националистической революции как о революции консервативной, Э. Юнгер совершенно парадоксальным образом усматривает в традиции как метаисторическое, так и динамическое содержание, полагая, что «революция разрушает традицию как форму, но именно поэтому исполняет смысл традиции» [22, с.97].

Фактически Эрнест Юнгер встает на путь метафизической переоценки всех ценностей в поисках новой продуктивной национально-ориентированной идеи, отсюда причудливое сочетание в его теоретических воззрениях нигилизма, авторитаризма, анархизма, социальных идей, элитизма, не позволяющих однозначно соотнести его с какой-либо устойчивой идеологической системой [24]. . Единомышленник Э. Юнгера Юлиус Эвола для разрешения противоречий консервативно-революционной теории не устает подчеркивать, что «для истинного революционного консерватора вопрос состоит в сохранении верности принципам, а не тем учреждениям и институтам прошлого, которые являются лишь частными формами выражения этих принципов, пригодными в конкретное время для конкретной страны» [20, с.10].

Необходимо признать, что феномен «консервативной революции» на Западе не перешел в плоскость практических действий и так и остался в рамках академической дискуссии внутри философского и политологического сообщества[25]. В межвоенный период идеи революционных консерваторов были нивелированы и дискредитированы конкретными действиями нацистов и фашистов, которые во многом шли в разрез с базовыми идейными принципами «консервативной революции».

В послевоенный период - период стабилизации либерально-демократических институтов, консервативно-революционное движение частично маргинализировалось и во многом потеряло свою привлекательность. Актуализация некоторых сюжетов из области «консервативно-революционной» критики связана уже с современным масштабным кризисом «либеральных ценностей», когда очевиден стал социальных заказ на альтернативные модернизму практики социального переустройства и реформирования.

Библиографический список

1. Алленов С.Г. «Консервативная революция» в Германии 1920-х - начала 1930-х годов: проблема интерпретации // Политические исследования. 2003. №4. С. 94-107.

2. Генон Р. Г 34 Кризис современного мира / Рене Генон. -- М.: Эксмо, 2008. -- 784 с.

3. Дмитриев Т. Спор об основах политического:Лео Штраус versus Карл Шмитт // Социологическое обозрение. Т.11. № 3. 2012. С.26-40.

4. Дугин А. Г. Консервативная Революция. -- М.: Арктогея, 1994. -- 343 с.

5. Умлянд А. «Консервативная революция»: имя собственное или родовое понятие? // Вопросы философии. 2006. № 2. С. 116-126.

6. Дугин А.А. Археомодерн. - М.: Арктогея, 2011. - 142с.

7. Колон Д. Юлиус Эвола, Рене Генон и христианство // URL: http://www.fatuma.net/text/kolon-evola-genon-i-hristianstvo.pdf (дата обращения: 26.12.2016)

8. Коптилин И. Неоевразийство как стратегия преодоления археомодерна // URL: http://evrasiansk.livejournal.com/6366.html (дата обращения: 26.12.2016)

9. Мёллер ван ден Брук, Васильченко А. Миф о вечной империи и Третий рейх / Артур Мёллер ван ден Брук, Андрей Васильченко. -- М.: Вече, 2009. -- 368 с.

10. Молер А. Фашизм как стиль /Пер. с нем. А. Барсукова. - Новгород: Толерантность, 2007. - 56с.

11. Муфф Ш. Карл Шмитт и парадокс либеральной демократии // Логос 6 (45). 2004. С.140-153.

12. Дугин А. Юлиус Эвола, Языческий империалист // URL: http://www.arcto.ru/article/22 (дата обращения: 26.12.2016)

13. Парвулеско Ж. Секрет Юлиуса Эволы // Юлиус Эвола Абстрактное искусство. DADA. Перев. с итал., фр. А. Г. Дугин, с фр. В. И. Карпец -- М.: Евразийское Движение, 2012. -- С. 113-127.

14. Семеняка Е. Эрнст Юнгер как лицо Консервативной Революции // URL: http://politosophia.org/page/ernst-yunger-kak-litso-konservativnoy-revoliutsii.html (дата обращения: 26.12.2016)

15. Терехов О. Э. А. Мёллер Ван ден Брук как идеолог «консервативной революции» в освещении германской историографии // Вестник Томского государственного университета. История. № 2 (14). 2011. С. 147-153.

16. Хансен Х.Т. Политические устремления Ю. Эволы. - Воронеж - Москва: TERRA FOLIATA, 2009. - 176 с.

17. Шмитт К. Диктатура. От истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы / Пер. с нем. Ю. Коринца под ред. Д. Кузницына.-- СПб.: Наука, 2005.-- 326 с.

18. Шмитт К. Понятие политического / пер. с нем. А.Ф. Филиппова // Вопросы социологии. 1992. № 1. С. 35-67.

19. Эвола Ю. Языческий империализм. - М.: Русское слово, 1992. -- 116 с.

20. Эвола Ю. Люди и руины / Ю. Эвола // Люди и руины. Критика фашизма : взгляд справа. - М. : АСТ : АСТ МОСКВА : ХРАНИТЕЛЬ, 2007. - 445с.

21. Юнгер Э. Заключительное слово к одной статье / Э. Юнгер // Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923-1933 гг. - М. : «Скименъ», 2008. - С. 180-188.

22. Юнгер Э. Время судьбы / Э. Юнгер // Юнгер Э. Националистическая революция. Политические статьи 1923-1933 гг. - М.: «Скименъ», 2008. - С. 94-99.

23. Frye Charles E. Carl Schmitt's Concept of the Political. -- Cambridge University Press// The Journal of Politics, 1966, Vol. 28, № 4 (Nov.) -- Pp. 818--830.

24. Верещагин О.А. Феноменология «телесности» и современные практики философской рефлексии // Мир науки, культуры и образования. 2014. № 4(47). С. 383-385.

25. Верещагин О.А. Философия как «фабрика образов»: опыт критической рефлексии // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2015. № 4. С.150-157.

Размещено на Allbest.ru