Исламские террористы: от аятоллы Хомейни до шейха бен-Ладена

Американское правосудие предъявило У. бен-Ладену следующий список обвинений:

участвовал в подготовке теракта 29 декабря 1992 года в йеменской гостинице, где остановились американские солдаты, следующие в Сомали с гуманитарной миссией "Restore Норе" ("Возродить надежду");

предоставил убежище в Пакистане Рамзи Ахмеду Юсефу, участнику теракта в башнях-близнецах Всемирного торгового центра в Нью-Йорке 26 февраля 1993 года ("первая попытка"). Скорее всего, активно участвовал в финансировании и организации данного теракта;

поддерживал нападение сомалийца Фараха Фийдида на американцев, находившихся в Могадишо с миротворческой миссией 3-4 октября 1993 года В результате нападения погибли 18 американских солдат;

был инициатором теракта 13 ноября 1995 года в центре связи Национальной гвардии в Эр-Рияде (Саудовская Аравия), унесшего жизни семи человек, в том числе пяти американцев;

был вдохновителем теракта на военно-воздушной базе Аль-Хобар в Дхаране (Саудовская Аравия). 25 июня 1996 года автомобиль, начиненный четырьмя тоннами тринитротолуола, взорвался у северной границы комплекса зданий, где размещались военно-воздушные силы антииракского альянса. Результат: 19 американцев погибли, около 500 были ранены;

участвовал в попытке покушения на президента Египта Хосни Мубарака 26 июня 1995 года во время его официального визита в Аддис-Абебу (Эфиопия);

ответственен за два теракта в американских посольствах 7 августа 1998 года - в Найроби (Кения) и Дар-эс-Саламе (Танзания). Теракт в Найроби - 216 погибших, теракт в Дар-эс-Саламе - 11 погибших;

наконец, события 11 сентября 2001 года.

Не стоит и говорить о финансовой поддержке огромной массы исламских боевиков-экстремистов, объявляющих себя его последователями почти по всему миру - в Лондоне, Сан-Франциско, Маниле, Париже, Алжире, Грозном...

С большим трудом, напрягая память, я все-таки смог вспомнить те две или три встречи, которые состоялись в Афганистане в 1986 году и на которых я видел У. бен-Ладена. В ту пору, уже озабоченные проблемами вывода советских войск из Афганистана и подготовкой необходимой для этого "дымовой завесы" в виде политики "национального примирения", советские советники провели ряд секретных переговоров. В них участвовал личный советник тогда уже нового председателя Революционного совета Демократической республики Афганистан Наджибуллы, В. Поляничко, один из наших советников при афганском КГБ - тогда она называлась Службой государственной безопасности (СГИ, до этого - ХАД), и автор этих строк - также советник высшего руководства. Наши военные были специально исключены из числа участников этих встреч - их присутствие сделало бы контакт невозможным. Посредниками в организации этих встреч выступали разные лица, в частности - вождь племени африди Вали хан-Кукехейль. Переводчиком был личный адъютант Наджибуллы. Со стороны моджахедов (тогда мы именовали их душманами, что на языке дари значит "враг") участвовали лидеры разных группировок. Усама бен-Ладен присутствовал при некоторых контактах с Г. Хекматиаром и А. Сайяфом. Встречи состоялись в провинции Нанганхар, на полпути между Джелалабадом и Хайбарским ущельем - "проходом" между Афганистаном и Пакистаном, недалеко от комплекса горных убежищ Тора-Бора.

Нас интересовали возможные реакции моджахедов на политику "национального примирения". К тому времени уже было ясно, что реально иметь дело можно только с Ахмад шах-Масудом. Ни бывший король Афганистана Закир-шах (он был в стране инкогнито), ни другие известные моджахеды не были готовы к рассмотрению возможности создания коалиционной власти. В достаточно жесткой форме их отвергли и Г. Хекматиар, и А. Сайяф. Однако дело не в этом. Среди присутствовавших с ними соратников обращал на себя внимание относительно молодой и высокий человек. Большую часть времени он молчал, кратко отвечая только на реплики или вопросы лидеров делегации моджахедов. На мой вопрос: "Кто это?", наш советник из КГБ ответил, что это молодой, но достаточно влиятельный саудовец, через которого моджахеды получают значительную часть американской и арабской помощи. "Занимается тыловым обеспечением", - примерно так, в понятном ему аспекте функциональных обязанностей ответил чекист.

У. Бен-Ладен держался тихо и скромно. Он явно не претендовал на первые или вообще сколько-нибудь заметные роли. Хотя отношение к нему со стороны моджахедов было достаточно уважительным, особо его не отмечали . Судя по всему, это было абсолютно правомерно. Он рассматривался как посредник, через которого шла материальная помощь, - и он должен был присутствовать при подобных контактах, чтобы информацию о них получили те, кто эту помощь предоставлял. Ничем особенно выдающимся, кроме роста, он тогда не выделялся. К проявлению эмоций ситуация не располагала - все были достаточно напряжены. Заинтересованный взгляд, внимательное лицо показывали: он вслушивается в каждое слово, во все нюансы переговоров, но не спешит выражать свое мнение.

Официальная биография с психологическими "узлами". Усама бен-Мохаммед бен-Авад бен-Ладен родился 28 июня 1957 года в Эр-Рияде (Саудовская Аравия). Он был 17-м ребенком из 52 детей Мохаммеда бен-Ладена, эмигрировавшего из Южного Йемена и прошедшего путь от разнорабочего до крупного строительного магната. Богатство и верность трону помогли Мохаммеду установить тесные связи с королевской семьей, дававшие выгодные подряды и престижные контракты (семейное состояние оценивается в 5 млрд долларов). Близость к королевской семье унаследовали и дети Мохаммеда, учившиеся вместе с многочисленными отпрысками монарха.

Психологический узел 1. У. бен-Ладен воспитывался в исключительно религиозной атмосфере. Его мировоззрение формировалось в одном из крупнейших и наиболее консервативном исламском центре - университете имени короля Абдель-Азиза в Джидде. Будучи студентом, он познакомился с шейхом Абдаллой Аззамом, который впоследствии стал его духовным наставником и главным идеологом движения "афганских арабов". В 1979 году У. бен-Ладен закончил факультет экономики и менеджмента местного университета.

Его отец, Мохаммед бен-Ладен был глубоко верующим человеком. Его вера, как свидетельствуют биографы, "словно пришла из другого века. Более сорока лет он терпеливо, не теряя надежды, ждал пришествия Хазрата Махди, мессии мусульман. Мохаммед бен-Ладен даже создал благотворительный фонд в двенадцать миллионов долларов, чтобы помочь Махди, если тот явится при его жизни, возродить величие и славу ислама во всем мире". Вера в Махди сохранилась у Усамы бен-Ладена.

Однако для молодого Усамы безусловная религиозность всегда была связана с бизнесом. Биографы говорят об этом, хотя и достаточно скупо. Уже "в 1973 году юный Усама предпринял некий духовный демарш, по-видимому, в связи с... важными контрактами, обещанными ему отцом: на реконструкцию двух мечетей. Была ли его набожность в тот период показной, вынужденной обстоятельствами, или искренней, неважно - отныне религиозные увлечения Усамы бен-Ладена уже никогда не ставились под сомнение" [276] .

В психологическом плане важно зафиксировать: детство Усамы имело сильнейшие религиозные и, одновременно, предпринимательские корни. В итоге сложился любопытнейший, причем органичный и искренний сплав религиозного менеджера, который оказал значительное влияние в будущем.

Психологический узел 2. В 1980 году, откликнувшись на призыв к джихаду, У. бен-Ладен отправляется в Афганистан для организации отрядов афганского сопротивления. Шеф саудовской разведки, старый друг семьи бен-Ладенов принц Тюрки аль-Фейсал, сын покойного короля Фейсала, поручил ему организацию отрядов "арабских афганцев", собиравшихся в Джидде, чтобы отправиться в Пешавар. "Молодой идеалист, к тому же глубоко религиозный, отнесся к этому поручению как к делу своей совести. Он не просто повиновался приказу саудовского правителя, а действительно всей душой отдался делу афганского сопротивления" [277] .

"В январе 1980 года молодой араб, только что закончивший университет в Саудовской Аравии и спустя всего несколько дней после вторжения в Афганистан советских войск вылетавший в Пакистан, еще и представить себе не мог, что через несколько лет заставит всех заговорить о себе. Откликнувшись на призыв к джихаду - священной войне мусульман - в Афганистане, он придаст своей жизни смысл и вместе с тем необратимо изменит ее".

Это - ключевая точка, наиболее важный психологический узел в биографии У. бен-Ладена. Все остальное будет только последствиями.

Годы, проведенные среди боевиков, создали бен-Ладену репутацию в арабском мире, где он известен и признан как несгибаемый борец, и лишь во вторую очередь - как саудовский миллионер. Один из его подручных рассказывал:

"Для нас он был героем, потому что всегда шел впереди. Он всегда ухитрялся занять место в первых рядах... Он не только давал деньги на дело, он отдавал ему всего себя... Он пришел сюда, чтобы жить вместе с афганскими крестьянами и арабскими бойцами. Он стряпал с ними, ел с ними, рыл траншеи, как они. Таков был образ и стиль жизни бен-Ладена..." [278] .

Начав с поставок вооружения и боеприпасов для афганских моджахедов из соседнего Пакистана, строительства стратегических туннелей (что явно было прибыльным делом), У. бен-Ладен создал "Исламский фонд спасения", через который моджахеды получали десятки миллионов долларов. Со временем бен-Ладен занялся вербовкой и переправкой в Афганистан добровольцев из мусульманских стран.

"В районе 1985 года, оценив размах сопротивления и осознав, что противостояние выходит за рамки конфликта между оккупантами и их жертвами и принимает планетарный масштаб, непосредственно вовлекая страны Варшавского договора и НАТО, Усама бен-Ладен начинает искать подходы к другим радикальным исламистским организациям, желая заручиться их поддержкой... В тот же период Усама бен-Ладен открыто, решительно и бесповоротно вступает в ряды сопротивления; он покидает тыловые базы в Пакистане и прочно обосновывается в восточной части Афганистана, в провинции Нанганхар. Он стремится сблизиться с антисоветским фронтом и присоединяется к людям из движения "Хезб-и-ислами" ("Партия ислама"), возглавляемого Гульбеддином Хекматиаром, - мятежной группировкой, пользующейся поддержкой пакистанской секретной службы ИСИ" [279] .

С 1986 года У. бен-Ладен создает в Афганистане учебные центры подготовки моджахедов. Он принял участие по крайней мере в пяти крупных сражениях, а также в сотнях мелких вооруженных стычек. Афганская кампания закончилась для Усамы ранением в бою под Джелалабадом летом 1989 года. Однако афганский период стал отправным в его жизни. По его собственному признанию, "один день в Афганистане стоил больше тысячи дней молитв в мечети".

В 1988 году У. бен-Ладен основывает радикальную интернациональную террористическую группировку "Аль-Каида" ("Основа"), в которую вошли его сторонники из числа моджахедов и "арабских афганцев". "Аль-Каида" имеет иерархическую структуру, она состоит из небольших ячеек, ее члены знают только людей из своей ячейки и годами могут находиться в "законсервированном" состоянии, не проявляя никакой активности. Первоначальная цель "Аль-Каиды" - оказание помощи афганскому сопротивлению. После вывода советских войск из Афганистана бен-Ладен открыл "второй фронт джихада" - против США. Позднее сам он вспоминал, как афганский опыт привел к антиамериканским взглядам:

"Во времена джихада русские стали наступать в районе Джайи. В авангарде шли танки, авиация тоже начала наносить бомбовые удары. Мне пришлось несколько дней просидеть в окопе. Мы уже ждали, что враг вот-вот окажется рядом. Несмотря на это, однажды я заснул... Когда проснулся, враг уже исчез. Возможно, меня просто не заметили... В другой раз ракета "СКАД" разорвалась очень близко от меня, но меня не ранило. Такие инциденты заставили меня отбросить страх смерти. А вот американцы смерти боятся... Они как мыши. Если можно было сокрушить Россию, то и Соединенные Штаты можно обезглавить..." [280] .

Выделим здесь "афганский синдром" - подробный его анализ предстоит дальше. Отметим также одно из важных следствий пребывания на войне - преодоление страха смерти как особый фактор формирования личности будущего террориста.

Психологический узел 3. В Саудовскую Аравию У. бен-Ладен вернулся как герой, но, став фанатиком джихада, уже не мыслил своей жизни вне постоянной борьбы. Вскоре он попал в немилость у правящей династии.

"Он возвращается в Саудовскую Аравию, где соотечественники встречают его, как героя. Он красноречиво отстаивает дело своих товарищей по оружию перед королем, его семьей, его советниками, улемами и высшей знатью королевства, но речи в защиту боевиков не прельщают и не убеждают власти, которые уже приняли решение уйти из Афганистана. Это решение политическое и обжалованию не подлежит. У Усамы бен-Ладена возникает чувство, что он впустую потратил десять лет жизни и что его предали. Он почти сразу встает в оппозицию властям, не в силах примириться с их равнодушием к афганскому делу; в кругу близких он начинает открыто говорить о предательстве. Разочарованный Усама тайно вступает в союз с противниками эрриядского режима в Иране и Сирии. Ваххабитский королевский дом через посредничество всех членов и друзей семьи бен-Ладенов пытается его урезонить, но Усама непоколебим: борьба афганских моджахедов стала его личной борьбой, и с этого пути его не свернуть. Впрочем, бен-Ладена начинают одолевать соображения более глубокого, политического характера: он не верит больше в легитимность королевской семьи и не согласен мириться с тем, что королевство до такой степени порабощено Соединенными Штатами" [281] .

Саудовским властям, абсолютно лояльным по отношению к США, явно досаждала непрерывная обличительная критика У. бен-Ладена, его упреки в отходе от истинных норм ислама. Особенно отрицательно он отнесся к размещению на "святой саудовской земле" сил антииракской коалиции в ходе операции "Буря в пустыне". Антиправительственная деятельность диссидента побудила саудовские власти в 1991 году к высылке его из страны. Бен-Ладен отправился в Судан, где занялся строительством и инвестированием денег в местную экономику. Однако это уже не было главной сферой его интересов.

По данным американской разведки, в 1994-96 годах на деньги, вырученные от собственного и семейного бизнеса, он создал на севере Судана несколько лагерей и учебных центров, где проходили обучение боевики из различных исламских стран. Вокруг него собралось несколько сот "арабских афганцев" из Алжира, Туниса, Египта, Сирии, Саудовской Аравии, Палестины, Эфиопии, Эритреи, Уганды, Сомали, Филиппин, Боснии, Чечни. Впоследствии У. бен-Ладен создал лагеря для подготовки боевиков и в Северном Йемене, и в ряде других стран.

В апреле 1994 года саудовское правительство под давлением США лишило У. бен-Ладена подданства и заморозило часть его финансовых активов. Так Усама оказался апатридом - у него не было пути возвращения на родину, которая открыто преследовала его, и не было особого выбора относительно новой страны пребывания. Однако широкая сеть родственных, деловых, дружеских и идейных контактов в исламском мире позволила ему продолжить свое дело. Весной 1994 года члены его группировки действовали более чем в дюжине стран.

Окончание афганской войны и возвращение на родину требовало перестройки личности с военного на мирный лад. Это сложный процесс, который не задался У. бен-Ладену. Отсюда - конфликты с властями, вынужденная оппозиционность и, как следствие, эмиграция. Он не смог адаптироваться к мирной жизни в стремительно модернизировавшейся к тому времени Саудовской Аравии - под влиянием США она становилась мировым центром нефтедобычи, и это резко меняло всю жизнь страны. Погоня за нефтедолларами была непонятной бен-Ладену. И он продолжил свою войну - только нашел новых противников.

Психологический узел 4. В Судане У. бен-Ладен познакомился с человеком, который не мог не оказать значительного влияния на его личность. Это Карлос - Ильич Рамирес Санчес, один из крупнейших террористов XX века. Однако знакомство не привело к возникновению симпатии между ними - скорее, наоборот. Психологически с этого момента У. бен-Ладен становится террористом принципиально иного типа.

"Усама бен-Ладен пять лет живет в Судане в весьма комфортабельном изгнании... У тех, кто знакомится с ним в Хартуме, складывается впечатление о нем как о мирном, приятном в общении деловом человеке, посвятившем себя, главным образом, своим предприятиям и своей семье. Он мало общается с суданцами, не ведет активной светской жизни, в отличие от другого беглеца, примерно в то же время поселившегося неподалеку, по другую сторону летного поля аэропорта, в доме на Африка-роуд, - Карлоса. Беглому венесуэльцу подобная скромность не по душе: он на глазах у всех разгуливает с любовницами, красуется в армянском клубе, где как-то раз, напившись, выпускает в воздух всю обойму своего пистолета. Усама бен-Ладен, напротив, никого не шокирует и не смущает" [282] .

Обратим внимание: в итоге, Карлос был схвачен в Судане французскими секретными службами 15 августа 1994 года, У. бен-Ладен не схвачен до сих пор. Разное поведение дает разные результаты. При всей внешней личной незаметности, понятно, что масштабы совершенного У. бен-Ладеном превышают все, что сделал Карлос.

В результате действий У. бен-Ладена Судан был занесен в составляемый госдепартаментом США список стран, поддерживающих международный терроризм. Поэтому в 1996 году суданские власти были вынуждены предложить бен-Ладену покинуть страну, впрочем, сохранив там свои финансовые интересы. Немалое давление на суданские власти было оказано и саудовской королевской семьей, уже рассматривавшей У. бен-Ладена как опаснейшего диссидента. К тому времени появилась информация о лагерях "Аль-Каиды", расположенных на границе между Йеменом и Саудовской Аравией. Это становилось совсем опасным для Эр-Рияда.

"Вне всякого сомнения, Усама бен-Ладен - действительно наиглавнейший враг американцев, однако не только это... Считать его исключительно "банкиром джихада" или предводителем исламского легиона означало бы предать забвению тот факт, что он, прежде всего, саудовец, хотя и отрекшийся от своего происхождения, и что, кроме того, он самый непримиримый из врагов короля Фахда. Антиамериканские настроения бен-Ладена представляют собой, по его собственным словам и словам его ближайшего окружения, всего лишь следствие того явления, которое сам Усама называет "проклятым союзом Эр-Рияда с Вашингтоном, заключенным во времена войны в Персидском заливе". Противостояние бен-Ладена Саудовскому режиму служит особо мощным двигателем всего его поведения. Понять эту сторону его личности - значит понять, как и почему этот саудовец объявил антиамериканский "крестовый поход", который он расценивает как вполне законный и обоснованный".

Впрочем, понять это не так сложно. У. бен-Ладен с детства - глубоко верующий ваххабит, для которого безусловно священны Святые места, и для которого недопустимо проникновение неверных на священную землю Саудовской Аравии. Вот почему король Фахд и его проамериканский курс - враги Усамы. В глазах У. бен-Ладена "вторжение в Святую землю" иностранных солдат означает не только уничтожение суверенитета королевства, но и, в первую очередь, безусловное вероотступничество. По мнению экспертов, если У. бен-Ладен, вольно или невольно, был в свое время союзником США, участвуя в джихаде против советской армии, то "потом его настроение переменилось". Это было связано с "ужасом, охватившим его, когда он увидел на первых страницах всех иллюстрированных журналов и на всех телевизионных экранах мира, как американские солдаты оскверняют своим оружием святую землю Саудовской Аравиии". Еще сильнее подействовало на него, что там были не только солдаты, но и "солдатки", вместе составлявшие, по его выражению, "сборище калек, неспособных передвигаться по пустыне без бутылок с минеральной водой". По убеждению У. беи-Ладена, "нет прощения провокации США, совершившейся из-за исторического предательства короля Фахда". Вывод прост: король должен отречься от власти.

"Оппозиционность по отношению к королю Фахду прекрасно сочетается с бунтарскими тезисами Усамы бен-Ладеиа. Изгнанный из родной страны, лишенный затем подданства, выдворенный из Судана, где укрывался, постоянно подвергавшийся опасности в горах Афганистана, где он затем окопался, мятежный саудовец научился разжигать пламя из любой искры. Ему нравится сеять смятение и запутывать следы. Он достигает этого благодаря умелому сочетанию проводимых им сражений. Объявляя войну Соединенным Штатам и провозглашая антиамериканский "крестовый поход", он с виду выступает как активист "третьего мира", убежденный антикапиталист и исламист, однако в действительности его оружие направлено против короля Фахда. Поддерживая алжирских исламистов, он предстает как саудовский диссидент, однако угрожает в первую очередь американцам, которые беспокоятся о своих собственных союзниках в Персидском заливе, и в довершение сеет панику. Транснациональным нефтяным компаниям снятся кошмарные сны, в которых нефтеперерабатывающие заводы объяты пламенем, а нефтепроводы взорваны..." [283] .

В результате афганской войны сформировался особый, дезадаптивно-бунтарский тип личности. Бен-Ладен хотел жить и действовать по-своему, но внешний мир был против. И тогда он восстал против внешнего мира и вернулся в тот, афганский этап жизни, в котором ему было хорошо.

Психологический узел 5. Вслед за У. бен-Ладеном из Судана в Афганистан отправилась большая группа "арабских афганцев", также получившая убежище у молодого исламского движения Талибан. Несмотря на требования США о выдаче У. бен-Ладена, он нашел в Афганистане вполне надежное убежище. Несмотря на обстрелы крылатыми ракетами лагерей подготовки боевиков, введение санкций и другие меры, мулла Омар тогда заявил: "Даже если половина Афганистана будет уничтожена, мы не отдадим бен-Ладена". 20 ноября 1998 года глашатай талибов Абдель хан-Мутмаэн объявил, что Усама бен-Ладен "по всем обвинениям в терроризме, предъявляемым ему Соединенными Штатами, признан невиновным и, следовательно, может чувствовать себя в Афганистане как дома".

Связывая причины своих гонений с действиями властей США и Саудовской Аравии, в этот период У. бен-Ладен вступает на путь открытой борьбы. 23 августа 1996 года мусульманский мир обошла речь, подписанная бен-Ладеном, которую американцы расценили как объявление войны. Ее оглашали наиболее воинствующие имамы, она появилась в средствах массовой информации арабских государств, в Интернете. Этот призыв объемом около двадцати страниц, озаглавленный "Против американцев, оккупировавших святые места, - изгнать неверных с Аравийского полуострова", был направлен в равной мере против саудовского режима и правительства США.

"Нельзя больше скрывать, что народ ислама страдает от агрессии, беззакония и несправедливости со стороны альянса сионистов и крещеных, а также их приспешников; кровь мусульман льется зря, в то время как их имущество становится добычей врага. Этой кровью залита Палестина и Ирак. Страшные картины бойни в Кане Ливанской еще свежи в нашей памяти, так же как массовые убийства в Таджикистане, Бирме, Кашмире, Ассаме, на Филиппинах, в сомалийском Огадене, в Эритрее, Чечне, Боснии и Герцоговине. Эти убийства леденят кровь в жилах и взывают к нашей совести...

Мы, я и моя группа, также страдали от несправедливости. Нам не давали обращаться к мусульманам. Нас преследовали в Пакистане, в Судане и в Афганистане, где я так давно не был. Милостью Аллаха, сейчас у нас есть надежная база высоко в горах Гиндукуша, в Харасане, где - милостью Аллаха - была сокрушена самая большая в мире армия неверных. Миф о сверхдержаве развеялся, когда моджахеды грянули "Аллах акбар". Сегодня, в тех же горах, мы работаем над тем, чтобы устранить несправедливость, которую чинит мусульманскому сообществу альянс христиан и сионистов, особенно после оккупации благословенной земли Иерусалима, дороги, по которой шел Пророк (благослови и спаси его Аллах), обоих Святых мест. Мы просим Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего, даровать нам победу".

Затем У. бен-Ладен делает недвусмысленное заключение: "В этих условиях преследовать врага за пределами страны - наш первейший долг". Проиллюстрировав сказанное ссылками на историю мусульманского мира и многочисленных героев, проливших кровь в борьбе против неверных, У. бен-Ладен прямо обратился к американцам:

"Молодые люди, которых вы называете трусами, соревнуются друг с другом за право сражаться с вами и убивать вас. Послушайте, что говорит один из них: "Армия христиан обратилась в прах, когда мы вместе с отважной исламской молодежью, не страшащейся опасности, взорвали Аль-Хобар"... Эти молодые люди в Афганистане более десяти лет носили оружие за плечами; они дали обет Аллаху, пока живы, не выпускать оружие из рук до тех пор, пока вы - по воле Аллаха - не будете изгнаны, сокрушены и унижены".

И наконец, абсолютно прямо: "Стены угнетения и притеснения могут быть разрушены только дождем из пуль".

Обратим внимание: вплоть до событий 11 сентября 2001 года США проявляли умеренную активность в попытках поймать У. бен-Ладена. Это связано с рядом причин. В 1980-е годы, участвуя в афганском сопротивлении советским войскам, бен-Ладен пользовался особой благосклонностью ЦРУ США (по некоторым данным, даже был завербован), которое с его помощью переправляло оружие моджахедам. В конце 1990-х годов, уже объявив бен-Ладена в розыск, спецслужбы США не перекрыли каналы его финансовых поступлений - со многих счетов деньги шли террористам в Чечню и другие страны, что было выгодно для ЦРУ. По признаниям американцев, даже обстрел "Томагавками" лагеря У. бен-Ладена в Афганистане под Хостом 20 августа 1998 года имел целью не убить Усаму, а лишь нанести материальный ущерб террористам.

Между тем У. бен-Ладену явно понравилась та роль, которую он стал играть отчасти благодаря своим усилиям, отчасти благодаря внешнему миру, который навязывал ему свой имидж. В 1999 году он встречается с журналистами:

"После традиционного обмена любезностями Усама бен-Ладен, с "Калашниковым" на коленях, быстро переходит к сути вопроса, воздавая хвалу Аллаху перед каждой фразой: "Если факт призыва к священной войне против евреев и американцев с целью освобождения мечети Аль-Акса и святыни Кааба квалифицируется как преступление, что же, предоставим Истории труд называть преступником и меня"",..

Никакой двусмысленности в словах... Удалившийся в изгнание, извергающий проклятья пророк Усама бен-Ладен пальцем указывает на врага. Делая это, он пачкает руки лишь наполовину, так как не отдает никаких приказов. Ничто в его речи не напоминает военной директивы или призыва к оружию. Он создает для себя образ мыслителя, который вдохновляет, не принуждая. В этом его сила" [284] .

Все получилось так, как обещал мулла Омар. В результате американских бомбардировок Афганистана половина страны была разрушена. Режим Талибана пал, но так и не выдал У. бен-Ладена. Что с ним стало, пока никому не известно. Но даже если он мертв, мир не может чувствовать себя спокойно до тех пор, пока не будут предъявлены весомые доказательства этого.

Психологический узел 6. Достаточно очевидно, что смерть У. бен-Ладена не станет избавлением человечества от кошмаров терроризма. Более того, сама эта смерть может обернуться новым кошмаром. Со слов 45-летней Сабихи, матери четырех из 42 детей У. бен-Ладена, с которой он недавно развелся после того, как взял в жены 17-летнюю девушку, после начала американских бомбардировок Афганистана осенью 2001 года У. бен-Ладен начал готовить свое самоубийство. Еще в октябре 2001 года Сабиха находилась в Афганистане вместе с теперь уже бывшим мужем и хорошо знала о его намерениях.

В конце 2001 года, в период активных бомбардировок американцами Афганистана, У. бен-Ладен оказался в мышеловке. Тогда он вроде бы решил "хлопнуть дверью", или, точнее, крышкой гроба. Чтобы не попасть в плен, он задумал самоубийство, но не простое, а перед телекамерами. Видеозапись должна была осуществить катарская телекомпания "Аль-Джазира", которую смотрит весь арабский мир. Был разработан сложный сценарий самоубийства. Сначала бен-Ладен должен произнести "цветистую" речь, в которой заклеймит США как "Великого Сатану" и призовет весь мусульманский мир к борьбе против американцев. Затем сын У. бен-Ладена 18-летний Абдулла должен прикончить отца выстрелом в голову. "Ассистировать" Абдулле должен был другой сын бен-Ладена, малолетний Мохаммед. Смысл жуткой драмы в том, чтобы превратить У. бен-Ладена в мученика, в знамя исламского фундаментализма, а его детей - в законных наследников отца. Смерть У. бен-Ладена должна была послужить сигналом для серии новых террористических актов в Америке и Европе. Мишенями должны были стать Капитолий в Вашингтоне, Биг-Бен в Лондоне и Эй-фелева башня в Париже.

Если верить рассказам бывшей жены, то планы "террориста номер один" являются не только плодом его фанатизма, но и результатом множества болезней, подтачивающих его психику. По словам Сабихи, "Усама уже не тот человек, за которого я вышла замуж много лет назад. Он спит по 2-3 часа в сутки. Ест чрезвычайно мало, ибо от еды его бросает в сон. У него развилась мания преследования. Он не носит часы на батарейках, опасаясь, что их могут засечь американские спутники-шпионы. Его жизнь стала кошмаром, который он сам навлек на себя" [285] .

Рискнем не согласиться с бывшей женой: вплоть до окончания американской антитеррористической операции в Афганистане У. бен-Ладен не производил впечатления сумасшедшего человека. Более того, во всех его заявлениях и действиях постоянное присутствовал смысл. Другое дело, что этот смысл был мало понятен мышлению западного типа. Как известно, "Восток - дело тонкое".

Пока нет сообщений о его самоубийстве, мир затаился. Мир ждет: не проявится ли вновь где-нибудь "шейх моджахедов"? Не случится ли очередной страшный террористический акт? Не появятся ли наследники У. бен-Ладена? "При этом мало кто сомневается в том, что разгром талибов и уничтожение бен-Ладена ничуть не остудит горячие головы террористов, базирующихся в Алжире, Египте или Курдистане, а "угнетенные исламские массы" долго будут слагать и петь про погибших песни - примерно как русский народ до сих пор поет песни про террориста Стеньку Разина. А прошло, между прочим, четыреста с лишним лет" [286] .

Пока тянется это всеобщее ожидание, самое время попытаться понять, что же представляет собой "феномен бен-Ладена" в психологическом плане.

Недовоевавшие: "афганский синдром". Самое главное в психологии У. бен-Ладена лежит на поверхности. Это "главное" удивительно просто. Странно лишь то, что эта простота никем еще не замечена. Просто он - "афганец", и этим все сказано. А уж какой "афганец" - советский или арабский - оказалось не принципиально. Он такой же "афганец", как и советские солдаты, прошедшие через афганскую войну. С теми же самыми психологическими плюсами (психология культа "афганского братства") и минусами (частая, неодолимая тяга к деструкции). Время показало: "афганский синдром" оказался единым - независимо от того, по какую сторону баррикад находились воевавшие там. В свое время мне доводилось писать об этом [287] .

Для всех, кто принимает участие в боевых действиях, это влечет за собой определенные психические изменения. Ситуация реальной угрозы для жизни, постоянное наличие "фактора смерти" в сознании постепенно начинают восприниматься ими как привычные, и даже начинают нравиться. Больше того, со временем они воспринимаются как единственно "настоящие". Внешне они вроде бы исчезают - человек не будет часто об этом говорить и даже думать - сознание вытесняет такие мысли, защищая себя, но за внешней "обычностью" стоят значительно более глубокие внутренние изменения. Именно для этих людей в наибольшей степени характерно развитие особого, "афганского варианта" смысловой структуры личности. Как преступников, "афганцев" внутренне постоянно тянет на "место совершения преступления". Просто не все, как У. бен-Ладен, имеют такую возможность.

Первой фазой формирования "афганского синдрома" было внутреннее "сбрасывание шелухи" прежней, довоенной жизни. В бою, в конечном счете, решается вопрос твоей индивидуальной жизни или смерти. В психологическом плане ты остаешься один на один со смертью. Тут неизбежно просыпается то, что скрыто у многих - индивидуальное чувство собственного "Я". Такой человек воспринимает себя обнаженнее, острее, болезненнее и незащищеннее, чем другие. Одновременно он уверен в себе, ибо боевой опыт научил его верить только в себя. У него обострены все чувства, включая интуицию, и он в нее свято верит: ведь только такая обостренность всех чувств позволяет "угадать", какой камень может внезапно выстрелить, на какой камень нельзя наступить. Отсюда особая реактивность такого человека, реагирующего, например, на любой шорох в сумерки в кустах всей имеющейся огневой мощью - разряжая "в никуда" рожок своего "Калашникова".

В боевых ситуациях человек получает возможность проявить свою индивидуальность "в чистом виде", забывая о многочисленных условностях повседневной, излишне формализованной, обюрокраченной и социально урегулированной жизни, избавиться от различных масок - социальных ролей, которые его с детства приучили носить, и стать самим собой. Он исходит не из того, что и как надо делать "по правилам", а из того, что и как действительно необходимо делать для того, чтобы выжить и сохранить себя. Отсюда, например, пресловутые кроссовки и "партизанский вид" подразделений советского спецназа, вызывавшие постоянные конфликты между боевыми частями и "проверяющими" из Москвы. "Проверяющие" исходили из того, как должно быть по форме, но не могли понять, как же действительно необходимо.

Если в обычной, мирной ситуации человек во многом лишен выбора (выбор ограничен многочисленными инструкциями и правилами), то в экстремальной ситуации он от этого освобождается. Он получает возможность решать многие вопросы, связанные с самым главным выбором: выжить или умереть. Все остальное как бы исчезает, уходит на задний план. Он встает перед проблемой "беспредела": ради того, чтобы выжить, можно идти на все. Поведение высвобождается, ограничители исчезают. Как пелось в одной из солдатских песен, родившихся в Афганистане, "война становится привычкой". Тут и возникает особый "афганский вариант" смысловой структуры личности - иная система смыслов, которая многое воспринимает по-другому, не так, как в "мирном" варианте. Здесь доминируют свои, особые оценки. Для него - и это естественно - убийство противника не есть убийство, а жестокость не есть жестокость. Он - другой, но понять это для "мирного варианта" практически невозможно. Да и сам он себя не всегда понимает. Ему легче понять другого такого же и лишь через него - самого себя. В этом, в частности, и находятся истоки "афганского братства": "афганец" нужен "афганцу" потому, что он в нем видит себя, осмысливает и переживает свои проблемы. Почему У. бен-Ладен носился со своими "арабскими афганцами" более десяти лет по всему свету? Да потому, что после 1990-го года они стали не нужны никому, кроме него.

Для "афганского варианта" психики одним из важнейших является вопрос внутреннего выбора. Боевая ситуация освобождает от выбора: надо подчиняться закону выживания, жизни и смерти. Это освобождает от очень многого, оставляя лишь то, чем человек не может пожертвовать. Например, своей жизнью, своим товарищем, своими нравственными представлениями (при всей их особенности).

Оказавшись в чужом мире, солдаты - хоть советские, хоть арабские - были обречены на то, чтобы "пройти через это". Не все выдерживали такой выбор и оставались чистыми в нравственном отношении - отсюда значительный "негатив", который принес Афганистан, отсюда искореженный "человеческий материал", который вернулся с той войны. И это понятно: оказавшись в ином обществе, ином мире, старая система ценностей, старые личностные структуры (даже если они были сформированы) рушатся - экстремальная ситуация как бы освобождает от старого и создает новую систему, иные ценности. И тут человек либо плывет по течению, становится марионеткой в чьих-то руках, либо мается, страдая оттого, что и подчиняться не хочет, и собственный выбор сделать не может, либо становится действительно самостоятельной личностью - этим "особым вариантом" - и обучается на всю жизнь делать в любой ситуации свой, личный выбор и верить только ему, руководствоваться им. Научиться так жить очень тяжело. Настолько, что потом уже не можешь и не хочешь жить по-другому, заново переучиваться.

Афганистан освобождал от многих прежних иллюзий. Одновременно он создавал новые. Уникальная ситуация участия в войне для многих становилась обычной и нормальной. Привыкая к ней, люди как бы готовились всегда жить именно так. Отсюда - синдром "недовоевавших афганцев".

"Особый вариант" смысловой структуры личности заряжен главным - иллюзией собственной исключительности. В ситуации той войны, когда многое было "не по правилам", не только возрастало ощущение ценности своего "Я". На базе этого появлялись многочисленные подтверждения понимания своей важности и необходимости. Возрастала ценность каждого отдельного человека - хотя одновременно резко падала ценность человеческой жизни вообще. Каждый знал, что от него зависит очень многое, и ощущение собственной необходимости придавало особый смысл жизни. В боевой обстановке не до чинов - любой командир здесь на равных (если не сказать больше) с бывалым десантником или опытным моджахедом. И каждый солдат стремительно вырастал в собственных глазах. И воспринималась война как что-то очень важное и ценное, - потому что не война сама по себе, а человек в военной ситуации приобретал совершенно особую цену. Такую, какой у него, молодого человека, до этого не было и быть не могло в мирной жизни.

Личность, перестроенная по военным меркам, по афганским, а не по советским или саудовским стандартам, с иной системой ценностей и принципиально новыми качествами - вот кто возвращался на родину из Афганистана. И тут наступал второй акт социально-психологической драмы. Никаких эмоций: данный вариант структуры личности действительно никому не был нужен на родине. Тому несколько причин.

Вначале об общих причинах. В мирное время никакому обществу не нужны люди с боевым опытом или просто опытом жизни на войне. В стабильном обществе, в котором человеческое поведение регламентировано, не нужны люди, привыкшие исходить из собственного, индивидуального выбора. В ситуации, когда все живут одинаковой жизнью, не нужны люди, привыкшие жить жизнью особенной. Наконец, когда общество радуется, что война кончилась, не нужны люди, которые ею гордятся и требуют какой-то (пусть даже символической) благодарности в связи со своим участием в этой войне. Такова жестокая истина.

Сформировавшийся на войне особый тип личности нуждается в реадаптации, то есть в обратной личностной перестройке, по своей глубине сравнимой с той, которая произошла в ходе пребывания на войне. В данном случае дело осложняется тем, что тогда новые личностные качества формировались во многом из "сырого" материала (несформировавшиеся личности молодых людей), теперь же речь шла о сложившемся, достаточно жестком и бескомпромиссном, особом варианте личностно-смысловой структуры.

Первое, с чем сталкивались солдаты-"афганцы", возвратившись на родину, - тот факт, что их не принимали или принимали совсем не так, как им хотелось, как они ожидали. Речь идет не о факте встречи, не о внимании родных или, напротив, невнимании официальных лиц. Имеется в виду психологическое, внутреннее, глубинное непонимание тех, кто вернулся, со стороны тех, кто "там" никогда не был. Это естественно, и ждать настоящего, глубинного человеческого понимания просто наивно. Для солдата на войне за короткое время, в силу близости к смерти, неоднократно пролетала вся жизнь. Для тех, кто жил дома - в Союзе или Саудовской Аравии, прошли всего лишь "какие-то" несколько месяцев. Для них эта война была совсем не той, какой она была для ее участников...

В рамках складывавшегося в Афганистане особого варианта смысловой структуры личности, осознавшей свою особенность и гордящейся ею, приходилось смирять себя и становиться "как все". Причем происходило это в специфической ситуации: пока солдаты воевали, отношение к этой войне изменилось, общество озаботилось собственными проблемами и многочисленными внутренними трудностями. Да и вообще жизнь стала более сложной, напряженной и динамичной - на фоне той, которой жил замерший Афганистан. В той же Саудовской Аравии бурно начались процессы модернизации - естественно, под американским влиянием. У. бен-Ладен оказался не готов к этому так же, как я - к горбачевской перестройке.

Ко всему прочему, общество попыталось возложить на "афганцев" еще и определенную долю ответственности. В результате сложился определенный комплекс вины. С одной стороны, они - как выжившие на любой войне - были вроде бы "виноваты" перед родственниками тех, кто погиб в Афганистане. Целые - "виноваты" перед искалеченными. С другой же стороны, определенные силы попытались возложить на "афганцев" своеобразную "вину" за то, что они "не такие, как все": много ходят, просят, не хотят терпеть, не удовлетворяются стандартными отписками и т. д. Социально-психологический механизм поведения бюрократии понятен: лучшая защита - это нападение; для того чтобы избежать собственной ответственности, лучше всего представить "виноватым" того, кто борется за свои права. Отсюда и пресловутое "я вас в Афганистан не посылал!" (одинаково звучавшее как в СССР, так и в Саудовской Аравии), и самые разные другие формы, прямо или косвенно преследующие одну цель: переложить вину и привести "афганцев" к общему социально-психологическому знаменателю.

Явно или скрыто требовавшаяся от "афганцев" перестройка личности сводилась к следующим основным позициям. Во-первых, постараться забыть и саму афганскую войну, и свое участие в ней. Во-вторых, избавиться от "комплекса исключительности". В-третьих, вновь "загрузить" свою освободившуюся обостренную индивидуальность тем грузом норм и правил, которые социализируют человека, отнимая у него значительную долю индивидуальности. В-четвертых, изжить в себе конкретные черты и качества, которые общество оценивает как ненужные. Среди них, с одной стороны, повышенная жестокость, агрессивность, нетерпимость, негибкость, приписываемые всем, прошедшим афганскую войну. С другой стороны, чувство солидарности друг с другом, взаимопомощь и взаимная выручка. Общество пугается того, что "афганцы" оказываются сплоченной силой, способной благодаря своей подготовленности, единству и наличию боевого опыта внести в относительно стабильное общество откровенно деструктивные тенденции.

Вот на это и не согласился У. бен-Ладен. За это он и не полюбил короля Фахда. Перестройка подобного типа в психологическом отношении требует от личности, по сути, второго рождения, причем не предлагая никакой "награды" за отказ от очень многого и дорогого. Именно это порождает многочисленные внутренние проблемы "афганцев". Субъективно получается, что их как бы обманули: они воевали и терпели лишения, будучи уверены в том, что все это кому-то нужно, а оказалось, что это уже не надо никому. Надежды на благодарность (не говоря уже о чем-то более реальном и прозаическом) начали развеиваться. И тут, как выясняется, любое общество создает массированную систему давления на "афганцев", требуя еще и отказаться от проявления "родных", собственных взглядов и позиций, переоценить не только эту войну и свое участие в ней, но и свою личность. Психологически сделать это невыносимо трудно, если вообще возможно. В любом случае, на это нужно длительное время и большая помощь. Необходимо, чтобы вместо прежнего смыслообразующего фактора жизни (участие в той войне) у личности появился новый, который по яркости и значимости вытеснил (или, по крайней мере, потеснил) прежний. Это долгий и сложный процесс.

Попадая в этот процесс, постепенно смиряясь с тем, что противостоять обществу трудно, "афганцы" вынуждены заниматься реадаптацией самостоятельно. Через это прошли практически все. Кроме У. бен-Ладена - он не смог реадаптироваться. Хотя и пытался.

Практически все отмечают несколько этапов такой реадаптации. Первый этап - шоковый. Это этап разочарований и неожиданности: все виделось совсем по-другому, реальность оказалась совершенно не такой, а они были к ней не готовы. Это тот же самый "стресс новизны", который они переживали уже вторично (первый раз - при попадании на войну), "с колес" включаясь в новую для них мирную жизнь. В попытках преодолеть этот стресс разные люди использовали различные формы. Тут была и попытка борьбы за свои права, и стремление объединяться для того, чтобы легче противостоять этому "чужому" миру, и уход в алкоголь и наркотики, и связь с преступным миром, и многое другое.

Рано или поздно, но первый этап заканчивался. В большей или меньшей степени его удавалось преодолеть. Меньшинство после этого действительно включалось в нормальную жизнь общества, многих же ожидал второй этап.

Он был связан с нараставшим отчуждением. Внешне люди привыкали к "старой новой жизни", внутренне же углублялся разрыв с ней. Именно на этом этапе, по данным многочисленных исследований, людей начинали "захлестывать" различные негативные переживания и сложные эмоциональные состояния: злость, сильнейшее внутреннее безразличие ко всему, ненависть к тем, кто не хочет и не способен тебя понять, хроническая раздражительность, чувство одиночества, постоянная неопределенность во внутреннем состоянии, равнодушие ко всему, чувство бессилия в этой жизни в противоположность жизни "той", неуверенность, усталость, полное отсутствие веры, ожесточение, излишняя эмоциональность, с одной стороны, и пустота - с другой, частые, навязчивые воспоминания пережитого на афганской войне. Именно на этом этапе обычно появляются страшные навязчивые сны со сценами из "той" жизни, причем независимо от того, переживал ли сам человек эти эпизоды или они навеяны фантазией. Одновременно в реальной жизни начинают появляться устойчивые социально неприемлемые намерения, неадекватные формы решения конфликтов, хочется "всех расстрелять" и т. д., и т. п. Нарастает замкнутость, ощущение собственной неполноценности среди других окружающих людей, теряются друзья, возникают проблемы общения с людьми, конфликты в семье, на работе.

"Появляется часто навязчивое желание вернуть во что бы то ни стало прежнее, "военное" самоощущение, воскресить в себе эмоции того времени. У некоторых людей это выливалось в попытки реального возвращения на афганскую войну. У многих это желание трансформируется в поиск ситуаций, которые дали бы возможность почувствовать нечто аналогичное. Нарастание агрессивности, проявления гнева совпадают с изменением мотивации: деструктивные действия начинают превалировать над конструктивными. Поведение начинает отличаться нелогичностью, непоследовательностью, непредсказуемостью, неоправданной рискованностью. Возникают проявления "афганского ухарства", противоправного поведения. В силу того, что прежняя, "афганская", система смыслов и ценностей жизни под давлением социальной ситуации начинает распадаться, а личность этому сопротивляется и находит такие ситуации, которые вроде бы поддерживают прежнюю ценностно-смысловую систему, неизбежно нарастают глубокие ценностные и смысловые противоречия. В качестве одного из вариантов такие внутренние конфликты могут вести к глубинным психологическим кризисам; подчас на карту ставится ценность собственной жизни - среди афганских ветеранов нередки попытки и случаи самоубийств. Даже при сохранении этой базовой ценности поведение приобретает противоречивые черты: не случайно в массовом сознании присутствует мнение о том, что "эти афганцы сами не знают, чего хотят". Это вполне подтверждается тем, что немалая часть "афганцев" озабочена поиском внутреннего согласия с самим собой, поиском самоопределения личности. Как когда-то тогда, в начальный период пребывания в Афганистане, они ищут себя в качестве центрального звена, упорядочивающего окружающий мир. Разница такова: "тогда", на войне, объективные условия способствовали тому, чтобы личность могла определить окружающий мир через саму себя - подчинить свое поведение собственному выбору; в мирной ситуации это невозможно - здесь необходимо себя определять через окружающий мир, подчиняться ему и подчинять себя тем "выборам", которые идут не от тебя. С точки зрения психологии, "афганцы" ищут не только внешнее - свое место в жизни (проблемы работы, жилья и т. п.); их волнует внутреннее, психологическое место в ней. И это - один из важнейших показателей психологической реадаптации личности к изменившимся условиям.

Сложности реадаптации усугубляются непрерывной подвижностью сегодняшнего общества. К чему адаптироваться? Ответ на этот вопрос далеко не однозначен, и поиск ответов вносит дополнительную сумятицу в сознание "афганцев". В ситуации прогрессирующего социального распада прежних традиций находится все больше и больше сил, заинтересованных в том, чтобы использовать "афганцев" в своих интересах. Тут возникает серьезная проблема: люди с определенной психологией, которая не нужна обществу в целом, становятся нужными разным силам, заинтересованным в том, чтобы направить развитие общественных процессов в удобном для них направлении. И тогда ищущие определенности "афганцы" сталкиваются с суррогатами этой определенности, подчас поддаваясь им" [288] .

Нужно ли продолжать? Американцы после вьетнамской войны получили Рэмбо не только в кинематографическом, но и во множестве реальных проявлений. Мы получили взлет "афганской" преступности. Исламский, а вслед за ним и весь остальной мир получили У. бен-Ладена и его "афганское братство".

В 1990 году, на примере изучения советских "афганцев", было написано: "На сегодняшний день известно, что некоторые бывшие "афганцы" используются криминальным миром, а также состоят среди боевиков и "служб безопасности" достаточно различающихся политических партий и движений... Подобные случаи заставляют по-новому взглянуть на ситуацию и переосмыслить вопрос об "афганцах" как о людях, "не нужных" обществу. По мере того как утрачиваются остатки прежней стабильности, "афганцы" становятся все нужнее не только отдельным силам, но и обществу в целом. Меняясь, общество вновь и вновь будет пересматривать свое отношение и к этим людям и к афганской войне. Возможны разные варианты, вплоть до взаимоисключающих (от ее полного отрицания до восславления ее героики). Исходя из этого будет пересматриваться и оценка "нужности" или "ненужности" этой значительной социальной группы... Первоначальные попытки "афганцев" создать широкое массовое движение на сегодняшний день трудно оценить как вполне удавшиеся. Скорее наоборот: известны, факты замкнутости отдельных группировок, их конфликты между собой. Движение начинает расползаться, не успев сформироваться. По ходу развития этого процесса постепенно происходит снижение авторитета "афганцев" в определенных слоях общества... Наличие четкой внутренней организованности движения - условие того, что движение получит общественное признание и сумеет повернуть настроения общества в свою сторону".