Россия, США и "цветные революции"

Россия, США и «цветные революции»

На протяжении последних нескольких лет между Москвой и Вашингтоном обострились противоречия, связанные с так называемыми «цветными революциями» на постсоветском пространстве. Если Соединенные Штаты оказали решительную поддержку «смене режимов» в бывших союзных республиках, то в России увидели в этих событиях еще одно свидетельство враждебности США и Запада. По мнению автора, «цветные революции» неспособны привести к формированию устойчивых демократических режимов в новых независимых государствах, ибо их новый правящий класс, национальная буржуазия, заинтересован не столько в установлении либеральной демократии и обеспечении прав человека, сколько в правовом порядке и защите национального суверенитета. Необходимость обеспечения самостоятельности и национальной независимости сближает такие евроазиатские страны, как Китай, Россия, центральноазиатские государства.

О том, что революционные события на постсоветском пространстве стали реальной угрозой для Москвы, сказано и написано немало. Кто-то со злорадством, а кто-то - с тревогой говорит о том, что у Запада, наконец, появилось сильнодействующее средство подрыва российского влияния в «ближнем зарубежье» - средство, которому российской стороне фактически нечего противопоставить.

«В данный момент, после успешной операции на Украине, геополитические стратеги в США считают возможным нанести непоправимый ущерб государственности РФ… - с тревогой пишут в своей книге «На пороге «оранжевой» революции» группа авторов патриотической ориентации С. Кара-Мурза, А. Александров, М. Мурашкин, С. Телегин. - Главный вывод для РФ из «оранжевых революций» в Сербии, Грузии и на Украине состоит в следующем: преодолеть операцию Запада по смене типа государственности России, по превращению ее в полностью контролируемого вассала с внешней легитимацией его власти и «новым народом», нынешняя власть («режим Путина») не в состоянии» [21]. [c. 15]

С другой стороны, придерживающийся либерально-прозападных взглядов Д. Фурман с удовлетворением констатирует: «Волна цветных революций остановилась, пройдя по наиболее развитым обществам и сметя наиболее слабые режимы управляемой демократии, но вопрос о падении остальных режимов этого типа - лишь вопрос времени. Мы обречены на неудачи, поскольку пытаемся сдерживать неумолимые и необратимые процессы. И мы не можем не пытаться их сдерживать, ибо это стремление вытекает из нашей природы» [13].

В новых исторических условиях контрреволюционные интервенции по модели 1848-1849 или 1968 гг. совершенно исключены, и поэтому возникают определенные опасения, что Российской Федерации остается-де лишь подсчитывать геополитический ущерб, видя, как сжимается вокруг ее границ новый «санитарный кордон», формируемый в рамках осуществляемого Западом (во главе с США) глобального проекта демократизации. В конечном итоге Россия должна быть якобы задушена этим самым санитарным кордоном, прекратив существование в качестве суверенного независимого государства.

В какой мере оправданны эти опасения? С одной стороны, у России на Западе действительно много «доброжелателей», и можно привести целый монблан цитат из их трудов, в которых говорится о желательности не только международной изоляции, но и полной ликвидации России. Как отметил сотрудник американского консервативного исследовательского центра «Херитидж фаундейшн» А. Коэн: «…Кое-кто в США все еще смотрит на Россию как на прирожденную империю зла, несмотря на неоднократные заявления ее лидеров о том, что Россия не заинтересована в воссоздании Советского Союза и не имеет для того ни силы, ни финансов, ни причин. В некоторых кругах можно услышать заявления в том роде, что "мы так любим Россию, что желали бы видеть несколько Россий". Они мечтают о распаде России на несколько регионов…» [25].

С другой стороны, можно привести необъятное море заявлений иного рода, которые должны свидетельствовать об отсутствии у американских официальных кругов последовательной политики расчленения и ослабления нашей страны - как в силу нежелательности, так и по причине нереалистичности такой политики. Ни в одном официальном американском документе по внешней политике никогда не говорилось ни о «санитарном кордоне» вокруг России, ни о дезинтеграции Российской Федерации как о целях американской политики на российском направлении.

Так, в президентской директиве «Стратегия национальной безопасности для нового столетия», утвержденной Б. Клинтоном в мае 1997 г. (СНБ-1997), говорилось буквально следующее: «Жизненно важные интересы Соединенных Штатов заключаются в эволюции России, Украины и других новых независимых государств в направлении создания стабильных, современных демократий, мирных и процветающих, интегрированных в мировое сообщество» [26]. В принятой девять лет спустя, в марте 2006 г., новой американской «Стратегии национальной безопасности» (СНБ-2006), в свою очередь, подчеркивалось: «Соединенные Штаты стремятся к сотрудничеству с Россией по стратегическим проблемам, представляющим общий интерес, и в урегулировании проблем, по которым мы расходимся. По причинам, связанным с ее географическим положением и мощью, Россия имеет огромное влияние не только в Европе и соседствующих с ней областях, но и во многих регионах, где сосредоточены наши жизненно важные интересы: Большой Ближний Восток, Южная и Центральная Азия и Восточная Азия» [27]. [c. 16]

Тем не менее проблема «цветных революций» в российско-американских отношениях сохраняется. За последние несколько лет произошла смена правящих режимов в некоторых новых независимых государствах, причем на режимы еще более антироссийские и откровенно проамериканские. Есть все основания полагать, что произошло это не без активного американского участия, о чем подробнее будет сказано ниже.

Более того, революционный подъем, охвативший в настоящее время американский истеблишмент - это не чей-то каприз, а официальная политика Вашингтона. Как указывается в СНБ-2006: «Политика Соединенных Штатов состоит в том, чтобы помогать и поддерживать демократические движения в любой стране и культуре, с тем чтобы в конце концов покончить с тиранией в нашем мире. В сегодняшнем мире фундаментальный характер режимов значит не меньше, чем соотношение сил между ними. Целью нашей политики является помощь в сотворении мира демократических, хорошо управляемых государств, которые смогут удовлетворить потребности своих граждан и вести себя ответственно на международной арене. И это - лучший способ обеспечить прочную безопасность американского народа» [27]. А ведь до сих пор на «свободном» Западе, как хорошо известно, считалось, что столь радикальная постановка внешнеполитических задач присуща лишь тоталитарным режимам, для которых прочный мир был возможен только после «всемирно-исторического торжества марксизма-ленинизма» (в другом варианте - «высшей арийской расы»).

В Соединенных Штатах в настоящее время господствует та точка зрения, что истинное стратегическое партнерство возникает лишь на основе общего видения и единой системы ценностей, тогда как у Вашингтона и Москвы такой системы нет, - более того, различие в базовых ценностях за последние годы увеличилось. Владимира Путина в США больше не считают демократом в западном понимании этого слова (см.: [20]). Вашингтон уверен, что по мере роста «авторитаризма» в России между двумя странами неизбежно возникнут трения. Действия Кремля начнут рано или поздно вступать в конфликт с интересами Америки и ее союзников - в том числе и в так называемом «ближнем зарубежье».

Москва обеспокоена американским проникновением в те регионы, которые рассматриваются российской элитой как традиционные зоны жизненно важных интересов России; Вашингтон, в свою очередь, видит в наметившейся в последние годы тенденции к расширению российского присутствия в «ближнем зарубежье» свидетельство того, что «империя наносит ответный удар». Экономический подъем в России и в большинстве бывших союзных республик повысил их взаимную заинтересованность в развитии делового партнерства. Российский бизнес начал энергичную экспансию на постсоветском пространстве - и далеко не всегда это обстоятельство радует США.

Так, российский капитал уже завершил приватизацию большинства украинских экономических объектов, к которым он был допущен. В перспективе же российское присутствие будет расширяться по следующим основным направлениям: энергетика, пищевая промышленность, телекоммуникации, машиностроение, ВПК. Но уже теперь российский бизнес контролирует до 80% украинской нефтепереработки и бoльшую часть цветной металлургии страны, 30% молочной промышленности, значительную часть рынка телерекламы (см.: [4]). Так обстоят дела в Украине - самом экономически развитом (после России) постсоветском государстве; что же говорить о других бывших союзных республиках?

При этом проникновение российского бизнеса в экономику новых независимых государств вступает в противоречие с интересами как частных американских [c. 17] фирм, так и официального Вашингтона. И дело здесь, разумеется, не только в упущенной американскими компаниями прибыли. В Соединенных Штатах отдают себе отчет в том, что за ростом экономического присутствия России на постсоветском пространстве неизбежно последует и усиление ее политического влияния - а именно этого американские правящие круги хотели бы избежать.

Следует отметить в этой связи, что американский истеблишмент все больше воспринимает конфликт с Россией из-за влияния на постсоветском пространстве как «игру с нулевой суммой», где идущая с Запада «демократия» противостоит «русскому неоимпериализму». Так, в своей статье в газете «Вашингтон пост» крайне правый республиканец, сенатор Дж. Маккейн подчеркнул: «Если наши отношения с Украиной ухудшатся, возникнет опасность, что она еще больше втянется в орбиту России. Я убежден, что будь у украинцев возможность выбора, большинство из них предпочтет связать будущее страны с Западом. Но многие из них считают, что именно этого выбора у них и нет: если Запад, как представляется, закрывает перед ними двери - НАТО и Евросоюз не слишком обнадеживают Украину относительно возможности вступления в эти организации в обозримом будущем - то Россия всегда готова раскрыть им объятия. Неудивительно, если украинские лидеры все больше будут связывать свои устремления с устремлениями своего соседа - России. А как мудро заметил Збигнев Бжезинский, подчинив себе Украину, Россия автоматически превратится в империю» [19].

Так что вопрос о «цветных революциях» и о месте последних в российско-американских отношениях сохраняется. На наш взгляд, для ответа на этот вопрос следует подняться над политической суетой и взглянуть на текущие политические события в Евразии в более широком историческом контексте.

На протяжении последних пятнадцати лет - срок, по историческим меркам, совершенно ничтожный - народы бывшего Советского Союза совершили феноменальный «рывок» в своем развитии. Буржуазно-демократические революции в бывших союзных республиках покончили с авторитарно-бюрократическим режимом «государственного социализма», и к власти в подавляющем большинстве новых независимых государств (за исключением некоторых «среднеазиатских деспотий») пришел новый правящий класс - национальная буржуазия.

Следовательно, исторически Евразия находится там же, где 150-200 лет тому назад находились самые передовые страны Западной и Центральной Европы, совершившие свои буржуазные революции. Как же выглядел в это время пейзаж после европейских политических битв?

Да плохо он выглядел, нужно прямо сказать. До второй половины XIX века в Европе не было устойчивых демократических режимов. «Родина демократии», Великобритания, не была здесь исключением: вплоть до парламентской реформы 1864 г. эту страну «демократией» назвать было никак нельзя - она представляла собой типичную олигархию, управляемую денежными тузами и земельной аристократией. Про континентальную Европу и говорить не приходится: при режиме Реставрации во Франции (1815-1830 гг.) количество избирателей было ограничено 100 тыс. чел. - и это на страну с населением в 35 миллионов!

Но даже французская «бесподобная палата» образца 1815 г. казалась верхом либерализма в сравнении с тем, что творилось в это время в Германии, где правила бал меттерниховская реакция, и в Италии. «Отдельные мелкие деспоты, люди без разума и без чести, бывшие рабами Австрии и тиранами своих подданных, восстановили на всем пространстве от Альп до Адриатики и [c. 18] Мессинского пролива уже устаревшие учреждения, противоречащие духу времени», - французский историк А. Дебидур именно в таких словах охарактеризовал положение в Италии после Венского конгресса 1814-1815 гг. [5, c. 145]. Он мог бы добавить, что ситуация в Германии была ничуть не лучше: инспирированная Веной тирания и раболепство мелких деспотов перед Австрией точно так же душили все живое на Севере Европы, как и на Юге. Впрочем, даже европейская реакция и реставрация после 1815 г. была громадным прогрессом по сравнению с наполеоновской военной диктатурой. В общем всего лишь полтора столетия назад наиболее передовые страны Европы были как небо от земли далеки от современных идеалов либеральной демократии.

Но и после общеевропейской революции 1848-1849 гг. в континентальной Европе утвердились режимы, которые современный российский исследователь В. Тен не без основания считает не демократиями, а скорее - легистскими диктатурами, опирающимися на широкие слои собственников [9, c. 20-21]. И действительно, достаточно вспомнить имена тех «демократов», которые заправляли тогда в крупнейших державах континента: Франц-Иосиф, Луи-Наполеон, Бисмарк.

В чем же причина такого положения вещей? Крупнейший специалист по истории XIX в. академик Е. Тарле считал, что молодая, едва пришедшая к власти буржуазия, ощущая всю непрочность своего только что обретенного господствующего положения, была вполне готова смириться с какой угодно диктатурой - лишь бы последняя гарантировала право собственности и защиту национальных интересов на международной арене. Иными словами, новый правящий класс был готов охотно променять права человека и гражданина на полицейский порядок внутри страны и «твердую шпагу» - за ее пределами. Вот как характеризовал умонастроения французских капиталистов на рубеже XVIII-XIX вв. этот выдающийся российский историк: «…Только задушив революционный демократизм, только под покровительством крепкой, пусть тиранической, пусть даже в лице этого страшного вояки Бонапарта, но только твердой и нерушимой власти буржуазное общество может беспрепятственно развиваться, обеспечив свободное движение частного капитала… Теперь буржуазия в своей массе и в городе, и в деревне требовала прочного полицейского порядка, закрепления своих прав, которые непосредственно касались свободы в торговле и промышленности» [8, c. 79, 81]. Шестьдесят лет спустя именно такими соображениями руководствовались и прусские буржуа, променяв либеральные идеалы 1848-1849 гг. на бисмарковский полицейско-милитаристский режим.

Таковы были порядки в наиболее передовых странах Европы полтора-два столетия тому назад, сразу после победы там буржуазных революций. Но, с точки зрения так называемой «прогрессивной общественности» в США и Евросоюзе, Россия и другие евроазиатские государства, совершив свои буржуазные революции, должны были немедленно явить миру образец всевозможной либеральной добродетели, в мгновение ока совершив то, что самые высокоразвитые страны мира не могли сделать в течение десятков, а то и сотен лет. При этом всякие задержки на этом пути трактуются не иначе как проявление злонамеренности со стороны «антинародных режимов», каковую злонамеренность надлежит подавлять с помощью «цветных революций».

В качестве аргумента в пользу того, что переход от «тоталитарного коммунизма» к зрелому гражданскому обществу и либеральной демократии следует совершить в один миг, приводятся некоторые государства Восточной и Центральной Европы, которые-де сумели сразу же после краха советского блока [c. 19] сформировать у себя устойчивые демократические режимы. И почему же пражскую «бархатную революцию» образца 1989 г. нельзя повторить в Астане, Минске или Москве? В общем, как многозначительно заметил, выступая на открытии конференции, приуроченной к 25-летию польской «Солидарности», бывший помощник президента США по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, на торжествах отсутствуют официальные представители двух соседних стран - России и Белоруссии. Но, по словам выступавшего, на грядущих юбилеях обязательно будут присутствовать и они, потому что марш демократии не остановить.

Ну, а если в победном глобальном шествии демократии вдруг случится задержка, всегда можно задействовать финансовые и организационные ресурсы таких заокеанских правительственных и неправительственных структур, как Национальный демократический институт при Демократической партии, Международный республиканский институт при Республиканской партии, Госдепартамент США, Агентство международного развития США (USAID), «Фридом Хаус» и Институт открытого общества Дж. Сороса. С их помощью создаются оппозиционные политические группировки, антиправительственные органы массовой информации и даже боевые ячейки - «Пора», «Кхмара», «Опора» и т.д.

Можно, конечно, возразить, что такого рода меры вряд ли способны поколебать действительно устойчивые общества. Проблема, однако, состоит в том, что в современной Евразии таковых найдется не так то много: тоталитарный режим рухнул, оставив после себя выжженную социальную пустыню, где местные жители пытаются наладить новые общественные связи. Столь незрелые социально-политические организмы, которые существуют ныне на бескрайних евразийских просторах, очень уязвимы даже для самого незначительного влияния из-за рубежа: так, на свержение А. Акаева американцы, по данным «Нью-Йорк таймс», затратили всего лишь 12 млн. долларов (см.: [18]).

Возникает, однако, вопрос: а каковы последствия инспирированной США и их союзниками «демократической волны», которая начала свое движение еще в 80-х гг. ХХ века? На первый взгляд, были достигнуты ошеломляющие результаты, которые позволяют рассчитывать на еще большие успехи «демократической революции» и в будущем. На протяжении 1990-х гг. практически вся Латинская Америка избавилась от правых и левых военных хунт; демократия победила в Восточной и Центральной Европе, в странах Балтии, в Ливане и Монголии. Президент Дж. Буш-младший провозгласил программу демократизации Ближнего и Среднего Востока, в рамках которой уже прошли многопартийные выборы в Ираке и Афганистане. Одновременно России было нанесено поражение огромных масштабов - никогда еще, со времен Московского царства, не была выброшенная из Европы и лишенная союзников Россия настолько слаба и зависима от Запада, как после «демократической волны» 80-90-х гг. ХХ века.

Однако более пристальный взгляд на политическую обстановку в странах, где произошли «демократические революции», заставляет усомниться в том, что до глобального торжества либеральной демократии, что называется, рукой подать. Так, в ряде латиноамериканских государств (Колумбия, Эквадор, Гаити) социально-политическую обстановку трудно оценить иначе, как перманентный хаос; а в таких странах Южной Америки, как Боливия и Венесуэла, утвердились откровенно враждебные Соединенным Штатам режимы. Можно по пальцам пересчитать те страны региона, где, подобно Чили, либеральная демократия смогла укорениться. [c. 20]

Неоднозначную оценку можно дать и прогрессу демократии в других частях света. Хотя американцам и их союзникам удалось провести выборы в Афганистане и Ираке, стабилизации обстановки в этих странах не произошло: ни у кого нет сомнения в том, что, как только последний иностранный солдат покинет территорию этих стран, «демократические» (читай - прозападные) правительства там будут немедленно сметены. Итоги парламентских выборов в Палестине в январе 2006 г. между тем лишний раз продемонстрировали, что утверждение принципов либеральной демократии по западным образцам в современном исламском мире откроет путь к власти экстремистам и террористам.

И, наконец, ситуация на постсоветском пространстве не дает демократическим «перманентным революционерам» оснований для оптимизма. Дело в том, что утверждение демократических режимов в Прибалтике, в Центральной, Восточной и (отчасти) Южной Европе стало возможным лишь постольку, поскольку новые независимые государства этого региона были интегрированы в евроатлантические экономические структуры и структуры безопасности (НАТО и особенно ЕС). Иными словами, обеспечение национальной безопасности этих стран взял на себя Североатлантический Альянс, а внутреннего порядка, благоприятного для капиталистического развития - Евросоюз с его acquis communautaire.

Увы, после провала ратификации новой конституции Евросоюза рассчитывать на бесконечное расширение последнего за счет бывших союзных республик более не приходится. Французы, восставшие на референдуме 29 мая 2005 г. против «польского сантехника», ясно показали, что уж с украинским, молдавским, белорусским, грузинским, и т. п. «сантехниками» они точно никогда не примирятся. Что касается членства в НАТО, то оно невозможно просто потому, что подавляющее большинство стран Евразии сталкивается с затяжными и не поддающимися быстрому урегулированию внутренними и пограничными конфликтами, в которые страны-члены Североатлантического Альянса совершенно не желают вмешиваться.

Тем самым новая национальная буржуазия евразийских государств лишается не только стимула, но и реальных возможностей для установления у себя устойчивых либерально-демократических режимов: только авторитаризм может гарантировать новому правящему классу столь нужный для него на данном этапе исторического развития полицейский порядок. В этих условиях попытки Вашингтона и Брюсселя навязать народам Евразии «демократические ценности» посредством «цветных революций» вступают в противоречие не только со стремлением авторитарных режимов обеспечить собственное выживание, но и, что гораздо более существенно, с национальными интересами стран Евразии.

«Принятое в Вашингтоне понятие "распространение демократии" стало рассматриваться в других странах не как отражение американских устремлений принципиального характера, а как более благопристойный синоним термина "смена режима", означающего устранение "проблемных" правительств путем применения военной силы или иными средствами, - отмечает в этой связи американский исследователь из Фонда Карнеги Т. Карозерс. - Более того, поскольку идея распространения демократии была использована Белым домом как главное обоснование вторжения в Ирак, ее начали напрямую ассоциировать с американской интервенцией и оккупацией. Администрация Буша дала понять, что заинтересована в свержении других иностранных режимов, угрожающих интересам безопасности Соединенных Штатов, в частности в Иране и Сирии, и этот факт представил задачи президента Буша в сфере распространения свободы в еще более угрожающем и враждебном свете. Справедливость такого вывода подтверждается тем, что, когда Буш и его главные советники перечисляют [c. 21] "форпосты тирании", в их списке неизменно оказываются правительства, недружественно настроенные к США. В то же время дружественные, но не менее репрессивные режимы, в частности в Саудовской Аравии, не упоминаются. В результате многие государства, как автократические, так и демократические, начали опасаться всего комплекса американских программ по построению демократии, даже если в прошлом те не вызывали споров и возражений. Правительства, жаждущие расшатать эти программы в своих собственных интересах, получили возможность представить свои шаги как оправданное сопротивление агрессивному вмешательству США» [22].

Уже теперь назойливые попытки США и их союзников вмешиваться во внутренние дела стран региона вызывают решительное неприятие - и не только в Кремле. Провал «цветных революций» в Азербайджане и Казахстане в 2005 г. и в Белоруссии в 2006 г. стал свидетельством тому, что инспирированная Западом «революционная волна» пошла на убыль.

В таком исходе, собственно, нет ничего удивительного: за революцией всегда следует контрреволюция - причем подчас происходит это куда быстрее, чем хотелось бы революционерам и их сторонникам. Основоположник социальной психологии В.М. Бехтерев писал: «Всякое более или менее значительное общественное движение развивается по восходящей линии, достигает затем своего апогея и, в конце концов, ослабевает, сходя на нет, чем и характеризуется периодичность общественных движений… В революционные периоды смена настроения происходит с калейдоскопической быстротой. Недовольство одним политическим режимом приводит к перевороту, условия нового режима обычно удовлетворяют народ ненадолго и уже вскоре поднимаются голоса недовольных, которые привлекают к себе все большее и большее число адептов, подготавливая тем самым переворот в обратную сторону» [2, c. 242, 245].

И для недовольства по поводу итогов «цветных революций» у народов новых независимых государств имеются весьма серьезные основания. Во-первых, не оправдались расчеты на «золотой дождь», который Запад вообще и Соединенные Штаты в частности должны-де излить на революционные страны. Так, по сообщениям зарубежной печати, в марте 2005 г. американский Национальный совет по разведке составил список из 25 государств, нестабильность в которых может угрожать национальным интересам США и в дела которых Вашингтон должен поэтому вмешаться в целях их «демократизации». На «демократизацию» всех этих стран администрация запросила у конгресса 17 млн. долл. в 2005 финансовом году и 124 млн. - в 2006-м; в среднем, значит, должно выйти по 5 млн. долл. на одну "проблемную" страну. Не нужно быть крупным специалистом по международным отношениям, чтобы сделать вывод о смехотворности этих сумм. С такими средствами вряд ли удастся вдохновить кого бы то ни было на свершение новых «цветных революций» (см.: [16]).

Да и могло ли быть иначе? США - уже давно не крупнейший мировой кредитор; напротив, эта страна является крупнейшим мировым должником, причем сумма этого долга неуклонно растет - примерно на 500 млрд. долл. в год. И это - только долг федерального правительства Соединенных Штатов, превысивший в 2006 г. 8 триллионов долларов. Для выплаты процентов по долгу федерального правительства официальный Вашингтон ежегодно тратит свыше 300 млрд. долл. - причем американские власти вынуждены это делать за счет средств своих геополитических противников, Китая и России, которые размещают свои золотовалютные резервы преимущественно в ценных бумагах американского казначейства (см.: [14]). И изменить сложившуюся ситуацию, выделив больше средств на поддержку новых и уже свершившихся «цветных [c. 22] революций», американцам будет не так-то просто: колоссальные средства поглощает непрекращающаяся война в Ираке.

Во-вторых, так и не материализовались надежды «цветных революционеров» на быструю интеграцию их стран в Евросоюз. Как сказал Чрезвычайный и Полномочный посол Украины А. Чалый: «…Значительная часть украинского населения ориентирована на Европу и убеждена в том, что будущее страны связано с европейской интеграцией. Но Европа должна объяснить, какая Украина ей желательна… Если ЕС намеревается принять Украину в свои ряды, он должен ясно сказать об этом. Если не хочет, Украина с этим согласится - такова жизнь - и возьмет на себя новую геополитическую роль в качестве моста или центра коммуникации» [11, c. 87].

Аналогичные претензии высказал недавно и лидер грузинской «революции роз» президент М. Саакашвили: «Я сыт по горло европейскими делегациями, прибывающими в Грузию и заявляющими: «О, эта страна выглядит прямо как Европа». Мы - не как Европа, мы и есть Европа. Мы не должны доказывать это снова и снова» [15].

В-третьих, не оправдались расчеты на то, что продвижение «цветных революций» на Запад будут оплачены Востоком за счет дешевых российских энергоносителей. Отсюда - истерические заявления некоторых американских официальных лиц по поводу российского «газового шантажа» в отношении «новых демократий». Как сказал, выступая в Вильнюсе в мае 2006 г. вице-президент США Р. Чейни, «никаким законным интересам не отвечает ситуация, когда нефть и газ становятся инструментами запугивания и шантажа», и Москва должна прекратить противодействие «становлению сильных демократий» в соседних с РФ странах [24] (понимай - и дальше субсидировать антироссийские и проамериканские режимы в Грузии, на Украине и в Молдавии).

Разумеется, вряд ли кто-нибудь в Киеве, в Кишиневе или в Тбилиси всерьез рассчитывает на то, что в ответ на окрик из «вашингтонского обкома партии» Москва, что называется, возьмет под козырек - не те теперь времена. В минуты откровенности и представители американской элиты готовы признать, что позиция США по отношению к бывшим советским республикам - это позиция собаки на сене. Вот что отметил президент фонда «Евразия», известный американский специалист по России Ч. Мэйнс: «Маловероятно, чтобы Грузии, Армении, Азербайджану, Украине, Молдове или Беларуси будет позволено присоединиться к Европейскому Союзу в ближайшие годы. В то же время США и другие западные страны ожесточенно сопротивляются любым попыткам России организовать к востоку от ЕС аналогичное экономическое пространство. Между тем некоторые из этих государств, будучи отрезанными от любых обширных рынков, погружаются все глубже в нищету. Должен быть какой-то способ поощрить более тесные и необходимые экономические связи между бывшими советскими государствами, не низводя их до положения пешек Москвы. Иначе мы оставим некоторые из этих государств на экономической ничейной земле» [17].

И, наконец, самое главное. Во всех предшествующих революциях «демократической волны» 1989-2005 гг. присутствовал очень важный националистический компонент: все эти события можно рассматривать как национально-освободительное движение против «русского ига», которое мешает-де странам Центральной и Восточной Европы присоединиться к передовым европейским демократиям. Но если в Чехии в 1989 г. или в Латвии в 1991 г. русофобия действительно сыграла колоссальную мобилизующую роль, то по мере продвижения революционной волны на Восток антироссийский фактор начал пробуксовывать. Как показали [c. 23] события последнего времени, вражда к «московитам» не способна объединить народ ни на Украине, ни в Азербайджане, ни в Казахстане (не говоря уже о Белоруссии). И уж совсем невозможно представить «цветную» революцию под антироссийскими лозунгами - в России.

Итак, волна «цветных» революций пошла на спад. У России, таким образом, появился шанс сформулировать, наконец, идеологию своей внешней политики, противопоставив инициированной Западом «демократической революции» - национальную контрреволюцию. Целью национальной контрреволюции будет восстановление национального суверенитета, отстранение от власти глобализированной космополитической элиты, ориентирующейся не на интересы своей страны, а на инструкции из Вашингтона и Брюсселя. Эта идеология будет наступательной, обращенной в будущее, ибо за революцией всегда следует контрреволюция.

Исторический опыт народов Европы показывает, что именно в период так называемой «реакции» удавалось не только преодолеть разруху и разорение, оставленные после себя «товарищами революционерами», но и добиться колоссального экономического, социального и культурного прогресса (Франция в 1815-1848 гг.; Австро-Венгрия и Германия после революций 1848-1849 гг.). Исторический (пусть и небольшой) опыт народов Евразии свидетельствует о том же самом: достаточно сравнить «революционные» Молдавию и Украину с «реакционной» Белоруссией; «демократическую» Грузию - с «авторитарным» Казахстаном. Да и в России начало восстановления народного хозяйства и государственных институтов совсем не случайно совпало с «жестоким путинским чекизмом».

Подняв знамя национально-освободительной контрреволюции, Россия не будет одинокой. Многие страны Евразии будут готовы к ней присоединиться, не желая в угоду официальному Вашингтону вновь погружаться в «демократический хаос» по образцу 1990-х гг.

Этот процесс уже идет. Укрепление и расширение Шанхайской организации сотрудничества (куда на правах постоянных членов и наблюдателей входят в настоящее время такие евроазиатские державы, как Россия, Китай, Индия, Иран, Пакистан) - лучшее тому свидетельство.

В Декларации о создании Шанхайской организации сотрудничества (15 июня 2001 г.) говорится о «шанхайском духе», который характеризуется «взаимным доверием, взаимной выгодой, равенством, взаимными консультациями, уважением к многообразию культур, стремлением к совместному развитию». И далее: «Государства - участники «Шанхайской организации сотрудничества» твердо придерживаются… принципов взаимного уважения независимости, суверенитета и территориальной целостности, равноправия и взаимной выгоды, решения всех вопросов путем взаимных консультаций, невмешательства во внутренние дела, неприменения военной силы или угрозы силой, отказа от одностороннего военного превосходства в сопредельных районах» [3, c. 519-520].

«Шанхайский дух» с его уважением к суверенитету и достоинству больших и малых народов, как представляется, лучше соответствует потребностям и интересам новых независимых государств Евразии, чем насильственно навязываемые им «цветные» революции. И если в прошлом и позапрошлом столетии выбор народов Европы и Америки в пользу демократии был их собственным, суверенным выбором, то и народы Евразии (и других стран света) также имеют право на суверенную демократию*. (*О демократическом суверенитете как об идеологии современной России см.: [6; 7; 10; 12]. - Прим. авт.) [c. 24]

Следует подчеркнуть в этой связи, что, отстаивая свой национальный суверенитет и самостоятельность, ни Россия, ни ее евроазиатские партнеры не желают конфронтации с США и их союзниками, - они лишь желают равноправного и уважительного диалога по проблемам, представляющим взаимный интерес. Как сказал, выступая на совещании с послами и представителями Российской Федерации 27 июня 2006 г. президент В.В. Путин: «Мы готовы и взаимодействовать, и конкурировать. Но на основе честных и единых правил игры. Принцип "то, что позволено Юпитеру, не позволено быку" для современной России абсолютно неприемлем. Мы также не делим страны мира на те, с кем будем сотрудничать, и те, кому будем противостоять. Наши конкуренты (например, на экономических рынках) - это одновременно и наши ключевые партнеры в решении важнейших международных проблем. Таков характер современных международных отношений, и в них тесно переплетены элементы сотрудничества и состязательности. Мы на деле показываем, что с современной Россией выгоднее дружить и надежно сотрудничать» [23].

Есть основания полагать, что такая постановка вопроса о принципах внешней политики России найдет понимание у многих влиятельных кругов на Западе. Далеко не все в США и в Западной Европе в восторге от раздуваемой американскими неоконсерваторами «перманентной мировой демократической революции». Даже сторонники правящей республиканской партии Соединенных Штатов считают, что неотроцкистская стратегия «глобальной демократизации» станет формулой бесконечного конфликта, в котором Америка неизбежно будет побеждена (см.: [1]).

Видимо, при сохранении нынешних тенденций в американской внешней политике - тенденций, обрекающих эту политику на обострение проблем и противоречий с ведущими игроками на мировой арене, - у реалистического крыла республиканцев появится реальный шанс в 2008 г. избавить партию от засилья неоконсерваторов, вернуть внешнюю политику США в лоно политического реализма. Российская внешняя политика должна быть готова к такому развитию событий.

Литература

1. Ананьева Е.В. «For who we are?» или «For what we do?»: Внешнеполитическая полемика в США. // Международная жизнь. - 2005.

2. Бехтерев В.М. Избранные работы по социальной психологии. - М., 1994.

3. Внешняя политика и безопасность современной России. 1991-2002. Хрестоматия: В 4 т. - Т. 4: Документы. - М., 2002.

4. Гужва И. Партнерская схема. // Эксперт. - 2003. - № 38.

5. Дебидур А. Дипломатическая история Европы: 1814-1878. - Т. I. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1995.

6. Рогожников М. Что такое «суверенная демократия». // Эксперт. - 2005. - № 43.

7. Суверенитет: Сборник / Сост.: Н. Гараджа. - М., 2006.

8. Тарле Е.В. Наполеон. - М., 1991.

9. Тен В. Собственность как она есть: Почему демократические революции заканчиваются диктатурами? - Малоярославец, 1993. [c. 25]

10. Чадаев А. Путин: Его идеология. - М., 2006.

11. Чалый А. Между медведем и слоном. Варианты действий Украины после выборов. // Internationale Politik. - 2005. - Январь-февраль.

12. Юрьев Д. Режим Путина: Постдемократия. - М., 2005.

Периодические издания

13. Независимая газета. - 2006. - 27 марта.

14. Asia Times. - 2005. - January 6.

15. Christian Science Monitor. - 2006. - July 3.

16. Financial Times. - 2005. - March 28.

17. International Herald Tribune. - 2004. - February 4.

18. The New York Times. - 2005. - March 30.

19. Washington Post. - 2004. - October 19.

Интернет-ресурсы

20. Злобин Н. Ограниченные возможности и возможные ограничения // Россия в глобальной политике. - 2004. - № 6.
<http://www.globalaffairs.ru/numbers/11/3433.html>

21. Кара-Мурза С., Александров А., Мурашкин М., Телегин С. На пороге «оранжевой революции» //
<http://www.bookap.info/psywar/orangrev/gl44.shtm>

22. Карозерс Т. Автократы дают отпор. // Россия в глобальной политике. - 2006. - № 2. //
<http://www.globalaffairs.ru/numbers/19/5546.html>

23. Путин В.В. Выступление на совещании с послами и постоянными представителями Российской Федерации 27 июня 2006 г. //
<http://www.kremlin.ru/text/ appears/2006/06/107802.shtml>

24. Cheney at Summit in Lithuania Says Russia Has «Choice to Make» //
<http://usinfo.state.gov/usinfo/Archive/2006/May/04-398238.html>

25. Cohen A. Competition over Eurasia: Are the U.S. and Russia on a Collision Course? //
<http://www.heritage.org/Research/RussiaandEurasia/hl901.cfm?renderforprint=1>

26. National Security Council //
<http://clinton3.nara.gov/WH/EOP/NSC/html/nschome.html>.

27. The National Security Strategy: March 2006 //
<http://www.whitehouse.gov/nsc/nss/ 2006/ index.html>