"Анабасис" Ксенофонта

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Анабасис» Ксенофонта

Штраус Л.

Аннотация

В конце жизни Лео Штраус (1899-1973) стал все больше внимания уделять раскрытию своей интерпретации философии ученика Сократа -- Ксенофонта Афинского. В 1969-70-х годах в Колледже Св. Джона он дает курс лекций по «Экономике» и «Меморабилиям» Ксенофонта и по его следам выпускает две своих последних прижизненных книги «Сократический дискурс Ксенофонта» («Xenophon's Socratic Discourse. An Interpretation of the “Oeconomicus”», 1970), посвященный интерпретации «Экономики», и «Ксенофонтов Сократ» («Xenophon's Socrates», 1972), посвященный интерпретации «Меморабилий», «Апологии» и «Пира». Однако на этом Штраус не останавливается. Желая завершить свое исследование, он обращается к «Анабасису», начиная готовить соответствующую статью. Однако не успевает ее опубликовать. Она выходит уже посмертно в 1975 году благодаря усилиям учеников философа. Именно ее вы видите пред своими глазами. Эта статья, в уже привычном для Штрауса стиле, выглядит словно последовательный сокращенный пересказ «Анабасиса» Ксенофонта, в который то тут, то там вкраплены ценные замечания и выводы. Однако на деле этот энигматичный стиль рассуждения Штрауса дает ключи к пониманию философии Ксенофонта, позволяющие даже в таком «историческом романе», как «Анабасис», увидеть подлинно философское произведение, поднимающее классические для античной философии проблемы человеческого правления, человеческой добродетели и божественного вмешательства.

Ключевые слова: Лео Штраус, Сократ, Ксенофонт, монархия, добродетель, война.

Abstract

Xenophon's «Anabasis»

Strauss L.

At the end of his life Leo Strauss (1899-1973) started to devote additional attention to his interpretation of philosophy of Socrates' pupil -- Xenophon of Athens. During 1969-70 in St. John's College he made a lecturing course on Xenophon's «Oeconomicus» and «Memorabilia». After it he publishes two of his last intravital books: «Xenophon's Socratic Discourse. An Interpretation of the “Oeconomicus”» (1970) -- in which he interprets the «Oeconomicus» and «Xenophon's Socrates» (1972) -- in which he interprets the «Memorabilia», «Apology», and «Symposium». Yet, Strauss did not stop there. He wants to complete his scholarly work on Xenophon's philosophy and thus turns to the «Anabasis», writing an article about the book. Unfortunately, he was not able to publish it. The article comes out after his death, in 1975 through the efforts of the philosopher's circle. That article is in front of you. In Strauss' customary manner it looks like a consecutive short summary of Xenophon's «Anabasis» sprinkled here and there with some valuable remarks and findings. In fact, this enigmatic stile of reasoning gives one keys to the understanding of Xenophon's philosophy, which allow one to see behind a «historical novel» a truly philosophical work that raises pivotal for the classical political philosophy questions. Among them the problem of human rule, human virtue, and divine meddling.

Keywords: Leo Strauss, Socrates, Xenophon, monarchy, virtue, war.

Основная часть

«Анабасис» Ксенофонта, как кажется, общепризнанно считается сегодня самой красивой его книгой. С этим суждением я не спорю. Я лишь хочу узнать, каковы его основания. Вопрос этот, очевидно, резонен. В XVIII веке разумные люди скорее бы поставили на первое место «Меморабилии», а не «Анабасис». Иными словами, тот факт, что мы считаем «Анабасис» самым красивым произведением Ксенофонта, еще не доказывает, что сам Ксенофонт разделял эту точку зрения. Перед тем как согласиться или не согласиться с царящим по этому вопросу мнением, нам бы пришлось узнать, что эта книга значила для самого Ксенофонта, нам бы пришлось узнать, каковы ее место и роль в корпусе его сочинений, и вместе с тем, возможно, познать всю красоту «Анабасиса». Может статься, мы уже невольно и неосмотрительно, пусть и правдиво, ответили на этот вопрос, сказав об «Анабасисе» Ксенофонта, о восхождении Ксенофонта. Перевод по: Strauss L. Xenophon's Anabasis // Interpretation: A Journal of Political Philosophy. -- 1975. Vol. 4, № 3. -- Pp. 117-147. Переводчик выражает искреннюю благодарность Тимоти Бернсу за любезное разрешение опубликовать данную статью.

Подлинный заголовок этой книги гласит «Восхождение Кира», т. е. поход Кира Младшего от побережья Малой Азии вглубь континента. Этот заголовок обманывает читателя, ибо восхождение Кира закончилось в битве при Кунаксе, в ходе которой он потерпел поражение и пал. Повествование о его восхождении в лучшем случае занимает первую из семи книг «Анабасиса». Заглавие «Анабасиса» -- не единственное заглавие среди работ Ксенофонта, обманывающее читателей: «Киропедия» («Обучение Кира») касается всей его жизни, в то время как его обучение обсуждается лишь в первой книге, «Меморабилии» содержат воспоминания Ксенофонта о справедливости Сократа, а не памятные события жизни Ксенофонта как таковые.

«Анабасис» начинается со слов: «У Дария и Парисатиды было два сына: старший Артаксеркс и младший Кир» Ксенофонт. Анабасис. I, 1, 1.. Труд начинается так, словно он посвящен памятному событию в жизни персидской царской семьи. Такое начало показывает нам, что Персия, кажущаяся государством с сильной монархией, на самом деле была диархией, в которой любовь царицы к своему младшему сыну имела серьезнейшие последствия. Но хотя «Анабасис» многое говорит нам о Персии, о самой царской семье книга не говорит почти ничего. Все же нельзя сказать, будто она посвящена Персии или даже греко-персидскому конфликту, иначе как по случаю.

Сколь бы ни были запутывающими и даже вводящими в заблуждение заглавие и начало «Анабасиса», сама личность автора не менее загадочна. Когда Ксенофонт в своем историческом труде «Гелленика» максимально кратко суммирует события, изложенные в «Анабасисе», он приписывает повествование о них сиракусянину Фемистогену Ксенофонт. Гелленика. III, 1, 2.. О Фемистогене неизвестно ничего, включая и то, был ли он вообще. Это подталкивает предположить, что сиракусянин Фемистоген является псевдонимом афинянина Ксенофонта. В «Анабасисе» Ксенофонт рассказывает о своих выдающихся деяниях и речах только от третьего лица. Очевидно, он хочет максимально дистанцироваться от повествования. Сиракузы и Афины были самыми выдающимися торговыми и морскими греческими державами. Имя Ксенофонт может означать «убийца чужаков», в то время как имя Фемистоген означает «потомок права». Фемистоген может показаться в каком-то смысле идеализацией Ксенофонта. В том же контексте, в котором он упоминает Фемистогена, Ксенофонт упоминает имя спартанского адмирала, которому эфоры приказали помогать Киру в его экспедиции. Имя ему -- Самий. Когда Ксенофонт упоминает Самия в «Анабасисе» Ксенофонт. Анабасис. I, 4, 2., то называет его Пифагор. Неудивительно, что автор «Меморабилий», услышав имя Самий, сразу же подумал бы о самом знаменитом самосском философе -- Пифагоре.

В «Анабасисе» фигура самого Ксенофонта выходит на первый план только к началу третьей книги. Но сначала давайте посмотрим, что мы узнаем о нем и его намерениях из первых двух книг, обратившись к анализу особенностей его стиля письма. Можно ожидать, он расскажет все необходимое для прояснения причины и обстоятельств похода Кира, но маловероятно, что он воздержится от упоминания того, что привлекало его внимание в связи с этим походом, хотя и не касалось похода напрямую. И все же неясно, не было ли связано, в частности, то, что он говорит о фауне и флоре тех местностей, через которые проходил маршрут похода, с его заинтересованностью в обеспечении армии провизией.

Дабы защитить себя от опалы и даже смертельной опасности, исходящей от собственного брата -- персидского царя, который с недоверием начал к нему относиться, Кир решил отнять у него корону. Для этого он тайно собрал армию из разных контингентов греческих наемников, не говоря уже о тех персидских войсках, что были отданы ему под командование его же братом. Для продвижения вглубь страны он нашел предлог, казавшийся благовидным царю, но не внушавший доверия лояльному царскому сатрапу Тиссаферну. В качестве наиболее важных остановок на пути армии Кира Ксенофонт упоминает города, описываемые им по стандартной формуле, допускающей различные характерные вариации. Первые упомянутые города являются «многолюдными, богатыми и большими». В данном контексте Ксенофонт. Анабасис. I, 2. эта стандартная фраза повторяется трижды, в то время как описание городов в качестве «многолюдных», но без дополнения в виде «больших и богатых», повторяется пять раз. Один раз описываемый город просто называется «пограничным городом Фригии» Там же. I, 2, 19.. Что все это значит, проясняется описанием Тарсоса как большого и богатого города. Как сказано сразу после этого, Тарсос не был многолюдным, его жители бежали при приближении армии Кира. В случае же пограничного фригийского города можно задаться вопросом: а не был ли он пуст еще даже до того, как распространились слухи о приближении Кира? Ясно одно: эта стандартная фраза описывает нормальное или оптимальное положение дел. Ее вариации показывают различные отклонения от нормы. Из этого следует, что Ксенофонту по большей части не надо было специально останавливаться на проблемах или что общий тон его повествования мягче, нежнее, чем он мог бы быть. Ксенофонт позволяет или принуждает себя по максимуму говорить положительными, а не отрицательными терминами.

Многолюдный, богатый и большой город -- это первый, сам по себе довольно важный пример практики, имеющей большое значение. Давайте прежде всего подумаем о добродетелях. Несколько раз Ксенофонт приводит списки добродетелей. Из этих списков легко можно создать всеобъемлющий список Ксенофонтовых добродетелей. Описывая человека, не выдающегося во всех отношениях, но заслуживающего похвалы, Ксенофонту было достаточно не упоминать тех добродетелей, которыми описываемый не обладал, ему не нужно было открыто говорить о его недостатке или недостатках. В данном контексте мы упомянем лишь о том, что в панегирике Киру Ксенофонт ни слова не говорит о его благочестии Там же. I, 9..

Второй прием Ксенофонта, который теперь следует обсудить, -- это использование \egetai (о нем, ней, этом говорят...). Ведь есть же разница, говорят ли о человеке, что он обладает некими качествами, или он действительно ими обладает. Артаксеркс и Кир названы сыновьями Дария и Парисатиды. Когда Ксенофонт рассказывает о родителях Кира Старшего в «Киропедии» Ксенофонт. Киропедия. I, 2, 1., он заявляет, что о Кире говорят, будто он был сыном Камбиса, и что всем известно, что его матерью была Мандана. Было ли отцовство Дария более обоснованным, нежели отцовство Камбиса? И на каких основаниях? И проясняет ли это привязанность Паристрады к Киру? Мы не знаем. Нам не нужно доискиваться причины, по которой говорилось, будто Кир сошелся с Эпиаксой, женой киликийского царя Ксенофонт. Анабасис. I, 2, 12.. Когда Ксенофонт упоминает о городе, расположенном у реки Марсий, то пишет: «Там, говорят, Аполлон снял кожу с Марсия, одержав над ним победу в музыкальном соревновании, и повесил ее в пещере, откуда берут свое начало истоки (реки Марсий)... Рассказывают, будто Ксеркс, возвращаясь из Эллады после понесенного там поражения, построил этот дворец и акрополь» Там же. I, 2, 8-9. Там же. I, 4, 9.. В этом отрывке Ксенофонт обращается с мифической и немифической историями как одинаково заслуживающими или не заслуживающими доверия. Конфликт между Аполлоном и Марсием по глупости вызвал последний, получив за это заслуженное наказание. Конфликт между Ксерксом и греками по глупости вызвал первый, и он был наказан куда мягче: причиной конфликта между Ксерксом и греками была не мудрость. Похожий подход к этим двум историям привлекает наше внимание к широкой, в некотором смысле, всеохватывающей теме «богов и людей». И все же не совсем всеохватывающей и точно не всеисчерпывающей, из-за сомнительности «богов». К примеру, есть «большие ручные рыбы, которых сирийцы почитают богами и не дозволяют истреблять»¹¹, -- разве боги сирийцев считаются богами и у греков? Или же только те боги подлинные, о которых греки говорят как о подлинных? И считает ли их таковыми сам Ксенофонт? Конечно, между греками и персами есть крайне важное согласие в этих вопросах, в частности, касающееся жертв и клятв Там же. I, 8, 16-17; II, 2, 9.. Конфликт между греками и персами после смерти Кира разворачивается именно вокруг вопроса, какая из двух сторон нарушила клятвенный договор. Обращаясь к Тиссаферну, греческий генерал Клеарх считает само собой разумеющимся согласие обеих сторон в вопросе святости клятв и ее основания -- всеобщего правления богов Там же. II, 5, 7, 20-21, 39.. Когда армия Кира успешно пересекла Евфрат вброд, местные жители восприняли это как божественное знамение, ведь река, очевидно, расступилась перед Киром, признав его будущим царем. Это знамение оказалось ложным, так же как и толкование Киром предсказаний нанятого им греческого прорицателя Там же. I, 4, 18; I, 7, 18-19..

Все, что мы сейчас изложили или обозначили, соединяется в конце второй книги. Ксенофонт уже рассказал, как большинство греческих генералов (з1та1:едо1) и немало греческих капитанов (1оеНадо\) были предательски убиты персами, и теперь приступил к описанию характеров убитых командующих. Один из них, Менон-фессалиец, оказывается невероятно порочным человеком: он не только был обманщиком, лжецом и клятвопреступником, но и гордился этим, насмехаясь над теми, кто пал жертвой указанных качеств. Именно он в критической ситуации предопределил судьбу своих соотечественников последовать за Киром против царя Там же. I, 4, 13-17.. Он был другом и гостеприемцем Ариея -- начальника над персидскими войсками Кира, который после смерти своего господина передал греческое войско в руки персидского царя Там же. II, 1, 5; 2, 1; 4, 15.. Во всяком случае, Клеарх подозревал Менона в выдаче персам своих товарищей командующих, в то время как Арией перекладывает всю ответственность за предательство на к тому моменту уже убитого Клеарха, утверждая при этом, что Менон и Проксен, разоблачившие замысел Клеарха, пожалованы за это царем Ксенофонт. Анабасис. II, 5, 28, 38.. Как бы то ни было, Ксенофонт заканчивает свое описание Менона следующими словами: «Когда погибли его товарищи-стратеги за то, что вместе с Киром отправились в поход против царя, он, совершивший то же самое, уцелел. Но он был казнен по приказанию царя после смерти других стратегов и не так, как Клеарх и его товарищи, путем отсечения головы, что считается самым скорым видом смерти; говорят, он окончил свою жизнь как злодей, в течение года подвергаясь мучениям» Там же. II, 6, 29.. Наиболее жестоко персидский царь расправился с тем греческим генералом, чье преступление, чье клятвопреступничество, чье нарушение торжественных обещаний больше всего помогло ему самому. Менон был наказан за свою нечестивость не каким-то богом, а человеком, получившим выгоду от его преступления. Правда, так лишь «говорят». Достаточно заметить, что в случае остальных убитых генералов Ксенофонт указывает, каков был их возраст на момент смерти, он ничего не говорит о возрасте Менона. Подразумеваемая справедливость или высокодуховность персидского царя столь же достоверна, как и божественное наказание за клятвопреступничество. Посредством указанной фразы «говорят» Ксенофонту удается представить события -- представить все, представить «мир» -- грандиознее и лучше, чем они есть на самом деле Ср. Фукидид. История. I, 21, 1., в то же время показывая разницу между голой правдой и приукрашиванием. Тем самым Ксенофонт преуспел не в смягчении своего жестокого порицания Менона (каковой могла бы быть цель такого смягчения?), а в описании всего скорее через восхваление, нежели через порицание.

Немного преувеличив, можно сказать, что вторая книга кончается рассказом о Меноне, а третья начинается с выхода на сцену самого Ксенофонта. Как бы то ни было, конец второй книги и начало третьей читаются так, словно они должны были показать контраст между Меноном и Ксенофонтом, между архизлодеем и героем. Но действительно ли Менон служит в «Анабасисе» контрастом для Ксенофонта, еще только предстоит выяснить.

При первом перечислении греческих контингентов армии Кира Ксенофонт упоминает генералов, ими руководящих, в следующем порядке: 1) лакедемонянин Клеарх, 2) Аристипп-фессалиец, 3) Проксен-беотиец, 4) стимфолиец Софенет и ахеец Сократ Ксенофонт. Анабасис. I, 1, 9-11.. В этом списке нет Менона, так как он присоединился к походу Кира уже после начала продвижения вглубь страны Там же. I, 2, 6.. В любом случае, можно сказать, что контингент под руководством Проксена, и потому сам Проксен находится в центре этого списка. Описывая характеры греческих генералов в конце второй книги, Ксенофонт подробно говорит только о трех из них: Клеархе, Проксене и Меноне Там же. II, 6.. Проксен снова находится в центре. Почему Проксен заслуживает такого места?

Давайте теперь посмотрим, что мы узнаем из первых двух книг о самом Ксенофонте. Несомненно, что «я», о котором говорится, что он сказал, или написал, или подумал нечто в «Анабасисе» Ксенофонт. Анабасис. I, 2, 5; 9, 22, 28; II, 3, 1; 6, 6., исключая цитаты из речей, явно приписанных Ксенофонту, не может, при наличии уважения к автору, отождествляться с Ксенофонтом, но только с сиракусянином Фемистогеном. Фигура самого Ксенофонта появляется в первых двух книгах трижды. В первый раз он приближается к Киру, который, проезжая мимо на лошади, осматривает свое и вражье войско и спрашивает, не будет ли от него какого приказа. Кир приказывает ему оповестить всех, что жертвы благоприятны и что внутренности жертвенных животных не деформированы. Ксенофонту также удачно удалось удовлетворить любопытство Кира касательно подобного вопроса Там же. I, 8, 15-17.. Этот разговор важен не столько потому, что он происходит незадолго до роковой битвы, сколько потому, что это единственная записанная Ксенофонтом беседа между ним и Киром, точно так же, как и в «Меморабилиях» есть только одна беседа между ним и Сократом. Первая касается жертв, последняя касается опасностей, присущих целованию красивых мальчиков. Появляясь в «Анабасисе» второй раз, Ксенофонт оказывается в компании Проксена Там же. II, 4, 15.. Появляясь в третий раз, он оказывается в компании двух других генералов Там же. II, 5, 37, 41.. В центральном примере Проксен снова каким-то образом оказывается в центре.

Но мы ни в коем случае не должны забыть о месте, в котором Ксенофонт появляется, пусть и не упомянутый по имени, но точно подразумеваемый. После сражения при Кунаксе, когда Кир уже пал, а его греческие наемники одержали победу, персидский царь с требованием сложить оружие послал к ним гонцов, одним из которых был греческий предатель Фалин. Главным переговорщиком от греков выступил афинянин Феопомп, который объясняет Фалину, что то хорошее, что у греков осталось, -- это оружие и добродетель, но от добродетели не было бы никакой пользы без оружия. Зато с оружием они могли бы даже сразиться с персами за то хорошее, что есть у тех. Когда Фалин это услышал, он засмеялся и сказал: «Юноша, ты едва ли не философ, и слова твои не лишены приятности» Там же. II, I, 13-14.. Утверждение Феопомпа схоже с одной из самых известных нам фраз Аристотеля: добродетель, особенно моральная, нуждается во внешних благах Аристотель. Никомахова этика. 1178а, 23-25; 1177а, 27-34; ср. Ксенофонт. Меморабилии. I, 6,

10; Ксенофонт. Экономика. II, 1-4.. Почему Ксенофонт должен на мгновение появиться под маской Феопомпа («посланного богом»), вскоре станет ясно.

После казни своих генералов и многих капитанов греки, поняв, в какой ситуации они оказались, впали в уныние. Лишь некоторые из них нашли силы поесть, разжечь огонь или вернуться в лагерь. Но, несмотря на это или именно поэтому, все они решили заночевать там же, где находились -- за одним лишь исключением: «Однако в армии находился некий Ксенофонт-афинянин, который сопровождал войско, хотя он не состоял ни стратегом, ни лохагом, ни солдатом. Он покинул отчизну по приглашению Проксена, своего старинного приятеля. Тот обещал, в случае приезда Ксенофонта, подружить его с Киром, а последний, по словам Проксена, дороже для него отчизны»Ксенофонт. Анабасис. III, 1, 4.. Теперь мы начинаем понимать, почему ранее Проксену доставалось центральное положение: именно он предложил Ксенофонту присоединиться к армии КираКсенофонт. Анабасис. III, 1, 1-4.. Получается, что Проксен не был безоговорочно привязан ни к Беотии, ни, раз уж на то пошло, к Греции. В некотором смысле у него не было корней. Очевидно, он не сомневался в том, что Ксенофонт также не был безоговорочно привязан к Афинам или даже к Греции, что он тоже в некотором смысле был лишен корней, хотя он и не говорит, почему. Кого или что любил Проксен? С юности он желал стать человеком, способным на великие поступки, и потому платил за обучение Горгию Леонтийскому. Поучившись у Горгия, он посчитал, что теперь способен и на то, чтобы повелевать, и на то, чтобы водить дружбу с лучшими людьми, не уступая им в плате за блага, от них полученные. С таким настроем он и присоединился к Киру. Через свою службу Киру он надеялся обрести великую славу, великую власть и большое богатство. Но, очевидно, он хотел заполучить все это лишь справедливым и благородным образом. Он и вправду был способен повелевать хорошо воспитанными людьми, но был не способен вселять в солдат страх и трепет перед самим собой. Он, очевидно, боялся стать ненавистным своим солдатам. Он полагал, что для того, чтобы быть и считаться хорошим руководителем, достаточно хвалить за хорошие поступки и не хвалить за несправедливыеТам же. II, 6, 16-20.. Проксен и Ксенофонт, в отличие от Менона и даже Клеарха, были хорошо воспитанными людьми. Проксена, кажется, куда сильнее привлекало благородное завоевание славы, великой власти и великого богатства в любой точке мира, чем его родина. Ксенофонт, будучи куда жестче, явно отличается от Проксена хитростью и находчивостью. Так и подталкивает проследить это различие к различию между их учителями -- Горгием и Сократом. Однако Горгий также приходится учителем Менону. Эту трудность не разрешить, завив, что Сократ был философом, а Горгий -- софистом, ибо откуда же нам известно, что Ксенофонт или Сократ, им описанный, считали Горгия софистом?Ср. Платон. Менон. 70а5-Ь2, 95Ь9-с7; Платон. Горгий. 465с1-5. Однако вот что можно сказать наверняка: указанное различие между Проксеном и Ксенофонтом, скорее всего, связано с тем, что Ксенофонт был знаком с Сократом. Должны ли мы в таком случае рассматривать Ксенофонта -- Ксенофонта как он представлен в «Анабасисе» -- в свете фигуры Сократа?

Когда Ксенофонт прочел письмо от Проксена, он поговорил с Сократом- афинянином насчет своего отбытия (Сократ тут зовется «Сократом-афинянином», потому что Ксенофонт-афинянин не является автором «Анабасиса»). Ксенофонту, очевидно, было известно обо всей серьезности обдумываемого им шага, и потому он искал совета человека старше и мудрее его самого. Сократ подозревал, что Ксенофонт может оказаться в немилости у города, если станет другом Кира, так как считалось, что Кир был рьяным сторонником спартанцев во время Пелопоннесской войны. Но, конечно, наверняка он этого не знал. Не помог ему и его демон или, если помог, то это все равно ничего не значило для города, не говоря уже о том, что суждения самого демона могли быть оспорены³ Ср. Платон. Феаг. 128d8-e6.. А потому он посоветовал Ксенофонту отправиться в Дельфы и испросить бога о своем путешествии. Ксенофонт последовал этому совету и спросил Аполлона, какому богу он должен принести жертву и помолиться, чтобы воплотить задуманное путешествие благороднейшим и наилучшим образом и, совершив множество благородных дел, благополучно вернуться. Аполлон ответил ему, каким богам он должен принести жертвы. Ксенофонт не говорит нам, почему Аполлон не назвал ему бога или богов, которым тот должен был помолиться. По возвращении в Афины он сразу же рассказал все Сократу. Сократ был ошеломлен: вместо того, чтобы сначала спросить бога, что было бы для него лучше, отправиться в путешествие или остаться в Афинах, он самостоятельно решил отправиться, а бога спросил лишь о том, как совершить свое путешествие наиболее благородным образом. Должно быть, Ксенофонту показалось, что на вопрос о том, было ли достижение дружбы с Киром само по себе желаемым и, в частности, стоило ли принимать во внимание реакцию Афин на его такое поведение, он в силах ответить и без посторонней помощи, но ни одному человеку не дано знать, пойдет ли это путешествие на пользу Ксенофонту Ср. Ксенофонт. Меморабилии. I, 1, 6-8; Ксенофонт. Гелленика. VII, 1, 27.. Может быть, Ксенофонт, в отличие от Сократа, недооценил уровень враждебности реакции Афин на его присоединение к Киру. Сократ лишь ответил, что раз уж Ксенофонт задал богу только второй или второстепенный вопрос, то ему следует повиноваться его повелению. Поэтому Ксенофонт принес жертву указанным Аполлоном богам и покинул Афины Ксенофонт. Анабасис. III, I, 5-8.: он ничего не говорит о молитвах, так же как и Аполлон.

Согласия и разногласия между Ксенофонтом и Сократом относительно оракула заставляют нас вернуться к вопросу о том, должно ли понимать Ксенофонта, представленного в «Анабасисе», в свете Сократа, иными словами, в чем именно заключается разница между ними. Ксенофонт был человеком действия: он занимался политикой, в общепринятом смысле этого слова, а Сократ ею не занимался; но Сократ учил своих спутников политике, уделяя особое внимание стратегии и тактике Ксенофонт. Меморабилии. I, 2, 16-17; 6, 15; III, 1.. Как это различие отражается на самом поверхностном практическом уровне, становится видно, когда мы вспоминаем о трех целях, столь благородно преследуемых Проксеном: великая слава, великая власть и большое богатство. Как нам известно, Сократ был очень беден, но доволен своим положением. Что же до Ксенофонта, то, вернувшись из похода Кира, он оказался в очень благоприятном положении Ксенофонт. Анабасис. V, 3, 7-10.. Это доказывает, что он успешно применял искусство экономики, в общепринятом смысле этого слова. Но это же подразумевает, что Ксенофонт, в отличие от Сократа, жаждал богатства, конечно же -- только умеренного и добытого благородным путем богатства. В этом смысле он напоминает не Сократа, а Исхомаха, обучившего Сократа искусству экономики, которое сам Сократ не практиковал. Ксенофонт также наводит нас на мысль о своем современнике и друге Критобуле, которого Сократ пытался обучить искусству экономики, правда, в данном случае Ксенофонт умалчивает, удалось ли Сократу чему-либо научить Критобула Ср. Ксенофонт. Экономика.. Мы едва ли слишком сильно преувеличим, сказав, что принцип, выделяющий Ксенофонта в «Анабасисе», становится ясным с помощью контраста между ним и Сократом, а не с помощью контраста между ним и Проксеном, не говоря уже о Меноне.

Кир обманул и Ксенофонта, и Проксена относительно целей своего похода. Помимо Клеарха -- самого прославленного генерала среди его подчиненных, -- Кир никому и словом не обмолвился о своем плане свергнуть или убить царя. Но после того как его армия оказалась в Киликии, все поняли, что этот поход направлен именно против царя. И все же большинство греков -- и Ксенофонт в том числе -- остались с Киром, из-за стыда друг перед другом или перед ним самим. После предательства персов Ксенофонт отчаялся не меньше других, но затем во время короткого отдыха ему явился удивительный сон. Снилось ему, что молния ударила в отцовский дом и подожгла его так, что никто не смог спастись. С одной стороны, этот сон был успокаивающим: Ксенофонт узрел великий свет Зевса. Но, с другой стороны, Зевс является царем, и через сон он мог указать на то, что ожидало тех, кто посмел напасть на царя Персии Ксенофонт. Анабасис. III, 1, 9-12; ср. Там же. I, 3, 8, 13, 21; I, 6, 5, 9; II, 2, 2-5.. Сон этот привел Ксенофонта, и только его одного, в чувство: ему следует немедля что-нибудь предпринять. Он встает и первым делом созывает капитанов Проксена. Он обращается к ним с цитируемой полностью речью, в которой ясно и четко описывает как опасности, грозящие грекам, так и преимущества, открывшиеся после предательства персов: грекам более не надо соблюдать договора, теперь они могут справедливо забрать у персов все, что только пожелают, и каким угодно образом. Судьями в борьбе с персами являются боги, которые, разумно предположить, встанут на сторону греков. Ибо клятвы были нарушены персами, греки же строго их придерживались. В своей речи Ксенофонт упоминает богов пять раз. Он заканчивает ее, обещая капитанам, что готов им помочь и даже больше: если они хотят, чтобы он их возглавил, то он не станет использовать свою молодость в качестве предлога для отказа. Естественно, его избирают начальником, т. е. преемником Проксена, единогласным решением всех капитанов, являвшихся греками Там же. III, 1, 12-26.. Таково начало восхождения Ксенофонта: с помощью одной речи, произнесенной в подходящий момент и подходящим образом, он, бывший никем, стал генералом.

После этого капитаны Проксена созвали вместе всех генералов и других командиров, переживших резню. Ксенофонта, представленного старейшим из Проксеновых капитанов, просят сказать теперь уже более серьезному собранию то же, что он говорил капитанам Проксена. Но он не просто пересказывает свою речь. Вторая его речь снова приводится целиком. Теперь он подчеркивает, что спасение греков целиком зависит от настроения и поведения командующих. Они должны вести себя так, чтобы быть примером для солдат. А потому в первую очередь надо заменить убитых начальников. Ибо все, особенно на войне, зависит от хорошего порядка и дисциплины. В этой речи боги упомянуты лишь раз. После этого командиры приступили к выборам пяти новых генералов, одним из которых стал Ксенофонт Там же. III, 1, 32-47..

Вскоре после этих выборов, перед началом следующего дня, командующие решили созвать собрание солдат. Сначала к собравшимся солдатам коротко обратился Хирисоф- лакедемонянин, затем Клеанор-эрхоменец, который занимает центральное место в перечислении новоизбранных генералов Там же. III, 1, 47.. Речь Клеанора примерно в два раза длиннее речи Хирисофа и посвящена пересказу персидского предательства, о котором умолчал Хирисоф. Соответственно, Хирисоф лишь раз отсылает к богам, Клеанор же делает это четырежды. И все же их речи -- это только прелюдии к речи, с которой Ксенофонт обратился к этому самому серьезному собранию, перед которым он появился в самом серьезном своем одеянии: он хотел быть одет подобающе как победе, так и смерти на поле брани. Когда он говорил о множестве прекрасных возможностей спастись, которые они смогут заполучить, если будут безжалостно воевать против своих врагов, кто-то чихнул. Услышав это, все солдаты в едином порыве почтили бога Ср. Аристофан. Всадники. 638-645.. Ксенофонт обеими руками или без всякого ложного стыда ухватился за полученную таким образом возможность. Он интерпретировал это чихание как знак от Зевса-Спасителя и предложил всем поклясться принести жертвы этому богу, как только они окажутся на дружественной земле, но тут же дополнил это предложение клятвой принести жертвы и другим богам по возможностям каждого воина. Он поставил это свое предложение на голосование, и оно было единогласно одобрено. Затем они принесли указанные клятвы и пропели пеан. После такого благочестивого вступления Ксенофонт начал свою речь с объяснений того, что он имел в виду под множеством прекрасных возможностей для спасения, которыми обладают греки. В первую очередь они основаны на том, что греки выполнили свои священные клятвы, в то время как их враги совершили клятвопреступничество. Поэтому разумно предположить, что боги будут на стороне греков и против персов, а боги, конечно же, могут оказать немалую помощь, если захотят. Ксенофонт продолжает возбуждать в войске надежду, напоминая о том, как во время персидских войн, с божьей помощью, их предки избавились от персов. Да и сами греческие наемники Кира, с божьей помощью, победили куда более многочисленных персов всего несколько дней назад, а ведь тогда речь шла о воцарении их нанимателя; теперь же дело касается их собственного спасения. После этих слов Ксенофонт уже не будет упоминать богов. Как оратор в этой своей третьей речи он одиннадцать раз упомянул богов, в то время как в первой речи он вспомнил о них пять раз, а в центральной -- лишь единожды.

Затем он переходит к чисто человеческим соображениям или мерам. В связи с чем указывает, что если персам удастся помешать грекам вернуться в Грецию, греки смогут с успехом осесть в Персии, столь богатой всяческими благами, в частности красивыми и высокими женщинами и девушками. Может ли видение самого себя в качестве основателя города в варварской стране быть второй ступенью его восхождения? Мы помним, что приглашение Проксена присоединиться к Киру могло основываться на знании о том, сколь слаб, если не сказать пуст, патриотизм Ксенофонта. Это впечатление способна укрепить и нынешняя его речь перед армией. Как бы то ни было, последними по счету, но не по значению мерами, которые он предлагает армии, являются восстановление и даже усиление прав командиров наказывать солдат, которые должны сопровождаться активной и ревностной поддержкой со стороны каждого воина. Он требует поставить это его предложение на голосование. Последнее находит мощную поддержку в лице Хирисофа-лакедемонянина и вслед за этим единогласно принимается. Наконец, Ксенофонт предлагает Хирисофа поставить во главе авангарда двигающейся армии, а себя и Тимасия -- самых молодых генералов -- поставить командовать арьергардом. Это предложение также принимается единогласно. Так Ксенофонт, пусть и неформально, стал если уж не командующим всей армии, то как минимум ее spiritus rector. Уладив самые неотложные вопросы, Ксенофонт напоминает тем, кто особенно жаждет богатства, что они должны попытаться победить. Ибо победители как сохранят то, что уже имеют, так и получат то, что принадлежит проигравшим Ксенофонт. Анабасис. III, 2.. Экономическое искусство как искусство обогащения может осуществляться средствами искусства военного Ксенофонт. Экономика. I, 15. Ксенофонт. Анабасис. III, 2, 22..

Затем персы практически безуспешно пытались подкупить греческих солдат и даже капитанов. Куда успешнее они были, когда высылали лучников и пращников против греческого арьергарда, понесшего потери и неспособного контратаковать. Ксенофонт попытался решить эту проблему, но его решение оказалось совершенно бесполезным. За что его винили некоторые из его товарищей-генералов, и он полностью свою вину признал. Более детально проанализировав случившееся и отталкиваясь от военных знаний, приобретенных явно не в рамках этого похода, он нашел решение, обещавшее компенсировать персидское превосходство в пращниках и всадниках. И снова его предложения были приняты.

В речи, обращенной к солдатам, Ксенофонт объяснил, что их страх оказаться отрезанными от пути в Грецию большими и глубокими реками -- Тигром и Евфратом -- безоснователен: все реки, будучи непроходимыми вдали от своих истоков, становятся таковыми у своих истоков. Он не упомянул о том, что это решение привносит новую трудность: трудность, вызванную высотой гор, трудность восхождения. После победы над персами греки достигли реки Тигр у заброшенного города Лариса, некогда принадлежавшего мидийцам, -- города, который персам во время завоевания Мидии не удавалось взять до тех пор, пока солнце не скрылось за облако, вследствие чего жители бежали из собственного города. Затем греки пришли к другому некогда мидийскому городу, который персы также не могли взять до тех пор, пока Зевс не напугал его жителей громом. (Прямо перед тем, как описать эту деталь, Ксенофонт использует legetai: должны ли мы счесть, что говорящееся о том, что Зевс вызвал гром, явно отличается от известного об этом?) Греки продолжили свой марш, а персы стали преследовать их с осторожностью, особенно после того, как греки улучшили меры противодействия нападениям. Их положение улучшалось пропорционально тому, сколь холмистой становилась местность, по которой они шли, однако как только им приходилось спускаться с холмов на равнину, то они сразу же начинали нести ощутимые потери. Однажды между Хирисофом и Ксенофонтом случился разлад, который вскоре был приведен к дружескому соглашению. Соглашение это требовало напряженного подъема в гору, к которому Ксенофонт, сидя на лошади, склонял своих солдат с помощью несколько преувеличенного обещания. Когда один из солдат пожаловался, что восхождение легко дается Ксенофонту, сидящему на лошади, в то время как он поднимается пешком, да еще и со щитом, Ксенофонт спешился, оттолкнул жалобщика, отнял у него щит и сам начал подниматься так быстро, как мог, хотя на нем был надет всаднический нагрудник, который только прибавлял веса. Но остальные воины встали на сторону Ксенофонта, они принялись толкать и ругать жалобщика, тем самым заставив его вернуть свой щит и продолжить восхождение Там же. III, 4.. Ксенофонт не таков, как Проксен.

Еще одно разногласие между Хирисофом и Ксенофонтом возникает, когда персы начинают жечь находящиеся недалеко от Тигра деревни, богатые припасами. Кажется, Ксенофонт доволен происходящим: до тех пор, пока между греками и персами был договор, греки были обязаны воздерживаться от разграбления царских владений, теперь же персы делом показывают, что не считают их таковыми, а потому мы должны остановить персидских поджигателей. Однако Хирисоф думал, что греки тоже должны начать сжигать деревни, тем самым быстрее остановив действия персов. Ксенофонт, скорее всего, памятуя о том, что если случится худшее, то греки могут осесть прямо во владениях царя, не стал ничего отвечать. Как бы то ни было, командующие были сильно расстроены происходящим. И все же, после допроса пленных, генералы решили идти на север через гористую землю кардухов -- труднопроходимую местность, населяемую воинственным народом, который, однако же, не подчиняется персидскому царю. Это решение оказалось для греков спасительным. И хотя приняли его «генералы», саму мысль о нем, как мы уже видели, зародил в своей речи к солдатам Ксенофонт Ксенофонт. Анабасис. III, 5. Ср. Там же. VI, 3, 1..

Книги со второй по пятую и книга седьмая начинаются с краткого пересказа произошедшего ранее. Ни в одном из этих пересказов или введений не упомянуто имя Ксенофонта. Может статься, он хотел нейтрализовать не то чтобы намеренное, но неизбежное самовосхваление, выраженное в виде пересказов собственных действий и речей. Самым длинным является введение к четвертой книге, его размер примерно равен размерам введений ко второй, третьей, пятой и седьмой книгам вместе взятым. Четвертая книга является центральной. Не написав введения к шестой книге, Ксенофонт демонстрирует, что четвертая книга является центральной также и среди книг с введением. Но подтверждается ли сомнительная гипотеза о центральном положении книги и самим ее содержанием?

Кардухи не были друзьями и уж тем более союзниками персидского царя. Но это не означает, что они встретили греков с распростертыми объятьями. Напротив, когда греки вошли в их землю, те сбежали в горы, взяв с собой своих жен и детей, и причинили грекам столько урона, сколько могли. На самом деле, за семь дней марша через землю кардухов грекам пришлось непрестанно сражаться и испытать больше зол, чем те, что причинили им царь и Тиссаферн вместе взятые за все время, пока они шли по территории Персии Там же. IV, 3, 2.. Трудности значительно возросли благодаря появившемуся снегу. Хирисоф теперь единолично командовал авангардом, а Ксенофонт -- арьергардом. Связь между авангардом и арьергардом стала крайне затруднительной, особенно из-за того, что арьергард подвергался серьезному давлению со стороны врага, и его дальнейшее продвижение начало походить на бегство. Когда Ксенофонт пожаловался Хирисофу, что тот не подождал арьергарда, лакедемонянин нашел хорошее оправдание своим действиям, но не смог предложить решения проблемы. Ее решение предложил сам Ксенофонт, чьи солдаты смогли взять пленных. Убив одного из них на глазах другого, он склонил последнего помочь грекам преодолеть трудности, вызванные его соотечественниками, и выступить в качестве проводника. Марш через землю кардухов снова показывает храбрость и находчивость греков и особенно Ксенофонта. Несмотря на жестокое противостояние с варварами, договорившись, Ксенофонту удалось вернуть трупы греческих солдат и похоронить их самым подходящим образом.

С труднопроходимых и опасных кардухских гор они спустились в Армению, которая находится на равнине и климат которой, как кажется, предлагал со всех сторон более щадящие условия, по сравнению с теми трудностями, что постигли войско в предыдущей стране. Однако дорогу на Армению преграждала труднопроходимая река, да и сам проход был затруднен армией, состоявшей из персов и персидских наемников, часть из которых были армянами. Вдобавок позади греков появились крупные силы кардухов, также пытавшиеся помешать им перейти реку. Вот как греки снова оказались в затруднительной ситуации. Тогда Ксенофонту приснился сон -- точно так же, как это было в ночь после битвы при Кунаксе, -- но нынешний сон был куда менее пугающим, о чем, дополнив его своей собственной позитивной интерпретацией, Ксенофонт и рассказал на рассвете Хирисофу. Это доброе предзнаменование подтвердили и жертвы, принесенные в присутствии всех генералов и с самого начала оказавшиеся благоприятными. Ксенофонту, всегда доступному для своих солдат, если те хотели сообщить ему что-то касательно военных дел, двое молодых воинов сказали о том, что им удалось обнаружить брод через реку. Ксенофонт надлежащим образом поблагодарил богов за сны и другую помощь и сразу же сообщил Хирисофу об обнаружении двумя молодыми воинами брода через реку. Перед тем как начать переход через реку, Хирисоф надел венок, а прорицатели принесли жертвы реке. Те также оказались благоприятными. При таких-то обстоятельствах неудивительно, что греки преуспели в своем предприятии. В противоположность словам «Феопомпа-афинянина», походившего на философа, оружие и добродетель не были единственными благами, находящимися в распоряжении греков Ксенофонт. Анабасис. II, 1, 12-13.. Или, если хотите, благословление богов неизбежно следовало за соблюдением греками своих клятв. Однако при желании можно также сказать, что одной из добродетелей, выделявших Ксенофонта, было благочестие, учитывая, что придется добавить, что его сложно отличить от комбинации стойкости, находчивости и хитрости, которые отличали его от Проксена и которые частью стали заметны уже в его обращении к Дельфийскому богу. Словом, оно точно Шо сае1о отличается от благочестия Никия.

После вступления в Армению греки прошли через Западную Армению, которой правил Тирибаз -- «друг» персидского царя. Тирибаз пытался заключить с греками договор. Несмотря на имеющийся опыт заключения двух договоров с Тиссаферном и царем, греческие генералы приняли его предложение. Но на этот раз они оказались достаточно осторожны, чтобы не допустить еще одного персидского предательства. Грекам одновременно и помог, и помешал сильный снегопад. Но снова личный пример Ксенофонта показал им выход. Нарушение договора происходило и со стороны некоторых греческих солдат, намеренно сжигавших дома, в которых они останавливались на постой. За это они были наказаны тем, что им пришлось ночевать в стесненных условиях. Дальнейшему продвижению греков по Армении снова мешал глубокий снег, а северный ветер бил им в лицо, из-за чего многие получали обморожения. Тогда один из предсказателей предложил им принести жертвы ветру. После принесения жертв всем явственно показалось, будто сила ветра спала Там же. IV, 5, 4.: «всем явственно показалось» звучит куда убедительнее, чем «говорят». Из-за снега многие люди начали страдать от сильного голода. Ксенофонт не знал, что именно происходит с людьми, но, узнав об этом от опытного человека, он сделал все необходимое и добился желаемого результата.

Хотя марш через землю враждебных кардухов вызвал множество трудностей, марш через Армению был веселым, да и местное население любезно принимало греков. По большей части все это происходило из-за того, что Ксенофонту в кратчайшее время удалось достичь сердечнейших отношений со старейшиной (котагсИоБ) одной из армянских деревень. Еда и особенно отличное вино были в изобилии. Когда на следующий день Ксенофонт в компании старейшины пришел проведать своих солдат, оказалось, что те весело и в радушной атмосфере празднуют. С помощью этого старейшины Ксенофонт и Хирисоф выяснили, что выращиваемые тут лошади являются данью царю. Ксенофонт взял себе одного жеребенка, отдав своего старого коня старейшине для того, чтобы тот его откормил и принес в жертву, ибо он слышал, что конь этот посвящен Гелиосу. Он также дал жеребят другим командующим. (В Армении для царя выращивали семнадцать лошадей. Дочь деревенского старейшины вышла замуж за девять дней до прихода греков, а девять -- это центральное число ряда в семнадцать цифр Ксенофонт. Анабасис. IV, 5, 24.. В качестве оратора Ксенофонт упоминает богов в своих первых трех речах, посредством которых он обеспечил свое восхождение, семнадцать раз.) Там же. III, 1, 15 -- 2, 39.

Возможно, теперь мы в силах ответить на вопрос о том, почему четвертая книга -- или, по крайней мере, повествование о марше через землю кардухов и Армению -- находится в центре «Анабасиса». Также можно добавить, что четвертая книга -- это единственная книга «Анабасиса», в которой нет клятв (таких как «клянусь Зевсом», «клянусь богами» и так далее). Марш через землю кардухов был самым тяжелым, а марш через Армению характеризуется описанием веселья: кардухи и армяне, в некотором роде, представляют два полюса. Обращаясь от «Анабасиса» к «Киропедии» Ксенофонт. Киропедия. III, 1, 14, 38-39., мы обнаруживаем там и только там своего рода объяснение той уникальности Армении, которую мы находим в «Анабасисе». У сына армянского царя был друг -- «софист», который повторил судьбу Сократа: из-за того, что царь Армении завидовал «софисту», так как его сын уважал того больше, чем собственного отца, и потому обвинил этого «софиста» в «совращении» его сына. Армения кажется варварским аналогом Афин. А значит, не совсем верно утверждать, будто греко-персидский антагонизм в «Анабасисе» имеет минимальное или второстепенное значение.

Это позволяет нам понять разницу между Ксенофонтом и Сократом чуть лучше, чем прежде. Армянский аналог Сократа совершенно свободен от желания отмстить отцу своего ученика. Обобщая, он не верит, что добродетель состоит в том, чтобы превосходить своих друзей в принесении им пользы, а своих врагов -- в причинении им вреда. Он по умолчанию отвергает представление о добродетели, которое Сократ пытается привить Критобулу Ксенофонт. Меморабилии. II, 6, 35; II, 3, 14., -- добродетели члена калокагатии, которой, как говорят, на недосягаемом уровне владел Кир Ксенофонт. Анабасис. I, 9, 11, 24, 28; ср. Там же. V, 5, 20.. На сомнительный характер такого понимания добродетели указывает не только платоновский Сократ Платон. Государство. 335411-12. Ксенофонт. Меморабилии. IV, 8, 11; Ксенофонт. Апология Сократа. 15-18., но и два Ксенофонтовых списка добродетелей Сократа, в которых не найти смелости (мужества) и в которых справедливость приравнивается к ненанесению никому ни малейшего вреда.

Восхождение Ксенофонта или, скорее, его естественное влияние проявилось в единственном серьезном разладе с Хирисофом. Ксенофонт передал Хирисофу старейшину в качестве проводника. Но из-за того, что этот армянин действовал не совсем так, как хотелось Хирисофу, лакедемонянин побил его, при этом не удосужившись связать. После чего тот сбежал Ксенофонт. Анабасис. IV, 6, 3.. Проксен никогда бы не стал бить старейшину. Хирисоф избил его, точно так же, как поступил бы Клеарх, но не связал. Ксенофонт избил бы его, если бы в том была необходимость, но он бы принял меры предосторожности, связав его. Ксенофонт придерживается верных средств.

Затем, когда по прошествии некоторого времени путь греков снова преградило враждебно настроенное местное население, Хирисоф созвал совет генералов. На нем были выдвинуты два противоположных предложения. Клеанор высказался в пользу лобовой атаки на варваров, занявших хорошую позицию. Ксенофонт не меньше коллеги хотел решить данную проблему, но при этом он желал обойтись минимумом людских потерь. Он предлагает достичь указанной цели простейшим путем: выбить противника с его позиции необходимо не фронтальным нападением, а маневром, «воровством». Он ссылается на прекрасную обученность спартанского правящего класса в воровстве. Заполучив таким образом благоволение Хирисофа, он слышит не менее благодушное замечание, что афинянам нет равных в разворовывании общественных средств, как показывает то, что лучших воров они избирают своими руководителями. Предложение Ксенофонта, естественно, одобрено, с добавлением минимальной поправки от Хирисофа, и приводит к абсолютному успеху. В подобном инциденте, случившемся чуть позднее, на первое место снова выходит не простецкая агрессивность Хирисофа, а проницательный расчет Ксенофонта, который помогает грекам преодолеть возникшее на марше препятствие, вызванное другими варварскими племенами Там же. IV, 7, 1-14.. После преодоления еще нескольких серьезных трудностей греки, наконец, видят море. Ксенофонт как командующий арьергардом в некотором роде является последним участником похода, который удостоился чести лицезреть этот трогательный и прекрасный вид. Но данный факт совершенно не уменьшает величия его свершений: именно его благоразумные советы спасли греков от попыток царя и прочих варваров уничтожить их.