Противоречия демократии и тоталитаризма

Развитие политической власти в России

Я буду рассматривать уровень демократизации общества в России по развитию многопартийности, т.к. демократия - это, прежде всего, верховенство власти народа и “равноправие в свободах” (в этом случае, в свободе политического выбора).

Особенностью генезиса многопартийности в дореволюционной России было то, что ее становление происходило в условиях фактического запрета на деятельность любых независимых от власти политических организаций, а также полного отсутствия каких бы то ни было представительных органов. Так как любые политические организации могли быть только нелегальными, их возникновение и дальнейшее развитие было возможно только в той части политического спектра, которая отличалась безусловной оппозиционностью к власти. Именно поэтому гегемония социалистического движения в становящейся российской многопартийной системе была особенно ярко выражена.

Первой российской политической организацией партийного типа* следует считать социалистическую по своим идейным установкам "Народную волю" (1870-е - начало 1880 гг.), обладающую как четкой политической программой и относительно развитой организационной структурой, так и претензией на представительство политических интересов определенной социальной группы - крестьянства. Ее скорое исчезновение с политической арены обусловливалось как внешними (полицейские репрессии), так и внутренними причинами, заключавшимися в утопичности ставки на представительство интересов крестьянства - класса, по своей природе далекого от политики и неспособного к осознанной защите своих интересов на национальном уровне (реально "Народная воля" опиралась, конечно же, не на крестьянство, а на очень узкий слой разночинной интеллигенции). Наконец, избрав в качестве основного метода своей деятельности индивидуальный террор, "Народная воля" вступила в борьбу на поле, где ее противник обладал безусловным преимуществом, и тем самым обрекла себя на полное уничтожение.

В 90-е годы ХIХ века процесс образования политических организаций социалистической ориентации превратился в устойчивую тенденцию. Новые организации претендовали на представительство интересов уже не крестьянства, а промышленного пролетариата, и хотя их реальной опорой по-прежнему являлась в основном разночинная интеллигенция, однако связи социал-демократических организаций с промышленными рабочими все более расширялись. К концу ХIX - началу XX вв. тенденция к объединению разрозненных социал-демократических и неонароднических групп (прямых наследников "Народной воли", претендовавших уже на выражение политических интересов всего "трудового народа", т.е. и крестьянства и рабочего класса одновременно) вылилась в образование полноценных партий - Российской социал-демократической рабочей партии (1898-1903 гг.) и Партии социалистов-революционеров (1901-06 гг.), а также ряда социалистических партий в национальных губерниях Российской империи (Дашнакцутюн в Армении, Белорусской социалистической громады и др.). Организационное оформление левого фланга дало толчок аналогичным процессам в центре политического спектра - появились либеральные "Союз освобождения" и Союз земцев-конституционалистов, на основе которых позже была создана кадетская партия. Наконец, первая российская революция, одним из главных достижений которой стало введение в России ряда гражданских свобод и созыв законодательной Государственной Думы (Манифест от 17 октября 1905 г.), положила начало появлению лояльных по отношению к правящему политическому режиму организаций как монархической, так и либерально-консервативной ориентации. Тем самым организационное оформление политического спектра дореволюционной России, а вместе с ним и становление многопартийной системы, было завершено.

Для российской многопартийности, в том виде, в каком она сложилась в годы первой российской революции, было характерно следующее: 1) наличие сильного и организованного левого фланга, настроенного непримиримо по отношению не только к самодержавию, но и к "центру", т.е. либералам; 2) многочисленность, но крайняя организационная аморфность правого фланга; 3) быстрый рост достаточно рыхлого либерального "центра", правая часть которого открыто тяготела к соглашению с властями, а левая пыталась балансировать между крайне левыми и властью.

Первым избирательным законом стало Положение о выборах в Государственную думу от 6 августа 1905 года. Согласно закону от участия в выборах отстранялись:

- лица женского пола;

- люди моложе 25 лет;

- студенты учебных заведений;

- мужчины армии и флота, состоявшие на действительной военной службе;

- "бродячие инородцы";

- иностранные подданные.

Положение о выборах от 3 июня 1907 года, в отличие от предшествующего свода нескольких законодательных актов, представляло собою единый целостный закон, кодифицировавший законодательство о выборах применительно к центральным губерниям; на национальные же окраины, Урал, Сибирь и Дальний Восток оно в полной мере не распространялось. Выборы проводились там на основании прежнего Положения либо представительства окраин.

Как видим, в выборах могло учувствовать от силы 35% населения. Где же здесь равенство? К тому же дума имела достаточно мало власти, не в последнюю очередь из-за того, что могла быть легко распущена монархом.

Следующий этап развития политической власти начался после февральской революции 1917 года.

Результатом установления в стране большевистской диктатуры стало создание практически новой социально-классовой структуры, в которой непомерно большую роль играла управленческая элита. Сформировавшаяся уже в первые годы советской власти партийно-государственная номенклатура господствовала во всех сферах жизнедеятельности общества. Выражением главенства номенклатурного слоя в политике явилось утверждение однопартийной системы, а статус Коммунистической партии как "основной и направляющей силы советского общества, ядра его политической системы" был законодательно закреплен в Конституции СССР. Такое исключительное положение КПСС привело к тому, что партия из политической организации, объединяющей своих членов на основе приверженности коммунистическим идеалам и ценностям, превратилась в монопольную "партию власти" с многоступенчатой внутренней иерархией. Она была разделена на "внешнюю партию", объединяющую огромную массу рядовых коммунистов, и "внутреннюю партию", фактически определяющую стратегию развития КПСС и страны в целом. Последняя также была эшелонирована по степени причастности к власти. В нее входило руководство страны, партаппарат, а также хозяйственная и управленческая верхушка государственных и общественных организаций.

По сути, советское общество подразделялась на два слоя: управляющих и управляемых. Соответственно и официальная схема социально-классового деления общества на рабочий класс, крестьянство и трудовую интеллигенцию являлась в значительной степени надуманной. Эти "классы" тоталитарного общества не имели свободы социально-экономической деятельности, осознанных общесоциальных и специфических интересов и даже классового самосознания, хотя официальная идеология усиленно стремилась навязать определенные корпоративистские ценности тоталитарного общества в качестве классовых.

Вместе с тем, несмотря на внешнюю статичность, сложившаяся в стране система управления за годы своего существования пережила глубокую внутреннюю эволюцию. Если период 1917 - конца 1920-х гг. явился временем ее становления, 1930-е - первая половина 1950-х гг. - временем расцвета, то в 60-80-е гг. система вступила в стадию старения, сопровождающуюся девальвацией идеологических ценностей и размыванием социальной базы. Первой кризис испытала идеология системы. Из радикально-революционной она постепенно превратилась в консервативно-охранительную. Это не могло не произойти уже в силу того, что не была выполнена главная цель, поставленная партией большевиков, а именно: не произошло мировой социалистической революции, прежде всего в развитых странах Запада, в то время как, согласно марксистскому учению, именно они должны были оказаться наиболее подготовленными к переходу в социализм. Более того, именно страны Западной Европы наиболее сильно сопротивлялись распространению коммунистического влияния. Вынужденное принять это как данность, руководство ВКП(б) выдвинуло тезис о возможности построения социализма в отдельно взятой стране. Однако каждый шаг на пути "строительства социализма" сопровождался не улучшением жизни трудящихся, как это предусматривалось теорией, а напротив - падением ее уровня. Необходимость применения силы для решения самых рутинных проблем не могла не привести к апологии насилия со стороны государства - вне зависимости от целей, с которыми к насилию прибегают. Апология же легитимизированного насилия и государства как инструмента его осуществления - главная черта идеологии консерватизма. Уже к концу 30-х гг. в официальной пропаганде стали проскальзывать "державнические" нотки - верный признак отказа коммунистического руководства от надежд на самодостаточность революционных идей и переноса акцента на легитимизированное насилие как средство достижения политических целей. К концу 40-х гг. к этим ноткам добавились отчетливые ксенофобские мотивы - свидетельство того, что в соприкосновении с внешним миром правящий режим видел не столько возможность расширения своего влияния, сколько угрозу своему существованию. Это же относилось и к методам идеологического воздействия на собственных граждан, опирающегося не столько на убедительность коммунистических идей, сколько на устранение (в том числе физическое) идеологических конкурентов. Однако насильственными методами можно было бороться лишь с внешними проявлениями нелояльности к господствующей идеологии, но не с разочарованием в официально декларируемых целях. Негибкость, застылость форм пропагандистского воздействия, обусловливаемая нарастанием консервативных тенденций в идеологической сфере, приводила к тому, что следование постулатам официального идеологии во многом превращалось в формальный ритуал.

Все эти процессы протекали одновременно с существенными изменениями в социальной структуре советского общества. Как уже говорилось, идеальной почвой для тоталитарной однопартийной системы является постоянная ротация кадрового состава органов власти путем привлечения выходцев из "низших" слоев общества. Причем чем ниже образовательный уровень неофитов, тем легче они поддаются манипуляциям и тем легче их руками выполнить любую задачу - вплоть до физического устранения неугодных. Характерно, что высшей степенью тоталитарности однопартийная система отличалась именно в годы ускоренной индустриализации, сопровождающейся массовым притоком населения из деревни в город. К 60-м гг. ситуация значительно изменилась. Приток сельского населения в город существенно ослабел. Основные социальные группы советского общества формировались уже большей частью путем естественного воспроизводства (т.е. рабочий класс пополнялся в основном за счет выходцев из рабочей же среды и т.д.). Особенно же важным в этом процессе было то, что и правящий слой во многом стал воспроизводиться естественным путем: дети руководителей, получив образование, пополняли ряды "класса управляющих". Это приводило, с одной стороны, к известному ослаблению связи между властью и обществом, а следовательно - к возрастанию идеологической автономии общества от власти. С другой стороны, это вело к нарушению нормальной циркуляции элит, а в перспективе - к их вырождению. Снижение степени манипулируемости аппарата управления имело следствием прежде всего невозможность продолжения в прежних масштабах репрессивных "чисток" как госаппарата, так и общества в целом. Снижение степени насильственного нивелирования социальной структуры общества, в том числе и самого слоя бюрократии, значительно усиливал его диверсификацию, приводил к формированию новых социальных групп (торговцы-частники, деятели сферы "теневой экономики и др.). В итоге советское общество утрачивало присущий тоталитарному строю интегративный бесклассовый характер, усложняясь как по количеству социальных страт, так и по системе отношений между ними. Само государство из тоталитарного постепенно превращалось в авторитарное. Его вмешательство в жизнь общества, прежде всего в духовно-культурную, заметно уменьшалось (хотя под таким же жестким контролем оставалась экономическая, общественная и, прежде всего, политическая сфера). Одновременно сам класс правящей бюрократии становился все менее монолитным, на первый план все больше выходили интересы отдельных его групп и представителей.

Наконец, за годы советской власти значительно увеличился слой интеллигенции - своеобразного "двойника" советской бюрократии. К 60-70 гг. по своему образовательному уровню бюрократия приблизилась к интеллигенции. Между той и другой социальными группами проходил активный взаимообмен. В условиях, когда любой трудоспособный гражданин находился на государственной службе, и бюрократия, и интеллигенция формально относились к одной социальной категории - "служащим". Можно даже сказать, что к интеллигенции относился любой служащий с достаточно высоким уровнем образования, не принадлежавший к т.н. "номенклатуре". Роднило советскую интеллигенцию и советскую бюрократию еще одно свойство - подавляющее большинство и той и другой составляли выходцы из других, "низших", общественных классов, т.е. рабочих и крестьян (колхозников). И если, становясь чиновником, человек автоматически переходил из класса управляемых в класс управляющих, теряя при этом большую часть связей со своей прежней социальной средой, то вливание в ряды интеллигенции не означало такого резкого разрыва, поскольку человек по-прежнему оставался в "классе управляемых". В условиях ослабления репрессий усиление диверсификации общества и более четкое разграничение различных социальных групп приводило к тому, что общество все более отчетливо осознавало факт разрыва между управляющими и управляемыми. Естественно, что первой это почувствовала именно интеллигенция, собственно и являющаяся тем самым органом, которым общество осознает себя. Если принять во внимание естественную для нее как для социальной группы потребность в самовыражении, до известного времени насильно подавлявшуюся, то не удивительно, что именно представители интеллигенции первыми обратились к политической деятельности как средству отстаивания своих социальных интересов. Первые политические группы, открыто выражавшие несогласие с монополией высшего слоя бюрократии (в лице верхушки КПСС) на политическую деятельность, в среде интеллигенции появились уже в начале 60-х гг. Несмотря на преследования со стороны властей (несопоставимые, правда, с репрессиями 20-50-х гг.), такие группы, чья деятельность носила в основном правозащитный характер, во все более возрастающем множестве появлялись на протяжении 60-х - начала 80-х гг.

В условиях, когда все более очевидной становилась неэффективность существовавшей в СССР системы управления и углублялся кризис официальной идеологии, наличие тесных генетических связей со всеми слоями советского общества позволяло интеллигенции, с одной стороны, выражать интересы всего "класса управляемых", все сильнее осознающего свою противопоставленность "классу управляющих", а с другой - "разлагать" и без того неоднородную бюрократию, различные группы и отдельные представители которой, во многом обладающие едиными с интеллигенцией социальными и культурными интересами, все более тяготились мелочной опекой со стороны верхушки партийно-государственного руководства. После того, как во второй половине 80-х гг. руководство КПСС вынуждено было признать необходимость перестройки системы управления страной и в поисках выхода из социально-экономического тупика допустило общественную и экономическую самодеятельность населения, инициатива из рук бюрократии перешла к интеллигенции, быстро ставшей гегемоном общественной жизни. Противостояние управляющих и управляемых при этом не только не уменьшилось, но обострилось до крайности, поскольку интеллигенции, как передовому отряду "управляемых", удалось наконец выйти за свои групповые рамки и мобилизовать активных представителей других социальных слоев, ранее лишенных возможности непосредственного участия в политической жизни общества. Именно интеллигенция в период начала и углубления перестройки стала социальной основой для политической контр-элиты, оппозиционной административно-командной системе и ее правящему слою - номенклатуре. Одной из внешних форм политической активности интеллигенции явилось создание неформальных движений, а впоследствии - некоммунистических оппозиционных партий. В свою очередь, в структуре правящего слоя, в целом оказавшегося не способным к генерированию из своей среды продуктивной контр-элиты, к 1987-88 гг. возникли, "идеологически периферийные группы" (выражение М.Урнова), в сущности маргинальные по отношению к номенклатурной системе. Эти группировки, все больше отдаляясь от официально принятой идеологии и дистанцируясь от официальных партструктур, также стали на путь создания соответствующих политических организаций, сначала в рамках КПСС, а впоследствии и вне ее.

Таким образом, в конце 80-х гг. в недрах российской политической системы вызрели глубинные социальные и экономические предпосылки для возникновения новых субъектов политического процесса - альтернативных политических партий и движений. Советское общество вплотную подошло к созданию многопартийности как института гражданского общества.

Основные этапы развития современной российской многопартийности

Историю современной российской многопартийности можно подразделить на шесть относительно коротких периодов: 1) развитие неформальных общественных организаций (1986-88 гг.); 2) период действия народных фронтов и создания протопартийных структур (1988-89 гг.); 3) "первая волна" партиобразования (1990-91 гг.); 4) "вторая волна" партиобразования после августовских событий 1991 г. (1991-93 гг.); 5) радикальная ломка сложившейся системы протопартий в результате политического кризиса 1993 г. и образования новых политических партий в период деятельности I Государственной Думы (конец 1993 - конец 1995 гг.); 6) период после выборов во II Государственную Думу (с конца 1995 г.). Первые два периода составляют этап своего рода "внутриутробного" развития российской многопартийности, а последующие - этап ее функционирования и развития, отразивший качественные изменения в природе политических партий.

Период "неформального общественного движения" (1986-88 гг.)

Возникновение и развитие "неформального общественного движения" в 1986-88 гг. было обусловлено глубинными сдвигами в общественно-политической жизни России. Явившись реакцией общества на инициированные "сверху" перемены, неформальные движения, несмотря на свой неофициальный характер, поначалу действовали в русле политики, проводимой правящим политическим режимом. В деятельности неформалов не было организованного протеста авторитарной системе, вызов ей содержался в самом факте существования альтернативных движений, слабо вписывающихся в официальную систему государственных и общественных организаций. В своем развитии неформальное движение принимало различные организационные формы: движения молодежной контр-культуры, национально-культурные и экологические объединения. Однако прообразами первых политических партий и своеобразными "инкубаторами" для будущих политических лидеров стали разного рода общественно-политические кружки и дискуссионные клубы: Всесоюзный социально-политический клуб, Клуб социальных инициатив, семинар "Демократия и гуманизм", историко-политический клуб "Община", Клуб социально-политических инициатив, "Мемориал", "Гражданское достоинство" и др.

В период 1986-88 гг. названные организации еще не имели четко выраженной политической платформы. Хотя некоторые различия в их идеологии были видны невооруженным глазом. Так, наиболее "старая" из этих организаций - общество "Память" (как "Общество книголюбов" возникло еще в начале 1980-х гг.) - изначально ярко выделялась на общем фоне своей националистической ориентацией. Участников семинара "Демократия и гуманизм" и группы "Гражданское достоинство" отличала либерально-антитоталитарная, правозащитная позиция. Идеологическая позиция остальных неформальных образований обычно сводилось к двум пунктам: поддержка общей направленности перестройки и критическое изучение отечественной истории советского периода. В целом же в данный период отсутствие четкой идейно-политической направленности общественных организаций как нельзя лучше соответствовало неразвитости их организационных структур.

На базе этих объединений еще не могли образоваться организации партийного типа. Помимо идеологической расплывчатости программных установок этому препятствовал и крайне низкий уровень организационной культуры, делающий бесплодными попытки "профессионализировать" неформальные объединения. Вместе с тем сложившаяся внутри них дружеская, лишенная иерархических отношений атмосфера явилась питательной средой для появления целой плеяды политических деятелей, многие из которых впоследствии вошли в состав постсоветской политической элиты.

С течением времени неформальные движения стали открыто дистанцироваться от власти, а критическая составляющая их деятельности - все более усиливаться. Многие российские исследователи считают, что исходным моментом становления многопартийности в России является 1987 год, когда началось резкое потепление политического климата после январского (1987 г.) пленума ЦК КПСС, провозгласившего новый курс партии на демократизацию общества. Примерно в это же время была прекращена практика уголовного преследования по политическим мотивам, амнистированы большинство "узников совести" и фактически отменена идеологическая цензура.

Период деятельности народных фронтов и создания протопартийных структур (1988-89 гг.)

К началу 1988 г. неформальное движение в СССР вступило в стадию генерализации, на которой различными неформальными организациями были предприняты попытки к объединению на основе критического отношения к социально-политической действительности. В этом году в результате стихийных массовых акций по всей стране стали формироваться народные фронты. (Причем следует отметить, что поводами для проведения акций часто служила необходимость подготовки к мероприятиям, инициированным органами государственной власти: к XIX Всесоюзной партконференции и особенно - к выборам народных депутатов СССР с ноября 1988 г. по весну 1989 г.) В апреле 1988 г. был создан Народный фронт Эстонии, летом 1988 г. - Московский народный фронт, объединивший более 25 организаций.

Особенностью народно-фронтовского этапа развития многопартийности явилась организационная разобщенность и региональная раздробленность: вплоть до конца 1989 г. региональные народные фронты не имели единого координирующего органа. Центрами создания народных фронтов в регионах являлись, как правило, крупные промышленные города. Членов этих протопартийных организаций объединяло отношение к ряду наиболее актуальных проблем общественной жизни (борьба с бюрократизмом, разделение полномочий партийных и советских органов, вопросы межнациональных отношений и т.д.) и, одновременно, фактическое отсутствие перспективной программы действий. В реальности их политическая платформа "сводилась к набору декларативных общедемократических лозунгов, против которых не выступала практически ни одна политическая сила в стране".

Вместе с тем в наиболее развитых образованиях такого рода уже в 1988 г. наметилась определенная идеологическая диверсификация, приведшая в ряде случаев к организационному размежеванию. Так, в Московском народном фронте, по свидетельству его участника В. Прибыловского, еще на этапе деятельности Оргкомитета существовало "большинство", состоящее из групп "твердой социалистической ориентации" ("Социалистическая инициатива", Федерация социального объединения, Группа социологов-марксистов, "Дипломатия граждан", Народное действие, Юные коммунары-интернационалисты, Бригада имени Че Гевары, "Лингва" и Межклубная партийная группа), и "меньшинство", включающее несоциалистические клубы ("Гражданское достоинство" и "Перестройка-88") и группы, принципиально не определявшие своего отношения к социализму, но выступавшие категорически против включения этого термина в документы МНФ ("Мемориал" и Клуб социальных инициатив). На втором этапе общемосковской конференции фронта (21 июня 1986 г.) победили "твердые социалисты", а после того, как 4 представителя "большинства" (А.Данилов, А. Федоровский, Е. Дергунов и В.Ботвич) самочинно объявили себя "Координационным советом Народного Фронта", группы, входящие в "меньшинство", заявили о своем выходе из ОК МНФ. Позже, в 1989 г., в Московском народном фронте также возникали различные несоциалистические "фракции": "Демопатриотическая фракция" (Е. Дергунов, В. Розанов), "Демократическая фракция" (М. Астафьев, И. Суриков) и др. Однако в борьбе с "социалистическим" по своему составу руководством МНФ они всегда терпели поражение. С другой стороны, нельзя не согласиться и с мнением одного из активистов МНФ А.Головина, считающим, что все эти разногласия отступали перед тем, что объединяло членов фронта - "протестом против советского истэблишмента".

В 1988 г. началось создание неформальных движений четко обозначенной антисистемной политической ориентации. Наиболее рельефно она проявилась у первой оппозиционной политической организации - партии "Демократический союз" (создан участниками семинара "Демократия и гуманизм" во главе с Е.Дебрянской и В. Новодворской; учредительный съезд - 7-9 мая 1988 г.). Членов ДС, бывших приверженцами самых различных политических взглядов - от монархических и либеральных до еврокоммунистических - объединяло радикальное неприятие существующей власти как тоталитарной и антидемократической. Одновременно на другом полюсе политического спектра возникают организации внешне оппозиционные правящему режиму, но фактически выступающие в качестве "групп поддержки" его наиболее консервативно настроенных представителей. К этим группам можно, в частности, отнести уже упоминавшуюся "Память", идеологию которой в период с 1986 по 1989 г. можно квалифицировать как "национал-большевистскую".

Состоявшиеся весной 1989 г. выборы народных депутатов СССР способствовали окончательному приданию неформальному движению политического характера. В этот временной отрезок создаются протопартийные структуры, сформированные на основе постоянно функционирующих групп поддержки народных депутатов демократической ориентации (Б. Ельцина, Т.Гдляна, С. Станкевича, А. Мурашева, И. Заславского, Ю. Черниченко и др.). Во время и после выборов эти группы выступили организаторами массовых митингов в Лужниках (Москва). Летом 1989 г. на базе объединений "Демократические выборы" (группа поддержки Т.Гдляна; Зеленоград) и "Комитет 19-ти" (движение сторонников Б.Ельцина), Клуба избирателей Академии наук (группа по выдвижению А.Сахарова), Координационного совета МНФ, клуба избирателей "Мемориала" и др. было учреждено Московское объединение избирателей.

Одновременно в 1989 г. ряд организаций провозгласили себя самостоятельными партиями. В мае состоялся учредительный съезд Конфедерации анархо-синдикалистов (А.Шубин, А.Исаев), в августе был учрежден Христианско-демократический союз России (А.Огородников, В.Савицкий, А.Чуев), в сентябре - Союз конституционных демократов (В.Золотарев, М.Астафьев, И.Суриков). Быстро множились "почкованием" "дочерние организации" Демократического союза. Сначала (в конце 1988 г.) из него выделилась Демократическая партия, которая тут же раскололась на две партии: ДП Р.Семенова и ДП Л.Убожко. И та и другая позже пережили серию расколов, слияний и переименований, породив несколько карликовых партий: Консервативную партию (Л.Убожко), Российскую демократическую партию и Российскую буржуазно-демократическую партию (Е.Бутов), Демократическую партию СССР (Н.Проселкова).

На съезде народных депутатов СССР летом 1989 г. была образована Межрегиональная депутатская группа (лидеры - А.Сахаров, Б.Ельцин, Ю.Афанасьев, Г.Попов) - прообраз парламентской фракции. МДГ выступила за отмену шестой статьи Конституции СССР (о "руководящей роли КПСС"), демократизацию избирательной системы, принятие демократических законов о печати, о земле, о собственности и пр. В период работы II Съезда народных депутатов часть членов МДГ во главе с А.Сахаровым и Ю.Афанасьевым призвали товарищей по группе открыто объявить себя "парламентской оппозицией", не берущей на себя ответственность за действия существующей власти.

Вместе с формированием демократических структур происходила и кристаллизация группировок, приверженных ортодоксальной коммунистической идеологии. Так, в июле 1989 г. был создан Объединенный фронт трудящихся (В.Ярин, А.Сергеев, В.Якушев, Н.Половодов), занявший резко негативную позицию по отношению к реформаторской политике союзного руководства.

Таким образом, еще в конце 80-х гг. политическая система СССР во многом утратила свой однопартийный характер. Связано это было не только с появлением альтернативных объединений, но и со скрытым размежеванием внутри самой правящей партии - КПСС, в недрах которой вызревали различные идейно-политические течения: реформистское, демократическое крыло в лице "Демократической платформы в КПСС" (впоследствии ее актив влился в состав ряда демократических партий), "центр" во главе с М.Горбачевым и ортодоксально-коммунистическое крыло ("Движение коммунистической инициативы", "Марксистская платформа в КПСС"). Каждое из этих направлений, в свою очередь, распадалось на ряд различающихся по степени радикализма политических группировок.

Закономерным итогом данного этапа развития российской многопартийности явилось решение Съезда народных депутатов РФ об отмене шестой статьи Конституции СССР (январь 1990 г.), фактически признающее право на существование за другими, кроме КПСС, политическими партиями. Скрытой целью этого решения было стремление обеспечить - за счет создания малочисленных политических партий, заведомо неспособных составить конкуренцию КПСС, - переход от однопартийной системы к системе с доминирующей политической партией. В действительности же имел место переход от формально однопартийной системы к системе апартийной, в которой КПСС утратила роль "приводного ремня" политической системы, а в качестве основных противоборствующих сил стали выступать депутатские группы и коалиции, а также властные структуры союзного и республиканского уровня. В этих условиях многочисленные карликовые партии выглядели своего рода политическими аутсайдерами, в силу понятных причин не имевшими ни устойчивой организационной структуры, ни доступа к средствам массовой информации, ни серьезного политического представительства.

"Первая волна" партиобразования (1990-91 гг.). Возникновение антиномии "Демократы - КПСС"

С признанием многопартийности в СССР возникла реальная возможность для институционализации различного рода неформальных объединений и реорганизации их в политические партии. Однако создание первых политических протопартийных объединений не сопровождалось их консолидацией. Более того, становление партий нередко происходило за счет разукрупнения уже имевшихся неформальных объединений. При этом базой для создания партий выступали не структуры народных фронтов, а политические клубы и кружковые объединения.

Главные мотивы, которыми руководствовались учредители партий на этапе стихийной многопартийности - необходимость создания собственной политической базы и стремление занять идеологическую "нишу" в формирующемся политическом спектре. Первое явствует из анализа динамики партиобразования, пик интенсивности которого пришелся на апрель-июнь 1990 г. (время подготовки и проведения I Съезда народных депутатов РСФСР), а также социального состава партийного руководства, большинство членов которого являлись народными депутатами. О втором свидетельствует тот факт, что значительное число образованных в тот период политических партий в качестве своей политической основы избрали определенные идейно-политические течения: социал-демократизм, либерализм, национал-патриотизм (этнократизм), экологизм и т.д. Наиболее заметные политические организации, созданные в это время, принадлежали к либеральному (демократическому) течению. Так, в мае 1990 г. была создана Социал-демократическая партия Российской Федерации, которая, несмотря на свое название, была программно близка к прочим демократическим партиям. Ряд весьма известных партий породила "Демократическая платформа в КПСС". Раньше всех к решению о необходимости создания собственной партии пришла наиболее радикальная часть "ДП в КПСС" во главе с Н.Травкиным, учредившая в мае 1990 г. Демократическую партию России. В том же году, после осознания бесперспективности попыток склонить на свою сторону делегатов ХХVIII съезда КПСС, о своем намерении создать собственную партию заявило большинство делегатов Всесоюзной конференции "Демплатформы" (16-17 июня 1990 г.). Учредительный съезд этой партии прошел в ноябре 1990 г. Партия получила название Республиканской (РПРФ; лидеры - В.Шостаковский, В.Лысенко, С.Сулакшин). Наконец, в августе 1991 г. участники "Демплатформы", не пожелавшие в 1990 г. покинуть КПСС, приняли участие в создании Демократической партии коммунистов России (в октябре 1991 г. переименована в Народную партию "Свободная Россия"; лидер - А.Руцкой) - в то время стоявшей на общедемократических позициях. Наконец, последними "выходцами" из КПСС можно считать инициаторов создания Движения демократических реформ (А.Яковлева, А.Собчака, Г.Попова, А.Вольского, С.Шаталина, Э.Шеварднадзе и др.), создавших в июле 1991 г. оргкомитет учредительной конференции Движения демократических реформ. ДДР замышлялось как своего рода "буфер" между "демократическими коммунистами", оставшимися в рядах КПСС, и прочими

“Выборы народных депутатов СССР, состоявшиеся 26 марта 1989 года, относятся к очень ярким событиям политической жизни страны. Многое здесь было не так, как раньше. Бесспорно, одним из нестандартных моментов следует признать тот факт, что данная кампания стала первой в СССР, где выборы прошли на состязательной основе. Суть состязательства заключается в том, что претенденты на звание депутата, соперничая друг с другом, добиваются права быть избранными в высший орган государственной власти. Причем состязательность выступала в 1989 году как доминирующий фактор. Так, по избирательным округам выдвигалось более 7.5 тысяч кандидатов, или, в среднем, пятеро "соискателей" на один мандат.

Выборы народных депутатов РСФСР в 1990 году проходили уже в период становления многопартийности. Конституционные перемены, связанные с ликвидацией монополии КПСС на власть и признанием политического плюрализма, произошли слишком поздно, чтобы оказать серьезное воздействие на выборы депутатов. Организационно новые партии не успели сложиться, и вместо них самым активным образом шло оформление различного рода неформальных избирательных блоков.

В 1993 году было положено начало коренному реформированию избирательного права Российской Федерации. Оно совпало с переходом России к новому конституционному устройству. Важнейшим актом новой избирательной системы стало Положение о выборах депутатов Государственной думы, утвержденное Указом Президента РФ от 1 октября 1993 года. Основными субъектами выборов в Думу стали политические партии и движения. Избирательная схема превратилась в организационно-правовой механизм, посредством которого различные общественные силы конкурировали в борьбе за участие в осуществлении власти. Выборы 1993 года, несмотря на многочисленные изъяны в их правовом регулировании, сыграли ключевую роль в развитии нашего современного избирательного права. Они поставили в полный рост все его стержневые проблемы. На основе приобретенного в то время опыта строилось все последующее законодательство Российской федерации и ее субъектов.

Принятием на референдуме в декабре 1993 года Конституции России были созданы предпосылки для динамичного развития избирательных прав граждан и общественных объединений. Закрепленные в Конституции понятия "народ", "власть", "выборы" являются фундаментальными, ибо в конституционной преамбуле сказано, что наш многонациональный народ утверждает незыблемость демократической основы России, а в статье 3 закреплено: единственным источником власти в РФ является ее народ, а высшим непосредственным выражением этой власти - референдум и свободные выборы.

В статье 6 Конституции установлено, что каждый гражданин обладает всеми правами и свободами и несет равные обязанности, а в статье 32 зафиксировано право граждан на участие в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей, право избирать и быть избранными в органы государственной власти и местного самоуправления. В статье 55 специально оговаривается, что не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина. Они могут быть ограничены федеральным законом только в целях защиты конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, а также обеспечения обороны и безопасности страны. При этом, согласно статье 56, право избирать и быть избранными может быть лимитировано федеральным конституционным законом лишь в условиях чрезвычайного или военного положения.

В статье 70 закона о выборах депутатов Государственной Думы определена и норма явки избирателей, которая должна быть не менее 25% от общего числа граждан, включенных в избирательные списки. В ст. 71 говорится об избирательных объединениях, участвующих в выборах депутатов Думы второго созыва (в декабре 1995 года). Указывается, что в выборах могут принимать участие общероссийские общественные объединения, созданные в порядке, который установлен законом РФ "Об общественных объединениях".

Исходный вопрос постсоветского политико-правового развития состоит в том, кому будет принадлежать государство: либо гражданам (демократическое государство), либо доминирующим социальным группам (корпоративное), либо чиновникам (административно-бюрократическое), либо самому себе (тоталитарное, полицейское государство).

В современных демократически организованных странах выборы являются институтом и процессом принятия политико-правовых решений, субъектом которых выступает общество в лице его дееспособных граждан, а объектом - государственная власть. Посредством конституционных выборов осуществляется публичное политическое воспроизводство государства, а именно социальная ротация или перераспределение (перегруппировка, передача) законодательных и исполнительных полномочий внутри сил и групп, политически и юридически оформивших себя. Поэтому любая альтернатива таким выборам как форме и способу организации и функционирования публичной политической власти и ее трансформации в государственную власть ведет к разложению демократического конституционного правопорядка, а в конечном итоге к вытеснению граждан и их территориальных, политических и иных объединений на периферию политической системы и, как следствие, оформлению режима господства государства над обществом.

Демократические конституционные выборы - разумеется, не панацея в решении всех проблем посттоталитарного этапа развития российской государственности, но это единственный политико-правовой институт, дающий шанс выйти из состояния "закрытого общества", преодолеть тоталитарное социополитическое и социокультурное наследие. Демократия неосуществима вне политического избирательного процесса, то есть процесса, допускающего и обеспечивающего для граждан юридическую возможность выбора между различными лицами, группами и партиями, претендующими на то, чтобы в течение определенного срока не только представлять их интересы, но и проводить собственную политику, санкционированную гражданами-избирателями.

Хотя полномасштабное исследование лекторально-правовой культуры россиян - вопрос будущего, уже сегодня есть все основания утверждать, что для значительной части из них участие в выборах стало способом "селекции" политических лидеров, публичной оценки деятельности партий, инструментом коррекции официального правительственного курса. Люди начинают воспринимать участие в выборах как реализацию своих политических и гражданских прав. Нужно отдать должное авторам использованной на выборах в 1993 и 1995 годах симметричной системы представительства. Она сделала свое историческое дело: инициировала и структурировала партийно-политический процесс, удовлетворила некоторым образом амбиции различных политиков, а самое главное - увела с проторенной дорожки уличной маргинальной демократии наиболее активные на тот период общественные силы и группы”.

Теперь, как мы видим, весь народ имеет право политического выбора. Несомненный прогресс!!!

Политическая власть сейчас и прогноз на будущее

Чтобы проследить истоки нынешней ситуации, я буду говорить, с одной стороны, о доминирующей политической культуре, и с другой - о политической контр-культуре. Сначала я опишу некоторые характерные черты политической доминанты, а затем перейду к диссидентной культуре, или контр-культуре. Лишь рассматривая их вместе, вникая в их противоположность, исходя из сосуществования несоединимых вещей, можно получить адекватную картину происходящего.

В нашем обществе никогда прежде не было реальной демократии. В связи с этим встаёт вопрос: действительно ли общество после десятилетий тоталитарных диктатур ещё остаётся или может вновь стать деятельным субъектом и на какие позитивные или самоочищающиеся силы можно положиться при решении этой огромной задачи. Вопрос о деятельной способности можно рассмотреть в трёх измерениях:

1. Политическое измерение: Существует ли новая национальная идентичность, гарантирующая и дальше государственное единство? Существуют ли институты (такие, как парламент, партии, функционирующая администрация), которые могут стать основой демократического правового государства? Сохраняется ли память о демократической политической культуре, которая сложилась до коммунистического государства? Существуют ли политики, которые пользуются доверием народа, его большей части?

2. Социально-экономическое измерение: Возникли ли институты и группы (такие, как церкви, университеты, национальные меньшинства), которые исходя из собственной идентичности и традиций обнаружили относительную сопротивляемость по отношению к системе? Насколько удалось исказить и нивелировать частную сферу жизни, в какой мере сохранились нетронутыми или даже усилились семейно-родственные структуры, такие, как и дружеские отношения? Имеются ли хотя бы в отдельных сферах общества частная собственность на средства производства, частный сервис и свободная торговля?

3. Морально-психологическое измерение: Имеется ли в обществе минимальный консенсус относительно фундаментальных ценностей при одновременной готовности терпимо относиться к согражданам, думающим иначе и своеобычным в образе жизни? Являются ли люди в тоталитарных государствах, более чем в демократических, приверженными традиционным добродетелям? Выработали ли они новые добродетели? В какой степени наличествует готовность к личным успехам и ответственности? Как обстоит дело с юмором, с этим упорным противником тоталитарных диктатур?

Разумеется, эти признаки в применении к конкретным обществам, которые после десятилетий диктатуры все еще или уже снова являются деятельными, нельзя рассматривать как однозначные или исчерпывающие. Но они позволяют более дифференцированно подойти к шансам на будущее различных формально тоталитарных государств. Общий результат такого вопрошания можно предвидеть, и он не является неожиданным: шансы на будущее разных стран восточного блока различны, и менее всего обнадеживающим представляется Советский Союз. С помощью названных признаков это можно было бы специально описать и обосновать. Здесь, впрочем, не место для того, чтобы проводить такое сравнительное исследование. Я лишь ограничусь' в заключение замечаниями о шансах Советского Союза.

Возможности Советского Союза сохранить свое государственное единство в условиях свободной кооперации ничтожны. Также в области национальной политики тоталитарное господство обнаружило свою антипродуктивность. Централизм пробуждает центробежные силы, единое государство стимулирует регионализм, представители "советского народа" склоняются к своему собственному народу, "социалистическая нация" расчленяется на враждующие национальности.

Народы Советского Союза за исключением прибалтийских не могут апеллировать к традиции политической свободы. Не только 70 лет тоталитарной диктатуры отразились на сознании; столетия патримониального господства царской империи также не содержат резервуара идей и институтов, из которых могла бы вырасти политическая свобода. Напротив, именно эта история позволяет понять, почему в Советском Союзе не было институтов и групп, которые именно как институты и группы противостояли бы принудительному нивелированию (как, например, церковь и большая часть интеллектуалов в Польше). Она объясняет также, почему в России были и остаются неразвитыми - частная собственность, разделение труда, свободная торговля и соответствующие им индивидуалистические ценностные представления Запада. "Гомо советикус" на самом деле, как это показал А. Зиновьев в одноименной книге, имеет неограниченные черты "коллективности,,

Естественно, имеются исключения и чем чаще сталкиваешься с ними, тем более они воспринимаются, как правило. В последнее время я часто разговаривал с гражданами Советского Союза, которые, кажется, подтверждают апорийную структуру тоталитаризма. На вопрос, изменил ли тоталитаризм характер русского народа, звучал одинаковый ответ: он разрушил наши души. И затем следовал тонкий анализ с помощью таких понятий, как приспособление, недоверие, лицемерие, трусость, эгоизм, самоуничижение и Т.п. Но чем точнее анализ, тем невероятней исходный тезис: как разрушенная душа оказывается способной к столь критическому взгляду, очистительному возмущению и недеформированной коммуникации? Ответ, пожалуй, должен быть таким: не все, но и немало имели счастье вырасти в семьях, которые при всем внешнем и отчасти внутреннем приспособлении передали традиционные ценности. Из такой семьи вышел А.Д. Сахаров, о чем свидетельствует он сам в автобиографии.

Тоталитаризм в России повинен, на мой взгляд, в следующих грехах:

- во-первых, была создана уникальная порода людей, «новый советский человек>, который не умеет, не хочет и не любит работать, ни к чему не стремится, ничего не добивается и свою посредственность рассматривает как нечто положительное. Идеи Х. Ортега и Гассета относительно «массового человека» вполне осуществились в нашей стране, по крайней мере, это можно сказать о значительной части населения,

- во-вторых; тоталитаризм развил и углубил в российском характере нигилистическое отношение к личности, всегда имевшее место в русской культуре. Всегда было неуважение к личности со стороны государства, со стороны общества, можно даже сказать, что всегда было неуважение к личности в самом себе. В тоталитарном обществе всякое проявление личностного начала, талантливость, оригинальность были подозрительны. И по сию пору появление личности у нас все еще является чудом. Подлинная личность - человек совершенно свободный внутренне, человек самобытный,- так же редка сегодня, как и сто, и двести лет назад,

В настоящий момент мы, согласно политологам, находимся в посттоталитарной стадии своего развития. Но все грехи тоталитаризма остались непреодоленными и продолжают действовать. Конечно, после смерти Сталина мы уже имели дело с неким «вырожденным тоталитаризмом». Отсутствовало право, но оно заменялось незыблемыми правилами игры, которые разрабатывала партийно-государственная бюрократия, к ним можно было приспособиться. Страна шла к экономическому краху, но существовали определенные социальные гарантии. Страной правила государственная мафия, преследующая инакомыслящих, но она же гарантировала в той или иной мере безопасность индивида. Наконец, огромную роль в ту эпоху играда интеллигенция - она была совестью нации, к ней прислушивались и сверху и снизу, она формировала общественное мнение, существовало, благодаря ее . усилиям, общественное осуждение.

С переходом в посттоталитарное общество, с гибелью империи все это рухнуло - сильная власть, законы, авторитет интеллигенции. Всякий новый порядок, установленный путем насилия, оказывался на деле не движением общества вперед, а возвращением к более архаическим нормам и формам социального бытия. Например, ликвидация' капиталистических отношений в деревне вернула крестьянство к старым, давно вроде бы ушедшим в небытие формам хозяйствования. Борьба с христианством привела к возрождению язычества, к поклонению идолам. Мы в настоящее время вступили в период войны всех против всех - войну кланов, групп, мафиозных группировок. Насилие стало нормой жизни. Война на бывших окраинах империи, война в городах - собственно говоря, даже в центре России мы имеем дело с некой приглушенной формой гражданской войны. Исчезло понятие общественного осуждения, на глазах происходит нравственное одичание народа, никто не прислушивается более к голосу интеллигенции, над вернувшимся Солженицыным посмеиваются за его «многоговорение» .

Демократия может утвердиться и институционализироваться на конкретной национальной почве лишь в том случае, если общепринятые демократические ценности и нормы станут поведенческими установками большинства населения. Но чтобы стать действительным демократом в собственном смысле слова, человек должен родиться, вырасти, социализироваться в соответствующей социокультурной среде.

Когда-то Томас Кун в своей знаменитой книге «Структура научных революций» (М., 1976) говорил, что смена научных парадигм возможна лишь при смене популяции ученых. Новая парадигма утверждается лишь тогда, когда представители старой сходят со сцены. Как ни жестока эта истина, но она имеет очень существенное значение. В масштабе смены универсальных инновационных циклов эта максима Куна превращается в утверждение, что окончательное становление и формирование нового цикла, опирающегося на принципиальные социальные, экономические, политические и культурные инновации, возможно лишь с приходом на историческую сцену новых поколений. Для них усвоение новых культурных ценностей, цивилизованных стандартов, способов деятельности, политического, общественного и бытового поведения происходит как естественный процесс, не требующий ломки старых стереотипов, отказа от устаревших ценностей, крушения мировоззрения и не ведущего в силу этого к трагическому мировосприятию. Эти поколения - творцы истории. Поколение же, на долю которого выпадает процесс перехода от одного инновационного цикла к другому, оказывается его неизбежной жертвой.