"Еврейский вопрос" в зеркале античной философии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Институт философии Российской академии наук

«Еврейский вопрос» в зеркале античной философии

Столяров А.А.

доктор философских наук, ведущий научный сотрудник

Аннотация

Данная статья посвящена «еврейскому вопросу» - насколько он может быть проиллюстрирован текстами античных философов и близких к ним авторов, - и основана на собраниях текстов Т. Рейнаха и М. Штерна. Как полагает автор статьи, антисемитизма как целенаправленной политики в античности не было. Если сопоставить позицию античного философского и околофилософского социума с отношением к евреям и иудаизму прочих античных интеллектуалов, то она в позитивном своем аспекте отличается более высоким уровнем рефлексии и, в частности, стремлением находить в иудаизме и монотеистической парадигме продуктивные элементы. Такой позиции придерживались многие представители платонической и пифагорейской традиции, особенно Нумений из Апамеи. Данную позицию, по мнению автора, можно считать в историко-философском плане гораздо более внимательной, а в историко-культурном - принципиально толерантной.

Ключевые слова: Античная философия, пифагореизм, платонизм, евреи, иудаизм, античный «антисемитизм», С.Я. Лурье, Т. Рейнах, М. Штерн.

Summary

This article provides the vision of the “jewish question” in so far as the latter can be illustrated by the opinions of ancient philosophers and authors with semi- philosophical interests. The article rests upon the collections of texts supplied by T.Reinach and M.Stern, the starting point being one of the first works of S.Luria, the prominent Russian researcher of antiquity. Up to my mind, there existed no consistent and centralized antisemitic policy in antiquity. Far from being homogenous, the attitude of ancient philosophical and semi-philosophical socium towards jews and Judaism compared with that of other ancient intellectuals appears, however, to be marked in its positive aspect by a higher level of reflexion and by intention to find out productive elements in judaism and in monotheistic paradigm. Such attitude is peculiar to many adherents of platonic and pythagoreic tradition, particularly to Numenius; from the historic-philosophical and from historic-cultural points of view it appears to be more perceptive and decidedly tolerant.

Keywords: Ancient philosophy, pythagoreism, platonism, “jewish question”, ancient “anti-Semitism”, S.Luria, Th.Reinach, M.Stern.

Пролегомены - источниковедческие и общетеоретические

Эту статью я посвящаю памяти Соломона Яковлевича Лурье (1890-1964), - выдающегося знатока античной истории, литературы, науки и философии, автора до сих пор не превзойденного собрания фрагментов Демокрита. Неважно, что «круглого» юбилея нет; важно то, что он сделал и о чем помогает нам думать до сих пор. Я имею в виду, конечно, не все наследие Лурье, а вполне определенную и специфическую его часть. В 1922 г. в Петрограде вышла первая значительная работа С.Я. Лурье, «Антисемитизм в Древнем мире» (под «Древним миром» он разумеет греко-римскую античность)1. Существует еще одно издание с авторской правкой и дополнениями, сделанными в 1923 г.; его следует считать наиболее полным и в наибольшей мере выражающим авторский замысел Лурье С.Я. Антисемитизм в Древнем мире. Попытки объяснения его в науке и его причины. Петроград, 1922. Этот текст опубликован в издании: Лурье, Соломон. Антисемитизм в Древнем мире. Попытки объяснения его в науке и его причины. Изд. 2-е, испр. и доп. автором / Подг. текста, предисл. и комм. И.А. Левинской. М.; Иерусалим, 2009. Именно на это издание я и буду ссылаться.. В молодые годы Лурье волновало то обстоятельство, что русское еврейство больше всего страдало от антисемитизма, обострившегося в силу разных обстоятельств того времени. Поэтому данную его работу следует считать весьма важной как для научного, так и для национального самосознания С.Я.Лурье К этому следует добавить и такое откровенное признание С.Я. Лурье: «Автор имеет счастье или несчастье быть, по общему мнению всех, знающих его, одним из типичнейших представителей еврейского племени во всех решительно отношениях» (С. 43).. А для меня она послужит отправным пунктом.

Уважение, которое я питаю к С.Я. Лурье, не станет препятствием для критических замечаний в его адрес, когда таковые потребуются. Как мы убедимся, ученый, который в большинстве прочих своих исследований придерживался строго рационального подхода, в данном вопросе порой впадал в запальчивость, граничившую с откровенной непоследовательностью. Самая общая моя презумпция состоит в том, что Лурье не остался совершенно независимым от штампов своего времени и задним числом экстраполировал на античность такое понятие, как «антисемитская литература» ; этот вопрос имеет свою историю, и подробнее об этом мы поговорим ниже.

Однако не является ли «философская» рефлексия по поводу «еврейского вопроса» феноменом слишком надуманным, чтобы о нем вообще можно было вести речь? Скажу пока лишь одно: в попытке заговорить о «философской» рефлексии я не вижу ничего заведомо недопустимого, - но при одном важном уточнении: под такой рефлексией следует понимать не «метафизическую» позицию (которая отчетливо просматривается лишь в меньшинстве случаев), а феномен по преимуществу социологический, т. е. отношение античного философского и околофилософского социума (если постулировать его существование) к евреям и «еврейскому вопросу».

Лурье и Рейнах. Посмотрим сначала, как созрел замысел Лурье. По его словам, он «случайно в это время наткнулся на книгу Th. Rei- nach'a» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 10. Textes d'auteurs grecs et latins relatifs au Juifs et Judaism, reunis, traduits et annotes раг Theodore Reinach. Paris, 1895., и «с удовольствием увидел, что данные эллинистической эпохи подтверждают те выводы», которые он «сделал, изучая современность»; так он получил «повод приступить к настоящей работе» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 43..

Здесь нужно сказать несколько слов о заслугах родившегося во Франции историка и филолога еврейско-немецкого происхождения Теодора Рейнаха (которого Лурье на французский манер именует Рейнаком). Попытки собирать подобные тексты предпринимались и раньше Напр., Judaica, seu veterum scriptorum profanorum de rebus judaicis fragmenta / Coll. Fr. C. Meier, 1832; Gill J. Notices of the Jews and their Country by the Classic Writers of Antiquity, London, 1872., но вряд ли они заслуживают сейчас большого внимания, поскольку работа Рейнаха обозначила новый уровень подхода к данному вопросу. Прежде всего, Рейнах наметил границы источниковедческой базы. По его мнению, сколько-нибудь релевантные греческие тексты появляются не раньше эпохи Александра Македонского, а латинские - не раньше Цицерона. Мнимые упоминания о евреях ранее этих хронологических рубежей - плоды ошибочной интерпретации Reinach Th. Textes d'auteurs grecs et latins relatifs au Juifs et Judaism. P. VII. (хотя сам Рейнах все же начинает с Геродота). Разумеется, тексты эллинизированных еврейских авторов (таких, как Иосиф Флавий) не принадлежат ни к одной из этих двух категорий. Поэтому меня, как и Рейнаха, естественно, будут интересовать только авторы нееврейского происхождения, мнения которых единственно и могут в данном случае служить предметом анализа.

Во временных рамках, лишь примерно установленных для греков, а для римлян сразу точно определенных, иудаизм как мировоззрение и образ жизни стал, полагает Рейнах, заметным предметом вполне сознательного «внимания историков, философов, полемистов и сатириков, и, пожалуй, нельзя найти почти ни одного видного писателя, который не затронул бы эту тему хотя бы мимоходом» Ibid.. Тут нужно заметить, что Рейнах несколько преувеличивает: найти таких «видных писателей», конечно, можно. У греков это, скажем, Платон, Ксенофонт, Исократ, Демосфен, Менандр Афинский, ранние стоики, Афиней, Плотин, Фемистий; у римлян «молчальников» тоже хватает (несмотря на особую и острую специфику римско-иудейских отношений): римские драматурги, Лукреций (почти наверняка), Цезарь, Вергилий, Плиний Младший, и, возможно, Марк Аврелий. Однако их молчание не может существенным образом сказаться ни на конечных выводах Рейнаха, ни тем более на моих. Задачу усложняет не молчание отдельных авторов, а «немота» или безразличие многих текстов, т. е. отсутствие оценочных суждений или хотя бы приблизительно понятной авторской позиции.

Самое главное, Рейнах четко сформулировал общую позицию, которая, безусловно, оказала влияние и на Лурье, и на современных нам израильских авторов, посвятивших свои работы отношениям между евреями и эллинистическим миром. Основная задача, как он ее понимал, - проследить нюансы отношения греков и римлян к евреям на протяжении без малого тысячи лет: «Мнения находят выражение в чувствах; чувства рано или поздно превращаются в дела. Установить, что именно греки и римляне думали о евреях, значит объяснить, как они относились к евреям. Кроме того, мнения древних об иудаизме... в определенной мере повлияли. на позицию христианской церкви и современных государств» Reinach Th. Textes d'auteurs grecs et latins relatifs au Juifs et Judaism. P. IX.. Следует учитывать, продолжает Рейнах, что дошедшие до нас тексты принадлежат, естественно, людям образованным, а следовательно, более или менее обеспеченным; поэтому мнения философов и литераторов могут значительно отличаться от тех чувств, которые питали к евреям рядовые члены античного общества. Нет никаких оснований предполагать, считал Рейнах, что люди образованные были заведомо враждебны евреям. Что в основном не были, это, видимо, правда. Но что некоторые образованные люди такую враждебность питали, - это тоже правда. Причин тому две: «партикуляризм религиозный и партикуляризм социальный», то есть, проще говоря, желание хранить традиционный уклад жизни и не подлаживаться ни под кого.

Запомним эту формулировку, которая является если и не первым, то максимально четким объяснением, - особенно веским в устах автора, который специально занимался этой темой и имел для того особые личные основания. Такая оценка позиции евреев (вполне естественная и даже, можно сказать, тривиальная) сложилась уже во времена античности и стала нормативной для всей последующей литературы вопроса. Эту оценку Лурье формально отвергает, но фактически признает; она, как мы увидим, если не буквально воспроизводится, то до сих пор доминирует в работах еврейских авторов. Стало быть, мы имеем все основания считать ее в основном правильной, - с учетом того, что она исходит от вполне определенной и, скажем так, компетентной группы авторов, как внешних, так и собственно иудейских, которым хотя бы какой-то мере свойственна авторефлексия; для античных времен это, например, Аристобул, Филон Александрийский, Иосиф Флавий. антисемитизм философский иудаизм интеллектуал

Поскольку вторая форма партикуляризма, т. е. партикуляризм социальный, является, собственно, лишь разновидностью первой, религия, конечно, имеет главное значение (во всяком случае, в своих практических предписаниях). Gens contumelia numinum insignis («народ, известный пренебрежительным отношением к [чужим] богам» 11) - такая характеристика в республиканские римские времена была бы достаточным основанием обвинить евреев в атеизме, а в императорское время служила несомненным основанием обвинить их в непризнании божественного статуса императора, что было еще хуже. Для Апиона в изложении Иосифа Флавия евреи были худшими безбожниками, - но суть в том, что быть безбожником означало попирать идеологические устои государства. Как гласит книга «Эсфирь», Аман сказал царю Артаксерксу: «Есть один народ, разбросанный и рассеянный по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют» Плиний Старший. Естественная история, XIII 47. «Книга Есфири», 3,8, рус. синодальный пер.. Хотя в целом евреи вели себя достаточно лояльно, пока дело еще не доходило до крупных восстаний, греко-римское общество регулярно предъявляло им обвинение в «недружественности», близкой к политической неблагонадежности. «Таковы были два главных источника плохого отношения к евреям в античности... Все прочее - лишь вторичные следствия». Ни чисто этническая, ни экономическая неприязнь, развившаяся разве только в Средние века, во времена античности не была решающим фактором Reinach Th. Textes d'auteurs grecs et latins relatifs au Juifs et Judaism. P. XV-XVI.. Эти положения Лурье воспроизводит в полной точности.

Рейнах классифицирует свидетельства по языковому принципу: в греческом разделе 125 текстов (65 авторов от Г еродота до Дамаския), в латинском - 91 текст (39 авторов от Цицерона до Намациана). Можно, конечно, посетовать на то, что его собрание не является исчерпывающе полным; но если и так, это обстоятельство не влияет существенно на общую концепцию и аргументированность отбора текстов. Весьма показательно, что неполнота издания Рейнаха совершенно не волновала Лурье применительно к его собственным задачам; скорее, он заметил бы недостатки концепции Штерна (доведись ему с ней познакомиться), - о которой мы вскоре поговорим. Просмотрев рецензии на издание Рейнаха, Лурье, по его словам, обнаружил «длинный список пропущенных Рейнахом мест, но... ничего интересного для моей темы не нашел» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 49., - то есть, с точки зрения Лурье, принципиально важных упущений не было. Что касается меня, то в дальнейшем я, пожалуй, все же рискну кое в чем упрекнуть Рейнаха и сделать некоторые комплименты его продолжателю Штерну.

Рейнах и Штерн. Сейчас самое время сказать несколько слов о том, какое продолжение имело начинание Рейнаха и с чем его целесообразно сравнить. Хотя Рейнах фактически сделал основную работу, уже в те времена стало ясно, что его труд может быть дополнен (пусть и не принципиально) целым рядом текстов - особенно с учетом новых изданий древних авторов и новых к ним комментариев. И вот тут на сцену выступает профессор Иерусалимского университета Менахем Штерн. Штерн руководствуется одним главным принципом: максимальная внешняя репрезентативность. Поэтому он включает и тексты, относящиеся к евреям диаспоры, но вместе с тем исключает те тексты Рейнаха (например, таких авторов, как Герил Самосский или Фрасилл), которые считал нерелевантными для данного собрания Эти тексты действительно неинформативны, но в данном случае Штерн изменил своему собственному принципу.. В первом томе содержатся тексты от Г еродота до Плутарха, во втором тексты от Тацита до Симпликия, в третьем - дополнения и указатели Greek and Latin Authors on Jews and Judaism / Ed. with Introd., Transl. and Comm. by Menachem Stern. Vol. I-III. Jerusalem, 1974-1984. В русском переводе этой работы материалы трех томов Штерна были под руководством Н.В. Брагинской творчески сведены к двум по титулу, но фактически к тем же трем томам, - только с несколько иным расположением дополнений и указателей (см. библиографию). Своим непосредственным предшественником Штерн называет Ханса Леви (1901-1945), который учился у известного профессора классической филологии университета Бреслау Эдуарда Нордена, а затем преподавал римскую литературу в Еврейском Университете в Иерусалиме. Однако Леви рано умер и оставил после себя лишь разрозненные рукописи и пометки на текстах Рейнаха. По словам Штерна, в 1959 году друг Леви профессор Гершом Полем передал в его распоряжение все эти материалы (Stern, Vol. I, p. XIV-XV).. Чем же именно различаются позиции двух авторов? Селективному принципу Рейнаха (пусть тоже не вполне безупречному) свойственна та разумная умеренность, которая единственно уместна при отборе действительно релевантных текстов. Новое издание отнюдь не всегда лучше старого. Издание Штерна способно ввести в заблуждение и в ряде случаев этого достигает - порой за счет откровенной мистификации.

Возьмем такой показательный пример, как текст неопифагорейца Окелла Луканского (видимо, II в. до н.э.); Рейнах его не приводит - и поступает, с моей точки зрения, совершенно правильно. Вот суть этого текста: соитие должно происходить не ради наслаждения, а ради продолжения рода человеческого, дабы мир был наполнен людьми и, самое главное, людьми добродетельными. По этому поводу Штерн замечает: «Нет сомнения, что первая глава Книги Бытия стояла перед мысленным взором Окелла Луканского» (fr. 40 Stern, pref.). Во-первых, сомнение есть и оно даже неизбежно, поскольку доказать утверждение Штерна невозможно. Во-вторых, евреев Окелл не упоминает ни единым словом. Встает резонный вопрос: что нам сообщает этот текст и зачем вообще он нужен в данном собрании? Из числа авторов, отвечающих критериям моей задачи, Окелла, конечно же, следует по сути дела исключить (хотя формально в этом ряду он остается).

Если сравнить процесс накопления текстов (это достаточно легко, пока у Штерна не появляется первый латинский автор, Лукреций), то поначалу Штерн не слишком опережает Рейнаха. Скажем, текст Посидония (точнее, текст, излагающий его мнение) идет у Рейнаха под № 25, а у Штерна - под № 44. Затем разрыв неуклонно нарастает и в итоге становится по авторам почти двукратным, а по текстам почти трехкратным. Если взять план композиционный, то Штерн, в отличие от Рейнаха, не стал делить тексты на греческие и латинские, а разместил их совместно в хронологическом порядке. У такой структуры есть как достоинство, так и недостаток. Достоинство состоит в том, что хронологическую последовательность и колебания интенсивности свидетельств (т. е. их насыщенности и языковой принадлежности по периодам) представить легче. Например, по Штерну сразу видно, что в период от Лукреция до Плутарха римские авторы по количеству свидетельств заметно преобладают над греческими. Недостаток же в том, что менее наглядно предстает специфика позиций греческих и латинских авторов.

Нужно сказать, что отчетливо выраженная рефлексия по «еврейскому вопросу» встречается лишь в меньшинстве текстов. Большинство - тексты в плане рефлексии «немые». Суть их такова: передают, что там-то и там-то было то-то и то-то; географические условия такие-то; сейчас происходит то-то, и это якобы имеет отношение к евреям, а евреи тогда-то или сейчас поступали или поступают так-то и так-то. Именно эта «немота» присутствует в многочисленных текстах, добавленных Штерном, который явно утратил чувство меры в своем стремлении к максимальной полноте свидетельств Каждому из просто перечисленных Иосифом Флавием (Против Апиона) «эллинских историков», якобы писавших о древности иудейского народа (Аристофан, Гермоген, Евгемер, Зопирион, Конон, Мнасей, Феодот, Феофил) Штерн отводит отдельный номер, т.е. просто 8 раз повторяет один и тот же текст.. В подобных текстах отношение античных авторов к евреям и иудаизму совершенно не просматривается, а евреи и еврейский вопрос как предмет особого внимания существуют преимущественно в воображении самого Штерна.

Разумеется, «немые» тексты есть и у Рейнаха, но их гораздо меньше. Проведем небольшой экскурс. Геродот (II 104, 2-3 = fr. 1 R= fr. 1 St) сообщает, что живущие в Палестине сирийцы заимствовали обычай обрезания у египтян. Под «палестинскими сирийцами» Геродота, видимо, следует понимать евреев. Аристотель в «Метеорологи- ке» (II 3, 359 a 16 сл. = fr. 4 R = fr. 3 St) упоминает (правда, не без сомнения) озеро в Палестине, в котором нельзя утонуть; явно это Мертвое море. Видимо, о нем же ведут речь Г иероним из Кардии (fr. 10 St) и Ксенофил (fr. 22 St), тексты которых Рейнах не помещает. Фео- фраст, из которого Рейнах скромно приводит два фрагмента (fr. 56 R), а Штерн - целых шесть (fr. 4-9 St) сообщает преимущественно об обычаях и растительности Финикии и Сирии, причем евреев упоминает только один раз. Полемон из Илиона сообщает (fr. 15 R = fr. 29 St), что некогда часть египетского войска, изгнанная из Египта, поселилась в Палестине. От Агатархида Книдского (fr. 16 R = fr. 30 ab St) мы узнаем, что существует такой народ, иудеи, и у них есть большой город Иерусалим. Из ничего не говорящих сообщений Полибия в изложении Иосифа Флавия Рейнах (fr. 21 R) приводит лишь одно, а Штерн три (fr. 31-33 St).

Кратко говоря, из 32 авторов у Штерна (хронологическая периодизация которого, нужно сказать, весьма произвольна) от Геродота до Диодора Сицилийского (I в. до н.э.), тоже писавшего в числе прочего о Мертвом море (fr. 35 R = fr. 59, 62 St), лишь считанные выражают какое-то отношение к евреям. Но, может быть, такая картина характерна только для греческих авторов этого периода? Отнюдь нет. Следующий у Штерна сразу за Диодором Лукреций (fr. 67 St; этот текст Рейнах не помещает), в четырех строках (VI 756-759) всего лишь сообщает о некоем водоеме в Сирии, испарения которого губительны для всего живого. Римских авторов в период от Лукреция до Плутарха, как мы отмечали, в списке Штерна уже заметно больше, чем греческих. И опять же, четкую личную позицию мы находим лишь в немногих случаях. Цицерона, скажем, евреи сами по себе совершенно не интересовали; упоминал он о них только мимоходом в связи с конкретными событиями, но его спорадические общие высказывания временами звучали довольно презрительно (напр., О консульских провинциях V 10; В защиту Флакка 28,66). Плиний Старший позволил себе лишь одно (приведенное выше) обобщение, но, как и следовало ожидать, основное внимание уделил природным особенностям Иудеи. Плутарх, замыкающий этот раздел, упоминает события, связанные с евреями, и особенно подробно рассуждает о том, почему евреи не едят свинину. На этом фоне заметно выделяются разве что Страбон и Апион.

Похожая картина наблюдается и в период от Т ацита до Симпли- кия. Предубежденность Тацита выражена им вполне четко и сомнений не вызывает. А вот, скажем, Ювенал или Светоний никаких особых резкостей себе не позволяют. Эпиктет в изложении Арриана выражает свое отношение более завуалировано, но, впрочем, вполне понятно, и это отношение можно счесть даже положительным. Секст Эмпирик говорит лишь о воздержании от свинины, Павсаний занимает позицию объективного описателя, фрагмент Апулея можно толковать как угодно. И лишь Нумений в своем восторженном отношении к Моисею не имеет аналогов во всей греческой литературе. Лукиан и Элий Аристид выражаются весьма туманно, Г ален лишь мимоходом отмечает упрямство христиан и евреев, Диоген Лаэртий упоминает евреев лишь в связи Клеархом из Сол, Александр Афродисийский в комментарии на «Метеорологику» пересказывает сообщение Аристотеля о Мертвом море, Дион Кассий придерживается позиции объективного историка, Солин описывает природу Иудеи. А вот Порфирий относится к евреям не без симпатии и вместе с Ямвлихом, Сирианом и Проклом включает иудейского бога в свою теологию. Юлиан относится к евреям достаточно сдержанно, а Намациан - насмешливо и презрительно. Разумеется, я перечисляю лишь немногих авторов из списка Штерна. Специально о философах и около-философских авторах мы поговорим ниже.

Однако и этот краткий перечень позволяет заключить: если мы подсчитаем все примеры четко выраженных личных позиций, мы увидим, что всплески рефлексии и в этот период встречаются нечасто. По подсчетам, которые я заимствую у И.А. Левинской, а она - у Луи Фельдмана И.А. Левинская ссылается на статью: FeldmanL.H. Anti-Semitism in the Ancient World // History and Hate: The Dimensions of Anti-Semitism / Ed. D. Berger, Philadelphia, 1986. P. 30, n. 46 (Левинская И.А. Предисловие // Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 28). Эта статья не включена в библиографию, поскольку я не использую ее непосредственно., 18% (101 текст) в собрании Штерна благожелательны, 59% (339 текстов) более или менее нейтральны и 23% (130 текстов) недоброжелательны. По хронологии это распределяются так: в период от Геродота до Плутарха 16% доброжелательны, 60% нейтральны и 24% недоброжелательны, в период от Тацита до Сим- пликия 20% доброжелательны, 59% нейтральны и 21% недоброжелательны, т. е. пропорция остается примерно той же самой. Подсчеты Фельдмана, конечно, приблизительны и субъективны, как и все классификации такого рода, но, в общем и целом, соответствуют тому впечатлению, которое сложилось у меня, - в отношении, прежде всего, «нейтральных» текстов. Собственно, это характерно для всего ряда свидетельств от Г еродота до Симпликия Следует учесть, что многие тексты заимствованы из трактата Иосифа Флавия «Против Апиона», где мнения различных авторов (таких, в частности, как Клеарх из Сол, Берос, Манефон, Гермипп Смирнский, Агатархид Книдский, Полибий, Менандр Эфесский и т.д.) приводятся в изложении и интерпретации Иосифа Флавия. К этим сообщениям, учитывая идеологическую ангажированность Иосифа Флавия, следует относиться с осторожностью.. Какая пропорция будет характерна для репрезентативной философской группы, мы увидим ниже. Поэтому я вполне согласен с И.А. Левинской, считающей, что еврейский вопрос «не занимал в древности того места, которое приписывал ему С.Я.Лурье» Левинская И.А. Предисловие. С. 29., - однако продолжаю настаивать на том, что вполне определенное место он все же занимал.

Первое, пусть и небольшое, но самое важное обобщение таково. Из всех приведенных у Штерна авторов к философам или авторам с околофилософскими интересами можно отнести следующих греков и римлян: Аристотель, Феофраст, Гекатей Абдерский, Клеарх из Сол, Окелл (?), Посидоний, Лукреций (?), Цицерон, Николай Дамасский, Страбон, автор трактата «О возвышенном», Сенека, Клеомед, Эпиктет, Плутарх, Арриан, Марк Аврелий (?), Секст Эмпирик, Нумений, Кельс, Г ален, Александр Афродисийский, Порфирий, Ямвлих, Юлиан, Саллюстий, Сириан, Прокл, Дамаский, Олимпиодор, Симпликий. По отношению к общему числу авторов у Рейнаха этот список составил бы чуть меньше 30%, а у Штерна составляет меньше 15% (но нужно учесть поправку на «размашистость» Штерна). Это, конечно, небольшая и не слишком репрезентативная группа, но выделить ее все же можно. К тому же, следует учитывать и наличие значительного количества «немых», или «нейтральных», текстов.

«Еврейский вопрос» в античности. Вернемся в этой связи к прерванной нити нашего повествования - к вопросу о причинах существования в античные времена еврейского вопроса или, по мнению Лурье, антисемитизма. На сей счет тоже существуют разные мнения. В принципе, вопрос о том, следует ли и допустимо ли называть проявления отрицательного отношения к евреям в античности «антисемитизмом», для моих целей не имеет принципиального значения, и я упоминаю его лишь в связи с общей концепцией Лурье.

Нужно сказать, что весьма влиятельная партия исследователей не считает возможным распространять понятие «антисемитизм» на античность Поляков Л. История антисемитизма. Эпоха веры. 2-е изд. М.; Иерусалим, 2008, С. 21. Из недавних русских работ, посвященных еврейскому вопросу в античности, упомяну книгу Грушевого, чье мнение тоже этой позиции соответствует: «Все антииудейские выпады в жизни античных обществ и в творчестве греческих и римских авторов нельзя называть антисемитизмом, если иметь при этом в виду характерную для современности и являющуюся своего рода концепцией высшую форму антииудейских настроений. Для языческого времени мы имеем дело не более чем с аристократической ксенофобией и высокомерным презрением аристократа к инородцу, что отражало взгляды отдельных представителей очень узкого круга образованной элиты и могло находить какой-то отклик у тех, кто тянулся к знаниям и интересовался литературными новинками» (Грушевой А.Г. Евреи и иудаизм в истории Римской республики и Римской империи. СПб., 2008, С. 10). Не могу сказать, что я во всем согласен с выводами Грушевого, но его общая презумпция, на мой взгляд, более корректна, чем таковая у Лурье и даже у Ави Авидова (чье мнение я приведу ниже).. К числу представителей этой партии относится, в частности, известный русско-французский историк Лев (Леон) Поляков. В первом томе своей монументальной «Истории антисемитизма» он отводит языческой античности всего полтора десятка страниц и приходит к следующему выводу: «В эпоху античного язычества лишь эпизодически удается обнаруживать те массовые вспышки страстей, которые сделают в дальнейшем участь евреев столь суровой и полной опасностей. Добавим к этому, что, как правило, Римская империя в эпоху язычества не знала “государственного антисемитизма”... Единственным исключением были антиеврейские эдикты, изданные Адрианом в 135 г. после восстания Бар-Кохбы и отмененные его преемником Антонином три года спустя. С другой стороны, интерес современников, и особенно “интеллектуалов” того времени, вызывали специфические... черты иудаизма. Этот интерес колеблется между двумя полюсами: его отталкивает еврейский партикуляризм и привлекает религиозный монотеизм» Поляков Л. История антисемитизма. С. 21..

Я не хочу создавать впечатление, будто я самостоятельно и глубоко занимался этим и последующим вопросами, а потому заранее предупреждаю, что в их освещении полагаюсь главным образом на материал, компактно собранный, корректно изложенный и проанализированный И.А. Левинской Левинская И.А. Предисловие. С. 13 сл.. Сама она относится к числу исследователей, считавших, что термин «антисемитизм» к античности применять не следует. По ее мнению, к которому я охотно присоединяюсь, «как только термин “антисемитизм” становится универсальным, применимым ко всем эпохам, он начинает определенным образом воздействовать на мысль исследователя и заставляет искать (и находить) в прошлом то, чего там не было. Классического расизма, имплицитно подразумеваемого термином “антисемитизм”, в античности не существовало» Левинская И.А. Предисловие. С. 16.. То, что называли «антисемитизмом», «юдофобией», «ненавистью к евреям», «не представляет собой единого явления, зародившегося в древности и существующего в неизменном виде вплоть до настоящего времени». Если говорить о древности, то важным фактором стало появление христианства и христианского антииудаизма, который во многом подготовил путь для появления расистского антисемитизма» (С. 17). «Считая антисемитизм некоей исторической константой..., он обратился к своему личному опыту не только для объяснения причин антисемитизма, но и для прочтения античных свидетельств. В результате в его книге появляется совершенно нереалистичная и не имеющая опоры в древних источника поляризованная картина античного мира, который делится на две части: антисемитов и евреев» (С. 28). В этом плане как И.А. Левинская, так и я являемся программными антиподами Лурье.

Необходимо учитывать, что термин «антисемитизм» имеет два главных смысловых оттенка: 1) целенаправленная государственная политика на основе четкой идеологии и 2) неприязнь на чисто бытовом уровне. Эти два аспекта могут быть взаимосвязанными и взаимозависимыми. Однако считать их равно применимыми к античному контексту, как я уже говорил, вряд ли можно, поскольку античный «антисемитизм» не имел (как справедливо отмечали Авидов и другие современные израильские авторы) того идеологически концентрированного и, главное, политически организованного характера, какой он начал приобретать в Средние века и окончательно приобрел в XIX- ХХ вв. «Социальная маргинализация» и бытовой «антисемитизм» - явления, во всяком случае, не однопорядковые. Поэтому я ограничусь нейтральным термином «еврейский вопрос», который считаю наиболее уместным. Но все эти терминологические корректировки никак не отменяют того объективного обстоятельства, что еврейский вопрос все же существовал.

Другой и тоже на первый взгляд по преимуществу терминологический вопрос, - в котором я тоже полагаюсь на материал, собранный И.А. Левинской, - это первичная концепция объяснения причин ан- тиеврейских настроений в античности. Кристхард Хоффманн Hoffmann Ch. Juden und Judentum im Werk deutscher Althistoriker des 19 und 20 Jahrhunderts. Leiden, 1988. предложил такую классификацию: тех, кто видит причины негативного отношения к евреям в образе жизни самих евреев, он именует «суб- станционалистами», а тех, кто склонен усматривать причины этого отношения в спровоцированных евреями локальных конфликтах, - «функционалистами»; при всей условности такой классификации она имеет определенный смысл. Лурье, несомненно, относится к первой категории, которая наиболее весома и многочисленна; в ее рядах такие, например корифеи, как Теодор Моммзен и Эдуард Майер; к этой же партии принадлежит, разумеется, и не последнее место в ней занимает Т. Рейнах. О второй (к которой принадлежал критик Лурье Бикерман См. Бикерман Э.Дж. Евреи в эпоху эллинизма. М.; Иерусалим, 2017.) я по недостатку необходимости и места говорить не буду. Мы проследим авторитетность этих позиций на работах современных израильских историков. А пока вернемся к ходу мыслей Лурье.

Лурье о причинах антисемитизма. Начинает он, на мой взгляд, с совершенно справедливой и многими веками проверенной посылки, - собственно, с той же посылки, которой придерживался и Рейнах. «Причина антисемитизма лежит в самих евреях, - иными словами, что антисемитизм, - явление не случайное, что он коренится в разнице между всем духовным обликом еврея и нееврея» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 43, ср. С. 189.. Новизна субъективная и потому сомнительная, которую приписывал своей точке зрения Лурье по сравнению с многими предыдущими авторами, базировалась на следующей естественной презумпции: «Как я уже сказал, я определенно примыкаю к той группе ученых, которые... делают вывод, что антисемитизм возник не вследствие каких-либо временных или случайных причин, а вследствие тех или иных свойств, постоянно соприсущих еврейскому народу. Поэтому необходимо отвергнуть объяснение антисемитизма случайными экономическими, религиозными или политическими конъюнктурами» (С. 45). «Постоянной причиной, вызывавшей антисемитизм, по нашему мнению, была та особенность еврейского народа, вследствие которой он, не имея ни своей территории, ни своего языка и будучи разбросанным по всему миру, тем не менее... оставался национально-государственным организмом» (С. 47).

Запомним и эти формулировки. Тут нужно заметить, что весьма значительное время еврейский народ имел свою территорию и государственность (в том или ином виде), а свой язык сохранил и сохраняет поныне. Непонятно, однако, как он мог, будучи разбросанным по миру, оставаться «национально-государственным организмом». «Но не нужно таких априорных аналогий для того, чтобы придти к выводу, что причины, вызывавшие антисемитизм в древности и ныне - одни и те же. В этом мы убедимся из изолированного изучения обоих рядов явлений. Вдобавок, ведь, и причина современного антисемитизма - вещь спорная и неясная; в древнем мире общественные отношения значительно проще, и самый антисемитизм еще только появляется. Поэтому и установить причины античного антисемитизма должно быть легче и проще, чем причины нынешнего, и наоборот, следует ожидать, что, установив эти причины, нам будет легче разобраться и в причинах современного антисемитизма» (С. 60).

Однако если причина современного Лурье антисемитизма - «вещь спорная и неясная», а причины античного и современного антисемитизма одни и те же, то непонятно, как при таком тождестве причин «установить причины античного антисемитизма должно быть легче и проще, чем причины нынешнего» и тем более «легче разобраться и в причинах современного антисемитизма». Это одна из тех многих несообразностей, которые мы находим в рассуждениях Лурье. Тем не менее, он, будучи тогда еще сравнительно молодым человеком, смело приступал к анализу причин так называемого «античного антисемитизма» и опять же сам себе часто противоречил.

Лурье начинает с вопроса кардинально важного: была ли причиной еврейская религия? Разумеется, бросались в глаза некоторые освященные религией бытовые нормы - прежде всего, запрет есть свинину и обычай обрезания. Далее, евреям ставилось в вину то, что они, живя на территории других народов, а следовательно, по тогдашним представлениям, на территории чужих богов, тем не менее, отказывались признавать и чтить этих богов, - хотя бы наряду со своим Богом. Однако, полагает Лурье, эти религиозные особенности вряд ли могли быть главной причиной антисемитизма. Обрезание, запрещение употреблять в пищу некоторые сорта мяса и т.д., - все это свойственно не только евреям, но также египтянам и другим народам того времени. Таким образом, своеобразие еврейской религии, по мнению Лурье, само по себе не могло, при значительной веротерпимости античных обществ, служить основной причиной антисемитизма или, вернее, могло служить (и действительно служило) ею лишь постольку, поскольку было составной частью того еврейского «самоутверждения», которое, - приведем подлинные слова Лурье, - «в современной науке гиперболически и несправедливо окрещено партикуля- ризмом» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 66.. Здесь, следовательно, Лурье выражает несогласие с общим тезисом Рейнаха, - тезисом, который, как мы увидим, фактически принимает и даже одобряет.

Может быть, причина в экономических отношениях? Но ссылки на привилегированное экономическое положении евреев и злонамеренное использование этого положения в таких, например, областях, как откуп налогов или ростовщичество, Лурье справедливо отвергает, поскольку эти обвинения действительно не находят подтверждения в источниках (или находят его применительно лишь к Иудее). «Корыстолюбие евреев не служило, по-видимому, причиной антисемитиз- ма» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 44.; здесь хороша оговорка «по-видимому». Но если говорить серьезно, какие народы и когда были образцом бескорыстия? «Поэтому мы должны присоединиться к взгляду Т. Рейнака..., - что бы ни говорили, экономический антисемитизм, этот продукт средневекового законодательства и современного финансового движения, не играл существенной роли в греко-римскую эпоху» (С. 120).

Но тогда, может быть, политические соображения? По всем сведениям, как библейским, так и небиблейским, можно со значительной долей уверенности заключить, что власти играли «пассивную роль в преследовании евреев; антисемитские настроения исходили из недр античного общества» (С. 166). Иначе говоря, рутинного преследования евреев как долговременной и систематической политики со стороны властей не было. Все случаи репрессий - это следствия невыполнения конкретных требований, открытого и тем более вооруженного неповиновения.

Главной причиной негативного отношения к евреям и с точки зрения самого Лурье так или иначе оказывается «еврейский партикуляризм» (sic!). Действительно, как признает сам Лурье, это обвинение проходит красной нитью через всю античную литературу о евреях, и никакого открытия по сравнение с Рейнахом и прочими предшествовавшими ему авторами Лурье тут не совершил. Другое дело, что он попытался конкретизировать границы и интенсивность «партикуляризма». Занятия евреев также были не таковы, чтобы можно было отгородить себя «китайской стеной» от иноверцев. «Если бы под партикуляризмом понималось нежелание чувствовать себя только лишь органической частью того государства, в котором евреям приходилось жить, и отказаться от своего религиозного и национального своеобразия, насколько диким и “моветонным” оно ни казалось бы их просвещенным соседям, то этот взгляд был бы, как мы увидим ниже, близок к истине»; но обвинение в «резком партикуляризме и презрении к иноверцам» неверно: «Оно хотя и почерпано из многочисленных указаний древней, преимущественно антисемитской литературы, тем не менее, прямо противоречит фактам» (С. 169).

Если говорить о коренной Иудее, то каким фактам это может противоречить, мне непонятно. Другое дело, что евреи диаспоры, естественно, были в большей степени готовы или, скорее, вынуждены приспособляться к условиям существования в греко-римском обществе (об этом ниже). Далее, с моей точки зрения, принципиальной разницы между резким и нерезким партикуляризмом нет; по сути своей это одно и то же, и все нюансы лишь в форме проявления. Но посмотрим теперь, как понимают вопрос и как на него отвечают современные израильские авторы, - которых, естественно, менее всего можно заподозрить в симпатии к антисемитизму.

Нужно сказать, что обильная мировая и в особенности израильская литература в общем и целом (хотя, как мы увидим, не во всем) подтверждает оценку Рейнаха, к которой фактически присоединяется Лурье. Поскольку современных израильских работ на эту тему очень много, я попробую выбрать для примера хотя бы пару достаточно авторитетных и достаточно новых исследований, посвященных в первую очередь тем причинам, по которым евреи не вписывались в структуру греко-римского мира. Эти работы, если принять критерий Фельдмана, безусловно относятся к субстанционалистскому направлению.

А. Авидов и С. Шварц об антисемитизме. Первый пример - работа Ави Авидова Avidov A. Not Reckoned among Nations. The Origins of the so-called “Jewish Question” in Roman Antiquity. Tubingen, 2009.. Если кратко суммировать его концепцию, то она сводится к следующему. Г лавная причина культурной асоциальности евреев - это «социальная маргинальность», т. е. сознательное нежелание участвовать в узаконенной жизни общества Avidov A. Not Reckoned among Nations. P. 21 sq.. Речь, с его точки зрения, идет отнюдь не о неосознанной культурной, а о вполне сознательной политической маргинальности. Возможный способ ее преодоления описан в третьей главе, суть которой сводится к естественному предположению, что римляне допускали в свое политическое целое другие народности только на условиях жестко контролируемого патронажа. В республиканские времена он имел форму псевдо- союзнических отношений (amicitia); в имперские же времена главным условием было соблюдение правил культа императора, чего евреи делать не желали. Сам Авидов понимает социальную интеграцию как причастность имперскому центру через посредство патронажа, который римляне превратили в важный социальный институт. Добрая половина книги является достаточно традиционным обзором еврейской истории примерно с 200 г. до н.э. по печальный 70 г. н.э. Она призвана объяснить причины «еврейской маргинальности» в античном мире, и вывод из нее следует тоже вполне ожидаемый: еврейское общество не захотело принять римскую систему ценностей (как не пожелало бы принять и никакую другую), - но в значительной мере потому, что римляне недальновидно навязывали ему неугодных лидеров. Поскольку культ императора внедрить среди евреев не удалось, евреи сами себя маргинализировали задолго до разрушения Иерусалима. Веспасиан и Тит лишь фактически закрепили этот статус еврейского народа. Таким образом, по мнению Авидова, главный механизм имперской интеграции в данном случае привел к совершенно обратному результату, и виноваты в этом - тут уже Авидов делает совсем иной вывод, чем Лурье, - не столько сами евреи (хотя они тоже всегда немножко виноваты), а прежде всего римляне, не сумевшие или не пожелавшие учесть редкую специфику подвластного им народа.

Возражений против этой концепции я касаться не буду. Римляне не слишком считались и с интересами греков, но говорить о том, что они сознательно или бессознательно маргинализировали греков в республиканское или имперское время, наверное, не стоит. Отдельным вопросом, как уже говорилось, остается диаспора и отношение к ней. Одно дело - подозрительное или предвзятое отношение к еврейскому народу как к этно-религиозному целому, а другое - отношение

к конкретным евреям на бытовом уровне. Что диаспора сознательно не желала интегрироваться в греко-римское общество, - это допущение весьма сомнительное; скорее, верно обратное (и для времен республики, и для времен империи), и вряд ли римляне, вопреки утверждению Авидова Avidov A. Not Reckoned among Nations. P. 177., дискриминировали евреев на бытовом уровне по чисто этническому признаку.

В этом вопросе я, пожалуй, соглашусь с Лурье, по мнению которого «греческая культура приобрела такое влияние на еврейские умы, что даже свои собственные национально-религиозные установления евреи организуют на греческий манер. Объективное историческое исследование приводит нас к выводу, что ассимиляционные тенденции в еврействе, замирая на короткое время после погромов, в общем, начиная с конца IV в. до Р.Х. и кончая временем первых побед христианства, все росли и усиливались» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 181.. Если взять недавние оценки, то они будут примерно такими же. Почти 70% всех надписей, сделанных иудеями за многовековое пребывание в греко-римском культурном ареале, выполнены (включая диаспору и Палестину) на греческом языке. «Даже в самом Риме. почти 80% из почти 600 надписей, найденных в местных иудейских катакомбах, выполнены на греческом языке и только около 20% на латыни (оставшийся примерно 1% - это арамейский и еврейский языки). В Палестине. примерно 35% надписей периода Второго Храма сделаны на греческом и примерно такой же процент. относится к византийскому периоду. Но если прибавить к этому надписи из Бейт-Шеарима и Яффы, двух самых крупных иудейских некрополей позднеримского и ранневизантийского периодов, то общая доля греческих надписей в римско-византийской Палестине вырастет до 55 %» Levine L.I. Judaism and Hellenism in Antiquity: Conflict or Confluence? Seattle; L., 1998, P. 180. Левин относится к числу тех не очень многочисленных авторов, которые склонны сглаживать «еврейский вопрос» и предпочитают думать, что евреи в большей степени были склонны все же к адаптации, чем к противостоянию и самоутверждению. По мнению Левина, евреи в общем и целом были нисколько не против адаптации и протестовали только тогда, когда на них сильно давили (Ibid. P. 182-183). Однако при этом он все же делает акцент на первую посылку: «Не будь этой способности к изменению и приспособлению, еврейская цивилизация, вероятно, уже давно исчезла бы. Интенсивное межкультурное взаимодействие. - отличительное свойство еврейского исторического опыта» (P. 184). Но, может быть, еврейская цивилизация сохранилась как раз потому, что в принципиальных вопросах любую адаптацию отвергала, - пусть даже за счет дорого обходившегося противостояния?. Однако эти данные никак не могут служить существенной корректировкой ни отрицательно-подозрительного отношения к евреям, которое все же сложилось в античности, ни, тем более, обоснованности общих концепций Рейнаха, Ави- дова, да и самого Лурье.

Позицию Ави Авидова в целом поддерживает работа Сета Шварца, - возможно, одно из лучших новейших исследований на данную тему Schwartz S. Were the Jews a Mediterranean Society? Reciprocity and Solidarity in Ancient Judaism. Princeton; Oxf., 2010. Впрочем, те же самые мысли можно встретить и в более ранних современных работах, уже не израильских, а в таких, напр., английских, как книга почтенного историка Мартина Гудмена (Goodman М. Rome and Jerusalem. The Clash of Ancient Civilizations, London, 2007); это труд обширный, но довольно поверхностный и маловразумительный.. Шварц выделяет два вопроса: 1) каково соотношение иудаизма и эллинизма? 2) почему римлянам не удалось интегрировать евреев? Шварц рассматривает достаточно обширный период времени - примерно с 200 г. до н.э. до 370 г. н.э. Его интересует, насколько евреи в плане «их социальных отношений, образа мысли, воображения и даже культурной практики были нормальными» обитателями Средиземноморского мира» Schwartz S. Were the Jews a Mediterranean Society? P. 5.. «Средиземноморская культура» - это, конечно, не столько объективная реальность, сколько эвристическая модель, - при всей своей абстрактности небесполезная. Шварц приходит примерно к тому же самому выводу, что и Авидов. Евреи исповедовали «средиземноморскую контр-культуру», т. е. отвергали греко-римские ценности, не желали никому подчиняться и ни от кого зависеть, фактически не имели аристократии, сводили к минимуму связи с другими народами и отвергали римскую систему патронажа Schwartz S. Were the Jews a Mediterranean Society? P. 33-42..

Внимания заслуживает и то обстоятельство, что многие современные израильские авторы стараются избегать термина «антисемитизм» или максимально конкретизировать его применительно к античности. Вот несколько выдержек из лекции Авидова, прочитанной в 2014 г. в американском колледже Колби http://www.colby.edu/jewishstudies/wp-content/uploads/sites/65/2014/08/ Avidov- Ancient-Antisemitism-Reconsidered.pdf. «Поскольку по профессии я историк античности, главное для меня - понять, может ли предубеждение к евреям в эпоху классической античности служить ключом к нашему современному представлению об антисемитизме как общем явлении. Допуская, в порядке гипотезы, что термин “антисемитизм” применим ко всем эпохам прошлого, я думаю, что вопрос этот заслуживает уточнения, поскольку два главных фактора, принципиально существенные для всякой теории антисемитизма в последние времена, явно отсутствовали в греко-римской античности, а именно: возложенная на евреев коллективная вина за богоубийство, т. е. за распятие Христа, и отождествляемый с нацизмом псевдонаучный расизм, к которому в последнее время можно добавить антисемитскую позицию радикального ислама». Авидов считает, что антисемитизм принципиально возможен и существовал в античные времена даже при отсутствии перечисленных факторов, и предлагает искать объяснение в «более глубинных факторах», которые сводятся к уже знакомой нам «социальной маргинальности».

Черты еврейского народа. Вернемся, однако, к главной теперь теме. Какие же именно качества еврейского народа делали его столь неприятным для других? Нужно сказать, что некоторые авторы, например, Феофраст Порфирий. О воздержании от животной пищи II 26. и Клеарх, склонны были видеть в евреях не столько народ, сколько особую «философскую» секту, происходившую, по утверждению Клеарха Иосиф Флавий. Против Апиона I 179., который приписывал это мнение Аристотелю, от индийских философов и родственную, как считал Мегасфен Климент Александрйский. Строматы I 15, 72,5., индийским брахманам; однако подобные суждения, конечно, не являются общим фоном. Дадим слово другим античным авторам и воспользуемся тематическими рубриками, которые наметил Лурье; они представляются приемлемыми, но содержание их, естественно, будет изложено самым кратким образом и с теми уточнениями, которые представляются мне целесообразными.

1. «Дерзость» и «нахальство».

Под еврейской «дерзостью», или «нахальством», Лурье, насколько можно судить, понимал стремление евреев к занятию господствующих постов в администрации любого рода: евреи, «выдвинувшиеся в античном обществе, с точки зрения этого общества не проявляли достаточной скромности и такта» Лурье С. Антисемитизм в Древнем мире. С. 232.. Буквально такого утверждения у античных авторов мы, пожалуй, не найдем. Но указаний на высокомерное отношение евреев к иноверцам достаточно, - начиная с приведенного выше суждения Плиния Младшего. Вот еще и мнение Филострата: «Иудеи издревле отложились не только от римлян, но и от всего человечества, жизнь они себе избрали особую и с прочими людьми не делят ни застолий, ни возлияний, ни молитв, ни жертвоприношений, так что отдалены от нас дальше, чем Сузы и Бактры и даже дальше, чем Индия» Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского V 33; пер. Е.Г. Рабинович.. Нечто подобное, вероятно, имел в виду и Арриан (см. ниже, С. 81).