Россия как гарант равновесия в межцивилизационных спорах

Россия как гарант равновесия в межцивилизационных спорах

Россия как государство не была инициатором ни одного из рассматриваемых конфликтов, но оказывалась вовлеченной в каждый из них практически с самого начала. При этом симпатии Москвы и ее поддержка были отданы не центральным властям новых суверенных государств, а объявившим о своей независимости автономиям. Тому были существенные причины.

В 1992 году, когда начались вооруженные столкновения в Приднестровье, отношения Кишинева с Москвой были крайне натянуты вследствие политики этнического национализма, которую проводило тогдашнее молдавское руководство во главе с президентом Мирчей Снегуром. Помимо этого, в Москве всерьез опасались поглощения Молдавии Румынией. В Грузии к тому времени крайний националист Звиад Гамсахурдиа уже был свергнут, но антироссийские настроения оставались не менее сильными. В Азербайджане прокремлевского президента Аяза Муталибова сменил демократ и откровенный пантюркист Абульфаз Эльчибей. Стремление сохранить хотя бы какие-то позиции на пространстве только что распавшегося Советского Союза подталкивало новых российских руководителей взять сторону восставших автономий. Считалось, что тем самым Россия получала рычаги давления на потенциально недружественные режимы в соседних новых государствах. Следует добавить, что в том же 1992-м 201-й российской дивизии, дислоцированной в Таджикистане, был отдан приказ поддержать «коммунистический» клан в борьбе против объединившихся «демократов» и «исламистов». Так новая Россия в первые месяцы своего существования усваивала уроки «реальной геополитики».

Важным обстоятельством было то, что в отсутствие российской дипломатии и дипломатов на только что появившемся направлении СНГ реальными деятелями, причем часто в спешном порядке, становились генералы и офицеры бывшей Советской армии. В случае с Грузией это сыграло роковую роль. Военные не забыли то, как они были брошены на подавление мирной демонстрации в Тбилиси в апреле 1989 года, а затем оставлены без прикрытия руководством КПСС и ее грузинского «филиала», которые отказались взять на себя ответственность за кровопролитие во время разгона манифестантов. Они помнили и то, как целые воинские части, выведенные из Центральной и Восточной Европы, были выброшены буквально в чистое поле; как никто из советских руководителей, принявших решение о выводе крупного воинского контингента, не дал себе труда подумать о том, где и как эти войска будут размещены на родине. Подавляющее большинство генералитета и офицерства возлагало ответственность за это в первую очередь на двух лиц - генерального секретаря ЦК КПСС, президента СССР и Верховного главнокомандующего ВС страны Михаила Горбачёва и министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе. Горбачёв в 1992-м был уже не у дел, а Шеварднадзе в тот же год стал главой независимой Грузии.

Разумеется, не все офицеры руководствовались эмоциональными или бескорыстно-патриотическими соображениями. Разложение, стремительно разрушавшее Советскую армию, затронуло и ее российскую преемницу. Появились «солдаты удачи», торговцы оружием, шпионы со связями «наверху» и более респектабельные «военспецы», предлагавшие профессиональные услуги. Этими услугами, по понятным причинам, воспользовались преимущественно те, кто не мог рассчитывать на получение военной и технической помощи легальным путем.

Официальная Москва тем временем всерьез занялась миротворчеством. Благодаря решительному применению силы ей удалось установить дружественный режим в Таджикистане, который устоял в затяжной гражданской войне. Угрозы использования военной силы оказалось достаточно генералу Александру Лебедю, чтобы остановить кровопролитие на Днестре. Российские миротворцы в Абхазии позволили абхазским отрядам и северокавказским добровольцам, беспрепятственно «просочившимся» через российскую границу, нанести окончательное поражение грузинским войскам. В Южной Осетии российские миротворцы обеспечили прекращение огня. В Нагорном Карабахе вмешательства российских войск не потребовалось, но Ереван уже в 1992 году взял назад требование об их выводе из Армении, и Москва тайно поставила армянам вооружение и технику [11]. В результате в мае 1994-го по инициативе российского министра обороны Павла Грачёва и в его присутствии в Москве было торжественно заключено армяно-азербайджанское перемирие. От Днестра до Кавказских гор и дальше до Памира протянулась цепочка постов российских миротворцев.

В то время Москва не упускала случая продемонстрировать западным партнерам эффективность «миротворчества по-российски» -- без участия ООН, зато с привлечением воинских частей только что воевавших сторон при ведущей роли РФ. Это смотрелось особенно эффектно на фоне крайне беззубой миротворческой операции ООН в Хорватии и Боснии и Герцеговине, провала гуманитарной операции США в Сомали и геноцида в Руанде, полностью проигнорированного международным сообществом. Президент Борис Ельцин и министр иностранных дел Андрей Козырев пытались даже добиться от Запада признания «особой роли и ответственности» России в деле поддержания мира и безопасности на территории бывшего СССР, но этот демарш не имел успеха. Более того, на Западе стало складываться впечатление, что Москва под предлогом проведения миротворческих операций, сохранения границы СССР как «общей границы» СНГ и предложений о двойном гражданстве на деле готовит восстановление Советского Союза.

В действительности заявленный Москвой приоритет отношений со странами СНГ не подкреплялся конкретными действиями РФ. Позиции России в новых независимых государствах продолжали слабеть. Хотя миротворчество и притушило конфликты, но состояние российской экономики уже не позволяло ей быть донором для бывших республик, однако и привлекательным бизнес-партнером для них она тоже не стала. Начавшаяся в конце 1994 года первая чеченская кампания обрушила престиж российской армии. Более того, на постсоветском пространстве появились новые крупные игроки: Соединенные Штаты, страны ЕС, Китай. Конфликт вокруг Нагорного Карабаха стал предметом забот Минской группы ОБСЕ, в которой Россия была лишь одним из трех сопредседателей, наряду с США и Францией. Если Армения довольно успешно балансировала между Россией и Америкой, то заключение Азербайджаном в 1994-м «контракта века» с западными нефтяными компаниями и появление планов по строительству нефтепровода из Каспия до средиземноморского побережья Турции означали конец монопольного положения России как обладателя единственной «трубы» из Каспия. Долговременное ухудшение отношений с Грузией после изгнания грузин из Абхазии в 1994 году привело к тому, что в своей внешней политике Тбилиси стал ориентироваться на Вашингтон. Поддержка Москвой Тирасполя способствовала смещению вектора молдавской политики в том же направлении. В 1998-м Грузия, Украина, Азербайджан и Молдавия при поддержке США создали объединение ГУАМ, фактически бросившее вызов СНГ [12]. Наконец, вмешательство США в ситуацию в Боснии и подписание в 1995 году Дейтонского соглашения создавали в глазах Грузии и Молдавии реальную альтернативу российскому миротворчеству. Все эти обстоятельства заставляли Москву корректировать подход к миротворчеству.

То, что вначале казалось краткосрочной тактикой (оказание давления на Грузию и Молдавию, чтобы их новые правители «одумались» и сменили курс), превратилось в стратегию закрепления статус-кво. Переговорный процесс продолжался, но Россия не предпринимала серьезных усилий по достижению урегулирования даже там, где это было возможно (Приднестровье, Южная Осетия). И дело не только в объективных трудностях урегулирования и столь же объективной слабости тогдашней России. В принципе Москву устраивала ситуация, при которой она, формально признавая принцип территориальной целостности Грузии и Молдавии, фактически поддерживала зависимые от нее сепаратистские образования и при этом пользовалась привилегиями единственного миротворца. Даже собственный опыт войны в Чечне не заставил Москву изменить отношение к проблеме постсоветского сепаратизма. Свои интересы оказывались выше абстрактных принципов. Правда, не все эти интересы можно было отнести к категории национальных.

Поскольку Россия не могла официально вести дела с Приднестровьем, Абхазией и Южной Осетией, ее отношения с ними оказались в руках «силовиков», политиков националистической ориентации и связанных с этими группами бизнес-структур. Российское правительство обеспечивало благоприятный климат для таких контактов и, кроме того, выдавало непризнанным республикам денежные кредиты, безвозмездно снабжало их энергией и топливом. Без такой поддержки непризнанные государства, несомненно, не выжили бы.

В первой половине 2000-х годов Россия попыталась изменить стратегию. Улучшение отношений с США в рамках борьбы с международным терроризмом позволяло надеяться, что Вашингтон не будет мешать Москве создавать «центр силы» на постсоветском пространстве. В 2003-м, стремясь воспользоваться приходом к власти в Кишиневе тогда еще очень пророссийского президента Владимира Воронина, РФ предложила план урегулирования приднестровского конфликта - так называемый план Козака. На рубеже 2003--2004 годов Кремль решил «дать шанс» новому грузинскому лидеру Михаилу Саакашвили.

Результаты на обоих направлениях оказались удручающими. Воронин в последний момент перед подписанием подготовленного Дмитрием Козаком документа об урегулировании отыграл назад, отказавшись принять пункт о размещении в Молдавии на долгосрочной основе российской военной базы, против чего категорически выступили западные государства. Саакашвили тоже ответил неблагодарностью на знаки расположения со стороны Москвы. Воспользовавшись содействием России, он вернул под грузинский контроль Аджарию, которая в течение 13 лет оставалась фактически неподконтрольной Тбилиси благодаря наличию таможни на границе с Турцией и прикрытию, которое обеспечивали феодальному режиму Аслана Абашидзе российские военные. Однако вместо того чтобы в дальнейшем принять московские правила игры, грузинский президент провел силовую операцию против контрабандистов Южной Осетии и пообещал вернуть в лоно Грузии еще и мятежную Абхазию. В результате Воронин в ноябре 2003-го, а Саакашвили в августе 2004 года были признаны Кремлем «недоговороспособными».

В этих условиях Москва резко ужесточила политику в отношении Тбилиси и Кишинева и, наоборот, стала еще более благосклонной по отношению к Абхазии, Южной Осетии и Приднестровью. Россия расширила возможности получения российского гражданства жителями грузинских автономий. Этим воспользовалось абсолютное большинство абхазов и осетин, нуждавшихся в документах для поездок и в пенсиях для минимально сносной жизни. После проведения кампании паспортизации правовое содержание конфликта изменилось: Грузии стала противостоять не масса потенциальных грузинских граждан, которые отказывались признавать суверенитет Грузии на своих территориях, а корпус граждан Российской Федерации. Российские политики могли теперь утверждать, что защита интересов соотечественников в Абхазии - их долг. В свою очередь, политики Грузии получили аргумент для утверждений, что на смену грузино-абхазскому и грузино-осетинскому конфликтам пришел российско-грузинский.

Затем в течение короткого времени последовали фактическое эмбарго на импорт вина, минеральной воды, овощей и фруктов из Грузии и Молдавии и ответный отзыв Тбилиси своего согласия на вступление России в ВТО; Грузия демонстрировала настойчивое стремление к своему вступлению в НАТО; происходило существенное политическое сближение Молдавии и Грузии с США и ЕС. В условиях все более резких взаимных обвинений и недружественных действий стремление Запада окончательно решить косовскую проблему путем отделения Косово от Сербии и предоставления краю независимости дало Москве редкую возможность использовать западную политику в своих интересах.

После косовского кризиса, завершившегося воздушной войной НАТО против Югославии, российская политика на Балканах претерпела фундаментальные изменения. Четыре года спустя после знаменитого броска российских десантников из Боснии в Косово, который едва не привел к вооруженному столкновению между военными формированиями РФ и НАТО, российское руководство приняло решение о полном выводе российских миротворцев с Балкан. Фактически это означало, что Москва стала рассматривать Балканский полуостров как сферу политической ответственности Запада - НАТО и во все возрастающей степени Европейского союза. Российские интересы в регионе, если не считать туристов, осваивающих пляжи Адриатики, и владельцев курортной собственности, свелись к поставкам газа расположенным здесь государствам. Убедившись в том, что после смены власти в Белграде политика Сербии приобрела в целом прозападную ориентацию, Москва, по существу, перестала интересоваться проблемой Косово. Другое дело - возможность инструментализации этой проблемы для продвижения действительно значимых российских интересов.

Признание Москвой независимости трех бывших автономий в принципе возможно, однако сопряжено с серьезными рисками для интересов Российской Федерации. Сделав такой шаг, Россия откажется от одного из важнейших принципов своей политики - признания нерушимости (то есть неизменения силой) постсоветских границ. В результате все границы между бывшими республиками СССР окажутся «подвешенными».

Вероятной реакцией Грузии и Молдавии на официальное признание Кремлем сепаратистских правительств станет выход из СНГ и разрыв дипломатических отношений с Россией.

Скорее всего, этим Россию будет трудно запугать, но она может оказаться перед угрозой серьезной политической изоляции. США и страны ЕС, а также такие институты, как НАТО, ОБСЕ и Совет Европы, осудят подобный шаг; Киев и Баку тоже отнесутся к этому неодобрительно. В то же время поддержка российского демарша будет исключительно слабой, даже со стороны стран СНГ: у многих из них есть реальные или потенциальные проблемы с сепаратизмом, и, кроме того, они не захотят вступать в конфронтацию с Западом во имя интересов России. Возможно, Москву поддержит Минск, но выставит за это крупный счет. Пекин же останется в стороне, заинтересованно наблюдая за дальнейшим развитием российско-западных отношений.

Можно предположить, что Тбилиси и Кишинев поставят вопрос о военной оккупации и агрессии России против их стран. Москва воспользуется своим правом вето и заблокирует принятие невыгодных для РФ решений в Совете Безопасности ООН, но «российский вопрос» прочно войдет в повестку дня других международных организаций и объединений, в том числе НАТО, ОБСЕ и Совета Европы.

Еще более серьезных последствий нужно ждать в случае, если Кремль решится на такой шаг, как дать согласие на добровольное вхождение Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья в состав Российской Федерации. Тем самым Россия пересечет символическую «красную линию» и станет рассматриваться как страна, вставшая на путь реванша и восстановления империи. От России будут с тревогой ждать следующих шагов - в первую очередь в отношении Крыма, возвращение которого является заветной мечтой российских националистов. Другими «кандидатами на присоединение» могут стать Восточная Украина и Новороссия с Одессой, которая, между прочим, открывает коридор в Приднестровье.

В такой игре у России просто не может быть союзников. Более того, у Казахстана, одного из наиболее близких сегодня к РФ государств, могут возникнуть опасения, что следующий вероятный объект российских претензий -- его северные области. В этой обстановке логично предположить, что соседи, особенно Украина, а также Азербайджан и Казахстан, не говоря уже о Молдавии и Грузии, обратятся за поддержкой и срочной помощью к США. Новая холодная война станет реальностью, и Россия превратится в объект западной политики сдерживания, что, в свою очередь, заставит Москву принять условия Пекина о новом формате «стратегического партнерства».

Список литературы

1. Ахиезер А. Россия: критика исторического опыта. М. 1991. т.3.

2. Бабейко Ф.С. Общение народов и социальный прогресс. Кишинев: Штиинца. 1983.

3. Баталов Э.Я. Философия бунта. М. 1973.

4. Бодалев А.А. Личность и общение. М., 1983.

5. Бородкин Ф., Коряк Н. Внимание: конфликт. Новосибирск: Наука. 1993.