Концептуальные интерпретации нигитологии культуры

Увидеть сложный (еще не до конца оформившийся) гибрид восточного и западного отношений к встречам с небытием в современной глобализирующейся культуре предлагается на материале романа Х. Мураками «Хроники Заводной Птицы». Этот текст является детальным изображением многообразия встреч и соприкосновений человека с небытием. Страх, ужас, обновление, опустошение, остранение, отстранение, одиночество, раздвоение, отчуждение и множество других чувств являются составляющими спектра переживаний героев книги.

В параграфе ставится вопрос о том, насколько актуально сегодня говорить о трансцендентном опыте субъекта культуры, и утверждается, что это ведущая обусловленность современного бытия культуры. Пустоты, остро ощущаемые в культуре, - результат ускорившегося течения времени культуры. Обыденное сознание воспринимает эти зияния как причину депрессий, апатии, скуки; эстетическое сознание (литература, музыка, живопись, кино) стремится освоить процесс негации и предоставить формы ему и его результату. Современный человек, смыслом своего бытия считающий самореализацию, самовыражение, подражает художнику, поэтому, переживая встречи с ничто, ощущая пустоту в себе и себя в пустоте, становится крайне несвободным, т. к. испытывает непреодолимую потребность заполнить это пустое пространство. Таким образом, чтобы творчески и активно жить в современной культуре, нужно пройти несколько соприкосновений с небытием. Сформулированный вывод о небытии как неотъемлемом, формообразующем условии развития индивидуальности открывает широкие перспективы для дальнейших исследований содержания и процесса развития феномена самости.

4. Эстетическая и семиотическая активность пустоты

Посвящена образному аспекту небытийных черт бытия культуры. В первом параграфе «Творение ex nihilo как образец чистого творчества» раскрываются результаты влияния иудеохристианской идеи творения на европейскую философию искусства. Творение есть акт созидания «из ничего», для античного же сознания универсален принцип «Ничто не происходит из ничего». Однако даже античное суждение о том, что искусство дополняет природу там, где она оставляет лакуны, объясняет, почему художника влечет пустота: творение из ничего (ex nihilo) - модель чистого творчества.

Исходная мысль для данного параграфа - сравнение творческого акта и божественного сотворения мира, проводимое Л. Карсавиным в «Философии истории». Схема, предложенная философом-культурологом: «изначальный хаос, или смешение мира - деление - второе смешение» - понимается в диссертации как онтологическая модель поэтического творчества. Бытие твари (текста) есть переход Бога (художника) к небытию. Момент очередного «умирания» художника - средоточие возможности создать произведение. Сам момент небытия в этой схеме обладает мощью творения (Бог, умирая, оплодотворил небытие или предоставил свое тело в качестве сырья для бытия).

В параграфе утверждается даже не столько человеческое умение творить, воплощая ранее не воплощенное, сколько потребность производить такие метаморфозы. Это божественная сила, проявленная в человеке, заставляющая его извлекать бытие из небытия. Получается, что человек постоянно желает или вынужден заполнять пустоту. Первобытие, «впервые-бытие» (В. Библер) являются сюжетами не только креационистской мифологии, но и эстетики. С одной стороны, творческий акт - это прорыв за грани явленно-обыденного, «принудительно данного» бытия, это освобождение от «тяжести необходимости», с другой - это творение нового бытия, просветленного и свободного. В параграфе результатом суггестии пустоты называется гипнотическое чувство, которое испытывает писатель перед чистым листом бумаги, живописец - перед белым холстом, композитор - в безмолвии, хореограф - у пустующей сцены, архитектор - на пустыре, где суждено сбыться его творческим замыслам, произойти чуду сотворения - превращению хаоса в космос. В истоках любого искусства в начале каждого творческого акта момент, миг, вспышка - ужас встречи с абсолютным небытием, с ничто. В этом отношении становится понятно, что источником творчества часто является мотив заполнения пустоты.

Творческая сила пустоты - одна из главных причин развития культуры вообще. Это развитие может быть представлено следующей схемой: пустота потребность в заполнении творение новых форм и смыслов функционирование, расцвет окостенение культурных форм, невозможность отвечать «вызовам» времени или Бога опустошение … и т. д. Пустоты, образующиеся в сознании и культуре, обусловливают творчество.

Итак, бытие культуры содержит «внутри» себя частицы небытия (отсутствие, пустоты), что поддерживает потенциалистский его характер. Частицы небытия также несет «внутри» себя бытие как заряд творческой активности. Бытию культуры не противостоит небытие, напротив, они образуют двуединую творческую силу.

Второй параграф «Семиотическая универсальность пустоты в искусстве» посвящен истории поиска форм и мотивов пустоты в художественной сфере. Речь идет об авторских устремлениях, имеющих отличную от философской строгости логику. Искусство способно создать такое видение мира, которое возможно лишь в религиозных практиках. В таком созерцании устраняется различие между субъектом и объектом. Так, философия А. Шопенгауэра, опирающаяся на ведические традиции и буддизм, видит в искусстве независимое миросозерцание.

Большинство направлений модернизма и постмодернизма были увлечены «кружением вокруг пустоты» (Ж. Дюпен). Целый спектр способов обращения с пустотой (к пустоте) стал структурной основой сосуществования огромного количества постмодернистских художественных течений. Выражение категории небытия с помощью художественных образов молчания, пустого пространства, тишины, паузы, многочисленных метафор в произведениях искусства XX в. и начала XXI в. видится нам своеобразной квинтэссенцией духовных и экзистенциальных вопросов культуры. В художественных формах и мотивах небытия синтезированы мифологические, религиозные, философские, научные и обыденные аспекты его понимания. По этой причине глубинные проблемы современного бытия культуры рассмотрены в параграфе через призму художественных текстов. Пустота - форма универсальная, т. к. имеет широкий потенциал выражения онтологических, нравственных и социологических категорий. Пустота-содержание охватывает большой открытый спектр смысловых мотивов (первоначало, потенциал, первотворение, творчество, смерть, время, пространство, вечность, ожидание, страх) и также может определяться как универсальная.

Искусство в XX в. сделало грандиозный скачок на пути радикального разрушения традиционного художественного языка. Постмодернистское искусство, которое часто называет себя уже не искусством, а арт-практикой, арт-проектом, арт-производством и т. п., отказалось от главных эстетических принципов искусства: миметизма, символизма и, соответственно, художественной образности. Основными вехами развития искусства в XX в. представляются нам отход от подражания реальности (мимесиса), затем от отсылок к ней (референциальности: вслед за материей «исчезло» означаемое) и, наконец, замена аутентичной реальности виртуальной.

Уже при первых попытках проанализировать художественные средства выражения небытия и ничто видна закономерность: при нагромождении форм, слов, изображений, предметов и тел (различные инсталляции: ассамбляж, аккумуляции и др.; техническое тиражирование изображений) происходят обессмысливание, опустошение; при обрыве же, паузе, умолчании, тишине, пустоте (т. е. отсутствии формы) появляются новые смыслы, иные оттенки.

В традиционном европейском искусстве художественный образ построен с прямой закономерной связью между означающим и означаемым: чем сложнее (или многосоставнее) форма, тем богаче смысл. Восточное искусство практиковало иной принцип: чем проще форма, тем больше свободы для мысли. Например, в средневековой европейской живописи наблюдается «боязнь пустоты» (horror vacui) - пространство изображения похоже на набивной рисунок, «все занято», «все заполнено», в китайском же живописном пространстве взгляд зрителя неминуемо оказывается устремленным в пустоту - в свободное пространство.

Европейская философия искусства второй половины XIX в. и само искусство XX в. в поисках путей самотрансцендирования человека обращались к восточным религиозным традициям. Неклассическая эстетика авангарда (в частности, театр парадокса Ионеско, эксперименты ОБЭРИУ, новая трактовка слова в Театре Жестокости А. Арто) и постмодернистское искусство, изобретая новую специальную семантическую систему, воспринимают характеристики искусства Японии и Китая.

Когда в диссертации говорится, что пустота активно используется искусством последних ста пятидесяти лет в качестве означающего в построении художественного образа и художественного текста, то имеется в виду набор «пустотных форм»:

- отрицание, или апофатика;

- отсутствие формы как таковой (тишина, молчание, умолчание, чистый лист, обрыв повествования и т. д.);

- беспредметность в изобразительном искусстве (абстрактный экспрессионизм Кандинского, орфизм Делоне, неопластицизм Мондриана, супрематизм Малевича и т. п.);

- разрушение структуры знака (эксперименты П. Пикассо, кубистов, ОБЭРИУ, поп-арта, «новых реалистов», движения ZERO, концептуалистов);

- «заумь», «бормотание», «абракадабра»;

- формальный абсурд (нарушение грамматических правил в поэтической речи, соединение не связанных друг с другом форм в визуальных искусствах и т.п.).

Концептуалистский проект выражения небытия ведется на уровне понятий, в пространствах, открывающихся между вещью и ее наименованием. Пустота в тексте может быть представлена разными способами: с одной стороны, в виде тем входит в когнитивное содержание текста, с другой - составляет часть прагматических стратегий автора текста. В качестве иллюстрации данной мысли в параграфе подробно рассмотрены отдельные компоненты прагматического эффекта знаков пустоты: пустота - `власть', пустота - `потенциальность', пустота - `гармония', пустота - `энтропия'.

Таким образом, в параграфе утверждается, что, во-первых, отсутствие обозначаемого в художественном тексте становится специфическим типом обозначаемого; во-вторых, для обозначения небытия, ничто и пустоты модернистское и постмодернистское искусство вырабатывает богатый набор приемов; в-третьих, имена «пустота», «небытие», «ничто» активно используются в художественных текстах для метафорического обозначения широкой смысловой области негативного (Бог, вечность, тоска, болезнь, смерть, время, пространство, свобода и т. д.); в-четвертых, современное искусство продуцирует симулякры - знаки без означаемого.

В третьем параграфе «Нигитогенность искусства XX столетия и современности» важной задачей художественного творчества как самосознания культуры называется выявление той или иной онтологической позиции, адекватной современному состоянию культурной реальности. История художественной деятельности с конца XIX в. - это нарастание интереса к небытию. Апофатика, нигилизм, симуляция и, наконец, нигитогенность называются в параграфе стадиями этого роста. Корни, смысл и судьба онтологии культуры в XX в. не могут быть раскрыты с необходимой глубиной без обращения к тому, как мировоззрение этого времени воплощалось в искусстве. Тема небытия актуализуется в те моменты, когда внешнее, физическое, материальное утрачивает для человека свою наполненность, значимость (сохраняя при этом материальную ценность).

Большинство философских размышлений о страхе пустоты и небытия заканчиваются утверждением преодоления его творчеством. С другой стороны, стремление к свободе мышления, фантазии и творения есть шаг к абсолютной новизне, к нечеловеческому, невыраженному, неявному, сверхчеловеческому, абсолютному - религиозный, по сути, шаг. В работах М. Ротко, живописи Дж. Поллока, концентрических полосах К. Ноланда нет символики, они предельно неконвенциональны. Также в качестве иллюстраций в параграфе рассмотрены работы, эксперименты и акции Л. Фонтаны, А. Бурри, М. Ротеллы, И. Кляйна, Т. Смита, Дж. Кошута, С. Левитта, Р. Раушенберга, Г. Мура, Э. Чильидо, Армана, Р. Бари, М. Рамсдена, С. Мейрелеса, И. Кабакова, Р. Уайтрид, Ж.-Л. Деотта, Й. Герца, Ф. Гонзалеса-Торреса, Э. Гормли, М. Балки и др. Вариативность манер работы с пустотой в постмодернистском искусстве складывается в следующие концептуальные интерпретации:

1) пустота как нехватка (отсутствие, исчезновение, пропажа, лакуна) чего-то, обратившегося в ничто, но оставившего след или отпечаток (И. Кляйн, эстетика исчезновения); как фантом, как пограничное состояние, что-то, пребывающее на границе бытия и небытия, т.к. судьба кого-то или чего-то исчезнувшего нам не известна (например, Ж.-Л. Деотт об исчезновении); эстетические попытки заполнения образовавшихся пустот;

2) пустота как чистое пространство, как формовка пространства; как некая потенциальность, имеющая возможность порождения (например, П. Манцони);

3) пустота как дыра в бытии, как уничтожение и негация, как ничто и деструкция (постживописная абстракция Л. Фонтаны и А. Бурри, «колерс» Армана).

В четвертом параграфе «Концептуализация пустоты и высвечивание симулякров поэтическими средствами постмодернизма» осуществлен анализ эстетики поэзии концептуализма, в которой важное значение имеют категории «небытие», «ничто», «пустота». Объединяющая поэтов-концептуалистов цель - заставить сам язык, язык концептов говорить о себе, о бытии и небытии; «понять реальное значение нашего нынешнего языка, его претензии, его пустоты и затвердения, его провалы и воспарения перед лицом ежедневного быта и вечных истин…» - достигается большим разнообразием поэтических средств. Стремление поэта-концептуалиста приближено к теоретическим посылкам английских концептуалистов: оставить лишь свойство, смысл, функцию, концепт.

Одна из причин обращения в диссертации к текстам концептуалистов состоит в том, что их поэзия - это поэзия цитат, клише, словесных банальностей, симулякров. Попытка вынести сетку концептов в объективный предметный мир выливается у поэтов-концептуалистов в обнаружение окостенения языка и невозможности проникнуть в сознание другого. Так концептуалист подходит к новой попытке преодолеть это застывание путем превращения концепта в симулякр.

В диссертации проведен анализ большого корпуса поэтических текстов Д.А. Пригова, Л.С. Рубинштейна, а также критических статей этих же авторов по поводу собственного творчества, выявлены основные черты мировидения поэтов-концептуалистов. Мотив пустоты концептуальной поэзии, условно говоря, формируется на трех уровнях: 1) слов и той игры, в которую они вступают (лексический и фразеологический уровни); 2) эксплицитных описаний пустоты и ее образов (семантический уровень); 3) размытой стихии пустоты, присутствующей в описаниях времени, сознания, мышления, психических и физических состояний (прагматический уровень).

5. Нигитология и онтология культуры

Является своеобразной «собирающей линзой» всей работы, в ней предлагается новый ракурс постижения бытия культуры - нигитологический. В первом параграфе «Онтологическая асимметрия современной культуры» с точки зрения теории культуры проанализирован процесс негации в культуре.

У современной философии культуры, равно как и науки о культуре, существуют объективные причины испытывать теоретическую и практическую потребность в тематизации фундаментально-онтологических феноменов (таких как небытие, пустота, ничто, случайность, неопределённость т. п.), занимающих область отрицания в симметрически построенной картине мира. Понятие пустоты как отсутствующего основания становится важным, т.к. моделью культуры сегодня чаще всего выступает множественность наслоений с пустым центром. Интересно, что П. Козловски говорит о времени постмодерна как о шансе, данном человечеству, чтобы оно успело стать достойным своей гибели. Думается, что философ имел в виду процесс постепенного разоблачения культуры второй половины ХХ в., т.е. последовательного обнаружения симулятивного характера знаковых уровней бытия культуры, вплоть до открытия пустого центра. В результате такого распада целостности мы наблюдаем одно интересное явление. В образовавшиеся культурные разломы начинают выходить старые, архаичные историчные формы и отношения, которые, казалось, уже давно канули в лету, продемонстрировали свою предельность. Начинается своеобразный ренессанс всего. В последние десятилетия мы сталкиваемся с самым настоящим парадом старых, иногда просто архаичных культурно-исторических форм, претендующих стать содержанием современного бытия культуры. Парадоксальная характеристика культуры последних десятилетий XX столетия и современности - способность превращать форму в смысл. Однако принцип «Anything goes!» чреват в культуре состоянием вечно неготового бытия, смешивающим в себе все возможные и невозможные противоречия.

Проблема, рассматриваемая в параграфе, имеет три аспекта. Во-первых, продуктивным для современной культуры является осмысление пустоты как «чистого листа», чистой потенции, несвершившегося, возможности бытия. Во-вторых, мы являемся свидетелями возвращения культуры к возвышенной мистификации пустоты, практически к каббалистическому канону о том, что ощущение пустоты - это пробуждение стремления к жизни. В-третьих, состояние «постсовременность» в сущности симулятивно и пустотно.

Обыденные оценки, философская рефлексия и научные свидетельства инаковости современной культуры по сравнению с образом бытия классической и неклассической (конца XIX в.) культур заставляют обнаруживать сходные характеристики небытия и современности:

- вечная «неготовость»;

- приоритет темпоральности, вытесняющей пространственные характеристики (лишь в феномене пустоты не окончательно);

- онтологическая неопределенность, нереализованность;

- перманентная и бесконечная потенциальность.

Второй параграф «Инструментальный характер понятия “пустота” в онтологии культуры» является последовательным обоснованием применения в нигитологии культуры понятия «пустота» наряду с термином «небытие». Позиция автора диссертации состоит в том, что построенная на таких основаниях онтология культуры наиболее адекватно и глубинно раскрывает ее природу и сущность. Когда мы говорим «онтология культуры», то подразумеваем ее самостоятельное, отделенное от человека существование. Однако это видимость, обусловленная многими разнородными факторами. В то же время сама культура сегодня - «вечно варящий вечно неготовое блюдо котел». Ни одна реформа, проект, движение или открытие не достигают своего логического завершения, а лишь открывают двери для новых культурных акций. Но если и создается видимость целостности, то чаще всего перед нами симулякр или недобытие феномена культуры, форма которого очищена от случайных черт, доведена до глянца, а целесообразность, функциональность и осмысленность отсутствуют или утрачиваются в процессе восприятия.

В параграфе высказывается предположение, что одним из важных аспектов специфики бытия культуры является антимимесис. Подражать и повторять человек умеет так же, как и животные, а вот творить новизну, быть источником инноваций, творить из пустоты - это специфически человеческое. Другой подход - концепция А. Кожева, которую он называл дуалистической онтологией. Центральный его тезис: слово «бытие» не может иметь одинаковый смысл применительно к природной вещи и к человеку. Тем самым нигитологическая интерпретация культуры должна привести к появлению некоего не быть, внутренне присущего бытию культуры и трудно объяснимого в рамках формальной логики. Так получается, что важной темой философского понимания мира является определение той роли, которую играет человек в мировом бытии. Ведь именно благодаря человеку «существует реальность, которой нет». Человек в своем индивидуальном, ограниченном, сиюминутном состоянии - это единственный источник связности, цельности и осмысленности мирового бытия. Предназначение человека - быть свидетелем, пастухом бытия. Каждое событие, происходящее в бытии, может быть признано реальным, имевшим место в культуре и истории, только если оно «засвидетельствовано», поставлено в некую связь (пусть даже абсурдную) с другими «свидетельскими показаниями».

Многие поколения философов писали об отсутствии действительности за границами человеческого сознания. Только на первый взгляд это мистика, но в феноменологической философии Э. Гуссерля, например, бытие полностью превращается в сознание; «эпохе» и есть чистая, не искаженная пониманием, интерпретациями действительность. Но как только чистая тихая гладь «эпохе» подергивается рябью понимания и толкования (т. е. запускается механизм рефлексии), начинает разворачиваться пространство, ведь пространство в феноменологии - это многообразие возможных способов восприятия вещи; время же - это бесконечный горизонт потенции вещи. М. Хайдеггер воспринял феноменологию Э. Гуссерля как фундаментальную онтологию; человек у него - не объект, поселенный в бытие, а сам творящий бытие.

Понимать мир не как вместилище вещей, а как горизонт горизонтов учила сложная, глубокая философия Э. Гуссерля, а научился этому рядовой человек массы конца ХХ - начала XXI в. Так сложные полумистические идеи философии проявились в виде культурных реалий. Сегодня мы не просто характеризуем мир как божественный текст, а живем в гипертекстуальной действительности - виртуальной, экранной, симуляционной. Классическая культура заполняла пустоту, осуществляя таким образом культурогенез и семиозис. Постклассическое существование - это выбор форм для пустоты, смена форм пустоты, симуляция, мимесис пустоты под непустоту. Это тоже процесс культурогенеза, но постмодернистского.

О методе работы с небытийными характеристиками бытия культуры, называя их «пробелами» и «зиянием культуры», пишет М.Н. Эпштейн. Оказалось, что бытие, исходящее из материальных, экзистенциальных начал, демонстрирует не совпадение с идеей, а полное отличие от нее и развивается по собственным законам, пребывающим вне сферы самосознания. Эта непрозрачность бытия, провозглашенная неклассической философией, стала зримой в современной культуре.

Человек, со страхом убегающий от пустоты - принято думать, что это один из западных типов ориентации на реальность. Однако любой тип отношений человека с пустотой - это своеобразный страх перед ней, который может камуфлироваться вариантами форм: творчество, свобода, непривязанность, недеяние и т. п. Скорее, не сама пустота является мотивом творения ее обликов, а страх пустоты, желание ее заполнить. Также имеет место желание завуалировать страх пустоты, поэтому нигитологические сущности, рассматриваемые в диссертации, есть, скорее, не модусы пустоты, а варианты отношения к ней. Это ведь не культурные оболочки пустоты, а культурные поведенческие формы, связанные с пустотой. Обнаружить «чистое небытие» практически невозможно.

В третьем параграфе «Художественное инобытие как нигитологическая модель бытия культуры» на материале художественных текстов, в большинстве случаев прозы Д. Хармса, сопоставляются бытие предмета природы и инобытие культуры. Феномен художественного текста выбран потому, что в нем раскрывается механизм конструирования инобытия, т. е. обнажается внутренняя форма культуры. Все элементы культуры (как материальной, так и духовной) существуют в качестве представляемого предмета или в форме фантазии. Словом, и природный предмет, и предмет культуры, и образ фантазии в какой-то степени все-таки существуют. Но что означает здесь «степень»? То, что бытие культуры включает разные объемы небытийных характеристик.

Инобытийные явления разрушают привычку взгляда как на обыденность, так и на сакральность. Парадокс, неожиданность, абсурд выводят человека в ситуацию первотворения или, по крайней мере, первовидения.

Остановка исследовательского внимания именно на текстах Д. Хармса объясняется присутствием в них как описаний небытийных качеств бытия культуры, так и демонстраций самого процесса исчезновения реальности. Все то, что в раннем авангарде использовалось для магического преображения действительности, у Д. Хармса используется для «деконструкции» самого понятия «действительность» и введения собственной реальности. В текстах Д. Хармса можно выделить следующие приемы деконструкции: 1) случайный поступок становится знаковым; 2) случайное переводится в системное; 3) введение и эстетизация структурной ошибки; 4) противоречие с официальной стихией; 5) абстрактность хронотопа; 6) нарочитая фрагментарность изображенного бытия. В поэтической онтологии Д. Хармса между текстом и культурной действительностью пропадает дистанция, однако это не ужасает реципиента, максимальное потрясение - удивление перед обнаженной условностью бытия культуры и ее небытийной природой.

Заключение

В заключении диссертации подводятся итоги проведенного исследования, формулируются основные выводы, намечаются возможные направления развития авторской концепции. С желанием отказаться от простой констатации кризиса культуры отмечается, что у сложившейся ситуации глобальной симуляции бытия присутствует явный положительный, продуктивный аспект. Встречаясь с небытийными характеристиками бытия культуры, человек вырабатывает в себе умения превращать небытие в субъективное бытие, затем субъективное бытие - в объективное. То есть прямая или косвенная причастность к небытию есть условие осмысленной и значимой жизни человека в культуре.

Кроме того, занятые нами исследовательские позиции представляют постсовременное состояние (в частности, процесс глобальной имитации бытия) не как смерть культуры, а как процесс обнажения онтологической структуры культуры как таковой, своеобразный «рентгеновский снимок» феномена культуры. В эпоху сознательно-теоретического, поэтико-философского и неосознанно повседневного обращений к выяснению специфики бытия культуры ожидаемым и востребованным является актуальное искусство, в частности, концептуализм (литература и изобразительное искусство, нацеленное на сознание, а не на эмоциональность). Различная умственная (философская и художественно-концептуалистская) «диагностика» тела культуры выявила, что его центральная система - это система пустот («губчатая» система, «складчатая», «структура лука», набор симулякров и т.д.). Данные результаты стали главным содержанием культурных текстов конца XX - начала XXI в. Таким образом, невозможно относиться к понятиям небытия, ничто и пустоты, например, как к частным художественным мотивам, темам или образам.

В диссертации предпринята попытка отклонения от рассмотрения пары «бытие - небытие» в качестве оппозиции. Небытийные характеристики, открытые в качестве сущности культуры, в современности укоренились на формальном и содержательном уровнях. Так, модусы небытия обнаруживаются и на уровне означаемого, и на уровне означающего при чтении и интерпретации современной культуры. Предложена нигитологическая трактовка культуры, созданная в связи с современной потребностью в полноте познания бытия культуры. Развивая эту концепцию в свете проблематики настоящей работы, мы считаем, что многообразие форм культуры выходит за границы бытия и включает небытийные характеристики, что делает небытие предметом философского и культурологического интереса.

Философия культуры, предложенная в диссертации,- это философия целого. Изучение небытия, небытийных характеристик культуры открывает возможность видеть культуру не частично, не аспектно, а холично. Обнаруженным в процессе исследования парадоксом бытия культуры является следующее: чем упорнее и последовательнее в культуре стремление познать ничто, тем самодостаточнее, целостнее и упорядоченнее она становится. Нарастание же пустоты, т. е. увеличение количества небытийных характеристик в бытии культуры, наоборот, приводит к хаосу, симуляции и виртуализации реальности. Материалы и выводы диссертации дают представление о причинах возникновения разного рода форм подмены действительности, позволяют осмыслить по-новому философские проблемы реальности, существования, бытия, ничто, идеального, субъективного.

Небытийные черты проявляются в единицах культуры, приращивая к ним потенциалистские характеристики, делая их готовыми наполниться новым смыслом. Так что в широком рассмотрении пустота (как чувственный модус небытия) - это потенциальное пространство, открытое для заполнения чем-то или явления чего-то, что еще не актуализовалось в данном измерении. Однако в настоящий момент бытия культуры это источник и вместилище бесчисленного множества виртуальных структур будущего становления.

Без вопросов о небытии, ничто и пустоте человек не состоится как свободное, многомерное существо. Без способности наделения (или поиска и обнаружения) бытия небытийными характеристиками затруднительной становится творческая деятельность человека и целенаправленное развитие индивида. Нигитология культуры, таким образом, дает возможность вернуть значимость культуротворческой и человекообразующей ролям современной культуры.

Литература

1. Саенко Н. Р. Нигитология культуры (опыт построения). - Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2010. - 218 с. (12,8 п. л.).

2. Саенко Н. Р. Формы и образы небытия в культуре. - Saarbrucken: Lambert Academic Publishing, 2011. - 452 с. (15,5 п. л.).

3. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Культурная интроспекция ХХ столетия и современности: учеб. материалы к спецкурсу по культурологии. - Волгоград: Перемена, 2002. - 60 с. (4 п. л.).

4. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.), Щеглова Л. В. Программы вступительного экзамена в аспирантуру и кандидатского экзамена по специальности 24.00.01 - теория культуры. - Волгоград: Перемена, 2003. - 40 с. (3,0 п.л./ 1,5 п. л.).

5. Разаков В. Х., Саенко Н. Р. Этика искусства: учеб.-метод. комплекс. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - 94 с. (5,8 п.л./ 3,0 п. л.).

6. Саенко Н. Р., Шипулина Н. Б., Щеглова Л. В. Культурология: единство и многообразие форм культуры: учеб. пособие. - 2-е изд., испр. - Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2009. - 212 с. (12,8 п.л./ 6,0 п. л.).

7. Саенко Н. Р. Онтологическая асимметрия современной культуры // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2008. - № 8 (32). - С. 49-52 (0,5 п. л.).

8. Саенко Н. Р. Вопрос о нигитологии: понятие, термин, содержание // Научные проблемы гуманитарных исследований. - Пятигорск, 2009. - № 12 (1). - С. 154-160 (0,6 п. л.).

9. Саенко Н. Р. Метафора пустоты и проблема опустошения личности в современной культуре // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2010. - № 3 (47). - С. 22-26 (0,5 п. л.).

11. Саенко Н. Р. Взаимоопределение сознания и ничто // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Серия «Философия и социология; культурология». - 2010. - № 1(4). - С. 21-25 (0,7 п. л.).

12. Саенко Н. Р. Пустые знаки и значимая пустота постсовременной культуры // Обсерватория культуры. - М., 2010. - № 2. - С. 26-31 (0,7 п. л.).

13. Саенко Н. Р. Эстетика и семиотика пустоты // Научные проблемы гуманитарных исследований. Пятигорск, 2010. - № 6. - С. 253-258 (0,4 п. л.).

14. Саенко Н. Р. Семиотическая универсальность пустоты в искусстве // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Философские науки». - 2010. - № 3. - Вып. 20. - С. 80-86 (0,5 п. л.).

15. Саенко Н. Р. Творение ex nihilo как образец чистого творчества // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. - 2010. - № 2. - Т. 2: Философия. - С. 102-112 (0,6 п. л.).

16. Саенко Н. Р. Причины и способы обретения опыта ничто в минимализме и концептуализме // Известия Саратовского университета. Серия «Философия. Психология. Педагогика». - 2010. Том 10. - № 3. - С. 44-49 (0,5 п. л.).

17. Панфёрова М. Б., Саенко Н. Р. Художественное инобытие как онтологический метод (на примере произведения Д. Хармса) // Научная мысль Кавказа. - Ростов-н/Д., 2010. - № 4 (64). - С. 131-135 (0,5 п.л./ 0,3 п. л.).

18. Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Концептуализм, играющий (с) пустотой // Вестник Орловского государственного университета. Серия «Новые гуманитарные исследования». - 2011. - № 1(15) (январь - февраль 2011 г.) - С. 234-236 (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).

19. Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Нигитологические модусы исчезновения, забвения, утраты в арт-практиках постсовременности // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: в 3 ч. - Тамбов: Грамота, 2011. - № 2(8). - Ч. III. - С. 158-161 (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).

20. Вальковский А. В., Саенко Н. Р. Нигитогенный характер арт-практик XX века и постсовременности // Вопросы культурологии. - М., 2011. - № 6. - С. 95 - 99. (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).

21. Даниленко А. С., Саенко Н. Р. Диалог культур и анализ постсовременности в поэтическом мире Б. Б. Гребенщикова // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики: в 3 ч. - Тамбов: Грамота, 2011. - № 6(12). - Ч. II. - С. 151-154. (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).

22. Саенко Н. Р. Структура, деструкция и реконструкция знака в актуальном искусстве, или Эстетические маски пустоты // Вопросы культурологии. - М., 2011. - № 11. - С. 94 - 98. (0,4 п. л.).

22. Суродина Н. Р. (Саенко Н.Р). Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2003. - № 2(05). - С. 105-106 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Пигалев А. И. Призрачная реальность культуры (Фетишизм и наглядность невидимого). - Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 2003. - 354 с.

23. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2006. - № 2(15). - С. 137-140 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Кудряшова Т. Б. Онтология языков познания: в 2 ч. - Иваново, 2005. - Ч. 1. - 316 с.; Ч. 2. - 272 с.

24. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2009. - № 3 (37). - С. 166-168 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Мельникова-Григорьева Е. Безделушка, или Жертвоприношение простых вещей (Философски-семиотические заметки по пустякам). - М.: Нов. лит. обозрение, 2008. - 160 с.

25. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2010. - № 8 (52). - С. 120-121 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Кутырёв В. А. Человеческое и иное: борьба миров. - СПб.: Алетейя, 2009. - 264 с.

26. Саенко Н. Р. Рецензия на книгу // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия "Социально-экономические науки и искусство". - 2011. - № 3 (57). - С. 130 - 132 (0,2 п. л.). - Рец. на кн.: Лишаев С. А. Эстетика Другого. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. - 380 с.

27. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Два типа языковой личности в концептуальной поэзии // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания: тез. докл. науч. конф. Волгоград, 5-7 февр. 1997 г. / ВГПУ. - Волгоград: Перемена, 1997. - С. 119-120 (0,1 п. л.).

28. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Симулякр: между именем и вещью в русском концептуализме // Философия в системе духовной культуры на рубеже ХХI века: тез. докл. и выступл. Междунар. науч. конф. Курск, 20-21 мая 1997 г. - Курск: Изд-во КГПУ, 1997. - С. 87-88 (0,1 п. л.).

29. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Московский концептуализм - поэзия эсхатологии // Россия, Восток, Запад: диалог культур: тез. докл. Междунар. науч. конф. Хабаровск, 16-17 дек. 1997 г. - Хабаровск, 1997. - Ч. II. - С. 141-143 (0,2 п. л.).

30. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Косноязычие и аграмматизм московского концептуализма как онтологическая черта современной русской культуры // Языковая личность: жанровая речевая деятельность: тез. докл. науч. конф. Волгоград, 6-8 окт. 1998 г. - Волгоград: Перемена, 1998. - С. 89-90 (0,1 п. л.).

31. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Социальная критика русского новояза и проблема языковой пустоты в современной культуре // Языковая личность: вербальное поведение: сб. науч. тр. / под ред. Н. А. Красавского. - Волгоград: Изд-во «РИО», 1998. - С. 87-90 (0,3 п. л.).

32. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Специфика русского «пустого пространства» // ХХI век: будущее России в философском измерении: материалы Второго Российского философского конгресса (7-11 июня 1999 г.): в 4 т. - Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999. - Т. 3: Философская антропология и философия культуры. - Ч. 2. - С. 124-125 (0,1 п. л.).

33. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Модусы пустоты в ментальном и культурном пространствах // Г. Г. Шпет / Comprehensio. Третьи Шпетовские чтения. - Томск: Изд-во «Водолей», 1999. - С. 66-72 (0,5 п. л.).

34. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.), Щеглова Л. В. Опустошенность языковых и культурных форм в отражении московской концептуальной поэзии // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / сост. Н. В. Дулина, В. В. Щеглов / ВолгГТУ. - Волгоград: РПК «Политехник», 1999. - Вып. 4. - С. 3-11 (0,6 п. л. / 0,3 п. л.).

35. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтология поэтического языка // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: сб. науч. тр. / ВГПУ. - Волгоград: Перемена, 1999. - С. 89-94 (0,5 п. л.).

36. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Языковая дискретизация миропредставления // IV межвузовская конференция студентов и молодых ученых Волгоградской области: тез. докл. науч. конф. / ВГПУ, Волгоград, 8-11 дек. 1998 г. - Волгоград: Перемена, 1999. - С. 130-131 (0,1 п. л.).

37. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Гипертекст современной культуры: возможность и отсутствие диалога // Диалог и культура современного общества: сб. науч. ст. / под ред. А. Н. Бугреева, А. И. Пигалева, В. А. Пилипенко. - Волгоград: Изд-во ВАГС, 2001. - С. 135-138 (0,3 п. л.).

38. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Эстетика обыденного (поэтические опыты Л. С. Рубинштейна) // История российской повседневности: материалы Двадцать шестой Всерос. заоч. науч. конф. / под ред. д-ра ист. наук, проф. С. Н. Полторака. - СПб.: Изд-во «Нестор», 2002. - С. 42-45 (0,4 п. л.).

39. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Поэтические игры с пустотой московского концептуализма (эксперименты Д. А. Пригова) // Studia culturae: альманах каф. филос. культуры и культурологии и Центра изучения культуры филос. фак. Санкт-Петерб. гос. ун-та. - СПб.: С.-Петерб. филос. о-во, 2002. - Вып. 3. - С. 94-100 (0,4 п. л.).

40. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтологическая поэтика путешествия, или Странничество как культурный первосценарий // Культурное пространство путешествий: тез. форума. 8-10 апр. 2003 г. - СПб.: Центр изучения культуры, 2003. - С. 17-18 (0,1 п. л.).

41. Макарова К. Ю., Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Гиперлитература и гиперреальность современной культуры // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / отв. ред. Н. В. Дулина; Волгогр. гос. техн. ун-т. - Волгоград, 2003. - Вып. 7. - С. 10-14 (0,5 п. л. / 0,3 п. л.).

42. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Онтология культуры: человек - сознание - текст - реальность. - М., 2003. - 15 с. (0,5 п. л.). - Деп. В ИНИОН РАН 22.04.2003, № 57947.

43. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). «Виртуальные реальности» как тексты современного мировоззрения // Наука, искусство, образование в культуре III тысячелетия: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 10-11 апр. 2002 г. / Комитет по культуре Адм. Волгогр. обл.; редкол.: Д. В. Полежаев (отв. ред.) и др. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2003. - С. 47-51 (0,3 п. л.).

44. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Антиэнтропийная сила языка современной русской поэзии // Горизонты культуры: тр. науч.-теор. конф. - СПб.: Нестор, 2003. - С. 203-205 (0,1 п. л.).

45. Макарова К. Ю., Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Ощущение и осознание времени персонажами романов Милорада Павича // Соотношение рационального и эмоционального в литературе и фольклоре: материалы Междунар. науч. конф. г. Волгоград, 21-24 окт. 2003 г.: в 2 ч. - Волгоград: Перемена, 2004. - Ч. 2. - С. 195-198 (0,3 п. л. / 0,2 п. л.).

46. Саенко Н. Р. Философская ставка на Ничто в понимании онтологии культуры // Современное культурное пространство: Философия. Искусство. Технология. Информация: сб. науч. ст. / науч. ред., вступ. ст., сост. В. Х. Разакова. - Волгоград: Изд-во ВРО МСЮ, 2004. - С. 7-14 (0,6 п. л.).

47. Саенко Н. Р. Культура как понимание мира // Герменевтика в гуманитарном знании: материалы Междунар. науч.-практ. конф. - СПб.: Политехника, 2004. - С. 42-44 (0,2 п. л.).

48. Саенко Н. Р. Массовая культура: новая мифология или возвращение к первобытности // Бренное и вечное: образы мифа в пространствах современного мира: материалы Всерос. науч. конф., посвящ. 10-летию филос. фак. Новгород. гос. ун-та им. Ярослава Мудрого. 28-29 сент. 2004 г. - Великий Новгород, 2004. - С. 306-310 (0,3 п. л.).

49. Суродина Н. Р. (Саенко Н. Р.). Эстетика виртуализации действительности в современном мире // Музыкальное искусство и проблемы современного гуманитарного мышления: материалы межвуз. науч.-практ. конф. «Серебряковские чтения». - Ростов н/Д.: РГК им. С. В. Рахманинова, 2004. - Кн. 1. - С. 73-77 (0,3 п. л.).

50. Саенко Н. Р. Современная онтология: пустоты и разрывы // Вестн. Филиала Всерос. заоч. финан.-экон. ин-та в г. Волгограде. - 2005. - № 2. - С. 146-149 (0,4 п. л.).

51. Саенко Н. Р. Семиотизация и антропологизация пустоты в русском мировидении // Человек в современных философских концепциях: материалы Четвертой Междунар. конф. г. Волгоград, 28-31 мая 2007 г.: в 4 т. / ВолГУ; Ун-т Стефана Великого (Румыния); Междунар. филос. о-во С. Л. Франка; Рос. филос. о-во; редкол.: Н. В. Омельченко (отв. ред.) и др. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. - Т. 2. - С. 621-625 (0,3 п. л.).

52. Саенко Н. Р. Мифопоэтический и философский векторы имплицитной нигитологии // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. / редкол.: П. В. Анисимов и др. - Волгоград: ВА МВД России, 2007. - Вып. 6. - С. 51-56 (0,4 п. л.).

53. Саенко Н. Р. «Воля к ничто» и категория безобразного // Материалы Междунар. науч.-практ. конф. «V Серебряковские научные чтения». г. Волгоград, 19-21 апр. 2007 г. / ВМИИ им. П. А. Серебрякова; ВолГУ. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007. - Кн. I: Теория и история музыки. Этномузыкология. История и теория исполнительного искусства. Философия искусства. Культурология. - С. 313-317 (0,4 п. л.).

54. Саенко Н. Р., Дерягина И. Г. Эволюция сакрального лика: от маски к иконе в работе П. Флоренского «Иконостас» // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н. В. Дулина (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2007. - Вып. 13. - С. 85-89 (0,4 п. л. / 0,2 п.л.).

55. Саенко Н. Р. Волгоградская секция РФО «Русская рациональность в глобальном мире» в 2006 году. Предельные понятия онтологии в приложении к русской ментальности // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Серия «Социально-экономические науки и искусство». - 2007. - № 3 (21). - С. 128-130 (0,2 п. л.).

56. Саенко Н. Р., Щеглова Л. В. Модусы небытия в постнеклассической философии культуры // Феноменология культуры: уникальное и универсальное: сб. тр. науч. шк. д-ра филос. наук, проф. Л. В. Щегловой. - Волгоград: Царицынская полиграфическая компания, 2008. - С. 49-71 (1,8 п. л. / 1 п. л.).

57. Саенко Н. Р., Стародубцева Н. Ю. Лабиринты и лабиринтность в творчестве Борхеса // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2008. - Вып. 8. - С. 86-92 (0,5 п. л. / 0,25 п. л.).

58. Иевлев Н. В., Саенко Н. Р. Поиски Бога и культуротворчество как спасение человека в философии Л. Шестова // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: Н. В. Дулина (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2008. - Вып. 14. - С. 236-240 (0,4 п. л. / 0,2 п. л.).

59. Саенко Н. Р. Творчество как «приключение небытия» // Материалы Междунар. науч.-практ. конф.«VI Серебряковские научные чтения». г. Волгоград, 17-19 апр. 2008 г. / ВМИИ им. П. А. Серебрякова; ВолГУ. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2008. - Кн. II: История образования. История и теория культуры. Музыкальная фольклористика и краеведение. - С. 29-33 (0,3 п. л.).

60. Саенко Н. Р., Яралиева Н. М. Концепция бытия культуры Умберто Эко // Социокультурные исследования: межвуз. сб. науч. тр. / редкол.: А. Н. Леонтьев (отв. ред.) и др.; ВолгГТУ. - Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2009. - Вып. 15. - С. 134-138 (0,3 п. л. / 0,2 п. л.).

61. Панфёрова М. Б., Саенко Н. Р. Семиотические эксперименты Д. Хармса в контексте «гибели» русского авангарда // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2009. - Вып. 11. - С. 97-106 (0,5 п. л. / 0,25 п. л.).

62. Саенко Н. Р. Язык и сознание - силы, моделирующие пустоту // Синергия культуры и динамика культурных процессов: сб. науч. ст. - Саратов: ООО «Изд-во “КУБиК”», 2009. - С. 38-41 (0,2 п. л.).

63. Саенко Н. Р. Поиск человека в сети // Личность и общество: проблемы философии, психологии и социологии: сб. ст. Междунар. науч.-практ. конф. - Пенза: Приволжский Дом знаний, 2010. - С. 312-314 (0,2 п.л.).

64. Саенко Н. Р. Семиотика человеческого бытия // Современные гуманитарные проблемы: сб. науч. тр. - Волгоград: ВА МВД России, 2010. - Вып. 13. - С. 104-113 (0,5 п. л.).

65. Саенко Н. Р. Связь категорий безобразного и ужасного с «волей к ничто» // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Серия «Философия». - 2010. - № 1(3). - С. 166-177 (0,8 п. л.).

Размещено на Allbest.ru