Публичная политика как показатель уровня демократизации в обществе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

Реферат

Публичная политика как показатель уровня демократизации в обществе

2010

Оглавление

публичный политика гражданский общество

Введение

1. Понятие публичной политики

2. Характеристики и проблемы современной публичной политики

3. Взаимодействие власти и гражданского общества

4. Коммуникации в сфере публичной политики

5. Перспективы публичной политики в России

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Актуальность исследования публичной политики обусловлена масштабными трансформациями, происходящими в последние десятилетия во всех сторонах общественной жизни: политике, экономике, культуре, коммуникации - связанными с динамичным развитием информационных технологий, формированием единого информационного пространства, распространением сети Интернет и технических средств, обеспечивающих постоянный широкий доступ к информационно-коммуникативным каналам. Все вместе это способствует возрастанию значения информации, коммуникации и, в особенности, политической коммуникации в современном мире.

В совокупности названные изменения предопределяют целый ряд преобразований, характеризующихся видоизменением элементов политической системы. Актуальность данной темы обусловлена изменениями структуры политической системы общества, в которой меняется место политической коммуникации. В политической системе появляются новые нетипичные политические акторы - регионы, транснациональные корпорации, наднациональные объединения граждан, международные террористические и экстремистские организации; изменяется роль традиционных политических институтов - государства, партий, профсоюзов, церкви; появляются новые формы политической борьбы и способы политического влияния. Соответственно в политической системе происходит усложнение и преобразование схемы политической коммуникации, становится иным ее значение.

Изменения политической коммуникации в современной России, вовлечение в политический процесс все большего количества участников явились условиями трансформации роли политической коммуникации в политическом процессе.

В современном российском обществе происходит сращивание сфер массовой информации и политики, обусловленное высоким значением масс-медиа как мощного инструмента политического воздействия. Политика становится всё более публичной. Эволюция информационно-коммуникативной сферы создает благоприятные условия для демократизации общества.

Процесс демократизации сопряжен со значительными изменениями в динамике политического процесса, болезненными трансформациями в экономической и социальной сфере. Совокупность этих факторов ставит Россию в особые условия, когда возрастает вероятность появления нетипичных для предшествующего опыта кризисов, способных существенно замедлить или даже аннулировать сделанные шаги на пути к созданию демократического общества.

1. Понятие публичной политики

На сегодняшний день понятие публичная политика - достаточно новое для российской политической науки. Широкого распространения в экспертной оно среде не имеет. Между тем, в развитых странах термин публичная политика уже устоявшийся. Поэтому трактовка понятия «публичная политика» на Западе представляет несомненный интерес.

Так, с одной стороны, под понятием публичной политики понимаются новейшие технологии политического менеджмента, применяемые для анализа и оценки результатов и последствий принимаемых государственных решений в различных сферах вкупе с соответствующими государственными расходами. Такой «проектный» подход подразумевает и экспертизу государственных решений со стороны заинтересованных групп и независимых экспертов. Подобные модели принятия решений и оценки последствий, результатов (цели, задачи, сроки, планируемый результат, обоснованные расходы) применяются и в практике правительственных структур Европейского Союза.

В западной политологической литературе сохраняются и более традиционные трактовки публичной политики. Так, для объяснения данного феномена сопоставляются два понятия «politics» и «policy».

Если первое понятие в самом общем смысле подразумевает «план действий», будь то индивид, группа, бизнес или правительство, то второе понятие, «публичная политика» - это легитимные, принятые со всеми надлежащими процедурами, и формальные (оформленные в правовых документах) решения правительственных органов.

Такое понимание публичной политики в советской и постсоветской традиции было замещено понятием «государственная политика». Как явление политической культуры, «государственная политика» в советской традиции, что во многом унаследовано и постсоветской Россией последнего десятилетия, подразумевает закрытость процесса принятия решений.

Сейчас сформировался вполне ясный общественный и политический заказ на новое государственное управление. Провозглашенный лозунг «сильное и эффективное государство» на практике означает, что госаппарат и бюрократия интегрирована в гражданское общество и находится под постоянным контролем, препятствующим обособлению чиновничьей корпорации и чрезмерному проявлению ее партикулярных интересов. Государство берет на себя удовлетворение тех общественных нужд, которые не может обеспечить рынок. Государственные организации должны стать эффективными и прозрачными, а их деятельность ориентирована на выявление и удовлетворение общественных потребностей с учетом мнения заинтересованных групп и независимой экспертизы. Все промышленно развитые страны реформируют свой государственный аппарат и межгосударственные органы в этом направлении.

Таким образом, складывается следующее определение:

Публичная политика - это политика, которая предполагает соответствие государственной политики общественным нуждам, взаимодействие государственных и негосударственных структур на всех стадиях принятия, реализации, контроля и оценки результатов государственных программ, проектов и решений.

2. Характеристики и проблемы современной публичной политики

«Публичная политика» есть симбиоз политического действия, научной рефлексии и акта масс-медийной коммуникации. По большому счету, она осуществляется в порядке интервенции в сферу политики экспертов, аналитиков, специалистов в области социальных наук, «интеллектуалов», публицистов и журналистов. Исторически конкретная совокупность социальных обстоятельств, выступающая условием возможности публичной политики, изменила само содержание понятия «политика». Все это позволяет говорить о публичной политике как ином состоянии поля политики.

Общий экономический кризис, поразивший в 80--90-ые годы многие западноевропейские страны, заставил их пересмотреть свою социальную политику. «Социальное государство» оказалось неспособным справиться с новыми задачами общественного управления (социальные девиации, «новые бедные», рост преступности и др.). Сменивший концепцию «социального государства» неолиберализм потребовал переопределения целей государства и «рационального» менеджмента, якобы научно обоснованного и деидеологизированного. Социальные условия политических практик коренным образом изменились, вызвав к жизни как новые политические формы, так и новых профессионалов их производства (экспертов, социальных работников). Речь идет о публичной политике как новом способе господства («регулирования») и о совокупности позиций, которые производят практики, связанные не столько с «управленческими рисками» (как принято считать в неолиберальной традиции), сколько с их интервенцией в область политического.

Каждая форма публичной политики направлена на свою социальную проблему и имеет свою «публику» (категорию социальных контрагентов). Однако проблема, равно как и социальная категория не являются чем-то безусловно и однозначно данным, но суть результаты конструирования агентов публичной политики. Представление о том, что социальная проблема существует единственно возможным («естественным») способом, и посему есть только один верный способ ее решения, является итогом работы по конструированию и легитимации категорий публичной политики.

Исследования публичной политики на Западе стремятся конституироваться в самостоятельную дисциплину, выступающую от имени науки о «государстве в действии». Однако, заявляя себя в качестве науки о «публичном действии», она на деле часто отходит от принятой в академическом мире модели познания и принимает форму совокупности методик или check lists, предназначенных для лиц, принимающих решения, т.е. решает задачи публичного менеджмента. В этом большая доля ответственности лежит на англосаксонской традиции, поскольку, начиная с пятидесятых годов, исследования публичной политики в США базируются на понятии «government» и имеют почти исключительно прагматический характер.

Изучение публичной политики восходит к ставшему общепринятым различию между policy (политикой как программой действий) и politics (политикой как системой взглядов). Западноевропейская и, в частности, французская традиция анализа публичной политики, опираются на анализ государства и его роли в регуляции публичной сферы, рассматривают ее в аспекте становления, а затем кризиса модели «государства всеобщего благоденствия». Проблема публичной политики рассматривается здесь в аспекте возрастающей неспособности современного государства решать социальные проблемы населения. Государство якобы устраняется от ответственности за решение этих проблем, и перекладывает ее, с одной стороны, на институты «гражданского общества», а с другой -- на «нейтральную» инстанцию --экспертов, выступающих от лица науки.

Понятие «публичная политика» в обыденном восприятии тесно связана с активно политически функционирующей «демократической общественностью» (Ю. Хабермас). Это понятие представляет собой своеобразный отклик на констатацию факта глубокого и острого общественного разногласия, характерного для современных «западных демократий». Изменение «горизонта легитимности» и нашло свое отражение в обращении социологов к феномену публичной политики. Задача публичной политики -- достижение консенсуса, т. е. общественного согласия по фиксированным проблемам. Публичная политика не может быть редуцирована лишь к институциональным формам практик, таким, как коммуникация в СМИ или деятельность экспертов. Для нее характерны сильная дифференциация институционализированных форм политических практик и индивидуализация необъективированных практик. Со времен греческого полиса оппозиция публичное/частное служит политическому самопониманию и правовой институционализации гражданской общественности. В современном обществе, считает Ю. Хабермас, сфера действия общественности постоянно расширяется, а политическая действенность снижается.

«Мы можем различать коммуникативно порожденную и административно применяемую власть. В политической публичности встречаются и пересекаются два противодействующих процесса: процесс коммуникативного производства легитимной власти… и процесс достижения легитимации через политическую систему… Как осуществляются оба эти процесса, спонтанное формирование воли в автономных объединениях общественности и организованное достижение лояльности масс, и какой из них господствует над другим, -- это эмпирический вопрос».

При этом автономными Ю. Хабермас называет лишь те объединения общественности, которые не производятся политической системой в целях легитимации, и не являются частями этой системы. По мысли немецкого социолога, эти объединения должны возникать спонтанно из повседневных практик, и иметь проницаемые границы.

Сам термин «публичная политика» до сих пор не выражает какого-либо социологического понятия. За ним стоит лишь ограниченный образ, смутное представление, задействованное в политическом дискурсе. Экспрессивная стратегия этого дискурса -- скрыть некую совокупность явлений от научного анализа, переведя ее в область лишенного основания и спонтанного. Однако публичная политика -- не мимолетный феномен, неясно очерченный, не обладающий ни атрибутами, ни качеством, ни референцией, и своим возникновением обязанный уникальной констелляции социально-политических факторов. Пытаясь преодолеть некритичность и неясность «публичной политики», социология должна использовать «точные» концепты и весь свой рефлективный потенциал. Дело вовсе не в «демократической точке зрения» или уникальной социологической перспективе, а в социально-политической специфике и социологической определенности.

Публичная политика -- предмет неясный и плохо определенный. Однако он заставляет задуматься о двух сменяющих друг друга во времени состояниях поля политики, взятого в его отношениях с полем журналистики и социальных наук, а также государством. Публичная политика есть новая фигуративность государства, поля политики, журналистики, социальных наук. Публичная политика опрокидывает иерархию полей, которая задается привычными оппозициями: политика --журналистика, политика -- социальные науки, журналистика -- социальные науки. Но это опрокидывание не предполагает установления новой структуры, новой иерархии. Трансформированная структура взаимодействия полей изменяет производимый продукт: появляется новый тип практик -- практики публичной политики.

3. Взаимодействие власти и гражданского общества

В докладе известного политолога С.П. Перегудова «Группы интересов как субъекты публичной политики» отмечалось, что публичная политика - та сфера политических отношений, в которой институты государства и гражданского общества взаимодействуют в условиях относительной гласности (публичности) и открытости. К группам интересов, участвующих в такого рода взаимодействии, относятся не только «добровольческие» организации и объединения, но и крупные корпорации.

Существенной особенностью политического участия групп интересов является постоянно возрастающая роль этого участия в политическом процессе, причем не только на национальном, региональном и местном, но и на глобальном уровнях. Наиболее существенные сдвиги, качественные изменения роли групп интересов гражданского общества в политическом процессе произошли в 60-е - 70-е годы ХХ века, когда заявили о себе «новые социальные движения». Этот качественный сдвиг сказался на роли и месте политических партий, породив кризисные явления в их среде и не прекращающиеся до сих пор рассуждения об «упадке» и даже «конце партий». Как бы то ни было вопрос о роли партий и соотношении партийной и непартийной активности был поставлен самой жизнью, и ответ на него до сих пор не найден.

Качественные сдвиги в «соотношении сил» еще более видны на макрорегиональном уровне. Группы интересов в Европейском союзе несравненно более активны, нежели так называемые европартии, сфера действий которых практически ограничивается рамками Европарламента. Если же брать уровень глобальной политики, то здесь глобальные гражданские движения и НКО, резко активизировавшиеся в связи с процессами глобализации, едва ли не полностью затмили некогда влиятельные международные организации, а также либералов и консерваторов.

Возрастание роли групп интересов в публичной политике связано с той резко возрастающей ролью, которую начинают играть и уже играют крупные корпоративные структуры. Если на уровне отдельных государств их политическая роль выяснилась давно, то на межрегиональном (ЕС) и глобальном уровнях это новый феномен. Возрастает тенденция к новым формам их отношений с государством. На место традиционного трипартизма, в рамках которого осуществлялось взаимодействие бизнеса, профсоюзов и государства, выдвигается новая трипартистская модель или «новое социальное партнерство». Центральное место в нем в качестве представителей «третьего сектора» занимают организации «одной цели» и их зонтиковые организации. Не менее существенные сдвиги происходят и на глобальном уровне, где отношения между ТНК и другими структурами крупного и сверхкрупного бизнеса и глобальными НКО уже являются одним из факторов, определяющих развитие мировой политики. Все эти изменения - одна из насущных задач политического анализа.

В России постепенно складывается система профсоюзов западного типа и соответствующие нормы и правила социального партнерства. После 1991 г. советские профсоюзы полностью утратили свои позиции в государственной системе и в начале и середине 90-х годов не могли играть никакой роли в решении многочисленных и острых социальных конфликтов. Никаких оснований для партнерского взаимодействия с властными и экономическими структурами таким образом не существовало. Поэтому система трипартизма, введенная в этот период решением правительства в соответствии с западными образцами, была непросто декоративной, она фактически не имела третьей стороны, а именно профессиональных союзов. В конце 80-х - начале 90-х годов в ходе забастовочного движения были созданы альтернативные профсоюзы (горняков, авиадиспетчеров и др.). Отношение к профсоюзному движению государственных структур и предпринимателей начало меняться в конце 90-х годов, когда в результате мощных забастовок альтернативные профсоюзы превратились в серьезную социальную силу, которую нельзя было больше игнорировать. Государство и работодатели были готовы начать переговоры и перейти к партнерскому взаимодействию. Однако предпочтительным был более лояльный и удобный партнер, каким и были традиционные профсоюзы, объединенные в ФНПР.

Организационная структура российских профсоюзов в 90-е годы приближается к структуре западных профсоюзов. В то же время ФНПР не представляет интересов наемных работников. Их новая позиция на политической арене обусловлена угрозой острых социальных конфликтов и действиями альтернативного профсоюзного движения. Стремление предотвратить трудовые конфликты заставило руководство крупных компаний, прежде всего нефтедобывающих, «Лукойл», «Юкос» и др., создать собственные профессиональные союзы. Это позволило им демонстрировать западную модель трудовых отношений в корпорации и решать внутренние социальные проблемы. Крупные альтернативные профсоюзы к концу 90-х годов институционализировались и встроились в формирующуюся систему социального партнерства, обособились от работников, интересы которых должны представлять и защищать. Институционализация профсоюзов и становление системы социального партнерства в России, как и на Западе, неизбежно ведет к тому, что эти организации перестают представлять интересы наемных работников.

Глобализация усиливает этот процесс. Профсоюзы, с одной стороны, получают доступ к ресурсам на национальном и международном уровне, расширяют возможности влияния на государство и работодателей, с другой - теряют позиции защитников интересов трудящихся и, соответственно, теряют поддержку последних.

К числу значительных последствий вхождения в демократический транзит относится более четкое институциональное оформление трех секторов общества: государственного, коммерческого и некоммерческого. В постсоветский период заново возник основанный на гражданской инициативе частный бизнес-сектор (условно называемый вторым) и существенно преобразовался государственный сектор, в прошлом полностью монополизировавший управление и экономикой, и социальной сферой. Ныне этот первый - государственный сектор претерпел серьезные изменения с более менее четким разделением трех ветвей власти и идентификацией системы государственных (бюджетных и муниципальных) учреждений.

В стране стал формироваться и третий сектор - независимый, негосударственный, некоммерческий, базирующийся на гражданских инициативах в преимущественно непроизводственной социальной сфере: образование, наука, здравоохранение, социальная защита, экология и пр. Сегодня этот «новый» сектор - сеть негосударственных организаций России - стал влиятельной силой в стране. Это 3,5 млн. активистов, объединенных в 300 тысяч организаций. Услугами НКО при решении социальных проблем пользуются 15% населения страны. НКО стали и фактором экономического роста, в их рамках создано более миллиона рабочих мест.

В России именно в третьем секторе сформировались условия и предпосылки вызревания гражданского общества. Это связано во многом с гражданской позицией лидеров общественных движений и объединений. Они полагают, что деятельность большинства НКО направлена на формирование взаимоотношений на основе ценностей гражданственности и демократии, установления партнерских отношений между НКО, государством и бизнесом, т.е. межсекторного социального партнерства. Формирующийся институт межсекторного партнерства становится важным ресурсом социального, культурного и экономического развития общества.

Для государства публичная сфера - своего рода «инновационный социальный инкубатор», позволяющий «свежей крови» новых социальных технологий взламывать известную закостенелость государственных институтов, оптимизировать социальный механизм взаимодействия государства и гражданского общества и подключать ресурс гражданских инициатив к формированию государственной политики.

Эффективная социальная коммуникация становится одной из центральных проблем для существования публичной сферы. Сегодня активно используется теория политических сетей, рекомендующая государству для повышения эффективности управления значительную часть вопросов решать с совместно с гражданским обществом. Государственное управление должно стать не односторонним, а многосторонним, или как минимум двусторонним. Политические сети складываются для выработки соглашений по объединению ресурсов и усилий на основе общего интереса, они представляют процесс переговоров между государствоми НКО на основе культуры консенсуса и диалога, коммуницирования в качестве равных акторов. При этом государство не просто доводит через свои структуры выработанные решения, а добивается их поддержки, участия в их реализации. Теория политических сетей становится основой формирования двусторонней симметричной модели «связей с общественностью» в политике и государственном управлении.

За последние 5-6 лет представители государства и организаций «третьего сектора» крайне редко негативно отзывались о необходимости социального партнерства в социальной сфере. Однако намерения организовать совместную работу сталкивались с разными препятствиями. Иногда это были незнание специфики и особенностей деятельности возможного партнера, нередко - отсутствие ресурсов (чаще временных или трудовых), всегда - отсутствие понятных правил, процедур и механизмов выстраивания партнерства. Поэтому здесь нужны систематические исследования.

Гражданское общество России находится в начале своего пути. Идеализированное представление о том, как оно должно развиваться пока далеко от реальности. Не создана нормативно-правовая база, которая обеспечивала бы цивилизованные условия для максимального развития гражданской инициативы. Страна пока далека от ситуации, когда власть и государство осознают неизбежность организации эффективного контроля за деятельностью чиновничества, а НКО станут глубоко заинтересованы в открытости и будут осознавать всю полноту ответственности за свои проекты и действия.

4. Коммуникации в сфере публичной политики

Использование в политике телекоммуникационных систем привело к появлению как новых типов трансляции информации, так и новых форм коммуникации в сфере публичной власти. Трансформировав систему представительства гражданских интересов, электронные СМИ превратили политику в медиапроцесс, одновременно стимулировав и соответствующие изменения в процессе коммуникации, органически сочетавшиеся с виртуализацией политического пространства, созданием гиперреальности и другими новейшими механизмами поддержания конкуренции за государственную власть. В складывающемся информационном обществе массовая коммуникация оказалась важнейшим инструментом формирования и самопрезентации политики.

Необходимо отметить, что в научном мире существует точка зрения, дифференцирующая массовую политическую коммуникацию в государствах с богатым демократическим опытом и модернизирующихся странах, к которым относят и Россию. И в России, и на Западе происходит скачок в развитии информационно-коммуникативных технологий, что приводит к усилению влияния масс-медиа в политическом плане. Однако на Западе этот дисбаланс выравнивается благодаря традициям демократического диалога власти и общества, стилем правления элит. В России же это ведет к утверждению новой формы организации власти - медиакратии.

Б.Макнейр, в частности, понимает под этим термином явление, протекающее не в демократически и индустриально развитых обществах, а в странах переходных. Там, где еще не достроена демократическая форма организации власти, основанная на идеологических способах символизации. Данная форма организации власти базируется на преимущественном влиянии кругов, контролирующих массовые информационные обмены, и предполагает широкое использование имиджевых стратегий, разрушающих барьеры между публичной и частной сферами жизни, социальными и культурными механизмами целенаправленного воздействия на поведение человека.

Если на Западе становление медиакратии в какой-то мере сдерживается традициями демократического диалога власти и общества, ответственным стилем правления элит, то в России тенденции к усилению медиаполитических способов управления государством и обществом проявляются при еще не завершившемся повороте к демократии. Более того, в политическом пространстве страны пока отсутствуют властные институты, способные сдерживать развитие антидемократических процессов.

В подобной ситуации возникает поистине хаотическое переплетение информационных потоков, обесценивающее механизмы коммуникации власти и нарождающегося гражданского общества, в результате чего общественность постепенно утрачивает рычаги информационного воздействия на позиции властей. Образование такого бесконцептуального потока политики, вызванное резким усилением корпоративных интересов правящих группировок и расширением влияния политически безответственных СМИ, превращает российскую политическую элиту в практически бесконтрольного собственника публичной информации, а следовательно -- и безальтернативный источник проектирования политического будущего страны. В этих условиях появляется реальная угроза свертывания диалоговых обменов между властью и обществом, к закреплению за неэлитарными слоями роли пассивного реципиента информации, исходящей от элитарных слоев.

Прямая связь между средствами массовой информации и политическими субъектами со временем становится все явственнее и прочнее. В настоящий момент можно говорить о сращивании масс-медиа и политики - медиатизации политической сферы.

По мнению исследователя Д. Авдиенко процесс медиатизации политики характеризуется двумя чертами. Первая выражается в том, что политике придается все большая публичность, которая расширяет свою экспансию. Например, частная сфера, становясь публичной, становится одновременно политической. Тот, кто пытается удерживаться в рамках ограниченной публичности тут же начинает сдавать свои позиции в политической борьбе. При этом он подчеркивает, что термин ««политика» вовсе не сводится к публичной политике, но публичная политика все время захватывает новые пространства корпоративной, борьбы. По его мнению, отмеченные тенденции приобретают самостоятельный характер, что придает политическому процессу неуправляемый характер, по крайней мере, в том смысле, что поле политики перестает быть самодостаточным и самовоспроизводящимся по внутренним правилам.

Вторая, из выделенных Д. Авдиенко черт медиатизации политики заключается в том, что современные правила телевещания, которые задают тон и всему информационному процессу, определяются калейдоскопичностью и сюжетной фрагментарностью и, соответственно, вынуждают политиков подстраиваться под них.

Существует немало возможностей «вживую» оценить действие описанного выше механизма «подвижной» публичности. Например, во время выборов избиратели хотят видеть в «своем» кандидате прежде всего человека. Соответственно, «самый человечный человек» имеет больше шансов на победу в предвыборной гонке, большую поддержку населения. «Человечность» подчеркивается с помощью различных способов, не последнее место среди которых занимает опубликование благопристойных событий из жизни индивидуума, формирование имиджа, соответствующего тем или иным распространенным в обществе ценностям.

Впрочем, широкое обнародование приватной информации вызывает внимание большой аудитории к любому человеку, попавшему в «рамку видоискателя телекамер». При определенных условиях, «герой дня» становится популярным. И при умелом использовании популярность может быть обращена в политический капитал. «Героем дня» в современной России может стать практически каждый. Но не каждый использует выпавший ему шанс, чтобы существенно изменить свой социальный статус, из объекта политических воздействий превратиться в их субъект.

Можно вспомнить героев различных реалити-шоу, чья личная жизнь в течение определенного времени достаточно детально демонстрировалась телеканалами для получения коммерческой выгоды. Несмотря на сугубо рекреационно-коммерческое направление таких программ, их герои получают значительную популярность у аудитории данного канала. Тиражированием их образов СМИ формируют определенную харизму «героев дня», способность привлекать поклонников. А это уже одно из качеств политического лидера. «Харизматического» заряда хватает иногда и на несколько месяцев, прошедших после окончания цикла передач, когда программа завершена, а интерес общественности к ее героям не пропадает. Теоретически, заряд общественного внимания может быть использован и в политических целях, но этого не происходит.

5. Перспективы публичной политики в России

Вопрос о перспективах дальнейшего становления и развития публичной политики в России подразумевает в первую очередь такую публичную политику, в которой предполагается непременное существование оппозиции властям, где конфликты решаются состязанием в красноречии и рациональности предлагаемых программ. То есть такую европейскую публичность, которая связана с латинским res publica и с классическими образцами в духе Просвещения и британского парламентаризма.

Ближайшие перспективы такой публичной политики в России слишком очевидны, чтобы их обсуждать. И дело не только в противодействии властей, но и в отсутствии необходимой для подобного зрелища заинтересованной публики. Но более существенно другое: публичная политика в этом особенном смысле утрачивает свою аудиторию и функции в тех самых демократических странах (ранее именовавшихся капиталистическими), где она достигла своих вершин.

Дело в том, что с переходом от национального государства с республиканской политической структурой к новому формату глобальной империи старые институты конкуренции и политических коммуникаций оказываются недееспособными в странах «ядра» мировой системы, не говоря уже об их воспроизводстве на периферии. Даже самые массовые попытки возродить res publica не способны отвлечь еще более широкие массы от res privata - повседневного выживания под нажимом телепропаганды и в условиях возрастающей зависимости от госбюрократии и крупных корпораций. В большинстве стратегически значимых центров новой имперской конструкции на смену публичной политике приходят национальные разновидности «информационного режима».

Между тем отечественные демократы принимали западную публичную политику за неизменную величину и исходную точку своих представлений о должном (в отличие от революционно-демократической традиции 19-начала 20 века, которая оценивала ее гораздо более трезво). В результате получился практически антидемократический режим, который при этом смотрится вполне уместно на новой институциональной и ценностной карте мира. Старые публичные политики выводятся из игры, оставляя пространство тем, кто, лучше понимает логику «вертикально интегрированной» глобализации. Что же касается системных альтернатив, то они будут наиболее успешно развиваться не в русле «публичной политики», а как теневая структура транснациональных связей на основе общей этики выживания за рамками информационного режима.

Заключение

Итак, публичная политика - это политика, которая предполагает соответствие государственной политики общественным нуждам, взаимодействие государственных и негосударственных структур на всех стадиях принятия, реализации, контроля и оценки результатов государственных программ, проектов и решений.

В условиях развития демократии и становлении гражданского общества возникает необходимость взаимовыгодного сотрудничества публичной политики и социальной сферы. Забота о благоприятном отношении общественности к деятельности органов власти, развитие разносторонней культуры населения, необходимое изменение ценностей, установок общества и осуществление публичной политики и ее влияния - это залог успешности и эффективности взаимодействия государства и общества, государственных и негосударственных структур, а значит и функционирования публичной политики в целом.

Однако следует признать, что явление публичной политики в России носит свои специфические черты и находится на недостаточно высоком ещё уровне развития.

Библиографический список

1) Алмонд, Г.А. Гражданская культура и стабильность демократии [Текст]: / Г.А. Алмонд, С.В. Верба. - ПОЛИС: Политические исследования. - 1992. - № 4. - с. 127-128.

2) Василенко, И.А. Политическая глобалистика [Текст]: / И.А. Василенко. - М: Логос, 2000. - 358 с.

3) Красин, Ю.А. Публичная политика в России [Текст]: / под ред. Ю.А. Красина. - М: Альпина Бизнес Букс, 2005. - 358 с.

4) Пугачев, В.П. Введение в политологию [Текст]: / В.П. Пугачев, А.И. Соловьев. - М: Аспект Пресс, 2002. - 476 с.

5) Шматко, Н.А. Феномен публичной политики [Текст]: / Н.А. Шматко. - Социс. - 2001. - № 7. - с. 106-112.

Размещено на Allbest.ru