Философская практика как опыт и путешествие

Размещено на http://www.allbest.ru/

Севильский университет

Философская практика как опыт и путешествие

Баррьентос Растрохо Хосе (Barrientos Rastrojo Josй), доктор философии, профессор

Севилья, Испания

Аннотация

Despacho P-213 (Departamento Metafнsica, Corrientes Actuales de la Filosofнa,

Йtica y Filosofнa Polнtica), Universidad de Sevilla

В статье автор анализирует философские концепции, лежащие в основе философской практики, которые объединяются их общим при- менением, пронизанным тенденцией сближения аналитического, концептуального и дискур- сивного. Автор обосновывает необходимость профессиональной подготовки философа-пра- ктика, чтобы он обучался не столько техникам и инструментам, сколько постигал суть самой философии. На нескольких примерах автор показывает связь философского содержания и прикладного аспекта философской практики. Работа с опытом субъекта усиливает эффект воздействия философской практики: опыт соот- ветствует эпистемологии анагогии; философия опыта не сводятся к дискурсивным или логико- аргументированным концептам, но открывает доступ к альтернативным путям познания; философия опыта запускает процесс последова- тельной внутренней трансформации субъекта; философия опыта задействует онтологический (метафизический) уровень постижения бытия, стоящий гораздо выше психологического, антропологического и личностного.

Ключевые понятия: прикладная философия, философская практика, философское консультирование, критическое мышление, феноменология опыта.

Abstract

PHILOSOPHICAL PRACTICE AS EXPERIENCE AND TRAVEL

Barrientos Rastrojo Josй,

PhD, Professor of the University of Seville, Seville, Spain

In the article, the author provides an analysis of the basic concepts lying at the bottom of philosophi- cal practice, which are similar in their application, and are imbued with the tendency of converg-

ing the analytical, conceptual and discursive. The author justifies the need for professional training of a practical philosopher, so that he/she not only learns techniques and tools but draw the mean- ing of philosophy itself. With several examples, the author shows the connection of philosophical content and the applied aspect of philosophi-

cal practice. Working with the experience of the subject enhances the effect of philosophical practice: experience corresponds to the anagogical epistemology; the philosophy of experience is not limited to discursive or logical-argued concepts, but provides access to alternative ways of knowledge; the philosophy of experience starts the process of consistent internal transformation of the subject; the philosophy of experience involves an ontologi- cal (metaphysical) level of comprehension of being, which is much higher than psychological, anthropo- logical and personal.

Key concepts: applied philosophy, philosophical practice, philosophical counseling, critical thinking, phenomenology of experience.

Введение

«Философы-практики должны восприни- мать свою науку всерьез и всячески избе- гать ее краткого изложения, неправильного толкования и представления ее тем, чем она не является. Воспринимать философию все- рьез -- значит быть верным ее целям. Фило- соф-практик, который считает, что его дис- циплина не относится к жизни, несерьезно относится к своей профессии, не верит, что эта наука учит ценить мудрость и всецело отражает жизнь. Он может подражать тео- риям, взятым из других дисциплин, вроде психологии или теорий New Age, полагая, что его статус философа привносит нечто новое в дискуссию. Несмотря на это, не ка- ждая беседа с философом может считаться философской» [1, p. 429].

В чем видится присутствие философии в индивидуальных консультациях и групповых практиках?

Ситуации для осмысления

Вызывает неподдельную радость ши- рокая поддержка и ярко выраженная по- требность в «прикладной философии» и «философии для детей» среди зарубежных специалистов в сфере высшего образова- ния, а также среди ученых-философов. Это особенно актуально для настоящего вре- мени, когда подвергается сомнению соци- альное значение философии. В этом про- является глубокий интерес представителей как смежных наук (педагогики, психологии, теологии), так и более отдаленных областей знания (медицины, менеджмента, правове- дения, криминологии, инженерного дела)3. В то же время радость смешивается с беспокойством при мысли о риске раство- рения, исчезновения самой сути филосо- фии в ходе занятий и семинаров. Это может происходить в силу элементарного незна- ния участниками истории философских идей и основных инструментов философии (логики, диалектики, эпистемологии). Ран Лахав, организатор первой международной конференции по философской практике, следующим образом выражает это бес- покойство в отзыве о последнем форуме:

«Что касается меня, я признаю важность многих представленных в Мексике работ. Но прошу, давайте не будем называть “фи- лософией” то, что на данный момент лишь очень отдаленно напоминает философию в соответствии с ее исторически сложившей- ся миссией» [40]. Я разделяю также тревогу, выраженную Феликсом Гарсия Морионом (Fйlix Garcнa Moriyуn), прославленным спе- циалистом в области «философии для де- тей» (в прошлом президент Международ- ного совета философских исследований с детьми (International Council of Philosophy Inquiry for Children)), которая прозвучала в речи на Латиноамериканском конгрессе философии для детей в 2015 г. После за- вершения практических презентаций по философии для детей Феликс и я постави- ли перед участниками конгресса вопрос о философской природе их деятельности. От- веты были аналогичны тем, что я получил несколько недель назад в ходе философ- ского семинара, который проводила один психолог из Мексики. Молодая женщина- психолог определила свое мероприятие как философское на основании двух критериев: во-первых, потому что занятие проводи- лось в форме диалога, и, во-вторых, потому что использовались философские понятия. Я спросил ее, была ли у диалога какая-то специфическая черта, чтобы называть его философским. Докладчица, проводя отлич- ную психологическую практику с группами, подчеркнула, что к философии может быть отнесено разве что умение осуществлять родовидовое деление понятия «свобода». Меня это позабавило. Однако что делать в случае, если представители педагогики или психологии, вовсе не используют диалог как ключевой философский инструмент, а просто апеллируют к философским поня- тиям, выстраивая на них свою практику? Питер Раабе отмечает в связи с этим, что эти науки просто «берут взаймы» у филосо- фии, иногда даже не осознавая этого [54]. В то же время, при таком положении дел, почему бы и диалог не превратить в ин- струмент для целей этих «нефилософских» наук. Я нахожу подобное компромиссное решение несостоятельным, поскольку оно демонстрирует плохое знание психологами и педагогами истории философских поня- тий и идей.

В ответ на наш вопрос о философской природе диалога, используемого в ходе семинаров, можно было, например, ука- зать что-то из нижеследующего: в процессе диалога постепенно проявляется его онто- логический смысл, диалог перестает быть простым разговорным средством [33; 34], собеседники оперируют словами, имеющи- ми изначально инструментальную функ- цию, чтобы, в конце концов, постичь суть проблемы [27], в ходе беседы участники пытаются увидеть преимущества критиче- ской составляющей диалога по сравнению с инструментальной, при этом наблюдается освобождение от идеологических штампов [26; 34], диалог интересен не столько своим содержанием, сколько неповторимой рече- вой формой, созданной общностью участни- ков [45--47; 56--58], цель диалога состоит в поиске истины, выраженной в понятиях, по- средством анализа сообщества участников диалога [44], посредством феноменологиче- ской редукции обретается эйдос [35], проис- ходит наглядная демонстрация поиска але- тейи [31]. Основание диалога должно быть выбрано изначально, но не в силу какого- то личного предпочтения и не в качестве спасительного ответа на неудобный вопрос критика. Данное философское основание должно проявляться во всем в ходе семина- ра. Но реально ли надеяться, что такое глу- бокое философское знание составляет багаж лицензированного специалиста-психолога, который в течение нескольких месяцев (или даже года) обучался «прикладной филосо- фии»? Ведь при организации семинара или мастер-класса, посвященного работам Га- дамера, Хайдеггера, Аристотеля или Рорти такое глубокое знание необходимо.

Тот факт, что такие «скороспелые» спе- циалисты участвуют в философских кон- грессах, как было показано выше, влечет за собой их обманчивую уверенность в пра- воте собственной позиции, а это, в свою очередь, приводит к изолированности и оторванности этой позиции от жизненных реалий. Соответственно, возникает вопрос о переносе подобной ситуации на другие профессии: интересно, сколько философов, архитекторов или педагогов посещают кон- грессы по биохимии? Как же тогда объяс- нить, что такое количество профессионалов в других областях становятся участниками семинаров по философской практике? Чем можно объяснить тот факт, что они уча- ствуют здесь не только как слушатели, но и как квалифицированные специалисты, выступающие с докладами по философской практике? Не приведет ли это к тому, что впоследствии философской станут назы- вать любую практику, основанную на по- верхностном знании? Мы наблюдаем, что становится пророческой та критика, кото- рая была высказана в 2004 г. профессором Барриосом (Barrios) на Латиноамериканском конгрессе по философской практике и фи- лософскому консультированию: «Говоря начистоту, самое первое и явное упущение, которое я вижу в философской практике, заключается в отсутствии в ней философии (la falta de filosofнa). Иными словами, я не наблюдаю скрупулезной работы с поняти- ями, категориями и знаниями, исторически заслужившими звание философских, но с другой стороны вижу подмену их рядом крайне упрощенных и отвлеченных филосо- фем, которые каждый трактует и использует ad libitum» [12, p. 308].

Выводы, внушающие надежду:

«прикладная философия» логической аргументации

Опасения, высказанные выше, могут привести к тому, что наши принципы не будут восприниматься всерьез, если вся

«прикладная философия» будет низведена до уровня эффективных методик, а также, если мы не будем владеть теорией дисци- плины или же плохо ориентироваться в би- блиографии данного вопроса. Необходимо сбалансировать предыдущую точку зрения более полноценными взглядами на «при- кладную философию». Начнем с определе- ний основных понятий.

«Прикладная философия» -- это процесс концептуализации и/или освещения ряда наиболее актуальных, ключевых «жизнен- ных проблем». Целью этого является разви- тие мыслительной деятельности и работа над достоверностью содержания мысли, а результатом -- достижение душевной гар- монии1.

Термин «концептуализация» отталкива- ется от эпистемологических структур, заявленных в «Рассуждении о методе» Рене Декарта, в работе Джона Дьюи «Как мы ду- маем», в «Способах использования аргумен- тации» Стивена Тулмина, «Принятии реше- ний» Фридриха Шика, либо от рассуждений представителей оксфордской школы, к при- меру, Стивена Тулмина, о перформативном характере слова. Указанный выше термин подчеркивает намерение развивать мыш- ление до тех пор, пока оно составляет осно- ву активности субъектов, и таким образом совершенствует их идеи за счет их расши- рения, акцентуации, заострении внимания на том или ином смысле. Руководствами по этой работе является книги по неформаль- ной логике Джонсона и Блэра [36], Гувье [30], Гарсия Дамборенеа [29], Капальди [17]; наряду с такими классическими работами как «Аналитики» (первая и вторая) Аристо- теля и «Трактат по аргументации» Хаима Перельмана.

Наше описание созвучно концепциям логической аргументации, изложенным те- оретиками «прикладной философии», таки- ми как Уоррен Шиблз (Warren Shibbles). Он пишет следующее: «В то время как филосо- фы-практики могут различаться по методам и теоретическим платформам, например, аналитической или экзистенциально-фено- менологической, тем не менее, в своей дея- тельности они, как правило, делают акцент на: (1) изучении аргументации и суждений клиентов; (2) объяснении, анализе и опре- делении важнейших терминов и понятий;

(3) демонстрации и исследовании основных гипотез и логических смыслов; (4) выявле- нии конфликтов и несоответствий; (5) иссле- довании традиционных философских теорий и их значения для потребностей клиента,

(6) а также на все прочие исторически от- носящие к философии виды деятельности» [59, p. 51].

Опираясь на свою дискурсивно-концеп- туальную методологию, Оскар Бренифье делает вывод, что «прикладная философия» концентрируется на способности критиче- ского мышления идентифицировать (опре- делять границы того или иного явления реальности), анализировать или выявлять проблему (устанавливать различия между понятиями и подвергать критическому ана- лизу идеи) и концептуализировать (имено- вать то или иное явление реальности) [16, p. 43--44]. Несколько лет назад Питер Раабе озвучил свой интегрированный метод, со- стоящий из четырех этапов [52, p. 129--166, 273--274]: «Первый этап: свободное пла- вание; второй этап: определение пробле- мы; третий этап: обучение как осознанное действие; четвертый этап: выход в транс- цендентное». Более детально эти идеи изла- гаются в его работах «Вопросы философской практики» [53] и «Роль философии в кон- сультировании и психотерапии» [54], где он анализирует особенности мировосприятия, ценностей и систем мышления, используя инструментарий Шиблза применительно к истории развития этих особенностей. Тре- тий этап методологии Раабе, по сути, пред- ставляет собой рациональную профилакти- ку для нейтрализации конфликтов, ввиду того, что консультанты используют базовые навыки критического мышления как основу своей работы1.

Независимо от французского и канад- ского ученых, идеи которых представлены выше, Лу Маринофф описывает три фактора, которые характеризуют проблему: во-пер- вых, эмоции (вотчина психологии), во-вто- рых, патологии (область ответственности медицины и психиатрии) и в-третьих, зна- ние, мышление и культура (поле деятель- ности философии) [48, p. 96]. Психические расстройства биологического происхожде- ния относятся к психиатрии, расстройства, базирующиеся на эмоциях, -- к психоло- гии2. Третья группа касается концептуаль- ных проблем, представленных в этических и эпистемиологических дилеммах, что яв- ляется прерогативой философа, который вырабатывает свои специфические методы на основе формальной и неформальной ло- гики вкупе с историко-философскими зна- ниями, полученными в ходе специальной философской подготовки.

Исходя из такой методологической структуры, природы философского дискурса, логики и аргументации, ряд авторов предло- жили техники в русле утилитарного метода, где критическое мышление используется лишь как инструментарий, а не как целост- ная система. К примеру, Тим Лебон предлагает метод принятия решений «Прогресс»3, метод создания и отбора ценностей (RSVP) (Refined Subjective Values Procedure), «метод Чарльза Дарвина» [42, p. 77--80, 149] в работе «Навстречу мудрому принятию ре- шений», написанной совместно с Дэвидом Арно [3].

Хорхе Диас выделяет проектный метод (вдохновленный идеями Мариаса и Ортеги-и-Гассета), суть которого состоит в осуществлении жизненных проектов и помощи субъекту в достижении счастья [21, p. 201]. Метод Краймера, также пред- ставленный в ранних работах Рана Лахава, предполагает следующие этапы: (1) разбор аргументов и суждений, (2) уточнение и анализ терминов и понятий, затронутых в проблеме или вопросе, (3) демонстрация имплицитных положений и логических противоречий в речи клиента, (4) изучение проявления философских теорий в свете жизненной философии и профессиональной деятельности клиента.

Подобный сценарий повторяется в «фи- лософии для детей». В качестве краткого итога приводим сопоставительную таблицу Карлы Каррерас [18, p. 99] (с. 49).

Эухенио Эчеверриа (Eugenio Echeverrнa) повторяет эту схему, упоминая среди пра- ктических действий следующие: приводить доводы; различать ложные и истинные до- воды; делать умозаключения и сопоставлять доводы; обобщать и использовать анало- гии; обозначать, подвергать сомнению и доказывать предположения; выявлять не- состоятельные аргументы; обосновывать; сопоставлять и противопоставлять (часть / целое, средства / цели, причина / следст- вие); задавать вопросы и ставить задачи; дискутировать с учетом интересов всех участников; уметь слушать других; прогно- зировать, формулировать гипотезы и про- верять их; приводить примеры за и против; корректировать собственную точку зрения; формулировать и использовать критерии; обнаруживать неясности и противоречия; доказывать; принимать во внимание все релевантные суждения; обладать открытым мышлением и воображением; развивать смелость мышления, скромность, терпи- мость и настойчивость; всеми средствами искать истину; использовать корректные своей последней книге, высказывая мысль о том что психотерапия, психоанализ и разговорная те- рапия посягают на поле философской деятельнос- ти. В качестве примеров он рассматривает логоте- рапию Виктора Франкла, рационально-эмотивную терапию Альберта Эллиса и даже психоанализ. Согласно Раабе, все они являются продолжением античных философских практик, их идей и методо логии. В этих практиках философия рассматрива- ется как «лекарство для ума и души (psychй)» [54].

Способности мышления

Все это подтверждает необходимость глубокого исследования формальной и неформальной логики, эпистемологии, мыслительных навыков и других важных вопросов, которые рассматривались на про- тяжении всей истории развития философии.

Немного подробнее о методологии

Приведенные выше исследования под- тверждают тщательное изучение предмета, несмотря на наличие ряда открытых вопро- сов, поставленных представителями других подходов в аналитической философии, ко- торые необходимо дополнить с позиции континентальной (европейской) науки.

Приведенные выше концепции можно объединить вокруг их общего применения, пронизанного тенденцией сближения ана- литического, концептуального и дискур- сивного1. Кроме того, необходимо уметь проводить границу между инструменталь- ным и аналитическим применением дис- циплины. В первом случае мы говорим о «филотерапии» («философотерапии») [38; 39], но носить имя подлинной философии может только та философия, которая также рассматривает критические аспекты мышле- ния. В этом отношении, прогрессивные ис- следования Франкфуртской школы открыто демонстрируют, как практика философии может выступать в качестве нормализую- щего механизма. Как целый ряд терапий или действий в сфере оказания помощи, без сомнения, полезных и для других целей, в философской практике консультант также не избегает вопросов страдания или тревоги. По мнению Хайдеггера [32] и Марии Сам- брано [63; 65], в этом заключается суть по- иска себя. Это утверждение революционно для ряда психологических направлений, но чуждо для многих философов-консультан- тов; между тем, глубокое знание о том, что привело Сократа и Сенеку к смерти, а других мыслителей к изгнанию, развеяло бы все сомнения. «Прикладная философия» пред- полагает смену парадигмы, что не просто, особенно, если учесть, что прежняя пара- дигма формировалась годами и налаживала связи с другими дисциплинами, которые от этого не становятся менее значимыми, про- сто они служат другим целям.

На данном этапе мы должны подчерк- нуть, что цель «прикладной философии» не в том, чтобы решать проблемы, но в том, чтобы заниматься философией. Аналогично можно объяснить работу живописца: худож- ник, как и философ, не претендует на прео- бразование общества, но делает то, к чему расположена его личность, творит ars gratia artis. Это не мешает в процессе творчества также получать терапевтические результа- ты и решать личностные проблемы, созер- цая картину, или в ходе семинара, основан- ного на работах Кьеркегора, хотя изначально цель этого творчества не ограничена только терапией. Это важно при разграничении, на- пример, семинара по «философии для детей» и конференции по педагогике. Первый пре- тендует на развитие мыслительных навыков, вторая стремится решить проблемы взаимо- отношений в группе; первый -- ставит под сомнение сам вопрос и таким образом на- ходит ответ, вторая -- воспринимает вопрос как аксиому и ищет ответы на него в четко установленных границах дисциплины.

Кроме аналитико-дискурсивной, какие еще методологии углубляют философскую со- ставляющую? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно обратиться к истории философии. Современная наука о мышлении включает в себя феноменологию (в том числе постмо- дернистскую и социальную), герменевтику, экзистенциализм, витализм, персонализм и критическую теорию. Каждая из этих ветвей представляет собой то или иное течение в философии, но их глубокое изучение приве- дет нас к выделению частных подходов: углу- бившись в феноменологию, мы откроем для себя трансцендентализм Гуссерля, метафи- зику Хайдеггера, феноменологию телесного Мерло-Понти, поэтику Самбрано, феномено- логию события Романо, и это только часть из всего существующего. Если мы проделаем то же с герменевтикой, то увидим методологи- ческую герменевтику Бетти, антропологиче- ски ориентированную онтологию Гадамера, деконструктивизм Йельских критиков (Yale Critics), основанный на размышлениях о куль- туре Дильтея или Кассирера.

Каждый из подходов в той или иной мере способствует углублению восприятия или понимания. К примеру, классическая феноменология Гуссерля претендует на постижение эйдоса понятий и терминов, которые различные научные дисциплины скрывают под покровом объективности. С другой стороны, работы, посвященные хайдеггерианству, разрывают связи с субъ- ектом ради идеи, что реальность прояв- ляется сама по себе через мистический «взгляд в себя» (insights), наподобие того, что мы видим в работах Майстера Экхар- та. Организация семинаров (или философ- ских групповых проектов, включающих ряд встреч), посвященных данной проблемати- ке, требует (1) многолетнего изучения всей глубины философской мысли и знания всех течений, на которых она базируется (2) спо- собности к синхронизации с группой или человеком, пришедшим на встречу, для со- единения философской базы и уникальных реалий самого семинара (3) творческого начала для персонального подхода к груп- пе или человеку. Эти условия не являются исчерпывающими, хотя они могут «отсеять» из философской практики, например, неко- торых врачей или психологов. Эти условия предполагают обязательный минимум обще- го университетского образования, два года магистратуры и последующую аспирантуру. Таков путь профессора философии в Испа- нии или соискателя степени доктора наук.

Не претендуя на роль гонителя псевдо- философов, мы лишь хотим подтолкнуть их к более глубокому познанию этого увлека- тельного мира, который не исчерпывается поверхностным изучением дискурсивных техник. Одно из решений кажется нам наи- более перспективным для предотвращения дальнейшего появления псевдофилософов. Лицензированные философы или выпускни- ки соответствующего факультета, могли бы проходить практическое обучение, во вре- мя которого они могли бы применить свое знание. Иными словами, другие люди или группы могла бы стать для них «полевыми условиями» для расширения и углубления полученного образования. Подобное обуче- ние помогло бы им в дальнейшем в прове- дении семинаров и мастер-классов, а также в более эффективном обучении психологов и педагогов, которые запишутся на эти ме- роприятия. В отличие от этого сейчас специ- алисты из других областей без знаний исто- рии философии, ее концептов и «взгляда изнутри» учат проводить специализирован- ные мастер-классы по «прикладной филосо- фии». Обучение в течение нескольких меся- цев вряд ли научит псевдофилософа тому, что студент изучает в течение 4--5 лет. Тем не менее, этого времени будет достаточно, чтобы относительно глубоко познакомиться с философией Рорти (или Декарта, Аристо- теля, Платона) и применить на практике в ходе семинаров знания о рортианской ри- торике, картезианстве, учении Платона и Аристотеля. Подобное обучение аналогич- но психологическому, которое проводится в течение семинара в культурном центре, и которое, конечно, не научит психологии, но покажет применение психологических техник, например, для обретения уверен- ности в себе. Таким образом, профессио- нальная подготовка философа необходима, чтобы он обучал не столько техникам и ин- струментам, сколько помогал постичь суть философии, которая, в силу своей приклад- ной природы, также подразумевает (хотя это и не главное) некие практические навыки. Возвращаясь к вопросу из эпиграфа, суть философских практик для подготовки спе- циалистов может включать в себя два эле- мента: (1) содержание: понятия, термины и философские теории; (2) прикладной аспект: самореализация в контексте того или иного философского течения.

Практическое приложение философии

Начнем с гипотезы о тройственной при- роде философии: теоретической (Theoretical Philosophy), практической (Applied Philosophy) и прикладной (Philosophical Practice). Первая отвечает за дисциплины, связанные с таки- ми разделами философии, как метафизика, герменевтика, эстетика, логика, эпистемоло- гия и история философии. Практическая фи- лософия традиционно относится к исследо- ваниям, связанным с этикой и политической философией, точнее с ее подразделами: де- ловая этика и биоэтика, этика окружающей среды, нормы этики по отношению к живот- ным и социальная философия. Некоторые темы являются пограничными: и эпистемо- логия, и этика могут входить в философию техники или философию феминизма. Нако- нец, мы переходим к «прикладной филосо- фии». В отличие от предыдущих областей, «прикладная философия» не предлагает готовых ответов и знаний, но претендует на терапевтическую помощь в отношении отдельных лиц или групп посредством связи философии с жизнью и использовании ме- тодов критического мышления. Цель этой области философии -- не столько рассказать о точке зрения Мерло-Понти, сколько по- мочь взглянуть с позиции Мерло-Понти на беспокоящие обстоятельства. Таким обра- зом, субъект философии переживает обнов- ление, иными словами, в ходе семинара он осуществляет себя не как набор определен- ных структур, но как проект, желающий в течение мастер-класса испробовать на себе и применить к своей жизненной ситуации образ мыслей Мерло-Понти (или мыслить по-рортиански, или как хайдеггерианец, или как последователь Аристотеля). Подоб- ный опыт открывает для слушателя новый уровень восприятия и подготавливает его к дальнейшему самостоятельному решению проблемы (хотя это не является самоцелью).

«Прикладная философия» не строит и не разрушает преграды между человеком и его беспокойством, но озвучивает их в контексте социума, четко осознавая при этом важность критического аспекта, который присущ философии в целом. В данном слу- чае необходимо глубокое знание теоретиче- ской и практической философии, хотя этим «прикладная философия» не ограничивает- ся, скорее, это знание выступает отправной точкой. Методология дополняется коммен- тариями к текстам и логическим анализом рассуждений философов -- представителей «канонических» теорий. Чтобы прояснить суть этого процесса «прикладной филосо- фии», приведем несколько примеров.

Итак, семинар (или аналитическая кон- сультация) ставит своей целью развить кри- тическое мышление. Развитие этой способ- ности понимается как совершенствование мыслительной деятельности участников сессии через такие действия, как оценка их аргументации, анализ используемого языка (его денотативного, коннотативного аспекта и эмоциональной окраски), использование критериев истинности, избегание заблу- ждений и ошибок в анализе, правильная формулировка понятий и определений, из- учение приведенных гипотез, аккуратность в познавательных методах (индукция, дедук- ция, рассуждение по аналогии, абдукция) и другие элементы, указанные в таблице Кар- лы Каррерас. Философская сессия (семинар) должна начаться с темы, вопроса или про- блемы, актуальной для присутствующих (в случае групповой работы) или вопроса кон- сультации (в случае индивидуального заня- тия). Темой обсуждения может быть вопрос (философское кафе), новость или событие (семинары по рациональному анализу со- общества), либо вопрос, основанный на прочитанном актуальном тексте («филосо- фия для детей»). Далее начинается диалог, целью которого является не готовый ответ на вопрос или окончательное решение проблемы, но совершенствование анали- тического мышления участников, к приме- ру, навыков аргументации. Стоит отметить, что подобные упражнения могут привести к решению проблемы или дать ответ на вопрос, однако их цель выходит далеко за рамки данного результата.

Например, в разных странах мира прово- дились два семинара по следующим темам:

«Что такое хороший вопрос» и «Кто такой хороший человек». Организовывался по- лукруг из сидящих в один ряд участников, так, чтобы их взгляды сосредотачивались на доске и философе. Философ опрашивал собравшихся и записывал на доску их идеи о «хорошем вопросе» или «хорошем чело- веке». Спустя две минуты он просил выбрать лучшее. Еще через минуту просил выбрать лучшее из уже выбранного. Начиная с этого момента, запускался процесс сопоставления «лучшего» и «худшего» вопроса или челове- ка с позиции различных критериев. Доску с темой семинара делили на две части. В ле- вой части (70 % доски) писались «лучшие» и «худшие» вопросы каждого добровольца. Сначала анализировались критерии срав- нения, используемые отдельным участни- ком, а потом этот процесс распространялся на всю группу. Философ-практик занимал правую часть доски и писал там только одно ключевое слово, критерий -- то, что определяло иерархию вопросов. Каждому участнику, предлагавшему свои критерии, было дано время для размышления. В кон- це занятия использовались также методики децентрирования (descentramiento) субъекта, когда участник играл роль другого человека (например, предлагалось подумать над во- просом «почему профессор логики счел бы первый вопрос лучше второго?»). В случае если кто-то из участников расставлял прио- ритеты в вопросах в обратном порядке по сравнению с предложениями говорящего, философ просил этих участников поменять- ся местами и разработать новые критерии. Когда этот алгоритм начинал повторяться, философ вводил дополнительные данные, чтобы подстегнуть дальнейшую мыслитель- ную деятельность участников. Например, он предлагал говорящему отстаивать про- тивоположную точку зрения и обосновать с этой позиции тезис, когда «наихудший» вопрос мог бы стать «наилучшим». Мы не будем описывать здесь весь семинар, а ограничимся лишь обозначением основ- ных действий, которые выполнялись при сопоставлении вопросов: формулировка и объяснение критериев; выдвижение ги- потезы; изложение предположений; избе- гание неопределенности в формулировке идей или их излишней запутанности; пере- формулировка идей; постановка вопросов, как другим участникам, так и самому себе; прояснение своей и чужой позиции; исполь- зование идей другого человека как отправ- ной, промежуточной или конечной точки собственных мыслей; понимание различных модальностей дискурса (перформативной, информативной, описательной); использо- вание техники принятия решений в про- цессе выбора; опровержение собственных и чужих взглядов и т. д. Примерно через час координатор устанавливал новый формат работы: (1) нужно дать определение «хо- рошего вопроса», но не обращаясь к тому, что уже написано на доске, а на основании того, что выработано в ходе индивидуаль- ной работы, (2) нужно сформулировать этот

«хороший вопрос». При наличии дополни- тельного времени, группа может в конце работы дать свою рефлексию по поводу тех или иных аспектов семинара.

В качестве второго примера можно при- вести серию встреч, которая была органи- зована нами в виде экспериментального проекта «Мудрость» (W3P)1, и в дальнейшем его расширенной версии, которая стала ос- новой для эксперимента в тюрьмах, -- «Бо- эций» (BOECIO). Данный вариант оценивал функциональную эффективность «приклад- ной философии» среди более чем 500 за- ключенных из разных стран, находящихся в нескольких латиноамериканских тюрьмах Бразилии, Мексики, Перу, Эквадора, а так- же Испании. Целью проекта было стоиче- ское осмысление человеческой природы (fysis), логоса (logos) и этоса (ethos), а также управление эмоциями (сочетание fysis и logos) вместе с продвижением критическо- го мышления (logos и fysis). Как следствие, этот эксперимент способствовал исследо- ванию этических, эпистемологических и экзистенциальных аспектов человеческого существования. Последний (экзистенци- альный) аспект мог быть реализован либо благодаря полному слиянию с универсу- мом (reubicaciуn en la totalidad), либо через определение своего места в мире -- инди- видуального, межличностного, социально- го и универсального (космического). Таким образом, цель этого проекта состояла не столько в том, чтобы перенять стоический образ жизни, сколько в том, чтобы понять, как философия может стать частью нас самих, образом нашей жизни2. Программа состояла из ряда встреч на тему стоицизма, в течение недели, либо -- в случае с про- ектом BOECIO -- в течение шести месяцев.

Метафора, лежавшая в основе всего проек- та, переносит нас в мир идей Сенеки, соглас- но которому философия -- это тренировка души, призванная мобилизовать все силы и способности, чтобы противостоять прев- ратностям жизни. Эта тренировка подра- зумевает физические упражнения (нужно ходить в спортивный зал), где на каждой встрече формулировались и осуществля- лись упражнения из философской практи- ки стоицизма; например, приготовление к худшему (praemeditatio malorum), изучение репрезентаций (re-presentaciуn), трениров- ка парресии (parrhesia) посредством ведения дневника, включенного наблюдения и т. д. Каждая встреча имела четкую структуру, со- стоящую из следующих частей:

Обзор результатов предыдущих встреч с акцентированным внима- нием на трудности и достижения.

Формулировка задания на день в кон- тексте стоицизма с использованием отрывков философских источников. Объяснение сопровождается подроб- ным обсуждением, в котором участ- ники делятся своими сомнениями, переживаниями и идеями.

Объяснение задания в предельно конкретной форме, чтобы каждый участник понимал, как действовать каждый день до следующей встречи.

При необходимости, демонстрация действия (или в реальном виде, или на примере).

Медленное чтение философского текста для его глубокого понимания (подходящего по смыслу задания).

Третий пример. Проводятся семинары (или ряд встреч), на которые автора статьи вдохновили те или иные философские идеи (из области логики, этики, эстетики) или то или иное философское течение. В этой связи философу необходимо определиться с основными целями, чтобы понять на ка- кие философские концепты опереться и в какую структуру их выстроить. Это является основой для дальнейшей работы, которая позволяет группе приобщиться к образу мы- слей философа, не теряя связи с условиями собственного существования. Это способст- вует повышению философской образован- ности участников дискуссии, приобщает их к более тонкому, глубокому и критическому взгляду на мир и на самого себя. Предста- вим, что мы проводим семинары, основы- ваясь на теории Марии Самбрано. Ход ма- стер-класса может постепенно колебаться от «герменевтики анагогии» (hermenйutica anagуgica) до познания опыта [43]: эпистемология утверждает, что накопление знания не происходит с помощью интеллектуаль- ных усилий, но исключительно с опорой на жизненный опыт. Так как эта теория знания основывается на получении «доказательств» [66, p. 69], а не только на словесных логиче- ских выводах, то предполагаются задания, которые в ходе занятия и в дальнейшем развивают тему, но выводы должны иметь экзистенциальный вес, иными словами, основываться на ключевых ситуациях из жизненного опыта. Обсуждение становит- ся более тягучим и медленным в отноше- нии диалогов, где взаимодействие не соот- ветствует вышеперечисленным условиям, однако эта норма тренирует участников в соответствии с идеями Самбрано. Аргумен- ты будут разрабатываться на последующих семинарах, основываясь на глубинных пере- живаниях опыта, на полном погружении [6,p. 917--968] и отрешенности (exilio) (поня- тие, которое не синонимично опыту бегства и изгнания) [6, p. 396--397]. Эти семинары дают материал для работы, которая заняла бы не меньше месяца. В дальнейшем, могут быть разработаны другие понятия, такие, как «смирение» (humildad) (аналогично обра- зу Нины из «Милосердия» Бенито Гальдоса) [61, p. 137--160], типы слов («невнятность», «зарождение», «прояснение» (balbuciente, naciente, auroral)), «вглядывание» (mirada) [6, p. 715--749] или «вслушивание» (escucha) [6, 652--656]. Упражнения1 базируются на стра- тегической идее Самбрано: «Философство- вать -- значит расшифровывать изначаль- ное ощущение».

Пример четвертый. Можно несколько ог- раничить источник идей для деятельности. В этом случае семинары основываются ис- ключительно на одной философской рабо- те или на одном авторе. Например, можно использовать фрагменты из «Рассуждения о методе» Декарта, рациональную схему аргументирования из «Способов исполь- зования аргументации» Стивена Тулмина, или анализ идей из книги «Как мы мыслим» Джона Дьюи, чтобы проанализировать тот или иной довод. Мы особо подчеркиваем, что подобный подход не означает умень- шения доли философии в методологии, поскольку цель состоит в том, чтобы участ- ники постигли всю глубину философской идеи, заключенной в тексте, а не только ее отдельные аспекты, связанные с «приклад- ной философией». Таким образом, данные семинары осуществляют свое метафизиче- ское призвание: участники примеряют на себя идеи еще одной личности в контексте исторического времени, а не просто полу- чают быстрый доступ к инструментам аргу- ментации без привязки к данному истори- ческому контексту. Если руководствоваться такой целью, то становится понятно, поче- му изучение философии «в ее вселенной» (en su universo) так важно, едва ли не важнее, чем понимание ее практической пользы. Возвращаясь к нашему четвертому приме- ру, следует отметить, что в ходе своих семи- наров, я формулировал тему в виде острых актуальных вопросов, таких, как независи- мость Каталонии, легализация однополых браков, эвтаназия и т. д. с использованием критического анализа произведений разных авторов. Упражнение включало в себя сле- дующие этапы: философский онтологический метафизический бытие

Определялись элементы выбранного рационального метода, чтобы прийти к его полному пониманию, включая источник метода и последующую ра- боту. Задание заключалось в пони- мании цели автора книги, причины, обусловившей появление метода, а также тех явлений или подходов, ко- торым этом метод противопоставлял- ся (например, борьба картезианства против догматической, не аргументи- рованной традиции).

Концепты из первого пункта соот- носились с конкретным материалом (новость или событие). В случае рабо- ты Тулмина приводились доказатель- ства, данные, свидетельства, причи- ны, измерения и случаи исключения для каждого аргумента [60, p. 96--145].

Процесс требовал, чтобы участники находились в постоянной обратной связи с философом, с тем, чтобы в дальнейшем оценить рабочий про- цесс, дать рефлексию изнутри рабо- чей группы.

В случае большой аудитории, участ- ники делились на подгруппы. Каждая из них анализирует новость или со- бытие, используя определенный подход в гносеологии (Декарт, Дьюи, Тулмин) с целью сопоставить и найти различия процесса анализа в итого- вом обсуждении.

Форматы семинаров можно модифициро- вать и умножать ad libitum. Качество каждого из них, как и занятий по философии, зависит от глубины знаний философа-организатора, от того, насколько аккуратно адаптируются модели мышления (без искажения смысла), чтобы процесс философского анализа не потерял своего качества по сравнению с глубокой мыслью автора. Ведь упрощенные подходы связаны с риском сведения всего многообразия к единому знаменателю и схематизму, как и в проведении аналогичных семинаров, так и учебных занятий. В этом случае может возникнуть принципиальный вопрос об исчезновении в этом всём сути фи- лософии. Избежать этого можно, если надле- жащим образом адаптировать философские концепции, сохраняя их глубину, исходя из хорошего знания истории философии.

Еще одно важное замечание. Философ- ские упражнения относятся в равной степе- ни, как к групповой работе, так и к индиви- дуальным консультациям. Какие-то решения могут казаться простыми, вроде предло- жения разведенной женщине, которая не может оставить мысли о бывшем супруге, снять обручальное кольцо, или совета предпринимателю с повышенной тревож- ностью и ночной тахикардией записывать свои мысли. Без сомнения, основа для дан- ных подходов более фундаментальна, чем кажется на первый взгляд: во-первых, мы работали с символическим рационализмом в комплексе с философскими идеями Маури- сио Бехо (Mauricio Beuchot) [14], Эрнста Кас- сирера [19], Дюрана [22] и Норберта Элиаса [24]; во-вторых, в основу данных подходов была положена эпистемология слушания и принятия, которая, кроме упомянутых выше идей Марии Самбрано, также охватывает эпистемологию хайдеггерианства, теорию осознанного слушания реальности субъ- екта вместо навязывания ему своих смы- слов (говоря словами Иоганна Шеффлера (Ангелуса Силезиуса) «роза существует без “зачем” и “почему”, она цветет, потому что она цветет») и amor fati Ницше.

Условие опыта в «прикладной философии»

Принимая во внимание аргументы, изло- женные в ряде работ [10; 11; 15], на протя- жении нескольких лет я разрабатывал тео- рию «прикладной философии», основанной на опыте. Ее результаты носят не только когнитивный характер (менять / критически анализировать идеи), но оказывают влия- ние на всю личность в целом (трансфор- мация личности). У философии опыта есть разнообразные интеллектуальные пред- шественники. Один из них, Китаро Ниши- да (Kitaro Nishida), основатель философской школы в Киото, отмечает, что «в момент по- явления на свет чистого опыта не существу- ет противопоставления субъекта и объекта, нет места разделению на знание, чувство или волеизъявление; единственное, что имеет место -- это действие, независимое и самодостаточное» [50, p. 90]. Опыт (пере- живание чего-либо) состоит в «состоянии познания, когда субъект и объект раство- рены в единой целостности мысли, чувства и воли, и это является подлинной реально- стью» [50, p. 95]. Исходя из этого, «приклад- ная философия» опыта приносит свои плоды не только на уровне сознания. Она также предотвращает когнитивный диссонанс между мыслимым, желаемым и ощущаемым, так как «не существует пропасти между на- мерением к действию и его воплощением» [50, p. 46]. Следовать этому пути -- значит продвигаться в изучении предмета.

Воплощение этой идеи в жизнь зависит от выполнения ряда упражнений, которые обладают герменевтическим потенциалом онтологического характера. Представим, что нам необходимо донести до ребенка, который не любит утруждать себя, ценность труда, притом, что время ограничено, допу- стим, родитель находится на смертном одре. Мы опасаемся, что если наши слова будут звучать как проповедь, это воспримется как бред агонизирующего и не проникнет в сердце отпрыска. Несмотря на согласие, которое он непременно выразит, эти слова умрут вместе с говорящим. Альтернативой является знание, полученное путем опытно- го упражнения. Вот как описывает это Валь- тер Беньямин: «В нашем сборнике рассказов есть легенда о старике, который, будучи на смертном одре, поведал сыновьям, что в их винограднике скрыты сокровища. Их надо всего лишь выкопать. Сыновья сделали, как он велел, но не нашли сокровищ. Есте- ственно, с приходом осени, виноградник дал больше урожая, чем обычно. Следователь- но, их отец подарил им опыт: благословение не в золоте, но в трудолюбии» [13, p. 167].

Жизнь сталкивает нас с обстоятельства- ми, одни из которых тут же забываются, в менит нас навсегда. Этот эффект отличает- ся от того, когда нам лишь «теоретически» (discursivamente) объяснят, что значит быть родителем.

Внедрение опыта меняет эффект «при- кладной философии»: с ним гораздо выше вероятность изменений, происходящих в субъекте. Наличие опыта порождает сцена- рии и стимулирует необходимые процессы для трансформации. Далее мы очень кратко перечислим некоторые из них, а более под- робно вы сможете прочитать о них в работе, которая, надеюсь, выйдет в свет через не- сколько месяцев1.

Прежде всего, опыт соответствует эпи- стемологии анагогии. Это подразумевает знание как личное усвоение опыта, таким образом, мы можем утверждать, что познать что-либо возможно исключительно через синхронизацию с изучаемым объектом: лю- бовь можно понять только испытав ее, толь- ко становясь любящим; свободу -- обретя ее после многих лет заключения; зло осоз- нается таковым только когда оно обращено на нас самих. Знать -- значит обрести иден- тичность с познаваемым. Как красноречиво заметил Антон Пачеко, анагогия (опытное знание) подразумевает сочетание образа бытия (modi essendi), образа познания (modi cognoscendi) и образа интерпретации (modi interpretandi) [2, p. 151]. Анагогия есть про- цесс. Мистик достигает познания Бога и добивается в этом успеха при наличии ми- стического опыта: «Слово “анагогия” прои- зошло от двух греческих корней: ana “вверх” и agein “вести”. Таким образом, анагогия яв- ляется фактором, отраженным в явлениях, и сверх того -- фактором поднимающим, на- правляющим к онтологии сути явления» [2, p. 168]. Онтология в религиозном контексте определяется связью с Богом. Данная связь требует, чтобы ее осознание происходило после проживания опыта, в ходе которо- го появляется отчетливое дискурсивное знание. Мартин Веласко (Martнn Velasco) красноречиво описывает это: «Во всех ре- лигиозных традициях есть особые люди, мистики, которые в определенный момент признаются: “Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя” (Иов 42:5), “Как слышали мы, так и увидели” (Псалтирь 48:9). Это появляется в их речи в том случае, когда они хотят поведать, что пережили, и для этого обращаются к опыту своих слуша- телей, как непременному условию понима- ния. “Кто увидел -- тот поймет”, -- говорил Платон. “Кто не испытал этого, тот не сможет это полностью осознать”», -- поясняет Мар- тин Веласко [49, p. 290].

Второе. Доводы, присущие «приклад- ной философии» опыта, не сводятся к дис- курсивным или логико-аргументированным концептам, но открывают доступ к альтер- нативным путям познания. Все вытекает из последовательной внутренней трансформа- ции субъекта. В этом случае использование концептуальных доводов, логических и ди- скурсивных, не зависит от его способности делать выводы на основании логических игр. Напротив, логика создает противо- речия, инициирует цепочку действий для противоборства субъекту и, как итог, его трансформации. Объясним это детальнее на двух примерах. Мария, консультируемая, 25 лет, пришла ко мне на сессию по поводу конфликтных отношений со своим избран- ником, несмотря на сильные чувства к нему. По ее словам, она имела несчастье влюбить- ся в неадекватного человека, потому что он не оказывал положительного влияния ни на нее, ни на ее дочь от предыдущего брака. В ходе первых консультаций она четко и обстоятельно рассказала об отрицательных сторонах и неудобствах, которые возникли в ее жизни. Наконец настал момент, когда, прослеживая ряд поступков ее партнера, я осмелился применить свой «метод опыта» задав Марии вопрос: «Хорошо, а какие поло- жительные черты этого человека вы можете отметить?» Она взглянула на меня с удивле- нием, словно я оговорился: «Вы хотели спро- сить об отрицательных чертах, не так ли?» Я повторил свой вопрос и подтвердил, что хочу знать все хорошее, что этот человек принес в ее жизнь: «Если у этого человека столько недостатков, но вы все еще поддер- живаете отношения, значит, с вашей сторо- ны должен быть какой-то интерес к нему». Это был первый раз в наших консультациях, когда вместо следования своей привычной линии мышления, благодаря лишь одному вопросу она смогла выйти за рамки того мыслительного пространства, в которое за- ключила себя. Целью моего вопроса был не столько ее ответ, сколько побуждение изме- нить ее образ мысли. По сути, я попросил ее представить мне список положитель- ных качеств этого человека или ситуации в целом. Упражнение опыта базируется на том, что человек подвергает сомнению те основания, на которых он выстраивает свои идеи, таким образом, смещая акцент с его привычного, линейного образа мышления и стимулируя экзистенциальные изменения. Иначе говоря, я постарался открыть для нее новые, неисследованные пути мышления. В итоге, моей целью было проанализиро- вать возможность разрешения конфликта методом принятия бытия, используя термин Ницше, методом amor fati.

Именно этот метод я применил также к одному консультируемому из Мексики. Мигель, успешный предприниматель, до- говорился со мной о консультации через Интернет. Он испытывал сомнения и вну- треннюю разобщенность из-за горького ощущения потери смысла существования. Его внутренние проблемы приобрели сома- тическое воплощение, когда ночью перед сном он начал испытывать приступы трево- ги, вылившиеся в тахикардию. Я посовето- вал ему следующее упражнение prima facie аналитическое, но с направленностью фило- софии опыта: в момент особенно сильного приступа тревожности взять листок бумаги и ручку и подробно описать каждый элемент этого приступа, каждую малейшую эмоцию, каждую мысль и каждое намерение, воз- никающие в этот момент. Повторюсь, что целью этого задания было не просто соста- вить подробный отчет о своем состоянии, но открыть самого себя: если ты должен досконально описать каждую ступень этого процесса, то ты вынужден открыться этому состоянию (которое отвергаешь) и принять его. Все отрицательное обретает полезное и необходимое назначение: в этом состо- ял процесс принятия тревоги, как одного из элементов нашего отношения к бытию, согласно Хайдеггеру. В отличие от ряда психологических терапий, мы не пытались полностью устранить тревожность как па- тологию, но научиться извлекать из этого пользу и даже осознавать ее необходи- мость для постижения подлинной природы личности. Отрицание проблемы только бы усугубило ее ввиду того, что Мигель просто отказывался «открыть дверь», за которой скрывалось решение. Его отказ выслушать то, о чем говорили ему его страхи, мешал ему осознать всю ничтожность человеческо- го существования (типичная ситуация для человека, находящегося на вершине успеха) и в конце концов препятствовал пониманию экзистенциального смысла существования (для которого необходимо осознавать не только свои лучшие, но и худшие стороны). Часто упражнениям, основывающимся на опыте, придают ту или иную специфику эстетические символы. Мария Самбрано предла- гает свой аргумент, который не претендует на поиск нового содержания, но служит ме- тодом для более детального изучения: «Нам не помогут ни “новые принципы”, ни “рефор- ма разума”, как утверждал Ортега в своих последних работах, скорее поможет нечто вроде разума, разум в более широком смы- сле» [62]. Василий Кандинский утверждает, что некоторые идеи и ситуации не требуют дискурса и слов для понимания, достаточно только линии и цвета [37]. Иными словами, как отмечает Дьюи, «художник реализует свою мысль посредством качественных спо- собов, которые использует в работе, и его цели настолько близки к продуцируемому объекту, что на нем же и основываются» [20, p. 17], поскольку «каждое произведение искусства говорит на языке, который не- возможно перевести на любой другой язык без существенного искажения смысла» [20, p. 119]. В таком случае, герменевтика опыта обращается к другим описательным контек- стам, таким, как живопись или музыка1. Если описание или повествование о проблеме от- вечает интересам терапии (хотя, повторюсь, терапия не есть цель «прикладной филосо- фии»), она становится еще более успешной, когда описание осуществляется «настолько близко к продуцируемому объекту, что на нем же и основывается».