Американский фактор в англо-советских переговорах по Балканам мая-июня 1944 г.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Американский фактор в англо-советских переговорах по Балканам мая-июня 1944 г.

 Начало 1944 г. было насыщено бурными событиями. Линия советско-германского фронта, где находилось около 2/3 дивизий вермахта, все ближе продвигалась к границам третьего рейха. В 1944 г. советские войска вступили в Молдавию и Эстонию, вышли к границе с Польшей и Чехословакией, перенесли боевые действия на территорию Румынии. Наступая на фронте до 450 км, Красная Армия разгромила более 170 дивизий противника. Его потери были настолько велики, что пришлось дополнительно перебросить на фронт свыше 40 дивизий из Германии и других стран Западной Европы. Советские войска прочно владели стратегической инициативой.

Ещё осенью 1943 г. успехи Красной Армии обозначили перспективы возможного послевоенного лидерства Москвы в европейских делах и вызвали сомнения в восстановлении английского влияния на юго-востоке Европы. Это заставило Лондон поставить перед союзниками «вопрос о совместной ответственности за Европу в противоположность вопросу об отдельных районах ответственности». Именно в такой формулировке английской делегацией был предложен 3_й пункт повестки дня конференции министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, состоявшейся 19-30 октября 1943 г. в Москве [1].

Освобождение Балкан советскими войсками, что в условиях конца 1943 г. уже не было чем-то нереальным, означало для Лондона окончательную потерю британской сферы влияния в Восточном Средиземноморье. Для предотвращения столь неприятного хода событий англичане попытались заменить «раздел» Европы «совместной ответственностью». В связи с постановкой этого вопроса обозначилась и американская позиция по поводу послевоенного урегулирования. На 8-м заседании 26 октября госсекретарь К. Хэлл заявил: «Правительство США исходит из того, что первым шагом является согласование и принятие широкого круга принципов, пригодных для применения в мировом масштабе и используемых нашими тремя странами при решении частных и специфических вопросов. Правительство США не намеревается избирать какой-либо отдельный район мира для специального рассмотрения, пока не будут выработаны генеральные принципы международного сотрудничества и создания прочной постоянной основы для мира во всём мире». Заключение американского госсекретаря было категоричным: «Мы считаем, что отдельных районов ответственности не должно быть» [2].

Отчитываясь 18 ноября в Конгрессе после Московской конференции, государственный секретарь сказал: «Как непременное условие реализации «Декларации четырёх Наций» недопустимо появление сфер влияния, альянсов, баланса сил или любых других подобных договорённостей, с помощью которых нации пытались в несчастливом прошлом обезопасить себя или отстоять свои интересы» [3].

Президент Ф. Рузвельт не всегда был солидарен со «старым вильсонистом» Хэллом. Наставляя нового американского посла перед отправкой в СССР, как раз накануне Московской конференции, президент тайно поручил послу А. Гарриману присматривать за госсекретарём, дабы тот не «мутил воду» перед встречей президента со Сталиным [4].

Тем не менее, действия Хэлла на Московской конференции, скорее всего, отвечали установкам Рузвельта на тот период. С начала войны президент был обеспокоен одним вопросом, а именно негативными для единства союзников последствиями предварительной дискуссии о послевоенном устройстве Европы. Преждевременное обсуждение судьбы этой части мира, по его мнению, не только было бы «катастрофой» для солидарности участников Большой тройки, но и коренным образом могло повлиять на результаты войны. Попытка одного из союзников навязать свои взгляды на послевоенное будущее Европы неизбежно приводила к отступлению коалиции от главной цели борьбы с нацизмом и вела к тому, что остальные члены Большой тройки получали основание для односторонних действий в своих частных интересах. В первую очередь это касалось Балкан.

Успехи Красной Армии, начавшей в апреле 1944 г. освобождение Юго-Восточной Европы, коренным образом изменили ситуацию. В первых числах мая Лондон, семью месяцами ранее поставивший перед союзниками «вопрос о совместной ответственности за Европу», предложил советскому правительству договориться об «инициативе и ответственности» в балканских государствах. В телеграмме Черчилля Сталину, полученной 12 июля, говорится: «Несколько недель тому назад г-н Иден предложил Вашему Послу, чтобы Советское Правительство взяло на себя инициативу в Румынии и чтобы британцы сделали то же самое в Греции» [5].

Содержательный анализ англо-советских переговоров по Балканам, инициированных Лондоном в мае 1944 г., представлен в исследованиях А.А. Калинина и В.Т. Юнгблюда [6]. Но трёхсторонний характер отношений между союзниками по Большой тройке диктует необходимость дать оценку американскому фактору в продолжавшемся до октября 1944 г. диалоге между Лондоном и Моской.

Ознакомившись с английскими инициативами, советская сторона обусловила свой ответ выяснением позиции официального Вашингтона. Лондону было рекомендовано проинформировать правительство Соединённых Штатов [7]. В конце мая британский премьер вынужден был поставить в известность Рузвельта: «Нам следовало бы согласиться между собой в том, что советское правительство будет играть ведущую роль в румынских делах, тогда как нам будет принадлежать ведущая роль в греческих… Подобная договорённость естественно бы вытекала из существующей военной ситуации, поскольку Румыния находится в сфере русских армий, а Греция в сфере союзного командования» [8].

30 мая 1944 г. американцы были ознакомлены с английским планом «откровенного обмена мнениями с русскими». Выдвигая свои предложения, Лондон подчёркивал Вашингтону, что речь идёт о «рабочем соглашении», вызванном необходимостью разграничения зон военных операций советских и англо-американских войск на Балканах.

Госсекретарь Хэлл выразил английскому послу в США Галифаксу несогласие с этими предложениями: «Нарушение суверенных прав других государств вначале одной державой, затем другой; наступление на экономические, политические, военные или другие внутренние дела Балканских стран курс весьма сомнительный. Возрастающие требования выходят за рамки продекларированных основополагающих принципов политики наших государств. Если исключить ваше предложение, то ни со стороны советского правительства, ни с вашей не будет создано прецедента, чтобы одни управляли, а другие правительства были управляемыми» [9].

Хэлл не желал дробления Европы на зоны влияния. Это противоречило идее содружества всех государств. Если абстрагироваться от идеалистической риторики, то в реакции государственного секретаря был и вполне прагматичный расчёт. Он выступил против договорённостей, которые, во-первых, носили двухсторонний характер, ставя под сомнение союзное единство (Соединённые Штаты были поставлены в известность только по требованию Советского Союза); и, во-вторых, создавали препятствия для участия США в послевоенном восстановлении балканского региона.

31 мая Черчилль послал личное сообщение Рузвельту, уверяя, что соглашение с русскими не станет «разделом Балкан на сферы влияния» и действовать оно будет «только во время войны» [10]. Президент не отвечал. Этим, по-видимому, он демонстрировал своё недовольство попыткой разграничения районов военных операций союзников, которое приведёт к установлению зон контроля.

Вместо этого не оправдавшего себя метода сохранения мира Рузвельт стремился к созданию действенного механизма, при котором все государства будут сообща регулировать возникающие локальные конфликты для предотвращения новой мировой войны. «Американцы, по словам исследователя Э. Беннета, предпочитали систему коллективной безопасности, которая исключала необходимость подобного рода баланса сил» [11].

Позиция, занятая Рузвельтом и государственным секретарём, подтверждалась выводами Госдепартамента, что «Соединённые Штаты не могут поддержать любое подобное соглашение и должны делать всё, что в их силах, чтобы помешать его достижению. Мы можем понять естественное желание англичан усилить их позиции на Средиземноморье путём уничтожения причин трений с русскими на Балканах, но считаем, что предложенное соглашение, кажущееся временным, неизбежно приведёт к установлению сфер влияния, против которых мы решительно боремся» [12].

8. июня лорд Галифакс вновь передал Хэллу и его заместителю Эдварду Стеттиниусу послание Черчилля от 31 мая. Его содержание свидетельствовало, что британский премьер намеревался добиться от Москвы широких договорённостей, касавшихся не только Греции и Румынии, но также Югославии и Болгарии [13]. Оценивая меморандум Черчилля, госсекретарь К. Хэлл подчеркнул: «Важность этой телеграммы заключалась в том, что в ней в переговоры вводились две новые страны, до настоящего времени не упоминавшиеся англичанами Болгария, с которой будет иметь дело Россия, и Югославия, с которой будет иметь дело Великобритания» [14].

10 июня Рузвельт ответил премьер-министру. Президент предложил создать консультативный аппарат, подчеркнув, что военные вопросы, несомненно, повлекут за собой вопросы политические и экономические, а это приведёт к разделу сфер влияния. Перспектива создания трёхсторонней консультативной комиссии мало устраивала Черчилля, поэтому он попытался заверить главу Белого дома в «трёхмесячном испытательном сроке» договорённостей с русскими, после чего «вопрос должен был быть пересмотрен тремя державами». 12 июня Рузвельт согласился с последним предложением английского коллеги, отметив: «Мы должны ясно показать, что не устанавливаем никаких послевоенных сфер влияния» [15].

Президент уступил британскому премьеру, воспользовавшись отсутствием государственного секретаря в Вашингтоне и не поставив в известность Госдепартамент. В своих «Воспоминаниях» Хэлл пишет: «Когда поступила телеграмма от Черчилля, я отдыхал в течение нескольких дней в Херши, штат Пенсильвания. Президент не проконсультировался со мной и не сообщил в Государственный департамент о своём ответе». Не зная о согласии Рузвельта, 12 и 17 июня государственный секретарь отправил в Форин Офис телеграммы, выражавшие неодобрение английских предложений, а 22 числа разослал американским дипломатам в Лондоне и Каире предупреждающий меморандум.

Суть обоих посланий сводилась к идее, озвученной президентом ранее: «военный контроль приведёт к контролю политическому». Вашингтон предлагал «создать необходимые механизмы для откровенных консультаций относительно Балканского региона и таким образом направить политику союзных правительств по линии сотрудничества взамен независимых действий. Мы особо заинтересованы в этом в настоящее время, когда предпринимаются все усилия для создания основ более широкой системы общей безопасности, в которой будут участвовать все страны, как большие, так и малые. Договоренности, ведущие к установлению сфер влияния, препятствуют учреждению и эффективному функционированию такой системы» [16].

В конце июня информация о президентской уступке просочилась к госсекретарю. Посол при греческом и югославском эмигрантских правительствах Л. Маквей 26 июня телеграфировал в Госдепартамент, что его английский коллега упомянул о согласии американского правительства с условием, что договорённости будут пересмотрены через три месяца. Хэлл свидетельствует: «Эта телеграмма была первым намёком на президентское решение 12 июня. Я написал президенту письмо, к которому приложил копию телеграммы посла Маквея, спрашивая его, произошли ли какие-нибудь изменения в позиции, занимаемой нами. Президент ответил 30 июня, просто пересказав содержание переписки между ним и Черчиллем по этому вопросу» [17].

«Этот шаг не означал, что Соединённые Штаты санкционировали послевоенные сферы влияния, но прекрасно показал, как легко президент принимал ответственные решения в отсутствие Хэлла», заметил Ирвин Геллмэн в книге «Секретные дела» [18]. Государственный секретарь был недоволен поступком президента. 11 июля во время беседы с послом Маквеем он сказал, что согласие на трёхмесячный период это ошибка не Государственного департамента, и намекнул на Белый дом [19]. Изменить что-либо было уже поздно, осталась лишь возможность в очередной раз подчеркнуть исключительно испытательный характер трёхмесячного соглашения [20].

Получив от англичан ответ, раскрывающий позицию Вашингтона, 1 июля советское правительство решило самостоятельно выяснить точку зрения США. 15 июля Госдепартамент вынужден был подтвердить американское согласие с английскими предложениями, акцентировав внимание на условиях, предъявленных Рузвельтом

В результате американского давления англо-советские переговоры не завершились разделом сфер влияния на Балканах, как того хотел Лондон. Результатом уступки президента стало лишь разграничение сфер военных операций, поставленное по настоянию Вашингтона в рамки трехмесячного испытательного срока [22].

Вскоре СССР начал реализацию достигнутых договорённостей. Советская военная операция в Румынии была стремительной с 20 августа по 22 сентября. В результате к началу октября ситуация на Балканах радикально изменилась: Красная Армия освободила Болгарию, вступила в Югославию и готовилась к наступлению в Венгрии, а положение в Греции было далеко не таким, как хотелось бы Лондону. Это заставило Черчилля предпринять новую попытку договориться со Сталиным и лично приехать в Москву.

Понимая последствия намерений Черчилля, президент 4 октября, накануне московской встречи, отправил советскому лидеру следующее послание: «Я полагаю, что вы понимаете в этой мировой войне нет ни одного вопроса, военного или политического, в котором Соединённые Штаты не были бы заинтересованы. Я твёрдо уверен, что мы втроём, и только втроём, можем найти решение вопросов, до сих пор не решённых. Исходя из этой уверенности, я, понимая желание м-ра Черчилля, между тем предпочитаю рассматривать ваши предстоящие переговоры как предварительные перед нашей трёхсторонней встречей, которая может состояться сразу же после выборов, которыми я сейчас занят. При условии, что Вы и премьер-министр согласитесь, я предлагаю, чтобы наш посол в Москве участвовал в наступающей конференции как мой наблюдатель. М_р Гарриман, естественно, не уполномочен представлять своё правительство» [23]. Ремарка президента, что посол не является представителем, а наделён лишь статусом наблюдателя, свидетельствовала о том, что Рузвельт пытался предварить заключение любого соглашения, принятого лишь двумя из трёх держав Большой тройки, объявлением о его нелигитимности в силу несоответствия принципам союзнического единства.

Оценивая результаты октябрьской встречи английского премьера со Сталиным, Хэлл писал: «Дальнейшие события полностью подтвердили наши предчувствия, англо-русские договоренности были достигнуты в результате президентских уступок. Когда премьер-министр Черчилль и министр иностранных дел Иден приехали в Москву в октябре 1944 г., они расширили договоренности ещё дальше, до определения процентов степени влияния. Позже русские использовали это, заявляя, что в соответствии с соглашением Англия и Соединенные Штаты признали часть Балкан, включая Румынию и Болгарию, советской сферой влияния. Это утверждение имело неблагоприятное воздействие на конференцию в Ялте. Если бы мы воспротивились достижению англо-русского согласия, возможно, мы избежали бы некоторых наших более поздних трудностей на Балканах» [24].

Таким образом, англо-советский диалог мая июня явился первой частью переговорного процесса по Балканам, завершившегося в октябре 1944 г. Уже в мае в английских предложениях помимо Румынии и Греции также фигурировали Болгария и Югославия [25]. На первом этапе в конце весны начале лета 1944 г. речь шла о разграничении на трёхмесячный испытательный срок зон военных операций советских войск и войск западных союзников. По меньшей мере, в такие рамки стремились поставить предлагаемое англичанами соглашение американцы. В сентябре 1944 г. Красная Армия освободила Румынию и Болгарию, вступила в Югославию, а 6 октября в Венгрию. На втором этапе осенью

1944 г. Черчиль поспешил скорректировать последствия военных успехов Москвы путём определения степени советского и западного влияния в балканских государствах, что явилось попыткой раздела сфер влияния.

В целом США не были против «намерения договориться с русскими». Именно этому были подчинены все конференции антигитлеровской коалиции. Но цели Лондона и Вашингтона различались коренным образом. Англичане стремились к разграничению с русскими военно-политического влияния, чтобы сохранить, хотя бы отчасти, своё положение на юго-востоке Европы. Американцы не желали восстановления действия принципа «баланса сил», показывая неприятие и моральное осуждение любых попыток такого «разграничения», тем более за их спиной. Хотя действия Советского Союза далеко не всегда отвечали принципам Атлантической хартии, сотрудники Госдепартамента, в частности из Отдела южноевропейской политики, были более обеспокоены английскими намерениями. Лондон стремился к восстановлению влияния ослабевшей Британской империи, что наталкивалось на советские интересы и приводило к усилению старой длительной англо-российской борьбы на Балканах. Хуже всего, по мнению американских дипломатов, было то, что англичане могли внушить Москве ложное впечатление, что Вашингтон использует Лондон для установления американского влияния в регионе.

Хэлл подчеркивал в своих мемуарах: «Я был решительно против любого раздела Европы и категорично выступал против этого ещё на Московской конференции. Создание зон влияния неизбежно приведёт к новому конфликту. Такое разделение опровергает идею создания международной организации безопасности. Я никогда не верил и не верю сейчас в идеи баланса сил или сфер влияния как в способы сохранения мира. Ещё во время Первой мировой войны я осознал их несправедливые последствия и сформировал своё абсолютное неприятие этих идей» [26].

Слова государственного секретаря отражали принципиальное отношение к данной проблеме официального Вашингтона. Главная задача, по мнению президента Рузвельта и его окружения, заключалась в подписании всеми союзниками документов, предусматривающих статус и объём полномочий союзных войск, освобождающих оккупированные страны, а также процедуру самоопределения освобождённых государств. Всё это соответствовало принципам «свободно выраженного желания народов», «уважения прав всех народов на выбор формы правления», «суверенитета» и «самоуправления», которыми американская дипломатия оперировала в течение всей войны. Подобная либеральная риторика Соединённых Штатов не была выражением американского бессилия. Наоборот, с помощью принципов, изложенных ещё в Атлантической хартии, Вашингтон, обладавший огромным финансово-экономическим потенциалом, стремился к обеспечению своих интересов в послевоенном мире. Англо-советские переговоры мая июня 1944 г. о разграничении зон военной ответственности неизбежно вели к разделу сфер влияния, что уже через четыре месяца подтвердил октябрьский визит Черчилля в Моску. Всё это создавало препятствия для участия США в восстановлении освобождаемого балканского региона и вызывало объективно обусловленное противодействие американской дипломатии.

Усилия английского премьера не сдержали продвижение Красной Армии на юго-востоке Европы. Они лишний раз подогревали опасения Сталина о стремлении англичан создать из Греции и других балканских стран новый «санитарный кордон» против СССР и тем самым давали Кремлю основания стремиться к установлению в странах Восточной Европы просоветских режимов. Рузвельт же не стал защищать на Балканах интересы слабевшей Британской империи, обеспечив Соединённым Штатом возможность стать лидером англосаксонского мира после войны.

Чтобы оценить роль американского фактора в англо-американском переговорном процессе по Балканам, необходимо ответить на вопрос: зачем Москва потребовала от англичан проинформировать об их предложении официальный Вашингтон?

Конечно, Сталин дорожил союзным единством, особенно накануне долгожданного открытия второго фронта на Балканах. Заключение соглашения за спиной у американцев не могло не оставить неприятного осадка в отношениях Кремля и Белого дома. Однако предыдущая история показывает, что советский лидер далеко не всегда проявлял подобную щепетильность в международных делах, тем более что сам Черчилль, судя по английским инициативам, не особо опасался ухудшения англо-американских отношений.

Если обратить внимание на даты посланий, то становится очевидным, что в отличие от немедленных английских сообщений русские и американские ответы Лондону запаздывали на неделю-две. Вынуждая британцев ознакомить Вашингтон с ходом переговоров, Москва намеренно затягивала переговоры. Время работало на неё советские войска начали освобождение Юго-Восточной Европы от фашизма. В мае июне 1944 г. СССР в отличие от Англии был меньше заинтересован в том, чтобы определить, кто будет «играть ведущую роль в румынских делах». На тот момент открытие второго фронта на северо-западе Франции уже становилось реальностью и Сталину было известно, что крупной операции западных союзников на юге Балкан не будет. Румыния находилась на пути Красной Армии к Берлину, что в случае успеха советских войск без всяких договорённостей позволяло Москве диктовать свои «правила игры» в этой стране. В условиях вступления советских войск в Румынию никакие операции британских агентов не могли привести к установлению в этой стране английского влияния. Поэтому апелляция советской стороны к Вашингтону была, не в последнюю очередь, обусловлена уверенностью в негативном характере американской реакции и стремлением выиграть время с целью получения «свободы рук» для максимального продвижения Красной Армии.

История не терпит сослагательного наклонения, но вполне очевидно, что если бы уже в мае-июне Черчилль предложил Сталину в процентах распределить степень советского и западного влияния в балканских странах, англичане вряд ли уступили русским 50 % влияния в Югославии и Венгрии и целых 75 % в Болгарии. Иное дело октябрь 1944 г., когда советские войска контролировали Румынию, Болгарию, северную часть Югославии и начали наступление на Венгрию, а англо-американские части находились лишь в Греции, и крупная операция западных союзников на Балканах была исключена. Определённо, ситуация стремительно менялась в пользу Москвы и не последнюю роль в затягивании инициированных англичанами переговоров в начале лета 1944 г. сыграл американский фактор.

Примечания

хелл послевоенный советский освобождение

1. Советский Союз на международных конференциях в период Великой Отечественной войны, 1941-1945: сборник документов. Т. 1. Московская конференция министров иностранных дел СССР, США и Великобритании (19-30 окт. 1943 г.). М., 1984. С. 43, 65, 162.

2. The Memoirs of Cordell Hull. Vol. II. N.Y., 1948. P. 1298; Московская конференция… С. 176.

3. The Memoirs of Cordell Hull. Vol. II. P. 13141315.

4. Печатнов В.О. Московское посольство Аверелла Гарримана (1943-1946 гг.) // Новая и новейшая история. 2002. № 3. С. 185.

5. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. I. М., 1957. С. 238-239; Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941-1945 гг.: док. и материалы. Т. II. М., 1983. С. 127.

6. Калинин А. А, Юнгблюд В.Т. Греция в американо-британских отношениях в 1939-1945 гг. Киров, 2009. С. 183-193; Калинин А.А. Советско-британские переговоры о разделе сфер влияния в Европе в 1944 г. // Вопросы истории. 2009. № 9. С. 19-36.

7. Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Т. I. С. 238-239; Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941-1945 гг. Т. II. С. 127.

8. Секретная переписка Рузвельта с Черчиллем в период войны / под ред. Ф.Л. Лоуэнхейма и др. М., 1995. С. 570-571.

Размещено на Allbest.ru