Типология форм бытия

Воплощение информации в её конкретном носителе и её преобразование из одной формы в другую обязательно требует силовых и энергетических взаимодействий. В конструкции информационных приборов (компьютеров, телевизоров, радиоприёмников и т.д.) обязательно заложены рассчитанные энерго-силовые параметры (величина мощности, электрическое напряжение, частота тока и др.). Без силовых и энергетических взаимодействий информационные процессы невозможны. Элементарный пример: когда выключают электричество в сети, то все информационные электроприборы перестают работать. Суть информационных процессов не сводится к энерго-силовым взаимодействиям (в таких взаимодействиях суть работы неинформационных машин, например, трактора или автомобиля), она состоит в отражении и моделировании, то есть в создании одних образов или моделей и их преобразовании в другие образы и модели, но всё это требует энерго-силовых взаимодействий.

Распространяется информация не мгновенно, а, естественно, со скоростью несущего её сигнала. Например, потенциалы действия, характеризующие процесс возбуждения, распространяются по нерву со скоростью приблизительно 10 м/с, что обусловливает, кстати, минимальное время реакции организма на раздражение. Звуковая речь передаётся в воздухе со скоростью 330 м/с. Электромагнитные колебания при радио и телевизионной связи распространяются со скоростью света и даже при такой большой скорости наблюдается задержка речи у участников телемоста, скажем, «Москва - Вашингтон». Откуда В.С.Егоров взял не один раз упомянутое им в своей книге положение о моментальном, или мгновенном, распространении информации совершенно непонятно.

Необоснованным является и положение В.С.Егорова о субстанциальном отличии информации от идеи [56.C.91]. Понятия информации и идеального соотносятся как целое и часть: идеальное - это вид информации, а именно - информация нейродинамических кодов человека, способная к субъективному проявлению в виде психических переживаний.

Конкретного и общепризнанного определения понятия информации в настоящее время ещё не выработано. На мой взгляд, наиболее соответствующей действительности является «функционально-видовая» трактовка информации, когда она понимается как специфическое свойство самоорганизующихся систем. Такая трактовка позволяет провести чёткое качественное различие между процессами в неорганической природе и в самоорганизующихся системах. Если для объяснения первых достаточно представлений о физической причинности, то понимание самоорганизующихся систем требует качественно иных, информационно-кодовых представлений.

Для глубокого понимания сущности информации необходимо рассматривать весь замкнутый цикл информационных процессов в самоорганизующихся системах. Пока имеется только одно полное конкретно-научное описание такого цикла - это теория фукнциональных систем живого организма, разработанная П.К.Анохиным [7]. Эта теория показывает, что управляющая информация в функциональной системе представлена вероятностной моделью ожидаемого результата и программой достижения цели. Последние же формируются в процессе афферентного синтеза информации, возможного на основе многократного отражения как внешнего мира, так и результатов поведения. Любое подкрепляющеее возбуждение через обратную связь обязательно оставляет свой отпечаток в структуре ранее сформированной под действием доминирующей мотивации модели результата действия. Этот отпечаток впоследствии воспроизводится в форме опережающего возбуждения всякий раз, как только возникает соответствующая мотивация. Последняя приобретает, таким образом, способность извлекать из памяти генетический и приобретённый опыт [7].

Если для построения модели результата действия и программы достижения цели информация отсутствует или её недостаточно, то она накапливается в первые моменты на основе метода проб и ошибок и ориентировочной реакции, а затем на основе активного нелокального поиска. Таким образом, управляющая информация всегда является результатом переработки информации-отражения, накапливаемой в предшествовавших актах взаимодействия организма со средой. При совершении действия его результаты с помощью обратной связи сравниваются с ранее созданной моделью. Если при этом реальные и ожидаемые параметры совпадают, то данный поведенческий акт заканчивается; при наличии рассогласования все стадии процесса повторяются до установления адекватных отношений между ними. Таким образом, функциональная система представляет собой замкнутый контур саморегулирования, обеспечивающий организму какой-либо полезный эффект.

Из сказанного следует, что информация имеет два аспекта - отражательный и управляющий, из которых определяющим является отражательный аспект. Наиболее общее определение информации могло бы быть таким: информация - это адекватное отражение, которое может быть использовано для управления в самоорганизующихся системах и создания моделей несуществующих, но возможных процессов, и их последующей реализации. Поскольку информация имеет знаковое воплощение, то её можно охарактеризовать как отображённую в виде знаков соответствующую структуру, которая может быть использована самоорганизующейся системой для моделирования процессов и построения других структур. В неживой природе могут иметь место процессы отражения, но их результаты для какого-либо управления не используются. Поэтому понятие информации в строгом смысле приложимо лишь к описанию самоорганизующихся систем. Когда результаты отражения начинают использоваться для регулирования и управления, то это означает возникновение информации и в то же время - жизни. Возникновение информации равносильно возникновению жизни.

Для целей данной работы необходимо отметить некоторые свойства информации. Одно из фундаментальных её свойств выражается в принципе инвариантности информации по отношению к свойствам её носителя. Суть этой инвариантности заключается в том, что информация может быть представлена и передана разными по своим свойствам носителями. Например, какое-либо сообщение один человек может передать другому в виде устной речи (на одном или другом языке), в виде буквенного текста, в форме знаков азбуки Морзе или какого-либо иного шифра. Во всех этих случаях, хотя носители будут различные, информация сохраняется. Некоторые авторы, например П.В.Симонов [123.C.5], отрицают наличие указанного свойства информации в силу того, что они склонны понимать его как произвольность и независимость информации от её носителя вообще. Поэтому надо отметить, что информация, существуя в различных материальных формах, необходимо находится в отношении изоморфизма к каким-то свойствам, параметрам своего носителя (для психики это - структурно-динамические параметры нейрофизиологических систем). Но параметры, свойства, воплощающие данную информацию, могут быть различными. Например, в случае обычного письма звуки находятся в соответствии с буквами, а в азбуке Морзе - с чередованием точек и тире.

Инвариантность информации относительно свойств её носителя предполагает другое её свойство, а именно кодовую воплощённость. Код в широком смысле слова - это определённые материальный носитель информации вместе со способами её конкретного воплощения [45]. В сложных самоорганизующихся системах имеется многоступенчатая иерархия кодовых зависимостей, представляющих собой основные, исторически складывающиеся уровни и узлы организации той или иной системы и, следовательно, основные контуры её структуры управления. Поэтому исследование кодовых зависимостей является первостепенной задачей науки.

Возвращаясь к непосредственному предмету данного параграфа, следует отметить, что наличие у информации такого свойства, как кодовая воплощённость, не позволяет считать информацию субстанцией. Таким образом, произведённый выше анализ плюралистической концепции В.С.Егорова о том, что объективное идеальное, антиматерия, информация служат субстанциями, показывает необоснованность этой концепции.

Глава 4. ОСОБЕННОСТИ БЫТИЯ МЕНТАЛЬНОГО МИРА

Бытие ментального, или духовного, мира всегда ставило перед философами много сложных вопросов. Один из них - вопрос о том, имеют ли ментальные явления пространственные характеристики, то есть существует ли ментальный мир в пространстве и если да, то каким образом. Многие авторы разделяли ментальный и материальный типы бытия именно по наличию или отсутствию пространственных свойств. Ещё один вопрос: каков онтологический статус коллективного духовного (общественного сознания), к какому типу бытия оно относится, является ли оно субъективной или объективной реальностью, существует ли оно независимо от индивидуальных сознаний или же воплощено в них? Ниже будет предпринята попытка исследования этих вопросов.

4.1 Ментальный мир и пространство

Недавно отечественный философ А.М.Анисов [6] выдвинул концепцию типов существования в зависимости от наличия у объектов пространственных и временных свойств. Всего он выделил четыре мыслимых типа существования: 1)объекты обладают как пространственными, так и темпоральными характеристиками (это физическая реальность); 2)объекты не обладают протяжённостью и не изменяются во времени (это идеальная реальность); 3) объекты не обладают протяжённостью, но развиваются во времени; «…лишённую пространственных характеристик, но длящуюся во времени… реальность назовём темпоральной реальностью» [6.С.101]; 4)объекты обладают протяжённостью, но не изменяются во времени.

А.М.Анисов справедливо полагает, что четвёртый класс пуст, то есть не существует объектов, находящихся в пространстве, но не изменяющихся во времени. Античные атомисты признавали существование таких неизменных частиц, но открытие делимости атома и взаимопревращаемости элементарных частиц заставило отказаться от этого представления.

Первый тип существования образует мир физических объектов. Второй и третий типы существования вместе, по А.М.Анисову, составляют ментальный мир - мир нефизического существования. А.М.Анисов полагает, что «на первом этапе ментальный мир был по сути темпоральным миром… и лишь затем к нему добавилась (примерно в VI в. до н.э.) идеальная компонента» [6.C.102].

На мой взгляд, отсутствуют неизменные во времени не только материальные, но и ментальные объекты. К последним Анисов относит, кажется, некоторые понятия математики. Но его примеры неубедительны. Он называет время появления таких объектов - VI век до н.э. Но ведь факт возникновения этих объектов уже говорит об их изменении.

У меня вызывает возражение мнение А.М.Анисова о том, что ментальные объекты, то есть элементы сознания, идеальные образования, лишены пространственных характеристик. Поясню, что в данной работе к идеальному относятся все элементы сознания, любые духовные явления, любая субъективная реальность. Представление о том, что к ментальному миру неприложимы пространственные характеристики, восходит к Декарту. Такими характеристиками, по Декарту, обладает лишь телесная субстанция, то есть материя. Это мнение разделялось многими мыслителями в истории философии, разделяется оно и некоторыми современными авторами, в частности А.М.Анисовым и Л.А.Абрамяном.

Последний пишет, что «вопрос о том, где находится идеальное, должен быть отведён, потому что идеальному как таковому не свойственны никакие пространственные характеристики, в том числе пространственная локализация. Нельзя не признать правоту в этом вопросе Декарта, который учил, что протяжение как воплощение пространственности является атрибутом телесной, но не духовной субстанции. «Где?» относится к вещам, а не к идеям» [1.С.104]. Положение об отсутствии у идеального пространственных параметров приводит к следующему парадоксу: если «где?» к идеям не относится, то это значит, что идеи существуют «нигде», то есть вообще не существуют. Однако все понимают, что они находятся в голове, и, если человек идёт, они перемещаются вместе с ним.

Необходимо отметить, что вопрос о связи ментальных явлений с пространством всегда был одним из наиболее сложных вопросов философии и науки. В настоящее время для разработки этого вопроса имеется интересный материал о чувственном познании. Формы чувственного познания - ощущения, восприятия, представления - относятся по своему качеству к числу ментальных явлений, они суть субъективная реальность. В противном случае их бы пришлось считать объективной реальностью, материальными образованиями, поскольку противоположностью идеального служит материальное. Пришлось бы также признать материальной и часть сознания, так как чувственные образы есть его, сознания, неотъемлемый компонент. В связи с этим приведённые выше положения Л.А.Абрамяна и А.М.Анисова об отсутствии у идеального пространственных параметров может быть распространено и на чувственные образы. Однако современные данные науки, касающиеся в первую очередь чувственного отражения, не позволяют просто «отвести» вопрос о связи идеального и пространства, что я и постараюсь показать ниже.

При обсуждении проблемы «идеальное и пространство» необходимо, на мой взгляд, выделять два её различных аспекта, выражаемые в следующих вопросах: 1)Правомерно ли вести речь о пространственной локализации идеального, и если да, то где именно оно реально локализовано? 2)Даны ли субъекту в непосредственном переживании пространственные параметры идеального?

В отношении первого вопроса отметим следующее. Идеальное, в том числе и чувственные образы, статусом самостоятельного существования не обладает, оно всегда имеет свой материальный носитель (код), информационным содержанием которого оно и служит [32,44,48]. Код же как материальный объект пространственно локализован. Поэтому пространственной локализацией обладает и идеальное, неотделимое от материального как информация от своего кода и вообще как свойство от субстанции.

Где же в таком случае локализовано идеальное? Существует мнение, будто идеальный образ является своеобразным, локализованным во внешней среде, дубликатом объекта, построенным системой двигательных актов, совершаемых органами чувств и конечностями. Так, Ф.Т.Михайлов, активно защищающий указанную эффекторную концепцию чувственного образа, пишет, что находится «психическое именно во внешнем, лежащем передо мной мире», «зрительный образ - это движение глаза по предмету».

Однако эффекторная концепция локализации чувственного образа явно расходится с фактическим материалом науки, хотя при поверхностном подходе она кажется соответствующей тезису о роли практической деятельности в познании. О её неприемлемости говорят, в частности, следующие данные: наличие зрительных и акустических галлюцинаций после соответственно двухстороннего удаления глаз и двухсторонней перерезки слуховых нервов; осуществление зрительного восприятия также и в условиях неподвижности глазных мышц, вызванной большой дозой курарэ; возникновение ощущений и других психических феноменов в результате непосредственного раздражения головного мозга электрическим током; наличие локально переживаемых фантомных ощущений и болей после ампутации конечностей [32,60,78,102]. Эти же данные показывают, что локализованы идеальные образы в головном мозгу, то есть там же, где локализованы непосредственные материальные носители этих образов.

Перейдём теперь к другому аспекту проблемы «идеальное и пространство»: даны ли субъекту непосредственно пространственные параметры идеального? Будем исходить из традиционной предпосылки, что идеальные явления, составляющие человеческое сознание, в первом приближении делятся на два класса: 1)идеальное, выступающее в форме чувственных образов (ощущения, восприятия, представления); 2)идеальное в форме мысленных образов (понятия, суждения, умозаключения, то есть рациональный уровень отражения). Опыт психологических наблюдений показывает, что пространственные параметры идеального, составляющего собственно мысленные образы, для субъекта элиминированы, как элиминированы для него и субстратные свойства его нейродинамических кодов. Он их не осознаёт. Человек не ощущает, что мышление реализуется деятельностью головного мозга. Не ощущает он и нахождения своих мыслей в каких-либо местах пространства, они кажутся нам как бы внепространственными, хотя мы понимаем, что они находятся всё же в голове, а не в наших, скажем, ногах, руках или животе. Таким образом, хотя мысль локализована в мозгу, но её собственные пространственные характеристики для субъекта элиминированы.

По-видимому, в результате всего этого Декарт, будучи ярким представителем рационализма и недооценивая роль чувственности, объявил духовную субстанцию лишённой каких бы то ни было пространственных характеристик. Интересно, однако, то, что сам Декарт не выдерживает последовательно этой точки зрения. Постулируя взаимодействие души и тела в шишковидной железе мозга, он тем самым допускает и определённую пространственную локализацию души. Это показывает также, что весьма трудно объяснить взаимоотношения и взаимодействия материального и идеального, если принять тезис о внепространственности последнего.

Если пространственные параметры мысленных образов для субъекта элиминированы, то совсем иначе обстоит дело с пространственными характеристиками собственно чувственных образов. Среди их пространственных параметров следует выделять пространственную локализацию, пространственную проекцию и пространственную структуру (геометрическую форму). Чувственные образы как и другие психические явления реально локализованы в мозгу, но их пространственные проекции, как они даны субъекту в условиях нормального функционирования анализаторов, соответствуют с определённой приблизительной точностью пространственным характеристикам отражаемой объективной действительности. Это возможно благодаря тому, что ощущение наряду с модальностью, интенсивностью и продолжительностью обладает такой объективной характеристикой, как пространственная проекция, или экстрапроекция - проектирование его в объективные пространственные координаты. У контактных анализаторов (осязательного, температурного, вкусового) ощущения проецируются на те места поверхности тела, где осуществляется воздействие раздражителей на рецепторы анализаторов; у дистантных же анализаторов (зрительного, слухового, обонятельного) ощущения прецируются на те места пространства, где находятся сами отражаемые предметы.

Пространственная проекция ощущений и восприятий описывается законом, который назван А.И.Емченко «законом пространственной локализации ощущений и восприятий» [57.C.261]. С учётом того, что субъекту непосредственно дана не сама локализация, а проекция ощущений и восприятий, Н.И.Губанов этот закон более точно предложил именовать «законом пространственного проецирования чувственных образов» [30,32].

Согласно этому закону, мозг, используя опыт предшествовавших актов отражения и перцептивно-предметной деятельности, обладает способностью проецировать ощущения и восприятия вовне, на вызывающую их причину. Неправильное истолкование этой способности послужило одним из гносеологических источников Кантова априоризима. В итоге действия данной способности чувственные образы предметов и явлений объективной действительности кажутся нам находящимися там, где локализованы сами предметы и явления.

В результате этого чувственное отражение обладает свойством предметности или объективированности. Предметность проистекает из пространственной проецируемости. «Существо предметности, - отмечал В.С.Тюхтин, - заключается в следующем: в непосредственном переживании субъекту даны не состояния его органов чувств, а отображённые свойства вещей; иначе говоря, структуру состояний анализаторов для субъекта выступают соотнесёнными с внешними предметами» [138.С.93]. Чувственные образы как определённые характеристики нейродинамических процессов бессознательно соотносятся с внешними предметами и представляются субъекту как сами эти внешние предметы. При этом пространственная проекция и геометрическая структура чувственных образов в условиях нормального восприятия обладает определённым соответствием с пространственной структурой отражаемой действительности.

Благодаря экстрапроекции и соответствию геометрических структур образа и действительности человек воспринимает пространственные параметры и структуры материального мира и способен правильно ориентироваться в нём. Факт наличия такой ориентировки, являющейся элементарным видом практики, как раз и доказывает положение о соответствии пространственных параметров образа и действительности.

Если бы чувственные образы не обладали пространственными параметрами, то и восприятие пространства человеком было бы невозможно, поскольку оно осуществляется только с помощью чувственных образов и никак иначе. У человека вообще нет другой формы непосредственного контакта с миром, кроме чувственности, вплетённой в его практическую деятельность.

В психологических исследованиях ныне раскрыты многие периферические коды информации о пространственных параметрах объектов. При зрении - это число раздражаемых рецепторов сетчатки (для размеров объекта), величина диспарации (для удалённости объекта и глубины рельефа), распределение импульсации в центробежных каналах зрительной системы (для размеров, удалённости, формы предметов) [135,141]. Указанным кодам в самих чувственных образах соответствуют определённые психические аналоги. В свете сказанного, нельзя согласиться с мнением Л.А.Абрамяна и А.М.Анисова об отсутствии у идеального пространственных параметров.

Ф.Т.Михайлов [87] и некоторые другие авторы отрицают положение о пространственном проецировании чувственных образов, полагая, что образы локализованы не в головном мозгу, а за его пределами - там же, где находятся отражаемые в этих образах предметы, в силу чего, по их мнению, образы не нуждаются в проецировании их вовне, а предметность присуща чувственному отражению изначально и не требует никаких условий для своего формирования. Однако о том, что свойство предметности не есть изначальное качество чувственного отражения, а формируется в процессе перцептивно-предметной деятельности, свидетельствуют многие наблюдения. Например, после возвращения зрения слепым от рождения людям они первое время не воспринимают окружающий мир таким, каким его видят нормальные люди. Оценки расстояний у них очень несовершенны: они могут пытаться сразу брать предметы, находящиеся в нескольких метрах от них, или, наоборот, тянуться к совсем близко лежащим предметам [149]. Некоторым из оперированных ощущения вначале казались находящимися в самих глазах. При этом ощущениям цвета не нужно было учиться, они возникали сразу же после снятия повязки с глаз, когда появлялись соответствующие внешние раздражители. В отличие от этого восприятиям пространства и формы предметов оперированные должны были учиться. Это обучение заключалось в практической деятельности с предметами, в процессе которой вырабатывались необходимые активные зрительно-моторные и зрительно-осязательные координации.

При восприятии пространства особенно наглядно проявляется активность чувственного отражения и тесное взаимодействие всех анализаторов. Здесь весьма показательным является следующий опыт: человеку одевали очки, приводящие к искривлению прямых линий видимых предметов на сетчатке глаз, и помещали его в незнакомое помещение. Вначале он видит прямые линии кривыми, но постепенно по мере передвижений и контактирования с предметами он перестаёт замечать искривления, которые имеют место в изображении прямых линий на сетчатке. После же снятия очков прямые линии некоторое время кажутся ему кривыми, а затем предметы снова воспринимаются им в правильном виде.

В случае зрения через искривляющие очки возникает противоречие между показаниями зрительного анализатора и совокупным сенсорным опытом, поставляемым осязательным, кинестетическим и вестибулярным анализаторами в ходе практической деятельности человека. Это противоречие разрешается мозгом в пользу механических анализаторов: человек начинает и видеть глазами и чувствовать механическими анализаторами прямую линию [15].

Указанные опыты приводят к важному выводу: переживаемые образы не являются непосредственным результатом только текущих сенсорных сигналов. Они являются результатом сложного процесса, ведущего вначале к построению определённой конструкции, как бы «внутреннего видения», или установки к восприятию. Эта установка представляет собой неосознаваемое ожидание, формирующееся на основе всего предшествовавшего опыта субъекта и анатомофизиологических предпосылок, сложившихся в филогенезе. По своему содержанию она есть модель пространственных инвариантов действительности. Указанная модель в последующем взаимодействует с текущими сенсорными данными настоящего момента, влияя на окончательный результат восприятия.

Наличие внутренней модели пространственных инвариантов не может рассматриваться как доказательство правоты Кантова учения об априорных формах пространства. Эта конструкция не есть врождённая схема, она формируется в процессе предметной деятельности. Эту конструкцию нельзя представлять к тому же как застывшую и неизменную. Она довольно лабильна, в каждый момент она имеет характер как бы предположения, гипотезы восприятия в том смысле, что она способна изменяться, если вытекающие из неё следствия будут противоречить опыту, заключающемуся в движениях, манипуляциях, испытаниях, различных проверках. Здесь снова отметим существенную роль активных движений перцепиента, с помощью которых проверяются, видоизменяются и исправляются «рабочие гипотезы» восприятия.

Предметность чувственного образа проявляется в акте объективации, то есть в отнесении информации, получаемой из внешнего мира, к самим предметам этого мира. И хотя чувственная модальность, то есть «психическая ткань», обусловлена физиологией органа чувств, из неё тем не менее создаётся «пространственный узор», воспроизводящий структуру внешнего объекта и проецированный на него. Пространственное проецирование отображения и проверяемое практикой соответствие структур проекции образа и объекта порождает иллюзию их тождественности: образы объектов представляются как сами объекты.

Для разработки проблемы «ментальный мир и пространство» большое значение может иметь гносеологическая интерпретация некоторых патологических психических явлений. Следует заметить, что в нашей философской литературе ещё недостаточное внимание уделяется осмыслению патологических психических явлений. Вместе с тем, использование материала патопсихологии и психиатрии при исследовании онтологических и гносеологических проблем, как я попытаюсь показать ниже, может способствовать более глубокому пониманию особенностей пространственного существования ментального мира.

Соответствие пространственных параметров проекций чувственных образов объективным пространственным характеристикам предметов наблюдается при определённых условиях восприятия и нормальном функционировании анализаторов и всей нервной системы. При некоторых условиях восприятия, а также при патологическом состоянии мозга, вызванном болезнью или особыми химическими препаратами, степень указанного соответствия может значительно понижаться. Тогда могут возникать искажённые образы действительности и ошибочные восприятия (иллюзии), а также галлюцинации. Правильная ориентация человека в окружающей среде при этом затрудняется и в некоторых случаях становится невозможной.

Галлюцинациями в психиатрии называют, как известно, ложные, мнимые восприятия. При этом больные видят предметы, которых нет в объективной действительности, слышат слова, которые никем не произносятся и т.п. Галлюцинаторный образ может быть различной модальности. При так называемых синестетических галлюцинациях происходит совмещение нескольких модальностей: больной, к примеру, видит перемещающиеся фигуры людей и одновременно с этим слышит «их» речь или, скажем, видит цветы и чувствует «их» запах [140.С.557-563].

Галлюцинации следует отличать от другого рода обманов чувств - от иллюзий. При иллюзорном воприятии имеется внешний раздражитель, но у человека возникает его искажённое или ошибочное восприятие. Галлюцинации в отличие от иллюзий возникают без наличия внешнего раздражителя. «Необычайна и фантастична ситуация, - пишет А.А.Меграбян, - когда больной на самом деле воспринимает то, чего нет в реальной жизни» [78.C.23]. В случае галлюцинаций соответствие пространственных параметров галлюцинаторных образов пространственным характеристикам объективной действительности, в которой непосредственно находится субъект, вообще отсутствует. Галлюцинации и нормальные восприятия сходны в том, что как те, так и другие обладают свойством экстрапроекции. Галлюцинаторный образ проецируется вовне, и больной, имеющий его, может «точно» указать местонахождение галлюцинаторного предмета. Он говорит, к примеру, что этот предмет находится «справа», что «машина» стоит перед окном и т.п. Больного при этом, как правило, невозможно убедить в том, что предметы, представленные в галлюцинациях, объективно не существуют. Галлюцинаторное представление может казаться больному даже более реальным, чем сама объективная действительность.

В силу того, что больные относятся к галлюцинаторным образам как к объективно-реальным предметам, их поведение определяется именно этими ложными восприятиями; у больного человека галлюцинации включаются в процесс управления поведением. Это приводит к нарушению ориентировки, возникает неадекватная ориентировка во времени и пространстве [60].

В связи со сказанным, галлюцинации следует квалифицировать не как искажённое отражение непосредственной действительности, а как выражение патологически изменённого внутреннего мира больного, психически проецированного вовне и кажущегося ему объективной реальностью, хотя в этот внутренний мир входят, разумеется, фрагменты ранее возникавших образов действительности. Поэтому положение о том, что восприятия по своему содержанию обусловлены внешними воздействиями, относится в конечном счёте и к нарушенной деятельности анализаторов; только если в условиях их нормального функционирования процессы отражения действительности сочетаются с процессами отнесения образов к данной действительности, при патологии эти два типа процессов разобщаются.

Кроме описанных «истинных галлюцинаций» существуют ещё так называемые псевдогаллюцинации: последние проецируются не во внешнем пространстве, а во «внутреннем» - в сознании человека: голоса звучат «внутри головы», больные их слышат как бы «внутренним ухом»; видения воспринимаются «умственным взором», «духовными очами». Сходство между истинными и псевдогаллюцинациями заключается в том, что и те и другие возникают в отсутствие внешнего раздражения. Но псевдогаллюцинации в отличие от галлюцинаций не обладают свойством экстрапроекции. Поэтому если галлюцинации для больного - сама действительность, то псевдогаллюцинации им переживаются как субъективные явления, и он сам непосредственно констатирует: у меня галлюцинации. Отсутствие впечатления объективной реальности образов при псевдогаллюцинациях - главное их отличие от истинных галлюцинаций. Как и галлюцинации, псевдогаллюцинации возможны во всякой модальности: они могут быть тактильными, вкусовыми, кинестетическими и др. Но в любом случае они не проецируются во внешнее пространство и не идентифицируются субъектом с предметами объективной действительности.

В отличие от воспоминаний и образов фантазии псевдогаллюцинации представляются более отчётливыми и живыми, причём образы являются в мельчайших деталях, стойкие и непрерывные [67]. Псевдогаллюцинации возникают спонтанно, независимо от воли больного, они не могут быть произвольно изменены или изгнаны из сознания. При них отсутствует ощущение собственной деятельности, активности, как это бывает при воспоминаниях, мышлении, фантазировании. Нередко псевдогаллюцинации носят характер навязанности: они кем то «сделаны», больные жалуются, что им «насильно показывают картины», «вызывают звучание мыслей», «действуют помимо воли языком», «говорят слова, которые он не хочет произносить», «руками, ногами, телом кто-то действует» и т.п. В этих случаях наступает деперсонализация: собственная психическая продукция переживается как чужая. Иногда наблюдается сочетание истинных галлюцинаций с псевдогаллюцинациями: тогда человек, например, слышит, во-первых, голоса «настоящие» (галлюцинации) и, во-вторых, «голоса в голове» (псевдогаллюцинации) [60].

Как в случае галлюцинаций, так и в случае псевдогаллюцинаций, нарушается пространственное соответствие психических образов объективной действительности. Однако характер этих нарушений, как сказано выше, различен. В обоих случаях нет гносеологического совпадения проекций образов и действительности, но если при псевдогаллюцинациях это несовпадение фиксируется самим субъектом, то при галлюцинациях, как правило, оно может быть обнаружено лишь сторонним наблюдателем, обычно врачом.

В сознании человека имеются представления о пространственных параметрах не только внешних предметов, но и своего тела. Ощущения внешних контактных анализаторов проецируются на те участки поверхности тела, где осуществляется раздражение рецепторов. Благодаря в первую очередь осязательным ощущениям, а затем кинестетическим, вестибулярным и зрительным, у человека формируется обобщённое представление о своём теле, его габаритах, форме, границах с окружающей средой, его ориентации в пространстве в каждый момент времени. Это представление получило название схемы тела [42,43]. Как и все чувственные образы, схема тела локализована в головном мозгу, но её пространственные проекции с определённой степень точности соответствуют пространственным параметрам самого физического тела. То, что человек обычно знает как своё тело, является именно описанной выше схемой тела. Субъекту дана непосредственно схема тела, но не оно само. Одним из давно известных фактов, показывающим, что схема тела и физическое тело человека не одно и то же, является фантом ампутированных. Человек, не зная, что у него ампутирована рука или нога, уверен, что он двигает ею, что она болит и т.п. Через некоторое время после операции схема тела может приходить в соответствие с физическим телом и фантом исчезает. Иногда же он сохраняется на годы и десятилетия. Интересно, что если конечности разрушаются постепенно, например при проказе, то фантом не возникает. В этом случае пространственная схема тела успевает перестраиваться вслед за разрушением конечностей. Однако когда остатки поражённых пальцев ампутируют, фантом возникает почти всегда [165].

Имеются также пространственные несоответствия схемы тела и физического тела как бы обратные тем, что наблюдаются при фантоме ампутированных. Такие несоответствия возникают, в частности, при гемиплегии - параличе мышц одной половины тела в результате нарушения проводимости кортикоспинального пути при органических поражениях головного и спинного мозга [14]. При указанном заболевании больному может казаться, что у него нет руки или ноги. В случае фантома схема тела включает в себя отсутствующую конечность, при гемиплегии наоборот - в схеме отсутствует имеющаяся у человека конечность.

На примере истинных галлюцинаций и псевдогаллюцинаций, фантома и гемиплегии мы видим, что изучение патологических психических явлений имеет весьма существенное значение для онтологии и гносеологии. Оно позволяет лучше понять существенные черты ментальных процессов вообще. Анализ особенностей нормальных и описанных выше патопсихических явлений служит убедительным доказательством положения о том, что объективная реальность дана субъекту посредством чувственных образов. Последние локализуются в головном мозгу как функциональное свойство нейродинамических систем, но обладают филогенетически подготовленной, а в практике жизни индивида складывающейся и закрепляющейся способностью проецироваться в объективное пространство. В нормальных условиях имеется соответствие пространственных параметров отображаемых объектов и пространственных проекций чувственных образов. В силу этого и возникает иллюзия полного тождества образа и объекта, сыгравшая большую роль в построении концепций субъективного идеализма.

В описанных случаях психической патологии налицо выступает пространственное несоответствие, как бы диссоциация между образами и существующей в данный момент объективной действительностью. Эта фиксируемая медицинской практикой диссоциация, распад гносеологического единства образа и объекта у больного человека делает явственным различие между образом и объектом, выявляет центральную мозговую локализацию образов и их проецирование в окружающий мир.

А.М.Анисов ставит вопрос о том, откуда известно, что ментальные объекты не обладают пространственными характеристиками. И отвечает: «Из опыта… В соответствии с данными…опыта, никто никогда и нигде не смог усмотреть в идеальных объектах что-либо похожее на размер, величину и т.п….Физические объекты сравнивают по величине, по занимаемому месту в пространстве и прочее; но ничего подобного проделать ни с идеальными, ни с темпоральными объектами нельзя. Нелепо говорить, что понятие Вселенной занимает больше места, чем понятие атома… В мире ментальных объектов расстояний не существует» [6.C.102-103].

По этому поводу можно отметить следующее. Не всё знание представлено в опыте, в опыте не дана вся ноуменальная реальность. То, что пространственные характеристики мысленных образов в непосредственном опыте нам не даны, ещё не означает, что их нет вообще. Понятия локализованы в пространстве мозга - там, где находятся нейродинамические коды этих понятий, но их пространственная локализация нам в непосредственном переживании не дана, как не дан нам в этом переживании и тот факт, что мозг - носитель сознания. Очень необразованный человек о последнем факте может и не знать. В филогенезе для успешной деятельности субъекта информация о связи явлений сознания с мозгом не являлась важной. Возможно, она была бы даже помехой для познания внешнего мира. Представим себе, как бы мы наблюдали внешний мир или бы мыслили о чём-то и одновременно с этим ощущали бы, как в голове у нас функционируют нервные клетки («шевелятся» мозги). В будущем, когда будут расшифрованы нейродинамические коды понятий и чувственных образов, мы можем узнать, сколько места в пространстве занимают эти понятия и образы. Каждому ментальному явлению в пространстве мозга соответствует свой узор нейронной активности. Занимаемое этим узором пространство и есть пространство ментальных явлений.

Мышление представляет собой дискретное моделирование мира, а чувственное познание есть его аналоговое моделирование. Между понятием и пространственными свойствами объекта, характеризуемого этим понятием, непосредственного соответствия нет. Понятие Вселенной - это не макет самой Вселенной, так же как понятие атома не есть геометрическая копия физического атома. Понятие - это описание объекта с помощью множества слов (дискретных единиц), каждое из которых в свою очередь раскрывается посредством других слов и т.д. Поэтому, конечно, пространство понятия и пространство объекта совсем разные.

Другое дело чувственное отражение. Как аналоговое моделирование оно непосредственно соответствует пространственным параметрам внешнего мира. Только в силу закона пространственного проецирования ощущений и восприятий наблюдается соответствие структуре окружающей среды не самого чувственного образа, а его проекции. Вопреки А.М.Анисову, применительно к проекциям чувственных образов говорить о большем или меньшем месте совсем не нелепо. Здесь уже непосредственный опыт подтверждает, что ментальные явления имеют пространственные свойства. Например, мы видим учебную доску с написанным на ней текстом «Первое сентября», то есть переживаем образ этой доски. Проекция образа доски больше проекции образов букв, проекция слова «Первое» находится левее проекции слова «сентября». Именно благодаря пространственным характеристикам чувственных образов мы и имеем в непосредственном опыте сведения о размерах объектов, расстояниях между ними, их взаимном расположении. Если бы это было не так, то спрашивается: откуда бы мы имели информацию о пространственной структуре внешнего мира?

То, что ментальные объекты обладают не только темпоральными, но и пространственными характеристиками, следует и из положений теории относительности. Последняя выявила глубокую связь между пространством и временем, показав, что в природе существует единое пространство-время, и только абстрагирующая способность человеческого мышления разделяет пространство и время, полагая их существующими отдельно друг от друга. Поэтому с точки зрения теории относительности нельзя чему-либо существовать во времени, не существуя в пространстве, и наоборот, нельзя существовать в пространстве, не существуя во времени.

Изложенное позволяет сделать вывод о том, что основание для классификации типов реальности, предложенное А.М.Анисовым, не соответствует действительности. И материальные, и ментальные объекты обладают и пространственными, и временными свойствами. Различие между материальным и ментальным мирами состоит в том, что объекты первого мира обладают физическими свойствами (массой, зарядом, инерцией и др.), а объекты второго мира ими не обладают, будучи чистой информацией, они сами по себе бесплотны и бестелесны.

4.2 Кодово-семиотический подход к проблеме взаимосвязи индивидуального и коллективного духовного (онтологический статус общественного сознания)

Разработка вопроса о способе существования коллективного духовного, или общественного сознания, и механизме его формирования из индивидуальных сознаний имеет не только большое теоретическое, но и важное практическое значение. Это связано с тем, что коллективное духовное выполняет регулирующую функцию в отношении поведения и деятельности не только отдельных личностей, но и социальных групп. Поэтому для осуществления позитивных изменений в обществе необходимы соответствующие изменения в общественном сознании.

Человечество вступило в эпоху информационной цивилизации. Информация и информационные технологии становятся определяющими по отношению к материально-энергетическим и финансовым ресурсам. Единственным источником новообразований в сфере информационной реальности служит индивидуальное сознание, сознание отдельной личности. Вместе с тем, любая идея, как это всем понятно, бывает социально действенной, если она разделяется многими людьми. Поэтому в условиях информационного общества такой актуальной становится проблема взаимосвязи индивидуального и общественного сознания, а также вопрос об онтологическом статусе последнего.

По данному вопросу, то есть вопросу о способе существования общественного сознания, существуют три точки зрения: 1)общественное сознание существует только в форме индивидуальных сознаний; представители этой точки зрения полагают, что как индивидуальное, так и общественное сознание по своей природе идеальны, есть субъективная реальность [34,50,69,70,131]; 2)общественное сознание существует независимо от индивидуального сознания: «…индивидуальному сознанию сознание общественное… предшествует как нечто заранее данное, существующее до, вне и независимо от индивидуального сознания» [63,С.34]; согласно этой точке зрения общественное сознание идеально, а индивидуальное идеальным не является; 3)общественное сознание существует как в форме личных сознаний, так и вне их - в виде культуры, отделённой от человека [122,157].

Правильной мне представляется первая точка зрения: общественное сознание может существовать лишь посредством множества индивидуальных сознаний. Третья точка зрения является в известной мере компромиссной между первыми двумя. То, что представители второй точки зрения полагают общественным сознанием (либо носителем общественного сознания - здесь их позиция неясна), а представители третьей точки зрения - внеличностными формами общественного сознания, в действительности есть материальные посредники, внешние коды информации, представленные разнообразными предметами культуры (книгами, картинами, скульптурами, кинолентами, иконами и т.д.). Эти коды интегрируют социально значимые элементы индивидуальных сознаний в сознание общественное и сами по себе ни общественным сознанием, ни его непосредственным носителем не являются и моментом идеального не обладают. В процессе коммуникации они, с одной стороны, являются материальным выражением идеальных образов одних людей - творцов идей, а с другой, вызывают аналогичные образы у других людей - рецепиентов идей.

Концепция, согласно которой общественное сознание существует независимо от индивидуальных сознаний, играет, на мой взгляд, отрицательную методологическую роль в отношении исследования духовной и материальной жизни общества и отвечала определённым идеологическим установкам периода застоя в нашей стране. Коль скоро общественное сознание от индивидуального не зависит, то конкретные люди лишаются творческих функций и могут выступать лишь как пассивные потребители духовных и материальных ценностей. Творческие функции оказываются присущими только анонимной духовной культуре в целом. В силу этого конкретные люди ни за что в обществе не должны отвечать. Всё это весьма удобно для оправдания всеобщей безответственности, стагнации, застоя. Положение об активности общественного сознания в данной концепции является чисто декларативным, поскольку без признания деятельности конкретных лиц невозможно объяснить эту активность.

Всесторонний анализ деятельности людей в ходе материального и духовного производства, учёт реальной активности общественного сознания и механизмов его функционирования позволяет осуществлять концепция, согласно которой общественное сознание существует лишь посредством множества индивидуальных сознаний. Однако в рамках этой концепции остаются пока недостаточно разработанными следующие вопросы: 1)в чём специфика общественного сознания по сравнению с индивидуальным сознанием и каков онтологический статус первого из них? 2)как соотносится содержание общественного сознания с содержанием индивидуального сознания? 3)каковы механизмы взаимодействия общественного и индивидуального сознания? 4)в чём заключается идеальность общественного сознания? 5)какие факторы определяют действенность общественного сознания? 6)к какому типу бытия относится индивидуальное и общественное сознание?

В настоящее время утвердилось мнение о необходимости многоаспектного подхода и анализа при изучении проблемы сознания. Различными авторами предложено использование гносеологического, онтологического, социологического, аксиологического и других подходов. Думается, что шаг вперёд в разработке сформулированных выше вопросов можно сделать с помощью подхода, который следует назвать кодово-семиотическим. Основными для него служат понятия информации, образа, знака, значения, кода, коммуникации. Суть предлагаемого подхода заключается в том, что общественное сознание рассматривается как совокупность индивидуальных по происхождению социально значимых идеальных образов, находящих внешнее выражение в виде множества материальных знаков, объединённых в коды, подлежащие хранению и включению в систему общественной коммуникации. Эти коды способны вызывать у других членов общества, обладающих значениями коммуникативных знаков и имеющих доступ к тем или иным звеньям сети коммуникации, соответствующие идеальные образы, которые начинают выполнять регулятивную функцию не только в отношении отдельных людей, но и их больших социальных групп. При этом предполагается, что условием становления общественного сознания является практическая деятельность людей, фактором же, непосредственно интегрирующим социально значимые элементы индивидуальных сознаний в сознание общественное, служит система общественной коммуникации, включающая в себя многообразные коды и понимаемая как все имеющиеся в обществе способы и средства информационной связи между людьми, их группами и объединениями.

Система общественной коммуникации в целом включает в себя средства и каналы межличностной связи, являющейся основой общения, и средства и способы массовой коммуникации. По структуре связей коммуникативные процессы разделяются на аксиальные и ретиальные, которые дополняют друг друга. В первом случае предполагается передача сообщений строго определённым приёмникам информации (телеграф, телефон, и др.), во втором случае - некоторому множеству вероятных адресатов (пресса, радио, кино, телевидение, Интернет и др.). Конечную цель каждого акта коммуникации составляет воздействие на поведение адресата.

Общественное сознание вне личного не существует. Нет науки, морали, искусства, религии самих по себе. Есть только люди, обладающие научными, нравственными, эстетическими, религиозными и другими представлениями, идеями, чувствами. Те же из этих представлений отдельных людей, их понятий и чувств, которые имеют социальную значимость и включаются в общественную систему коммуникации, можно отнести к общественному сознанию. То есть элементы индивидуальных сознаний становятся компонентами общественного сознания тогда, когда они включаются в систему коммуникации. Например, какая-либо идея, возникшая в голове учёного или, скажем политического деятеля, становится компонентом общественного сознания тогда, когда она облекается в форму материальных знаков, включается в какое-либо звено или звенья сети коммуникации и в результате этого становится достоянием общественности. Когда бывшая индивидуальная идея признаётся, принимается общественностью, то она начинает выполнять регулятивную функцию в отношении поведения не только породившей её личности, но и социальной группы. Индивидуальные сознания служат как формой существования общественного сознания, так и единственным источником новообразований в последнем. Даже в такой сфере, как -моральное творчество, где авторство установить весьма сложно, возникновение новых ценностей и их утверждение в общественном сознании начинается с отдельных лиц, действия которых, особенно вначале, выглядели в истории как аморальные [136]. В общественном сознании нет ни одного компонента, который бы не был вначале элементом индивидуального сознания.

Социальная значимость идей, становящихся компонентами общественного сознания, может быть как позитивной, так и негативной. Например, идея «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…» обладала высшей степенью позитивной социальной значимости и мобилизовывала силы народа на борьбу с фашизмом. А идея Сталина об обострении классовой борьбы по мере строительства социализма обладала резко негативной социальной значимостью и обосновывала необходимость массовых репрессий. Негативную социальную значимость имела идея о построении развитого социализма, она маскировала застой нашего общества.