Политическое лидерство

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЛИДЕРСТВО И ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ

Величие великого человека обнаруживается в том, как он обращается с маленькими людьми.

Т.Карлейль

Лидерство и стиль - синтетические понятия; они характеризуют власть не столько с институциональной, сколько с социокультурной и социально-психологической стороны.

Лидерство означает эффективное социальное влияние людей, безотносительно к тому, пользуются ли они административными рычагами власти или нет. Стиль политического руководства определяется тем, как руководитель интерпретирует, реализует и демонстрирует свои властные функции.

Господствующие в данном обществе политические стили существенно влияют на реальное качество политической среды, которое наряду с качеством экономической, социальной и культурной среды определяет качество жизни современного человека.

В своем анализе стиля политического руководства, как и во многих других случаях, политология в качестве молодой науки опирается на достижение более зрелых наук, таких, как социология и социальная психология. Вполне операциональной для политической теории является классификация управленческих стилей американского социального психолога Курта Левина, данная им в 1934 г.

Он выделяет:

авторитарный (директивный) стиль, означающий жесткое руководство с акцентом на административное принуждение и эгоцентризм лидера при выработке решений;

демократический (коллегиальный) стиль, предполагающий коллегиальность решений (принцип участия) и акцент на побуждающих, а не принуждающих возможностей системы управления;

либеральный, при котором руководитель предоставляет людям и событиям идти своим чередом, уповая на то, что природа человека или природа процесса сами по себе гарантирует искомый результат.

Либеральный стиль, таким образом, характеризуется своего рода "оптимистическим фатализмом", оправдывающим слабую готовность к действиям и вялую управленческую волю. Известный из нашего недавнего прошлого афоризм "процесс пошел" хорошо иллюстрирует это фаталистическое благодушие либерального стиля.

Обсуждение таких понятий, как политическое лидерство и политический стиль, сталкивает нас со своего рода корпускулярно-волновым дуализмом, более известным из физики. Постклассическая физика, как известно, описывает ряд явлений на двух параллельных языках: на языке корпускулярной теории и на языке "теории поля". Автономность и взаимную незаменимость этих языков фиксирует известный "принцип дополнительности". К Левин распространил этот принцип на описание социально-психологических явлений, в котором понятие поля означает "психологическое единство" личности и ее окружения.

Поле в общем случае означает, что личность погружена в некую не совсем структурированную среду, которая способна оказывать на нее влияние внеинституциональным (помимо конкретных механизмов социальной детерминации) и неосознанным образом. Например, когда мы говорим о влиянии на политическое поведение людей общего климата, господствующего в обществе, или типа политической культуры, мы приближаемся к тому, что предполагает "теория поля".

Поле, таким образом, обладает, во-первых, эффектом дальнодействия - его влияние не является локализуемым, а во-вторых, реализуется в особых механизмах "тонких взаимодействий" (в отличие от механизмов жесткой детерминации).

Стиль лидерства потому и может быть отнесен к "теории поля", что характеризует не столько конкретные действия руководителей, сколько общую ауру, сопутствующую тому или иному типу лидерства и влияющую на качество политических отношений в обществе.

Нам предстоит выделить следующие аспекты этой общей темы:

факторы, влияющие на формирование стиля политического лидерства;

оценки эффективности различных стилей лидерства;

особенности принятия и качество решений, сопутствующих различным стилям.

Сделаем ряд предварительных уточнений. Первое: принимая во внимание, что в литературе по управлению принято различать руководство (как институциональное осуществление управленческих функций) и лидерство (как эффективное, хотя и неформальное влияние), мы предпочитаем говорить о политическом лидерстве как более общем феномене влияния, включающем и формальные и неформальные аспекты.

Второе: учитывая, что нормальная политическая жизнь, связанная с легализованным соперничеством политических интересов, партий, объединений, началась у нас совсем недавно, основные политические типы личности и соответствующие им типы властного поведения (авторитарный, демократический, либеральный) формировались и еще продолжают формироваться не столько в собственно политической области, сколько в сфере разнообразных управленческих практик, и в первую очередь производственной. Большая часть ныне известных политических лидеров центрального и регионального уровней - бывшие "хозяйственники", перенесшие свою культуру и навыки в новую для них область политического соперничества и политических решений. Впрочем, учитывая, что для прежней тоталитарной системы был характерен синкретизм политических, экономических и идеологических функций, опыт повседневного управления и опыт власти переплетались.

Но даже в странах с развитыми традициями политической демократии управленческая и политическая сферы не разделены китайской стеной. Веберовский "идеальный тип" бюрократической рациональности, свободной от вмешательства политики и связанных с нею страстей, - это только эвристическое и нормативное допущение, которому эмпирический опыт любой страны никогда не соответствовал. Стили политического лидерства, как правило, связаны с повседневными управленческими стилями административной и хозяйственной практики, будучи помещены в общее поле той или иной культуры.

Трудно представить себе общество, которое было бы широко демократическим в политической сфере и авторитарным - во всех остальных, или наоборот.

Поэтому при описании различных стилей политического лидерства полезно использовать методологическую посылку Ш.Монтескье, который соотносил политические режимы с этико-культурными принципами, пронизывающими практическое повседневное поведение (в деспотиях - страх, в аристократиях - честь, в республиках - добродетель).

Культура политического управления и власти не отделена от социальной повседневности и ее практик, а вырастает из них. Вот почему данные социологии управления или промышленной психологии, описывающие внеполитическую повседневность организации и управления людьми, представляют особый интерес для политической науки, исследующей не конкретные случаи политического лидерства, а характерное для данного общества политическое поле, генерирующее доминирующие стили властного поведения.

2. ФАКТОРЫ ФОРМИРОВАНИЯ СТИЛЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ЛИДЕРСТВА

Прекрасны мы, когда познаем самих себя, безобразны же, когда этого знания не имеем.

Плотин

2.1 ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТОР

политический лидерство стиль

На стиль политического лидерства особое влияние оказывает история формирования взаимоотношений общества и государства. В тех случаях, когда в возникновении государства решающая роль принадлежит внешнему завоеванию (например, пришествие варяг на Русь или, в особенности, татаро-монгольское завоевание, породившее новую для России модель предельно централизованной государственности), чаще всего возникает авторитарная доминанта в политике и соответствующий ей этико-культурный принцип ("страх").

Как мы видели выше, к историческим факторам относится и тип революции, выносящей общество из традиционализма в современность. Американская модель революции (развертывающейся под знаком освобождения общества от гнетущей опеки старого государства) дает нам современность либерально-демократического типа. Французская модель (развертывающаяся в форме навязывания революционным государством "передового проекта" отсталому обществу) порождает современность авторитарно-догматического типа Современность не надо фетишизировать, приписывая ей исключительно положительные качества, а отрицательные соответственно - "темному прошло-му". Современность столь же нуждается в критическом отношении, без чего ее качества непременно станут по закону энтропии ухудшаться.. Последний тип стал образцом для всех последующих моделей модернизационной политической системы. Очень может быть, что революции авторитарно-завоевательного типа более вероятны как раз для тех обществ, где и прежняя традиционалистская государственность возникла в результате иноземного завоевания, породившего определенный архетип власти, в превращенных формах воспроизводящийся в последующих переломных фазах национальной политической истории.

Революционные и модернизанионные элиты через какие-то таинственные механизмы политической культуры наследуют колонизаторское высокомерие и пренебрежение к "туземному населению" и тогда государственное строительство периодически принимает форму "внутреннего колониализма", а политическая история в целом оказывается весьма "затратной".

2.2 ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФАКТОР

Ряд видных теоретиков Запада (К.Кларк в Австралии, Ж.Фурастье во Франции) выделяют в развитии экономики следующие исторические фазы: первичная экономика (большинство самодеятельного населения занято в сельском хозяйстве, а структура потребления характеризуется превалированием затрат на продукты питания), вторичная (преобладание промышленности в структуре занятости, а ее продуктов в структуре потребления) и третичная (структура занятости и структура потребления характеризуются преобладанием сферы услуг).

У.Ростоу и его последователи попытались построить на этом теорию политических форм (у одних она жестко детерминистская, у других -вероятностная). Предполагается, что первичная экономика наиболее благоприятствует авторитарно-патриархальному стилю в политике, где ключевой метафорой социума является семья во главе со строгим, но заботливым отцом.

Период перехода от первичной ко вторичной экономике способствует ужесточению властного стиля вплоть до тоталитарного (тяготы первоначального накопления и авторитарный меркантилизм абсолютистских монархий), тогда как развитое индустриальное общество (зрелая вторичная экономика) характеризуется демократической доминантой в политике. Что касается третичной экономики, или эры "высокого массового потребления", то некоторые авторы (в частности Р.Арон) высказывали опасение в духе "постдемократического" пессимизма. Потребительство и досуг расслабляют политическую волю и самодисциплину граждан, тогда как для эффективной демократии требуется и то и другое.

Уже не раз упоминаемый нами А.Турен исходит из дихотомии "экономика накопления" - "экономика потребления". Там, где общество заинтересовано в повышении нормы накопления, оно вынуждено бывает ослаблять демократию и усиливать авторитаризм, ибо без сильной и жесткой власти переход от "спонтанности" потребления (ибо кто же не хочет потреблять?) к "аскезе накопления" вряд ли состоится.

Если все эти посылки экономического детерминизма интерпретировать в стохастическом духе (как факторы, усиливающие вероятность того или иного стиля в политике при прочих равных условиях), то они выглядят достаточно рациональными и приемлемыми.

2.3 АДМИНИСТРАТИВНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЙ ФАКТОР

Максима управления гласит: при прочих равных условиях следует стремиться к максимальному пространственно-территориальному сближению управленческого центра с объектами управления. Эта максима в целом работает на демократический стиль. Возможности "обратной связи", учет обстановки и запросов "на местах" при выработке решений, участие в них тех, кого они затрагивают, несравненно облегчаются, когда центры решений приближены к управляемым звеньям.

В контексте этого может быть понята та логика, которая, начиная с Ш.Монтексье и до наших дней, связывает демократию с небольшими территориями, образующими "пространство участия" для самодеятельных граждан. Правда, излишнюю прямолинейность этой логики критиковали уже отцы-основатели Америки. Так, Мэдисон отмечает, что "возникновение и распространенность этого мнения вытекают, главным образом, из непонимания, в чем заключается различие между республикой и прямой демократией... Дело в том, что в демократии люди собираются -и осуществляют правление лично и непосредственно; при республиканской системе они собираются и осуществляют свою политическую волю через своих представителей и уполномоченных" Американские федералисты: Гамильтон, Мэдисон, Рэнэй. Изб. статьи. 1990. Copyright.

Это в целом резонное возражение тем не менее не отменяет общую справедливость вышеприведенной максимы. Чем больше посреднических звеньев между актом волеизъявления и областью его реализации, тем выше вероятность искажения "первичных интенций" данного акта. Как пишет в этой связи М.Крозье, каждая посредническая инстанция, участвующая в передаче и реализации решения, в то же время обнаруживает тенденцию своекорыстно интерпретировать и "приватизировать" его.

Социокультурным парадоксом пространственно растянутых управленческих систем является сочетание авторитаризма и централизма в принятии решений и попустительского "либерализма" в процессе их реализации. В самом деле: чрезмерная территориальная удаленность затрудняет постоянное и эффективное участие в принятии решений со стороны периферии власти. Решения, следовательно, принимаются по модели авторитарного стиля. Но потом, когда они "спускаются" вниз, к отдаленным исполнителям, возникает невольная ситуация "попустительства": "центр" не знает, как интерпретируются и с каким тщанием исполняются его решения на местах. В этой "промежуточной фазе" проявляются энтропийные тенденции потери первичного смысла и энергии решения. Затем, когда до центра доходят сведения об "уклонистских" поползновениях управленческой периферии, следует авторитарная реакция жестких санкций, проверок, чрезвычайных инспекций.

Таким образом, маятник управленческого процесса то и дело тяготеет к крайностям авторитаризма и попустительства, минуя "золотую середину" демократического участия.

2.4 ХАРАКТЕР ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ СИТУАЦИИ

В теории управления различают жесткие ситуации (напряженные задания, связанные с теми или иными "вызовами" системе, жесткий контроль сверху при остром дефиците времени и ресурсов), средние и мягкие (умеренные задания при высоком уровне автономии и наличии необходимых ресурсов).

По данным, полученным американскими исследователями, в жесткой ситуации наибольшей эффективностью обладает авторитарный стиль, в средней - коллегиальный, а в мягкой снова повышается эффективность авторитарного стиля.

Для объяснения этого феномена необходимо использовать понятие ролевого конфликта и межролевой автономии.

В жесткой ситуации, характеризующейся острым дефицитом времени и ресурсов, у руководителя нет возможности уделить равное внимание всему набору ожидаемых от него социальных ролей: организатора выполнения заданий, благожелательного советчика и покровителя, арбитра в межличностных конфликтах, чуткого коллеги и наставника. Ситуация диктует необходимость из всего набора ролей выбрать главную и в значительной мере пожертвовать во имя нее всеми остальными ролями. Эта жертва нелегко дается руководителю не только либерального стиля (который вообще не способен выстраивать приоритеты), но и демократического, ибо принципы коллегиальности и партиципации приходится нарушать во имя оперативности и проталкивания непопулярных решений.

Психология же авторитарного стиля, изначально характеризующаяся установками централизма и "жертвенности во имя долга", наиболее адекватна самому характеру жесткой ситуации. Но следует отметить два обстоятельства. Во-первых, эффективность авторитарного стиля носит краткосрочный характер. Показательно, что если при демократическом стиле наибольшая ротация наблюдается среди менее профессиональных и менее уважаемых лиц из ближайшего окружения, то, напротив, при авторитарном стиле ротация затрагивает, как правило, уважаемых и уважающих себя профессионалов. Дело в том, что профессионалы "не кланяются в пояс" и претендуют на творческую самостоятельность, предоставлять которую авторитарные лидеры не склонны.

Отсюда - специфический энтропийный эффект авторитарного стиля: качество окружения, как и качество решений, имеет при нем тенденцию неуклонно падать.

Во-вторых, зная, что жесткие ситуации создают оправдание для централизма и авторитаризма, руководители соответствующего стиля склонны искусственно их насаждать, поддерживая атмосферу напряженности в среде, где они действуют. В этом - еще одна социальная опасность авторитарного стиля.

В средней (т.е. обычной) ситуации наибольшую эффективность демонстрирует демократический стиль. Важно при этом понять демократизм как условие наиболее высокого информационного обеспечения и поддержки, ибо демократический стиль поощряет участие в решениях новых лиц и групп, привносящих в "общую копилку" свою информацию и свои ресурсы.

Что касается мягких ситуаций, обладающих обыкновенно расслабляющим эффектом, то жесткость авторитарного стиля выступает в качестве полезной компенсации, позволяющей мобилизовать энергию и ответственность людей в условиях провоцирующей непринудительности.

Как показывает исторический опыт, "перезрелые" цивилизации, достигшие стадии декаданса и массовой апатии, нередко испытывают ностальгию по авторитарности и даже вручают свою судьбу авторитарным выскочкам из низов или из среды "варваров".

Субъективизм усиленно демонстрируемой воли при этом редко оказывается эффективным лекарством. Авторитарность более эффективна тогда, когда она не носит вымученный или стилизованный характер, и выступает органически, как ответ на угрозу сохранения тех ценностей, которые данная социальная среда действительно считает священными.

Авторитаризм вне ценностного пафоса - как голая технология силы - редко бывает эффективным.

2.5 УРОВЕНЬ СЛОЖНОСТИ РЕШАЕМЫХ ЗАДАЧ

Здесь важно не смешивать сложность с напряженностью. Рост напряженности ситуации адекватен авторитарным управленческим установкам, тогда как возрастание сложности, напротив, делает их все менее приемлемыми. В этом отношении показательны результаты лабораторных экспериментов социальных психологов См. напр.: Свенцицкий АЛ. Социально-психологические проблемы управ-ления. Л., 1975..

Четырем группам, состоящим из 5 человек каждая, но отличающимся своей организационно-коммуникационной структурой, предлагались разные по степени сложности задачи (рис. 1).

Рис. 1

Первая, организованная по модели авторитарного стиля (один получает от остальных информацию и за всех принимает решение), быстрее всего решала наиболее простые задачи, тогда как 3-я и 4-я - медленнее.

Но по мере усложнения задач эффективность стала возрастать слева направо, и по достижении определенного уровня сложности оказалось, что группы 1 и 2 вообще не в состоянии справиться с задачей, и лишь 4-я решила ее правильно и в срок. Этот эксперимент получает конкретное объяснение на информационной основе. Чем проще задача, тем меньший объем информации необходимо переработать для ее решения. В этих условиях монополизирующий решение авторитарный руководитель способен мобилизовать требуемый информационный минимум и, не тратя времени на советы и обсуждения, оперативно выдать удовлетворительное решение. Напротив, чем сложнее задача, тем большую и более многообразную информацию необходимо привлечь для ее удовлетворительного решения. Авторитарный стиль, избирающий информацию сравнительно узкого профиля и претендующий, как правило, на ее единоличную интерпретацию, оказывается при этом малоэффективным.

Отсюда напрашивается вывод общего характера: в той мере, в какой тенденции современного общественного развития характеризуются усложнением задач и переплетением все более многообразных факторов (к привычным социально-экономическим задачам добавляются экологические, социокультурные, этнические и т.п.), сужаются возможности старого авторитарного стиля в пользу демократического, способного синтезировать более разнообразные источники информации и факторы поддержки.

В то же время эволюция, связанная с переходом от авторитарного стиля к демократическому, не носит линейного характера. Процесс демократизации нередко обретает антиномический характер: ведя к расширению информационного обеспечения решений на основе расширяющейся системы участия, он в то же время может сопровождаться ослаблением государственной воли и способности к эффективной практической реализации принятых решений, к выстраиванию приоритетов.

Вот она, дисгармония процесса повышения цивилизованного характера политики: прежде принимались худшие, односторонние решения, но эффективность их претворения в жизнь была высокой; сегодня принимаются более разносторонние и сбалансированные решения, но их эффективной реализации препятствуют разноголосица и нерешительность. Если эффективность (Э) политического управления измерять формулой:

то следует признать, что старые авторитарные системы и соответствующие им стили лидерства отличались более высокой эффективностью.

До сих пор исследовались личностно-нейтральные факторы формирования стиля политического лидерства - исторические, экономические, административно-территориальные, ситуационные.

Теперь предстоит выявить факторы "внутренней" социокультурной детерминации различных типов "властвующей личности". Альтернативные стили лидерства инициируются не только объективно, но и субъективно. К рассмотрению этих субъективных факторов мы и переходим.

1. Уровень профессионально-должностного соответствия и общей культуры руководителя. Автор этих строк когда-то провел небольшое социологическое исследование, посвященное уровню удовлетворенности информационного обеспечения нашего студенчества в одной специфической области. Были взяты две группы студентов: первокурсники МВТУ им. Баумана (ныне Московский технический университет) и студенты четвертого курса Института иностранных языков.

Участникам обеих групп были заданы одни и те же вопросы, среди которых был и следующий: "Много ли у нас переводится классиков современной западноевропейской литературы, хорошо ли Вы их знаете?..."

Первокурсники-технари дружно отвечали: "Очень много (большинство писали: "больше всех в мире"), мы хорошо в этом осведомлены". Четверокурсники Института иностранных языков, наверняка осведомленные в этом несравненно лучше, отмечали свою явную неудовлетворенность и количеством переводимой литературы и доступностью непереводимой.

По-видимому, мы имеем здесь дело с достаточно общим случаем: можно говорить об обратно пропорциональной зависимости между уровнем информированности людей в тех или иных вопросах и уровнем субъективной удовлетворенности своими знаниями. Самонадеянность - психологическая основа авторитарности - питается невежеством.

Поэтому чем выше уровень профессионально-должностного соответствия, осведомленности и культуры руководителя, тем менее он самонадеян при принятии решений и более склонен к коллегиально-демократическому стилю. Низкий уровень профессионального соответствия и культуры порождает искушение авторитаризма как по причине недооценки реальной сложности решаемых проблем, так и из-за боязни обнаружить свою некомпетентность.

Психологический парадокс некомпетентности заключается в сочетании чрезмерной самонадеянности с боязнью профессиональной состязательности.

По причине самонадеянности авторитаристы свертывают свои собственные контакты с профессионалами; по причине неуверенности - свертывают контакты, инициированные другими.

2. Уровень компетентности ближайшего окружения руководителя. Этот фактор работает наподобие предыдущего: чем выше уровень компетентности окружения, тем выше при прочих равных условиях вероятность демократического стиля руководства; чем ниже - тем соответственно, ниже и возможности коллегиальности. При высоком уровне профессионально-должностных показателей даже руководителю с авторитарными амбициями трудно сохранить ситуацию мелочной опеки и игнорирования восходящей информации (от подчиненных к руководству). Напротив, при низком уровне этих показателей даже коллегиально ориентированному лидеру приходится все чаще брать на себя риск единоличного принятия решений и ограничивать профессиональную автономию подчиненных из опасения, что они "наломают дров".

3. Этап развития коллектива (группы). Каждая организованная группа проходит в своем развитии три стадии. Первая стадия "первоначального синтеза" характеризует первичное единство, во многом основанное на "кредите социального доверия" или на взаимных иллюзиях, на непроявленности различий интересов и ценностей составляющих группу лиц.

Следующая стадия характеризуется дифференциацией интересов и позиций, растущими трениями и возрастающей угрозой поляризации. Наряду с формальным лидером заявляет о себе неформальный; выделяются такие подгруппы, как актив, пассив и дезорганизаторы; появляются аутсайдеры и маргинальное меньшинство, ревнивое и обидчивое.

Эта стадия, нелегкая в социальном и психологическом отношениях и порождающая особые трудности в управлении, тем не менее продуктивна в информационном смысле. На этой стадии не только члены группы полнее раскрывают себя друг-другу и тем самым генерируют больше внутренней информации, но и группа в целом в силу известной "напряженности" становится более прозрачной для влияния и информации извне.

Третья стадия - интеграция, или новый синтез, отличается уже не абстрактным, основанным на кредите доверия, а конкретным, апробированным в опыте, единством. На этой стадии так или иначе разрешается конфликт между формальными и неформальными лидерами, нейтрализуются и вытесняются дезорганизаторы, постепенно адаптируются и интегрируются аутсайдеры и маргиналы.

Стадия интеграции характеризуется следующими информационно-коммуникативными особенностями:

коллективной готовностью к универсальному обмену информацией внутри группы; информации необмениваемой, утаиваемой, отвергаемой здесь уже практически нет, как нет и лиц, которым отводится роль информационных аутсайдеров (тех, от кого скрывают коллективную информацию и чью информацию, в свою очередь, встречают недоверием и недооценивают);

готовностью к свободному переливу информации из официальных каналов коммуникации в неофициальные и обратно. Надо отметить, что информация, циркулирующая в неофициальных коммуникациях, не только по объему превышает официальную ("просеянную", отобранную в соответствии с духом и нормами системы), но и существенно отличается от нее качественно. В ней больше того, в чем находят отражение нерешенные проблемы, социальная неудовлетворенность, но также и скрытый социальный капитал круговой поруки, негласной поддержки, традиций и т.п.

В то же время несомненной опасностью третьей стадии являются стереотипизация мышления и поведения, связанные с эффектами сверхсплоченности группы. В сверхсплоченных группах, с одной стороны, снижается вероятность появления нестандартно мыслящих индивидуальностей, а с другой стороны, такие группы оказываются малопроницаемыми для внешней информации, в особенности такой, которая требовала бы пересмотра "окаменевших" воззрений и норм.

Каждая из перечисленных стадий развития организованной социальной группы представляет неодинаковые возможности для различных типов лидерства.

Надо сказать, что авторитарный стиль проявляет свою специфическую энергию более всего на первой стадии. Еще не сплоченная группа более всего соответствует субъект-объектным установкам авторитарного управления и представлениям об объекте управления как простом "сырье", перерабатываемом административной волей. Последующие стадии характеризуются постепенным "прибиранием" руководителя к рукам специфическими средствами лести, сокрытия "неудобной" информации, обилием заместителей и помощников, которым передоверяется все большая ответственность.

В свете того, что выше говорилось о политических системах различного типа, следует различать и авторитарность различного типа. Бывает авторитарность традиционалистская, которая более нам известна в силу того, что давно уже является мишенью модернизаторской и либеральной критики. Но бывает и авторитарность модернизаторского типа, гораздо менее известная.

Традиционалистский тип авторитарности склонен самоотождествляться с объектом управления, который для него - не столько механический объект, сколько "родная органика", едва ли не семья. Традиционалистский лидер настолько идентифицирует себя с окружением, что для него внешний мир словно бы не существует. Он всеми силами пытается миновать вторую, дифференциональную стадию развития группы и от первичного синтеза непосредственно перейти к заключительной фазе сверхсплоченности.

Напротив, авторитарист модернизаторского типа всеми силами эксплуатирует вторую стадию дифференциаций и внутренних конфликтов. С одной стороны, он активно обращается во внешнюю "передовую" среду - туда, где он нашел свой эталон и референтную группу, с другой, он всемерно использует энергию внутренних противостояний, то и дело организует новые коалиции, разделяет и властвует.

В отличие от авторитариста традиционалистского типа, у него нет "вечных любимцев", фавориты постоянно меняются, актив перетряхивается.

Модернизаторы более всего опасаются сверхсплоченных коллективов не только по причине их действительной консервативности и изоляционистских тенденций, но и по причине того, что модернизаторская авторитарность питается не столько лояльностью, конформизмом и соглашательскими установками, сколько энергетикой перманентного соперничества, зависти и подозрительности, честолюбием выскочек, желающих выслужиться любой ценой.

Традиционалисты экономят социальную энергию, переводя социальное поведение в русло стереотипов и традиций.

Их специфическая патетика связана с ценностями укоренения, с культурной памятью. Модернизаторы, напротив, ведут дела "затратным способом", они не экономят социальную энергию, а генерируют ее, с одной стороны, то и дело провоцируя внутренние страсти, противостояния и коллизии, с другой, используя беспринципный активизм выскочек, аутсайдеров и маргиналов.

Это разделение двух типов авторитарной личности необычайно актуально по причине того, что сегодня мир чаще страдает от модернизаторской авторитарности, чем от старой, традиционалистской.

Между тем имеет место своего рода порука лево-либеральной благонамеренности, заставляющая интеллектуалов и экспертов искать авторитарность только в одном стане - консервативно-традиционалистском.

Показательно, что знаменитый проект "Авторитарная личность", разработанный представителями Франкфуртской школы в послевоенной Германии (Т.Адорно, Е.Френкель-Брунсуик, ДЛевинсон, Р.Санфорд), базировался на полном отождествлении синдромов авторитарной личности с ультра-правым спектром в политике. Левый спектр находился вне подозрения. Это предопределило деформацию политической мысли на многие десятилетия вперед - мы до сих пор от нее страдаем, будучи не в состоянии распознать авторитарность, выступающую в реформаторско-модернизационном одеянии.

Авторы франкфуртского проекта разработали тест F (проверка "фашистского синдрома"), состоящий из 29 вопросов, объединивших по сути противоположные векторы: ориентацию на традицию, конформизм и соглашательство, с одной стороны, на насилие над социальным окружением, стремление насаждать свою волю любой ценой, "презрение к толпе", с другой. Дж.Рей (1976) впоследствии показал, что измерения по шкале Р включают два несовпадающих компонента: один, соотносимый с комфортностью, лояльностью и традиционной моралью, другой - с жесткостью, карательностью, волюнтаристической героикой сверхчеловека.

Таким образом, модернизаторская "субкультура" содержит свою корпоративную тайну, связанную с сокрытием радикал-реформаторских

источников авторитарного синдрома в политике. Эта тайна небезопасна, так как разоружает общество перед авторитарными поползновениями самоуверенного реформаторства, способного, как показывает опыт, не меньше калечить общество и судьбы людей, чем авторитаризм ретроградного толка...

К счастью, у нас недавно переведен и издан капитальный труд Х.Аренд "Истоки тоталитаризма", который свободен как от одностороннего приписывания авторитарно-тоталитарного синдрома исключительно правовой части политического спектра, так и от смешения традиционного конформизма с тоталитарным активизмом.

4. Соотношение "физики" и "лирики" в подготовке управленческих кадров. Автору пришлось длительное время возглавлять кафедру управления в Институте повышения квалификации (ИПК) руководящих работников и специалистов одного из союзных министерств (дело было до распада СССР). Система повышения квалификации включает как явные компоненты переподготовки, так и латентные, не отражаемые в учеб-ных планах и программах.

Например, приглашение известных лекторов по различным вопросам политики и культуры, организация экскурсий, посещение музеев и театров. Приезжающие из провинции руководители предприятий не только повышают профессиональные знания, но и окунаются в специфическую среду огромного города, с характерным для нее плюрализмом поведенческих стилей, активным межгрупповым обменом разнообразной ' социальной информацией, большей, чем в провинции, социокультурной терпимостью и т.п.

Поскольку обязательная переподготовка кадров предусматривала командирование в ИПК не реже, чем раз в пять лет, то автору удалось провести панельное социологическое исследование, посвященное тому, как влияют различные подсистемы повышения квалификации на менталитет руководителей различного управленческого стиля. (Тесты по шкале "А", "Д", "Л" - авторитарность, демократизм, либерализм - были разработаны коллективом кафедры под руководством автора и использованы для соответствующей дифференциации одного и того же состава слушателей с интервалом 3-5 лет). Сравнивались результаты по тестам "А", "Д" и "Л" у руководителей, проходящих специальную (узкотехническую) переподготовку и переподготовку общего социально-управленческого типа. Результаты были сопоставимы, так как испытуемые подбирались так, чтобы существенных различий ни в базовом образовании, ни в профиле работы не было. Результаты исследования представлены в табл. 3.

Направления повышения квалификации как фактор формирования управленческого стиля	Влияние на стили
	на авторитарный	на либеральный
1. Повышение общетеоретических знаний	среднее	слабое
2. Повышение уровня специальной (профильной) подготовки	среднее	слабое
3. Повышение уровня экономико-управленческих знаний	высокое	слабое
4. Повышение уровня социально-психологической подготовки	высокое	среднее
5. Повышение общего социо-культурного уровня	высокое	слабое

Обнаружилось, что система повышения квалификации способна воздействовать на стиль обучающихся руководителей, то есть выступить как один из значимых личностных (субъективных) факторов его формирования.

При этом разные направления (подсистемы) повышения квалификации с неодинаковой эффективностью воздействуют на управленческий стиль.

Так, авторитарный стиль продемонстрировал средний уровень "податливости" в отношении общетеоретической и специальной (профильной) подготовки, но высокий - по отношению к воздействию новых экономических и социально-психологических знаний, а также к тому мощному "облучению" общей социокультурной информацией, источники которой концентрируются в столице.

Руководители, тестированные в начале и конце 1,5-месячной подготовки и затем повторно через несколько лет, продемонстрировали существенную эволюцию своего менталитета, и в особенности тогда, когда обучались по программам экономико-управленческого профиля (это было характерно для зачисленных в резерв на выдвижение).

Оказалось, что "авторитарность" как социокультурный феномен вовсе не является каким-то монолитно-устойчивым блоком интеллектуальных и поведенческих установок.

"Облучение" новой экономической, социально-психологической и социокультурной информацией довольно быстро влияло на эти установки.

Тем самым раскрывалась тайна того специфического типа авторитарности, который с 30-х годов (с начала "социалистической индустриализации") активно насаждался в нашей стране.

Это была авторитарность, базирующаяся не на традиционалистских, а на технократических принципах, на представлении об обществе как производственном предприятии ("фабрике") во главе со всезнающим, вооруженным "безошибочной научной теорией" директором. Не случайно как раз те виды знания, которые подрывали технократическую картину мира, - экономические (тогда - теория хозрасчета), социально-психологические и социокультурные - всего сильнее подрывали авторитарную ментальность.

Экономическая и гуманитарная "субкультура" тогда, на рубеже 70-80-х годов, оказались наиболее "подрывными" для самоуверенной авторитарности технократического типа. Сарказм экономической теории, доказывающей, что "гиганты индустрии" создают не социально-полезный (действительно затребованный потребителем) продукт, а играют в расточительную игру "производства ради производства", а также специфическая ирония гуманитариев, защищающих автономный статус культурных ценностей от поползновений вездесущего партийного утилитаризма, пробивали брешь в экране, воздвигнутом для самозащиты несомневающейся в своих "решающих преимуществах" авторитарности.

Все это указывает нам на природу современной демократии и формируемого ею демократического стиля. Демократ сегодня - это не столько фанатичный приверженец соответствующих ценностей (всякий фанатизм, в том числе и "демократический", исключает терпимость и тем самым подрывает основание демократии), сколько искушенный скептик, успевший понять, что мир слишком велик и разнообразен, а истин - слишком много, для того чтобы их "прибрала" к рукам одна безошибочная теория или столь же безошибочная политико-административная система.

Иными словами, современный антитоталитарный дискурс носит не столько априорно-ценностный, сколько методологический характер, и связан с методологией плюрализма и многовариантности.

Проблема, следовательно, не в том, чтобы определенно очерченному и получившему "окончательный приговор" прошлому противопоставить столь же однозначное и одновариантное будущее, а в том, чтобы решиться покинуть одновариантную Вселенную, в каких бы формах, старых или новых, она нам ни явилась.

Для этих целей старый англо-американский эмпиризм, пожалуй, более пригоден, чем континентальный рационализм. Свойственная рационализму дедуктивная строгость вовсе не гарантирует от авторитарных синдромов, даже тогда, когда выступает в одеянии новейшей научности. Чем совершеннее эта дедуктивно-рационалистская система, чем меньше она нуждается в прямых обращениях к опыту, тем вернее она тащит нас в объятия новой тоталитарной утопии. А то, что такая утопия обращается не к прошлому, а к будущему, отнюдь не достаточно для получения демократического алиби.

Настойчивая обращенность к одному только будущему, как и неумолимая дедуктивная строгость выводов сегодня, пожалуй, могут быть рассмотрены как специфические признаки авторитарно-тоталитарного синдрома.

Именно своей логической стройностью и строгостью тоталитарно-сциентистские утопии отличаются от реального мира, в котором так много "неправильностей", случайностей, мозаичности. Как пишет Х.Аренд, "тоталитарная пропаганда устанавливает мир, способный конкурировать с реальным миром, отличительной особенностью которого является его нелогичность, противоречивость и неорганизованность" Арсвд X. Истоки тоталитаризма. М., 1996. С. 477.

Это же касается профетического пафоса. "Тоталитарная пропаганда подняла научность и свою технику производства лозунгов в форме предсказания до высот эффективности метода и абсурдности содержания, потому что, демагогически говоря, вряд ли существует лучший способ избежать дискуссий, чем освободиться от аргументов настоящего и утверждать, что только будущее сможет открыть его достоинства" Там же. С. 457. .

В целом можно сказать, что по-настоящему эффективной антитоталитарной и антиавторитарной школой является школа "систематической неправильности" мира, которой обучает современный постмодернизм. Авторитарному типу не страшна никакая научность, никакая современность, если они сохраняют установки одновариантности или биполярно-сти. И только ирония того социокультурного типа, который не столько противопоставляет "дурному" варианту заранее известный, хороший и безошибочный, сколько помещает его в мозаику устойчиво несогласованных смыслов, подрывает энергетику и пафос современной пророчествующей авторитарности.

Является ли такая ирония гуманитарной по своим истокам и содержанию? Опыт новейших форм постсоветского авторитаризма это опровергает.

Гуманитарии оказались эффективными оппонентами технократического авторитарного "монизма". Им удалось "до основания" разрушить мир-фабрику, мир-предприятие и тем самым морально обескуражить и идейно обезоружить элиту "командиров производства". Но едва этот мир рухнул, как на его развалинах стали возникать, в первую очередь в национальных регионах, новые формы авторитаризма, идейно оснащенные на этот раз именно гуманитариями националистической выучки.

Неумолимо строгому духу "великих научных теорий" они противопоставили не менее неумолимый и закрытый для эмпирических опровержений и ссылок дух великих национальных ценностей. Авторитарность еще раз сменила вектор, но сохранилась по существу.

Означает ли это, что истинной альтернативой авторитарному типу является либеральный? Не можем ли мы заключить, что особенностью либерального типа личности в политике является как раз то, что она живет не в жестко упорядоченном и закрытом для внешних вторжений монистическом мире, а в мире мозаичном? Не является ли "либеральное безволие" наиболее значимой предпосылкой приятия постсовременного мозаичного мира? (Здесь надо предупредить читателя, что мы в данном случае ведем речь не об идеологии либерализма, не о либерализме как определенной нормативной системе, а о либеральном типе лидерства - том самом, что предпочитает активно не вмешиваться в "машину управления" и верит, что процесс, который "пошел", идет в нужном направлении, не требуя нашей бдительной воли).

Мы уже видели (см. табл. 1), что представители либерального стиля, несмотря на всю свою покладистость или даже всеядность, редко меняют свой тип управленческого поведения под влиянием новой информации. Либеральная ментальность не лечится дополнительной информированностью - в этом отношении она более "упряма", чем авторитарная. Либералы более всех посрамляют Просвещение, свято верившее, что новый тип образованности преобразуют наши практики. Оказывается, Просвещение не лечит от крайностей либерального безволия, тогда как "болезнь" авторитарности значительно легче поддается просвещенческой терапии. Авторитаристы не только доверяют знанию, но и в самом деле способны меняться под его воздействием. Миру, страдающему от избытка авторитарности, Просвещение в состоянии помочь. Правда только в обновленной, постмонической модели, где различные виды синтеза, равно как и различные отрасли знания - гуманитарное и техническое, конкурируют друг с другом, вместо того чтобы стройно друг из друга "вытекать" или строго друг другу соответствовать.

Но миру, которому угрожает хаос от безволия либеральной власти, Просвещение вряд ли поможет. Здесь мы по-новому сталкиваемся с проблемой соотношения научного и ненаучного способов жизне-ориентации.

3. СРАВНИТЕЛЬНАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ РАЗЛИЧНЫХ ТИПОВ ЛИДЕРСТВА

Прямая противоположность тому, что говорят о делах и людях и есть истинная правда о них.

Ж.Лабрюйер

Эффективность измеряется тем, как выполняют лидеры - представители различных типов управленческого стиля основные социальные функции руководителя.

М.Крозье сводит эти функции к следующим: технологические (руководитель как представитель определенного профиля социальной деятельности), экспертные (руководитель как источник знаний, касающихся эффективности), коммуникационные (руководитель как генератор связей л коммуникационный центр), кодификаторские (руководитель как носитель норм, инструкций, обязательных образцов) и наконец, связанные с представительством во внешней социальной среде.

Руководитель осуществляет лидерство, а для этого ему надо владеть секретами воздействия на отдельных людей и социальную среду, далеко выходящего за рамки обычного административно-командного типа. Административная (формальная) система власти никогда не совпадает с реальной социальной властью, ибо люди, в отличие от бездушных механизмов, всегда имеют шанс если не прямого неповиновения власти, то, по крайней мере, того или иного уклонительства, скрытого бойкота, своекорыстных интерпретаций и т.п.

Поэтому, для того чтобы быть по-настоящему эффективным, руководителю необходимо так или иначе сочетать функции формального и неформального лидера, "оператора" административной машины и "художника", воздействующего на души и сердца.

Система власти, как и другие объекты нашего мира, существует в трехмерном социальном пространстве.

Первое измерение касается формально-административных, институциональных структур. Оно предполагает следующие функции, образующие систему инструментального лидерства:

административную (координация и контроль);

стратегическую (формулировка долгосрочных целей, планирование и прогнозирование, выбор эффективных методов решения);

экспертно-консультативную (компетентное профессиональное вмешательство в управленческий процесс, своевременная коррекция курса).

Второе измерение образует блок функций, относящихся к эмоциональному лидерству:

психотерапевтическая функция (предупреждение недоразумений и конфликтов в межличностных отношениях, а в дальнем окружении - устранение массовых фобий, неуверенности и уныния постоянной демонстрацией оптимизма и умения "управлять ситуацией");

проецирование негативных образов вовне (психоаналитические процедуры вытеснения и проекции), сохранение и укрепление групповой идентичности путем поддержания дуальной структуры "мы - они";

контроль за качеством входящих и исходящих эмоций в целях создания комфортного психосоциального климата.

Все эти качества, образующие "харизму" лидера, сталкивают нас с уже упомянутой антимонией между информированностью и эффективностью. В американской социальной психологии эта проблема описывается в связи с таким понятием, как "когнитивный стиль" лидера. Образы социальной реальности, которые выстраивает политик в своем стремлении управлять людьми и событиями, могут тяготеть к двум крайностям.

Первая предполагает тяготение к внутренне целостным, непротиворечивым образам, даже за счет явного огрубления действительности, игнорирования ее сложности и многомерности.

Вторая предполагает предельную открытость сознания перед плюрализмом и неожиданными поворотами событий и характеров. Способность синтезировать многогранные стороны социальной реальности относится к понятию "интегративной сложности" См. Дилигенсхий Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1994..

Чем выше эта сложность, тем труднее конвертировать логическое содержание понятия в соответствующий целостный образ, способный ориентировать, вдохновлять, обретать оценочную силу и т.п. Поэтому между информированностью политика и его харизматическими способностями, между инструментальным и эмоциональным лидерством могут возникать весьма болезненные противоречия. Компетентный лидер, не умеющий конвертировать логический анализ в эмоционально-образную сферу, по эффективности оказывается ниже своей компетентности. Напротив, влияние харизматических лидеров на социальную среду нередко значительно превышает их собственно профессиональные, когнитивные возможности. Из этого противоречия произошли многие политические коллизии и парадоксы XX века, связанные с реваншем маргиналов и "варваров" над представителями прежней аристократической или буржуазной элиты.

Третье измерение относится к лидерству, воплощающему особые, интегративные функции.

4. ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ ЛИДЕРСТВА

Лидерство, его природа волновали человечество во все времена. С государями, полководцами и учеными в памяти человечества связано большинство завоеваний, открытий. Лидеры во многом олицетворяют эпохи и цивилизации, по праву персонифицируют основные вехи социальной истории, ее достижения и потрясения.

Лидерство -- универсальный по своей природе феномен общественной жизни. Оно существует везде -- в больших и малых организациях, в бизнесе и в религии, в компаниях и университетах, в неформальных организациях, в уличных шайках и массовых демонстрациях. Лидерство присуще любой сфере человеческой деятельности, для существования и прогресса которой требуется выделение руководителей и ведомых, лидеров и последователей.

Важность проблемы лидерства многократно возрастает в политической сфере. Здесь концентрируются властные интересы граждан, механизмы противоборства или сотрудничества политических лидеров, их последователей и противников. Во многих странах политическое лидерство есть существенный, хотя отнюдь не всесильный элемент в панораме общественной жизни. Лидеры наиболее значимых государств, политических партий и движений обладают таким влиянием, что о них знают во всех уголках Земли.

Заложено ли лидерство в природе человека от рождения или оно приобретается под воздействием среды? Является ли лидерство уделом избранных или присуще каждой личности и может быть развито при благоприятных условиях? Каков механизм складывания лидерских качеств, факторы и пути их развития, типологические характеристики лидеров? Эти вопросы интересуют людей с незапамятных времен.

Интерес к лидерству и попытки осмыслить этот сложный и важный социальный феномен восходят к глубокой древности. Так, уже античные историки Геродот, Фукидид, Тацит, Плутарх и др. ставили в центр исторических повествований действия выдающихся личностей -- монархов, вождей, полководцев -- или небожителей -- богов.

В работах Платона «Государство», Аристотеля «Политика», Полибия «История», Локка «Два трактата о правлении», Макиавелли «Государь» разрабатываются правила политического поведения, содержатся важные элементы лидерской технологии. Согласно Платону, правитель -- это человек гораздо более крупного и многомерного плана, в отличие от обычных граждан. По Аристотелю, государственный деятель должен исходить не из идеальных, а реальных условий и возможностей и наилучшим образом, на основе справедливой конституции, управлять людьми, такими, какие они есть. Причины расцвета и упадка наций Полибий видел в роли и влиянии выдающихся личностей и олигархических элит на ход всемирно-исторического процесса.

Значительный вклад в понимание политического лидерства внес Н. Макиавелли. Одним из первых он дал развернутое описание образа лидера-государя, разработал технологию политической деятельности, лидерской активности. В его трактовке политический лидер -- это государь, сплачивающий и представляющий все общество и использующий для сохранения своего господства и поддержания общественного порядка любые средства, в том числе хитрость и силу. Он считал, что политик должен соединять в себе черты льва и лисицы: лисицы -- чтобы избежать расставленных капканов; льва -- чтобы сокрушить противника в открытом бою. В своей наиболее известной работе «Государь» Макиавелли славит сильную личность властителя, непреклонно утверждающего высокие государственные цели и интересы.