Политика объяснения и стратегия описания Бруно Латура: как писать инфрарефлексивные тексты

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Политика объяснения и стратегия описания Бруно Латура: как писать инфрарефлексивные тексты

Александр Широков

Статья представляет собой попытку интерпретации акторно-сетевой теории (ANT) Бруно Латура как записывающего устройства или, иными словами, как способа перевода мира в текстовую форму. Задаваясь вопросом о том, что значит быть акторно-сетевым теоретиком, автор показывает, что это в первую очередь означает писать специфические тексты. Если принять подобную версию того, чем является ANT, то на первый план выходит вопрос: как именно Латур предлагает нечто описывать? Его способ описания опирается на некоторую политику объяснения, которая, как и любая другая политика, строится на определенных принципах или кредо; в данном случае эти принципы связаны с влиянием семиотики и этнометодологии, а также результатами, что Латур назвал «антропологией нововременных». В данном тексте сначала анализируется, как Латур избирательно заимствует некоторые элементы семиотики и этнометодологии, разрабатывая свою политику объяснения. Затем показано, как эта политика объяснения реализуется на практике в определенной стратегии описания. Автор приходит к выводу, что политика объяснения Латура и базирующаяся на ней стратегия описания предполагает средний путь между тем, чтобы выходить на метауровень, объясняя нечто, и тем, чтобы использовать только объяснения самих акторов. Этот средний путь состоит в разработке некоторых принципов описания, которые не приводили бы ни к замене языка акторов языком социолога, ни к простому повторению языка акторов. Инфра-язык ANT содержательно ничего не говорит о мире, но определенным образом организует описание мира; это пустой шаблон, на который каждый раз необходимо заново наносить карту местности. Именно поэтому возможно и историческое, и этнографическое, и смешанное исследование в духе ANT.

Ключевые слова: Бруно Латур, акторно-сетевая теория, объяснение, описание, режимы существования, исследования науки и технологий, инфрарефлексивность

The article is an attempt to interpret Bruno Latour's Actor-Network Theory (ANT) as a recording device or, in other words, as a way of translating the world into a textual form. In directly posing the question of what ANT is and what it means to be an actor-network theorist, the author shows that this, first of all, means writing specific texts. If we accept such a version of what ANT is, then the question is how Latour proposes to write texts. His strategy of description is based on a certain politics of explanation. Like any other politics, the politics of explanation is based on certain principles or credo; in this case, these principles are related to the influence of the semiotics, ethnomethodology, and results of what Latour called the anthropology of the modern. This text, on the one hand, analyzes how Latour selectively borrows elements of semiotics and ethnomethodology in developing his policy of explanation. On the other hand, the author shows how this politics of explanation is implemented in practice in a specific description strategy. The author concludes that Latour's politics of explanation and the subsequent description strategy presupposes an average path between two extremes. The first extreme is the output to the meta level, and the second is the use of only the explanations of the actors themselves. This middle path consists of the development of certain principles of description that would not lead either to the replacement of the language of actors by the language of a sociologist, or to a simple repetition of the language of actors. The ANT infra-language does not say anything meaningful about the world, but, in a certain way, organizes a description of the world as it is as an empty template which must be re-applied each time. It is for this reason that it is possible for historical, ethnographic, and mixed ANT-research.

Keywords: Bruno Latour, actor-network theory, explanation, description, modes of existence, science and technology studies, infra-reflexivity

Зачем нужен еще один текст, посвященный акторно-сетевой теории (далее -- ANT)? Казалось бы, этому направлению посвящено уже немало работ, даже в русскоязычной литературе на сегодняшний день есть как общие введения в ANT(Вахштайн, 2005; Хархордин, 2008), так и подробные исследования различных проблем и аспектов этого подхода (Напреенко, 2013; Кузнецов, 2015). Тем не менее мы продолжаем задаваться вопросами: что такое ANT, что значит быть акторно-сетевым теоретиком и что для этого нужно делать. «В разных контекстах АСТ предстает то как посткритическая социология, то как космополитический проект, то как консервативная методология» (Писарев, Астахов, Гавриленко, 2017: 4). Во многом это связано с тем, что данный подход, получив широкое распространение в 1990-х (Evarts, 2011), по мнению Джона Ло, сам стал множественным (Law, 1999); ANTстала целым движением, состоящим из нескольких смежных проектов или из нескольких диаспор (Law, 1997). Парадоксально, что вся эта «мешанина» из идей, концептов и клише оказалась неразрывно связана с именем Бруно Латура: «Мы говорим ANT -- подразумеваем „Латур“, мы говорим „Латур“ -- подразумеваем ANT» (Кузнецов, 2013: 64). Эта плотная связка позволила некоторым авторам утверждать, что в более поздний период творчества Латур «полностью переключился» на свой новый проект -- исследование режимов существования и в некотором смысле отказался от ANT (Писарев, Астахов, Гавриленко, 2017: 3). В итоге становится проблематично не только определить, что такое ANT, но и понять, какое место она занимает в проекте самого Латура.

Некоторая путаница связана уже с самим выражением «акторно-сетевая теория». По общему признанию, термин «актор-сеть» придумал Мишель Каллон в первой половине 1980-х годов, но имя «акторно-сетевая теория» далеко не сразу было принято её создателями. Каллон изначально использовал словосочетание «социология актор-сети» (Callon, 1986); Джон Ло также употреблял выражение «теория актора-сети» (Law, 1992). Латур же с самого начала говорил именно об «акторно-сетевой теории». Различие в выражениях может свидетельствовать о различиях в понимании этого подхода. В случае теории актора-сети предполагается, что эта теория исследует какие-то актор-сети или концептуализирует их. Термин «акторно-сетевая теория» предполагает, что актор-сеть -- это метод выстраивания теории, выстраивания описания. Подобная версия подтверждается тем, как Латур представляет акторно-сетевую теорию в своем первом тексте, посвященном напрямую ей: «Этот метод говорит не о форме сущностей и действий, а о том, каким должно быть записывающее устройство, которое бы позволило подробно описать сущности» (Латур, 2017в: 185).

Однако в каком смысле об ANT в версии Латура можно говорить как о методе? Ведь Латур не предлагает какой-либо методики; как он пишет в одном из текстов, «„следуйте за акторами“ -- гласит лозунг нашей социологии, но в нем не говорится, как именно нужно за ними следовать» (Латур, 2007: 91). Несмотря на свою эмпирическую направленность, ANTне представляет собой определенной, четко очерченной методики, например, сбора данных. В связи с этим в отношении нее часто возникает вопрос: «Является ли этот язык формальных реляций сугубо методологической наработкой, или же он отражает некую онтологическую действительность?» (Напреенко, 2013: 87). Последний вариант выбрал Грэм Харман в своей метафизической интерпретации ANT, предполагающей, что этот подход говорит нечто о том, как устроен мир (идеи и принципы ANT-- это то, что есть в мире самом по себе) (Harman, 2009). Другой поворот, поворот к методологической интерпретации, означает что «ANT-- это методологическая наработка, призванная отразить работу онтологически различных сущностей» (Ерофеева, 2015а: 30). То есть ANT не говорит ничего о том, как «на самом деле» устроен мир, но предлагает некоторые концептуальные построения, которые позволяют что-то в мире ухватить (идеи и принципы ANT-- это аналитические конструкты, которые исследователь привносит в мир). Проблема обеих интерпретаций и в целом подобной постановки вопроса состоит в следующем: они предполагают, будто ANT говорит нечто о самом мире, каким-то образом его определяет, безотносительно того, так ли это на самом деле, или же это лишь аналитический конструкт. Латур, в свою очередь, постоянно занимает агностическую позицию по отношению к миру: «Мы не знаем, как устроен мир» (Латур, 2015: 40); «мы не должны верить заранее, что мы знаем, говорим ли мы о субъектах или объектах, людях или богах, животных, атомах или текстах» (Latour, 1993: 167).

Альтернативное прочтение ANT можно попытаться развернуть вокруг предположения, что эта теория ничего (или почти ничего) не говорит о том, каков мир, но указывает на то, что с ним нужно делать. Латурианская версия ANT оказывается в большей степени теорией метода (или действия), а не мира; это «способ путешествовать от одного места к другому, от одного поля к следующему, а не интерпретация того, что делают акторы, просто упакованная в более благовидный и универсалистский язык» (Латур, 2017а: 208-209). В таком случае этот подход, его язык, идеи и принципы предстают в виде инструкций -- предписаний относительно того, как следует действовать. Однако сами эти инструкции носят не методический характер, предполагающий конкретную последовательность действий, а скорее, характер запретов, определенным образом организующих деятельность; это правила метода, а не руководства.

В связи с этим вопрос: что именно организуют эти инструкции, или на что направлен этот метод? Еще раз обратимся к уже приведённой цитате Латура: «Этот метод говорит... о том, каким должно быть записывающее устройство, которое бы позволило подробно описать сущности» (Латур, 2017в: 185). «Записывающее устройство» -- понятие из первой крупной работы Латура в соавторстве со Стивом Вулгаром; это «любой аппарат или специфическая конфигурация аппаратов, способные преобразовать материальную субстанцию в график или диаграмму» (Вулгар, Латур, 2012: 186). Еще в своем раннем исследовании лаборатории Латур обнаружил, что практики записывания играют важнейшую роль в функционировании науки. Тексты и различные записи, например, показания приборов, результаты экспериментов и т. п., -- это основной продукт деятельности ученых; сама наука оказывается машиной по производству текстов. В некотором смысле ANT -- это попытка Латура создать записывающее устройство для социальных наук, иначе говоря, это метод производства или организации текста.

Теория о том, как писать текст, кажется чем-то куда менее претензионным, нежели теория о том, как устроено общество, куда движется история, или же теория, стремящаяся наделить материальные объекты способностью к действию (интенция, которую нередко приписывают представителям ANT [Ерофеева, 2015б]). На подобное пренебрежительное отношение к практике написания текстов указывает и сам Латур: «Вас учат плохо! Не учить докторантов-социологов писать диссертации -- все равно что не учить химиков проводить лабораторные эксперименты. Вот почему я теперь учу только одному: писать» (Латур, 2014: 209). Вероятно, данное предубеждение относительно значения способа описания и скрывало возможность подобной интерпретации ANT. Несмотря на явную эмпирическую направленность данного подхода, Латур как-то раз даже назвал свой проект эмпирической философией (Latour, 2010), интерес большинства авторов приковывает, скорее, теоретическая составляющая его творчества, а не то, как он предлагает практически организовывать описание и как это делает он сам. Случай российской рецепции в этом отношении особенно показателен. Однако банальное открытие -- научная деятельность направлена на написание текстов -- ставит под сомнение подобное отношение к практике письма. Какими бы изощренными ни были наши методы сбора данных, какой бы сложный эксперимент мы ни поставили, как бы долго мы ни прожили среди своих информантов, нам все равно придется писать об этом текст. Поэтому «никакой ученый не должен находить для себя унизительным корпеть над описанием. Напротив, это высшее и редчайшее достижение» (Латур, 2014: 192).

Если принять подобную версию того, чем является ANT, то на первый план выходит вопрос: какую именно стратегию описания предлагает Латур? Эта стратегия, в свою очередь, опирается на определенную политику объяснения, поэтому, прежде чем подступиться к первому, необходимо разобраться со вторым. Как и любая другая политика, политика объяснения строится на определенных принципах, или кредо; в данном случае эти принципы связаны с влиянием семиотики Альгирдаса Греймаса и этнометодологии, а также с результатами того, что Латур назвал антропологией нововременных. Как он указывает, ANT-- это «наполовину этнометодология и наполовину семиотика» (Latour, 2005: 54), или «матрица из семиотики, этнометодологии, исследований науки» (Tresch, 2013: 303). Однако скрещивание этих перспектив привело к появлению специфического гибрида.

В данном тексте, с одной стороны, будет показано то, как Латур избирательно заимствует некоторые элементы семиотики и этнометодологии. Этот анализ не будет последовательным разбором влияний данных теорий в хронологическом разрезе; скорее, разворачивая политику объяснения Латура, мы будем периодически указывать на возможные влияния, чтобы разобраться в их последствиях. Это неминуемо приведет к потере некоторой исторической конкретики. Однако в рамках данной статьи важно не то, как, когда именно, при каких условиях на Латура повлиял тот или иной автор, но то, что это влияние может открыть для понимания ANT, какие практические последствия оно несет для данного подхода. С другой стороны, мы рассмотрим, как политика объяснения Латура связана с его собственными исследованиями науки.

Для этого сначала необходимо проанализировать, как Латур понимает объяснение и как он описывает природу оппозиции «объясняемое и объясняющее». Затем речь пойдет о том, как эта оппозиция связана с концепцией нового времени Латура. Далее будет проанализирована альтернатива, которую он предлагает нововременному идеалу объяснения. И, наконец, в последней части статьи мы покажем, какая стратегия описания вырастает из этой альтернативной политики объяснения.

Начать разговор об объяснении стоит, вероятно, с наиболее общего вопроса: что такое объяснение? В самом простом виде «оно означает установление некоторой связи между двумя списками, один из которых включает в себя набор объясняемых элементов (B), а другой -- перечень так называемых объясняющих элементов (A)» (Латур, 2012б: 116). Помимо наличия такой связи необходимо учитывать ее характер, а также ее силу. В случае если она носит характер «один-к-одному», т. е. если список А повторяет список В, ничего не объясняется. Как правило, объяснение имеет место тогда, когда более чем один элемент из списка В связан только с одним элементом из списка А; в таком случае и появляется само разделение на объясняемое и объясняющее. «Политика объяснения в общем виде может быть описана следующим образом: если вы владеете элементом х из списка А, вы также овладеваете элементами х', у' списка В. Это общее определение власти, понимаемой как в политическом, так и в логическом смысле... Один элемент может „заменить“, „представить“, „символизировать“ все остальные элементы, которые на деле стали второстепенными, дедуцируемыми, подчиненными или незначительными» (Латур, 2012б: 117). Социальное объяснение является разновидностью объяснения, оно использует социальное в качестве объяснительного принципа. Забегая вперед, стоит отметить, что именно поэтому для Латура социальное объяснение -- «это часть проблемы, а не решение» (Там же: 122).

Подобное определение предполагает возможность некоторого измерения власти или силы объяснения: чем больше элементов из списка объясняемых можно соотнести с одним элементом из списка объясняющих, тем более властно объяснение. Максимум власти (и, как часто полагается учеными, идеальный вариант) объяснение достигает, когда все элементы списка В (в том числе те, которых еще нет) могут быть дедуцированы из одного элемента списка А. В таком случае владение одним объясняющим элементом позволяет потенциально владеть всеми объясняемыми элементами. Другая крайность этой воображаемой шкалы власти -- когда элементы списка А повторяют элементы списка В, в таком случае, как правило, речь идет о литературной истории или «просто описании», которое ничего не объясняет.

Определившись с тем, что такое объяснение, необходимо задать себе следующий вопрос: когда появляется необходимость в объяснении и когда сильное объяснение оказывается более желанным? «Сильное объяснение становится необходимым, когда кто-то хочет действовать на расстоянии. Вам понадобится сильное объяснение, если вы вышли из ситуации х>, но все еще хотите влиять на нее. Почему? Потому что теперь вы должны быть в ситуациях х и х' одновременно. В ситуации х вам требуется владеть некоторыми элементами или свойствами ситуации х'» (Латур, 2012б: 118-119). Концепт действия на расстоянии занимает одно из центральных мест в работах Латура периода исследований науки (Harman, 2009: 34-35). Чтобы разобраться в том, как он связан с объяснением, необходимо подробнее остановиться на этих работах.

В своих ранних исследованиях науки Латур заметил, что ученые -- это «одержимые и едва ли не маниакальные писатели» (Вулгар, Латур, 2012: 183). Они постоянно все записывают и трансформируют то, что их интересует, в тексты и цифры. В дальнейшем Латур ввел различение формы и материи: «Форма становится тем, что можно перенести из х' в х; материя -- то, что не может вынести такого путешествия» (Латур, 2012б: 120). Это различение проходит у Латура по линии мо- билизуемое/немобилизуемое. Форма -- то, что может быть перенесено из одного материального репертуара в другой; материя -- то, что нет возможности/желания/ смысла/цели перенести. «Ин-формация» -- это то, что циркулирует.

Направление трансформаций/мобилизаций потенциально может быть любым, нет никакой предзаданной траектории, но для науки (или режима циркулирующей референции) характерно движение в сторону текстов, что связано с практическими задачами научной деятельности. Проблематично сказать нечто о реальности самой по себе, но это становится возможным в цепи переводов, благодаря которым происходит переход от одних материальных репертуаров к другим (Latour, 1999).

Чтобы изучить мир, его нужно трансформировать, изменить.

Если бы ученые смотрели на природу, экономику, звезды, органы, то ничего бы не увидели... Ученые начинают видеть что-либо только тогда, когда перестают смотреть на природу и начинают с одержимостью рассматривать исключительно распечатки и записи на плоской поверхности. «Объекты» удаляются из лабораторий или же просто отсутствуют. От кровоточащих и визжащих крыс быстро избавляются. Все, что из них извлекается, это небольшой набор цифр. Это извлечение. -- все, что имеет значение. Ничего нельзя сказать о крысах, но много чего может быть сказано о цифрах/диаграммах. (Latour, 1990)

За счет этих операций ученые могут локально владеть глобальным.

Таким образом, властное объяснение не является результатом жажды власти, а следует из решения практических задач действия на расстоянии. Ученые удалены от интересующих их объектов, что приводит к необходимости мобилизации этих объектов, но те не нужны им как таковые, в своей целостности. Предположим, социологам удалось собрать всех респондентов в одном месте, но это никак не поможет им сделать какие-либо выводы об общественном мнении. В такой ситуации нет необходимости в объяснении; необходимость возникает тогда, когда, находясь в опросном центре, мы хотим владеть мнением населения целой страны. Для этого нужен ряд трансформаций, в результате которых ученые переходят от работы с населением страны к работе с массивом данных.

Эффект такой серии трансформаций подобен чуду: «владея» таблицей данных, можно владеть целым обществом, обладание лишь тенями позволяет владеть миром. Понимание объяснения как решение проблемы действия на расстоянии предполагает различение между миром и знанием или описанием. Чтобы знать, нужно объяснять, мобилизировать, трансформировать. Описание всегда удалено от практики и не может быть лишь проводником или средством переноса практики. Латур признает данную особенность текстов, и это отличает его подход от принципов этнометодологии, где, в связи с политикой уникальной адекватности методов, предполагается, что текст некоторым образом погружает читателя в практику (Garfinkel, 2002: 176). Для Латура же текст -- это всегда фикция, инсценировка практики; это не означает, что текст не дает доступа к практике, просто доступ всегда некоторым образом ограничен и носит специфический характер, который задается особенностями способов переноса (например, частотой датчика, масштабом карты и т. п.).

Понимание объяснения как решения проблемы действия на расстоянии приводит к следующему вопросу: почему существует разделение на объясняемое и объясняющее, почему существуют два списка? Как правило, предполагается, что при- чина/объясняющее -- это нечто изначальное, и чтобы понять следствие, нужно открыть его причину. Данное различение рассматривается как нечто изначально существующее. Исследования науки, произведенные Латуром, показали, что «причина возникает как следствие расширения сетей и укрепления центров» (Латур, 2012б: 123). То, что в конечном итоге представляется как объясняющее, становится таковым в результате многочисленных операций, которые многократно трансформировали изначально интересующий исследователей объект. Когда же это происходит -- вся цепь трансформаций забывается, а выделенная сущность признается причиной всего, что так беспокоило ученых. Благодаря этому забыванию производится разрыв между познающим субъектом и познаваемым миром, производится внешний по отношению к нам мир, и чтобы познать его, необходим «правильный» ключ.

Вера в существование подобных разрывов является специфической чертой той жизненной конфигурации, которую мы называем модерном, или новым временем, и которую Латур сделал предметом исследования в своем антропологическом проекте. Именно для осуществления антропологии «наиболее современных» практик он в 1975 году и отправился исследовать лабораторию. Негативная (или методологическая) часть данного проекта была заявлена в 1991 году в манифесте «Нового времени не было». Гипотеза книги состоит в следующем: «Слово „нововременное“ обозначает две совокупности совершенно различных практик... Первая совокупность практик создает посредством „перевода“ (traduction)такие смешения, в которые входят существа совершенно нового типа, гибриды природы и культуры. Вторая совокупность посредством „очищения“ создает две совершенно различные онтологические зоны, одну из которых составляют люди, другую -- нечеловеки (non-humains)»(Латур, 2006: 74).

Остановлюсь подробнее на понятии перевода, т. к. это основное понятие у Латура. Оно проистекает из философии Мишеля Серра, у которого перевод -- это установление связи между двумя сущностями, трансформирующее обе сущности (Serres, 1983). Важно подчеркнуть, что перевод предполагает установление отношения до существования этого отношения, перевод -- это всегда установление нового отношения, и потому он связан с высоким уровнем неопределенности, т. к. может кончиться неудачей.

Теоретическая модель перевода выглядит следующим образом: есть некоторый агент, имеющий определенную цель, которой он не может достичь своими силами ввиду какого-либо препятствия. В такой ситуации он может либо отказаться от этой цели, либо попытаться достичь её обходным путем (detour),через обращение к другим агентам, не важно, человеческим или нечеловеческим. Вместе они могут либо пойти к первоначальной цели, либо выбрать другие цели. Возвращение к первоначальной цели -- это лишь один из возможных сценариев (рис. 1). «Результат этих усилий нельзя предсказать заранее. Природа опосредования -- неопределенность» (Кузнецов, 2012: 70).

Идея преодоления препятствия подразумевает возможность неудачи. Преодолевая препятствие и обращаясь к другим, всегда есть риск уйти совсем в другом направлении от первоначальной цели. В этой связи в поздних работах Латур вводит понятие разрыва (hiatus),обозначающее ситуацию, когда в текущем состоянии сущность или актор существовать дальше не может, необходимо преодолеть препятствие или разрыв. Если исследователь обращает внимание на эти разрывы и на то, как они преодолеваются, это помогает ему проследить некоторую траекторию переводов/переключений/обращений сущности к чему-то еще (Latour, 2013: 39). В понимании Латура, существование -- это постоянное преодоление разрывов, постоянная медиация. Понятие разрыва подчеркивает неопределенность и рискованность перехода от состояния в момент времени xjк состоянию в момент x2, а также подчеркивает, что существование не происходит автоматически, для этого необходимо проделывать некоторую работу. С этим и связан риск существования: каждая сущность находится под угрозой исчезновения, хотя сами риски и способы их преодоления различаются.

Частично идею разрыва Латур почерпнул из этнометодологии, довольно специфически прочитав работы Гарольда Гарфинкеля. Как однажды написал Латур, «гений этнометодологии берет свое начало в открытии того, что всякий порядок действия, даже самый обычный, постоянно прерывается очень маленьким разрывом, требующим от актора, оснащенного собственными микрометодами, изобретательного акта восстановления порядка. Как неуклюжий сотрудник лаборатории, я непреднамеренно умножал опыты этих „разрывов“, лишь оттенявших с таким трудом приобретенные компетенции моих товарищей» (Латур, 2017б: 226). Для раннего Гарфинкеля основанием социального порядка являются конститутивные ожидания, позволяющие воспринимать порядок как нормальный; «действие этих конститутивных ожиданий в играх или в повседневных ситуациях служит важным условием стабильных черт согласованных действий» (Гарфинкель, 2009: 20). Когда ожидания нарушаются, происходит разрыв порядка, что требует задействования методов нормализации порядка и восстановления конститутивных ожиданий. В определенном смысле Латур практиковал создание таких разрывов в своих исследованиях науки. Например, в «Лабораторной жизни» есть описание ситуации, когда некий новичок задавал ученым вопросы, ответы на которые казались им само собой разумеющимися. «С определенного момента настойчивое вопрошание новичка о „вещах, которые всем известны“ расценивалось как социально неприемлемое» (Вулгар, Латур, 2012: 214). Еще более явно этот прием используется в работе «Наука в действии», где Латур вводит риторическую фигуру спорщика, который постоянно задает ученым очевидные, с их точки зрения, вопросы. В этой связи Латур говорит о критических упражнениях (breaching exercise) (Latour, 1988: 208), делая аллюзию на критические эксперименты Гарфинкеля.

Таким образом, перевод предполагает, во-первых, высокий уровень неопределенности в отношении его успешности и последствий. Во-вторых, как видно из описания этого понятия, для Латура акторы не самодостаточны: ни одной сущности недостаточно самой себя для того, чтобы продолжать свое собственное существование. Вторую практику нововременных -- очищение -- Латур ассоциирует с критикой, поскольку критика предполагает замену множества элементов каким-либо одним, к примеру, «капитализмом», «обществом» и т. п. Например, Луи Пастер обращался к множеству союзников -- к другим ученым, гигиенистам и др., но в итоге научный прорыв был присвоен непосредственно Пастеру, хотя без всех этих союзников он бы не смог достичь таких результатов. Критика занимается очищением, устранением непосредственной работы по производству фактов и артефактов, устранением истории их создания. Практика перевода производит гибриды, практика очищения -- чистые формы; она дистиллирует «то, что ей предоставляет работа по умножению гибридов» (Латур, 2006: 133).

Новое время предполагает рассмотрение этих практик раздельно и асимметрично: «Нововременные появились на свет благодаря связи, существующей между работой очищения и работой медиации, но только в первой они видят залог своего успеха» (Латур, 2006: 113). Научное объяснение представляет собой яркий тому пример. Оно методично устраняет работу, произведенную для решения проблемы действия на расстоянии, а затем приписывает всю силу элементу, который был получен в результате этой работы, как если бы этот элемент изначально и двигал весь процесс. Так появляется объясняющее и объясняемое, субъект и объект, природа и общество и другие «чистые регионы». Проблема заключается в следующем: при отсутствии адекватного представительства гибриды вырываются наружу, что приводит к последствиям, которые нельзя разрешить, разделяя такие регионы, как природа, общество, экономика, политика и т. п. латур акторный сетевой текстовый

Предыдущее рассуждение приводит к следующему вопросу: получается, если мы хотим объяснить нечто, то нам нужна практика очищения? Не совсем. Важная часть реформы того, что Латур назвал нововременной конституцией, состоит в том, чтобы «рассматривать работу очищения в качестве частного случая медиации» (Латур, 2006: 148). Значит ли это, что Латур предлагает отказаться или даже разрушить базовые оппозиции модерна, такие как субъект и объект, природа и общество и др.? Опять же не совсем. Мы продолжаем жить в этих оппозициях, они играют важную роль в современном мире, и от них нельзя так просто отказаться. Однако Латур выделяет два способа репрезентации этих оппозиций: первый начинает с чистых регионов и учитывает только работу очищения; при втором способе очищение -- это лишь конечный этап цепи переводов. «Первый способ -- редукционистский, так как владеть одним элементом списка А равносильно тому, чтобы владеть всеми элементами списка В. Второй я называю не-редукционистским или ирредукционистским, поскольку он прибавляет работу редукции ко всему осталь- ному вместо того, чтобы вычитать все остальное, когда редукция осуществлена» (Латур, 20126: 124).

Латур придерживается второго способа и, вопреки распространенному мнению, не стремится разрушить или отмести базовые оппозиции модерна, но «обходит их с фланга, чтобы реконституировать, или пересобрать, т.е. показать рутинные причины их возникновения, устройство и практические последствия» (Кузнецов, 2016: 44). Для этого Латур предлагает «вернуться немного назад, чтобы развернуть интеллектуальное пространство, достаточно просторное для того, чтобы в нем одновременно нашли себе место задачи по очищению и осуществлению медиации» (Латур, 2006: 135). Но что значит вернуться немного назад? Данное высказывание отсылает к методу контроверз, который является одним из краеугольных камней STS (Pinch, Leuenberger, 2006).

Метод контроверз возник в конце 1970-х -- начале 1980-х годов в качестве инструмента для исследования производства научных фактов. Основная идея состоит в следующем: чтобы понять, как нечто стало научным фактом, нужно вернуться назад в момент времени, когда есть несколько конкурирующих гипотез и ученые находятся в ситуации спора относительно их истинности. Исследование необходимо начать с ситуации, где граница между истинностью и ложностью еще не установлена, и анализировать, как она возникает -- как появляется асимметрия и как нечто оказывается истиной или ложью. Иными словами, чтобы понять производство асимметрий/порядка, нужно начать с симметрии или хаоса.

Заострение внимания исследователей науки и технологий на ситуациях контроверзы привело к тому, что Латур назвал «счастливым крахом социологии науки» (Латур, 2014: 132). В сущности, речь идет о сильной программе Дэвида Блура, предполагающей экспансию социологии на новые земли -- на содержание научного знания (Блур, 2002). Однако исследование ситуаций неопределенности сначала в лаборатории, а потом и за её пределами показало, что объективное и субъективное, факты и артефакты, причина и следствие -- классические атрибуты объяснения, к которым так стремились социальные ученые -- являются итогом научного процесса, а не его отправной точкой. «Заслугой исследований науки и подобных ей отраслей социологии стало то, что был поколеблен стандарт, сравнение с которым делало их маргинальными или просто „частными“» (Латур, 2014: 140). Латур берет на вооружение сам прием -- не исходить из оппозиций/различений, а смотреть на ситуации, в которых эти оппозиции конституируются -- и переносит его на все другие различения (человеческое/нечеловеческое, микро/макро, общество/ природа и др.), тем самым перестраивая всю социальную теорию. Именно поэтому социальное объяснение оказывается невозможным; социальное -- это не то, с помощью чего можно объяснить нечто, но то, что само требует ирредукционистского объяснения. Разделение на природу и общество -- итог пути, а не его начало, это итог очищения гибридов.

В более поздних работах вместо контроверзы Латур начинает использовать термины «предмет беспокойства» (matter of concern (Latour, 2005) и «вещь» (Latour, 2004b: 233). Все три выражения указывают на одни и те же ситуации неопределенности границ и исхода дела, которые становятся у Латура стратегической точкой исследований. Поэтому он называет свой подход социологией неопределенности, социологией, которая начинает с неопределенности, начинает с отсутствия четких границ между природой и обществом и другими оппозициями модерна, но, следуя за работой перевода и очищения, приходит к определенности. Ситуации неопределенности, или контроверзы, оказываются тем самым интеллектуальным пространством, способным вместить одновременно природу и общество, субъекты и объекты и т. п. Обращаясь к этим ситуациям, мы «перестаем быть абсолютно нововременными» (Латур, 2006: 114).

Таким образом, Латур стремится пересобрать базовые оппозиции модерна, переосмыслить их через следование за цепочками переводов, в результате которых эти оппозиции или чистые регионы становятся возможны. Это приводит Латура к переосмыслению самого модерна и определению его как совокупности не чистых регионов или сфер, а режимов существования. Идея режима существования предполагает наличие множества материалов (ими может быть все что угодно: идеи, звезды, бумага и т. п. (Latour, 2013: 209)) и различных способов связи этих материалов. «Латура интересуют исключительно переключения, дифференциалы между материальными репертуарами, описываемые в терминах инскрипции, перевода, медиации» (Кузнецов, 2016: 46). Режим существования -- это некоторый способ связи абсолютно любых материалов, и в этом смысле режим существования можно понимать как режим перевода со своими специфическими разрывами и способами их преодоления. Проект исследования режимов существования Латура -- попытка выделить или классифицировать различные типы траекторий, различные типы движений между материальными репертуарами. Акторно-сетевая теория, предположительно, также является одним из режимов существования. В этой связи встает вопрос о том, как ANT соотносится с режимом науки, или циркулирующей референции, который, решая проблему действия на расстоянии, производит объяснения.

Отказ от асимметричного рассмотрения практик медиации и очищения приводит к следующему, вероятно, решающему вопросу: «Должны ли мы что-либо объяснять?.. Ответ -- „нет“, но с некоторыми оговорками... Не следует стремиться к идеалу объяснения не только потому, что он недостижим, но и потому, что он вообще не является желанной целью» (Латур, 2012б: 126). Подобно джинну, который дает не то, что человек хочет, а то, что тот просит, Латур точно отвечает на заданный вопрос, но дьявол кроется в оговорках. Акторно-сетевой теоретик не должен ничего объяснять, поскольку объяснение -- это не то, что исследователь привносит в мир; мир полон объяснений и без исследователя. Акторы сами способны объяснить свои действия и действия других акторов; задача ANT-- следовать за этой их деятельностью. Это рассуждение подводит к главному правилу ANT: следовать за акторами.

Данное правило необходимо рассматривать в связи с понятием контроверзы/ предмета беспокойства и логически вытекающим из него агностицизмом. Чтобы исследовать контроверзу, необходимо анализировать то, как формируется граница между какими-либо оппозициями, а не исходить из этой границы изначально. Эта методологическая установка в некоторой степени агностическая: мы не должны заранее полагать, что знаем, каков мир и кто его населяет. Как пишет Латур: «Мы не знаем, как устроен мир. Но это не повод не начать. Ведь другие, по- видимому, это знают и постоянно занимаются тем, что определяют окружающих их акторов, то, чего они хотят, причиной чего они становятся, а также способы их ослабить или привлечь на свою сторону» (Латур, 2015: 40). Если исследователь с самого начала самостоятельно не исходит из каких-либо асимметрий (различений, иерархий и т. п.), ему приходится следовать за асимметриями, которые вносят и поддерживают сами акторы. Таким образом, следовать за актором -- означает следовать за тем, что Латур в более поздних работах назвал практической метафизикой акторов. Установление метафизики -- задача не исследователя, но самих акторов, они «сами устанавливают свои теории, свои метатеории и даже свои метаметатеории, акторов необходимо предоставить самим себе. Это laissez-faireсоциология» (Latour, 1996a: 170).

Практическая метафизика -- это не столько строгий теоретический концепт, сколько определенная установка по отношению к акторам и миру, в чем-то схожая с требованием «уважения к изучаемому эмпирическому миру» Герберта Блумера (Blumer, 1969: 34). У Латура эта установка имеет различные истоки.

Во-первых, понятие практической метафизики Латура является переосмыслением того, что Гарфинкель называл практическим социологическим мышлением. Если для последнего все акторы -- непрофессиональные социологи (Гарфинкель, 2003: 9), владеющие методами опознания, осмысления, обнаружения социальной структуры, то для Латура все акторы -- еще и непрофессиональные философы. В первом приближении речь идет об эпистемологическом эгалитаризме в отношении исследователя и исследуемых: у первого нет никаких особенных методов или способностей, принципиально недоступных вторым. Метафизика названа «практической», поскольку разворачивается акторами не в качестве чего-то отстраненного, но всегда в связи с чем-либо конкретным: деятельностью, событиями, ситуациями, по отношению к которым акторы разворачивают определенную метафизику. Они определяют, объясняют, описывают то, что происходит в данном конкретном случае. Если этимологически метафизика -- это «то, что после физики», то в данной концепции физики не существует в чистом виде как единственно верной и окончательной: всё есть метафизика. Все акторы одинаково способны разворачивать метафизики -- оценки, описания, объяснения мира и других акторов. Различия между описаниями (или метафизиками) -- эффект, а не изначальное свойство, они возникают в связи с теми режимами существования, в которые акторы оказались вовлечены. Любое описание -- лишь одно из возможных, одноразовая метафизика, которая может распространиться и быть принята многими акторами. Данная установка призывает изначально не разделять описания на на- учные/ненаучные, истинные/ложные и т. п., а вместо этого следить за тем, как выстраиваются эти различия описаний. Задача исследователя -- дать метафизикам акторов раскрыться, а не ограничивать их (например, концептуализируя тем или иным образом). ANTпредполагает большую свободу акторов и малую свободу исследователя; первым можно все, вторым почти ничего.

Во-вторых, идея практической метафизики связана с семиотикой Греймаса, которая фокусируется на траектории производства значения (Hoestaker, 2005). Латур заимствует данное понимание семиотики и, разрабатывая свой проект материальной семиотики, определяет её как «изучение того, как создается значение, но слово„значение“ понимается в его изначальной не-текстуальной и не-лингвистической интерпретации; каким образом прокладывается одна - единственная привилегированная траектория из неопределенного количества возможностей; в этом смысле семиотика -- изучение построения порядка или прокладывания пути» (Akrich, Latour, 1992: 259). Способность прокладывать значение, вносить различие в траекторию производства значения оказывается фундаментальным по отношению к природе свойством акторов -- «если какой-то актор не создает различия, то это не актор» (Латур, 2014: 183). Важно подчеркнуть, что различия, вносимые акторами, носят не когнитивный, а онтологический характер; прокладывание значений/асимметрий меняет мир. Это также означает, что любое объяснение, в том числе научное, небезразлично к самому миру (это еще одна коннотация практичности метафизики): например, жизнь микробов изменилась после Пастера.

В этой связи следовать за практическими метафизиками акторов -- значит следовать за теми различениями, которые проводят акторы, например, за тем, как они различают истинное/ложное, успешное/неуспешное, природное/социальное и т. д., подобно тому, как персонажи внутри текста взаимно определяют друг друга. В семиотическом смысле следовать за акторами -- значит следовать за траекторией сюжета производства научного факта, технического артефакта или чего-либо еще, следовать за тем, как акторы преломляют, смещают сюжет. Это задает важное методологическое правило: границы сюжета, разворачивающегося вокруг предмета исследования, и, соответственно, границы самого исследования задают акторы, а не исследователь. Семиотика Греймаса делает точкой фокусировки сам текст, запрещая выход за его пределы (к интенциям писателей и читателей, а также к внешним референтам); все, что нужно семиотику, есть в самом тексте, в тех сюжетных перипетиях, которые в нем разворачиваются (Греймас, Курте, 1983: 494). Подобным образом Латур фокусируется на тех перипетиях (или переводах), которые происходят между акторами, и запрещает себе выход за их пределы, например, самостоятельно приписывая им какие-либо качества или вводя какой-либо контекст, кроме того, который создают сами акторы.

Итак, что же значит главное правило ANT -- следование за практическими метафизиками акторов? Оно требует от исследователя определенного агностицизма: он/она не должен думать, что знает, каков мир и сущности, населяющие его; вместо этого необходимо следовать за тем, как эти вопросы проясняют сами акторы. Единственным метафизическим допущением самого Латура о мире является наличие акторов (и их практических метафизик), а все остальное необходимо оставить самим акторам. ANT является способом движения, или путешествия, между практическими метафизиками акторов; она фокусируется на той траектории/сю- жете, которые разворачиваются вокруг и по поводу предмета беспокойства.

Таким образом, задача исследователя -- следовать за практическими метафизиками акторов, не заменяя их своими, но дополняя и комментируя. Благодаря допущению, что мир уже различён (или объяснен) акторами, становится возможным объяснение социолога, поскольку для Латура объяснение исследователя всегда будет идти вместе с объяснениями самих акторов. Его подход -- это не теория акторских сетей, а теория, которая выстраивается акторно-сетевым методом, то есть движется от одного актора к другому. Исследователь, как и акторы, прокладывает траекторию в процессе своего исследования, поэтому объяснение исследователя завязано на той траектории, которую он прошел, на тех акторах, между которыми он двигался. Соответственно, оно может быть проложено по-разному, и в этом смысле Латур говорит об одноразовых объяснениях: в следующий раз исследователь может проложить другой путь, в буквальном смысле обратиться к другим информантам, пойти в другие места и выстроить другое описание. Повторение какой-либо траектории всегда вносит различие, это никогда не повторение той же самой траектории. Как пишет Латур: «Все происходит только один раз и в одном месте» (Латур, 2012a: 3).

Данный способ объяснения носит ненаучный и ненововременной характер. «Ненаучный», потому что ANTне занимается решением проблемы действия на расстоянии -- она признает расстояние между ситуацией А и В, показывает, как это расстояние создается и преодолевается акторами, решающими проблему действия на расстоянии. Такой способ объяснения предполагает, что списки объясняемого и объясняющего равны, сколько одного, столько и другого, и поэтому текст в духе ANTносит характер истории, о чем речь пойдет далее. «Ненововременной», потому что он отвергает нововременную конституцию, предполагающую асимметричное рассмотрение работы медиации и очищения, а также изначальное разделение природы и общества. Этот способ объяснения отталкивается от простого тезиса: все сущности имеют историю или сюжет, давайте это и проследим. Такова та политика объяснения, на которой строится стратегия описания Латура.

Как пишет Латур, ANT«переносит центр тяжести теории на запись, а не на специфические формы, подлежащие записи» (Латур, 2017в: 185). Соответственно, появляется следующий вопрос: какие тексты необходимо писать, исходя из реконструированной выше политики объяснения, или как эта политика объяснения реализуется в определенной стратегии описания? Для начала еще раз подчеркнем уже высказанный тезис: любое описание есть результат множества трансформаций/медиаций/мобилизаций. Любой текст пишется в ситуации А о чем-то в ситуации В. Слегка упрощая, можно сказать, что текст является результатом множества действий его автора; подобное трудно отрицать, поскольку любой автор знает: тексты, к сожалению, не пишутся сами собой. К этой истории происхождения текста можно относиться двояко или, скорее, её можно рефлексировать двумя способами. Под рефлексивным Латур понимает «любой текст, который учитывает собственное производство и таким образом устраняет вредное воздействие на читателей, состоящее в том, что тексту верят слишком много или слишком мало» (Латур, 2012б: 128).

Первый способ, или метарефлексивность, представляет собой попытку не учитывать историю происхождения текста или сделать её неважной, используя специфические приемы, которые якобы устраняют влияние ситуации производства текста на сам текст. Формально устранить этот зазор между миром и его описанием можно двумя способами: либо устранить мир, оставив лишь текст, который тогда ни к чему не отсылает (решение деконструктивизма), либо устранить текст, элиминировать дистанцию между миром и его описанием, утверждая тем самым, что описание не транспортирует и не деформирует мир, но дает доступ к самому миру (решение этнометодологии). Согласно Латуру, метарефлексивность предполагает потенциальное неравенство способов описания перед описываемым миром. «Деррида полагает, что текст может избежать удела присутствия, а Гарфинкель, кажется, верит, что сообщение в конце концов может избежать удела отсутствия. За этими противоположными рефлексивными заявлениями стоит наивная и неукротимая вера в возможность написания более правдивых текстов» (Там же: 130).

Хотя Латур, подобно этнометодологам, утверждает, что операции, осуществляемые исследователем и исследуемыми, принципиально ничем не отличаются (Lynch, 1985: 6), все же имеются различия в том, на что эти операции направлены, в их траекториях движения, а также в ресурсах, на которые они опираются. То, что является ресурсом актора, не может быть ресурсом аналитика. Последний не может использовать различения, которыми пользуется актор, поскольку исследователя должно интересовать то, как эти различения использует актор. В связи с этим отличаются их направления движения и траектории. ANTкак специфический режим существования предполагает движение в сторону ситуации предмета беспокойства, генерируя неопределенность. Наука же как режим существования предполагает противоположное направление: ученый стремится сконструировать научный факт, упорядочить хаос. Это еще раз указывает на то, что ANT не является научным проектом в том понимании науки, которое предлагает Латур.

Цели ученого и исследователя науки различаются (хотя операции одни и те же). Повторение траектории исследуемых акторов означало бы натурализацию -- стать тем, кого исследуешь; в сущности, это именно то, к чему стремится этнометодология (Garfinkel, 2002: 176). Однако для Латура это значит, во-первых, перестать быть аналитиком, т. к. став тем, кого ты исследуешь, ты отказываешься от задачи исследования, за исключением тех случаев, когда такой анализ является практической задачей акторов, но, как правило, перед участниками практики не стоит задача исследования собственной практики. Во-вторых, это означает потерю свободы движения между практическими метафизиками акторов, поскольку исследователь уже не может следовать за различениями, которые используют акторы, ему приходится самому использовать их как ресурс.

Соответственно, хотя Латур, подобно этнометодологам, говорит о том, что в самой практике (или, на языке Латура, в самой сети) есть ресурсы её описания (практические метафизики акторов), исследователь всегда некоторым образом трансформирует эти ресурсы (осуществляет перевод). Исследователь на своем пути также вступает с акторами в отношения (как это делают они сами), он не наблюдает за ними откуда-то извне. «Наблюдатель -- чем бы он ни был -- обнаруживает себя на равных со всеми остальными системами отсчета... Миростроитель среди миростроителей» (Латур, 2017в: 190). В этой связи Латур говорит о том, что написание текста подобно постановке эксперимента: в тексте акторы встречаются в таком составе и таким образом, что подобные встречи были бы маловероятны в мире. Точно так же в лаборатории очищаются, выделяются и перемешиваются сущности, которые могли бы не соприкасаться за пределами лаборатории. «Хороший текст никогда не бывает неопосредованным портретом того, что он описывает, -- потому что он вообще не портрет. Он всегда часть некоего искусственного эксперимента по воспроизведению и усилению следов, оставленных испытаниями» (Латур, 2014: 191). Вопрос в том, как рефлексировать эту искусственность и как писать тексты, учитывающие историю собственного происхождения.

Второй способ рефлексировать историю происхождения текста Латур называет инфрарефлексивностью. «Инфра» (до) тут противопоставляется «мета» (после); это значит, что ANT занимает позицию на месте действий до того, как образуются субъекты/объекты, общество/природа и т. п., то есть ANT начинает с неопределенности/контроверзы. Инфрарефлексивность предполагает следующую стратегию описания: «Если все курсируют между Aи B, озабочены тем, как установить (или не устанавливать) связи, как воспроизвести (или не воспроизвести) одну ситуацию в другой, то почему бы не принять эту деятельность за нашу цель: предъявить познающего, познаваемое и работу, необходимую, чтобы разорвать или создать связи между A и B? Я называю это не-научным способом изучения как естественных, так и социальных наук. Я также полагаю, что это возможное определение инфрарефлексивности» (Латур, 2012б: 137). Несколько витиеватое определение, по сути, означает следующее: если у текста есть история, то именно её и нужно описать, описать тот путь, который прошел исследователь в своих поисках от начала до конца. То есть «предъявить познающего, познаваемое и работу, необходимую, чтобы разорвать или создать связи» -- значит описать, как исследователь вступал в отношения с акторами, как и почему двигался от одного к другому. Отсюда и призывы Латура: «Описывайте, пишите, описывайте, пишите» то, что вы делаете и как двигаетесь (Латур, 2014: 209).