Идентичность как источник "Мягкой силы" Китая

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Впервые высказанное двадцать четыре года назад (Nye J., Jr., 1990), концептуализированное десять лет спустя (Nye J., Jr., 2004) и дополненное, можно сказать, недавно (Nye J., Jr., 2011) представление американца Джозефа Ная об американской внешней политике постепенно, как это было уже неоднократно с другими американскими концепциями (реализма, либерализма, конструктивизма), касающихся теории международных отношений, приобрели всеобщее мировое внимание. Дж. Най, озабоченный нарастанием «жесткого» компонента в американской политике за рубежом, искал некие альтернативы, которые он воплотил в идее о «мягкой» силе государства. За эти годы, правда, реальная политика США была далека от идеалов этой концепции. Свидетельством тому стали интервенции США, не важно в каком виде, в Югославию, Ирак, Ливию, провоцирование гражданской войны в Сирии и Украине, недавние экономические санкции в отношении России. Можно с уверенностью утверждать, что попытка Дж. Ная переформатировать политику США, придать ей «мягкий», благообразный вид оказались безуспешными, однако теоретический концепт стал нарративом для многих правительств.

Удивительно, но многие страны, которые никогда не вмешивались в дела других суверенных государств, никогда не имели за рубежом ни одного солдата, внешняя политика которых вряд ли подпадала под категорию «жесткой», стали подгонять под себя американскую концепцию «мягкой» силы, как необходимое, своевременное, а, главное, модное средство создания хорошего благопристойного имиджа о свой стране. Таким образом, не желая того они волей не волей признали, что их внешняя политика тоже «не без греха», чересчур «жесткая» и требует изменений в сторону «мягкости». Мы попытаемся разобраться, какой смысл приобрело понятие «мягкой» силы для Китая, который в декабре 2008 г. впервые за 600 лет направил группу боевых кораблей для патрулирования прибрежных вод Сомали, тем самым продемонстрировав элемент современной «жесткой» силы.

Как известно, на фоне больших социально-политических успехов Китай приобретает все большее влияние в современном мире. Никто не может отрицать привлекательность Китая, которой он добивается не только экономическими достижениями последних десятилетий, но и влиянием культурных традиций и конфуцианской идентичностью, которая предлагает ценности, альтернативные западным. Эти ценности: в межличностных отношениях - уважение старших и забота о младших, во внутренней политике - социализм и благоденствие для всех, во внешней политике - независимость, невмешательство, не насильственность. Общим знаменателем этих ценностей является гармония и «золотая середина», которые гораздо лучше подходят современному нестабильному миру, чем западная либеральная демократия, права человека, агрессивность, индивидуализм, консюмеризм в быту, двойные стандарты в политике. Китай практически не применяет жесткую силу на международной арене. Сильной стороной Китая является то, что он не навязывает свои ценности, образ жизни и путь развития, уважает чужой суверенитет и самобытность, старается создать гармоничный справедливый миропорядок, который бы не ущемлял ничьих интересов и способствовал развитию каждого через равномерное развитие всех. Отличие китайской версии «мягкой силы» от американской состоит в том, что она адресована государствам, а американская - индивидуумам. В Поднебесной мягкое всегда одерживает верх над твердым. Комплексная сила Китая сочетает в себе «жесткую» и «мягкую силу» не как сумму, а как произведение двух компонентов и поэтому выглядит сильнее. Обе «силы», аккумулированные внутри, направлены во вне, в международное сообщество и поэтому объективно вступают в борьбу за это пространство.

Одним из источников «мягкой силы» государства является его идентичность. Национальная идентичность - культурная норма, отражающая эмоциональные реакции индивидов по отношению к своей нации и национальной политической системе (Tsygankov A.P., 2001). Когда международные отношения стабильны, проблемы идентичности не возникает, поскольку каждый знает и ощущает свою принадлежность. Однако в смутные времена перемен и потрясений вопрос об идентичности выходит на первый план. Она задает направление развитию, позволяет четко определить национальные интересы, отличить друзей от врагов. По мнению конструктивистов, корни национальных интересов лежат в идентичности государств: представлении государства о себе, о системе, и о своем месте в этой системе.

Проявления национальной идентичности - это чувства принадлежности, включенности, или, наоборот, отторжения. Различают две характеристики национальной идентичности - общность и отличительность. Общность - степень гомогенности (однородности) нации, которая достигается мифами и представлениями о своей истории, территории, институтах, языке и религии. Общность отражает внутреннее измерение национальной идентичности. Отличительность - показывает, насколько похожа или отлична нация от других наций - членов международного сообщества.

Идентичности представляют собой конструкты. Мы сами конструируем свои идентичности по желанию, необходимости или принуждению. Идентичности - воображаемые сущности - то, что мы думаем о себе, к чему мы стремимся. Идентичность ситуационна. Русскими мы чувствуем себя, когда выезжаем за рубеж. Чтобы подчеркнуть независимость Пакистана от Индии, основатели Пакистана во главу угла ставили свою исламскую идентичность. Но когда мусульманская же Бангладеш стала обосновывать свое право на независимость от Пакистана, то основной акцент она сделала на особенности собственных языка и культуры.

Когда француз общается с немцем, то один идентифицирует себя с Францией, другой - с Германией. Но когда они общаются с американцем или китайцем, то оба ощущают себя европейцами. Поэтому «ширина» идентичности может меняться. Для французов и немцев европейская идентичность становится важнее в случае взаимодействий с Китаем или США. Любой китаец за рубежом всегда четко ассоциирует свою принадлежность либо с материковым Китаем, либо с островом Тайвань.

«Мягкая сила» реализуется лишь в той степени, в какой она признается другими участниками международных отношений. Так и для идентичности как источника «мягкой силы» очень важным понятием является «значимый Другой». Мы можем считать себя другом какого-то человека, но станем им только тогда, когда и тот посчитает нас своим другом. Поэтому важнейшей для понимания идентичности концепцией является концепция «значимого Другого» (Нойманн И., 2004). Для Китая «значимым Другим» с 1840 года (морская агрессия Англии, первая «опиумная» война) является Запад, но и для Запада «значимым Другим» всегда был Китай.

Различают несколько видов идентичности в современных международных отношениях. С точки зрения «мягкой силы» наиболее важны две из них: позитивная и негативная. Позитивная идентичность дает ощущение безопасности и стабильности, как это было в имперский период Китая. Негативная идентичность может сопровождаться ощущением неполноценности и даже стыда за свою страну - «сто лет унижений» (1840-1949) новой истории Китая.

Можно выделить три возможных пути влияния национальной идентичности на мировую политику. Во-первых, национальная идентичность определяет, как политическая ситуация интерпретируется международными акторами. Во-вторых, национальная идентичность влияет на принятие внешнеполитических решений. В-третьих, сильная национальная идентичность может снабжать политических акторов дополнительными ресурсами для мобилизации необходимой социальной поддержки (Кочетков В.Н., 2010).

Ключевым понятием для «мягкой силы» являются ценности (Косачев К.И., 2012). Механизм действия мягкой силы - возведение своих ценностей в ранг абсолютных. Однако «мягкая сила» - это не только умение продвигать свои ценности, но и уважать чужие.

Рассмотрим основные факторы формирования идентичности Китая, лежащие в основе его «мягкой силы» (Кочетков В.В., Цюн В., 2003).

Важнейшую роль в формировании «мягкой силы» играет языковой фактор. Является общепринятой аксиомой, что национальные социокультурные особенности зафиксированы в языке и фольклоре. Ещё в первой половине прошлого века В. Гумбольдт выдвинул концепцию неразрывной связи внутренних языковых форм и «духа народа». В ней он обосновывает мысль об общественной природе языка. Его последователи Э. Сепир и Б. Уорф пошли дальше, сформулировав теорию «лингвистического детерминизма», согласно которой языковые формы оказывают существенное обратное воздействие на перцептивные, мыслительные и вообще когнитивные процессы, формируя этноспецифическую картину мира.

Бенджамин Ли Уорф в статье «Наука и языкознание» пояснял, что теория лингвистического детерминизма состоит в том, что язык является причиной различий познавательных процессов. Язык - не средство выражения, а форма, определяющая образ наших мыслей. Грамматика сама формирует мысль, является программой и руководством мыслительной деятельности индивида. В книге «Язык, мысль и реальность» он писал: «Мы рассекаем природу по линиям, в соответствии с нашими языками. Категории и виды, которые мы извлекаем из мира природы, не находятся в ней. Напротив, мир - калейдоскопическое собрание впечатлений, которые мы пытаемся организовать нашим сознанием, а затем передать лингвистическими системами нашего языка. Мы разрезаем природу, раскладываем её по концепциям и приписываем им значения, исходя из согласия всех членов общества. Мы не можем говорить иначе, кроме как в строгом соответствии с условиями этого соглашения» (Уорф Б.Л., 1972).

Отличительность китайской от индоевропейской цивилизации кроется в идеографическом письме. Иероглифы записывают не звуки и слоги, а морфемы, т.е. минимально значимые единицы языка, которые сразу передают смыслы. Пространственно-образное мышление китайца изначально отображалось в иероглифической письменности, которая сохраняется без существенных изменений почти 4 тысячи лет. (Крушинский А.А., 2013: 67).

В китайском языке принято выделять девять групп диалектов. Эти группы отличаются примерно в такой же степени, в какой нидерландский язык отличается от английского или итальянский от французского. Почему такие сильные различия диалектов не привели китайскую цивилизацию к расколу, как Римскую империю? Многие исследователи считают, что эти обстоятельства следует приписывать существованию единого общего книжного языка «веньянь», который не имеет собственного произношения, однако лексика и грамматика везде одинаковы.

Китайские иероглифы оказывают обратное воздействие на китайскую мысль. Мысль становится конкретно символической. Конкретность мышления китайцев видна в глубоко укоренившейся привычке к точности, четкости и определенности дат, имен и событий. Склонность китайцев к уточнению, детализации и конкретизации имеет место и в отношении к пространству.

Китайский народ, как никто другой, обладает мощной исторической памятью. Ее воспитанию придается большое значение и делается это на основе национальной исторической традиции. Наблюдать время по-китайски значит стоять лицом к уже совершенному и спиной к предстоящему, ожидаемому.

Китайский народ крайне кропотливо и усложненно воспринимает действительность. Это проявляется в языковой коммуникации в том, что китайцы придают большое, даже исключительное значение символическим формам. Таким образом, выражения, которые указывают на неназываемое и неизъяснимое в наименовании и объяснении, подчеркивают значимость безмолвия в речи. В китайской литературе чрезвычайно развито искусство намеков и недоговоренностей, иллюзий и скрытых цитат.

Письменность сыграла не последнюю роль в формировании психологического характера китайцев. Во-первых, особенности иероглифического письменного языка, помимо географических барьеров и социокультурных традиций, изолировали китайцев от других «дальних» этносов, проживающих за пределами Восточной Азии, и за несколько тысяч лет создали огромные различия между Китаем и всем остальным миром. Во-вторых, существует прямая зависимость между письменным китайским языком, логикой мышления и мировосприятием жителей этой страны. Иероглифы в прямом и переносном смысле защищают Китай от вторжения чужой культуры и навязывания западных традиций. Иностранные слова, записанные при помощи иероглифов, приобретают новое содержание и звучат в китайском контексте уже не столь убедительно и доказательно.

Местом самоидентификации китайской цивилизации и китайского государства является Центральная равнина - Чжунюань (zhongyuan), которая дала название и самому государству Китай - Чжунго (Zhongguo) - Центральное государство (Лоу Яолян, 2002). В книгах по истории древнего и средневекового Китая понятия “Центральная равнина” и “династии Центральной равнины” используются как самоназвания Китая. В отличие от исторического географического понятия «Центральная равнина» не существует. На этом пространстве китайские географы выделяют Северо-китайскую равнину (Huabei pingyuan), занимающую северную, центральную и частично южную часть Центральной равнины, и равнину среднего и нижнего течения Янцзы (Changjiang zhongxiayou pingyuan). Исторически сложилось, что на Центральной равнине всегда жил (и продолжает жить в 21 веке) титульный китайский этнос хань. За пределами этой равнины, т.е. на периферии, всегда обитали “варвары” (национальные меньшинства, в современной терминологии) и “внешние варвары” (иностранные государства). Центр - это всегда китайцы - ханьцы, перифирия - это представители других этносов, проживающие сейчас в автономных районах. Все политические смыслы “центра” и “периферии”, как видим, имеют в китайском случае вполне определенное географическое происхождение. Взаимоотношения центра и периферии - главный принципы взаимоотношений Китая с внешним миром (Ли Шеньмина, 2007).

Большая часть истории Китая разворачивалась на просторах Центральной равнины и 180 лет эпохи «Воюющих царств» (5 - 3 века до н.э.) завершились объединением пространства равнины и созданием в 221 году до н.э. первого единого централизованного китайского государства - Империи Цинь. Отсюда берет отсчет имперский период развития Китая, который длился более 2 тысяч лет и завершился Синьхайской революцией 1911 года. Обширная территория, получившая современные очертания при последней династии Цин (1644-1911), и длительная история, связанная с ней, дает Китаю идентичность великой державы.

Равнинное местоположение, две великие реки (Хуанхэ и Чанцзян) и благоприятный климат способствовали тому, что основой жизнедеятельности китайской нации стало сельское хозяйство. Привязанность к земле, как источнику существования, способствовали оседлости и малой мобильности населения, не желанию искать удачи в чужих краях. Сельский труд и деревенский образ жизни наложили определенный отпечаток на характер китайцев: консерватизм, скромность, довольство малым. В конечном счете земля стала основой мирной, не агрессивной природы как китайцев, так и самого государства.

Богатство природных условий и производимых продуктов гарантировали Китаю свой образ жизни, труда, удовлетворение нужд за счет собственных ресурсов, что выработало у населения и правителей чувства самодостаточности. Одновременно из-за большого количества населения, ограниченного количества пахотных земель, необходимости проведения масштабных мелиоративных работ, многократности стихийных бедствий и низкого уровня развития производительных сил на всем протяжении истории Китая вынуждало практически все династии заниматься в основном внутренними проблемами, т.е. внутриравнинным развитием.

Природные и климатические условия регионов Китая многообразны и существенно отличаются друг от друга. Цинхай-Тибетское нагорье (4000 метров над уровнем моря), Лессовое плато, Таримская впадина (1000-2000 метров над уровнем моря), равнины - Северо-Восточная, Северо-Китайская, среднего и нижнего течения Янцзы, обширные участки континентального шельфа, - вот те особенности местоположения Китая, которые обусловливают многообразие форм социальной структуры и жизненного уклада, а также являются природной основой многочисленных идеологических школ и направлений.

Особые географические условия заключаются в том, что Китай представляет собой сухопутную континентальную державу, имеющая природные барьеры своего развития во вне: Тихий океан на востоке, нагорья и горы на западе, пустыни на севере и непроходимые тропические леса на юге всегда ограничивали контакты Поднебесной с внешним миром. Этим, а также самодостаточными природными условиями обусловливается консервативный и оборонительный менталитет народа и традиционный неторговый характер китайской цивилизации. В свою очередь, на протяжении столетий это обеспечивало независимость, устойчивость, длительность и непрерывность самостоятельного развития Китая с одной стороны, и традиционной культуры, с другой.

Таким образом, на протяжении четырех тысячелетий Китай был «вселенной в себе», приспосабливал, развивал и трансформировал то, что дала ему природа в силу географического положения. Согласно традиционной культуре и представлениям китайцев, само Небо отделило их земли от остального мира естественными преградами: пустынями, горами, морями. Все, что было за этими барьерами, было внешним - «варварским». Все, что внутри - в центре - китайским, внутренним.

Исторические факторы.

Создание основ идентичности Китая можно отнести к эпохе Восточной династии Чжоу (VIII-III вв. до н.э.). Чжоуская доктрина о «Сыне Неба» как мироустроителе и владыке Вселенной и «варварской периферии» легла в основу учения Конфуция об исключительности «хуася» (одно из самоназваний древних китайцев), оказавшего существенное воздействие на формирование и развитие социокультурных особенностей Китая.

Во время династии Цинь изменилось содержание понятия «Чжунго», являющегося самоназванием Китая («Чжун» - Центр, «го» - государство). До этого «го» лишь весьма условно могло быть переведено на русский язык словом «государство». Фактически «го» представляло собой наследственное владение как часть поднебесной - объект верховной власти. После объединения пространства Центральной равнины в одну государство - империю Цинь термин «го» весьма условно можно соотнести со смыслом «государство». Китай же по-прежнему продолжать развиваться в парадигме «Поднебесной» Тянься, пределы которой ограничивались лишь четырьмя морями. Одновременно с этим появляются понятия «внешние варвары» - «государства за пределами Китайской империи». Эти понятия отражали новое представление о том, что помимо страны, населенной древними китайцами, могут существовать иные государства. Однако на многие столетия вплоть до начала 20 века для китайцев останется представление, что весь мир - это и есть Китай, который всегда в центре, а остальное - варварская периферия.

Во время династии Хань при императоре У-ди конфуцианское мировоззрение сильно изменилось, вобрав в свою доктрину некоторые принципы легизма. Легизм и конфуцианство - это единство и борьба противоположностей. Но это была борьба в рамках единой системы, способствующая не распаду, а наоборот, поддержанию единства. В настоящее время противоречия между конфуцианством и легизмом решились внешне парадоксальным, но характерным для Китая образом. Система государственного управления современного Китая основана на принципах легизма, но логика, философия и представления о мире - конфуцианскими.

В XIX века в результате ряда сокрушительных поражений в «опиумных войнах», китайско-французской войны 1884-1885 годов и китайско-японской войны1894-1895 годов, Китай постепенно оказался в положении полуколониального государства и впал в состояние смуты, длившейся вплоть до 1949 года. В это время возникла концепция «чжун ти си юн» ????(«китайское учение - основное; западное учение - прикладное»). Благодаря этой концепции, несмотря на то, что внешний мир открылся неблагоприятным для Китая образом, Китай все же начал воспринимать полезные для себя новшества. После образования Китайской Народной Республики в 1949 году вплоть до 1970-х годов Китай являлся революционным государством и существовал в отрыве от мирового сообщества. В 1970-е годы соображения военной безопасности и собственные национальные интересы постепенно вытеснили идеологическую окраску Китая.

В конце 2003 года в Китае сформулировали новую идеологию общения с внешним миром, построенную вокруг лозунга «мирное возвышение». Исходным стал тезис о том, что Китай может быть сильным и могучим, не нанося при этом ущерба развитию соседних стран и мирового сообщества в целом. Основой данной идеологии стал конфуцианский тезис «единения без унификации» (Переломов Л.С., 1998). В современном политическом контексте эта фраза Конфуция истолкована как желание Китая укреплять мир, гармонию и сотрудничество с Западом (единение) без перехода на позиции союзника Запада и признания его ценностей (унификации). В интересах мирного возвышения партийное руководство предлагает Китаю «настойчиво добиваться, чтобы китайское мировоззрение единения без унификации разделялось и понималось народами всех стран мира и, далее, чтобы оно получило на практике коллективное признание всеми странами мира, сформировало соответствующий этому международный механизм и институты. Одновременно Китай должен настойчиво использовать китайское мировоззрение единения без унификации для борьбы с гегемонизмом и политикой силы, для исправления несправедливых и неразумных элементов в международном порядке» (Ся Липин, Цзян Сиюань, 2004).

Факторы веры и традиционной политической культуры.

В западном понимании Китай - страна языческая. В ней нет европейского понятия веры. Небо, земля и человек - вот система координат каждого китайца. В древности в Пекине были четыре главных святилища - храмы Неба, Земли, Солнца и Луны. Сегодня во всем блеске сохранен единственный - храм Неба (tiantang). В политической системе Китая формальные религиозные институты никогда не играли заметной роли. Отличие китайской культуры от западной заключается в том, что религия не является основой ее развития. Если конфуцианство в начале своего возникновения еще имело сакральные элементы (например, ритуал поклонения императора Небу), то уже очень давно оно редуцировано к светскому этико-политическому учению.

В настоящее время в Китае около 200 миллионов верующих (при населении 1,3 миллиарда человек). Роль религии заметно выше среди национальных меньшинств, общая численность которых превышает 100 миллионов человек. Доля верующих среди них составляет примерно половину. Религиозные конфликты не угрожают устойчивому развитию Китая, где ни одна из конфессий не имеет доминирующего положения. Целью всех конфессий, распространенных в Китае является достижение равновесия/гармонии между всеми слоями общества, внутренним и внешним миром, также обществом и природой. В обновленную концепцию гармоничности входят такие ценности, как политическая стабильность, уменьшение имущественной поляризации в обществе, поддержание экологического баланса, равномерное развитие регионов.

Идеология равновесия, лежащая в основе конфуцианства и даосизма - основных идеологических систем Китая, - безусловно, на каком-то этапе затормозила технологическое, экономическое и социальное развитие китайского общества и обусловила его временное отставание от европейской цивилизации. Однако именно эта идеология гарантировала сохранность китайской цивилизации на протяжении тысячелетий и обеспечивает в настоящее время невероятную эффективность политики Китая на мировой арене, и фактически уже сделала его самым мощным в экономическом отношении государством мира. Кроме того, концепция баланса сил и равновесия, лежащая в основе китайской идеологии, несомненно, в гораздо большей степени соответствует задачам, стоящим перед современным человечеством, чем альтернативные концепции (Сусоколов А.А., 2006). Конфуцианство распространяло свои нормы и ценности не только на сферу морали, но и на ритуалы, церемониалы, обряды, обычаи, право и «по своей значимости, степени проникновения в душу и воспитания сознания народа, воздействию на формирование стереотипа поведения... успешно выполняло роль религии» (Переломов Л. С., 1998).

Особое внимание в конфуцианстве уделяется значению государственной идеи. Проблемы, связанные с методами добродетельного правителя (вандао) и правителя, управляющего с помощью силы (бадао), в древности стали предметом широкой дискуссии между двумя политическими группировками, представленными конфуцианцами и легистами, спорившими о том, как добиться единства страны. По мнению ученика Конфуция Мэн-цзы, основной причиной того, что правитель, идущий по пути добродетели и осуществляющий управление на основе человеколюбия, не имеет противников в Поднебесной, заключается в том, что он приобрел сердце народа. Исходя из этого, он полагал, что «для приобретения Поднебесной существует путь - приобретение народа означает приобретение Поднебесной; для приобретения народа существует путь - приобретение сердец народа; для приобретения сердец народа существует путь - собирать все, что хочет народ, и отдавать ему, не осуществлять ничего, чего не любит народ» (Мэн-Цзы, 2000).

Политическим руководством современного Китая были взяты на вооружение основные принципы конфуцианства. Первый среди них - совмещение непротиворечивого единства. Версией принципа совмещения является управленческий алгоритм «отпустить - зажать» или «оживить - упорядочить». Это также и возможность сочетания различных форм собственности и различных политических систем в границах единой конфуцианской цивилизации. Для современного Китая является обычным введение пакетов мер, кажущихся сторонним наблюдателям «противоречивыми», но на деле они весьма оправданы. Примером может служить принцип «Одна страна - две системы» для районов Сянгана и Аомэня. Следующий принцип - «срединность». В народном менталитете и политике принципиальный характер «срединности» проявляется в нескольких аспектах. Красной нитью через технико-экономический курс и практику освоения иностранных инвестиций проходит, например, идея соответствия получаемых технологий средним хозяйственным условиям страны, средним доходам, массовым привычкам населения и так далее. В политической и экономической сферах Коммунистической партией Китая в настоящее время взят курс на формирование среднего класса. «Срединность» также предполагает наличие единого центра управления хозяйством, отношения соподчинения с региональными столицами.

Главной силой, противостоявшей конфуцианству именно в сфере политики, всегда были легисты. Влияние легизма на формирование китайской национальной идентичности, как доказывается многими специалистами, было огромным. Школа легизма сложилась в IV веке до нашей эры. Легисты отвергали управление, основанное на ритуалах и традициях, и отстаивали концепцию управления на основе законов. Они высмеивали рассуждения конфуцианцев о человеколюбии, долге, справедливости, братской любви, называя их «игрой в слова». В «Шан цзюнь шу» ??? («Книга правителя области Шан») основоположник легизма Шан Ян необходимость управления на основе закона обосновывается тем, что человек от природы зол (Удальцов С.Ф., 2007). Злое начало, заложенное в человеке, не может быть изменено воспитанием, но его проявления могут быть предотвращены строгими законами. В легистской работе «Рассматривать все по нынешнему времени» подчеркивается необходимость изменения законов в соответствии с изменившимися требованиями времени: «Любой закон прежних правителей был необходим в свое время».

Концепция легизма, его теоретические положения были совершенно противоположны конфуцианскому учению. Если Конфуций и его последователи исходили из положения, что вначале необходимо создать идеальную теорию управления государством, а затем следовать ей, то легисты исходили из реальных требований времени. Доктрина легизма первоначально состояла из двух направлений. Первой была школа Шэнь Бухая, которая сделала основной акцент на выработке методов управления и системы контроля администрации при посредстве развитого бюрократического аппарата. Второе направление, школа Шан Яна, превыше всего ставила закон и систему наказаний. Оба эти течения не только были родственны друг другу, но и отражали одну и ту же объективную тенденцию - противопоставить сепаратистским устремлениям и разрухе общества сильную центральную власть с хорошо налаженным административно-бюрократическим аппаратом.

Именно легисты провели ряд реформ, узаконивших частную собственность. Вместе с тем, положение легистов относительно того, что все сырьевые ресурсы страны, а также горы и водоемы должны находиться в руках государства, звучит очень актуально для современных государств.

Легисты печально прославились тем, что когда они приходили к власти, то устанавливали крайне жестокие законы и наказания. Чтобы обеспечить представительство зажиточных слоев в государственном аппарате, предусматривалась продажа чиновничьих должностей.

Вся схема современного государственного аппарата Китая, иерархии чинов и сословий судопроизводства была взята у легизма. Зато сами чиновники, осуществлявшие управление страной, набираются из среды убежденных конфуцианцев. Это сочетание легистских методов и конфуцианских идеалов всегда обеспечивало китайским политикам как эффективность, так и стабильность. Таким образом, в истории конфуцианство постепенно примирилось с законом и научилось сочетать добродетель с исполнением законов.

Сущность конфуцианской морали состоит в том, чтобы «не принуждать другого делать то, чего не желаешь делать сам». Политика гуманного правителя требует так называемое «вандао», сущность которого определяется «равновесием и справедливостью». Китай длительное время относился к межгосударственным контактам особым образом. Все китайские феодальные династии дружески относились к соседям в режиме преподнесения дани. Именно так они успешно сохраняли дружеские отношения между собой.

Конфуцианство рассматривает семью как прообраз всей общественной организации: мы члены определенной группы, а не индивидуальности. Стабильность общества основана на вертикальных отношениях неравенства между людьми, точно так же, как и в семье. Примерами таких вертикальных отношений являются отношения отца и сына, старшего и младшего братьев, мужчины и женщины, правителя и подданного, старшего и младшего друзей. Согласно этим принципам, отец должен относиться к сыну доброжелательно, а сын к отцу - с сыновней почтительностью; старший брат должен относиться к младшему с добротой, а младший брат к старшему - с уважением; муж должен относиться к жене справедливо, а жена к мужу - услужливо; правитель должен относиться к подданным благожелательно, а подданные к правителю - с верностью. Китайцы убеждены в том, что игнорирование этих вертикальных типов отношений является причиной беспорядка, преступности и недостаточной общественной ответственности во многих западных странах, где в основном придерживаются только горизонтальных взаимоотношений типа «муж-жена».

Национальные черты.

Можно выделить следующие основные особенности китайского национального характера: эгоизм и эгоцентризм, аскетизм, общинность, прагматичность, китаецентризм.

Эгоизм и эгоцентризм. Это две главные черты, присущие сельскому жителю, а это большинство населения Китая, которые счел необходимым описать в своей самой известной книге «Сельский Китай» социолог мировой величины Фэй Сяотун (1910-2005). Он связывает его с деревенским укладом жизни рядового китайца, его сконцентрированности на себе и своей семье. Проблема эгоизма зависит от того, как провести грань между группой и индивидуумом, между “собой” и “другими”.

Согласно Конфуцию, путь всегда лежит от «себя» к семье, от семьи к государству, от государства ко всему миру. В такой социальной структуре путь преодоления себя и обогащение мира всегда лежит в расширении «себя» самого до всего мира, круг за кругом. “В этих эластичных сетях, которые образуют китайское общество, в центре каждой всегда находится «я». Но это не индивидуализм, а эгоцентризм. Индивиды в организации - это как часть целого. Индивидуализм, с одной стороны, представляет собой концепцию равенства, при которой каждый индивид занимает одинаковое положение и никто не может нарушить интересы большинства. Это также можно назвать конституциональной концепцией, в соответствии с которой организация не может лишить индивида его прав, она может с согласия индивида контролировать его по взаимной договоренности. Без такой концепции подобные организации не могут существовать. В китайской традиционной мысли не существует аналогичных идей, поскольку для нас есть только эгоцентризм. Все что для нас представляется ценным - это идеология, где «я» в качестве центра. Это очень точно описывает китайскую систему организаций - форму из разделенных кругов - ассоциаций различных типов. «Я» - всегда в центре, как сдержанная Северная звезда, «я» - всегда окруженная другими, которые находятся под влиянием центра» (Фэй Сяотун, 2008: 31). национальный идентичность политический

Аскетизм. Склонность к интроверсии проявляется у китайцев на самых различных уровнях: от личностного до государственного. На формирование этого качества оказала свое влияние и конфуцианская идеология, ориентировавшая сознание людей не на «прелести загробной жизни», а на довольство минимумом в повседневности. Она учила их видеть социальный идеал не в удовлетворении широко возникающих потребностей, а в достижении счастья с тем, что имелось. Простые китайцы привыкли считать, что счастье зависит не от внешних обстоятельств, а от них самих. В результате неприхотливость, умеренность, приспособляемость, стали целым комплексом взаимосвязанных черт их национального характера. Конфуций говорил: «Рис и овощи для еды, вода для питья, да голова на плечах - вот, что необходимо мне для счастья» (Конфуций, 2011).

Общинность. Сложные климатические и природные условия страны, особенно необходимость строительства ирригационных сооружений для защиты от стихийных бедствий, а также связанная с этим необходимость тяжелого титанического труда обусловили ту исключительную роль, которую всегда играли в стране община и совместный труд. В результате у китайцев сформировались и всегда очень ярко проявляются такие национально-психологические качества, как жесткая дисциплина, высокая степень зависимости индивида от группы, специфическая сплоченность на основе четкого распределения ролей, высокая степень доверия к мнению группы, а также особый характер сочувствия и переживания, проявляющиеся в межличностных отношениях.

Прагматизм. Ограниченность в ресурсах еды, полезных ископаемых, земли выработала в китайцах гипертрофированную бережливость, прагматизм и расчетливость. Прагматичный китаец рассчитывает до малейших деталей наиболее экономный путь для достижения своей цели. В условиях постоянного недоедания выросли поколения, которым было важно не тратить лишнюю энергию.

Мифологизированный полководец Чжугэ Лян, описанный в китайском аналоге «Войны и мира», книге «Троецарствие», совершает, по мнению китайцев, поступки, достойные подражания. Своеобразие моральных устоев жителей Поднебесной может подчеркнуть эпизод, описывающий бегство отряда Чжугэ от преследующих его врагов. На ночь преследуемые, уставшие и голодные воины находят убежище в доме владельца придорожной харчевни. На следующий день бедняк и его семья, поделившиеся с Чжугэ Ляном последней едой, будут убиты его солдатами. Чжугэ принимает такое решение из опасения, что преследователи, допросив его благодетеля, смогут узнать направление движения отряда Чжугэ. Союзник - временно выгодный партнер в понятии китайских стратегов.

Китаецентризм. На протяжении веков культура Китая (материальная и духовная) была намного выше по сравнению с окружавшими его этносами, поэтому у правящих династий Поднебесной и у простых китайцев выработалось устойчивое чувство превосходства, оформившееся в китаецентризм - геополитическое представление о том, Китай находится в центре Вселенной, а все остальное пространство населяют варвары, так как их экономическое, политическое и культурное развитие стоит на более низком уровне. Поэтому одной из главных целей правителей Китая считалось «преобразование варваров», приобщение их к китайской цивилизации. В течение длительного времени китайскими правящими кругами проводилась целенаправленная политика по укоренению этих представлений среди простого народа (Кузнецов Д.В., 2014). В результате китайцы просто не могли себе представить, что в мире может быть еще хотя бы одна страна, равная Китаю по мощи и развитию, тем более превосходящая его.

В китайской политической традиции «мир» и «государство» не имело ясно очерченного понятия этих сущностей и их разграничения. Китайский мир - это все что находится на Земле под Небом. В этом «поднебесье» есть ощущение пространства, в котором имеется «центр» и «периферия», и время, представленное бесконечной длительностью истории Китая. Если стоять на горе в императорском саду Запретного города, можно видеть комплекс зданий в виде квадрата, окруженный другим квадратом более высоких зданий, который, в свою очередь, тоже окружен квадратом еще более высоких зданий. Это и есть китайское представление о мире - бесконечном во времени и пространстве, с императорским дворцом в центре. Это завершенное целое без какой-либо дихотомии. Таким образом, есть только единственное «эго» без противоположного «другого».

К тому же на протяжении многих веков китайцы были окружены кочевниками, которые нуждались в продуктах земледелия, перенимали китайские традиции, обычаи, поэтому возникала мысль о превосходстве собственного государства над остальными и о своей цивилизирующей роли в мире. Китай поддерживал торговые отношения с Индией, Персией, Византией, но эти контакты нисколько не поколебали убеждений китайцев об их исключительном месте в мире. Они считали себя богаче любого из окружавших его государств, а китайское искусство, наука, литература рассматривались ими как более развитыми и разнообразными.

Китаецентризм - это не только мировоззрение, но и политика, проводимая китайскими правителями в целях успешного управления своим обществом и сопредельными народами. Доказав свою эффективность, эта политика проводилась на протяжении веков. С развитием общества происходила некоторая трансформация китаецентристских принципов. Но все же его костяк, заложенный в древности остается до сих пор неизменным. Одной из его цементирующих основ являлся тезис о верховенстве Китая. Вплоть до середины XIX века китайцы держались отчужденно, не проявляя интереса к Западу, не желая чему-либо учиться, не веря, что варвары могут передать что-либо ценное. Положение поменялось во второй половине XIX века, когда Китай подвергся агрессии западных держав и превратился в полуколонию. Но китайское мировосприятие существенно не изменилось. Оно было лишь модифицировано с учетом принципиально нового соотношения сил в мире.

На протяжении четырех тысячелетий Китай был «вселенной в себе», втягивая в свою орбиту Корею, Вьетнам и Японию. Культура Китая столетиями оказывала в Восточной Азии влияние на музыку, танцы, живопись, религию, философию, архитектуру, театр, структуру и организацию общества и, прежде всего, на язык и литературу. Китай считает себя хранителем древнейших традиций мира. Эта страна с ее миллиардным населением не чувствует ослабления своего духовного влияния, которое она оказывала на окружающих на протяжении всей своей истории. В современном Китае идут процессы, приводящие к возвращению идентичности превосходства и центральности.

Опыт Китая показывает, что четкая идентичность является источником «мягкой силы» государства. Россия, которая на протяжении большей части своей истории имела отчетливо выраженную идентичность, может этот опыт использовать. Россия всегда обладала выраженной национальной идеей. До 1917 г. она выражалась формулой «За веру, царя и отечество!», затем - «За Родину, за Сталина!». После распада Советского Союза четкая идентичность нашей страны сменилась неопределенным восприятием мирового сообщества. Это привело, в том числе и к катастрофическому падению ее «мягкой силы». В настоящий момент в России наблюдается острейший дефицит мягкой силы.

Ни одна страна не может быть притягательной, не имея четкой идентичности. Прежде чем транслировать свою «мягкую силу» во внешней политике, каждое государство должно отдавать себе отчет о том, в каком направлении оно движется и какие преследует цели. Только так можно определить конкурентов и врагов, друзей и союзников.

Опыт Китая показывает, что четко выраженная идентичность должна опираться на исторические традиции и учитывать природно-географические условия страны. Большую роль в формировании новой российской идентичности, кроме того, может сыграть православие, имеющее тысячелетнюю историю в России. Очень важно усиливать позиции русского языка во всем мире, бережно сохраняя при этом его чистоту. Вновь обрести «мягкую силу» Россия сможет только на основе этих факторов, восстановив свою идентичность.

Литература

1. Братерский М.В., Скриба А.С. (2009) Концепция «мягкой силы» во внешнеполитической стратегии США // Вестник международных организаций. Т. 9. № 2.

2. Бергер П., Лукман Т. (1995) Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. СПб.: «Медиум».

3. Ван Лицзю (2005). О роли идейной традиции добрососедства во внешней политике современного Китая // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология. № 2.

4. Ван Сяочжэн (2014). Идентичность современного Китая, теория управления и ее реализация // Вестник Чжэнчжоусского университета.

5. Грачиков Е.Н. (2013а) Проблемы новой формирующейся идентичности Китая в мировой политике // Вестник МГУ. Серия 18. Социология и политология. № 1.

6. Грачиков Е.Н. (2013б) Китай как совсем «другое» Запада // Журнал «Социология». №4.

7. Давыдов Ю. (2013) Понятие «жесткой» и «мягкой» силы в теории международных отношений // Международные процессы. Т. 11, № 3 - 4 (34 - 35).

8. Ишутина Ю.А. (2006) К вопросу о формировании этнической идентичности китайцев. // Россия и АТР, № 3.

9. Конфуций (2011). Лунь Юй (Беседы и Суждения) - М.: Азбука-Аттикус.

10. Косачев К.И. (2012) Не рыбу, а удочку. В чем состоит особенность «мягкой силы» России // Россия в глобальной политике. 4 сентября 2012.

11. Кочетков В.В., Цюн В. (2007) Самоидентификация Китая: цивилизационно-культурный и исторический аспекты // Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. № 2.

12. Кочетков В.В. (2010) Идентичность в международных отношениях: теоретические основы и роль в мировой политике. Вестник МГУ. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. № 1.

13. Крушинский А.А. (2013) Логика древнего Китая. М.

14. Кузнецов Д.В. (2014) Китайский национализм и внешнеполитическая составляющая массового сознания жителей КНР // Современный Китай и его окружение / Отв. ред. Д.В. Кузнецов и Д.В. Буяров. - М.: УРСС.

15. Лазунина И.В., Нагорной В.А., Рахмангулов М.Р., Сахаров А.Г., Шелепов А.В. (2009) Систематизация лучших зарубежных подходов к реализации политики «мягкой силы» // Вестник международных организаций. Т. 9. № 2.

16. Леонова О.Г. (2013) Мягкая сила - ресурс внешней политики государства // Обозреватель. № 4.

17. Ли Шеньмин (2007). Мирное развитие Китая и международная стратегия.

18. Ли Цзайци (2009). «Мягкая сила» в стратегии развития Китая // Полис, № 4.

19. Лоу Яолян (2002). Геополитика и стратегия национальной обороны Китая.

20. Лю Цзе (2006). Международная система и мягкая сила Китая.

21. Михневич С.В. (2009) Панда на службе Дракона: основные направления и механизмы политики мягкой силы Китая // Вестник международных организаций. Т. 9. № 2.

22. Мень Хунхуа (2013). Изменение государственной идентичности Китая в контексте двух периодов (1982-2012) // Журнал «Общественные науки Китая».

23. Мень Хунхуа (2013). Глобализация и государственная идентичность Китая // Газета «Социальные науки Китая».

24. Нойманн И. (2004) Использование «Другого». - М.: Новое издательство.

25. Паршин П.Б. (2013) Проблематика «мягкой силы» во внешней политике России. М.: МГИМО (Университет).

26. Переломов Л.С. (1998) Конфуций. Лунь юй: Исслед., пер. с кит., коммент.

27. Политика и национальная идентичность Китая в эпоху династии Цин. Лю Фэнюнь, Дун Цзяньпэн.

28. Пэн Синьлян (2008). Культурная дипломатия и мягкая сила Китая.

29. Смирнова Л.Н. (2014) Предложения по улучшению образа России в Китае -- М.: Спецкнига.

30. Су Чанхэ (2007). Мягкая сила Китая: на примере отношений международной системы и Китая // Журнал «Международное обозрение».

31. Сусоколов А.А. (2006) Культура и обмен: введение в экономическую антропологию. М.: «Русская панорама».

32. Ся Липин, Цзян Сиюань (2004). Мирное возвышение Китая. Пекин.

33. Торкунов А.В. (2012) Образование как инструмент «мягкой силы» во внешней политике России // Вестник МГИМО - Университета. № 4 (25).

34. Удальцов С.Ф. (2007) История политических и правовых учений (Древний Восток). - СПб: Изд. дом СПбГУ.

35. Уорф Б.Л. (1972) Грамматические категории // Принципы типологического анализа языков различного строя, М.: Наука.

36. Фан Хуа (2009). Обзор исследований развития мягкой силы Китая за последние 10 лет//Журнал «Современные международные отношения».

37. Филимонов Г.Ю. (2010). «Мягкая сила» культурной дипломатии США. - М.: РУДН.

38. Фэй Сяотун (2008). Сельский Китай.

39. Цзя Дунхан, Се Вэйминь (2012). Государственная идентичность Китая и ограничительные факторы//Журнал «Марксизм и реальность».

40. Чжан Гоцзо (2011). Доклад об исследованиях мягкой силы китайской культуры (2010).

41. Чжао Ган (2007). Мягкая сила: международное соперничество и злободневные проблемы, стоящие перед мирным развитием.

42. Чжэн Юннянь (2004). Китай должен создавать государственную идентичность // Газета “Хуаньцю шибао”.

43. Ши Маошэн, Чэн Сюеян (2009). Государственная идентичность современного Китая и основа объединения страны // Вестник Чжэнчжоусского университета (Философия. Социология).

44. Bloom W. (1996). Personal Identity, National Identity and International Relations. Cambridge: Cambridge University Press.

45. Confucianism for the Modern World. Edited by Daniel A. Bell and Hahm Chaibong. Cambridge. 2005.

46. Hopf T. (2002). Social Construction of International Politics. Identities and Foreign Policies, Moscow, 1955 and 1999. Cornell University Press. Ithaca and London.

47. Nye J., Jr. (1990). Soft power // Foreign Policy, №. 80, Autumn 1990, р. 167.

48. Nye J., Jr. (2004). Soft Power: The Means to Success in World Politics. Public Affairs. New York.

49. Nye J., Jr. (2011). The Future of Power. Public Affairs. New York. 2011.

50. Nye J., Jr. (2012). Why China is week on soft power // New York Times, January 17, (http://www.nytimes.com/2012/01/18/opinion/why-china-is-weak-on-soft-power.html?r=0).

51. Prizel I. (1998). National Identity and Foreign Policy: Nationalism and Leadership in Poland, Russia and Ukraine. Cambridge: Cambridge University Press.

52. Pan Zhonggai (2012). Conceptual Gaps in China-EU Relations: Global Governance, Human Rights and Strategic Partnership. Palgrave Macmillan.

53. Qin Yaqing (2010). “Why is there no Chinese international relations theory?” in “Non-Western International Relations Theory: Perspectives on and beyond Asia”. Ed. by Amitav Acharya and Barry Buzan. L. & N. Y.

54. Shih Shih-yu (2013). Sinicizing International Relations: Self, Civilization, and Intellectual Politics in Suboltern Asia. New York. El. edition. Loc. 85 of 6037.

55. Soft Power in China: Public Diplomacy through Communication. Edited by Jiang Wang. Palgrave Macmillan. 2011.

56. Soft Power in China and International Relations. Edited by Hongyi Lai and Yiyi Li. Routledge. London & New York. 2012.

57. Treverton G.F., Jones S.G. (2005). Measuring national power. Conference Proceedings. - Santa Monica, Ca., etc.: RAND Corporation.

58. Tsygankov A.P. Pathways after Empire. National Identity and Foreign Economic Policy in the Post-Soviet World. Lanham, Rowman & Littlefield Publisher, Inc., 2001.

59. Wendt A. (1999). Social Theory of International Politics. Cambridge.

Размещено на Allbest.ru