Что такое философия?

Размещено на http://www.allbest.ru/

ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ?

философия сциентизм мировоззрение метод

К этимологии слова «философия». Философия, если восстановить исходную этимологию этого слова, «есть ллюбовь к софии», что часто и весьма приблизительно переводится как «любовь к мудрости». В действительности же древнегреческое понятие «софия» значительно более емкое и сложное, чем просто «мудрость». Если бы в представлении Платона, закрепившего в европейской терминологии слово «философия», философ был просто мудрецом или любящим мудрствовать, то есть выяснять смысловую сущность вещей, он не стал бы вводить именно это слово «философ», говорящее о любви к софии, а остановился бы просто на слове «мудрец» (по-гречески «софист»). Дело в том, что под софией Платон имел в виду не благоприобретенное, субъективное свойство человеческого ума, а некое «великое и приличествующее лишь божеству» объективное качество разумно устроенного и гармоничного мира. Человек из-за своей прирожденной смертности и познавательной слабости не может, по мысли Платона, по-настоящему слиться с софией, он может только «любить» ее, почтительно и на расстоянии. Именно такой смысл вкладывал Платон в термин «философия» и отсюда более адекватным было бы перевести его как «любовь к истине», хотя и это не совсем точно.

Философия, таким образом, в своем зарождении мыслилась не как простое собрание истины, а как стремление к истине, как такой идеальный настрой души и ума человека, который способен привести к гармоничному равновесию как внутреннюю психическую жизнь человека, так и его сложные взаимоотношения с миром. Философия -- это как бы тот страж или индикатор истины, который находится в душе самого человека и не дает ему склониться перед каким- либо частным или субъективно привлекательным знанием, постоянно напоминая о необходимости соизмерять свои действия и мнения с более глубокой истиной о себе и о мире. Если допустить немного метафорической вольности, то философия в этом плане олицетворяет собою как бы коллективное выражение веры человека в смысл своего бытия, в существование истины мира и одновременно в свое высокое предназначение, выражающееся в стремлении к этой истине, к осмысленной и целенаправленной деятельности.

Именно с появлением философии в отличие от мифологического мироощущения в духовной культуре человечества закрепилось рефлективное (от греч. reflexio -- размышляю, оцениваю), а не непосредственно-эмпирическое отношение к миру, к себе и к своему мышлению, именно она создала тот интеллектуальный настрой и стиль мышления, который как бы зафиксировал особость положения человека в мире и потому его ответственность перед собой и перед миром.

Прошедшие два с половиной тысячелетия, принеся с собой все то смысловое разнообразие и духовное богатство, которое мы называем историей культуры, во многом существенно изменили и внутреннее содержание философии и внешние формы ее выражения. Вместе с тем она оставалась особым типом мышления, который не стремится к утилитарно-прагматическому или сугубо рациональному познанию, не отождествляет себя с пользой, истиной или мудростью, но обеспечивает тот особый настрой души и ума человека, который лежит в основе так называемого «философского отношения к жизни». В современных культурах философия также мыслится одной из форм общественного сознания, выполняющей синтетическую рефлексивную миссию по отношению к культуре в целом и имеющей свои особенности и в отношении типа мышления, и в отношении своих целей, и, конечно, прежде всего в отношении своего предмета.

В чем же состоит специфика предмета философии, отличающая ее от других форм общественного сознания?

Предмет философии. Прежде чем выяснить вопрос о соотношении философии с другими формами общественного сознания, в частности с наукой, нужно хотя бы в приблизительной форме попытаться определить, что же представляет собой предмет философии самой по себе, без сравнения с другими формами духовной активности человека. Ведь не начинаем же мы описание, например, физики с выяснения вопроса о ее соотношении с философией, но попытаемся прежде всего установить специфику предмета и метода физического познания, и лишь затем закономерно возникает вопрос и о его соотношении с философской проблематикой.

Философия -- это такая область духовной деятельности человека, которая основывается и на особом, философском типе мышления, лежащем в основе именно философского познания (о котором мы уже частично говорили), и на самостоятельности предмета философии. Причем если специфика философского типа мышления практически ни у кого не вызывала сомнения (даже противники философии признают за ней свой тип мышления, который, впрочем, активно ими критикуется,-- но это уже другой вопрос), то наличие у философии своего особого предмета познания оспаривалось и до сих пор оспаривается многими исследователями, особенно теми, кто абсолютизирует значение конкретно-научного знания.

Да, философия действительно не обладает таким же предметом, как, например, естественные науки, в том смысле, что предмет философского знания не локализован в пределах той или иной конкретной области знания и действительности, как, например, биология, география и т. д. Однако предмет у философии есть. и принципиальная невозможность указанной его локализации составляет его специфическую особенность.

Это та область духовной деятельности человека, в основании которой лежит рефлексия над самой этой деятельностью и, следовательно, над ее смыслом, целью и формами и в конечном счете Над выяснением сущности самого человека как субъекта культуры, то есть сущностных отношений человека к миру.

В отличие от мифологии философия как форма духовной активности человека возникла с появлением нового предмета и нового типа мышления -- с перенесением основного внимания с идеи бога на человека в его отношении к миру, то есть на человека, познающего, преобразующего и творящего этот мир, или же на человека, познающего, исполняющего или опротестовывающего божественную идею. С течением истории конкретное наполнение этой общей специфики философского предмета не однократно обновлялось, наполнялось все новыми и новыми смысловыми нюансами, но всегда в глубине философского знания лежала именно эта исходная установка на выяснение связи между человеком и миром, то есть на выявление внутренних целей, причин и способов познания и преобразования мира человеком.

Философия, таким образом, -- это не просто особая научная дисциплина, а еще и специфический тип мышления и даже своего рода «философичный» эмоциональный настрой, система мировоззренческих чувств, когда человек, как бы погружаясь в это «философическое» состояние духа, размышляет о мироздании, о добре и зле, прекрасном и безобразном, социальной справедливости, истине и лжи, о смысле и цели человеческой истории.

Процесс философского творчества отвечает глубинной потребности человека в разумном обосновании его места в потоке бытия, смысле жизни, исторического предназначения, личной свободы и сути окружающего.

Подлинно научная философия дает человеку возможность найти себя в безбрежном океане событий, глубоко осознать не только внешний, но и собственный духовный мир, осмыслить, в чем его предназначение в потоке бытия. Можно сказать, что каждый, хотя и в разной степени, нуждается в такой философии. Ведь она имеет дело прежде всего с человечески значимыми проблемами. Она не только рефлективно - теоретическая система, выражающая наиболее общее видение мира, но и система принципов, которая учит «искусству жить» разумно. Понятно, что нельзя ожидать от философии избавления от всех страданий, но она призвана и утешать, даря радость (теоретического, интуитивного) понимания, чувство интеллектуального и нравственно-эстетического наслаждения этим пониманием.

Будучи пронизана нравственным началом, она наряду с таким видом искусства, как художественная литература, по-своему берет на свои интеллектуальные плечи все основные боли эпохи. Ни одна специальная наука не решает проблем, занимающих философию. У философии же свое предназначение; ее изучение доставляет не только интеллектуальное, но и эстетическое и нравственное наслаждение, а главное -- это относится, разумеется, к передовой, гуманистической философии -- воспитывает чувство гражданственности.

Имеется ли внутреннее деление философской проблематики, в целом ориентированной на выявление взаимоотношений человека с миром? Еще в самой античности такое деление уже было намечено, хотя, конечно, оно не совпадает полностью с современной структурой. философского знания, и прежде всего потому, что античная философия включала в себя тот состав знания, который впоследствии отошел к естественным наукам.

И все же уже в античности говорилось и об онтологии-- учении о бытии, и о гносеологии или эпистемологии -- учении о познании, и о логике -- учении о формах мышления. Античной культуре было свойственно глубокое взаимопроникновение не только философии и учений о природе, но и тех областей духовной активности, которые в новое время получили название гуманитарных и распределились по своим отдельным дисциплинам. Так, в античности еще только начинали зарождаться этика как отдельная наука, эстетика как наука о гармоничном строении мира и соответствующем отношении к нему человека; в еще более подчиненном виде существовали в античности социальная философия и история философии. Кроме того, философия включала в себя и основы языкознания, и риторику, и поэтику, и музыкальную гармонию, и вообще всю область современного гуманитарного знания.

Всем этим областям знания еще только предстояло найти свое место и окончательно утвердиться в своих отношениях с философией, которая при их зарождении подчиняла их своей специфической задаче, более того, и сегодня вопрос о соотношении всех этих форм духовной активности человека с философией не может считаться решенным, и сегодня в центре внимания большинства исследователей философии стоит проблема разделения собственно философского знания и знания специальных наук.

О природе философского знания. Здесь на первый план выступает уже не столько проблема предмета философии, как такового, сколько соотношения философии с другими формами общественного сознания, причем если, например, в средневековье камнем преткновения был вопрос о соотношении философии и религии, а тем самым философии и области гуманитарного знания, то с нового времени больше дискутируется вопрос о соотношении философии, во-первых, с политикой, а во-вторых, с наукой, в основном -- с естественными науками; вместе с тем не ослабевает интерес к вопросу о соотношении философии с искусством и науками гуманитарными.

В чем же тут видится проблема, почему на первый взгляд, казалось бы, ясное положение дел (кто же не знает, чем философ отличается от политика или физика?) вызывает тем не менее незатихающие споры? Дело в том, что философия занимает особое место в культуре, являясь одновременно и тем фокусом, в котором сходятся лучи от всех других областей познавательной и практической (политической, эмоциональной, эстетической и др.) активности человека, и своего рода общим энергетическим импульсом для всех этих форм интеллектуальной, эстетической, общественной деятельности человека.

Каким именно образом философии, обладающей своим собственным предметом исследования, удается вместе с тем выполнять и обобщающую, и стимулирующую миссию для других форм творческой деятельности, остается до сих пор одним из самых дискуссионных вопросов.

История культуры знала практически все возможные варианты ответа на этот вопрос о том конкретном месте, которое занимает или должна занимать философия в общей системе культуры, о той роли, которую играет философия в политической жизни и в процессе познания, начиная от панфилософской позиции, согласно которой философия вбирает в себя все богатство других наук, являясь их обобщением и признанным лидером, и кончая полным отказом от философии как содержательно исчерпавшим себя историческим реликтом, который был необходим лишь в периоды, во-первых, стихийно развивавшейся общественной жизни и, во-вторых, недостаточного развития специальных наук. Сторонники панфилософских взглядов получают заслуженные упреки в схоластическом догматизме, а сторонники изгнания философии с карты человеческого знания вынуждены отвечать на не менее заслуженные упреки в эклектизме и эмпиризме.

В чем же дело, почему вопреки очевидной реальности высказываются все же столь парадоксальные и разные мнения, одно -- об «отмене философии», другое -- о необходимости ее абсолютного господства?

Действительно ли дело тут в том, что одна сторона стремится раздвинуть границы философского знания до пределов человеческого знания вообще, а другая хочет полностью исключить из культурного опыта само понятие философии? Нет, все обстоит гораздо сложней. В глубине этих споров лежат все те же уже упоминавшиеся нами и вызывающие столкновение мнений, борьбу идей три взаимосвязанных вопроса -- о природе философского знания вообще, о предмете философии и о соотношении философии с политикой, со специальными науками и другими видами творческой активности человека.

Все эти три вопроса имеют для современного ума одну общую глубинную установку, общий вопрос, который не сразу виден в их частных формулировках. Он заключается в следующем: является ли философия естественным следствием развития потребностей человеческой жизни, то есть имеет ли объективные причины для своего существования, или же она есть всего лишь форма политической идеологии либо абстрактное мудрствование по поводу проблем, не решенных еще другими науками?

Сторонник последней точки зрения, видящий в философии лишь временное самоуспокоение неудовлетворенного ума, ответил бы на этот вопрос примерно так. Философия когда-то могла иметь и имела статус особой науки, особой формы познания, как, например, в античности, когда она была, по существу, тождественна всей культуре того времени. Но к ХХ в., веку небывалой ранее дифференциации знания, когда каждый частный вопрос отошел к своей отдельной науке -- к логике ли, к языкознанию ли, к физике ли, у философии уже не осталось «своей земли», она потеряла свою былую магическую силу. Тем более, добавил бы современный противник философии, что ныне она открыто заявила о своих политических или социальных основаниях и интересах, сохранив лишь свою идеологическую функцию, но в таком случае стоит ли называть «философией», скажем, ту или иную политическую доктрину. Слово «философия», с этой точки зрения, должно быть торжественно сдано в архив истории, а дело философии должны продолжить, с одной стороны, частные науки, а с другой -- политика и идеология

Это, конечно, крайне заостренная позиция, которой противопоставляется другая крайность, то есть позиция, согласно которой философия не только не «окончилась», но, наоборот, почти так же, как в античности, приобрела абсолютную синтетическую функцию. Какова же примерная аргументация сторонника этой точки зрения? Философия, сказал бы он, впервые в истории осознала свое истинное место царицы наук, заменив столь долго царствующую религию. Впервые она приблизилась к общественной жизни настолько, что стала влиять на нее не только косвенно, но и прямым путем. И впервые же философия получила право на оценку и даже решение конфликтных проблем не только общественно-политической, но и экономической и даже научно-академической жизни. Если мы не будем открыто признавать эту руководящую роль философского мышления, если мы согласимся, что некогда царственное здание философского знания по кирпичику распалось в пользу частных наук, то мы тем самым лишимся единства нашего духовного мира, которое одно только и способно поддерживать нас в наших практических действиях.

В подобной позиции мы можем узнать знакомые интонации того времени в развитии нашей философии, когда она в целях сохранения своего положения царицы наук пыталась нередко схоластически и догматически навязать свой диктат другим наукам. Это время не столь уж отдалено от нас, чтобы мы могли забыть все сопутствующие ему голоса и точки зрения, проникшие в само общественное сознание.

Описанные две крайние позиции в вопросе о месте философии являются столь жесткими не только потому, что в них выразилось беспокойство о возможности ситуации диктата (в том числе политического, идеологического) со стороны философии, но также и потому, что в их основе лежит такое же заостренно полемическое отношение и к проблеме соотношения философии с наукой.

Что касается соотношения философии и политики, то это, с одной стороны, сама собой очевидная, а с другой -- весьма сложная в своих деталях проблема. Конечно, философия не может подменить собой политическое сознание, и тем более последнее не может стать философией. Это две принципиально разные формы общественного сознания, отличающиеся и по своему предмету, и по методам мышления и, главное, по своим целям. Вместе с тем, конечно, между ними существуют и содержательный, и эмоциональный, и деятельный (функциональный) контакты, причем эта их взаимосвязь наиболее полно проявилась в ХХ в. Однако из этого бесспорного и уже общепризнанного факта тесной взаимосвязи философского и политического мышления ни в коем случае не должен следовать вывод о «конце философии». (Подробнее о взаимоотношении философского и политического мышления будет сказано в дальнейшем.)

Те, кто отрицает необходимость философии в наше время, отрицают ее политические претензии на том основании, что она не признается, с этой точки зрения, наукой. Для тех же, кто, напротив, видит в философии такую форму общественного сознания, которая должна обобщать и управлять всеми другими его формами, она является именно и прежде всего наукой. В первом случае имеет место умаление роли философии из-за того, что она не является наукой, во втором случае -- возвышение философии именно потому, что она «научнее всех наук», так как способна даже влиять на общественную эволюцию.

В обоих случаях проявляется именно широко распространенное ныне представление о том, что единственной истинной формой познания может быть только рациональное, научное познание, причем в том понимании слова «наука», какое оно имеет в естественнонаучной области. Эта методологическая установка на рациональное научное познание, занижающая роль и значение всего не имеющего столь строго рациональной формы, получила название «сциентизм» (от англ. вс1епсе -- наука). Позиция сциентизма настолько влиятельна, что вопрос о соотношении философии и науки необходимо рассмотреть отдельно.

Проблема научности философии и ограниченность сциентизма. Сначала немного истории. До Х1Х в. наука занимала в европейской культуре почетное и особое, но все же третье или даже четвертое место после религии, философии и искусства. Кризис религиозного мироощущения в пользу философии, с одной стороны, и триумф научного рационального мышления перед интуитивными методами искусства -- с другой, привели в Х1Х в. к тому, что наука вышла в этой условной системе ценностей на второе после философии место. В ХХ в., несмотря на достаточно серьезный кризис рационализма в первые два или три десятилетия, престиж научного знания поднялся настолько высоко, что, по существу, наука стала занимать по негласной системе ценностей, действующей в общественном сознании, уже не второе, а первое место. Сама дилемма «конца» или «расцвета» философии, о которой мы говорили выше, спровоцирована именно сциентистским мышлением, с позиций которого эта дилемма звучит следующим образом: если философия не наука, то она должна отступить со своих позиций, а если философия свои позиции не сдаст, значит, она наука.

Такая постановка вопроса не может, конечно, считаться правомерной. Нельзя однозначно решить вопрос, наука ли философия, потому что, с одной стороны, даже если философия и является наукой, то далеко не в том смысле, в каком научны естественные науки, а с другой стороны, даже если философия и не является наукой, она не лишается тем самым каких бы то ни было атрибутов научного знания. Рассмотрим эту проблематику подробней.

Что именно «антинаучного» видится сциентистски ориентированному уму в философском знании?

Прежде всего, сциентист упрекнет философию в недоказуемости и принципиальной непроверяемости ее истин, в том, что философия не является точным знанием и даже, наоборот, настолько неточна, что приближается в этом смысле скорее к искусству, чем к науке. Этот упрек философии далеко не нов: еще античные скептики порицали философию за то, что она не способна давать неопровержимые истины, однако сциентисты забывают при этом, что античные скептики точно так же критиковали за отсутствие доказуемости и саму науку. Не менее критична была настроена, говорят современные сциентисты, и эпоха Просвещения. Предоставим слово Руссо: «Я только спрошу: что такое философия? что содержат писания наиболее известных философов? каковы уроки этих друзей мудрости? Если их послушать, разве нельзя их принять за толпу шарлатанов, что кричат каждый свое на общественной площади: идите ко мне, только я один никогда не ошибаюсь? Один утверждает, что тел вообще нет в природе, и что все есть мое представление о них, другой, что нет ни иного вещества, кроме материи, ни иного бога, кроме вселенной. Этот заявляет, что не существует ни добродетелей, ни пороков и что добро и зло в области нравственности -- это выдумки; тот - что люди суть волки и могут со спокойною совестью пожирать друг друга»

Однако сциентисты не учитывают при этом, что эпоха Просвещения отнюдь не ратовала за разрыв философии и науки, но, наоборот, призывала к их гармоничному слиянию против господствовавшего тогда религиозного мироощущения.

Это вековечное сомнение в пользе и достоверности философского знания достигло в наше время с точки зрения сциентизма своего апогея. Можно ли сегодня серьезно относиться к философскому способу рассуждения, если каждому аргументу здесь может с одинаковой убедительностью быть противопоставлен и контраргумент, если философы не способны применять в своей области строго научные доказательные и верифицируемые методы, выработанные математикой и естествознанием? Более того, философия не способна не только на опытную доказуемость своих принципов, но и тем более на результативное предвидение. Человеческому разуму доступны-де такие предсказания, которые основаны лишь на знании, добываемом посредством опыта, наблюдения и эксперимента, скажем, в физике, биологии и других частных науках, но он «теряет почву под ногами», как только покидает пределы опыта и пускается в половодье универсальных, глубинных проблем и тем более гипотез о будущем. А поскольку, рассуждают представители сциентизма, не существует критерия достоверности философского знания, то философия не может считаться наукой, обладающей предсказательное силой.

В этих своих рассуждениях об отсутствии предсказательной силы у философского знания сциентисты часто опираются на известный афоризм Гегеля о сове Минервы, в котором немецкий философ с горькой иронией отмечал, что философия претендует на то, чтобы поучать мир, но всегда приходит для этой цели слишком поздно. Само ее появление именно с данным содержанием на исторической арене означает, что солнце уже закатилось. «Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, это показывает, что некоторая форма жизни постарела, и своим серым по серому философия может не омолодить, а лишь понять ее; сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек»

Сциентист, отрицающий научность философии, стремится умалить ее значение вплоть до полного растворения в области элементарной житейской мудрости.

Что касается сциентиста, сторонника возрождения философии, то он мыслит ее не только обладающей течи же, что и естественные науки, точными методами, но и как бы «сверхнаукой», которая не только может обобщать на своем философском уровне достижения частных наук, но и непосредственно управлять их дальнейшим развитием. При этом делается вывод, что вместе с общим движением культуры ко все большей рационализации рационализируется и философия, превращаясь тем самым в науку почти в прямом (более того -- естественнонаучном) смысле этого слова.

Однако стремление к рационализации философского знания по образцу естественных наук может привести не только к позитивному по своему историческому смыслу возникновению таких действительно необходимых новых наук, как, например, социальная психология, но и к объективно негативным последствиям -- к исчезновению философии как особой формы знания.

Так что же, спросит читатель, можно ли согласиться с теми сциентистами, которые отказывали философии в ее праве на существование потому, что она не наука? Или же -- и это еще одна не затронутая нами пока версия -- философия имеет право на существование, но ее методы, цели и средства не должны при этом уподобляться соответствующим целям, методам и средствам естественных наук, а, значит, должны быть иррациональными наподобие экзистенциальной философии Запада?

Эта последняя точка зрения, в отличие от первых двух, основана не на сциентистских, а на антисциентистских взглядах, согласно которым философия противопоставлена науке как высшая, постигаемая только иррациональными или интуитивными средствами, истина -- истине низшей, утилитарной, ведущей к удовлетворению одних только низменно-материальных потребностей человеческого существа. Крайнее выражение этой позиции заключается в том, что ее сторонники говорят о принципиальной неприемлемости каких бы то ни было научных методов для решения собственно философских проблем, о том, что философия может выполнить свою историческую миссию только в том случае, если она откажется от самой попытки мыслить научным образом.

Как бы ни казалась странной такая позиция в век научно-технической революции, открывшей человечеству и тайны микромира, и закономерности космических процессов, она приобретает немало своих сторонников. Современный иррационализм - это реакция на описанные выше крайности сциентизма, это вотум недоверия рациональным доктринам, как в области науки, так и в области политики. Не следует ли из этого, что философия не должна стремиться к научности, если уже и сама порожденная нашим временем установка на приоритет научно-рационального познания испытывает все возрастающий кризис?

Между тем вопрос о соотношении философии и науки не может быть решен однозначно, как того хотелось бы всем трем описанным выше вариантам его решения. Все дело в том, что в современном общественном сознании между философией и наукой установились сложные взаимоотношения, при которых, с одной стороны, между ними не ставится знака равенства, а с другой -- не ставится и непроходимой преграды.

В чем же состоит это сложное взаимоотношение философии и науки? По каким параметрам между ними устанавливается соответствие и различие? Наука строится на эксперименте и на создании такого знания, которое сохраняет свою истинность независимо от изменившихся условий человеческого существования. Научная истина как бы безразлична к человеку, она объективна. Но и философия тоже ищет, прежде всего, объективную сторону, свою особую форму согласованности с действительностью. Так как философия лишь по форме отличается от других видов познания, пишет Гегель, то необходимо, чтобы она тоже по-своему согласовалась с действительностью и опытом

Философия не может строиться по естественнонаучному образцу, она имеет свою меру точности и свою меру доказательности. Философия так же объективна, как и наука, в том смысле, что предметом философии является не субъективное ощущение человека, а объективная природа его отношения к миру.

В истории философии нет однолинейности развития и последовательности, присущей логическому ходу научной мысли, той или иной сугубо рационально выверенной теоретической системе. Философская мысль движется в виде множества линий, как бы вонзаясь в свой предмет с самых разнообразных сторон. И даже форма предвидения, свойственная философскому мышлению, значительно отличается от научных гипотез. Философия дает как бы тот общий познавательный стимул, который во многом способствует появлению конкретных естественнонаучных гипотез. То же относится и к социальным прогнозам философии: имея в своей основе общее направление социальной эволюции человечества, философский прогноз не может вместе с тем стремиться к обоснованию конкретных деталей будущего, что является уже делом частных наук. Там же, где философия пытается предсказать конкретные детали этой эволюции, там и это уже можно сказать с уверенностью -- происходит рационализация философии по образцу точных наук, и там, собственно, либо философия, как таковая, исчезает, либо же она становится препятствием на пути свободного развития науки.

Отдельно стоит вопрос и о так называемой синтетической миссии философии, согласно которой философия призвана обобщать достижения частных наук. Что значит это философское обобщение? Если философия будет стремиться к, своего рода, подведению итога истории познания, то она поставит перед собой неразрешимую задачу, ибо человеческий ум исторически и индивидуально ограничен. Это было в той или иной степени возможно во времена Аристотеля, но сегодня ни один сколь угодно одаренный и широко образованный человек, даже наделенный феноменальной памятью, не может быть «как у себя дома» в любой из конкретных областей научного знания. Да этого и не должно делать философское мышление, оно не может подменить специалиста в его конкретной области. Обобщение -- это рациональный по своей форме мыслительный акт, и он должен совершаться в пределах той частной науки, результаты которой подвергаются этому обобщению. Другое дело -- интеграция знаний. Здесь действительно философия одной из первых, еще до реального формирования смежных дисциплин, может найти точки соприкосновения и единство исходных принципов разобщенных наук. Но и интеграция данных частных наук не может считаться основной задачей философии -- это лишь ее побочная функция, у нее есть свой особый предмет и, следовательно, свои особые цели и особые средства достижения этих целей.

Философия -- это не охранительный или регламентирующий орган в «государстве наук», но самостоятельная область духовного знания, участвующая в непосредственном производстве идей, а не в их принудительном распределении и регламентировании.

Другое дело, если выводы частных наук будут использоваться в тех или иных идеологических или философских целях -- здесь уже философия, продолжая оставаться в своих владениях, не только может, но и должна произвести обобщающую работу. Философски-мировоззренческий настрой ученого может способствовать или не способствовать успехам его профессиональной деятельности, и здесь философия, безусловно, играет существенную роль. Вместе с тем она не может руководить самой этой профессиональной деятельностью, приоткрывая одни и преграждая другие пути поисковой работы в частных науках. Философия может и должна мировоззренчески реагировать на ранее казавшиеся фантастическими фундаментальные открытия частных наук -- будь то идея Большого Взрыва или методы генной инженерии, и в этом смысле философия есть мировоззренческий интерпретатор достижений всех других областей знания. Но философия не может и не должна вмешиваться в сам процесс научного творчества, не может и не должна волевым порядком решать, какое из новых, пусть даже спорных с научной точки зрения направлений имеет право на существование, а какое - нет.

Нам осталось ответить еще на два вопроса, которые в проблеме соотношения между философией и наукой играют существенную роль: это, во-первых, столь значимый для современной ситуации вопрос о соотношении логически рационального и интуитивного и, во-вторых, не менее значимый вопрос о значении личности философа или ученого для результатов их деятельности. Начнем с первого вопроса. Было бы неверным считать, что наука -- это только логически рациональное, а философия и искусство -- это только интуитивное. Однако также было бы неверно и противоположное толкование философии только как сугубо рационального, рассудочного знания, что нередко встречается в сциентистски ориентированных направлениях. Сила и значение той или иной философии не столько в чисто логической доказательности, сколько в глубине ее прозрений, в способности ставить новые проблемы, достигать лучшего понимания важных сторон человеческого бытия и человеческой деятельности, наконец, в способности быть источником и стимулом дальнейшего движения философской мысли и методологическим средством научного познания и практически-преобразовательной деятельности.

Однако глубина интуитивных прозрений, способность к прогнозирующему стимулированию научного познания не значат, что философия может уподобиться мистическому оракулу, вещающему о непонятно как и откуда пришедших к нему и неподдающихся рациональному выражению истинах. Отдавать должное интуитивно-иррациональному не означает игнорирования рационализма вообще и особенно необходимости доказательности философской формы выражения истины. С другой стороны, ориентация на логически-рациональное, свойственная естественным наукам, также не отрицает существенной роли интуитивных прозрений в естественнонаучной деятельности. Интуиция и руководствующийся логикой разум нераздельны в любом виде человеческого творчества, их союз есть обязательный элемент в рождении любой истины, в любом действительно творческом процессе. Разница между философией и наукой в этом отношении заключается в том, что наука стремится к такой логической выстроенности своих положений, каждый этап которых подтверждается как экспериментальной, так и теоретической проверкой, что в конечном счете ведет к независимости естественнонаучных положений от открывающих и излагающих их ученых, от субъективного фактора вообще, а философия, напротив, стремится к такой выстроенности своего знания, которая обязательно обладает глубокой мировоззренческой убедительностью (при всем, конечно, сохранении важности рациональных моментов). Вспомним наше собственное восприятие лучших философских и научных текстов: первые построены так, что лично нас убеждают (таковы и диалоги Платона, и тексты Канта, и творения Гегеля, и философский стиль К. Маркса и В. И. Ленина), специальные же научные тексты построены так, чтобы последовательно и исчерпывающе описать объект и не пропустить при этом ни одного звена в логической цепи доказательств, иначе такой текст потеряет для нас свою научную доказательность, точно так же как излишне формализованный и схематизированный философский текст перестает восприниматься как именно философский. Это различие вызывается в конечном счете различием в самих предметах науки и философии. Действительно, исконная собственно философская проблематика, то есть принципы соотношения человека и мира, не поддается естественнонаучным методам. Философия как наука требует строго продуманного метода, теоретической доказательности своих положений, упорядочивания понятий, категорий, принципов, законов в определенной системе. Она сродни общетеоретическому уровню науки, но взятому в его интегральном виде.

Однако философия -- не просто наука. Она не располагает эмпирическими приемами исследования, хотя и опирается на непосредственный жизненный опыт мыслителя. И проверка истинности и жизненности философского учения подтверждается, как правило, не отдельными экспериментами и наблюдениями, а веем потоком событий жизни.

С проблемой специфики философии связан и второй из выделенных вопросов -- о значении личности человека при создании философского или научного текста. Конечно, и в науке и в философии, как и в любой другой форме деятельности, человек играет настолько существенную роль, что без него невозможно было бы само существование этих форм деятельности, причем здесь речь идет уже не только о человеке вообще как об условии ситуации познания, не о человеке как таковом, но именно о личности как человеке с определенным творческим потенциалом. Не будь Эйнштейна, теория относительности все равно была бы, конечно, открыта личностью, равной ему в своих творческих потенциях. Точно так же, не будь Маркса, диалектический материализм все равно вошел бы в историю философии, но вошел бы благодаря деятельности столь же одаренной личности.

И все же именно здесь имеется и различие между специальными науками и философией. Философия в этом отношении ближе к искусству, а в искусстве, как известно, ситуация несколько иная, чем в науке. Не будь, например, Байрона, романтизм все равно сменил бы классицизм и сентиментализм -- это объективная логика развития искусства,-- но в любом случае без Байрона история культуры не знала бы конкретного образа Чайльд-Гарольда, а без Достоевского не было бы образа князя Мышкина. Личность в искусстве в принципе незаменима. Здесь можно только или абсолютно терять, или абсолютно приобретать.

Попытки унифицировать философию, то есть выхолостить в ней всякий личностный момент, приводят лишь к догматизму и начетничеству, и вместо действительно философских текстов мы получаем поток однообразной псевдофилософской литературы. Философия, так же как и искусство, может развиваться только там и тогда, где и когда приветствуется прежде всего личностное начало. Без личностной энергии и личностного творческого пафоса философия становится «на поток» и превращается в усредненную идеологию. Человек в его отношении к миру -- основной предмет философии, и человек же как личность -- единственно возможный субъект философии. Философия утверждает человека в качестве высшей ценности мира, в качестве точки отсчета философского знания, и поэтому это знание неизбежно должно быть обличено также в личностную форму.

Мы здесь вплотную подошли к чрезвычайно сложной проблеме, которая не получила еще достаточно адекватной разработки, но без хотя бы частичного упоминания которой вопрос о предмете и природе философского знания и о его соотношении с знанием научным не был бы охвачен полностью, а именно -- к проблеме философской формы, то есть языка и стиля философии.

Язык и стиль филосовского мышления. Вопрос о языке философии имеет несколько различных сторон. Мы коснемся здесь мышления лишь некоторых из них. В самом деле, имеет ли философия, будучи особой формой общественного сознания и потому основываясь на своеобычном стиле мышления, свой особенный язык, отличается ли философский текст от текстов социологических, экономических, политических и т. п.

В недрах самой философии существовали специальные направления, посвященные анализу языка философских текстов, причем основным тезисом, например, Венского кружка (Л. Витгенштейн) был тезис о том, что философия всегда будет заключать в себе возможность двусмысленности и догматизма, если в корне не изменит принятого в ней способа изложения. Философия, с этой точки зрения, сама виновата в своей бездоказательности и содержательной пустоте, так как «попала в сети» многочисленных ловушек естественного языка. Чтобы избежать такой ситуации, необходимо, говорил Витгенштейн, произвести «терапию философского языка» и тем самым добиться, чтобы в философии были преодолены многосмысленность и принципиальная неточность естественного бытового словоупотребления. Однако подобная «терапия» усматривалась им и его последователями в крайней формализации философского языка, сближении его с языком математики и современного естествознания. Между тем, будучи во многих отношениях восприемницей лексикона и синтаксических средств не только науки, но и искусства, философия, как это установлено в специально посвященных данной проблеме работах, имеет свой собственный, основанный на особом -- философском стиле мышления язык, в котором нашли отражение и специфика предмета философии, и тот особенный мыслительный настрой, который связан именно с «философствованием». Так же как и другие виды и жанры речи, философия разработала свою особенную форму употребления языка, отличающуюся и модальным настроем, и риторическими приемами, и своеобразием в форме сочетания логического и эмоционального начал. Истинно философский текст не может быть спутан с текстами из научной, публицистической или художественной области. Между этими основными формами использования языка есть, конечно, множество переходных ступеней, но специфика каждого из них настолько очевидна и в общем-то настолько непосредственно воспринимается читателем, что и при любых синтетических переходных стилях всегда можно определить основную принадлежность текста либо к науке, либо к искусству, либо, наконец, к философии.

Мы оставим сейчас в стороне те конкретные выводы и рекомендации, к которым пришли исследователи в области философского языка, -- это специальная и узкопрофессиональная тема, подчеркнем лишь то обстоятельство, что пристальное внимание к языку философии обнаружилось именно на фоне проявляющихся здесь болезненных и негативных процессов.

Так, отчетливо проявляет себя такой болезненный симптом, как оторванная от конкретного смыслового содержания пустая словесная игра. Философское мышление нередко злоупотребляет словом. Это прежде всего относится к идеалистическим системам, в которых схоластический вербализм порой обретает наиболее запутанные и отрешенные от потребностей мысли формы. Еще английский философ Ф. Бэкон в учении об идолах подверг острой критике этот схоластический вербализм, который в карикатурном виде воспроизводит некоторые черты схоластических приемов словесной мякины. Однако было бы несправедливым упрекать в этом только идеализм. К сожалению, и в нашей философской литературе наблюдаются явления наукообразного философствования в нарочито усложненной словесной форме, когда мысль тривиальна, а текст являет собой густую чащобу слов, что создает иллюзию глубокомыслия при реальной тривиальности. Отрицательно сказывается на языке и догматизация содержания философских текстов, что выражается в их анонимности (обезличенности), замене доказательности пустой риторикой, в стертых языковых штампах.

Преодоление этих явлений тем более необходимо, что значение философии, ее языка, принятых в ней приемов аргументации и убеждения для формирования общественного сознания (особенно в нашей стране) трудно переоценить. Философия несет прямую и огромную ответственность за состояние духовной атмосферы в жизни нашего общества, за все формы общественного сознания, а также за духовный мир личностей, созидающих новое общество.

Для философского языка неприемлем обезличенный усреднённый стиль. Все выдающиеся философы, при наличии у них соответственно философского языка, отличались как индивидуальным содержанием своих идеалов, так и индивидуальным языковым стилем. Этот язык был глубоко индивидуален не только у Платона и Аристотеля, Канта, Шеллинга, Гегеля и Шопенгауэра, но и у Маркса, Энгельса и Ленина. Мы сразу же узнаем ленинский страстный философский язык и сразу же узнаем сдержанную мощь языка Маркса. Философский язык не должен быть личностно и предметно неразличим -- как будто писал один усредненный и унифицированный механизм. Обладая индивидуальной окраской, он должен к тому же четко отличаться от языка ученых - естествоиспытателей, социологов, экономистов, политиков.

Итак, и в проблеме философского языка мы пришли к тому же выводу, что и в конце раздела о соотношении философии и науки: человек, его уникальная личность, будучи, во-первых, предметом философии, во-вторых, единственным субъектом любого знания вообще и тем более философского, является также и непременным атрибутом философии и в области языковой формы. Личностная унификация, бывшая в продолжение длительного времени одним из камней преткновения для нашей общественной жизни, постепенно сменяется личностно индивидуальными формами творческой активности, в том числе и в философии, как в области содержания, так и в области стилистического разнообразия философских текстов.

Философия и её человеческое измерение. Сейчас мы можем уже более развернуто определить предметный состав философии ее человеческого знания, чем в самом начале этого раздела. Действительно, что же конкретно имеется в виду, когда говорится, что в центре внимания философии находится человек в его соотношении с. природным и социальным миром? Во-первых, следует подчеркнуть, что философия рассматривает человека не как объект (объектному рассмотрению человека посвящены гуманитарные, общественные науки -- такие, например, как психология), но как субъект. Во-вторых, предметом философии является не индивидуальный субъект с его особенными качествами, но субъект как общее, субъект как универсальная категория, противопоставленная столь же универсальной категории объекта. В этом смысле философия рассматривает не только, скажем, проблему «я», но проблему соотношения этого «я» с другими «я», проблему понимания (герменевтика) как одну из центральных проблем теории познания (гносеологии). В-третьих, философия направлена на то, чтобы освободить человеческое мышление от тех разнообразных (рациональных, формальных, интуитивных и пр.) ловушек, которые гнездятся внутри этого мышления. К ним, в частности, относится замутненное видение реальности сквозь словесные средства ее выражения, что требует умения корректировать мыслительные операции и средства с реальной действительностью. Другими словами, философия должна освобождать человеческий ум от скрытых в нем самом препятствий к адекватному восприятию мира. В этом смысле философия, будучи лучше частных наук подготовлена к преодолению наиболее распространенных предрассудков разума, таких, например, как недоучет различий в способах употребления понятий, в значениях слов и т. д., выполняет миссию методологического чистилища для ищущего себе верную дорогу опытного и вообще частнонаучного знания. В-четвертых, философия рассматривает не просто человека как субъекта, но человека в его отношении к миру. В этом плане она должна находить общее в мире объектов и в мире субъекта, то есть универсальные законы бытия, но главное -- установить форму отношения субъекта ко всему многообразию объективных явлений, иначе говоря, определить то конкретное и уникальное место, которое занимает человек в универсуме бытия. В этом заключается мировоззренческая функция философии, так как без общей мировоззренческой установки невозможна никакая активно-творческая деятельность человека. В-пятых, философия должна ответить на центральный вопрос, возникающий при рассмотрении отношения человека к миру, на так называемый основной вопрос философии -- о первичности объективного или субъективного бытия. Эта проблема включает в себя вопрос о формах отражения субъектом мира объектов, о способах установления правильности, истинности «субъективного образа объективного мира». И наконец, в-шестых, философия должна обосновать свой предмет как универсальный стержень процесса познания вообще. Поэтому и вызывает повышенный интерес проблема «человеческого измерения» философии. Порой за исходную аксиому философии принимается утверждение, что Вселенная сама по себе является такой, какой мы ее воспринимаем. Но ведь многое в ней недоступно нашему восприятию. Человек является непосредственным свидетелем природных процессов только строго определенного типа, процессы же иного типа протекают «без свидетелей». Поэтому точнее было бы сказать, что Вселенная представляется нам такой именно потому, что мы в качестве наблюдателей задаем ей вполне определенные, детерминированные нашей человеческой сущностью вопросы. Вселенная, в которой мы живем, в самой своей природе «предполагала» появление жизни и, следовательно, человека, поэтому между существованием человека и фундаментальными свойствами Вселенной имеется непосредственная связь. Раскрытие этой связи и является существенной задачей науки и философии.

ФИЛОСОФИЯ -- ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ОСНОВА МИРОВОЗЗРЕНИЯ

Мировоззрение: сущность и жизненный смысл. Мировоззрение есть система обобщенных чувствований, интуитивных представлений и теоретических взглядов на окружающий мир и место человека в нем, на многосторонние отношения человека к миру, к самому себе и к другим людям, система не всегда осознанных основных жизненных установок человека, определенной социальной группы и общества их убеждений, идеалов, ценностных ориентаций, социально -политических, нравственных, эстетических и религиозных принципов познания и оценок. Мировоззрение -- это своего рода духовный каркас структуры личности, класса или общества в целом. Наличие мировоззрения -- показатель зрелости не только личности, но и социальных групп, политических партий. Субъектом мировоззрения, следовательно, являются и личность, и социальная группа, и общество в целом. При этом человек в своем индивидуальном развитии становится личностью только тогда, когда у него формируется определенном мировоззрение, вне которого он еще не есть личность в собственном смысле слова.

Мировоззрение -- это разноуровневое духовное образование, в котором совмещаются в единый клубок нити и житейских воззрений с их рациональными и иррациональными элементами, рассудок и предрассудки, научные, художественные и политические воззрения. Исторически исходным в содержании мировоззрения являлись представления обыденного сознания, мифологические и религиозные взгляды, игравшие определенную роль в закреплении форм социальной организации жизни человеческих коллективов. С развитием практически познавательной деятельности, с выделением науки в особую сферу жизни содержание мировоззрения становится все более научным и удельный вес научности здесь неуклонно возрастает.

Основной вопрос философии. Материализм идеализм. За решение какой бы проблемы ни взялся философ, как бы он ни разматывал нить философской мысли, он рано или поздно натолкнется на вопрос, который ему не обойти, как бы ему этого ни хотелось. Это и есть основной вопрос философии -- вопрос об отношении мышления к бытию. «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии,-- согласно Ф. Энгельсу,-- есть вопрос об отношении мышления к бытию». Столкнувшись с этим вопросом, философ должен волей-неволей выбрать для себя позицию, которая будет определяющей для всей его философии,-- материалистическую или идеалистическую.