Истина и действительность

С нашей точки зрения, ограничения чрезмерной человеческой экспансии нужно связывать с пониманием того, что история нововременного активистского отношения человека к миру близка к своему завершению. Не имея возможности вернуться в мир господства созерцательного мироотношения (девственной природы) и в условиях исчерпания возможностей односторонне активистского мироотношения, мыслители все больше связывают надежды на решение глобальных проблем современности с утверждением нового, третьего исторического типа мироотношения, которое принято называть коэволюционным мироотношением, преодолевающим односторонний приоритет как мира над человеком (созерцательное мироотношение), так и односторонний приоритет, господство человека над миром (активистское мироотношение). Оно призвано утверждать паритет в отношениях человека и мира.

5. Истина: свойство знания и концепции

Понять знание и познающее действительность (как бытие и сущее) мышление можно лишь при условии рассмотрения их универсально, как аспекта всестороннего взаимодействия человека с миром, элемента культуры. Культурологически результат познания выражается в знании как идеальном аналоге объекта, фиксирующем те его аспекты, которые отвечают на задачи, поставленные субъектом познания. Именно истинное знание рассматривается как наиболее ценное. Не случайно, слова «истина» и «знание» часто употребляют как синонимы, хотя, строго говоря, истина - не знание, а особое свойство знания в характеристике знания как субъективного образа объективного мира.

В общем случае термин «истина» выражает отношение знания и к другим членам познавательной ситуации - к объекту, субъекту, другим знаниям, другим субъектам, действиям субъектов-адресатов.

Существуют различные концепции истины как истины-отношения, выделяющие тот или иной аспект отношения знания в качестве определяющего момента гносеологической и/или культурологической ситуации при характеристике истины.

Не следует противопоставлять «концепции» истины истине-отношению, ибо эти «концепции» воспроизводят те или иные отношения либо какие-то их моменты. Следует указать на «дополнительность» «концепций» и «отношений» или их аспектов, этими концепциями выражаемых. Такая «дополнительность» встречается довольно часто. Так, выражение «история философии» обозначает, во-первых, реальный процесс развития философской мысли, во-вторых, науку, учение, концепцию этого процесса. Взаимодействие этих «сторон» стало предметом множества работ в философии и науке, исследуется в этом взаимодействии «все», от их противостояния до формулировки идеи парадоксов при их прогрессе ^[76].

Наиболее распространенной и признанной является корреспондентская концепция истины, восходящая к Аристотелю, согласно которой истина есть знание, соответствующее действительности. Её принимают представители самых разных философских течений. Разногласия между ними обнаруживаются при различной интерпретации ими понятий «знание», «соответствие», «действительность». Большинство логиков и ученых под знанием понимают форму грамматически правильных описательных предложений, под соответствием - структурное подобие, под действительностью - объективную реальность. И всё же эти понятия, особенно «соответствие», остаются не вполне определёнными (в их число мы относим и понятие «действительность», предлагая свое толкование - М.П.), что делает данную концепцию уязвимой для критики.

Преодолеть неопределённость корреспондентской концепции пытается когерентная концепция, определяющая истину как суждение, согласованное с другими суждениями одной системы, не противоречащее им. Эта концепция также имеет древние корни, восходящие к воззрениям Парменида. Хотя эта концепция и пытается преодолеть неопределённость корреспондентской концепции с помощью логики, она оказывается ещё более уязвимой. Во-первых, логическая проблема непротиворечивости весьма сложна и разрешима только в простейших случаях, но не в сложных логических исчислениях и контекстах наук. Во-вторых, «условие непротиворечивости не является достаточным условием (гносеологической - М.П.) истинности, поскольку не всякая непротиворечивая система утверждений о реальном мире соответствует реальному миру. Кроме того, это условие применительно к естественным наукам, например к физике, не всегда оказывается и необходимым. Противоречивость какой-либо теории не означает автоматически её ложности. Она может быть показателем временных трудностей, переживаемых истинной теорией» ^[77]. Но доля истины в этой концепции истины есть, ибо непротиворечивость - одно из условий истинности суждения и знания, как системы суждений.

Прагматизм и операционализм обращают основное внимание не на отношение знания к действительности как корреспондентская концепция истины или к другим знаниям, как теория когерентной истины, а на отношение знания к практической деятельности субъекта. Соответственно, истина здесь определяется как практическая полезность знания, его эффективность в деле достижения субъектом своей цели. Таким образом, они стремятся преодолеть «абстрактный рационализм» корреспондентской и когерентной концепций истины. Однако прагматистское определение не представляет собой убедительную альтернативу им, поскольку само страдает узким эмпиризмом и субъективизмом. Оно, по сути, отметает всякое научно-теоретическое и философское знание как бессмысленное или неистинное. Более того, оно переворачивает подлинное соотношение истины и полезности. Ведь знание истинно не потому, что оно полезно, а наоборот, оно полезно потому, что истинно. В то же время прагматизм отчасти прав, вычленяя и подчёркивая практический аспект истины. Другое дело, что этот аспект трактуется им узко, ибо сводится к субъективной пользе.

Субъективно-психологическая узость свойственна и другим эмпиристским трактовкам истины. Так, философы-аналитики понимают истинность как соответствие мыслей ощущениям субъекта, позитивисты - как согласованность ощущений субъектов между собой, неопозитивизм - как согласованность предложений науки и чувственного опыта субъекта или как их взаимосогласованность в системе знания. Крайним субъективизмом отличаются определения истины конвенционализмом - как согласованности научных суждений с условными соглашениями учёного сообщества, и экзистенциализмом - как переживания субъектом своей слитности с объектом.

Объективные идеалисты обычно понимают истину как особый идеальный объект либо как гносеологический аспект веры. Дуалисты, в частности неокантианцы, трактуют истинность как непротиворечивость мышления. Очевидная ошибка в этих случаях состоит в том, что совершается разрыв субъекта и объекта, при одновременной абсолютизации одного из них.

Критически рассматривая все эти определения и понимания истины-отношения, получаем вывод, что эти концепции так или иначе односторонни и не вполне убедительны, что они не учитывают универсальной опосредованности познания и сложного, синтетического характера его результата - знания. Знание есть сложный синтез воздействий объекта и духовного творчества субъекта, опосредованный уже имеющимися у субъекта знаниями, его опытом, общественной практикой, методами и средой познания, языком, состоянием субъекта, в конечном счете, всемифакторами его жизни. Практическая жизнь и роль знания зависит от его интерпретации пользователями в реальной практике научной и общественной коммуникации, начиная с создателя знания.

Учитывая сказанное, В.Е. Гарпушкин в своей докторской диссертации определяет истину как «адекватное представление общественного пользователя знанием (интерпретатора) об отношениях соответствия знания его объекту, субъекту, другим знаниям данной области и социальной практической деятельности». Он верно подчеркивает, что «истина не одномерное, а многомерное свойство, ибо знание есть продукт сложного (если не универсального) идеального синтеза» ^[78].

Нужно помнить, что установление истины, ограниченной со стороны лжи и заблуждения, связано с завершающим элементом структуры познавательного процесса - с проверкой знания, которая вытекает из решения проблемы, как говорят, критерия истины, хотя имеется в виду именно вся область онтогносеологической противоположности истины по отношению ко лжи и заблуждению, определения решающего признака отличия от них истины. Определение критерия истины зависит от определения самой истины, и эти определения так переплетаются, что в некоторых концепциях их практически отождествляют.

Различные понимания критерия истины можно свести в несколько групп по сходству: рационально-логические, психологические, социологические, эмпирические, прагматические, исторические.

Логические критерии связаны с когерентной концепцией истины и усматривают основной признак истинности суждения либо в непротиворечивости его другим суждениям или основным принципам, законам данной области, либо в логическом или математическом доказательстве (выведении его как следствия из более общего суждения, из приведения к абсурду и т.д.). Главный недостаток логических критериев истины состоит в их оторванности от реальной действительности. Формальная логика, запрещающая противоречия в рассуждениях, видимо, основывается на абсолютизации порядка и согласованности явлений и процессов мира. Но такой порядок дополняется беспорядком и дисгармонией, благодаря чему происходит развитие и возникает новое. Поэтому строго последовательное развёртывание этой мысли приводит, как ни парадоксально, в конце концов, к абсурду. Ведь логически безупречное теоретическое построение оказывается ложным, если его исходные положения не соответствуют действительности. Что касается доказуемости, то К. Гёдель в 1931 г. показал, что она не совпадает с истинностью.

Психологические критерии истины усматривают её признаки в простоте, ясности или «красоте» рассуждений, в согласии с ними авторитетов, в уверенности субъекта в их непогрешимости; они чрезмерно субъективны и относительны.

Социологические критерии (общепринятость, мнение большинства, слухи, выборочные опросы, референдумы и т.п.) лишь создают видимость истины, ибо истина не зависит от количества своих сторонников. Ошибаться может и всё человечество, о чём говорит богатая история предрассудков. Так, ссылки на то, что религия имеет миллионы и даже миллиарды своих адептов, вовсе не являются доказательством истинности ее представлений.

Эмпирический критерий истины понимается его сторонниками как соответствие суждений опыту субъекта. Такое понимание вызывает ряд вопросов. Во-первых, понятие опыта весьма неопределённо и трактуется по-разному, в частности, как 1) чувственное познание и его результаты, 2) связь ощущений субъекта (позитивизм), 3) совокупность действий или операций с объектами суждений (прагматизм, операционализм), 4) внутренний мир переживаний субъекта (экзистенциализм), 5) научный опыт, социальный опыт и т.д. и т.п.

Как видно, опыт может пониматься узкосубъективно, и в таком виде он не является надёжным критерием истины. Но даже если опыт понимать широко, как деятельность научного сообщества или даже общественную практику (в духе марксизма), то этот критерий также обнаруживает свою ограниченность, поскольку общие суждения и особенно общие теории не допускают непосредственной эмпирической проверки, а свести общие суждения к прямо проверяемым «атомарным» предложениям, как надеялись неопозитивисты, удаётся далеко не всегда. Постпозитивисты видоизменили эмпирический критерий так, что признаком истинности теории они стали считать соответствие её научным фактам. Речь идет о выводимости этих фактов из теории. Но, как показано в литературе, «для согласования какого-либо факта с некоторой теорией данный факт должен быть переформулирован на языке рассматриваемой теории. Причем эта переформулировка не представляет собой чисто лингвистическую процедуру, а включает в себя концептуализацию эмпирического материала в свете проверяемой теории» ^[79]. Значит, факт есть не фрагмент «чистой эмпирии», а теоретизированное представление как интерпретация этого фрагмента. «Поэтому согласие теории с данными опыта есть не что иное, как согласованность ряда теорий - объясняющих и интерпретационных» ^[80]. С другой стороны, «истинность эмпирических следствий, вытекающих из теории, не гарантирует истинности самой теории. Это объясняется тем, что одни и те же следствия совместимы с различными теоретическими основаниями» ^[81].

Не решает проблему надёжности критерия истины и вариант эмпирического критерия, так называемые исторические теории подтверждения, предложенные постпозитивистами (И. Лакатос, Э. Захар, Дж. Леплин). В таком случае, среди конкурирующих теорий выбираются как наиболее правдоподобные те, которые предсказывают новые факты и дают больший прирост знания. Но Т.Кун и П. Фейерабенд показали, что не существует независимых от теории фактов, на основании которых она может быть рационально выбрана среди конкурирующих теорий. Эвристичность теории - важный, но недостаточный признак её истинности.

Прагматические концепции истины, которые, так или иначе, присутствуют в прагматизме, операционализме, инструментализме, справедливо указывают на основной недостаток концепций, ибо ведут поиск критерия истинности знания внутри самой сферы знания. Как альтернативу они предлагают рассматривать в качестве высшего критерия практическую деятельность субъекта знания с точки зрения её полезности, эффективности, успеха в реализации знания для решения проблем субъекта как подлинно объективный критерий истины. Однако является ли такое решение подлинной альтернативой? На этот вопрос однозначно ответить нельзя. Ведь с одной стороны, обращение к практике как критерию истины закономерно, поскольку практика играет решающую роль в познании. С другой стороны, практика, как и опыт, тоже обладает неопределенностью. И главное - «практика», как и факты, заранее рационализирована до всякой конкретной практики. Данная конкретная практика обычно интерпретируется в соответствии с проверяемой теорией. Таким образом, объективность практики не лишена момента мнимости в гносеологическом аспекте.

Всё же нельзя недооценивать критериальные возможности практики. Другое дело, что они зависят от понимания и соответствующей ему реализации практики: «Успех» человеческой практики доказывает соответствие наших представлений с объективной природой вещей, которые мы воспринимаем» ^[82]. «Успех» нельзя абсолютизировать, ибо «не надо забывать, что критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления» ^[83]. Неопределённость этого критерия связана и с различными концептуализациями и интерпретациями практики разными людьми и концепциями. Например, слишком узкое понимание практики (сведение её к личному опыту субъекта или опыту узкой группы лиц) заметно снижают реальные возможности практики как критерия истины, делают этот критерий малонадёжным, ибо резко возрастает его субъективизм и релятивизм. Особого исследования требует понимание практики как совпадающей со всей вообще экономической деятельностью, «экономизмом», предстающим как форма отчуждения от бытия в целом и его развития, к чему сводится вся материальная жизнь человека и общества, когда, например, человек на все смотрит через денежные «очки» рынка, словно люди полностью переселены из бытия в рынок, составляющий лишь его, общества, частную форму проявления, вероятно, локально и исторически ограниченную. В таком контексте и возникает прагматически-поверхностное понимание истины, которому марксизм противопоставляет понимание практики как «объективной... деятельности человека», имеющей «субъективный характер», а «термины «полезность» и «успех» не рассматриваются в таком случае абсолютно необходимыми «для характеристики критерия истинности знаний», поскольку они «не являются собственно гносеологическими категориями», а «выводят нас из сферы теории познания в сферу социальных отношений, моральных оценок и т.д.» ^[84].

Все же полезность, эффективность, успех - важные свидетельства практики в пользу истинности используемых нами знаний в условиях господства «экономизма». Они выводят нас из этого узкого горизонта познания. Как писал В.И. Ленин, «для материалиста «успех» человеческой практики доказывает соответствие наших представлений с объективной природой вещей, которые мы воспринимаем» ^[85]. Ведь практика это та область, в которой человек, субъективная реальность, через субъективную деятельность в(ы)ходит в объективную реальность в обобщенном смысле «бытия». Поэтому нет оснований заменять так понимаемое «бытие» в широком смысле «триадой бытия» из бытия объективного, субъективного и трансцендентного, то есть не выходя на проблему «единства мира» и ее решение.

Согласно В.Н. Сагатовскому, наука и техника адекватны освоению объективной реальности, искусство и нравственность - субъективной, религия - трансцендентной ^[86]. Он признает, это важно, читатель, что «трансцендентное» не есть «объективная реальность». О трансцендентном можно сказать лишь то, что оно «ЕСТЬ, СУЩЕСТВУЕТ», ибо бог как объект есть нонсенс ^[87]. В этих положениях есть рациональный смысл. Он состоит в выведении религиозных положений за пределы гносеологической противоположности истинность-ложность/заблуждение, следовательно, в реальном отнесении их к сфере противоположности подлинного мышления, познающего бытие в широком смысле слова, и симулирования такого мышления (существующего, как мы показали, имманентным, или речевым, образом - М.П.). Онтологически реальным является не бог, но только вера в него религиозного субъекта, которая и в(ы)ходит в объективную реальность бытия в широком смысле слова, будучи познаваемой философией и постнеклассической наукой. Нововведение «триады бытия» В.Н. Сагатовского возвращает нас в границы старинного пантеистического стиля мышления и возрождает, в духе Средневековья, концепцию двойственной истины.

В.Н. Сагатовский подчеркивает, что его не устраивает «традиционное» толкование религиозного мировоззрения и его субъекта. Все же, бог в религиозном мировоззрении, в отличие от интерпретации его В.Н. Сагатовским, понимается совершенно в ином значении: в нем говорится о «системе веры в действительность, появляющейся сверхъестественным путем» и о «практике, возникающей на основе этой веры» ^[88]. Бог понадобился В.Н. Сагатовскому как своего рода «ограничитель», не дающий проявить себя ни «технократизму», ни «субъективизму», ни «антропологизму», могущим скрываться за «технократизмом». Вот почему В.Н. Сагатовский стремится вывести религиозное мировоззрение за пределы гносеологии. Но он же стремится, одновременно, не ввести его в пространство противоположности «подлинного мышления, познающего бытие в широком смысле и симулирования такого мышления».

В конечном счете, речь идет о том, чтобы держать в узде «экономизм» и «технологизм», отсечь их, хотя бы с помощью данной фантазии, если иначе не удается, как крайности и опасности. Впрочем, на такое «содействие» бога сегодня уповают многие авторы философско-мировоззренческой литературы. В.Н. Сагатовский сам пишет, что он выдвигает «собственную, далеко не традиционную точку зрения», что «верить или не верить провозглашению сверхъестественного, тайны и чуда - дело личного выбора», что «за пределами познания объективной реальности мы можем выражать свои субъективные переживания, наполняющие душу индивидуальности (экзистенцию), в том числе переживания по поводу присутствия духа (трансценденции) в душе, глубинного общения души с духом». Что же мы можем, спрашивает себя В.Н. Сагатовский, знать о реальности духа-трансценденции? То, что она, реальность духа, ЕСТЬ, присутствует в нас («Царство Божие внутри нас»), но не то, ЧТО ИМЕННО она есть. Он называет это «мудростью молчания». «Пустота» такого «знания» делает человека сопричастным духовной целостности мира, «спасает от самоуверенности технократа», видящего мир лишь как «постав» М. Хайдеггера, и от эгоцентризма «человека-бунтаря», ничего не знающего кроме «самовыражения» ^[89]. Далее В.Н. Сагатовский признает, что его нововведение, с точки зрения ортодоксального религиозного мировоззрения, есть «пантеистическая ересь», а с точки зрения «научной философии» - ненаучная «заумь».

Мы привели эти размышления В.Н. Сагатовского, чтобы на их фоне подчеркнуть ценность практики в качестве критерия истины. Эту сторону практики ценил, например, К. Маркс, который с ее помощью определил главный недостаток всего предшествующего материализма своего времени, весьма отличный, как мы видим от современного, нашего времени: тогда «предмет, действительность, чувственность брался (берется - писал К. Маркс - М.П.) только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» ^[90]. Сейчас такой подход обнаружил уже опасные для человечества черты, требуя «введения» коэволюционной парадигмы взаимоотношения человека и мира.

Анализ проблемы критерия истины и вариантов её решения приводит к выводу, что не существует единственного и абсолютно надёжного критерия истины, ибо 1) качественно различным уровням и формам знания (эмпирическому и теоретическому, абстрактному и конкретному, образному и рациональному, информативному и оценочному) требуются различные критерии, а 2) всякая форма проверки знания относительна, опосредована другими знаниями, значит, она сама требует критерия и т.д.

Обобщая в единую систему различные концепции истины, необходимо вводить более или менее четкую субординацию между ними. Разумеется, верно, что концепция корреспондентской истины может быть дополнена концепцией когерентной истины, как и прагматистской истиной. Однако истина-корреспонденция обладает по отношению к ним приоритетом, ибо она сохраняет право на существование и без них, выполняя критериальную функцию, если иметь в виду понятие действительности, единство бытия как объективной реальности в широком смысле слова и всякого сущего, чего нельзя сказать ни об истине-когеренции, ни о прагматистской истине, если взять их как самодостаточные и противопоставить объективной истине-корреспонденции, коррелятивной, в конечном счете, действительности. Ни истина-когеренция, ни прагматистская истина сами по себе истинами не являются, будучи всего лишь дополнением объективной истины.

Как отмечалось, условие непротиворечивости не является достаточным условием истинности, поскольку не всякая непротиворечивая система утверждений о реальном мире соответствует реальному миру; противоречивость какой-либо теории не означает автоматически её ложности, она может быть показателем временных трудностей, переживаемых истинной теорией. Прагматистское понимание истины страдает узким эмпиризмом и субъективизмом, отметает научно-теоретическое и философское знание как бессмысленное или неистинное, более того, оно переворачивает подлинное соотношение истины и полезности. Приходится учитывать, что знание истинно не потому, что оно полезно, а наоборот, оно полезно потому, что истинно. Крайне субъектистски понимает истину конвенционализм в смысле согласованности научных суждений с условными соглашениями учёного сообщества, экзистенциализм - как переживание субъектом своей слитности с объектом.

Сложность проблемы проверки знания на истинность связана со сложностью структуры самого истинного знания, или истины. Многомерности объекта, субъекта, познания и практики соответствует многомерность истины-отношения, включая ряд структур горизонтального и вертикального уровней. В вертикальном разрезе истина-отношение-система представляет собой иерархию идей разной степени общности, которую венчает «истина-мировоззрение» ^[91]. Истина-отношение-система имеет большую ценность, чем составляющие её частные истины-отношения, и она требует более сложной, системной проверки.

Понятно, что истина включает и историческое измерение: генезис объекта и этапы его изменения, без знания которых истина будет абстрактной и непонятной. В истине-системе выделяются разные уровни знания: эмпирический и теоретический, абстрактный и конкретный. Горизонтальный план истины включает такие структуры её аспектов, как знаковый (семантический, синтаксический и прагматический аспекты), функциональный (информативный, оценочный, волюнтативный, методологически-практический аспекты), диалектический (объективность - субъективность, абсолютность - относительность, монизм - плюрализм, процесс - результат, достоверность - заблуждение), полевой (текст, контекст, подтекст, сверхтекст). Все эти уровни и аспекты истины, на которые верно указывает В.Е. Гарпушкин, предъявляют свои собственные требования к критерию истины, которые ни один отдельно взятый критерий учесть целиком не сможет. Преувеличение или недооценка любого из них ведёт к искажению истины.

Для наиболее глубокого понимания истины важно учесть её диалектическую природу. Истина есть противоречивое единство объективного и субъективного. Если объективное в ней детерминировано воздействием объекта, то субъективное обусловлено творчеством, интересами, целями, идеалами субъекта. Познание опосредовано самосознанием субъекта, пониманием им своего места и роли в общественной познавательной деятельности и вообще в данной культуре. Познание опосредовано отношениями данного субъекта с другими субъектами познания. Оно опосредовано предшествующим опытом и наличными знаниями субъекта, а также существующими в обществе на данный момент нормами познания. Особо надо отметить активную посредническую деятельность субъекта: «Воспроизведение в знании характеристик реального объекта возможно лишь путем конструирования другой системы объектов - особого мира предметов-посредников, являющихся своеобразной социальной реальностью» ^[92]. Такими посредниками выступают приборы, инструменты, модели, знаки, гипотезы, теории, понятия и другие искусственные объекты. В ходе исторического развития познания его опосредованность возрастает. Объективное и субъективное в знании не просто сочетаются, они взаимопроникают и взаимно опосредуются, их различие относительно ^[93]. Можно говорить только о преобладании в одном случае или аспекте природных и внешних источников знания, в другом - социальных и внутренних.

Истина совмещает в себе противоположности аспектов абсолютного и относительного. Абсолютное - это неизменное в содержании истины при всем её изменении, что обеспечивает преемственность в её развитии: связь старых и новых форм обеспечивает развитие знания, его историю, без учета которой её отдельные результаты становятся абстрактными и непонятными. Второй смысл абсолютности - полнота как идеал научного познания, хотя в реальности мы часто руководствуемся относительными истинами - неполными, приблизительными. Относительность истины изменчива, поэтому можно говорить о степенях истинности знания, которые обратно пропорциональны её относительности.

Абсолютно-относительная двойственность истины отражается в её монизме и плюрализме. Считается, что абсолютная истина о данном объекте может быть только одна, но относительных истин о нём может быть уже много «по определению». Но эти истины образуют не произвольный, случайный набор, а множество взаимосогласованных и взаимодополняющих истин, имплицитным объединяющим инвариантом которых, видимо, будет абсолютная истина. Признание плюрализма относительных истин не имеет ничего общего с субъективизмом и агностицизмом, тогда как признание единственности относительной истины может стать почвой субъективистских и догматических спекуляций вокруг истины.

Истина одновременно абстрактна и конкретна. Она абстрактна, если берётся вне контекста связанных с нею истин и вне реальной среды ее применения. Абстрактная истина есть лишь общая, неопределённая тенденция, конкретная истина - определённая реальная ситуация, связь или факт как следствие и преломление абстрактной истины в конкретных условиях времени и места. Поэтому неверно вообще отрицать статус истины за абстрактными суждениями: тогда пришлось бы отрицать всякую теорию, науку.

Вышеизложенное подводит нас к выводу о необоснованности крайностей гносеологического оптимизма и пессимизма. Познание и истина характеризуются переходом от незнания к знанию, от знания неполного и неточного к все более полному и точному при постоянном повышении требований человека и общества к истинности знания; при этом остается, так сказать, место для заблуждений и, к сожалению, для лжи. Поэтому речь можно и нужно вести о проблеме применимости (действия) всего гнезда категорий - истины, лжи и заблуждений.



Выводы

Главным в данной статье можно признать вывод о необходимости анализа гнезда категорий истина-ложь-заблуждение в контексте коррелята бытия и сущего; он раскрывает смысл действительности, которой корреспондирует истина, что, в свою очередь, предполагает союз ее философского и научного понимания.

Во-первых, в статье дана характеристика предыстории и сущности проблемы истины, в частности, указано на связь истины и естины, истины и правды. Во-вторых, выявлена связь понимания истины с концепцией модальности И. Канта, проанализирована критика последней Гегелем, разъяснена связь толкований истины с классической, неклассической и постнеклассической наукой, сформулирована проблема границ применимости истины и предложены пути ее решения. В-третьих, познание и истина исследованы с учетом условий их существования в современную постнеклассическую эпоху, где особую роль приобретает идеал постнеклассической науки; показаны трудности его реализации. В-четвертых, раскрываются два главных предрассудка по поводу истины в современной литературе, попытки «безграничного» их применения и, наоборот, полная их элиминации в философии постмодернизма, заявляющего о деконструкции бытия и истины; предложен метод их устранения путем выявления реальных границ действия гнезда категорий истины, лжи и заблуждения; за этими границами, по мнению автора, оказываются симулирование и симулякры. В-пятых, путем анализа «сущего относительно бытия» толкование истины, лжи и заблуждения вводится в контекст коррелята «бытие и сущее», которому соответствует союз философии и науки, что предполагает их философское истолкование в союзе с научным. В-шестых, раскрыты особенности трактовки истины в контексте созерцательного и активистского типов отношения человека к миру, в контексте концепции перехода Субстанции в Субъект, когда возникает собственно историческое бытие как бытие человеческой предметной деятельности; здесь показана важность вклада в философию Ф. Бэкона. В-седьмых, истина исследована как свойство знания, проявляющееся в со-отношениях с объектом, субъектом, другими знаниями данной области и социальной практической деятельности; тем самым показано, что истина не одномерное, а многомерное свойство, над которым надстраивается целое семейство концепций истины и ее критериев; раскрывается их единство и многообразие.



Библиография

1. Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М., 2007, с. 278.

2. Даль В. Словарь. Изд. 2-ое, 1881 г. Репринт. Т. II. М., 1955, с. 60.

3. Степанов Ю.С. Правда и истина//Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры: Изд. 2-ое, испр. и доп. М., 2001, с. 443.

4. Даль В. Словарь. Изд. 2-ое, 1881 г. Репринт. Т. II. М., 1955, с. 60-61.

5. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: в 2 тт. Т. 1. М., 1990, с. 15-16.

6. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: в 2 тт. Т. 1. М., 1990, с. 17.

7. Флоренский П.А. Общечеловеческие корни идеализма (Философия народов// Флоренский П.А. Сочинения: в четырех томах. Т. 3(2). М., 1999, с. 145-168.

8. Флоренский П.А. Органопроекция. Письмо В.И. Вернадскому от 21.09.1929//Русский космизм: Антология философской мысли. М., 1993, с. 146-165.

9. Краткая философская энциклопедия. М., 1994, c. 273.

10. Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, c. 83-84.

11. Левин Г.Д. Истинность и рациональность. М., 2011, c. 124-125.

12. Кант И. Логика//Кант И. Трактаты и письма. М., 1980, c. 371.

13. Реале Дж. И Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. От романтизма до наших дней. М., 1997, с. 114.

14. Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, с. 174, 182.

15. Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, с. 175.

16. Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, с. 305-307.

17. Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, с. 176-177.

18. Гегель. Наука логики: в трех томах. Т.1. М., 1970, c. 137.

19. Левин Г.Д. Истинность и рациональность. М., 2011, с. 123-128.

20. Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, с. 83.

21. Гегель. Наука логики: в трех томах. Т.1. М., 1970, с. 419-420, 467.

22. Гегель. Наука логики: в трех томах. Т.1. М., 1970, с. 420-422.

23. Сагатовский В.Н. Философские категории. Ч. 1. Онтология. Авторский словарь. СПб., 2011, с. 74-75.

24. Кудряшев А.Ф. Наиболее актуальные проблемы современной онтологии//Мировоззренческая парадигма в современной философии: История и современность. Сборник статей по материалам IX Международной научной конференции 23 ноября 2011 г. Нижний Новгород, 2011, с. 133.

25. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/отв. ред. Л.П. Киященко и В.С. Степин. СПб., 2009, c. 264.

26. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/отв. ред. Л.П. Киященко и В.С. Степин. СПб., 2009, c. 283.

27. Миллер М.А. «Мир, в котором нас поселили…» // Поиск-НН. 2011. № 1(28), с. 19.

28. Прохоров М.М. Природа философии и религии в истории мировоззрения. Н. Новгород, 2010.

29. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/отв. ред. Л.П. Киященко и В.С. Степин. СПб., 2009, c. 283-284.

30. Копнин П.В. Гносеологические и логические основы науки. М., 1974, c. 43-46.

31. Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук// Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2007, c. 455-456, 461-465.

32. Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук// Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2007, c. 455.

33. Деррида Ж. От экономии ограниченной к экономии всеобщей. Гегельянство без утайки// Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2007, с. 402-447.

34. Деррида Ж. От экономии ограниченной к экономии всеобщей. Гегельянство без утайки// Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2007, с. 451.

35. Деррида Ж. От экономии ограниченной к экономии всеобщей. Гегельянство без утайки// Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2007, с. 449.

36. Деррида Ж. От экономии ограниченной к экономии всеобщей. Гегельянство без утайки// Деррида Ж. Письмо и различие. М., 2007, с. 468.

37. Хейзинга Й. Homo ludens (Человек играющий). М., 2001.

38. Микешина Л.А. Эпистемологическое оправдание гипостазирования и реификации // Вопросы философии. 2010. № 12, c. 45.

39. Микешина Л.А. Эпистемологическое оправдание гипостазирования и реификации // Вопросы философии. 2010. № 12, c. 52-53.

40. Кара-Мурза С. Потерянный разум. М., 2005, c. 35.

41. Кара-Мурза С. Потерянный разум. М., 2005, c. 34.

42. Бердяев Н.А. Человек и машина // Вопросы философии. 1989. № 2, c. 152.

43. Прохоров М.М. Несколько соображений о марксистской философии и современности // Вестник Российского философского общества. 2010. № 4(56), c. 87-91.

44. Сагатовский В.Н. Конец онтологии? // Вестник Российского философского общества. 2010. № 4(56), с. 92.

45. Прохоров М.М. Философия и симулирование // Вестник Российского философского общества. 2008. № 4(48), c. 111-114.

46. Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. М., 1997, c. 75.

47. Павленко А.Н. Возможность техники. СПб., 2010, с. 193-194.

48. Эпштейн М.Н. Теология первого лица: персоналистический аргумент бытия Бога // Вопросы философии. 2010. № 6, с. 82-84.

49. Огурцов А.П. От нормативного Разума к коммуникативной рациональности // Философия науки. Вып. XI. М., 2005, с. 75-77.

50. Эпштейн М.Н. Теология первого лица: персоналистический аргумент бытия Бога // Вопросы философии. 2010. № 6, с. 82.

51. Шахов М.А. Реализм как общая основа религиозного и научного знания // Вопросы философии. 2008. № 10, c. 73.

52. Прохоров М.М. Технологическая природа религии. Нижний Новгород, 2010, с. 145-167.

53. Гусейнов А.А. Философия между наукой и религией // Вопросы философии. 2010. № 8, с. 4.

54. Виктор Александрович Штофф и современная философия науки. СПб., 2007, c. 21.

55. Фатенков А.Н. Настоящее прошлого//Мировоззренческая парадигма в философии: Современность и история. Нижний Новгород, 2012, с. 213.

56. Мамардашвили М.К. Стрела познания (набросок естественноисторической гносеологии). М., 1997, с. 29.

57. Прохоров М. М. Технологическая природа религии. Н. Новгород, 2010.

58. Павленко А.Н. Возможность техники. СПб., 2010, с. 115.

59. Эпштейн М.Н. Техника - религия - гуманистика (два размышления о духовном смысле научно-технического прогресса) // Вопросы философии. 2009. № 12, с. 22.

60. Павленко А.Н. Возможность техники. СПб., 2010, с. 8-11, 20-24, 78.

61. Хайдеггер М. Что зовется мышлением? М., 2007, с. 278-280.

62. Сергеев К.А., Слинин Я.А. Природа и разум: Античная парадигма. Л., 1991., с. 3.

63. Сергеев К.А., Слинин Я.А. Природа и разум: Античная парадигма. Л., 1991., с. 4-5, 236-238

64. Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля//Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003, с. 667.

65. Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля//Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003, с. 667-668.

66. Сергеев К.А., Слинин Я.А. Природа и разум: Античная парадигма. Л., 1991., с. 4.

67. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т.2. Средневековье. СПб., 1995, с. 249-273.

68. Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля//Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003, с. 674-675.

69. Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля//Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003, с. 676-677.

70. Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля//Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003, с. 689-690.

71. Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003, с. 691.

72. Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб., 2003, с. 691-692.

73. Энгельс Ф. Диалектика природы//Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 20. М., 1961, с. 358.

74. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа// Гегель Г.В.Ф. Сочинения. Т. IV/ М., 1959, с. 9-13.

75. Хайдеггер М. Европейский нигилизм//Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М., 1993, с. 117-121.

76. Емельянов В.В. Исторический прогресс и культурная память (о парадоксах идеи прогресса)//Вопросы философии. 2011. № 8.

77. Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977, с. 24.

78. Гарпушкин В.Е. Гуманистический универсализм как парадигма мировоззрения. Дисс. на соиск. уч. ст. доктора филос. н. Иваново, 2009, с. 88.

79. Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977, с. 109.

80. Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977, с. 117.

81. Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977, с. 72.

82. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм// Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18, с. 142.

83. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм// Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18, с. 145-146.

84. Чудинов Э.М. Природа научной истины. М., 1977, с. 131-137.

85. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм// Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 18, с. 142-143.

86. Сагатовский В.Н. Религиозное и научное как типы человеческих отношений к миру//Вестник Российского философского общества. 2009. № 4 (52), с. 106-107.

87. Сагатовский В.Н. Религиозное и научное как типы человеческих отношений к миру//Вестник Российского философского общества. 2009. № 4 (52), с. 105.

88. International Dictionary of Religion. N/Y., 1984, p. 155 (Это - отсылка самого В.Н. Сагатовского).

89. Сагатовский В.Н. Религиозное и научное как типы человеческих отношений к миру//Вестник Российского философского общества. 2009. № 4 (52), с. 106.

90. Маркс К. Тезисы о Фейербахе//Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., Т.3, с. 1.

91. Липский Б.И. Практическая природа истины. Л.,1988, с.100, 140.

92. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980, с. 168.

93. Емельянов В.В. Исторический прогресс и культурная память (о парадоксах идеи прогресса)//Вопросы философии. 2011. № 8, с. 46-57.

94. М.М. Прохоров. Истина и культура // Философия и культура. - 2011. - № 5. - С. 104-107.

95. М.М. Прохоров. История, культура определения бытия и гуманизма // Философия и культура. - 2012. - № 2. - С. 104-107.

96. М.М. Прохоров. Взаимосвязь бытия и истории как принцип философского мировоззрения // Философия и культура. - 2013. - № 2. - С. 104-107. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.02.2.

97. Прохоров М.М.. Социальность мышления и ее негация // Филология: научные исследования. - 2013. - № 4. - С. 104-107. DOI: 10.7256/2305-6177.2013.4.10086

98. Е.М. Антонова Поэтическое вопрошание Мартина Хайдегера // Филология: научные исследования. 2012. 4. C. 51 - 58.

99. Прохоров М.М. Историческое определение бытия // NB: Философские исследования. 2012. 2. C. 99 - 165. URL: http://www.e-notabene.ru/fr/article_189.html

100. Н.П. Копцева Истина в философии Платона // Философия и культура. 2013. 4. C. 429 - 436. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.04.2.

101. С.А. Авалян Искатели истины в процессе трансмутации // Педагогика и просвещение. 2012. 1. C. 68 - 74.

102. Е.М. Антонова Поэтическое вопрошание Мартина Хайдегера // Филология: научные исследования. 2012. 4. C. 51 - 58.

103. Прохоров М.М. Историческое определение бытия // NB: Философские исследования. 2012. 2. C. 99 - 165. URL: http://www.e-notabene.ru/fr/article_189.html

104. Н.П. Копцева Истина в философии Платона // Философия и культура. 2013. 4. C. 429 - 436. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.04.2.

105. С.А. Авалян Искатели истины в процессе трансмутации // Педагогика и просвещение. 2012. 1. C. 68 - 74.

106. А.С. Апевалов Специфика истинности исторического знания // Философия и культура. 2012. 12. C. 44 - 52.

Размещено на Allbest.ru