Концептуальные интерпретации нигитологии культуры

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Введение

События последних десятилетий отмечены новыми тенденциями, которые невозможно интерпретировать как варианты универсальности или реанимацию старых форм. Значительное число явлений современной культуры имеют отрицательные или симулятивные характеристики. Теоретические построения Ж. Бодрийяра, которые он сделал, объясняя культурные механизмы симуляции, реализовались не только во множестве деталей повседневности, моды, рекламы, но и в культурном институте семьи, в образовании, политике, искусстве. Бытие современной культуры отмечено набирающей ускорение мобильностью, текучестью, отсутствием статики в чем-либо. Это ясно видно в быстрой сменяемости стилей, мод, парадигм, вернее, даже не в сменяемости, а в хаотичном сосуществовании всего со всем. В духовно-экзистенциальном измерении данная ситуация породила у субъекта культуры ощущение внутренней пустоты и отчуждения от таких же пустых форм во внешней действительности. Если древние греки считали, что о небытии сказать нечего, то современный человек много говорит о нем, часто несознательно транслирует смыслы небытия в обычной речи, повседневном поведении. Понятие «небытие», метафорически, но адекватно отражающее стихийные настроения современности, может быть введено сегодня в философию культуры как самодостаточная категория. Современная ситуация - «эра пустоты» (Ж. Липовецки), «эпоха симуляции» (Ж. Бодрийар), «общество спектакля» (Ги Дебор), «текучая современность» (З. Бауман), «пена» (П. Слотердайк), «гигантомахия вокруг пустоты» (Дж. Агамбен), «конец знакомого мира» (И. Валлерстайн) - эксплуатирует различные модусы небытия с целью самоанализа.

Актуальность исследования изменения статуса негативных онтологических сущностей обусловлена необходимостью разработки новых интерпретационных подходов в теории и философии культуры, способствующих пониманию специфических трансформаций бытия культуры. Культура сегодня в ее артефактах и смыслах - не нечто негативное, а совсем иное по сравнению с классической, требующее и иных подходов, критериев оценки и способов понимания. Реальность для субъекта в современной культуре во многом представлена экраном, иногда заменена глянцевым изображением. Уже неактуально говорить об изменении системы ценностей, о том, что обладание вещами и властью заменяет собой бытийственность. Наш современник не выбирает между «иметь» и «быть», т. к. у него есть эффектная альтернатива - «казаться», «изображать себя», «позиционировать себя», «моделировать свой образ».

Понимание характерного для культурной эпохи акцента на одном из основных смыслов или, напротив, смещение этого акцента служит ключом к изучению основных онтологических и гносеологических проблем культуры. Это один из ответов на вопрос, для чего нужно изучать образы небытия, ничто, пустоты. Современность асимметрично увлечена негативными сущностями, «оборотными сторонами» всего. Акценты, расставленные в основном над темами небытия (смерти, насилия, разрушения, конца света, внутренней пустоты, одиночества, бессмысленности, абсурдности, утраты, забвения, апатии, обмана и т. д.), - достаточно яркие, чтобы изучать их как неслучайные. Анализ образов и форм небытия в культуре - это исследование того, что, обладая маргинальной сущностью, всё-таки оказывает сильное воздействие на бытие человека и культуры.

Возрастание интереса и влечения к образам и мотивам небытия в культурном пространстве приводит к различным результатам. Во-первых, это чревато обессмысливанием единиц языка культуры, превращением их в симулякры, так как образы небытия суггестивны. Во-вторых, создает благоприятные условия для арт-экспериментов и арт-манипуляций с реальностью, человеком и текстом, поэтому, кроме философской и обыденной ориентаций на небытие, в XX в. и начале XXI в. также сформировался целый спектр художественных экспликаций пустоты. В-третьих, актуализирует для зрения, сознания и ощущений современного человека онтологическую структуру культуры.

Своевременность философского обращения к проблемам экспликации небытия в текстах культуры обусловила обнаружение принципов «отрицательной» или «негативной» онтологии культуры и того понятийного аппарата, который формируется в этой проблемной сфере в данный момент. Современная философия культуры нуждается в новых способах работы с терминологией, поскольку именно язык определяет метод познания. Философия ставит перед собой вопрос о соотнесении языкового описания с онтологической структурой описываемого мира. Время требует от теории и философии культуры новых подходов к исследованию ее внутренних источников.

Степень изученности проблемы. Наш исследовательский взгляд направлен на специфику бытия культуры как таковой, и на инаковость бытия современной культуры. Поэтому мы акцентируем внимание на тех философских направлениях и авторских учениях, которые как самостоятельную и важную выделяют проблему онтологической данности культуры, причём намечая или прямо указывая на участие или включённость в эту данность небытийных компонентов.

Можно выделить несколько парадигмальных областей дофилософского и раннефилософского понимания небытия: 1) небытие - поглощающая, ничтожащая, мощная деструктивная сила, опасная и агрессивная (архаико-магическое мировоззрение), 2) небытие - источник всего, порождающее начало, первобытие, первопотенция (индуизм, даосизм), 3) небытие - отсутствие бытия (диалектические концепции античности), 4) небытие недоступно человеку, оно - абсолютная потусторонность, нейтральная по отношению к человеку и сверхчеловеческая (М. Экхарт), 5) апофатическое отождествление небытия с Богом («Ареопагитики», Иоанн Скот Эриугена, Я. Беме).

Изначально онтология строилась без отсылки к такому сущему, как человек, тем более, культура. Человек и культура онтологически оттенялись, заслонялись другими сущностями - мышлением, Богом, вещью, ничто. Человек больше воспринимался как «вещь среди вещей», являющаяся, правда, носителем части мирового разума. Стоя напротив бытия, человек всегда оказывался вещным. Мышление вводилось в онтологию для обозначения умопостигаемого характера бытия, но не связывалось напрямую с человеком и человеческим мышлением, а понималось в рамках логики трансцендентального субъекта.

Гегель разработал концепцию небытия, он выводит бытие за пределы индивидуального сознания, придавая ему всеобщий характер. Бытие становится у Гегеля абсолютным понятием, и отчасти поэтому оно отождествляется с ничто. Гегелевское учение о ничто было воспринято и проинтерпретировано русско-французским философом А. Кожевым, чьи работы относятся больше к области философии культуры, чем к логике и философии сознания. В качестве самостоятельных авторских концепций небытия выступают учения С. Кьеркегора, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше. По сути, до ХХ в. мы не знаем онтологической проблематики, напрямую связанной с человеком и культурой. Классическими вопросами онтологии были вопросы о соотношении бытия и мышления, бытия и вещи. Так, даже И. Кант, обосновывая сведение известных «всемирно-исторических» философских проблем к проблеме «Что такое человек?», не включал онтологию в суть человека.

Только философия начала ХХ вв., вопрошая о бытийствующем статусе человека и культуры, выделила их из всего сущего. В частности, это сделано в работах С. Булгакова, Н. Бердяева, Э. Гуссерля, К. Ясперса, А. Бергсона, М. Хайдеггера, Ж.П. Сартра.

В целостной философской системе А. . Лосева для нашего исследования важным является учение о сущности, бытии и небытии вещи в культуре. П. Тиллих в трактате «Мужество быть» раскрывает широкий спектр использований понятия «небытие» в мировой философии. В названных авторских учениях философская проблема небытия связывалась с понятиями «абсолют», «сознание», «Бог», «свобода», «творчество». Отказ от диалектического видения соотношения бытия и небытия привел к тому, что вопрос небытия переместился в пространство философии культуры (модусы небытия рассматривались либо как причины и условия бытия культуры, либо как результат бытия человека в культуре, либо как специфические формы бытия культуры). Для теории культуры, на наш взгляд, продуктивными являются концепции Ж.-П. Сартра и М. Хайдеггера, в которых утверждается, что ничто/небытие и пустота не противоположны бытию, а есть особые виды бытия, «пастух» которых - человек. Кроме того, во второй половине XX в. появились работы, принадлежащие уже культурологической исследовательской сфере или подготавливающие ее (Ж. Батай, Ж. Делез, Ж. Бодрийар, У. Эко, Ж. Липовецки, С. Жижек). Понятием «нигитология культуры» оперируют современные зарубежные философы и культурологи. К их числу следует отнести одного из ведущих японских эстетиков Т. Имамичи (труд «Кризис морали и проблемы метатехники»), а также таких известных французских философов, как Ж. Лоран, В. Карро, С. Жовье.

Спектр исследований по проблеме образов и тем ничто в культуре был представлен на выставке и симпозиуме «Big Nothing. Противоположные подобия человека» (Баден-Баден, 2001). Также семиотика отсутствия является главной темой книги Брайана Ротмана «Означая ничто: семиотика нуля».

Дискуссия, тему которой мы условно (в границах нашей работы) определяем как «онтология / нигитология культуры», в отечественной философии культуры развернулась в последнее десятилетие XX века и не закончена сегодня. Метаморфозы бытия и небытия в культурогенезе мы начали описывать благодаря смысловому импульсу, полученному от работ М.С. Кагана. Также в отечественной философии развивается авторская концепция Н.М. Солодухо, в которой значительное место занимает решение проблем человека и его культуры в контексте философии небытия. Философ ставит и предлагает решения следующих вопросов: «Погружение человека в Ничто», «Сознание как субъективная реальность», «Негационный характер индивидуальности человека», «Метаморфозы небытия в творческой деятельности» и др. В.А. Кутырёв - автор известных работ, посвященных радикальной критике постмодернизма как реальности культуры (по выражению автора, «транспостмодернизма») и постмодернистской философии культуры, в которой бытие и небытие входят в состояние смысловой инверсии. В концепции С.А. Лишаева составлена типология диалогов с небытием, проиллюстрированная фрагментами литературных произведений. Исследования М.Н. Эпштейна посвящены новому образу человека в электронно-виртуальной вселенной, а также меняющемуся контексту и смыслу традиционных понятий гуманитаристики; отрицательной эстетике, апофатизму, метафизическим особенностям русской литературы и культуры; новой философской артикуляции. Многообразию форм небытия в художественном пространстве в широкой междисциплинарной перспективе, охватывающей философию, эстетику, теорию и историю литературы и искусства, посвящена концепция неопределенного в культуре М.Б. Ямпольского. Философ показывает, как в творческом процессе культуры работают категории неопределенности «бесформенность», «хаос», «ничто», «случайность». В отечественной философии культуры проблемами онтологии культуры и человека в избранном нами ракурсе занимались также П.П. Гайденко, В.Д. Губин, Г. К. Сайкина. Образы небытия в авангардизме и постмодернистском искусстве подробно анализировались М.Н. Липовецким, В.В. Бычковым, Н.Б. Маньковской, И. И. Ильиным, Е.Ю. Андреевой, А.В. Венковой. Проблемы нигилизма в европейской и русской культуре разрабатывают А.И. Пигалев, П.А. Сапронов, В.Г. Косыхин. Авторский вариант антропологии, в которой большое внимание уделяется негационному характеру индивидуальности человека, создает А.В. Чечулин. Ф.И. Гиренок, основатель философского направления «археоавангард», объясняя специфику языка философии, создавая новую антропологию, активно использует понятия «пустота», «симуляция», «ускользание бытия» и т. п. Религиозные интерпретации модусов небытия проанализированы в исследованиях Ю.М. Дуплинской. Различные аспекты соотношения образов смерти и небытия описаны в работах М.С. Уварова, В.В. Савчука, А.В. Демичева. Решая вопросы бытия человека и культуры, Г.Л. Тульчинский вводит понятия «онтофания свободы», «добытийное», «внебытийное», А.А. Грякалов использует образное понятие предела для объяснения специфики бытия культуры и человека. Д.В. Воробьёв изучает ментальную специфику ничто.

Объектом исследования является специфика небытийных характеристик бытия культуры.

Предметом исследования являются понятия и образы небытия, ничто, пустоты, инобытия в их актуальной внедренности в современные интерпретации культуры.

Цель исследования: выделить и описать небытийные характеристики культуры, обосновать и применить нигитологию культуры в философской интерпретации современности.

Задачи исследования:

1) выявить философский и культурологический смыслы терминологического выражения «нигитология культуры»;

2) объяснить одинаковую продуктивность для философии и теории культуры двух противоположных взглядов на первичность/вторичность сознания небытия и феномена небытия;

3) обосновать необходимость использования понятий «небытие», «ничто», «инобытие», «пустота» в объяснении специфики бытия культурного феномена, кардинально отличающегося от бытия феномена природы;

4) доказать онтологическую маргинальность и амбивалентность феномена пустоты на наиболее благоприятном для этого языковом и поэтическом материале;

5) систематизировать многообразие форм пустоты в лингвокультуре;

6) соотнести виртуализацию современной культуры с процессами симуляции и опустошения знаков;

7) объяснить, почему соприкосновения человека с небытием являются условиями осмысленного бытия культуры;

8) показать, что в широком кругу явлений культуры взаимоотношения бытия и небытия не столько альтернативные, сколько комплементарные.

Методология исследования. В самом широком смысле методологическую основу нашей работы составляет соединение традиций феноменологии, герменевтики и экзистенциализма.

В качестве основного в диссертационном исследовании выступает метод философской интерпретации, позволяющий выявить нигитологические основания постсовременной культуры. Так как большой объём анализируемого в диссертации материала культуры составляют художественные тексты (и изучать возможно именно образы небытия), то активно используются приёмы художественной герменевтики. Избран метод интерпретации в варианте, предложенном П. Рикёром: «…это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении».

Авторское исследовательское внимание направлено также на феноменологию (в основном ее французским версиям - Э. Левинас, М. Мерло-Понти) и, в частности, на интенциональный анализ, - суть которого заключается в описании различных типов актов сознания, наделяющих объекты смыслом и бытием. Это позволяет ввести в концепцию отдельные ключевые нигитологические сущности культуры.

Постсовременность, по мнению Ж. Лиотара, может изучать лишь «паралогия». Но ощущая сложность и масштабность наших попыток создания целостной картины нигитологии культуры, мы обращаемся также к хорошо отработанным в культурологии методам семиотики (Ю.М. Лотман, У. Эко, Р. Барт).

Вопрос о методологии философского понимания постсовременности остаётся открытым по причине нерешенной проблемы: нужно ли постсовременную культуру анализировать с использованием постмодернистских методов, которые, во-первых, сами есть феноменологическая составляющая культуры (Ж.Ф. Лиотар), во-вторых, весьма агрессивно изменяют анализируемый объект в процессе рассмотрения (Ж. Деррида, Ж. Делёз). Кроме того, постмодернистская философия - это философия языка, дискурса (М. Фуко), текста (Р. Барт), литературы (М. Бланшо), сама принимает на себя черты художественного текста. Границу между бытием культуры и интерпретациями бытия (текстуальностью) постмодернистское искусство, современная медиасфера, также как и постсовременная философия, пытаются стереть или сделать прозрачной, причем успешно.

Положения, выносимые на защиту:

1. Бытию культуры как таковой принадлежат отдельные характеристики небытия. В постмодернистской культуре небытийные черты становятся более яркими: нелинейность, нецелостность, симулятивность, ризоматичность (асистемность, принципиальная незаконченность), потенциализм, ситуативность, отсутствие (упразднение) центра. Ключевым понятием в онтологии современной культуры, превращающим её в нигитологию, становится «небытие» (в прикладном культурологическом аспекте оказывается эффективнее оперировать концептом «пустота»).

2. Имманентностью культуры в нигитологической интерпретации является превращение небытия в бытие (в субъективное, затем в объективное). В процессе этих трансформаций бытие культуры обязательно сохраняет небытийные черты.

3. Сущностные черты небытия, обнаруживаемые в бытии культуры, высвечивают важную функцию культуры - способствовать обретению самости субъектом, превращению его в личность. Частичная или косвенная причастность к небытию есть условие осмысленной и значимой жизни человека в культуре. Ряд событий жизни человека можно условно назвать «встречами» или «соприкосновениями» с небытием, имея в виду краткосрочность (почти всегда мгновенность) этих фактов, обоюдную устремленность и одновременное отторжение друг от друга человека и небытия.

4. Пустота как модус небытия активна в культуре за счет своего маргинального существования (равновесного соединения небытийных и бытийных характеристик). Пустота и её образы обладают силой (притяжения, отталкивания, провоцирования на творчество).

5. Интерпретации мотивов ничто, тем пустоты и образов небытия обусловливают целостное осмысление бытия культуры и человека.

6. Универсальный семиотический потенциал пустоты в языке и художественных текстах представлен в следующих знаковых комбинациях:

- пустота - обозначающее небытия, ничто и пустоты,

- пустота - обозначающее феноменов сознания и культуры,

- пустота - обозначаемое, его обозначающее - полноценная форма,

- пустота - обозначающее без обозначаемого,

- бытийное обозначающее без означаемого или копия образца, который никогда не существовал (симулякр).

7. Онтология современной культуры дополняется существенными характеристиками, главной из которых является приоритет темпоральности. Ускорение культурной динамики обостряет эту проблему. Непостоянство, недолговечность, неустойчивость обнаружились во всех формах современной культуры. Сохранение и тождественность уступают место временности.

8. Современное состояние культуры характеризует чувство утраты реальности, взамен которой перманентно продуцируются имитации. Интерпретация имитации реальности выявила две модели: симуляцию и виртуализацию. Симуляция - внутрикультурный процесс семиозиса, творения знаков, не имеющих обозначаемого объекта в реальности (при этом подразумевается, что обозначаемое существует). Виртуализация культуры - создание вымышленного, воображаемого бытия, его имитация с помощью других объектов. Объекты виртуального бытия обладают большим количеством небытийных свойств в сравнении с реальным бытием культуры.

9. Процессы крайней степени симуляции и виртуализации выводят культуру на стадию, в которой её истинное (чистое) существование предстает открытым или прозрачным. Поэтому у сложившейся ситуации постмодернистской художественной увлечённости небытием и глобальной симуляции реальности есть положительный, продуктивный аспект - формируется ясное видение структуры бытия культуры и человека.

10. Нигитологический подход к интерпретации культуры включает интерес не только к творению из небытия, но и к творению самого небытия: деструкции, саморазрушению, симуляции, анонимности, отказу от идентификации и тому подобным явлениям в пространствах повседневности и постмодернистского искусства. История искусства XX в. и современности характеризуется последовательным нарастанием интереса к небытию. Апофатика, нигилизм, симуляция и, наконец, нигитогенность - результаты этого движения.

11. Нигитология культуры - это учение о культурогенезе, в котором образы, имена и характеристики небытия предстают универсальными факторами; а необходимость «заполнять пустоты», то есть превращать небытие в бытие или разнообразными способами опредмечивать, оформлять небытие объясняется как главный мотив культуротворчества. Нигитология культуры открывает возможность описания культуры как таковой. Нигитология культуры - это синтезированный вид онтологии культуры.

Научная новизна диссертации заключается в следующем:

1) Показана трансформация содержания понятий «небытие», «ничто», «пустота» от мифологической картины мира до глобальной имитации бытия в современной культуре.

2) Понятия «небытие», «ничто», «пустота» введены в дискурс философии культуры, предложено специфическое их содержание, способствующее пониманию сложной инаковости современной культуры.

3) В теорию культуры внедрено терминологическое выражение «нигитология культуры», которое употребляется в авторском смысле, основанном на понятиях инобытия и небытийных черт культуры. Смоделирован нигитологический способ интерпретации сущности культуры.

4) Сформирован и представлен новый вариант онтологии постмодернистской культуры.

5) Обобщены концепции культуры, в рамках которых употребляются понятия «небытие», «ничто», «пустота», «инобытие», «виртуальность», «симуляция», сопоставлены различные философские и культурологические парадигмы описания негативных феноменов. В результате систематизированы теоретические основы построения нигитологической модели толкования культуры.

6) Рассмотрена негационная специфика бытия культуры как таковой. Одновременно теоретически и иллюстративно анализируется современная культура, бытие которой окрашено большим количеством черт небытия. В результате осуществлён уход от непродуктивной критики постмодернизма, раскрыта значимость небытийных характеристик для сохранения витальности культурогенеза.

7) Дано объяснение влияния образов небытия на формирование не только представлений человека о реальности, но и на становление языка постмодернистского искусства.

8) Иллюстративным и эмпирическим материалом в большей части исследования являются сферы, ранее мало анализировавшиеся в научных работах - искусство двух последних десятилетий и нехудожественные явления современности (повседневность, информационная и сетевая культуры).

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в терминологический набор теории культуры введены понятийные выражения «нигитология культуры», «нигитогенез», «небытийные характеристики культуры». Нигитологическая интерпретация сущности и бытия культуры даёт возможность анализировать современность, уходя от неаргументированной критики и статичной констатации кризиса культуры. Концепция, представленная в диссертации, позволяет сделать ещё один шаг на пути реонтологизации философии, которая в эпоху «пост» нуждается в переводе из состояния дискурсивных практик в состояние фундаментального воззрения на бытие культуры. Основные результаты исследования модернизируют философию культуры и культурологию в разделе «онтология культуры». Выводы диссертационной работы позволяют углубить теоретические знания, связанные со спецификой бытия и сущности культуры. В исследовании построена объяснительная модель возникновения имитаций в современной культуре. Интерпретационные авторские ходы позволяют результативно решать философские проблемы реальности, существования, бытия, ничто, идеального, субъективного.

Практическая значимость работы заключается в том, что материалы диссертации могут быть использованы в различных областях науки, в том числе в философии, культурологии, философии культуры, истории культурологической мысли, эстетике, этике, семиотике, в преподавании гуманитарных дисциплин в современной учебной практике. Предложенные автором подходы могут быть полезны для прикладных культурологических исследований в области лингвокультурологии, психолингвистики, социокультурной динамики. Аналитический и фактологический материал работы может быть использован в обновлении иллюстративных блоков учебной литературы, посвященной пониманию культуры современности. Материалы диссертации находят применение в работе по пониманию, анализу и прогнозированию развития актуальных художественных практик. Отдельные выводы диссертации встраиваются в решения насущных вопросов психологии и теории идентичности.

Апробация основных положений работы. Основные положения и результаты представлены автором в монографиях, статьях, материалах, опубликованных в сборниках научных трудов, в выступлениях на научных конференциях, конгрессах и семинарах, среди которых: Первый Российский философский конгресс (Санкт-Петербург, июнь 1997 г.), Второй Российский философский конгресс (Екатеринбург, июнь 1999 г.), Четвертая Международная конференция «Человек в современных философских концепциях» (Волгоград, май 2007 г.), Международная научно-практическая конференция «V Серебряковские научные чтения» (Волгоград, апрель 2007 г.), Международная научно-практическая конференция «VI Серебряковские научные чтения» (Волгоград, апрель 2008 г.), Второй Российский культурологический конгресс с международным участием «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» (Санкт-Петербург, ноябрь 2008 г.), Третий Российский культурологический конгресс с международным участием «Креативность в пространстве традиции и инновации» (Санкт-Петербург, октябрь 2010 г.). Часть наиболее важных концептуальных положений освещалась на научной сессии по социологии и проблемам культуры CURRICULUM RESOURCE CENTER и Central European University (Институт «Открытое Общество». Фонд содействия, Варшава, 21-25 мая 2001 г.) в виде поддержанного проекта «Культурная интроспекция XX столетия и современности» (грантовый сертификат # 1BG114). В сентябре 2006 г. тема, план исследования и предварительные результаты обсуждались в процессе краткосрочного обучения в Казанском государственном университете на философском факультете в рамках семинара по теме «Гуманитарные проблемы современности» (уд. рег. № 1059).

Материалы работы использовались автором в течение ряда лет при чтении философских и культурологических дисциплин студентам Волгоградского государственного педагогического университета и Волгоградского государственного института искусств и культуры (философия культуры, культурология, этика, эстетика, история культурологической мысли, семиотика, этика искусства).

1. Терминологическое введение в нигитологию культуры

философский культурологический нигитология амбивалентность

Решается вопрос о необходимости введения в современную философию и теорию культуры понятия «нигитология культуры».

Внедряя в философию культуры понятия онтологии, мы подразумеваем их частично измененное содержание. Так, ничего невозможно сказать об абсолютном (чистом) небытии, поэтому речь в диссертации идёт о небытийных характеристиках бытия культуры (данное выражение в виду его оксюморонной природы приравнивается к терминологической метафоре). Чистое небытие есть отсутствие, отрицание, несуществование. В онтологизированном виде оно может представать в большом спектре временных бытийных проявлений (то есть «прорывов» в бытие и заимствования у бытия форм). Основными небытийными характеристиками бытия, которые обнаруживаются у форм культуры, субъекта культуры и культурных процессов, мы называем нелинейность, нецелостность, симулятивность, ризоматичность (асистемность, намеренную незаконченность), потенциализм, ситуативность, отсутствие (упразднение) центра. Данный перечень принципиально открыт, так как в него могут включаться (и исключаться из него) любые свойства и понятия при обнаружении в их смысловой структуре или функциональной сфере момента негации.

Понятием «ничто» мы можем оперировать, когда анализируем феномен сознания, представления о трансцендентном, об абсолюте, боге, свободе, то есть о том, что обладает повышенной степенью субъективности бытия. Маркером ничто, с нашей точки зрения, становится обращение к апофатическому способу его назвать или как-либо зафиксировать, ведь катафатика дарует ничто форму или маску бытия и тем самым переводит его в разряд небытийных характеристик бытия культуры.

Инобытие, по Гегелю, это обретенное бытие в другом (в другом месте и времени, в другой форме, на иной основе) или видоизмененное бытие, отличное от прежнего состояния. Инобытие - это «превращенная форма» бытия - предметное бытие культуры по отношению к человеку. Инобытие обозначает процесс превращения одной формы бытия в другую, «звено» между бывшей и становящейся формами. Но, если применительно к природе это понятие широко не распространено - здесь взаимопревращения бытия и небытия не нуждаются в такой специфической форме, как инобытие определенного бытия, то в культуре эта форма получает самую широкую реализацию, ибо все ее предметное бытие - от одежды человека и его дома до художественных образов и техники - есть не что иное, как инобытие человека.

Бытие культуры не является неподвижным, а с течением времени переходит в одну из форм своего инобытия, некоторые из которых человеческое сознание склонно воспринимать как абсурд, небытие, смысловую пустоту. Приемы намеренного построения инобытия (в диссертации рассматриваются художественные приёмы) позволяют прояснить, оживить бытие культуры.

Нигитогенез - процесс внедрения элемента негации в различные явления бытия культуры, превращение бытийных сущностей или фрагментов реальности в небытийные черты бытия культуры. Также художественное продуцирование суггестивных образов пустоты, небытия, ничто.

Пустота - явление эстетической (чувственной) природы, а также концепт, который создается и используется в художественных практиках и в интерпретациях культурных форм. В этом же смысле понятием «пустота» оперируют в этическом дискурсе (в первую очередь нигилистическом, экзистенциалистском), в психологии и психиатрии. Феномен, понятие и образ пустоты занимают в нигитологии культуры особое место.

Развернутый в нашей диссертации нигитологический подход к пониманию культуры, делая ее предметом все многообразие необходимых и достаточных проявлений небытия и их взаимоотношений, а не только «абстрактно-чистое» небытие, требует, чтобы в систему онтологических категорий были включены дополнительные звенья, которые зафиксировали бы эти «странные» культурные формы. Такими категориями могут быть «квазибытие», т.е. «мнимое бытие», и «художественное бытие»: первая обозначает образное удвоение бытия (симуляция, имитация), выдаваемое за подлинно сущее и воспринимаемое как таковое; вторая - художественно-образное удвоение реального бытия, которое не выдает себя за подлинное бытие, но «честно», открыто утверждает иллюзорность изображаемого.

2. Предпосылки и основания нигитологии культуры

Посвящена поиску и репрезентации небытийных характеристик культуры в мифе, языке и сознании. В первом параграфе «Мифопоэтический, религиозный и раннефилософский векторы нигитологии» рассматриваются мифологическое, античное и частично средневековое мировоззрения на предмет включения невидимого, неосязаемого, непознаваемого в корпус первичных, исходных сущностей. Так как возможность осмысливать небытие связана преимущественно с высоким уровнем абстрактного мышления, в параграфе показано, что мифологическое сознание не знало небытия, осмысливалось, скорее, инобытие (по сути, а не по названию, т. к. мифологическое инобытие называлось всеми вариантами имен небытия). Однако в диссертации отражен интерес к нелогическим и не чисто онтологическим интерпретациям небытия, которые обнаруживаются в мифе. Противоречия, абсурд и алогизмы в мифологических описаниях небытия позволяют считать, что миф повествует не о природе, а о сверхприродном - человеческом бытии, т. е. мифологическая имплицитная нигитология становится предпосылкой онтологии культуры.

Небытие в древнем мировоззрении описывается как абсолютное начало всего, сверхплотность, которая разворачивается формами бытия вследствие импульса (желания, напряжения, взрыва и т. п.). В мифологической синкретической картине мира небытие связывается с осознанием самых масштабных, или предельных, понятий: 1) первофеноменов пространства и времени; 2) первоначала и абсолютного конца бытия мира и человека; 3) абсолютного, трансцендентного. Мифологический период сформировал архетипический уровень мышления человека, что объясняет сохранность и устойчивость связей представлений о названных феноменах с понятием «небытие» в современном мировоззрении. Мифологические образы небытия оказали основополагающее влияние как на европейскую онтологию, так и на художественное осмысление небытия. Мифологическая структура сознания не исчезла с переходом от первобытности к цивилизации, вплоть до возрождения мифологического типа сознания в XX в. и его обоснования А. Лосевым и Р. Бартом, неомифологизм представляет небытие в виде различных типов инобытия.

Второй параграф «Ментальная природа небытийных черт культуры» посвящен проблеме взаимоопределенности и взаимопорождения сознания и ничто. Ничто в данной диссертации понимается как абсолютная несущность; оно наиболее приближено к абстракции чистого сознания. В параграфе предпринято сравнение восточной мысли и западной философии в их устремлении соотнести феномены ничто и сознания друг с другом. В частности, сопоставляются дзен-буддистское состояние сатори, даосское понятие «пустое сердце» с феноменологическим понятием «эпохе» и экзистенциалистским - «неантизация». В мировоззренческих практиках Востока и Запада обнаруживается «шаг в ничто», который не является финальным, а нацелен вывести субъекта на «стартовую площадку» рождения мысли - в состояние, когда мысли еще нет, но она готова появиться, т. е. состояние творящего изначального ничто.

Несмотря на кардинальное отличие восточного и западного типов мышления, оба они включают в себя временный выход в ничто, т. к. процесс мышления - это процесс порождения бытия небытием. Отмечается также, что диалог бытия и небытия является механизмом продуцирования импульсов для мышления. И для восточной, и для западной философии сознания понятие «ничто» является необходимым. По восточным меркам, сознание достигает идеала, становясь ничто, растворяясь в нем; с западной точки зрения, необходимы диалоги и «точечные» соприкосновения с ничто для возникновения импульсов мышления.

Особое внимание уделяется феноменологии (Э. Гуссерль, «эпохе») и экзистенциализму (Ж.-П. Сартр, «неантизация»), которые утверждают движущую силу ничто по отношению к механизму мышления или вообще для существования самого сознания. То есть формулируется предположение, что сознание не творит ничто, а им само творится (или использует в качестве приема своего развития). Если принять данный тезис, то ничто оказывается состоянием за пределами каких бы то ни было суждений и утверждений, потому что оно по отношению к содержанию сознания и к смыслам оказывается трансцендентностью.

Ничто существует лишь как ментальная конструкция, а не в форме предмета действительности. Высказывается гипотеза о том, что сознание родственно ничто или коррелирует с ним, т. е. не рождено, не сотворено, лишено какой-либо формы. Таким образом, роль идеи ничто для философии культуры, выявления субъекта культуры и особенностей его сознания является необходимой.

Третий параграф «Проявленность неявленного в языке» посвящен чувственному модусу небытия - пустоте и ее языковой экспликации. Несовпадение дискретности речи и континуальности реального определяет двусторонний характер знаков небытия в семиотическом поле культуры. Такой знак, с одной стороны, лишен значения, обладая своеобразной формой, с другой - не лишен смысла или его потенциальности. Язык в ситуации семиотизации пустоты становится перед выбором: выражать лакуны, возникающие в сознании, или называть видимую пустоту (недостаток, отсутствие чего-либо, например, в пространстве).

Обдумывание и ощущение пустоты имеют разные процессуальные характеристики. Обдумывая пустоту, мы облекаем внешнюю событийность, пространственность, вещность в формы пустотности, собственно, творя пустоту. Здесь рождается парадокс: Я втягивает в сознание (в себя) пустоту путем мысли: «Я в пустоте». Ощущение пустоты («внутри меня пусто», «я опустошен», «апатия» и т. п.) - это, скорее, внедрение несотворенной и необдуманной, внесознательной (сверхчеловеческой) пустоты в сознание и эмотивную сферу (в «ум и сердце»). Таким образом, «Я - в пустоте» и «Внутри меня пустота» - очень далекие друг от друга состояния субъекта.

Становясь феноменом культуры, пустота искусственно (знаково, символически) наделяется силой, которой она и в физической реальности обладает. В знаковом пространстве эта сила проявляется как прагматический эффект лишь благодаря человеческому сознанию, человеческому восприятию и языку. Язык в своем функционировании опирается на противопоставление наличия некоторого признака его отсутствию не только в плане означающих, но также в плане означаемых. В языке различаются два вида пустоты-отсутствия: отсутствие формы и отсутствие смысла. При этом разрушающийся знак реанимируется, когда отсутствие формы воспринимается как своеобразная форма, а отсутствие жёстко зафиксированного смысла дарует свободу в выборе и актуализации ситуативного значения. Пауза, молчание, обрыв, недоговоренность, как правило, имеют либо очень глубокий, не поддающийся ограничению, оформлению смысл, либо сильнейшую потенцию рождения смысла.

Язык может выражать пустоту принципиально любого характера. Так, физическая пустота, пустота в реальном пространстве обозначается просто словом, именем - «пустота», «пробел», «простор», «отсутствие», «вакуум». Ментальная пустота (отсутствие оформленных смыслов) может выражаться молчанием, паузой в речи, а отсутствие мыслей - нагромождением словесных форм или избыточным «дроблением». В языке также проявляется спонтанная или обдуманная пустота. Формальная языковая пустота (молчание) не просто не выражает небытия, а наоборот - способствует восприятию, ощущению и осознанию полноты бытия. У пустоты как языкового средства (умолчание, пауза, «нулевая степень письма») обнаруживаются имплицитные значения эмоциональной напряженности описываемой ситуации и расширения смыслового поля. Прагматический эффект использования форм пустоты выражен в высокой степени концентрации информации и увеличении степени свободы интерпретации.

Язык не есть простое отражение бытия культуры, он - один из слоев этого бытия. Бытие культуры, картина мира, мысль и даже переживания - все это определяется структурой языка. Соответственно, и небытийные характеристики бытия культуры (к которым относятся аструктурность, нелинейность, нецелостность, симулятивность, потенциализм) обретают языковые формы. Чувственным модусом небытия является феномен пустоты, который используется языком и как означаемое, и как означающее. Феномен пустоты онтологически маргинален - это часть небытия, обладающая бытийными свойствами. Если учитывать, что такой промежуточный тип существования есть и у языка, то можно считать его самой благоприятной почвой для описания феномена пустоты.

3. Этика и экзистенция нигитологических сущностей

Посвящена проблеме перемещения понятий «ничто» и «небытие» из логического и онтологического контекстов в пространство нравственности, духовности и психологии. Первый параграф «Модусы небытия в религиозно-этическом дискурсе как оценочные метафоры» отражает превращение онтологического понятия «небытие» в этико-религиозный образ. Выделяются два аспекта проблемы «пустота и зло»: религиозный взгляд и социальная картина.

То, что в христианской культуре воспринимается с ужасом и тоской как потеря личности, гибель души, в буддизме оценивается как абсолютная непривязанность, самосовершенствование через самоотрешение.

Если в религиозной традиции понятия «божественное ничто» и «сатанинская пустота» обладают давним значением, как метафизическим, так и символическим, то в социальной этике о процессах опустошения, субъективных ощущениях пустоты внутри и вакуума вокруг человека начали писать в конце XIX в. под влиянием нескольких предпосылок (романтических сетований по поводу «частичного» человека, волюнтаристской этики А. Шопенгауэра, теории отчуждения К. Маркса, критики массовизации Ф. Ницше и других философов). Экзистенциальная философия в лице Л. Шестова видит предвестие духовной трагедии как раз в том, что ничто обретает в культуре не форму, а характеристики «чтойности». Однако лавинным этот процесс стал лишь спустя столетие, спровоцировав возникновение общества неостанавливающегося потребления и симуляции реальности.

Метафизический образ ничто и пустоты связан с обожествлением и абсолютизацией, трансцендентностью. Онтология пустоты - это нейтральное описание. Этика пустоты наделяет феномен негативными характеристиками или наоборот - возвышает её. Именно с ускоренным передвижением феномена пустоты из метафизического пространства в этическое, из онтологического - в семиотическое и обратно связано появление понятия культурного вакуума - семиотического пустого пространства, образующегося при смене культурных парадигм, когда старые культурные формы (язык, искусство, игра) закостенели, а новые еще не созданы.

В религиозном и этическом дискурсах наблюдается происходящий между онтологическими понятиями и категориями этики процесс взаимного обозначения. В частности, пустота выбирается как метафорическое обозначающее для негативных или нейтральных этических понятий. Но и реальные явления пустоты, наоборот, называются в культуре с помощью нравственных концептов. Данные обстоятельства возвращают исследователя к вопросу о параллелизме или изоморфности физического и психического бытия, который все же решается в диссертации отрицательно. В частности, пустота в силу своей чувственной специфики чаще выбирается для метафоризации человеческих пороков, индивидуальных характеристик или экзистенциальных ощущений. Также и для социальных процессов пустота является адекватной метафорой. Для диагностирования социокультурных проблем метафора пустоты подходит лучше какой-либо другой.

Это явление поддерживает уверенность в том, что постсовременное состояние - это не гибель культуры, а объективация метауровня культуры, где онтологическая структура культуры предстает в обнажённом виде. По особенностям постсовременного состояния можно судить, чем культура отличается от некультуры сущностно, а не количественно. Действительно, деструктивность бытия, отсутствие основы в современной философии и литературе выявляются через метафору пустоты. Однако когда проблема является глубинной (уровень подсознания, например) или, наоборот, при выходе на ступень абсолютизации мира, Бога, реальности выбор делается в пользу понятия «ничто».

Второй параграф «“Воля к ничто”: категории безобразного и ужасного» охватывает междисциплинарное пространство этики и эстетики. Привычными для западного сознания являются такие маски небытия, как зло, болезнь, безобразное, ужасное, разрушительное. Изначальные представления о безобразном и ужасном имеют культурные судьбы, очень похожие на судьбу представлений о небытии. В мифологическом миропонимании ужас перед безобразным и страх/интерес/преклонение по отношению к небытию выразились в первичном отношении к смерти, в желании и попытках ее преодолеть. Особенно показательны здесь эсхатологические и циклические (об умирающем и воскресающем боге) мифы. Страх смерти в одной из своих ипостасей - ужасе умирания - изживается с помощью мифологической картины гибели мира: «Пусть я конечен. Это трагично. Но и весь мир также рано или поздно погибнет. Это примиряет меня с осознанием собственной смерти». Эсхатологические образы почти всегда включают в себя изображение процессов разложения, гниения, рассыпания, дряхления и разрушения, т.е. безобразное. Однако такое содержание понятий «безобразное», «ужасное» является все-таки не самым ранним и характеризует именно западный культурный характер. В позднем варианте западной культуры отрицательные маркировки небытия устойчиво сохраняются в обыденном сознании, которое прочно связывает пустоту и энтропию. В этом случае пустота воспринимается не как пассивная, а как очень активная сила, разрушающая все ей противоположное, мистифицирующая всякую реальность и превращающая все существующее, настоящее, конкретное в пыль, мусор, беспредметную абстракцию.

В теоретико-философских учениях безобразное и небытие обрели категориальность весьма поздно, негативные черты присваивались обеим сущностям: и то и другое признавалось источником энтропии или, по крайней мере, ее спутником. Категория безобразного в классической эстетике долгое время оставалась оппозиционной по отношению к категории прекрасного. Поэтому можно видеть в смысловом поле безобразного одновременно эстетический и этический компоненты.

Для решения этого вопроса привлекаются размышления Т. Адорно в «Эстетической теории» (1970). В диссертации отмечаются глубинные совпадения идей С. Булгакова и Т. Адорно: превращение небытия и «снятие» безобразного соотносятся как идея и ее культурное воплощение. Акт творения (превращения «укона» в «меон») происходит в истории художественной формы единожды, но повторяется многократно при создании конкретных художественных текстов.

Ужас, прямо и безапелляционно производимый в реципиенте массовым искусством (имеются в виду, например, кинематографические и литературные жанры триллера, фильма ужасов, неоготики), связан с желанием современного человека соприкоснуться с ничто. Категориальность безобразного в своей основе содержит небытийные характеристики: неоформленность, рассогласованность внешнего и внутреннего, динамическую нецелостность. Ужасное, обладая пограничной природой (оно принадлежит сферам психического, трансцендентного и эстетического одновременно), дарит человеку опыт откровения ничто.

В третьем параграфе «Современные имитации реальности» решается вопрос о расширяющемся процессе симуляции в современной культуре. Бытие современной культуры отличается уже не только от бытия природы небытийными характеристиками, но и меняет природу и структуру единицы культуры по сравнению с классическим и модернистским периодами. Обилие и разнообразие видимостей окружают современного человека. В изображенных предметах, перенаселяющих современную жизнь, присутствует лишь формальная составляющая, но при этом создается ироническое ощущение переизбытка реальности. Феномен знака в постмодернистскую эпоху существует сам по себе, не отсылая ни к референту, ни к реальности. Ж. Бодрийар определяет эту ситуацию как тотальную симуляцию или засилье гиперреального. Под симулякрами он понимает образы, поглощающие, вытесняющие реальность.

Симулякры заселили и повседневность, и информационный мир, и искусство, и политику: растворимый кофе, жевательная резинка, сублимированные продукты (чай в пакетике, суп в коробке, усилители вкуса, пищевые красители, ингредиенты, «идентичные натуральным»), компьютерные игры, увлекательное уничтожение времени, тусовка, имидж, бренд, вид коллективного перформанса флешмоб, пятьсот «друзей» в социальной сети и т. д.

Элитарное искусство оперирует пустыми формами также с большой виртуозностью. Например, масштабным художественным проектом, состоящим из симулякров красоты, является серия экспериментальных видеофильмов «Кремастер» американского художника М. Барни. Но если в подобных художественных текстах симулякры создаются как пустые формы, которые никогда содержания не имели и наполнить их невозможно, то симуляция реальности - это ступенчатое расставание обозначаемого с обозначающим и, в конце концов, превращение обозначаемого, например, в бренд (т. е. знак, который не обозначает ничего, кроме себя самого). Этот знак - след явления или объекта, оставленный им в языке, - постоянно «вибрирует», т. е. возбуждает пустоту вокруг себя. Его «вибрация» - это «остывание следа». Поэтому знак, подменивший сегодня реальность, - это пустой опыт, напряженное ожидание пустотой того, что способно ее заполнить. Каждый раз она заполняется по-разному.

Симуляция личности, а в пределе - человека, заставляет философию заниматься поисками «постчеловека» или составлять портрет постмодернистской личности. В виртуальной реальности человек имеет наглядную, образно-пластическую материю для ваяния своей виртуальной личности: 1) выбор имени, или «ника», возвращает его в магическую ситуацию синкретического мировоззрения, где именование и есть осуществление; 2) выбор и смена аватара осуществляют мечту о вечной молодости и совершенном теле; 3) формулировка личного лозунга, девиза, слогана или так называемого «статуса» репрезентирует эмоциональное состояние моделируемой личности или сиюминутное занятие; 4) подпись, которую зарегистрированный на форумах (в социальных сетях, блогах) может автоматически присоединять к своим публичным сообщениям или комментариям, является объективацией его идеологических взглядов; 5) анкетные данные и личные профили человек меняет произвольно, фактически свободно выбирая пол, возраст, профессию, место жительства; 6) атрибутика (фотографии, музыка, видео и др.) является своеобразным коннотативным материалом для создания самобытности, самодостаточности, уникальности и привлекательности виртуальной личности.

Таким образом, современную культуру можно опознать как мощную конструкцию, виртуализирующую пространство человеческой жизни, исключающую из неё интенсивность, подлинность и полноту, принуждающую человека к экстенсивным недействительным формам существования. Говоря в целом, человеку в виртуализированном образе бытия присуще своего рода частичное, недовоплощенное существование.

Симуляция и виртуализация - процессы разнопорядковые. Виртуализация в некоторых случаях выступает средством, инструментом симуляции. Виртуальную реальность человек выбирает или не выбирает по собственной воле, тогда как процесс симуляции глобален, субъект культуры внутри него (подчинен ему и даже им используем), сам уже необратимо затронут симуляцией.

Четвертый параграф «Соприкосновения человека с небытийными характеристиками культуры как условие целостности самосознания». Узловыми моментами духовной судьбы индивида и целой культуры являются встречи с небытием. Это может быть смерть близкого человека, угроза собственной жизни, болезнь, война, предательство, разочарование, ужас, паника, одиночество и т. п. Однако бытие человеческой культуры специфично парадоксами, одним из которых является то, что человек соприкасается с небытием и в ситуациях, внешне не примечательных, даже, казалось бы, нейтральных или благополучных. Соприкосновения с небытием могут иметь кардинально противоположные последствия: опустошить человека, но и даровать ему приближение к самости.