Университет и философия: "университет разума" и "исследовательский университет"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Университет и философия: «университет разума» и «исследовательский университет»

Лариса Николаевна Биньковская, Константин Геннадьевич Мальцев, Анна Викторовна Мальцева

Аннотация

Изучение истории идеи университета в горизонте онтических оснований позволяет раскрыть перспективу понимания способа совмещения реального понятия и действительности - в «радикальном», то есть «метафизическом» отношении, выявить существенное в университете и обнаружить необходимость в изменяющихся формах действительного университета, то есть рассказать его историю, - задача философского понимания. Преобразование университета разума в исследовательский университет и затем в университет культуры есть история, завершившаяся «смертью университета в 1890 году» (М. Хайдеггер) вместе с философией и «гегелевой наукой»; в статье представлена схема этой истории. Новоевропейская наука, пришедшая в свою «собственную форму» посредством определения «идеей техники» (поставом), - «техническая наука»; культура как «историографический перерасчет прошлого», по своей сути также техническая, обусловили появление другого университета - фабрики по производству технического знания и человеческого капитала, имеющего иную, чем университет разума, историю.

Ключевые слова: идея университета, университет разума, философия, «гегелева наука», метафизическое понятие, история идеи, современность, «техническая школа», человеческий капитал.

Abstract

University and philosophy: “Mind University” and “Research University”

Larisa N. Binkovskaya¹, Konstantin G. Maltsev², Anna V. Maltseva³

The study of the history of the idea of the university in the horizon of ontic foundations allows us to reveal the perspective of understanding the way of combining a real concept and reality - in a «radical», that is, a «metaphysical» concept. To identify the essential in the university and to discover the need for changing forms of a real university, that is, to tell its history - the task of philosophical understanding of the university. The transformation of the University of the Mind into a research university and then into the University of Culture there is a history, which has ended «the University's death in 1890» (M. Heidegger) together with philosophy and «hegel science»; the article presents a scheme of this history. New European Science, which came into its «own form» by means of definition «idea of technology» (postom), - «technical science»; culture as «historical recalculation of the past», is also essentially technical, Another university, a factory for the production of technical knowledge and human capital, had a history other than the university of reason.

Keywords: university idea, mind university, philosophy, “Hegelian science”, metaphysical concept, history of the idea, modernity, “technical school”, human capital.

Введение

Связь между классическим университетом разума и философией была существенной: во-первых, идея университета философского происхождения, и его действительность в начале ХІХ века определялась названной идеей (не суть важно: в кантовском, фихтевском, гум- больдтовском или шлейермахеровском вариантах); во-вторых, функционирование университета как связного единства, представляющего единство науки, также предполагало философию как действительное основание: «объемлющая» функция философии (как ее интерпретировал еще К. Ясперс (2006), который, применительно к обстоятельствам времени, решительно «ослабил» роль философии даже для объединения наук в сравнении с началом ХІХ века, тем более отказавшись от того, что М. Хайдеггер называл «гегелевой наукой» (Хайдеггер, 2020а), идея которой властвовала в интересующий нас период времени) была реальностью, которую не ставили под сомнение ни профессора (объединенные в университет), ни чиновники, по поручению государства проводившие образовательную политику. Университет разума на протяжении ХІХ века становился то исследовательским университетом (проект В. фон Гумбольдта (Гумбольдт, 1998)), то «университетом культуры» (именно таковым его видел Х. Ортега-и-Гассет (2005)), но неколебимость философии в качестве своего рода «краеугольного камня» (как в отношении понятия, так и в отношении экзистенции) университета обоснованному сомнению не подвергалась.

Другая традиция - либерального образования, как она определялась Дж. Ньюменом (2006), также устанавливала философию как сущность (у Ньюмена с поправкой на «завершающее значение» теологии) университета. Но ХІХ век характеризуется еще и становящимся господством позитивизма, то есть в числе прочего - «освобождением» позитивной науки от «пут метафизики» и радикальным изменением понимания философии как «одной из наук», имеющей свой собственный предмет и являющейся выделенной областью в универсуме знания, - здесь за философией отрицалась любая «объединяющая миссия», кроме вполне внешней, прежде всего в качестве логики и методологии, а также (в последние 30 лет именно этот аспект акцентируется в вопросе о роли философии в университете) обеспечения меж- и многодисциплинарности (Жданова, Мальцев, 2020).

Безусловно, это сказалось на «переопределении» отношения университета и философии, но едва ли может расцениваться как причина того, что констатировал М. Хайдеггер: «Университет умер в 1890 году» (Хайдеггер, 2016: 467). Тем не менее «разрыв» между университетом и философией имеет «общее основание», указать на которое и истолковать его смысл является задачей данной статьи. В указанном отношении сам позитивизм, лишенный какого-либо «философского измерения» (чтобы не сказать - глубины) был симптомом того, что М. Хайдеггером было названо современностью (Хайдеггер, 2020б: 50): новоевропейская наука здесь приходит в свою собственную форму; университет становится «высшей технической школой» по производству практического знания (Мальцев, Мальцева, 2020б) и человеческого капитала (Мальцев и др., 2021; Мальцев, Мальцева, 2020а); философия же «становится ненужной и невозможной» (Хайдеггер, 2018: 431).

Поскольку целью исследования является философская интерпретация смысла преобразования идеи университета, средства философской герменевтики использованы для решения поставленных задач.

Эпоха Просвещения (И. Кант) и «разумной науки» (И.Г. Фихте) и университет разума

Место философского факультета (тогда он еще заключал в себе всю науку как теоретическое знание) в университете и значение философского исследования для дела просвещения (то есть в том числе и политической свободы: это важно в связи с попытками «спасти философию» и гуманитарное знание в современном университете): государства, общества, индивида, - определил Кант своим «разделением факультетов» (Кант, 1994б) на высшие, то есть практические, занятые профессиональной подготовкой, и низший, философский, которому отводил дело «свободной критики» и «свободного исследования». Следует учитывать то обстоятельство, что в течение ХІХ века радикально изменилось само понимание философии: если в немецкой классике она являлась «именем» для науки вообще («гегелева наука» - М. Хайдеггер (Хайдеггер, 2020а)), и именно в этом значении Кант полагал место философии в университете, то уже у В. фон Гумбольдта (Гумбольдт, 1998) и Ф. Шлейермахера (Шлейермахер, 2018) философия - особенный вид знания, все более «внешний» по отношению к «позитивным наукам», и к началу ХХ века «философия» стала названием одной из наук («философия как строгая наука» - Э. Гуссерль (2005)), отношение которой к другим направлениям научного знания становилось все более внешним и даже неопределенным; соответственно, изменилось и ее «место» в университете, который, по крайней мере, до 1890 года, все еще мыслился как «место знания». университет разум знание

Итак, философия как «сама наука» и «вся наука» (прежде всего то, что называется теорией), по определению Канта, выступает как то, на чем держится идея университета как места знания («университет разума»). Выход из «несовершеннолетия», по Канту, означает в первую очередь овладение свободой «пользоваться своим разумом», причем публично; Кант различает публичное и частное «пользование своим разумом»: «Под публичным же применением собственного разума я понимаю такое, которое осуществляется кем-то как ученым перед всей читающей публикой. Частным применением разума я называю такое, которое осуществляется человеком на доверенном ему гражданском посту или службе» (Кант, 1994а: 31). «Высшие факультеты» университета (медицинский, теологический и юридический) готовят к государственной службе, и потому в отношении того, чему учат и о чем говорят на этих факультетах, правомерны правительственные ограничения. Философский факультет имеет прямое отношение только к разуму и развитию умений им пользоваться, то есть он свободен по своей сущности. Таким образом, констатируются необходимые автономия и гетерономия в пользовании разумом (Кант, 1994б: 73). Причем автономия сущностно предшествует гетерономии; Кант пишет: «Согласно разуму (т. е. объективно) побудительные причины, которые может использовать правительство для [достижения] своих целей, идут в следующем порядке: сначала вечное благополучие каждого, затем гражданское благополучие [каждого] как члена общества и, наконец, физическое благополучие (жить долго и быть здоровым)» (Кант, 1994б: 62). Кант определяет: «Способность судить автономно, т. е. свободно (сообразно с принципами мышления вообще), называют Разумом» (Кант, 1994б: 70) и делает вывод: «Стало быть, философский факультет, поскольку он обязан ручаться за истинность учений, которые он принимает или хотя бы допускает, должно мыслить как свободный, подчиненный только законодательству разума, а не законодательству правительства» (Кант, 1994б: 70). Таким образом, «в каждом университете должно быть и такое отделение, т. е. философский факультет. Он служит для того, чтобы контролировать три высших факультета и тем самым быть полезным им, ибо важнее всего истина (существенное и первое условие учености вообще); полезность же, которую обещают для целей правительства высшие факультеты, есть лишь второстепенный момент» (Кант, 1994б: 70).

В этом и заключается «архитектура университета разума», его подлинный смысл, который полагался очевидным. Именно поэтому без специальных «оговорок» И.Г. Фихте (2009) мог акцентировать практическое значение университета и университетского образования; стоило названной «очевидности» «пошатнуться» вместе с изменением понятия философии - и «практический разворот» стал превалировать не только в организации университета, но и в его понимании: за идеями Фихте, но еще в преемственности с мыслями Канта, следуют рассуждения Гумбольдта и Шлейермахера, а понятие университета трансформируется: место «университета разума» занимает «классический немецкий исследовательский университет».

«Практический поворот» Фихте основывался на усилении значения философии для жизни: в публичных лекциях «Основные черты современной эпохи» (предшествующих «Речам к немецкой нации, где, собственно, Фихте и определяет сущность и назначение университета и университетского образования) мыслитель утверждает необходимость «философского взгляда на эпоху»: «Философским же может быть названо только такое воззрение, которое сводит наличное многообразие опыта к единству одного общего начала и затем исчерпывающим образом объясняет и выводит из этого единства все многообразие» (Фихте, 1993: 363), что в свою очередь обусловливается «целью земной жизни человечества» - «установить в этой жизни все свои отношения свободно и сообразно с разумом» (Фихте, 1993: 366), то есть философия и есть сама жизнь в ее сущностной разумности.

Но жизнь есть становление; сутью современности Фихте как раз считает переход от «третьей эпохи человечества» («эпоха освобождения, непосредственно - от повелевающего авторитета, косвенно - от господства разумного инстинкта и разума вообще во всякой форме, - время безусловного равнодушия ко всякой истине и лишенной какой бы то ни было руководящей нити, совершенной разнузданности - состояние завершенной греховности» (Фихте, 1993: 370) - к «четверной эпохе»: «эпоха разумной науки, время, когда истина признается высшим и любимым более всего началом, - состояние начинающегося оправдания» (Фихте, 1993: 370), то есть к «эпохе» собственно философской. Одним из основных институтов данного перехода Фихте назначает университет, который и есть «место философии».

Университет разума есть жизненный центр «мира, постигаемого мышлением» (Фихте, 2009: 217), то есть действительного мира; таким образом, университет есть центр национальной жизни и один из основных государствообразующих центров¹. Здесь реализуется то, что Фихте называет воспитанием. Если в «прежнее время» «жила только плоть, материя, природа» (Фихте, 2009: 217), то «благодаря новому воспитанию» «должен побуждая жить дух»: «В целом Существенная связь народа, нации, государства и университета, как она представляется Фихте, рассмотрена в работе А.Л. Алавердян, Л.Н. Биньковской, К.Г. Мальцева (Алавердян и др., 2021). должен быть произведен твердый и сознательный дух» как «единственно возможная основа благоустроенного государства» (Фихте, 2009: 217). Мысль о «таком новом воспитании не должна рассматриваться в качестве образа, выдвинутого только для упражнений в остроумии и в искусстве спора, но, скорее, в урочный час должна быть осуществлена и претворена в жизнь» (Фихте, 2009: 218). В основе такого воспитания, по Фихте, лежит любовь, «которая связывает человека с человеком, а всех - в единую разумную общину общего умонастроения» (Фихте, 2009: 233-234). Следовательно, новое воспитание «направлено в первую очередь не к тому, чтобы образовывать ученого, но к тому, чтобы образовывать именно человека» (Фихте, 2009: 234); «это новое воспитание должно дополнить прежнее недостающим ему проникновением вплоть до корня жизненных устремлений и движений, и если прежнее должно было, самое большее, образовывать нечто у человека, то это должно образовывать самого человека и делать образование ни в коем случае не имуществом воспитанника, как до сих пор, но скорее составной частью его личности» (Фихте, 2009: 65). По мысли Фихте, такое образование не может не быть всеобщим: «Нам поэтому не остается ничего иного, кроме как распространить новое образование на все без исключения, что есть немецкого, так что оно будет не образованием какого-нибудь особого сословия, а образованием нации просто как таковой и без всякого изъятия каких-либо ее отдельных частей, в котором, собственно, в воспитании ко внутреннему удовлетворению правым полностью снимается и исчезает всякое различие сословий, которое в других ветвях воспитания может продолжать сохраняться; и, таким образом, у нас возникнет ни в коем случае не народное воспитание, но собственное немецкое национальное воспитание» (Фихте, 2009: 66).

Речь идет не только об «образовании ума», но, в соответствии с общей интенцией немецкой философской классики (и европейской метафизики в ее существе, по Хайдеггеру), о «воспитании воли», причем философское воспитание есть воспитание к необходимости доброй воли: «Новое воспитание, напротив, должно состоять как раз в том, что оно на почве, возделывание которой оно взяло бы на себя, полностью уничтожило бы свободу воли и в противоположность этому вырастило бы строгую необходимость решений и невозможность противоположного в воле, на которую с этих пор можно смело рассчитывать и на которую можно положиться» (Фихте, 2009: 70-71). Необходимость доброй воли предполагает, что человека нужно сделать таким, «чтобы он не мог желать иного», чтобы он действительно ее «хотел» (Фихте, 2009: 72): «Новое воспитание должно произвести эту устойчивую и не колеблющуюся волю с помощью надежного и действенного без исключений правила; необходимость оно само должно изготовлять с намеренной необходимостью» (Фихте, 2009: 72). Итак: «Предложенное мной воспитание должно быть надежным и сознательным искусством образовывать в человеке устойчивую и безошибочную добрую волю» (Фихте, 2009: 73). «Любовь к добру как таковому», деятельность по осуществлению добра, «переносу образа в действительность»: «образ как прообраз действительности» (Фихте, 2009: 75), - свобода «как необходимость» (по четкой формулировке Гегеля), то есть новое воспитание как «искусство целиком и искусство полностью образовывать человека в человеке» (Фихте, 2009: 95).

Сказанное есть подлинная и первоочередная задача государства в воспитании нации: «Мы выдвинули это воспитание в качестве высшей и единственно неотложной задачи любви к Отечеству и намерены с его помощью исправить и перестроить весь человеческий род. Эта любовь к Отечеству должна сначала вдохновить немецкое государство, повсюду, где живут немцы, встать во главе и быть побудительной силой для всех его решений. Это значит, что в первую очередь мы с ожиданием смотрим на государство» (Фихте, 2009: 252). На осуществление этой задачи должны быть в первую очередь направлены все имеющиеся средства; более того, Фихте считает это преимущественно разумными затратами: «Если бы государство сомневалось в том, что оно в состоянии покрыть расходы на национальное воспитание, его надо было бы убедить в том, что оно с помощью одной этой траты самым рачительным образом избавится от остальных и что в этом случае она вскоре останется его единственной крупной затратой» (Фихте, 2009: 255).

В качестве вывода повторим: место, где возможно такое воспитание, есть место философии по существу и преимуществу, - это университет.

В учении Фихте идея «университета разума» достигает своей завершенности: кульминация этой идеи; далее следует спад, последующее вырождение, и конец - «смерть университета в 1890 году», констатированная Хайдеггером.

Завершение «философской эпохи» и идея «исследовательского университета»

Ф. Шлейермахер все еще полагает философию как «основание» для всякой науки, как источник необходимого для нее «спекулятивного духа»: «всякое отдельное знание неизменно покоится на всеобщем» (Шлейермахер, 2018: 77), то есть именно на философии; и: «без спекулятивного духа не существует и порождающей науку способности» (Шлейермахер, 2018: 77): «Тот, кто не образовал в себе никакого определенного философского типа мышления, не породит самостоятельно и ничего дельного и самобытного в области науки» (Шлейермахер, 2018: 77) и, кроме того, «всякий философский тип мышления, как он выражен в языке, в методе, в способе изложения, присутствует во всяком научном произведении» (Шлейермахер, 2018: 77). Но философия для Шлей- ермахера, в отличие от Канта, не есть сам «свободный разум», ни тем более, как у Фихте, сама жизнь. Поэтому Шлейермахер утверждает: «Но именно потому и отступает здесь философия на второй план, что если развитию наук должна оказываться общая поддержка, то все чисто философское уже должно быть приведено к истинному состоянию, чтобы уже почти и нечего было больше об этом сказать» (Шлейермахер, 2018: 77-78). Отсюда определяется им место и функция университета, между «академиями» («под академиями понимается здесь то, что называют учеными обществами самого разного рода» (Шлейермахер, 2018: 64) и «школами» («под школами же мы мыслим здесь лишь те, которые по меньшей мере могут быть рассмотрены как непосредственно возникшие из потребности и влечения к познанию, то есть лишь такие ученые школы, которыми обязательно руководят исключительно научно-образованные люди и в которых преподаются сведения, непосредственно принадлежащие научной области» (Шлейермахер, 2018: 65): «Какими же пустыми должны были бы быть труды академии, если бы она всякий раз обращалась к одной лишь эмпирии и не задумывалась бы о принципах в каждой науке! Насколько же пустой была бы сама мысль о совместном содействии развитию всех наук, если бы в свою очередь эти принципы не были бы взаимосогласованы и не образовывали бы единого целого! И насколько жалкими были бы рассуждения членов академии, если бы среди них не было единства по поводу всех этих принципов» (Шлейермахер, 2018: 73-74). В общем, действительным условием «является то, что каждый член академии находит взаимопонимание между собой и остальными по поводу философских принципов его науки, каждый исследует свой предмет в философском духе, и именно этот последний - во всех предметах равный себе - дух в брачном союзе со всяким отдельным своеобычным талантом только и делает его подлинным членом объединения» (Шлейермахер, 2018: 74). Шлейермахер задается вопросами: «Должен ли этот дух нисходить на человека внезапно, как сон? Должна ли научная жизнь возникать из ничего, отличаясь в этом от всего остального, возникающего через его порождение другим? Почему лишь она одна в своих первых нежных выражениях не должна нуждаться в какой-либо заботе и каком-либо воспитании?» (Шлейермахер, 2018: 74), в ответах на которые и «кроется сущность университета. Ему-то и вменяются эти задачи порождения и воспитания, и этим образует он переходный пункт от этапа, в котором через передачу сведений и собственно обучение молодежь возделывают для науки, к этапу, когда человек в расцвете сил и полноте научной жизни отныне сам проводит исследования, расширяет и приукрашает область познания. Университет, следовательно, преимущественно имеет дело с введением в некоторый процесс, с надзором над его первыми ступенями развития» (Шлейермахер, 2018: 74). Задача университета - «побудить идею науки в некоторых более благородных юношах» (Шлейермахер, 2018: 75), и это - подлинное дело философии, которая научает «усматривать во всяком отдельном не только его само, но и его ближайшие научные отношения, вводя его в великую связь в неизменном отнесении к единству и всеобщности познания с тем, чтобы научились они в любом размышлении постигать основоположения науки, и именно благодаря этому постепенно вырабатывать в себе саму данную способность исследования, открытия и изложения, - вот в чем состоит дело университета» (Шлейермахер, 2018: 75).

Итак, «является общепризнанным, что в университете изучение философии есть основание всей его деятельности» (Шлейермахер, 2018: 79), но только такая философия, которая давала бы «определенное научное руководство для будущей научной жизни во всех ее предметах» (Шлейермахер, 2018: 80), то есть полезная и необходимая для науки философия: «Не может быть достаточно одной лишь формальной спекуляции, ее следует тотчас воплощать в реальном знании» (Шлейермахер, 2018: 90).

Не все вступающие в университет способны к собственно науке; Шлейермахер утверждает, что в «умах второго класса» нуждается государство как в своих чиновниках: университет прямо ставится на службу государству.

В. фон Гумбольдт не разделяет пафоса Ф. Шлейермахера относительно принципиального разграничения академии и университета, полагая собственным предметом последнего именно науку: «Понятие высших научных заведений как вершины, к которой сходится все, что происходит непосредственно в пользу моральной культуры нации, основывается на том, что эти заведения предназначены заниматься наукой в наиболее глубоком и широком смысле этого слова и передавать ее как материал, целесообразно подготовленный не намеренным, а непроизвольным способом, духовному и нравственному образованию для его использования» (Гумбольдт, 1998: 28). В связи с этим их значение заключается в том, чтобы «объединить под своим руководством во внутреннем плане объективную науку с субъективным образованием, во внешнем плане законченное обучение в школе - с начинающимся обучением в высшем научном заведении или, вернее, осуществить переход от одного к другому. А главная точка зрения признает приоритетность за наукой, так как, если она стоит чистой, она будет правильно усвоена, как сама по себе и в целом, даже если имеются отдельные отклонения» (Гумбольдт, 1998: 1), - концепция «исследовательского университета». Гумбольдт еще признает «объединяющую» функцию философии для многоразличных наук как логику и методологию науки; преподавание философии, таким образом, остается в университете обязательным и важным, но в «исследовательском университете» философия больше не есть его суть, а университет не место философии (а философия уже не есть сама наука или «сам разум»).

Реставрации «классического университета» как «метафизического понятия»

Заключение

Итак, идея «университета разума» разрешилась в концепты «университета культуры» (термин принадлежит Х. Ортеге-и-Гассету (Ортега-и-Гассет, 2005), но Наторп, как мы старались показать, близок к этой идее) и «исследовательского университета»; место и значение философии различным образом определяются в названных концептах; меняется и само понятие философии, - нам необходимо истолковать смысл совершившихся «разрывов», чтобы понять утверждение М. Хайдеггера о «смерти университета». Существенным обстоятельством, позволившим нам приступить к решению поставленной задачи, стало то, что все названные концепты конституируются в горизонте немецкой философской классики; то, что после Фихте квалифицируется нами как отступление, упадок, вырождение и в конце - «смерть идеи университета», может рассматриваться как последовательность, обстоятельства обусловленности которой мы и должны назвать. Речь идет об истории идеи, или, ближе, о «метафизическом понятии» (термин К. Шмитта (2016б)), то есть о таком понятии, в котором реальное (понятийное) и действительное совмещены в единство; Хайдеггер утверждает, что история определена метафизически, - таким образом, мы имеем указание на область нашего поиска. Наконец, К. Шмитт писал, что каждая эпоха «обладает представлениями», которые «кажутся ей в некотором специфическом смысле очевидными» (Шмитт, 2016а: 115), и хотя писал он это о «государственной и политической мысли», мы полагаем возможным «распространить» это утверждение на область нашего исследования (хотя бы по аналогии с тем, что М. Вебер (Weber, 1986) стал называть «картиной мира»), - не «смена эпох», но смена «картины мира» и связанных с ней «очевидностей» определили «вырождение» и «смерть» «идеи университета» вместе с изменением понятия науки (от «гегелевой» до «современной»: перелом в середине XIX века стал очевидным) и собственно философии.

Представление идеи университета последовательно осуществляется в горизонте описания современности: как «эпохи просвещения» (И. Кант), «четвертой эпохи всемирной истории» (И.Г. Фихте) и «эпохи нигилизма» как «завершающего периода нового времени» (М. Хайдеггер);

в последнем случае - в существенной связи с «переворотом Платона» Ф. Ницше в его одновременном «завершении европейской метафизики» и «немецкой классической философии». Между Фихте, Гегелем и Ницше мы видим «обрыв», своеобразное «философское безвременье» - позитивизм, после Ницше - впечатляющие попытки «реставрации», например, под лозунгом «возврата к Канту». Это горизонт связного рассмотрения «идеи университета» и «понятия философии», в котором, повторим, «гегелева наука» как философия в 30-е годы XIX века утратила действительность, Гумбольдт и Шлейермахер знали, но, каждый по-своему, создавали свои «проекты университета» уже не из нее.

Философия перестала быть «самим разумом» и «самой жизнью», символическое единство уже не является действительностью; университет, оставаясь «местом знания», «науки», «образования», - перестал быть местом философии, из университета разума он превратился в исследовательский университет; сама наука больше не была философией. Почему это случилось - вопрос специального исследования. Здесь можно (и нужно) прислушаться к Хайдеггеру.

Утрата «доверия к субъекту» и «реальности» (X. Арендт «Жизнь ума» (2013), «Понятие истории» (2014)), полагание представляющим субъектом («место достоверности») истины как достоверности в представлении; идея техники («постав») как «предоставление в наличие» и «содержание в готовности» - новоевропейская наука «приходит в свою форму» тогда, когда ее принципом становится идея техники. «Изготовление», то есть производство научного знания принципиально ничем не отличается от других видов производства; университет становится местом производства «практического научного знания» и вместе с тем - «человеческого капитала». Сказанное дает основание Хайдеггеру писать о «современном университете»: «Университет превращается в профессиональную школу» (Хайдеггер, 2016: 217): «“Самоутверждение немецкого университета” или - небольшая интермедия в большом заблуждении. Ибо уже десятилетиями подготавливалось то, что стремится стать его целью: Естественные науки полностью технизируются. Науки о духе превращаются в политико-мировоззренческие инструменты. Правоведение становится излишним. Медицина, как и биологические науки, также превращается в технологию. Теология утрачивает смысл. А университет? Нет даже плохонького фигового листка, чтобы прикрыть наготу этого неудержимого распада; печальный повод для запоздалых воображал. То, что даже не заслуживает больше этого осмысления» (Хайдеггер, 2016: 223); и еще: «Судорожные потуги (тем более публично) доказать, будто бы еще существует “университет”, не только жалки, это еще можно было бы перенести, но они прежде всего направлены против хода эпохи и ее неудержимого напора развития. Другим и вполне предвосхищающим эпоху фактом является осмысление достойности вопрошания Бытия и истины, - но у того, что собирается под крышей “кустовой организации” по имени “университет”, нет для этого “самоутверждения” (не для устроения) ни сил, ни воли, ни прежде всего знания» (Хайдеггер, 2016: 529). На «опасения» Ясперса, высказанные им в процитированной нами работе, Хайдеггер еще в начале 30-х годов ХХ века, то есть за тридцать примерно лет до Ясперса, отвечает: «Сейчас опасаются, что университет будет переведен в ранг профессиональной школы (Fachschule), т.е. в совокупность таких профшкол. Но люди боятся увидеть то, что уже - а именно, по своей сути, - есть. В этом переходе видят унижение университета, т.е. люди присваивают себе право приписывать ему то достоинство, которым он едва ли когда-нибудь обладал. Но это довольно поздно возникшее воодушевление по поводу высокого назначения университета есть только последнее ответвление устремлений, которые прежнее “духовное” и “образованное” культурное производство хотело бы сохранить» (Хайдеггер, 2018: 3б5); и объяснял это так: «В действительности все здесь предпринимаемое связано с недостатком ясного мышления» (Хайдеггер, 2018: 365-366). А все «попытки реставрации» могут быть интерпретированы даже «социологически»: «Хотели бы еще сохранить для университета как бы в публичной и «общественной» сфере видимость “культуроопределяющей” и даже “духовной” власти, хотели бы еще - при всей связи с народом - совместно принадлежать к “высшей” школе и с помощью такой принадлежности к “высшему” обеспечить этой в остальном еще слишком явной деятельности ради банальной пользы еще и определенное “освящение”» (Хайдеггер, 2016: 507).

По словам Хайдеггера, «простейшее философское познание в эпоху завершенного Нового времени - это знание, что и почему философия должна была сделаться невозможной и для этой эпохи остается ненужной» (Хайдеггер, 2018: 431); «ненужна» и «невозможна» она, во всяком случае, как представлялась в немецкой классике и определяла «идею классического университета», и для современного университета.

Второе «недоразумение», общее для практически всей современной литературы об университете, лучше всего представлено Б. Риддингсом (2010) в его инновационной работе о появлении «предпринимательских университетов»: мыслитель констатирует «последовательную смерть» (Биньковская, Мальцев, 2021а) идей «университета разума», «исследовательского университета», «университета культуры» (Биньковская, Мальцев, 2021б, в), отмечает, что никакой «последовательности» в движении к «современному предпринимательскому университету» нет, даже если понимать ее как «череду разрывов». Предпринимательский университет имеет другую историю; «перенос модели немецкого исследовательского университета» на американскую и отчасти английскую «почву» стал возможен только посредством «элиминирования идеи» этого университета и включения заимствованной модели в совершенно другой контекст. История предпринимательского университета имеет началом рассуждение Ньюмена об университетском образовании; этот университет с самого начала решал иные задачи, чем «университет разума» или «исследовательский университет» в Германии, его место - в другой, либеральной парадигме. Именно поэтому практически все современные англоязычные «защитники гуманитарного университетского образования», ссылаясь на Ньюмена, апеллируют к «либеральному образованию» и необходимости «воспитания гражданина» (уже, конечно, не «джентльмена», как это было у Ньюмена) для либерального политического порядка (прежде всего - С. Коллини (2016), Нус- сбаум (2014), но также и программная работа Ж.-Ф Лиотара (1998)). Другие авторы оправдывают практическое значение университетской философии ее способностью предоставить «методологию междисциплинарности» (Fuller, 2013; O'Rourke, Crowley, 2013) или «обеспечить диалог науки и общества» (Frodeman, 2013). Главное - эта история относится к другой современности, к либеральной экономической парадигме политического (термин Дж. Агамбена (2018)).

История же «классического университета» во всех его формах, которые были названы нами в данной статье, завершилась: «Университет умер в 1890 году».

Список источников

1. Агамбен Дж. Царство и слава. К теологической генеалогии экономики и управления. М. ; СПб., 2018. 552 с.

2. Алавердян А.Л., Биньковская Л.Н., Мальцев К.Г. «Культурная нация» и «университет культуры»: опыт интерпретации онтополитического основания единства // Общество: политика, экономика, право. 2021. № 6 (95). С. 13-25. https://doi.org/10.24158/pep.2021.6.1.

3. Арендт X. Понятие истории // Между прошлым и будущим. Восемь упражнений в политической мысли. М., 2014. С. 62-137.

4. Арендт Х. Жизнь ума. СПб., 2013. 517 с.

5. Биньковская Л.Н., Мальцев К.Г. Концепция «университета культуры»: содержание и критика «онтических оснований» // Kant. 2021а. № 2 (39). С. 141-147. https://doi.org/10.24923/2222-243X.2021-39.26.

6. Биньковская Л.Н., Мальцев К.Г. Странная «смерть университета»: опыт философской интерпретации // Общество: философия, история, культура. 2021б. № 4 (84). С. 21-26. https://doi.org/10.24158/fik.2021.4.2.

7. Биньковская Л.Н., Мальцев К.Г. Эволюция идеи и действительности университета: от «университета разума» к «фабрике по производству человеческого капитала» // Экономика. Общество. Человек. Белгород, 2021 в. С. 276-283.

8. Гумбольдт В. фон. О внутренней и внешней организации высших научных заведений в Берлине // Университетское управление: практика и анализ. 1998. № 3 (6). С. 1-28.

9. Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Избранные работы. М., 2005. С. 185-240.

10. Жданова И.В., Мальцев К.Г. «Самооправдание философии»: «междисциплинарность» как способ «встроиться» в «дисциплинарную структуру» современной науки // Интеллект. Инновации. Инвестиции. 2020. № 5. С. 126-133. https://doi.org/10.25198/2077-7175-2020-5-126.

11. Кант И. Ответ на вопрос «Что такое просвещение?» // Сочинения в 8 т. М., 1994а. Т. 8. С. 29-38.

12. Кант И. Спор факультетов // Сочинения: в 8 т. М., 1994б. Т. 7. С. 57-136.

13. Коллини С. Зачем нужны университеты? М., 2016. 264 с.

14. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М. ; СПб., 1998. 160 с.

15. Мальцев К.Г., Мальцева А.В. «Человеческий капитал» как концепт биополитики: опыт философского истолкования // Известия Юго-Западного государственного университета. Серия: Экономика. Социология. Менеджмент. 2020а. Т. 10, № 5. С. 242-252.

16. Мальцев К.Г., Мальцева А.В. Цифровизация и «цифровой фетишизм»: предвидения в бытийно-историческом мышлении М. Хайдеггера // Человек. Культура. Образование. 2020б. № 4 (38). С. 46-58. https://doi.org/10.34130/2233-1277-2020-4-46.