Почерк, орфография, смысл

Нет возможности и нет нужды обсуждать в полном объёме фейербаховский обзор философии, переведённый с немецкого на русский язык и включённый в первый том означенного собрания сочинений. Поскольку выше я упоминал Спинозу, продолжу разговор со ссылкой на его миропонимание и в качестве примера беру общие принципы - повторяю, как их изложил Фейербах, или, лучше сказать, как они переведены и напечатаны по-русски:

«Определения. 1. Под причиной себя самого я разумею то, сущность чего заключает в себе существование или сущность чего не может быть мыслима иначе как существующей. 2. Та вещь называется конечной в своём роде, которая может быть ограничена другой того же рода или той же природы. Так, например, тело называется конечным, поскольку мы всегда можем представить себе ещё большее. Так, мысль ограничивается другой мыслью. Но тело не ограничивается мыслью, и мысль не ограничивается телом. 3. Под субстанцией я разумею то, что существует само в себе и через себя мыслится или понимается, то есть то, понятие чего не нуждается в понятии другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться. 4. Под атрибутом я разумею то, что разум понимает о субстанции как составляющее её сущность, или как сущность субстанции. 5. Под модусом (способом, определённостью или характером) я разумею состояние субстанции или то, что существует в другом, через что оно также мыслится или понимается. 6. Под богом - абсолютно бесконечное существо или субстанцию, состоящую из бесконечных атрибутов, каждый из которых выражает вечную и бесконечную сущность...»

Остановившись, я подумал: в том, что здесь напечатано, нет смысла.

Перечитав сейчас заново, я остаюсь при том же мнении, но выскажусь по-иному: лично мне смысл неясен. Вероятно, он есть, ведь издательство «Мысль», то есть люди, готовившие книгу к печати, ознакомившись с произведением Фейербаха, точнее, с переводом его лекций на русский язык, всё в них поняли, у них не возникло каких-либо сомнений и возражений, и они решили, что переводной труд достоин того, чтобы быть напечатанным в серии «Философское наследие». Издание, судя по всему, не показалось бесполезным и не вызвало отторжения у других читателей - которые лучше меня разбираются в философских размышлениях и улавливают их суть, может быть, умея к напечатанному домысливать нечто, имеющееся между строк.

Не уразумев того, что изложено в «Определениях», я приступил к «Аксиомам», согреваемый надеждой, что в этой части мне всё будет понятно, ибо будут предоставлены истинные положения, не требующие доказательства. Со школьной скамьи я помню некоторые геометрические аксиомы, истинность которых мы, школяры, проверяли, хотя в случае с аксиомами это и не требуется: мы ставили в тетрадке точки и проводили через них линии с помощью линейки, убеждаясь, что «Через любые две точки можно провести прямую, и только одну» и «Любые две точки можно соединить отрезком, притом только одним».

Аксиомы Спинозы оказались не столь доступными для понимания, и, как я подозреваю, их не удастся изобразить в виде чертежа:

«1. Всё, что существует, существует или в себе, или в другом. 2. То, что не может быть понято через другое, должно быть понято само через себя. 3. Из определённой данной причины необходимо следует действие, и, наоборот, если не дано определённой причины, то невозможно, чтобы последовало действие. <...> 6. Истинная идея должна согласоваться с её предметом...»

Конечно, при необходимости можно затвердить означенные аксиоматичные, то есть бесспорные утверждения, зазубрить их по пунктам, не предаваясь осмыслению. Но есть ли необходимость?

Если у читателя есть возражения, желательно не давать волю чувствам, не расходоваться на восклицания: что за ахинея, какая-то галиматья! - а чётко сформулировать вопрос и высказаться - по существу и конкретно о таком-то постулате автора, в данном случае Фейербаха... Или Спинозы? Или следует обращаться с вопросами к переводчику? В примечаниях к первому тому сказано, что работы Фейербаха, вошедшие в собрание сочинений, «выполнены по изданию В. Болина и Ф. Иодля. При подготовке переводов к печати они были сверены с оригиналом и сопоставлены с текстом первого издания». Мне не удалось разобраться, кто именно переводил «Историю философии нового времени», откуда я зачитывал только что отрывки. Но, видимо, заявление от редакции должно успокаивать и вселять уверенность в том, что «История» не имеет тёмных мест, ибо произведение в издательстве «Мысль» было сверено и сопоставлено с немецким подлинником. Если даже после сверки и сопоставления какой-то читатель не может что-то осмыслить, значит, у него недостаточно умственных способностей, и вместо философского наследия пусть читает что-нибудь попроще.

У меня не получается как раз то, что требуется от критика: высказаться по существу по поводу отдельных суждений в «Истории» - в силу всецелого непонимания... Только тогда, когда зашла речь о состояниях атрибутов и способе действия бога, возникшее у меня неприятие облеклось в более-менее конкретную форму. Утверждается - уж не знаю, Спинозой или Фейербахом, лучше тогда говорить: в «Истории философии нового времени», как она выпущена издательством «Мысль», напечатано следующее:

«Всё, что есть, в боге, и ничто не может ни быть без бога, ни мыслиться без него. Всё выражает определенным образом сущность бога. Способность или внутренняя естественная сила каждого существа есть сила самого бога <...>. Бог же действует (или деятелен) только по законам своей природы и никем не принуждается. Поэтому один бог есть свободная причина...»

Невольно возникло сопоставление с известной библейской аксиомой: «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Иоанн 1:3). Спиноза доказывает нам существование Бога? Но это не требует доказательства, как не требуется доказывать, что есть добро, зло, правда, ложь, истина и множество других отвлечённых понятий. Священнослужители, богословы и люди верующие в сложных доказательствах Спинозы не нуждаются. В целом вера во что-либо не предполагает, чтобы предмет веры осмысливался и обсуждался, чтобы подвергался философскому анализу. А ежели Спинозу или кого угодно одолевают сомнения, опять же, читай псалмы, молитвы, обратись к священнику в ближайшей церкви; вот совет Иоанна Кронштадтского на этот случай: «Если усомнишься когда-нибудь в Боге или в догмате Пресвятой Троицы, вспомни краткое церковное славословие: слава Отцу и Сыну и Святому Духу, всегда, ныне и присно и во веки веков». У меня возникло и остаётся ощущение, что Спиноза не мироздание осмысливает и не человеческие отношения, а предаётся славословию, только в очень сложной и затейливой форме, тогда как для верующих и на этот счёт имеется, предсказуемо, давнее предписание лишних затей избегать: «Да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:37).

Английский поэт Александр Поуп (1688-1744) в своём «Опыте о человеке» (An Essay on Man) в двух строчках выразил то, что я пытаюсь выговорить прозой: познай себя, не старайся проникнуть в суть Бога; человеческому изучению подлежит человек.

Know, then, thyself, presume not God to scan;

The proper study of mankind is man.

Нынешнему поколению «Опыт» знаком в переводе В. Б. Микушевича, где нужное нам двустишие передано следующим образом:

Вотще за Богом смертные следят.

На самого себя направь ты взгляд.

Я повторяю, может быть, даже слишком часто и назойливо, что слова, речи, писания, дошедшие до потомков в обновлённом виде, то есть в переложении на современный язык, и до иностранцев в переводах, не передают в точности подлинник, местами искажают его. Махатма Ганди в своих воспоминаниях, не таких уж давних, высказывается простым слогом и использует повседневные слова и обиходные выражения, но даже его простой рассказ имеет мелкие неточности и ошибки в русском варианте. Что тогда говорить о достоверности древних письменных памятников - я имею в виду достоверность того текста, который мы имеем сегодня, текста, который подвергся многократным переводам, язык которого многажды осовременивался. Мы только что видели в разных изданиях Ветхого завета разночтение в пределах одного предложения, где сообщалось о сотворении неба и земли вкупе то ли с их воинством, то ли с их украшением.

В своём «Опыте о человеке» Александр Поуп даёт указание читателю, слушателю, каждому смертному в повелительном наклонении: «presume not God to scan», то есть не посягай на постижение Бога, не дерзай, не пытайся постигнуть его! По-русски Микушевич отнюдь не предостерегает, он сообщает о бесполезном созерцании: смертные следят за Богом вотще. Повеление и повествование - два разных грамматических наклонения, и существительные постижение и слежение даже не синонимы.

Я держал в руках книгу, изданную в Москве в 1763 году, с весьма любопытным заголовком на обложке: «Опыт о человеке, господина Попия, переведен с францусскаго языка Академии Наук Конректором Николаем Поповским 1754 года. Второе издание. Москва, 1763».

Господин Попий (с ударением на второй слог) - это наш, вернее, английский поэт Поуп (Pope). Обращаю внимание на немаловажную деталь: Поповский работал не с английским подлинником, а с французским переводом, имелось промежуточное звено, и сей факт не мог не сказаться на передаче смысла. Конректор значит помощник ректора. Занимая высокую должность не лишь бы где, но в Академии наук, Поповский, тем не менее, проявил явную неспособность передать точно и сжато мысли, заложенные в иностранном тексте. Николаю Поповскому потребовалось в два раза больше слов, чем Поупу, чем было у Поупа; сколько их во французском издании, я не знаю и не беру на себя труд выяснять, ибо это сути дела не меняет, мы вникаем в смысл того, что напечатано.

Престань испытывать судьбы Творца вселенной,

Не может их отнюдь понять твой ум стесненной.

В познании себя препроводи свой век:

Наука смертному есть тот же человек.

Здесь использовано повелительное наклонение: перестань испытывать! Только Александр Поуп настаивал на другом: не тщись понять! По версии Поповского, смертные уже какое-то время занимались тем, что испытывали судьбы Творца вселенной, и от них требуется сие занятие оставить. Переводчик от себя назвал человеческий ум стесненным. Ладно, но чего мы не можем осилить своим умишком? К существительному судьбы (во множественном числе) требуется объяснение: во-первых, ударный слог второй,

последний, и здесь судьба значит не участь, а промысел, как в следующем книжном изречении: «Судьбы Божия неизповедимы».

Русский переводчик (возможно, вослед французскому) вводит в текст какую-то науку, при этом призывает смертных, чего не было в подлиннике, проводить весь свой век, то есть тратить всю жизнь на познание самого себя.

Четверостишие нелепо. Не хочу ли я сказать то же самое о философии Спинозы? Когда я читаю что-либо, мне непонятное, я испытываю досаду, и меня тянет на нелестные отзывы, но следует успокоиться и рассуждать здраво: для обоснованной критики в данном случае нужно обратиться к подлиннику, написанному Спинозой на латыни - на той разновидности мёртвого языка, который он выучил, который, добавлю, не был его родным языком, на котором вокруг него никто не говорил, на котором он не мыслил. Нужна уверенность, что Фейербах был хорошо знаком с той латынью, на которой писал Спиноза, и он, Фейербах, правильно понял и правильно передал по-немецки всё, Спинозой написанное. И потом нужно разбираться, правильно ли русский переводчик понял Фейербаха, и передал ли он точно все его сложные философские рассуждения - не так, как Николай Поповский из Академии наук, познакомивший русского читателями с «Опытом о человеке» Александа Поупа.

Можно принять за аксиому, что человеческие попытки понять Бога тщетны, поползновения объяснить его замыслы и деяния обречены на неуспех. И в Библии, естественно, об этом говорится, например, в послании апостола Павла «К римлянам»: «Непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему» (Рим. 11:33-36). Так что Спиноза, чьи рассуждения передаёт Фейербах, занимался бесполезным делом и, скажем так, брал на себя слишком много, объясняя долго, многословно и сложно то, что, по сути, непостижимо, неисследимо, непознаваемо - что объяснению не поддаётся и, с точки зрения Церкви, даже не подлежит.

Посудите сами:

«Бог действует не по намерению или ради какой-либо цели, ибо вечное и бесконечное существо, именно бог, или природа, действует по той же необходимости, по которой оно существует. Именно подобно тому как его существование необходимо следует из его сущности, так же необходимо из него вытекает и его действие. Поэтому причина или основание, в силу которого бог действует, и причина или основание, почему он существует, одни и те же. Таким образом, как он существует не ради какой-либо цели, так он и действует не ради какой-либо цели, но как его существование, так и его действие не имеют никакой цели и основания».

Или рассуждения подобного рода вполне вписываются в то, что называется религиозной философией? Выше я высказал своё мнение: религия в философствованиях не нуждается, она стоит на слепой вере в непреложность всего, что исходит от Церкви. Конечно, можно делать вид, что вещи несовместные совместимы; но всё же, на мой взгляд, есть черта, отделяющая философию от богословия... Впрочем, будучи филологом, я ограничу свои рассуждения филологией, даже, скажем так, грамматикой. И подведу итог: не имеет значения, какой у человека почерк. Чрезмерное внимание к чистописанию и забота о правописании отвлекают от творчества. Можно простить человеку орфографические ошибки, был бы смысл в его высказываниях - в тех, уточняю, которые являются плодом его раздумий, которые он доверяет бумаге и предаёт гласности; если вы обращаетесь к публике, в том числе предлагая ей ознакомиться с вашими философскими взглядами, ваши рассуждения и доводы должны быть понятны не только узкому кругу посвящённых, но и обычным слушателям и читателям. Другое дело, согласятся ли они с вашими воззрениями и признают ли ваши доводы убедительными.

Литература

1. Сказание о осаде Троицкаго Сергиева монастыря. Изд. 2. - М., 1822.

2. Словарь Академии российской. - СПб., 1789 - 1794.

3. Фейербах, Людвиг. История философии. Т. 1. - М., 1967.

4. An Essay on Man and Other Poems by Alexander Pope. - London, 1829.

5. Gandhi. An Autobiography: The Story of My Experiments with Truth. - Boston, 1957. Wilde, Oscar. Intentions. - London, 1891.

References

1. Skazanije o osade Troitskago Sergijeva monastyria [The Story of the Siege of the Troitse- Sergiyev Monastery]. Second ed. Moscow, 1822.

2. Slovar Akademii Rossijskoj [Dictionary of the Russian Academy]. St. Petersburg, 1789 - 1794.

3. Fejerbakh, Ludvig. Istorija filosofii [A History of Philosophy]. Vol. 1. Moscow, 1967. (In Russian)

4. An Essay on Man and Other Poems by Alexander Pope. London, 1829.

5. Gandhi. An Autobiography: The Story of My Experiments with Truth. Boston, 1957. Wilde, Oscar. Intentions. London, 1891.

Размещено на Allbest.ru