Ремодернизация постсоветского пространства: субъекты, принципы, цели

Размещено на http://www.allbest.ru/

РЕМОДЕРНИЗАЦИЯ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА: СУБЪЕКТЫ, ПРИНЦИПЫ, ЦЕЛИ Статья подготовлена при поддержке гранта Президента РФ №МК-1229.2011.6.

Мартьянов В.С. к.полит.н., доцент, ученый секретарь Института философии и права УрО РАН

СНГ - политический фантом

Тяготение постсоветских республик к другим региональным центрам силы - ЕС, Турции и Китаю - это естественный инерционный сценарий, который, если ничего не предпринимать, реализуется сам собой. Но если мы исходим из того, что Россия имеет внешнеполитические интересы, потенциал универсализации и не растеряла политической субъектности, в отличие от постсоветских республик, над которыми довлеет стратегия адаптации, значит, этот сценарий следует менять. СНГ сегодня - это, прежде всего, общая география и история. Политические и экономические связи между странами СНГ не более интенсивны, чем с внешним миром. Но иллюзии исторического единства - плохая основа для интеграции, поскольку общая история для стран СНГ сегодня является перечнем взаимных обид и претензий в борьбе за наследство СССР и его «справедливые» доли.

Более того, опыт жизни после СССР доказал простую вещь - объединение не может быть начато не только на базе общего исторического и политического прошлого, но даже на основе настоящего. В СНГ происходит умножение бессмысленных бюрократических структур, декоративных или конфликтующих между собой союзов типа ЕврАзЭс, ГУАМ, ОДКБ, ЕЭП и прочих аморфных структур, в которые входят те или иные части бывшего СССР. Все эти союзы и соглашения не предусматривают ответственности за принятые странами обязательства, а также создания наднациональных механизмов и органов управления с соответствующими полномочиями.

В аналитическом прогнозе отечественных экспертов под редакцией С.Караганова «Мир вокруг России: 2017» отмечается двойственный характер развития отношений стран внутри постсоветского пространства в среднесрочной перспективе: «На большей части постсоветского пространства продолжатся тенденции к размежеванию… В какой-то момент российское руководство, видимо, признает очевидное: постсоветское пространство не является больше главным внешнеполитическим и внешнеэкономическим приоритетом Москвы». Мир вокруг России:2017. Контуры недалекого будущего. - М., 2007. - С.7. С другой стороны эксперты отмечают, что «Несмотря на общую тенденцию к снижению экономической, за исключением энергетики, роли постсоветского пространства, ряд факторов, делающих самоустранение России невозможным, сохранится и в ближайшее десятилетие». Там же, с.131-132. Причинами тому по оценкам экспертов являются острая конкуренция за энергетические коммуникации и месторождения, ликвидные производственные активы; необходимость защиты российских инвестиций и контроля над потенциально конфликтным политическим пространством, поскольку сохраняется опасность втягивания страны в двусторонние и региональные кризисы. Последнее ограничивает ее политический и экономический потенциал и в регионе, и на мировой арене.

Необходимость интеграционного проекта, в рамках которого будут найдены решения для обозначенных противоречий, очевидна. Но если обратиться к едва ли не единственному успешному опыту региональной интеграции в современном мире, представленному Европейским Союзом, то нетрудно заметить, что реальное объединение начинается прежде всего в экономической плоскости: последовательные таможенный, промышленный, торговый союзы, унификация стандартов и пошлин, экономических стратегий, координация финансовой политики. Общие политические структуры выступают лишь как последняя ступень объединения.

Аналогична исходная ситуация на пространстве бывшего СССР: любая интеграция может являться только следствием восстановления взаимного доверия бывших союзных республик. Молдавия, Грузия и украинские «западенцы» по примеру Прибалтики мечтают о вступлении в ЕС и НАТО, в то время как в Центральной Азии - Киргизия, Казахстан, Узбекистан, Туркмения и Таджикистан - усиливается геополитическое влияние Китая, Ирана и Турции. Между этими бывшими советскими республиками существует только общее прошлое в виде Российской империи и СССР, но нет реального настоящего, а возможно и будущего. Плотность экономических связей падает, а совместные политические векторы сходятся лишь на фигуре всеобщего соседа - России, которая до сих пор не предложила общей интеграционной основы для стремительно расходящихся к другим центрам силы кусков империи. В настоящее время стратегия РФ в бывших советских республиках фактически сводится лишь к банальной покупке политической и экономической лояльности пророссийских политиков, новых национальных элит. Но дело в том, что условием становления постсоветских государств является формирование национальных элит, преследующих эгоистические интересы новых стран - Украины, Белоруссии, Казахстана и т.д. - а не играющих на стороне США, ЕС или России. Поэтому стратегия «деньги в обмен на лояльность пророссийских элит» неизбежно оборачивается проигрышем, как показал пример ряда цветных переворотов.

Как подчеркивает В.Иноземцев, проблемы усугубляются крайней неадекватностью российских элит в их восприятии постбиполярного мира и реального веса России в нем: «российские политики отказываются признавать, что сегодня их страна, на которую приходится 2,4% мирового населения, 2% глобального валового продукта и 2,5% экспортных потоков, прочно «зажата» между двумя полюсами, сложившимися за постсоветское время. На Западе Россия граничит с объединенной Европой с 493 млн. жителей, региональным валовым продуктом в $14,3 трлн. и совокупным экспортом, составляющим 16,2% общемирового показателя. На Востоке лежит Китай с населением в 1,3 млрд. человек и ВВП в $2,9 трлн., обеспечивающий 8,3% мирового экспорта». Иноземцев В. Эмоции и бред под видом прагматизма. Российская внешняя политика эпохи Путина // http://inozemtsev.net/index.php?m=vert&menu=sub2&pr=110&id=893.

Следует признать необратимость разрыва исторической, социальной, экономической, культурной непрерывности, поддерживаемой Российской империей и СССР. Бывшие союзные республики все более неодновременны в своих центробежных тенденциях. Среднеазиатские республики тяготеют к периферии капиталистической миросистемы, в то время как Прибалтика стремится найти свое «место с конца», но зато в ее центре. Остальные государства, в том числе и Россия, оказываются полупериферией мироэкономики.

Сам по себе расширяющийся разрыв культурно-экономических укладов бывшего СССР не ведет автоматически к образованию новых обществ. Как отмечает В. Иноземцев «За 16 лет не удалось создать даже Таможенного союза и общего пространства безопасности, не говоря уже о введении в оборот единой валюты. У Содружества нет общего голоса на международной арене и ясного плана развития. В его рамках пытаются ужиться ОДКБ и ШОС, ЕврАзЭс и ГУАМ. Участники каждого решают свои задачи, но какой бы аспект интеграции мы ни взяли, ее интенсивность от года к году только ослабевает». Иноземцев В. Pro Europa: ЕС и СНГ: грустные сравнения // Ведомости. - М., 2007. - № 243 (2017), 24 декабря.

Красноречив долгоиграющий пример наиболее перспективного двустороннего партнерства на пространстве СНГ между Россией и Белоруссией, подписавшими 8 декабря 1999 года «Договор о создании Союзного государства». За десятилетие, прошедшее с этой даты, не было сформировано ни одного общего пространства - информационного, правового, экономического, валютного. Россия и Белоруссия скорее отдалились друг от друга в ХХI веке вследствие непрекращающихся споров вокруг льготных нефтегазовых тарифов и заградительных пошлин на ввоз российских товаров в Белоруссию. Таким образом, в масштабах СНГ не сложилось даже пресловутого «интеграционного ядра», к которому в случае успеха могли бы присоединиться остальные участники. Над СНГ довлеет его характер искусственной структуры, являющейся не реализацией желания исторически сложившихся стран к дальнейшей интеграции, но паллиативом, призванным подсластить горечь от распада СССР и отчасти компенсировать репутационные, политические и военно-стратегические потери России. Обнадеживает лишь тот факт, что рост российского внешнеторгового оборота с Белоруссией в первой половине 2011 года в сравнении с 2010 годом увеличился на 41,2%, что во многом объясняется девальвацией белорусской валюты.

В настоящее время необходимо принципиально определиться: либо «развод» окончателен, либо бывшие республики имеют общие интересы и готовы восстановить объединенное пространство на неких более универсальных и эффективных началах, нежели те, которые привели к краху СССР. Либо признать, что двусторонние связи России с различными странами СНГ могут быть более эффективны, чем попытки воссоздания все более расходящегося экономического, политического, культурного пространства, связанного на Западе и Востоке лишь Россией. Тем более что Россия культурно и исторически более тяготеет к Европе, нежели к Азии.

Россия как ключевой субъект потенциальной интеграции СНГ

политический интеграция содружество независимый

Следует признать, единственным потенциальным субъектом интеграции постсоветского пространства является Россия, таково ее монопольное географическое положение, экономический вес и политические возможности. Но не оказываемся ли мы в плену иллюзий, утверждая, что интеграция СНГ есть безусловное благо. Не является ли это следствием ностальгии по общему прошлому, усиленной комплексом «имперской неполноценности». Нужна ли и выгодна ли России подобная интеграция?

Конечно, русский язык все еще сохраняется как постепенно уходящий формат общения на территории СНГ, существуют общие транспортные и энергетические системы, культурные и исторические архетипы. Но «стоит ли овчинка выделки», а отношения с постсоветским пространством каких-то особых преференций по сравнению с остальным миром? Либо Россия и постсоветские страны могут найти более выгодных партнеров и условия объединения, как это пытаются сделать Прибалтика и Грузия, Украина и Азербайджан?

Инфраструктурное взаимодополнение и общие цепочки сложных производств экономик бывших республик были эффективны лишь в условиях экономической автаркии СССР от остального мира, когда в принципе не существовало других возможных экономических партнеров и поставщиков за пределами социалистического периметра. Альтернативного выбора у производителей и потребителей просто не было, либо он был крайне ограничен. Однако распад с отменой сложных сверхзадач и цепочек в советской экономике привнес возможность выбора товаров, комплектующих, сырья, поставщиков на глобальном рынке. В результате многие из прежних производств рухнули, не выдержав конкуренции и потеряв монополию на рынок сбыта в пределах СССР.

Обратимся к реальным цифрам. Оборот внешней торговли России со странами дальнего зарубежья в первой половине 2011 году рисует следующую картину. Экспорт составил 162,6 млрд. долларов, импорт 88,6 млрд. долларов. В то же время внешняя торговля России со странами СНГ ниже на целый порядок - экспорт 14,7 млрд. долларов, импорт 8,5 млрд. долларов. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/free/b11_00/IssWWW.exe/Stg/dk07/3-2.htm. Таким образом, экспорт/импорт отечественных товаров в дальнее зарубежье превысил оборот торговли со странами СНГ в 10-12 раз. На уровне двусторонних экономических связей России приоритет снова остается не за странами СНГ. В общем объеме российского экспорта на долю Китая приходилось 9,6%, Нидерландов - 8,5%, Германии - 8,6%. В то время как на наиболее активных экономических партнеров из постсоветских республик пришлось: Белоруссия - 4,6%, Украина - 6,5%, Казахстан - 2,9% российского внешнеторгового оборота. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/free/b04_03/IssWWW.exe/Stg/d02/176.htm. О падении плотности экономических связей свидетельствует и неуклонное сокращение доли внешнеторгового оборот России, приходящегося на страны СНГ в целом: с 24,5% в 1995 году Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/regl/b08_11/IssWWW.exe/Stg/d03/26-02.htm. до 15,5% в первом полугодии 2011 года. В докладе рабочей группы Совета глав субъектов Российской Федерации при МИД РФ отмечается: «Подведение общих итогов развития интеграции приводит к выводу, что пространство СНГ имеет весьма низкий уровень экономической интегрированности. Об этом свидетельствует доля торгового оборота между странами СНГ в общем объеме их внешней торговли. Если в СССР доля межреспубликанского товарообмена в суммарном объеме внешнеторгового оборота Союзных республик составляла 69%, а в ЕС доля оборота между странами в общем внешнеторговом обороте составляет 62%, то в СНГ соответствующий показатель составляет лишь около 30%». Доклад Рабочей группы Совета глав субъектов РФ при МИД России "Проблемы и перспективы развития международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации с партнерами в рамках СНГ" // http://www.mid.ru/ns-dipecon.nsf/0/9196146619dfcca4c3256e86002d27e3?OpenDocument.

Как отмечает М. Дмитриев «практически все страны ЕврАзЭС согласно гравитационной модели недостаточно активно торгуют друг с другом, т.е. у них еще есть большой потенциал торговли. Но если мы посмотрим на Россию, то она, наоборот, переторговывает. Если мы определим внешний экономический товарооборот России в процентах от ВВП, то российская экономика выглядит как открытая и интегрированная в мировую экономику. Но это лишь видимость красивого результата. Высокий уровень нашей торговли обусловлен, в основном, экспортом энергоносителей, и проблема в том, что, за исключением энергоносителей, мы практически больше ничего не экспортируем, и доля иного экспорта не растет». Дмитриев М. Россия-2020: долгосрочные вызовы развития // http://www.polit.ru/lectures/2007/12/21/dmitriev.html.

Действительно, «материальную основу Советского Союза образовывали общая производственная инфраструктура, хозяйственные связи, кооперация крупных и средних предприятий. При этом на территории Союза десятилетиями создавались единые энергетические, газовые, транспортные, коммуникационные, топливные системы». Там же. Но в настоящее время политиками и экономистами все более осознается тот факт, что индустриальная логика экономического взаимодополнения пространства, оказывается скорее фантомом, чем реальностью в глобальной экономике. Ложной оказывается и модерная предпосылка о том, что возможную выгоду экономических обменов определяют «соседские» географические связи. Как только экономическое пространство СССР из автаркичного превратилось в открытое, оказалось, что старые соседи по союзу все менее нужны, а новые производители всегда готовы прийти к ним на смену.

Препятствует экономической интеграции СНГ и другой фактор - структура реального импорта/экспорта, когда Россия и страны СНГ оказываются по большинству позиций прямыми конкурентами на глобальном рынке. В российском экспорте в первом полугодии 2011 года минеральное сырье, металлы и лесная продукция составили 80,7%, от общего объема - здесь картина страны как глобального сырьевого придатка развертывается во всей своей очевидности. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/free/b04_03/IssWWW.exe/Stg/d02/176.htm. В редуцированном виде программа внешнеторгового оборота России с дальним зарубежьем и СНГ в настоящее время выглядит как «сырье в обмен на автомашины и продовольствие». Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/regl/b08_11/IssWWW.exe/Stg/d03/26-11.htm..

Таким образом, хуже всего даже не растущие диспропорции экономических связей России со странами СНГ с одной стороны и остальным миром - с другой. Проблема в том, что большая часть российского экспорта - это минеральные ресурсы, удобрения, лес и металлы, вывозимые для более высокого передела в более развитые экономики. Но аналогичная структура экспорта и у стран СНГ! Образуется не взаимодополнение экономик, основанное на кумулятивности экономических инфраструктур, а прямая конкуренция за внешние рынки. Различные газовые, нефтяные, трансфертно-трубопроводные конфликты обретают характер политических.

В результате при нынешней структуре экономики и производства России и стран СНГ интеграция на экономической основе не может быть ведущим фактором сближения. Что не исключает самой ее возможности и эффективности, связанной с обменом теми или иными ресурсами, унификацией импортно-экспортных тарифов, созданием единых таможенных стандартов и т.п.

Поэтому представляется, что определяющим пространством долгосрочной интеграции СНГ может быть именно политика. Но нынешней России практически нечего предложить странам СНГ в качестве универсальных правил игры, поскольку уровень мышления российских элит не поднимается выше самодостаточной «суверенной демократии» для крупных корпораций, контролирующих привычную российскую «властесобственность». Пивоваров Ю.С. Истоки и смысл русской революции // ПОЛИС. - М., 2007. - № 5. - С.33-55. В результате политическая стратегия сжимается до узко понимаемых национальных интересов, которые элиты часто отождествляют со своими собственными. Состояние российских элит, мыслящих исключительно тактически и прагматически работает не в пользу интеграции СНГ как символического проекта, призванного повысить легитимность политического режима.

Империя как принцип реинтеграции

В настоящее время в российском обществе наблюдается усиление «неодновременности», которую элиты пытаются компенсировать посредством политических проектов, претендующих на большую универсальность. И в частности проекты интеграции постсоветского пространства направлены именно на то, чтобы сгладить негатив от имеющихся политических программ и целей, ограниченных в лучшем случае исключительно национально-государственной логикой развития России, в худшем - корпоративными интересами элит. Поэтому тема возрождения СНГ есть во многом попытка легитимации общества, живущего текущим потреблением, некими трансцендентными целями, выходящими за рамки этой «текучести». Проблема интеграции СНГ заключается в том, что с позиций рационального экономического расчета никакой явной выгоды в данном процессе не просматривается. Но дело в том, что условия интеграции, выходящей за рамки сиюминутных выгод, требуют в качестве своего условия именно отказа от подобной логики прагматизма, признания ее иррациональности с позиций неких больших целей и ценностей. Именно таким проектом потенциально является реинтеграция постсоветского пространства, не несущая немедленных явных выгод, но вполне способная принести их будущим поколениям.

Постсоветские пространство в своей долгой истории объединялось в двух формах - империи и советской федерации. СССР оказался неустойчивым, ассиметричным политическим компромиссом российского центра и этнических окраин, который разрешился закономерным распадом. Российская империя исторически оказалась более устойчивым и долгосрочным образованием, хотя и не смогла решить задач модернизации и преодоления исторической неодновременности своих составных частей. Третья структурная возможность - конфедерация является слишком аморфным и ни к чему не обязывающим образованием. Поэтому представляется, что в качестве формы интеграции постсоветских стран в нынешних условиях привлекательность империи как формы политического возрастает.

Империя здесь понимается не как нечто экспансионистское и агрессивно-милитаристское, но как политическая форма, позволяющая в отличие от наций мягкими правилами объединить гетерогенные культуры, народы и пространства. Империя, выходящая за пределы строго очерченных территориальных границ наций-государств, связана, во-первых, со стремлением каждого человека и народа стать чем-то большим, чем он есть на сегодня, приобщиться к великому. Поэтому империя гораздо более эффективна в плане интеграции исторических и культурных пространств, нежели модерновое классовое общество, которое технологически разъединяет людей по их групповым интересам, но затем не всегда способно разрешить их конфликты. Кроме того, политическая легитимация наций через сакрализацию территории и общей истории в условиях глобализации и транснационализации оказывается все более размытой.

Во-вторых, позитивный образ империи - это смутная тоска по утраченной в обществе потребления сакральности социально-политического порядка, за которым «ничего нет» - великих задач, миссий или светлого будущего, когда возникает чувство конца истории. И финальность концепций демократии, капитализма и общества потребления как конца принципиальных идеологических споров свидетельствует именно о законченности модерновой социально-политической мысли, не стремящейся в рамках либерального консенсуса к чему-то иному, нежели в принципе устраивающее основные идеологические лагери настоящее.

Если присоединиться к господствующей позиции и предположить, что они сами по себе представляют конечные цели, тогда стоит признать, что естественное желание большинства заключается именно в том, чтобы жить при капитализме, демократии и в обществе потребления. Тем не менее, мировое недовольство либеральным консенсусом растет, как и глобальные угрозы человечеству - расширение ядерного клуба, исчерпание ресурсов, экологические вызовы, перенаселенность и т.п. Наличие множества недовольных капиталистической миросистемой заставляет принять аргумент о том, что демократия, капитализм и общество потребления не более чем инструмент для достижения более глобальных целей, поэтому эти «финальные концепции» если и не могут быть отброшены, то по крайней мере могут быть скорректированы. С другой стороны, все большее разочарование в капитализме, демократии, либеральном консенсусе и обществе потребления не ведет к появлению значимых альтернатив. А те альтернативы, которые есть, заведомо хуже, будучи связаны с изоляционизмом, комплексом величия, цивилизационной уникальностью, «особостью», которые в итоге оборачиваются деуниверсализацией и отставанием наиболее «особых», типа Тибета, Северной Кореи, Центральной Африки в политике, культуре, экономике. Получается, что апеллировать вроде бы более не к чему, кроме как к наличному политическому порядку, формально представленному 200-ми государствами, разница между которыми по всем ключевым параметрам жизни граждан достигает запредельных величин. В ХХ веке мировая политическая карта пережила беспрецедентное дробление политических субъектов, количество наций-государств увеличилось в 4 раза. Но это лишь мультиплицировало всевозможные конфликты - этнические, исторические, экономические, культурные - ради разрешения которых собственно и затевалось разделение бывших метрополий и колоний. В то время как государственно-экономические элиты становятся все более космополитичными и глобализированными, население многих стран мировой полупериферии обречено жить даже не в национальных мирах, а в еще более узкой повседневности, где потребности, цели и привычки людей во многом регулируются рыночными манипуляциями.

Прорыв к новым стратегиям интеграции в глобальной политике может быть связан с востребованностью имперских механизмов объединения с присущей им иерархической и в то же время универсальной общественной моралью. В подобной ситуации может стать оправданным восстановление неких утерянных или размытых популистской риторикой общества потребления ценностных иерархий. Не отрицая права всевозможных меньшинств мира на самобытность и культурную автономию, условием стабильного существования современной нации представляется поддержание определенной иерархии идентичностей. В этой иерархии на политический статус может претендовать лишь гражданская ипостась человека, являющаяся приоритетной перед множеством его прочих идентичностей, в том числе религиозной и этнической. Только посредством приоритета гражданской солидарности современные многокультурные и многоэтничные нации могут сохранить свою целостность и снизить конфликтогенный потенциал внутри общества.

Традиционно при взгляде на исторические империи считалась, что их единственной ролью является расширение и удержание некоего гомогенного культурного, экономического, политического пространства. Таковы исторические империи от Римской до Британской, проводящие границу между центром и периферией, метрополией и колониями, гражданами и негражданами, «цивилизованным периметром» и теми, кто в него не входит, являясь источником ресурсов, дешевой рабочей силы и рынком сбыта. И здесь можно согласиться с предложенным М.Хардтом и А.Негри различием: «под «Империей» мы понимаем нечто, совершенно отличное от «империализма». Границы, определенные системой национальных государств современности, были основой европейского колониализма и экономической экспансии: территориальные границы нации определяли центр власти, из которого осуществлялось управление внешними территориями -- территориями других государств... В действительности империализм был распространением суверенитета национальных государств Европы за пределы их собственных границ… В противоположность империализму Империя не создает территориальный центр власти и не опирается на жестко закрепленные границы или преграды. Это -- децентрированный и детерриториализованный, то есть лишенный центра и привязки к определенной территории, аппарат управления…». Хардт М., Негри А. Империя. - М., 2004. - С.12. Представляется, что в отношении мировой «Империи» взятой в политическом измерении М.Хардт и А.Негри пока выдают желаемое за действительное. Любая территория, даже виртуальная, рано или поздно требует принятий решений, подтверждающих суверенитет, даже, если это территория всей Земли.

Популярность имперской идеи в современной России исходит из иной, архаической интерпретации, в основе которой лежит проблема идентичности, сохранить которую можно только путем изоляции, противостояния актуальному миропорядку. Это и логика самосохранения исторического пространства, и метафора «острова» Цымбурский В. Остров Россия. Перспективы российской геополитики // ПОЛИС. - М., 1993. - № 5. - С.6-23., и апология самодостаточной автаркии Паршев А. П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь. - М., 2000., и неповторимость культурно-цивилизационного кода православной цивилизации Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. - М., 2000., и уникальная география евразийской державы Дугин А. Апология национализма // Консервативная революция. - М., 1993., удерживающий самим своим наличием глобальный мир от уничтожения. Все это апеллирует к совсем не новой идее третьего Рима или православного Катехона, российской империи, которой предначертано судьбой удерживать остальной мир от варваризации и апокалипсиса. Юрьев М. Третья империя. Россия, которая должна быть. - М., 2007. Поэтому для России любые изменения пагубны, так как она выполняет незаменимую миссию - удержание глобального равновесия.

Но возможен и третий вариант - космополитической империи, не связанный как с торгово-экономической экспансией, так и с культурным самосохранением, базирующимся на идеях изоляционизма и самодостаточности. Это вариант радикального преодоления нарастающей дифференциации и мультикультурализма современного мира, ведущих не к снятию причин накопившихся конфликтов, но скорее к их умножению путем отмены эффективных ранее институтов и практик Модерна.

В условиях относительного ослабления наций-государств именно империя как перспектива перехода к глобальной мирополитике, представляется недооцененным механизмом легитимации не различий, а способов их преодоления, причем в эгалитарном и универсалистском ключе. Поскольку империя может представлять переходное звено от логики ограниченных национальных интересов в международной политике и экономике, достигаемых за счет ущемления других государств. Дурная бесконечность отношений господина и раба может через такие промежуточные формы империй постепенно перейти к транснациональной логике, оперирующей долгосрочными интересами всего человечества. Безусловно, подобная позиция может не найти понимания у многих национальных элит, в том числе относящихся к центру миросистемы, но это не значит, что подобная стратегия невозможна в принципе.

Ключевая проблема в том, что ценности, на которые опираются нации, изначально менее универсальны, чем имперские или христианские. В условиях транснационализации и глобальной мобильности капитала эти паллиативы имперского сакрального центра, завязанные на конкретные территории и этносы, работают все хуже. Поэтому их закрепление может быть достигнуто только путем создания миропорядка, где ценности, обеспечивающие функционирование наций будут не предметом внутринационального консенсуса, а получат закрепление на транснациональном уровне. Фактически современные государства и сама политическая карта мира должны получить закрепление из сакрального центра нового миропорядка, который только находится в процессе создания, но не обязательно и гарантированно будет создан. Для этого мировое политическое пространство должно быть устроено по аналогии с современной нацией, но на принципиально новом уровне. Поскольку политические отношения между нациями в современном мире остаются наиболее архаичными во всем спектре возможных взаимодействий.

Представляется, что только передача функций легитимации современного миропорядка эффективным космополитическим структурам способна поддерживать сакральность и универсальность ценностей, лежащих в основании наций. Тем самым достигается ресакрализация наций, так как ценности вновь становятся нетождественны и внеположны их территориальным и институциональным структурам. Фактически трансцендирующая политический центр апелляция к нации, демосу, народу вновь должна быть преобразована в более универсальном ключе. В актуальном секулярном мире для этого существует лишь один вариант - апелляция к человечеству, где нация легитимируется соответствием идеалу этого общечеловеческого мира как его составная часть, а не как политический мир сам по себе.

Космополитическая логика объединения

В настоящее время неустанная «война идентичностей», всеобщие экологические, демографические, ядерные, космические, пандемические и иные угрозы актуализируют выгоды политического синтеза, отказа от интересов отдельных наций в пользу долгосрочных правил игры, закрепленных во всеобщих законах, институтах, ценностях. Фактически в глобальном мире все более выигрывает и в практическом, и в символическом плане тот, кто может предложить и поддерживать правила игры не искаженные ограниченными национальными интересами. Роль России как генератора соответствующих изменений в мировой политике может возрасти. Ведь самых больших успехов Россия в своей истории достигала именно тогда, когда была империей, будь то российской или советской. Когда она была миром, где есть место для каждого. Такова Россия в лучших своих проявлениях как квинтэссенция человечества в целом, действующая на основе принципов равенства, справедливости и безразличия к каким-либо второстепенным отличиям.

Действительный успех на пути общественного развития в условиях глобальной мироэкономики может быть связан только с интернационализацией всего национального. То есть не с построением мультикультурной нации, но с усилиями всех наций-государств по транснационализации политики. Преодолению национального как «особенного» в пользу интернационального и космополитического как «всеобщего». Но тогда незыблемость нации-государства должна перестать быть политической иконой современной общественной мысли. Прогресс возможен, только если нации начнут себя преодолевать во имя чего-то большего, отбросив эгоистические национальные интересы, полную взаимных претензий историю, мифы, ориентированные на прошлое.

Все народы могут выиграть, постепенно доверяя суверенитет транснациональным институтам и нормам, ставя их выше национальных. Этот процесс предполагает рост доверия, осознания национальными элитами долговременных и всеобщих целей человечества, достигнуть которые можно только сообща. Образцом подобного встречного движения наций, враждовавших всю свою историю, является Европа. Фактически вне Европы ее если и критикуют, то «не из-за его [Запада] стандартов, а из-за их неприменения в случаях, когда Запад поддерживает диктаторов, коррумпированные режимы или государственный террор». Бек У. Космополитическая Европа: реальность и утопия // Свободная мысль. - М., 2007. - № 3. - С.34.

Безусловно, имеющийся исторический опыт говорит не в пользу возможности имперского проекта для всего человечества. Даже в ЕС берут пока не всех, например, не принимают пока Турцию. Правда, мало кто из исследователей замечает, насколько на долгом пути в ЕС институционально и идейно универсализировалась сама Турция. И это само по себе является серьезным достижением, ради которого стоило начинать путь в Европу, вне зависимости от технических дебатов по поводу реальных сроков вступления страны в ЕС.

Космополитический имперский проект для человечества может быть только открытым и соблазняющим. Здесь следует отметить, что космополитизм исторических империй был всегда ограничен, а их сакральность основывалась на делении на посвященных (избранных) и всех остальных, то есть условных «варваров». Отмена данного правила всегда соотносилась с закатом империй, но вряд ли была их причиной. Проблема в том, что в условиях мировой интернационализации Россия выбирает архаический вариант имперского проекта, который ради порядка и установления «внутренней империи» выносит «варварство» и беспорядок за свои пределы. Сегодня имперский проект в его историческом варианте, безусловно, не является альтернативой капиталистической миросистеме, а то, что в России он сейчас популярен свидетельствует скорее о ее слабости. Это наблюдение относится и к США, озабоченных построением «града на холме»: если мы не верим в то, что можем изменить весь мир, то, по крайней мере, мы можем выгородить для себя сферу интересов и ее защищать. И это есть наш империум! Но такая логика изначально неуниверсальна, а следовательно, порочна в моральном плане.

Политика есть забота о будущем. И гоббсовско-шмиттовская ограниченная логика страха, «войны всех против всех», врага-друга, в новейшей истории человечества все же, как это ни парадоксально, постепенно сдает позиции в пользу проекта Канта о всеобщем государстве, законодателями которого будут выступать все люди, составляющие человечество. Такова общая линия развития человечества, интегрирующегося во все более глобальные общности: племя - община - город - государство (нация) - транснациональный глобальный мир. Преодоление классовой, культурной, национальной ограниченности реализуется во все более универсальных нормах и институтах.

Ничто не мешает инициировать на постсоветском пространстве подобный проект, в основе которого лежала бы не разъединяющая логика интересов национальных элит, но нечто большее - политическая этика, основанная на авансах и аксиомах доверия, на разделяемых всеми нормах. Подобное утверждение является чистым политический идеализмом, но только идеалы совершенствуют политику, общество и человека, позволяя им стать чем-то лучшим, чем они являются. Более того, присоединение к универсальным правилам, сулящим долгосрочные выгоды, является, по сути, вполне рациональным решением. Конечно, условия консенсуса часто устанавливаются за счет тех, кто готов поступиться своей позицией или сделать одолжение, но в итоге выигрывают в той или иной степени все. Таков хрестоматийный пример теории принятия решений - «дилеммы узника», - где два партнера достигают больших успехов, делая друг другу уступки и расширяя пространство доверия, нежели наоборот.

Поэтому представляется, что на самом деле стратегический выход из актуальных противоречий между бывшими республиками СССР лежит в иной, более глобальной плоскости, будучи связан с постепенной и многослойной трансформацией миросистемы, центрированной на капиталистической экономике, в мироимперию. Собственно говоря, это проект достройки наличной мироэкономики до будущей мирополитики. И желательность такой интегрирующей политической формы все чаще проговаривается российскими обществоведами и публицистами. Достаточно беглого взгляда на дискурс будущего в современной общественной мысли, чтобы убедиться, что империя как сакральная политическая форма аксиологически привлекательней пути демократий, движимых принципом «бесконечного накопления капитала» и ориентированных на текущее потребление.

Космополитическая империя универсализирует политическое как этическое, абстрагируясь от конфликтов и противоречий частных и особенных экономических интересов. Более того, только этика империй исходит из истинно политической этики - заботы о будущем, которое не поддается приватизации частными и национальными интересами. Однако империя как механизм региональной интеграции постсоветских стран может переиграть модерновые нации-государства только если она предложит более универсальные и прозрачные культурные, этические и экономические правила игры, нежели имеющиеся.

А для этого России необходимо определиться с тем, что считать справедливым. В настоящее время характер российского государства как высшего менеджмента «корпорации Россия», осуществляющего административное руководство на основании «инструкций» всеобщего здравого смысла и «прагматизма», явно не позволяет выработать какие-либо универсальные интегрирующие ценности, критерии их оценки и способы практического руководства ими выходящие за рамки локальной морали «для своих». Поскольку любой здравый смысл в политике - это всегда чей-то неуниверсальный интерес, заключенный в догматический формат, апеллирующий к объективности.

Для инициирования назревших изменений необходим этический переворот, расширяющий пространство моральных политических решений. Выход из морального коллапса видится не в воспроизводстве неких канонов и тем более не в возврате к истории, традиции и изоляции, которым приписывается вневременная универсальность, а в трансценденции социальных позиций, которые могут стать универсальны «здесь и сейчас». Эти первоначально партикулярные позиции могут быть произведены кем угодно. В том числе и нынешней Россией. Новые возможности всегда уже присутствуют в настоящем. Только эти ростки будущих изменений не всегда видны, и не обязательно они инициируются привычным гегемоном. Скорее наоборот, рождение нового мира является очередным экспериментом, распространяемым затем в случае удачи на общество в целом. Как в свое время христианские секты путем самопожертвования и отказа от римского аналога общества потребления выиграли в главном, в области духа и идеологии, сформировав новое общество и иную картину мира.

Наивно было бы полагать, что некая партикулярная социальная позиция станет доминирующей и всеобщей путем обращения через головы эгоистичных национальных элит непосредственно к другим народам, в среде которых оная позиция найдет понимание. Речь скорее идет о замысле новой эгалитарной утопии взамен не оправдавшего ожиданий значительной части человечества «либерального консенсуса». И космополитическая империя как интегрирующая политическая форма, не связанная с сакрализацией некой территориальности, представляется в данном контексте реальной альтернативой постоянно дробящимся нациям-государствам, чья современность основана на системах множащихся различий и конфликтов, а не тождеств. Поэтому экономическая и политическая глобализация, рост культурного единообразия урбанистического общества как и глобализация мировых угроз и вызовов не оставляют человечеству иных разумных и эффективных альтернатив, кроме движения к транснациональным ценностям, институтам и практикам.

Размещено на Allbest.ru