Исторические динамики мифодизайна общества в стратегии футуродиагностики: подготовка и реализация программирования будущего, управления настоящим

Размещено на http://www.allbest.ru/

Исторические динамики мифодизайна общества в стратегии футуродиагностики: подготовка и реализация программирования будущего, управления настоящим

Один из могучих ресурсов «якорения» мировоззренческих стереотипов и поведенческих особенностей - мифы, отражающие процессы духовные и материальные, интегрирующие целеполагание и спонтанность. Мифотворчество сплетает собственно творческое и отчуждённое восприятие в процессах социализации/аккультурации и индивидуализации, отражая взаимопереход реального и идеального в политических процессах [1-4]. Соответственно, мифодизайн предоставляет не заменяемые без потерь ресурсно-методологической базы самоопределения и воздействия (индивидуального и социального по уровню (социокультурного по содержанию)) на настоящее и будущее культурно-цивилизационного мира и отдельного человека. Характер общественного Сверхпроекта программирует политическую жизнь, но сам он может быть ориентирован либо на прагматичные ценности (цементирует общественную поддержку мещански-потребительского социально-политического поведения), либо на высокие ценности-идеалы с высвобождением ценностей творчества, что осуществляется, в частности, с привлечением ресурсно-методологических баз мифотворчества [5-7]. Исследование их особенностей опирается на работы В. Абаева, Р. Барта, М. Бахтина, К. Богданова, Ж. Бодрияра, Э. Будаева, Ю. Емельяновой, Дж. Лакоффа, Г. Лассуэла, Г. Лебона, В. Лип- пмана, Б. Мандевиля, Г. Маркузе, В. Троттера,

К. Флада, В. Франкла, Э. Фромма, а также Л. Архангельского, О. Балакиревой, Ю. Борисовой, С. Вакуленко, Л. Волочковой, Р. Галля- мовой, О. Дробницкого, Б. Дубина, Э. Ильенкова, А. Кольева, Е. Копатько, Ю. Мирошникова, А. Мусолффа, В. Пивоева, В. Радаева, Ю. Серовой, Е. Суименко, В. Тарасенко, В. Тугари- нова, А. Уледова, К. Флада, М. Хевеши, Ф. Хру- сталёва.З. Цораева, Н. Чавчавадзе ,А. Чудинова, Ю .Шай- городского, В. Шилова, А. Щедрина, Дж. Эль- штайна, В. Ядова и др.

Цель статьи - отражение авторской позиции по вопросу исторической динамики мифодизайна как направления ресурсных баз для программирования будущего и изменения настоящего с акцентированием условий постсовременности.

Миф - важнейший фактор обеспечения продуктивности итогового вектора общественного единства в культурно-цивилизационных мирах. Миф объективно и субъективно, на идеологическом и психологическом уровнях, в общественной и индивидуальной плоскостях интегрирует социокультурное пространство. Вместе с тем эта слитность множится социально-политическими стереотипами и процессами обобщения / конкретизации, которые могут стимулировать те или иные действия / бездействие. Миф эмоционально окрашен, содержит в себе то или иное отношение к смыслам и субъектам событий. Миф иррационален в своём иллогизме, но по-своему мудр как способ объяснения мира и возможностей/границ взаимовоздействия с ним. Мифотворчество также интегрировано в общечеловеческую практику, выступая неотъемлемой составной частью исторического процесса.

Миф в образно-символическом виде метафорично обобщает как абсолютные ценности - истины бытия, так и утилитарно-практические ценности быта, обеспечивая определённый уровень удовлетворения ценностей и воплощая конкретные интересы [8-13]. Миф может быть более/менее простым, «точечным»: абстрагированным от многих деталей в пользу привлечения внимания к некоторым из них. Как социальнополитическое явление миф обеспечивает саморегулирование общества, предоставляя ресурсы как позитивному, так и негативному взаимовлиянию общества и личности. Например, по мнению исследователей, есть множество людей, смысл жизни которых в той или иной степени негативен (то есть можно говорить о степени бессмысленности жизни). В первую очередь к ним можно причислить массулюдей, поддавшихся порокам, преступников, зависимых от наркотиков, алкоголя и потому не работающих, бездельничающих. К ним можно отнести людей, проживающих свою жизнь по принципу «убить время» [3, с. 73]. При этом наиболее агрессивная / пассионарная часть общества имеет возможность навязать удобные для себя мифы в качестве господствующих в обществе (и тем самым продлевающих структуру идеологического воспроизводства).

Соответственно, общественный миф (дорели- гиозный, религиозный и пострелигиозный) - важнейший фактор социально-политического лидерства и стратегического дизайна общества. Вместе с тем формирование вектора общественной трансформации определяется доминирующими ценностно-смысловыми комплексами агрессивного / пассионарного меньшинства, навязываемыми культурно-цивилизационному миру как прогрессивные / неизбежные для него. Ресурсы мифа базируются на группах образов и символов, живущих в языке и сознании, опираясь на особенности культурно-цивилизационных миров и кросс-культурные характеристики человеческого восприятия [14-16]. Создание и распространение привлекательного образа не просто притягивает потенциальных сторонников, информационно «заражает» и активизирует их, они фактически материализуют идеи, подходы, переводя виртуальный мир в реальную плоскость и обеспечивая получение вполне действенных преимуществ. Поскольку формирование образа апеллирует к опыту и настроению, интегрируя феномены культуры художественой и интеллектуальной, это позволяет под внешним видом рациональных решений скрывать иррациональные начала, обходить ловушки критицизма и рассудительности. Впитывая особенности ценностносмысловых комплексов, оперирование образами осуществляет воздействие на переход между общественным и индивидуальным восприятием; природа самих ценностей предполагает их рассмотрение с позиций отпечатка общественного сознания в индивидуальном, отражая совокупность свойств идеального. Соответственно, оперирование образами входит в соприкосновение с составляющими элементами социальной памяти, общественных мифов и традиций.

Восприятие образов исторично. Как известно, у каждой эпохи свои нормы и формы выхода за них (как в моральное, так и в аморальное, как в героическое, так и в низменное): для различных условий необходимы разные черты.

В частности, неомифы - необходимость отражения (в т. ч. во вторичных, третичных и прочих производных мифологемах) изменившихся условий жизнедеятельности. Вместе с тем они могут стать и механизмом оживления, усиления и акцентирования различных фрагментов социокультурной памяти, и направлением обратного воздействия на первичные мифы культурно-цивилизационного мира. Язык мифа сформировался как орудие сознания (индивидуального и социального): речь - форма мысли. Соответственно, метаязыки культурно-цивилизационных миров несли нагрузку социализации и аккультурации, включая в понятийный аппарат и общественный быт (по известному выражению, понятие пилы несёт знание о функции распиливания; тогда как в легенде о первобытном племени, табуировавшем слова предшествовавшего поколения, каждая последующая генерация была вынуждена каждый раз заново постигать ранее пройденное предками). Наряду с кросс-культурным потенциалом метаязыка, культурно-цивилизационные миры создают / осваивают свои особенности жизнедеятельности и развития. В формировании ценностно-смысловых комплексов слились потоки коллективного бессознательного и общественного сознания. Приобретение кардинальных отличий метаязыками культурно-цивилизационных миров, осуществлённое в «осевое время», стало решающим толчком к их самоидентификации, прежде всего, в формах ценностно-смысловых комплексов, закрепленных в их священнокнижии. При этом легитимация решений, базирующихся на иррационально-бессознательных порывах и идентификациях, происходит в рациональных формах, при задействовании принятых процедур и процессов. Развитие самоидентификации культурно-цивилизационных миров в процессе антропосоциогенеза интегрировало мифологический, религиозный и светский уровни общественного быта народов. Впитывая особенности ценностно-смысловых комплексов, оперирование образами осуществляет воздействие на переход между общественным и индивидуальным восприятием: природа самих ценностей предполагает их рассмотрение с позиций отпечатка общественного сознания в индивидуальном, отражая совокупность свойств идеального. Соответственно, оперирование образами входит в соприкосновение с составляющими элементами социальной памяти, общественных мифов и традиций. Идеальность как черта не только бытия потенциального или субъективного представления (коллективного или индивидуального), но и формы представления, деятельностного замещения одного предмета другим позволяет осуществить анализ этой «чувственно-сверхчувственной» реальности. При этом происходит идеальная репрезентация материальной действительности, когда идеальное является признаком истинного бытия материального.

Вместе стем создание программы политической жизни ресурсами общественного стратегического дизайна (в частности, мифодизайна) коррелирует с особенностями постсовременности моделей и практик формирования чернового наброска будущего, создания его замысла и выявления намерения [17-21]. Поскольку время перехода к новой эре совпало с доминированием англосаксов, осуществлялось давление в направлении глобального навязывания их миропонимания, подходов и институций. В частности, в их системе права и политико-административной системе исторически особое значение приобрела образность как средство эмоционально перетянуть на свою сторону (вопреки логико-рациональному академизму традиции доказательств и убеждения в странах континентальной Европы). Так, например, по известному утверждению, «когда при выборах в Америке пожимают руки, в Европе пожимают плечами; но голосуют-то в Америке». Социально важной информация становится при соответствии социокультурной памяти, укоренении базовых ценностно-смысловых комплексов культурно-цивилизационного мира.

Трансформации, произошедшие в результате постмодернизации культуры, постглобализации мира и информатизации социокультурного пространства, реактуализировали ресурсно-методологические базы мифолекта как специфической формы социолекта в осуществлении футуроди- агностики и программирования, обеспечивающих полноту восприятия и интерпретации мира с опорой на архетипы культурно-цивилизационных миров [22-28]. Сохранение и развитие культурно-цивилизационного мира заключается в умении программирования форм, эффективных для общества в новых условиях, для создаваемых веками народных традиций, исторического опыта, социального наследия. Знание, опыт, возможности рассеяны в обществе. Они принципиально нецентрализуемы. Эклектичность и избирательность как черты постмодерной культуры мультиплицируют возможности новых СМИ сетевого общества, формирующих новые черты сравнительно с масс-медиа, что меняет акценты в обеспечении их эффективного применения, усиливая предпосылки для изменения управления и повышения гибкости мифолекта на основе социокультурных доминант.

Мифолект как специфическая форма социолекта и орудие социального управления оказывается тесно связанным с вектором внушения. Заведомая ресурсно-методологическая плюральность постсовременности (от постмодерной культуры до постиндустриальных отношений и постглобализма структурирования и внешних связей) предполагает преодоление обязательности канонов и штампов, появление и реализацию подлинной свободы выбора для каждого. В частности, осовременивание, модернизация отнюдь не обречены следовать модели вестернизации, тем более в «догоняющих» вариациях трансформаций. При этом из каждого класса моделей жизнеустройства и развития (традиционных, модерных, постмодерных) конкретный культурно-цивилизационный мир может создать свою специфическую конкретику со своим диапазоном изменений [29-32].

Для постглобальных реалий наиболее острое смысловое противоречие олигархата и народных масс проявляется на поверхности общественных отношений как конфликт ценностей потребительства и творчества. Мифы общества потребления призваны сохранить господство прежних верхушек и свойственного им политического, экономического и социального уклада посредством навязывания благоприятных подходов и стереотипов, экстенсивного распространения прежних шаблонов, норм и табу. Потакая высвобождению звериных инстинктов присвоения и удовольствия, мифы общества потребления обволакивают сознание и навязывают глобалистский конформизм и примиренчество к чуждым приоритетам. Подкупленный идеологией комфорта, человек легко манипулируем в принятии действительно общественно важных решений. Вместе с тем мещански-потребительское социально-политическое поведение может колебаться в диапазоне от пассивного до агрессивного, стимулируясь распространяемыми мифами и опирающейся на них проекцией силы. Товарно-вещной фетишизм взаимосвязан не только с хозяйственно-экономическим, но и с социально-политическим отчуждением и фиксируется устаревшими системообразующими отношениями труда, собственности и управления.

Творчество, реализуясь в мифотворчестве, связано с процессами взаиморазвития личностей, а не с преклонением перед новизной. Оно предполагает не произвол, а преображение мира по принципу строгой детерминации законами самого мира, его всеобщей индивидуальности. При этом само творчество как феномен культуры имеет характер и эмоциональный, и рациональный. В то время как в сфере и природных, и социальных законов необходимость однозначно, линейно первична, в творчестве потребность в свободном развитии становится определяющей, а необходимость трансформируется в средство осуществления свободы. Деятельность как творчество - это уже не столько труд для необходимости удовлетворения какой-либо индивидуальной потребности, сколько воплощение в вещах универсальных возможностей человека как социального, родового существа. Если в труде как таковом социальное отношение расположено рядом с деятельностью, то в творчестве социальное отношение - сущность деятельности. Становление труда как творчества означает смену детерминации деятельности вещами детерминацией материализованными в них возможностями человека. В процессе творчества реализуется всеобщая (материальная и идеальная) представленность индивида как в других людях (прежде всего, окружающих его), так и их в нём самом. Конкретный способ соотнесения и взаимосвязи выражает историческое развёртывание от абстрактного состояния общественных отношений во всеобщих совместных и единичных формах контактов. Творец получает социальное наследие всей предшествующей истории развития данного общества. Только осваивая его, он превращает свой творческий потенциал в реальные способности. Вот почему, как правило, количество людей, обладающих очень крупными конструктивными возможностями, значительно больше, чем число лиц, получающих социальный, подтвержденный материальными и духовными благами, заказ на творчество, оформляемый в достаточные знания, необходимость развивать и применять их.

Таким образом, мифотворчество входит в воссоздание субъекта как биологического вида, как вида цивилизационного, как собственно носителя творчества, а сам субъект предстает в единстве уровней личности, коллектива, общества и человечества. Другими словами, как отношения отчуждённого труда рождают человека экономического, так свободное самодеятельное творчество воспроизводит человека творческого, что радикально меняет поведенческие стереотипы и механизмы влияния, усиливает особый баланс макро- и микрофакторов развития общественных отношений, повышая требовательность к свободе и ответственности людей на основе народных традиций, исторического опыта и социального наследия [33, с. 103]. Творчество как таковое - прямой, универсальный, доступный для каждого, а потому демократичный, непосредственно самодеятельный и свободный способ развития. Он отрицает превращенное, элитарное, социально разделённое становление общественного потенциала в рамках отчуждения. Вместе с тем при доминанте отчужденной общественной жизни как формы реализации процессов овещнения / расчеловечивания, при недостатке средств и материалов для воплощения замыслов индивидуальное и социальное творчество исторически вынуждено принимать превращённо-иррациональные формы.

В стратегической футуродиагностике общественная практика как мифотворчество - это специфическая человеческая деятельность (неравнозначная деятельности животных) по целенаправленному преобразованию мира, результатом которой и является реальное изменение действительности. Человеческая практика целесообразна, общественна, предметна. По нашему мнению, практика может пониматься и более широко, включая в себя не только материальнопредметные, но и социально-материальные, а также социально-идеальные процессы. С этих позиций общественно-исторической практикой является взаимодействие социальных групп и все виды общественного воспроизводства. Расширительно трактуемая практика включает в себя производственные, социальные структуры и эксперимент. Практика - свойство человеческой деятельности, но это не всегда такая деятельность, которая составляет особенность человека, его исключительное свойство. Процессы опредмечивания - распредмечивания могут порабощать человека, низводя его до уровня потребителя. С этой точки зрения, оппозиция отчуждению - свобода, альтернатива отчужденному труду - свободное самодеятельное творчество. Выражением личностной устремлённости участников процесса общественной жизни, политических субъектов целостности материальной и духовной культуры общества становится их творческая активность, причём свободное творчество преодолевает отчуждённую деятельность по трём основным пунктам: во-первых, сохраняется позитивный момент отчужденной деятельности (её созидательность), во-вторых, уничтожается негативный аспект ((само-) разрушающая сторона), в-третьих, осуществляется переход на качественно новый уровень деятельности, по отношению к которому активность субъекта деятельности выступает сущностью, активная деятельность - существованием, а творчество как свободная самодеятельность - явлением. Вместе с тем оборачивание основания ведет к тому, что в социально-политическом процессе уже творческая активность может относиться к свободной самодеятельности как к своей сущности. Таким образом, мифотворчество может быть как элементом манипулирования волей и сознанием человека, так и элементом общекультурного процесса самосовершенствования человека и развития им окружающего мира как удвоенного мира его собственной родовой сущности. В предметном мире это реализуется как нарастание свободы в безграничном процессе уникального присвоения людьми природы и общественных связей. Так, творчество несводимо к активности, поскольку социально-политическая активность тоже может быть реакционной, направленной против исторической необходимости и глубинных интересов народа. Соответственно, социетальное управление трансформациями органично включает как грубое принуждение и прямое администрирование, так и гибкую власть, мягкую силу на основе стимулирования и непрямых методов давления. Адекватное потенциалу постсовременности гибкое управление осваивает диапазон возможностей социально-политического программирования будущего и его заблаговременного глубинного зондирования мерами футуродиагностики.

Выводы

Миф объективно и субъективно, на идеологическом и психологическом уровнях, в общественной и индивидуальной плоскостях интегрирует социокультурное пространство. Вместе с тем эта слитность множится социально-политическими стереотипами и процессами обобщения / конкретизации, которые выступают мотиваторами / демотиваторами, направляют и ограничивают сферы действия / бездействие, являясь важнейшим элементом общественного саморегулирования, а также фактором осуществления и восприятия социально-политического регулирования.

Форсированное втягивание в тенденции освоения постсовременных моделей мифодизайна ориентирует на восприятие и использование общественных мифов как эффективного средства управления людьми, отношениями, процессами в настоящем и программирования будущего.

Исторический масштаб глобальных трансформаций повышает необходимость адекватного мифологического оформления процессов, причём как в кросс-культурной составляющей, так и применительно к устойчивым ценностно-смысловым комплексам культурно-цивилизационных миров. Тем самым усиливаются объективные основания общественной заинтересованности в повышении комплексности механизмов социальной кооперации в применении мифотворчества для развития социума и для осуществления рефлексивной модернизации, её восприятия и направленности. Это требует обновления не только собственно информационной инфраструктуры, но и всей целостности общественного уклада, что ориентирует на поддержку государством, обществом и бизнесом формирующихся точек перспективных перемен и на обеспечение стимулирующей благотворные изменения социально-политической и социокультурной среды.

Дальнейшее научное освоение этого явления предполагает, по нашему мнению, первоочередное изучение метаморфоз концептуальной власти под воздействием мифологического восприятия, интерпретации и воздействия на социально-политическую действительность, а также взаимоотражение реального и виртуального в общественной жизнедеятельности.

Литература

1. Платон. Политика или государство. Книга седьмая / Платон [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://royallib.com/book/platon/gosudarstvo. htm.

2. Лима-де-Фариа А. Эволюция без отбора : Автоэволюция формы и функции / А. Лима-де- Фариа. - М. : Мир, 1991. - 455 с.

3. Тетиор А. Философия бинарной множественности разветвляющегося и сходящегося мира /А.Тетиор. - ФРГ : Palmarium, 2013. - 687 с.

4. Ожиганов Э. Стратегический анализ политики: Теоретические основания и методы / Э. Ожиганов. - М. : Аспект Пресс, 2006. - 272 с.

5. Ємельянова Ю. Специфіка соціокультурної динаміки етносу (український аспект) / Ю. Ємельянова II Politicus. - 2016. - Вип. 2. - С. 172-176.

6. Галлямова Р. Институциональные изменения в содержании социальной ответственности современного человека / Р. Галлямова II ВУЗ. XXI век. -2013 -№2,- С. 88-103.

7. Шедяков В. Мифотворчество в «умном обществе» как социальный процесс: основания и перспективы / В. Шедяков // Актуальні проблеми філософії та соціології. - 2016. - Вип. 10 - С. 177-181.

8. Яшина О. Концептуальні засади художньо- естетичного та морального виховання особистості: філософсько-освітній аспект / О. Яшина // Гілея. -2013- Вип. 91 (№ 12). - С. 258-262.

9. Бахтин М. Эстетика словесного творчества / М. Бахтин. - М. : Искусство, 1979. - 424 с.

10. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт. - М. : Прогресс, 1989. - 615 с.

11. Lakoff G. Metaphors We Live / G. Lakoff, M. Johnson. - Chocago, 1980. - 180 p.

12. Lakoff G. Contemporary Theory of Metaphor / G. Lakoff II Metaphor and Thought / ed. by A. Ortony. - Melbourne : Cambridge University Press, 1993. - P. 202-351.

13. Musolff A. Metaphor Scenarios in Public Discourse/ A. Musolff. - 2006. - 240 p.

14. Якобсон P. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений / Р. Якобсон // Теория метафоры. - М. : Прогресс, 1990. - С. 110-132.

15. Будаев Э. Метафора в политическом интердискурсе / Э. Будаев, А. Чудинов. - Екатеринбург : Урал. гос. пед. ун-т, 2006. - 215 с.

16. Goossens L. Metaphtonymy: The interaction of metaphor and metonymy in expressions for linguistic action / L. Goossens II Metaphor and Metonymy in comparison and contrast / ed. by Rene Dirven, Ralf Prings. - Berlin ; N. Y. : Mouton de Gruyer, 2002. - P. 349-377.

17. Бергер П. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания / П. Бергер, Т. Лукман. - М. : Медиум, 1995. - 323 с.

18. Борисова Ю. Миф как инструмент PR / Ю. Борисова [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.sgu.ru/sites/.../files/.../borisova_yu.v._ ulyanovsk_mif_kak_instrument_pr_l.doc.

19. Воробйова Г. Особливості використання політичних метафор у тоталітарних та демократичних суспільствах / Г. Воробйова // Politicus. - 2016. - Вип. 1. - С. 84-87.

20. Шедяков В. Специфика формирования и использования мифа в системе социальной регуляции / В. Шедяков // Публичное управление: теория и практика. - 2013. - Спецвипуск. - С. 263-272.

21. Шедяков В. Стратегический дизайн и моделирование циклов социально-политических процессов /В.Шедяков// Національні моделі економічних систем: формування, управління, трансформації: Матер, між- нар. наук.-практ. конф. - Херсон, 2015. - С. 47-49.

22. Воеводин А. Стратагемы - стратегии войны, манипуляции, обмана / А. Воеводин. - Изд. 2-е, доп. - М. : Белые апьвы, 2003. - 256 с.

23. Плэтт В. Информационная работа стратегической разведки. Основные принципы / В. Плэтт. - М. : Изд-во иностр. лит-ры, 1958. - 342 с.

24. Шедяков В. Стратегические трансформации методологий социального управления в осуществлении общественных интересов культурно-цивилизационного мира / В. Шедяков II Гілея. - 2013. - № 76 (9). - С. 190-194.

25. Большаков В. Агрессия против разума / Большаков. - М. : Молодая гвардия, 1984. - 256 с.

26. Шедяков В. Міфічно-символьні конструкції в здійсненні інформаційних впливів на основі ресурсної бази м'якої влади / В. Шедяков II Гілея. - 2013. - № 72(5).-С. 781-787.

27. Денисов А. Краткий очерк основ теории управляемой конфронтации / А. Денисов, Е. Денисова // Информационные войны. - 2014. - № 1 (29). - С. 24-33.

28. Хоффман Ф. Гибридные угрозы: переосмысление изменяющегося характера современных конфликтов / Ф. Хоффман // Геополитика. - Вып. XXI. Война. - 2013. -45-62. [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.geopolitica.ru/magazine/vypusk-xxi-2013- voyna#.UIljb9Kzl68.

29. Люттвак Э. СТРАТЕГИЯ. Логика войны и мира / Э. Люттвак. - М. : Русский Фонд Содействия образованию и науке, Университет Дмитрия Пожарского, 2012. - 392 с.

30. Бондар І. Новий формат стратегії й тактики соціально-економічного розвитку України: людина, громада, держава/1. Бондар, М. Чечетов, І. Жадан, С. Дідур та ін. - К.: Корпорація, 2005. - 383 с.

31. Стратегія національної безпеки (альтернативна) - Луцьк : МКФ «Християнське життя» ; Благодійний фонд «Майдан закордонних справ», 2016. - 432 с.

32. Шедяков В. Міфічність розвитку contra використання міфу з метою розвитку / В. Шедяков II Муль- тиверсум. - 2013. -№3 (121). - С. 21-30.

33. Шедяков В. Постмодернізація трудових відносин як об'єкт соціального управління : дис. ... доктора соціол. наук / В. Шедяков. - Харків, 1996,- 403 с.

Размещено на Allbest.ru